Убийство в стиле винтаж Марш Найо
Они замолчали. Аллейн попросил притормозить у телефонной будки, чтобы позвонить в Скотленд-Ярд. Ему передали новости от Бэйли, все еще работавшего в доме мисс Куэйн. Сержанта заинтересовала промокашка, лежавшая на ее столе. Там была найдена запись «на каком-то иностранном языке». При этих словах Аллейну показалось, что он буквально слышит пренебрежительные нотки в голосе Бэйли. Полицейские разобрали только вчерашнюю дату и адрес: «Мадам графиня де Барсак, шато Барсак, Ла-Луз, Э. и Л., Франция». Адрес проверили по адресной книге. Кроме того, на промокательной бумаге и скомканном листе, лежавшем в мусорной корзине, обнаружили что-то очень похожее на завещание. А еще звонил мистер Раттисбон и обещал перезвонить позже.
– Намотайте себе на ус и пустите в дело, – посоветовал Аллейн, пересказав все это Фоксу.
Машина свернула на Лаундес-сквер и подъехала к дому, где жил месье де Равиньи.
Брэскомб-чемберс оказалось собранием маленьких квартирок, и месье де Равиньи, судя по всему, занимал лучшую из них. Она находилась на пятом этаже. Аллейн и Фокс поднялись на лифте.
– Здесь есть свободные квартиры? – спросил Аллейн у лифтера.
– Да, сэр. Одна. На верхнем этаже.
– Сколько в ней комнат?
– Три гостиных, спальня, комната для прислуги, ванная и прочее, – ответил лифтер. – Плюс полный пансион. У нас гостиничное обслуживание.
– Вот как. И центральное отопление во всем доме?
– Да, сэр.
– Не представляю, как можно обойтись без живого огня, – признался Аллейн.
– В самом деле, сэр? Но современные электрокамины довольно убедительны. В пятом номере есть даже эффект пылающих дров.
– Неужели? Случайно, не у месье де Равиньи?
– Нет, сэр. У него обычные нагреватели. Мы приехали, сэр.
– Ах да, простите. Спасибо.
– Вам спасибо, сэр.
Дверь открыл неприметный сдержанный мужчина с тщательно выбритым лицом. Из глубины квартиры доносились звуки пианино. Месье дома? Подождите минутку. Мужчина взял у Аллейна визитную карточку и через короткое время вернулся. Да, месье дома и будет рад их принять. В квартире было почти жарко. Прихожая, где они оставили шляпы, встретила их теплом и особой атмосферой, напоминавшей концертный зал. На изящном столике в стиле Людовика XVI стояла огромная ваза с букетом фрезий. Слуга провел их в длинную узкую гостиную в кремовых тонах, устланную мягкими коврами. Мебели было немного, но каждая деталь дышала роскошью и говорила об отменном вкусе. Некоторые предметы явно относились к антиквариату. В великолепном лакированном кабинете гордо стояли три китайских вазы эпохи Тан. Нотку современности вносили только живописные полотна – Ван Гог, Пол Нэш и Джеральд Брокхерст. На стуле возле кабинетного рояля сидел месье Рауль де Равиньи.
Глава 19
Аллейн подыскивает квартиру
Месье де Равиньи приветствовал их с изысканной учтивостью, настолько мягкой и дружелюбной, что никто не заметил бы в ней даже капли высокомерия. Потом он выпрямился, положив длинную белую руку на рояль, – вежливый, спокойный и серьезный, как настоящий grand seigneur[18].
– Прошу вас садиться, господа. Полагаю, вы пришли задать какие-то вопросы по поводу вчерашней трагедии?
– Да, месье, – ответил Аллейн тоном официального лица. – Мы решили заглянуть к вам, чтобы побеседовать частным образом. Вечное проклятие полиции – надоедать людям и напоминать им о вещах, которые они предпочли бы забыть.
– О, я вполне вас понимаю. Что касается меня, я буду рад оказать любую помощь, пусть самую скромную, чтобы наказать мерзавца. Чем могу помочь, господа?
– Вы очень любезны, месье де Равиньи. Первым делом я хотел бы показать вам это письмо.
Француз молча протянул руку, и Аллейн вручил ему его собственное письмо, отправленное в прошлую пятницу Каре Куэйн. Де Равиньи взглянул на него, пробежал глазами пару строк и положил листок на подлокотник кресла. Фокс достал свою записную книжку.
– Вы правы, – произнес де Равиньи, – полиции действительно не позавидуешь. Я нахожу крайне отвратительным, когда моя корреспонденция попадает в руки людям, которых она никак не касается.
– К сожалению, полиции касаются все улики, которые оказываются у нее в руках. Возможно, вы сможете убедить нас, что письмо не имеет отношения к делу.
– С удовольствием. Уверяю вас, что оно с ним никак не связано.
Аллейн взял листок и бегло просмотрел письмо.
– О какой опасности вы так настоятельно ее предупреждали? – спросил он.
– Это личный вопрос, месье инспектор.
– Разумеется, месье, но вы должны дать нам кое-какие разъяснения. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем оставить без внимания сообщение, в котором говорится о какой-то неведомой угрозе мисс Куэйн.
Месье де Равиньи слегка наклонил голову:
– Весомый аргумент. Опасность, которую я имел в виду, не связана с физическим ущербом.
– Значит, вы не предвидели случившейся трагедии?
– Конечно, нет. Откуда мне было знать?
– Тогда что, по-вашему, ей угрожало?
– Бесчестие, месье инспектор.
– Понимаю, – кивнул Аллейн.
Де Равиньи несколько секунд смотрел ему в глаза, потом резко встал. Он стал нервно расхаживать по комнате, словно стараясь принять какое-то решение. Наконец он остановился перед инспектором и быстро заговорил по-французски, видимо, с трудом сдерживая свои эмоции. Инспектор Фокс тяжело задышал и подался вперед в своем кресле.
– Постарайтесь меня понять, месье. Я всегда был без ума от Кары. Я страстно любил ее еще в те годы, когда она была скромной jeune fille[19] в монастырской школе, где училась моя сестра. Одно время я всерьез подумывал о помолвке. Это было во Франции, когда она впервые появилась в обществе. Ее опекунша, мадам де Верне, дала согласие. Моя семья тоже не возражала. Все складывалось удачно. Но потом… Не знаю, что случилось: может быть, ее характер изменился, тогда как мой остался прежним… Она становилась ко мне все холоднее… Впрочем, это неважно. Она переехала в Лондон, где мы снова встретились год спустя. Я по-прежнему был рабски ей предан. Она разрешила мне с нею видеться. Мы стали, как говорят англичане, «приятелями». Стараясь ее как-нибудь развлечь, я привел Кару в этот проклятый Храм. Тогда я еще плохо понимал, что собой представляет отец Гарнетт.
– И много вам понадобилось времени, чтобы это понять?
Де Равиньи неопределенно повел плечами и снова перешел на английский:
– Не знаю. Меня не интересовали его моральные качества. Я увлекался только церемониями и ритуалами, всем этим странным, но интригующим идолопоклонством. Если бы я узнал, что он любит поразвлечься и у него есть фаворитки, меня бы это не смутило. Такие вещи вполне в духе языческой религии. Каждый живет, как может. Не помню, когда я впервые заподозрил, что роль Избранного сосуда имеет для нашего священника вполне определенный смысл. Но я не слепец. Дагмар была избрана, и… Короче говоря, месье, я человек светский, – раскусить l’affaire Candour[20] не составило для меня особого труда. Однако меня это не касалось.
– Разумеется, – поддакнул Аллейн. – Но когда кандидаткой стала мисс Куэйн…
– О да, месье, тогда я пришел в ужас. Опять же, поставьте себя на мое место. Я сам привел ее сюда, не приняв во внимание ее характер, ее безудержный энтузиазм, ее – как это правильно сказать – самозабвенность. Это была моя вина. Я рвал на себе волосы, я был потрясен, взбешен, растерян. И тогда я написал письмо, которое вы держите в своих руках.
– После чего, – добавил Аллейн, – продолжали получать свои дивиденды?
– Sacre nom![21] – воскликнул де Равиньи. – Так вы и это знаете?
– Знаю.
– В таком случае мне трудно будет убедить вас, что еще вчера – а сегодня мое решение только укрепилось – я решил вывести свой капитал из этой аферы.
– Пятьсот фунтов, не так ли? – спросил Аллейн.
– Да. Если я не сделал этого раньше, месье инспектор, то только потому, что не хотел устраивать скандал, который мог задеть других людей. Когда я в первый раз посетил тот первый маленький храм на Грейт-Холланд-роуд, отец Гарнетт нуждался в финансовой поддержке. У меня не было нужной суммы, и я взял ее взаймы. Мистер Огден тоже вложил деньги, причем гораздо большие. Я предоставил вести дела отцу Гарнетту и мистеру Огдену, опытному бизнесмену. Коммерция не в моем характере. Но теперь я ухожу. Мне невыносима даже мысль, что я могу быть чем-то связан с этим canaille[22].
– Под canaille вы имеете в виду мистера Огдена?
– Нет, месье, я говорю о священнике. Хотя мистер Огден тоже хорош. Не видит дальше собственного носа. И не слишком щепетилен. Не сомневаюсь, он без всякого смущения извлекает прибыль из своих инвестиций. Что касается священника… Но о нем я не хочу говорить.
– Вам известно, что мистер Гарнетт давал наркотики Принглу, миссис Кэндур и мисс Куэйн?
Де Равиньи ответил не сразу. Он закурил сигарету и, извинившись, предложил портсигар Аллейну.
– Не хотите? – спросил он. – Тогда, может быть, вашу трубку?
– Большое спасибо, но не сейчас. Так как насчет наркотиков?
– Скажем так… Ваши слова меня не удивили.
– Значит, вы знали?
– Месье, я уже говорил, что меня не касаются личные дела адептов.
– Но мисс Куэйн?
– Я не верю, что она могла пасть так низко.
– Тем не менее…
– Я не верю, – резко повторил де Равиньи. – И не собираюсь обсуждать.
– Хорошо, – кивнул Аллейн, – давайте оставим эту тему. По поводу письма. Почему вы попросили мисс Куэйн его уничтожить?
– Я уже сказал: не выношу, когда кто-то читает мою корреспонденцию. Эта чертовка Хебборн! Вечно сует нос в чужие дела, а меня терпеть не может. Мне не хотелось, чтобы она копалась в нашей переписке.
– Тогда почему вы не написали письмо по-французски?
– Хотел, чтобы оно выглядело сдержанным и разумным, – невозмутимо объяснил де Равиньи. – Если бы я написал его на французском, выплеснул бы все свои эмоции, что бы Кара обо мне подумала? Она бы сказала: «Он устраивает бурю по любому пустяку. Ох уж этот галльский темперамент! Завтра успокоится». Поэтому я спокойно написал все по-английски и попросил уничтожить письмо.
– Да, это объясняет постскриптум. – Аллейн встал с места и как бы невзначай спросил: – Насчет той книги по химии. Кажется, вы ее уже видели?
Де Равиньи ответил с небольшой запинкой:
– Странно, что вы спрашиваете. В самом деле, у меня такое чувство, что я с ней уже сталкивался. Но когда, где? Не могу вспомнить.
– Может быть, в доме мистере Огдена?
– Ну конечно! В его доме. Он сам показывал мне книгу. Кстати, там был священник, и он тоже ее видел. Как и другие гости. Глупо, что я забыл… Помню, мне пришлось поставить на полку бокал с виски, чтобы взглянуть на книгу. По словам Огдена, она представляет какую-то ценность, но меня она не заинтересовала. Вот почему я ее не запомнил. Значит, книга принадлежала старине Огдену? Интересный факт, не правда ли, месье?
– Мне интересны любые факты, касающиеся этой книги. Кстати, о книгах: не могли бы вы показать мне бухгалтерию Храма Священного пламени, месье де Равиньи? Насколько я понимаю, они сейчас у вас?
– Бухгалтерские книги, хотите сказать? Да. Огден настаивал, чтобы я на них взглянул. По-моему, с ними все в порядке. Конечно, об исчезновении бондов там ничего не сказано. Возможно, старина Огден знает об этом больше; возможно, они с отцом Гарнеттом решают все дела между собой. Простите за едкий тон, месье инспектор. Я редко бываю подозрительным, но если уж подозрения возникли… Ах да, бухгалтерия. Разумеется, книги вы можете взять.
Сказав это, он тотчас позвонил слуге.
– Последний вопрос, месье де Равиньи, и больше я вас не побеспокою. Вам известна мадам графиня де Барсак?
– Это моя сестра, месье, – чопорно ответил француз.
– Прошу прощения. Я не знал. Она была хорошо знакома с мисс Куэйн, не так ли? Близкая подруга?
– Верно.
Аллейн встал.
– Тысяча благодарностей, – сказал он. – Фокс, у вас что-нибудь есть? Может быть, вы хотите…
– Нет, спасибо, сэр, – весело ответил Фокс. – Думаю, мы уже все выяснили.
– В таком случае позвольте откланяться, месье. Вы получили повестку о явке в суд?
– Да, завтра в одиннадцать. Полагаю, это чистая формальность.
– Скорее всего, хотя на суде никогда не знаешь, чего ждать. Может быть, там обнародуют завещание мисс Куэйн. Вам оно известно, не правда ли?
– Нет, месье.
– Нет? Пойдемте, Фокс. Где эти книги?
– Они у вас под мышкой, сэр.
– Правда? Надо же. Au ’voir, месье де Равиньи. Простите, что доставили беспокойство.
– Ну что вы, месье инспектор. Напротив, я даже рад… Хотя, к сожалению, мало чем могу помочь.
– Tout au contraire, monsieur.
– Vraiment? Au ’voir, monsieur[23]. Всего доброго, месье.
– Оревуар, – отчеканил Фокс.
На обратном пути лифтер расхваливал им достоинства местных квартир, и Аллейн сочувственно соглашался, настаивая, однако, на том, что ему необходим живой огонь. Фокс с серьезным видом слушал этот диалог, время от времени издавая странные звуки. Когда они сели в машину, на его добродушном лице появилась самая ироническая улыбка, которую он только сумел изобразить.
– В Скотленд-Ярд, – бросил Аллейн водителю. – Если мы будем почаще видеться с этим джентльменом, вы сможете сильно продвинуться в своем французском, – добавил он, с улыбкой посмотрев на Фокса.
– Как странно, – сказал Фокс, – я отлично понимаю диктора на радиокурсах, но, когда заговорил этот месье, я не понял ничего, кроме отдельных слов. Чем мы займемся в офисе?
– Пошлем телеграмму в Австралию.
– В Австралию?
– Да, братец Лис.
– А зачем?
– Вы никогда не были в Австралии?
– Нет.
– А я был. Послушайте, это интересно.
Аллейн начал рассказывать о своих австралийских впечатлениях. Около пяти они вернулись в Скотленд-Ярд. Из отдела дактилоскопии никаких новостей не поступало. Мистер Раттисбон оставил письмо для Аллейна. В кабинете инспектора ждет отчет о результатах обыска в доме Кары Куэйн, включая анализ промокательной бумаги и скомканного листка, найденного в мусорной корзине. Аллейн и Фокс отправились в кабинет, на ходу распечатывая письмо от мистера Раттисбона.
– Давайте раскурим трубку, – предложил Аллейн. – Умираю, как хочу курить.
Оба закурили, и Фокс с серьезным видом стал смотреть, как инспектор читает адвокатское письмо. По мере чтения его брови все выше ползли вверх. Наконец, не говоря ни слова, он протянул письмо Фоксу. Мистер Раттисбон сообщал, что с утренней почтой получил новое завещание от мисс Куэйн. Очевидно, она написала его буквально накануне. Документ был заверен Этелем Паркером и Мэем Саймсом. В отношении месье де Равиньи и Лоры Хебборн все было по-прежнему. Но что касается последующих пунктов… Практически все состояние мисс Куэйн отходило лично мистеру Джасперу Гарнетту в Ноклэтчерс-роу, Итон-плейс. Мисс Куэйн выражала надежду, что новое завещание составлено правильно, а если это не так, просила мистера Раттисбона надлежащим образом исправить документ. Впрочем, продолжала она, ее воля выражена настолько ясно, что вряд ли понадобятся какие-нибудь исправления. Чтобы изменить завещание, у нее есть веские причины, связанные с неким «ужасным открытием». Позже она заедет к нему и лично все расскажет. Ее дражайший отец Гарнетт стал жертвой отвратительного заговора… В сопроводительном письме мистер Раттисбон объяснял, что ко времени визита Аллейна он еще не успел посмотреть утреннюю почту. А в заключение писал, что все это дело его чрезвычайно расстроило: и как человека, и как адвоката.
– Черт возьми! – воскликнул Фокс, отложив письмо. – Похоже, вы были правы, сэр.
– Что немного радует, не правда ли? Но, ради всего святого, как мы это докажем? И что нам делать с нашим Джаспером? О, Гарнетт, мое сокровище, тебе понадобится все твое мужество, когда мы до тебя доберемся! Где отчет по сигаретам, Фокс? Он уже пришел? Где мой блокнот? А, вот он… О мудрейший из священников! «Пусть буду я проклят – люблю тебя!»[24] Итак, сигареты в верхнем ряду невинны, как слезы ангелов, но ниже притаилась карманная банда: десять порций дурманящего зелья. В каждой – изрядная доля героина, от одной десятой до одной седьмой грана. Как, неужели обычный табак обработали раствором диаморфина? О Джаспер, моя звезда, о мой дивный друг, «тебя ли я нашел, алмаз небесный»?[25]
– Перестаньте, сэр, – с улыбкой сказал Фокс.
– Вы правы, мой милый Фокс. Но почему бы нам не извлечь этот алмаз из его оправы?
– Значит, вы хотите арестовать Гарнетта?
– Хочу ли я? Еще бы! – как сказал бы мистер Огден. Еще бы, мой храбрый Лис, мой америллис, цветок упрямый… Вам кто-нибудь посвящал стихи, Фокс?
– Нет, сэр.
– Жаль, я плохо владею стихотворным слогом.
- В здравом теле здравый дух.
- Кто же он – Геракл иль Гектор?
- Это Фокс, мой добрый друг,
- Несгибаемый инспектор.
Боюсь, получилось так себе. Что там насчет медэкспертизы? Результаты вскрытия мисс Кары Куэйн… Быстро же работают! «Внешний вид: посиневшие ногти, руки стиснуты в кулак, пальцы ног скрючены, челюсти крепко сжаты». Все это мы видели. «Состояние внутренних органов…» Да, вот. «При вскрытии брюшной полости замечен запах синильной кислоты». В самую точку. Венозная система наполнена жидкой кровью ярко-алого цвета, больше похожей на артериальную. Желудочно-кишечный тракт без изменений. Слизистая оболочка кишечника…» Ну, это понятно… Так, дальше. «Проведены тесты с солями серебра. Обнаружены характерные реакции…»
Аллейн продолжал читать молча. Потом он бросил отчет на стол и откинулся в кресле.
– Да, – пробормотал он, – это цианид натрия. Хорош же я: сидеть тут и валять дурака, пока красивая молодая женщина, превратившись в бесчувственное тело, лежит на столе патологоанатома, а ее убийца… Фокс, порой эта профессия приводит меня в ужас. Привычка делает из нас чудовищ. Вам когда-нибудь приходила в голову эта мысль, Фокс? Нет, вряд ли. Слишком вы благодушны. Всегда сдержанны и осторожны. Воплощение здравого смысла. Черт возьми, Фокс, вы думаете, что все это нормально?
– Да, сэр. Я понимаю, что вы чувствуете, занимаясь «мокрыми делами». Мне кажется, все дело в вашей восприимчивости. Вы человек очень впечатлительный. Про меня этого не скажешь, но даже мне порой кажется странным, что мы так спокойно ходим на службу, жалуемся на рутину, ворчим, когда не удается вовремя поесть, и при этом знаем, что, если хорошо сделаем свою работу, кому-нибудь придется болтаться в петле. Потому что так уж все устроено. Кто-то должен.
– После столь мудрых рассуждений, – заметил Аллейн, – самое время перейти к мистеру Эбберли и его цианистому натрию.
Он вытащил из сумки книгу, и она снова открылась на странице с цианидом натрия.
– Видите ли, Фокс, это довольно утомительный процесс. Главное – точно соблюдать рецепт. Взять в равных пропорциях сухую хозяйственную соду, шерсть и железные опилки. Звучит так, словно миссис Битон[26] сошла с ума… Нагревать три-четыре часа до красного каления. Далее остудить. Добавить воды и кипятить еще несколько часов. Скучновато! Потом слить чистый раствор и выпаривать до сухой массы. При охлаждении отделить желтые кристаллы. Вы думаете, это и есть цианистый натрий? Ничего подобного. К кристаллам нужно снова добавить сухой соды в пропорции один к трем. Опять нагревать пару часов. Пока масса еще не остыла, отделить жидкое вещество от черного осадка. Как только оно затвердеет, остудить и подавать без соуса. Алле-оп! Цианистый натрий, как и заказывали. Лучше употреблять а-ля Гарнетт – с проспиртованным вином. Громкие и продолжительные аплодисменты. Этот человек совсем не глуп.
Он еще раз прочитал рецепт и захлопнул книгу.
– Судя по всему, лабораторное оборудование не требуется. Что усложняет нашу задачу. Придется обыскивать все дома, и не факт, что мы какую-нибудь зацепку найдем. Но работа есть работа. Думаю, здесь нам может пригодиться мистер Басгейт, Фокс. Вы сказали, что он ушел с Принглом и мисс Дженкинс?
– Совершенно верно. Я видел, как они спустились по Ноклэтчерс-роу и вошли в его дом на Честер-террас.
– Не знаю, стоит ли… Хотя вряд ли ему это повредит. Так гораздо лучше, чем действовать самим. Он молод, наблюдателен, а если они смогут подружиться… Как вы думаете, Фокс?
– К чему вы клоните, сэр?
– Сейчас увидите.
Аллейн немного подумал и потянулся к телефону. Набрав номер, он стал ждать, отрешенно глядя на Фокса. В трубке что-то пискнуло. Аллейн заговорил вполголоса:
– Это вы, Басгейт? Не произносите мое имя. Скажите: «Привет, дорогая». Именно так. Если гости все еще у вас, отвечайте только «да» или «нет», как будто воркуете с возлюбленной. Они у вас? Хорошо. С вами говорит Анжела.
– Привет, милая, – послышался слабый голос в трубке.
– Ваш телефон работает по громкой связи? Другим его слышно?
– Нет, моя сладкая. Как я рад, что ты звонишь, – промурлыкал Найджел. Обернувшись, он крикнул в глубину комнаты: – Это Анжела, моя… Мы помолвлены. Прошу меня извинить.
– Вы уверены, что можете говорить? – спросил Аллейн.
– Анжела, милая, я тебя почти не слышу. Связь очень плохая.
– Ладно, тогда все в порядке. Отвечайте как обычно. Вы с ними подружились?
– О, конечно, – ответил Найджел нежным тоном.
– Отлично. Постарайтесь, чтобы кто-нибудь из них пригласил вас к себе. Сможете?
– Но, Анжела, это было сто лет назад. Когда мы увидимся?
– Что это значит? Вы у них уже были?
– Нет, нет. Конечно, нет. Как твои дела?
– Хватит дурачиться. Что вы имеете в виду?
– Знаешь, как раз сейчас я смотрю на твой снимок. Мне так хочется кому-нибудь его показать.
– Черт возьми!
– Нет, дорогая, ты их не знаешь. Могу вас познакомить. Они тоже помолвлены, как и мы. Да, собираемся сходить в театр. Анжела, ты где сейчас?
– В Скотленд-Ярде.
– О, милая, это слишком дорого! В Ярборо! Разговор идет по междугородному тарифу. Ладно, неважно. Когда ты приедешь в Лондон? Я могу что-то для тебя сделать?
– Можете. После театра постарайтесь попасть к ним домой, ладно?
– Без проблем! Я как раз об этом думал. Милая…
– Заткнитесь. Слушайте меня внимательно.
– Где ты это купила, в «Харродз»? Наверное, что-нибудь розовенькое?
– Не переигрывайте. Если вы будете так сюсюкать с настоящей мисс Анжелой, она даст вам от ворот поворот. Теперь слушайте. Когда окажетесь у них дома, надо будет кое-что сделать.
– Не сердись, милая, я просто шутил. Для тебя я готов на что угодно.
– Вот и прекрасно. Я хочу, чтобы вы обратили внимание вот на что…
Аллейн продолжал разговор под серьезным взглядом Фокса. Наконец Найджел послал в трубку воздушный поцелуй и с извиняющейся улыбкой повернулся к Морису Принглу и Джейни Дженкинс.
Глава 20
О пользе глупости
– Анжела терпеть не может, когда я нежничаю с ней по телефону, – пожаловался Найджел, оборвав связь раньше, чем Аллейн успел выложить последнее ругательство.
– Судя по тому, что я слышала, меня это не удивляет, – заметила Джейни Дженкинс. – Ненавижу, когда Морис называет меня «милой». Правда, малыш?
– Правда, – безразлично ответил Прингл.
Он встал с кресла и беспокойно расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь перед окном и кусая ногти.
– Анжела, а дальше? – спросила Джейни.
– Норт. Она стройная и смуглая, с большим ртом.
– Когда вы собираетесь пожениться?
– В апреле. А вы?
Джейни посмотрела в спину Морису.
– Еще не решили.
– Нам надо заранее позаботиться о билетах, – заметил Найджел. – Куда мы поедем? Так мило, что вы ко мне зашли. Давайте устроим настоящую вечеринку. Вы видели «О пользе глупости» в «Пэлас»?
– Нет. Идея хорошая, но у нас нет вечерних костюмов.
– Хм, и правда. Хотя знаете что? Гулять так гулять. Я сейчас переоденусь, а потом мы возьмем такси и заедем к вам и Принглу. Но для начала что-нибудь выпьем. Прингл, займитесь напитками, пока я переодеваюсь, хорошо? Все нужное стоит в том шкафчике. Сейчас всего полпятого… Я быстренько приму ванну – это займет не больше десяти минут. Как вам такой план? Вас это развлечет? Я имею в виду – не моя ванна, а все остальное.
– Звучит здорово, – кивнула Джейни.
Морис отвернулся от окна и посмотрел на Найджела.
– Странно, – произнес он, – что вам так хочется провести вечер с людьми, которых подозревают в убийстве.
– Морис, не надо, – тихо попросила Джейни.
– Вот это номер! – воскликнул Найджел. – Вы меня огорошили. Не знаю, может, вы и правда маньяк-убийца, но я уверен, что Аллейн вас ни в чем не подозревает.
– Да, а может, он просто попросил вас внушить мне эту мысль? Кажется, вы с ним в прекрасных отношениях.
– Морис, пожалуйста!
– Джейн, дорогая, в этом нет ничего невероятного.
– Вы правы, – спокойно согласился Найджел, – такая мысль вполне может прийти в голову. Мы с Аллейном – друзья, и я понимаю ваши опасения.
– О, речь истинного джентльмена. Наверное, считаете меня неприятным типом?
– Если только совсем немного и только в данную минуту. Уверен, после коктейля вам станет легче… Что ж, займитесь делом! Хорошо бы позвонить в «Пэлас» и заказать места.
– Послушайте, мне очень жаль, правда. Я не в себе. Нервы ни к черту. Джейни, скажи ему, что я не такой болван. Как ты скажешь, так и будет.
Девушка подошла к нему и шутливо потянула за ухо.
– Он не такой болван, – сказала она Найджелу.
– Ну и прекрасно, – поспешил ответить журналист. – Развлекайтесь.
В ванной он успел тщательно обдумать данные ему инструкции. Аллейн попросил его поближе сойтись с этой парочкой и разузнать о них как можно больше. Найджел поморщился. По сути дела, ему предложили пошпионить. Он уже делал нечто подобное раньше. Тогда инспектор прямо сказал ему, что, разводя все эти сантименты, он просто пытается загребать жар чужими руками: таскается повсюду за полицией, пишет скандальные статейки, а как только доходит до дела, сразу прячется в кусты. Конечно, Аллейн был прав. Если Морис и Джейни невиновны, он это докажет. А если виновны… Впрочем, Найджел был уверен, что ни Джейни, ни Морис – при всех странностях его поведения – не имеют никакого отношения к убийству Кары Куэйн. Он быстро оделся и вышел в прихожую, чтобы взять пальто. Гардероб был встроен в стену и отделялся от гостиной только тоненькой перегородкой. А потому Найджел услышал приглушенный, но отчетливый голос Джейни:
– Почему ты не можешь мне сказать? Я знаю, ты что-то скрываешь. Морис, так больше не может продолжаться.
– Ты о чем? Хочешь со мной порвать? Я тебя не виню.
– Сам знаешь – не хочу. Но почему ты мне не доверяешь?
– Я доверяю. Вспомни, мы решили придерживаться общей версии.
– Насчет вчерашнего вечера?
– Т-с-с.
– Морис, это имеет отношение к… твоим сигаретам? Одну из них ты как раз куришь, верно?
– Ну вот, опять.
– Но…
– Когда все кончится, я брошу.
– Когда, когда… всегда эти «когда».
– Джейн, ради бога, замолчи! Ты знаешь, я этого не выношу.
– Не кричи! Он услышит.