Переосмысление заикания Харрисон Джон
Именно ограниченность представлений о заикании и выставляет заикание такой противоречивой проблемой, которая крайне слабо поддается излечению. Обычно заикание рассматривается как проблема с речью. Но более точно под заиканием следует понимать систему, в которую вовлечен весь человек. Интерактивную систему, состоящую, как минимум, из шести основных компонентов: поведения, эмоций, ощущений, убеждений, намерений и физиологических реакций.
Эта система может быть представлена как шестиугольник – или Гексагон Заикания, – в котором все вершины соединены и оказывают влияние друг на друга. Именно это непрерывное взаимодействие шести компонентов и поддерживает гомеостатическое равновесие системы в целом.
ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ
Именно в силу того, что система имеет свойство поддерживать себя, и это ее основное свойство, так сложно вызвать долговременные изменения в одной-единственной точке. Обычно бывает так, что после лечения у большинства заикающихся возникает рецидив. Происходит это потому, что многие методики лечения ориентированы только на контроль, относящийся исключительно к речи. И ничего не делается для изменения всей системы, поддерживающей эту нарушенную речь. Стратегия исчезновения, с другой стороны, требует расчленить систему заикания на отдельные компоненты и проводить изменения одновременно во всех точках Гексагона Заикания – отдельно оперируя с эмоциями человека, его ощущениями, убеждениями и представлениями. Следование этой общей стратегии может привести к самоподдерживающейся системе свободной речи, поскольку работа идет не только со ступором, но и с теми факторами, которые способствуют его возникновению. Такая стратегия также может привести к иному пониманию заикания.
Для того чтобы понять, как изменение парадигмы системы может изменить ваше восприятие, рассмотрим следующую аналогию. Допустим, вы намерены продемонстрировать двум заинтересованным зрителям работу нового пульта дистанционного управления автомобилем, какие в магазинах Radio Shack стоят в пределах 50$. Один зритель – это двухлетний мальчик. Второй – инженер-механик.
Мальчик видит машинку как единый целостный живой организм. Она будто живет своей собственной жизнью, дергаясь вперед, застывая, поворачивая, изучая что-то… будто маленькое капризное живое существо. Инженер, напротив, воспринимает все совершенно иначе. Он видит эту машинку не как живое существо, а как систему, состоящую из взаимодействующих частей. Он проверяет мотор, изучает электронику. Он пытается понять эти компоненты и то, как они друг с другом взаимодействуют.
Эта аналогия хорошо отражает разницу между тем, как я смотрел на заикание когда-то, и тем, как я вижу проблему сегодня. Будучи подростком, я относился к заиканию как к какому-то живому существу, поведение которого день ото дня я не могу предсказать. Теперь, «подняв капот» и заглянув внутрь, я понимаю, что это «существо», которое я называл заиканием, в действительности являет собой набор компонентов, находящихся между собой в особого рода отношениях.
Но постойте. У нас есть проблема, потому что в данный момент вы не знаете точно, что я имею в виду под словом «заикание». Я говорю о том, как лепечет 8-летний Джонни, когда вы застигли его с коробкой печенья? Или я говорю о той борьбе, которую ведет Джонни, когда я прошу его назвать свое имя? Как нам продолжать эту дискуссию, если мы даже не уверены в том, что говорим об одной и той же проблеме?
Для облегчения предстоящей задачи в первую очередь следует сделать вот что: нам надо заменить слово «заикание». В письме редактору[4] Журнала Речевых Нарушений (the Journal of Fluency Disorders) я говорю о том, как слово «заикание» приводит к путанице, будучи слишком неопределенным и неконкретным. Я заметил, что легкие нарушения, которые многие испытывают в эмоциональные моменты, явно отличаются от битвы, сопутствующей полновесному речевому ступору. Первые – это просто рефлексы, срабатывающие под воздействием эмоций и, вероятно, обусловленные влиянием наследственного фактора. Последняя же – вызубренная стратегия, набор поведенческих приемов, предназначенных для преодоления и прорыва через ступор. Это указывает не только не на общность, но и является свидетельством совершенно иного явления. Используя общее название, мы подразумеваем связь и сходство, которых на деле существовать не может, и общее название «заикание» приводит только к бесконечной путанице, даже если мы и добавляем слова «первичное» и «вторичное».
По этой причине я предлагаю отказаться от слова «заикание» (за исключением общих дискуссий) и различать пять типов поведения, присвоив им собственные названия.
• Нарушения, связанные с изначальной патологией типа ДЦП или умственной отсталостью, назовем патологическими нарушениями.
• Нарушения, которые проявляются как детские, когда ребенок старается усвоить тонкости, назовем нарушениями развития. Такое нарушение имеет свою собственную модель развития, которая отделяется и отличается от модели развития поведения взрослого человека. Нарушения развития часто исчезают сами по себе, когда ребенок становится старше. Также они весьма восприимчивы к терапевтическому вмешательству, настолько, что при своевременном лечении большинство детей получают нормальную речь без необходимости какого-либо контроля. Отметим, что и патологические нарушения, и нарушения развития не будут затронуты в этой главе, поскольку мы останавливаемся только на хроническом заикании.
• В случае легких неосознаваемых нарушений, проявляющихся у тех, кто испытывает временные затруднения или запинки, нам придется самим придумать слово, поскольку такового не существует. Назовем такое нарушение bobulating (в русском языке есть аналог – «запинки». – Прим. пер.). Почти все начинают запинаться в определенных стрессовых ситуациях. Тем не менее почти всегда это не хроническая проблема, и даже в этом случае человек обычно не осознает своей привычки, а потому вряд ли имеет к ней какое-то негативное отношение.
• Напряженные, делающие речь невозможной блокировки, возникающие, когда что-то перекрывает воздушный поток и сковывает мышцы, мы будем называть ступорами. Человек блокирует что-то в своем сознании (неудобные эмоции или самовосприятие) либо отгораживается от того, что может иметь отрицательные последствия. Это хроническое нарушение, которое большинство людей и имеют в виду, когда говорят о заикании, которое остается, хотя человек давно взрослый. В отличие от нарушений развития и запинок ступоры – это стратегия, призванная защитить говорящего от неприятных последствий.
• И, наконец, пятый тип нарушений, связанный с ограничением, которое происходит, когда человек начинает повторять слово или слог, потому что ощущает страх того, что у него возникнет ступор на следующем слове или слоге. Поскольку он просто тянет время, пока не найдет в себе силы сказать то слово, которого опасается, назовем этот тип нарушений stalling (уловка, обман, задержка. – Прим. пер.). Поскольку уловки – это стратегия, представляющая собой альтернативу тому напряжению, которое возникает при речевых ступорах, два последних типа речевых нарушений будут рассматриваться в едином русле.
Я знаю, что многие читатели будут возмущены одной только мыслью отказаться от использования слова «заикание» во всех ситуациях. Но поскольку нарушения развития, запинки, ступоры и уловки могут выглядеть похожими для неопытного глаза (к сожалению, бывает, что и для опытного), сваливание всего в одну кучу может только существенно запутать проблему.[5] [6]
Несколько лет назад на Седьмом ежегодном собрании Национальной Ассоциации Заикающихся в Далласе я проводил мини-семинар, посвященный Гексагону Заикания.
«Кто из присутствующих когда-либо боролся с проблемой избыточного веса?» – спросил я. Как и ожидалось, больше половины собравшихся подняли руки.
Я подошел к лекционному плакату. «Как вы, возможно, знаете, исследования показывают, что более 85 % людей, которые садятся на диету, со временем снова набирают сброшенный вес. А теперь давайте составим список причин, почему диеты не работают. С какими трудностями сталкивается человек, когда садится на диету?»
Люди стали называть свои причины. «Никакого удовольствия», – начал кто-то. «У меня возникает протест», – крикнул другой. «Легко получается отложить на потом», – сказал кто-то еще. «При стрессах я сам себя не помню», – пожаловался четвертый. За несколько минут у меня образовалось 20–30 причин, по которым диеты обычно терпят фиаско.
«Хорошо, а теперь смотрите, – сказал я. – Небольшой фокус».
До сих пор у списка не было заголовка. А теперь я его написал: «Отчего у людей бывают проблемы с лечением речи».
Все замолчали, размышляя над тем, что получилось на плакате. Удивительно, но те причины, по которым неэффективны диеты, почти совпадали с причинами, по которым 85 % людей, проходящих курсы логопедии, в последующие месяцы сдают свои позиции.
Успешное снижение веса и успешное избавление от речевых ступоров – это системные проблемы, к которым применима парадигма Гексагона.
Чтобы лучше это понять, давайте расширим нашу аналогию и рассмотрим подробнее, каким образом парадигма Гексагона в равной степени оказывается применимой и для ступоров, и для лишнего веса.
Физиологические реакции. Некоторые люди имеют предрасположенность к избыточному весу. Они рождаются с большей концентрацией жира в подкожной клетчатке, низким метаболизмом, проблемами в работе щитовидной железы. Аналогично, люди по-разному реагируют на стресс. Громкий автомобильный выхлоп может перенапрячь чью-то нервную систему, в то время как кто-то другой на такой раздражитель едва отреагирует. Как известно, стресс может вызвать расстройство речи, влияя на мелкую моторику. Физиологическую составляющую можно объяснить личными особенностями скорости мышечных реакций, нервной системы, порогов восприятия, координации дыхательной и речевой-моторной систем, речевого аппарата, планирования и исполнения. Но превратится ли расстройство речи в выматывающие ступоры или будет просто обычными спотыканиями (запинками), зависит от множества других факторов. В большинстве дискуссий на тему связи заикания с генетикой не затрагиваются отличия физиологических реакций при запинках, ступорах или уловках. Это приводит к бесконечной путанице, потому что стороны не пришли к единому мнению, что именно понимать под «заиканием».
Привычки. Препятствуют ли определенные привычки потере веса? Конечно. «Тяну вилку ко рту», «запускаю руку в коробку с печеньем», «облизываю мороженое» – все это контрпродуктивно. Очевидно, что если вы сможете отказаться от подобного поведения, то сможете решить и проблему лишнего веса. Подобным же образом существуют специфические привычки – задержка дыхания, напряжение на губах, смыкание голосовых связок, – которые препятствуют плавности речи. Понятно, что если подобное поведение убрать, свободная речь станет возможной.
Эмоции. Если вы когда-либо чувствовали себя некомфортно на вечеринке, возможно, вы помните, как сложно было умерить свой аппетит, когда рядом появлялся поднос с закусками. Люди едят, когда они встревожены: это еще один пример того, как эмоции управляют поведением. Однако поведение (переедание) также приводит к ожирению, что, в свою очередь, вызывает еще больше эмоций (самоуничижение, подавленность и т. д.), которые снова надо «заедать». Этот замкнутый круг демонстрирует, как определенное поведение становится самоподдерживающимся.
Таким же образом при развитии хронического заикания ранние эмоциональные расстройства могут привести к появлению запинок. Если это, в свою очередь, вызовет появление избыточного контроля над речью и постоянные затруднения, тогда неспособность сказать что-то в нужный момент приведет к эмоциональным расстройствам – чувству неудовлетворенности, страху, смущению, подавленному настроению, ощущению беспомощности, – что может еще более усилить накал борьбы и тяжесть ступоров.
Восприятие. Восприятие – это то, что мы испытываем в данный момент. Оно формируется нашими убеждениями, ожиданиями и душевным состоянием. Например, женщина, страдающая анорексией, может быть чрезвычайно худой, но когда она смотрится в зеркало, она видит себя чересчур полной и думает, что неплохо бы еще похудеть. Если наш урожай зерновых гибнет на корню от нехватки дождей, мы иначе отнесемся к неожиданному ливню, нежели человек, дом которого находится под угрозой быстро надвигающегося наводнения. И если я верю, что выгляжу странно из-за своей речи, то могу принять на свой счет чьи-то перешептывания, хотя они, возможно, совсем не о том.
Убеждения. В отличие от восприятия, которое может легко меняться в зависимости от того, как мы чувствуем себя в данный момент, убеждения относительно неизменны. Негативные убеждения, в частности, могут удерживать нас в проигрышной позиции и затруднять изменения к лучшему. Можно верить, что никогда не станешь худым. Можно верить, что симпатичные девушки (или парни) никогда не пойдут с тобой на свидание. Можно верить в то, что быть настойчивым – это неправильно. Можно верить, что из-за своего заикания мы не такие, как все.
Наши убеждения формируются двумя различными способами. Во-первых, они появляются из всего, чему нас учили, особенно люди, обладающие авторитетом в наших глазах (например, наши родители). Они обладают таким большим кредитом доверия, что все ими сказанное мы сразу принимаем за истину. Мы уверены, что они говорят правду. Убеждения также строятся на личном опыте, который раз от разу заканчивается определенным образом. Например, соискатель, которому отказали по множеству вакансий, может прийти к мысли, что он к работе не пригоден. Как только наши убеждения сформированы, мы стремимся подогнать под них свое восприятие. В сущности, наши убеждения имеют такой же эффект, как темные очки: окрашивают то, что мы видим и испытываем.
Намерения. Также мы разрабатываем программы поведения, которые помогают нам справиться с повседневными жизненными тяготами. Эти программы (или «игры», как их назвал психиатр Эрик Берн) в итоге могут начать работать против нас. Например, если мы отвергаем авторитеты, то можем воспринять любое дружеское пожелание как требование, что сподвигнет нас искать хитрые способы подрыва авторитета этого человека. Если пожеланием было похудеть – мы вместо этого идем к холодильнику. Если пожеланием было пройти курс логопедии, а внутри нас – скрытый гнев и возмущение, то это может заставить вести себя так, что все лечение пойдет прахом, зато авторитет будет явно развенчан (а мы правы!). Таким же образом во время речевого ступора нашим явным намерением может быть сказать слово, тогда как скрытым намерением такой же силы может оказаться смолчать из страха раскрыть себя, свои недостатки и т. д. Когда наши намерения разрывают нас в противоположных направлениях, мы ощущаем ступор и не способны двигаться.
Гексагон способен поддерживать себя как систему, потому что все его вершины взаимодействуют друг с другом. Такое взаимодействие происходит постоянно в режиме реального времени. Например, не только убеждения имеют отношение к нашему восприятию. На восприятие влияют и эмоции, и поведение, скрытые убеждения и даже чувствительность, заложенная в нас генетически. Любое изменение на одной из вершин Гексагона откликается в других его точках. Этот принцип справедлив по отношению к любой точке Гексагона.
СИСТЕМА, НЕ ПОДДЕРЖИВАЮЩАЯ БЕГЛУЮ РЕЧЬ
Из-за того, что улучшения не проведены во всех точках Гексагона, человек обнаружит, что очень трудно, если не невозможно, поддержать качество речи, достигнутое при лечении. Любые улучшения в речи будут сведены на нет, поскольку негативные тенденции системы способствуют возвращению всей системы в целом в негативное состояние.
Важно помнить об этой взаимосвязи, когда работаешь над изменением речи. Пусть, скажем, человек успешно прошел курс логопедии. Он (или она)[7] получил достаточно беглую речь. Но в течение последующих нескольких недель и месяцев человек ничего не делает для того, чтобы изменить: 1) свои негативные эмоциональные реакции; 2) свое негативное восприятие; 3) считает возможным иметь отрицательные убеждения, включая любые убеждения относительно того, кто он и что он; 4) негативное психологическое программирование или модель поведения, которая вызывает в человеке реакции, работающие против него самого.
Что, скорее всего, случится?
У человека снова начнутся ступоры (или, в случае с весом, человек снова наберет лишний вес). Так происходит, потому что каждая из вершин Гексагона оказывает непрерывное негативное влияние на единственную положительную точку в системе (точка № 2 – плавная речь). Со временем речь человека постепенно откатится назад к старому знакомому заиканию. Система, которая сложилась изначально, снова восстановит себя.
СИСТЕМА, ПОДДЕРЖИВАЮЩАЯ БЕГЛУЮ РЕЧЬ
Хотя этот человек еще имеет нарушение речи, Гексагон усилит любое улучшение ее качества, поскольку тот мир, который он создал для себя, менее опасен и более благоприятен для самовыражения.
Динамика Гексагона также способна объяснить, почему некоторые люди проходят через речевую терапию (или диету) и оказываются способными удержать достигнутые результаты.
Они уже провели серьезные изменения в точках Гексагона, поэтому их Гексагон поддерживает более свободную, выразительную, уверенную манеру речи.
До этого момента я описывал систему Гексагона Заикания в общем. Я предположил, что есть как минимум шесть факторов, вызывающих речевой ступор: генетика, эмоции, восприятие, убеждения, поведение и стремления. Я предположил также, что каждый компонент непрерывно воздействует на другие, и сам подвержен их влиянию.
Сейчас я хотел бы продемонстрировать работу Гексагона на функциональном уровне и показать подробно, как все это влияет на нашу речь… как реально возникает ступор.
Я работаю на компьютере фирмы Макинтош, и один из программных продуктов, без которого я не могу жить, – это интерактивная проверка правописания. Каждое напечатанное мною слово компьютер сверяет с правильно написанным словом из словаря оперативной памяти. Если слово написано с ошибкой, оно подчеркивается. Подчеркивание появляется всего через несколько сотых секунды после того, как я заканчиваю набирать слово. Это очень быстро. Но не так быстро, как работает человеческий мозг, и следующий случай это наглядно демонстрирует.
Как-то ночью несколько лет назад я слушал новое ток-шоу на радио KCBS в Сан-Франциско. Ведущий говорил о возможностях трудового продвижения для женщин и сделал оговорку по Фрейду, которую он уловил и исправил так быстро, что в это было трудно поверить. (Этот случай произошел в те времена, когда движение в защиту прав женщин вело наступление по всем фронтам.) Ведущий сказал что-то вроде: «Что касается продвижения по служебной лестнице, я думаю, что девочки, я не могу поверить, что я это сказал, я думаю, что женщины заслуживают равных возможностей…» – и он продолжил свою скороговорку.
Ведущий сделал скользкую оговорку. Назвал женщин девочками. Меня поразило то, как быстро он поправил себя. Он произнес слово «девочки», его слух обработал звук, его мозг обработал слово, уловил оговорку, нашел в памяти подходящее слово, доставил слово к речевому аппарату, который произнес поправку незамедлительно. Все произошло мгновенно. Исходная фраза и поправка прошли как единое целое, без сколь-нибудь заметной паузы. Заметьте, этот человек не был из тех, кто разговаривает медленно. Как многие радиоведущие, он говорил примерно со скоростью 130 слов в минуту, то есть каждый шаг процесса, который я описал, должно быть, измерялся миллисекундами. Вот с какой скоростью работает наш мозг!
Я представляю, что когда человек с хроническим заиканием встречается с очередным словом, его сознание действует как радар на истребителе, летящем на высоте всего в несколько сотен футов над землей. Радар ищет опасности впереди, распознает гору или высокое здание, посылает данные назад в самолет, где бортовой компьютер анализирует информацию и дает нужные команды элеронам и другим плоскостям управления, которые поднимают самолет во избежание столкновения.
В случае с речевым блоком опасность может исходить от опасного ступора на конкретном слове либо от опасной ситуации, в которой эмоции, связанные со свободно сказанным словом, опасны сами по себе. Поскольку мозг способен работать очень быстро, у него есть масса времени, чтобы заглянуть вперед, оценить безопасность каждого слова благодаря доступу к обширным запасам памяти и в случае опасности спланировать и осуществить защитный маневр… маневр, который обязывает притормаживать, пока не минует опасность.
Вместо того чтобы возлагать вину за речевые ступоры на мифические проблемы с генетикой или на стечение неизвестных обстоятельств, я предлагаю осмысленно использовать информацию, которая уже есть в наличии. Мы можем достаточно убедительно описать речевые ступоры как невероятно быструю последовательность событий, в ходе которых мозг молниеносно оперирует с эмоциями, ощущениями, убеждениями и намерениями, а в результате, оценив опасность, с точностью до буквы исполняет защитный маневр.
Вкратце я предполагаю, что Гексагон Заикания является и концептуальной основой, и моделью обработки информации в реальном времени, которая описывает процесс совместной работы мозга и тела по анализу текущей ситуации и принятию мер.
Чтобы увидеть этот процесс в действии, смоделируем ситуацию, в которой Боб, стеснительный молодой человек, набирается смелости, чтобы подойти к привлекательной девушке в кафе (эмоций в такой ситуации всегда хватает). Он хочет сказать: «Привет, меня зовут Боб. Я только что прилетел из Сан-Франциско. Могу я предложить тебе коктейль?»
Давайте вернемся назад и взглянем на его Гексагон Заикания. Боб ощущает привлекательность этой молодой женщины по имени Салли; он расположен к ней. Однако так как Боб не видит себя равным ей, он автоматически ставит ее выше себя, а точнее, наделяет ее правом оценивать себя. Таким образом, его восприятие негативно.
Из-за того, что Боб склонен ставить себя ступенью ниже, он убежден, что для Салли он интереса не представляет. Она откажется от его предложения. То есть его убеждения также негативны… Более того, собственный опыт убеждает его в том, что у него будут сложности с произнесением своего имени.
Но Бобу действительно нравится Салли, поэтому он настойчив. Однако его восприятие и убеждения уже запустили толчею отрицательных эмоций: страх (быть отвергнутым), обида (следствие отказа) и гнев (реакция на будущую обиду). Итак, его эмоции негативны.
А теперь посмотрим внимательней на слова, которые он хочет произнести. От природы Боб быстро реагирует на стресс, и его стрессовая реакция повышается по мере приближения момента, когда он должен назвать свое имя. Сказать имя особенно сложно, потому что он представляет, что люди ждут от него произнесения имени без задержки (в конце концов, свое-то собственное ему не нужно вспоминать), и это еще более поднимает уровень страха.
Как следствие, взлетает уровень адреналина, поскольку телу уже идет команда «либо бей – либо беги». Учащается сердцебиение. Повышается давление. Кровь уходит от внутренних органов, приливая к мышцам. Растет напряжение в груди. Все это генетически заложенная реакция на опасность. Сейчас Боб реагирует на стрессовую ситуацию, готовый встретиться с угрозой. Однако это не физическая опасность, как предполагает тело. Это социальная угроза. Но тело не видит разницы. И вот Боб старается выглядеть расслабленно и обыкновенно, в то время как его телу поступила команда отражать физическое нападение. Помогает ли все это повысить уверенность в себе? Нет, конечно. Поскольку его физиологическая реакция на опасность только добавляет дискомфорта и ненадежности.
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА БОБА СКАЗАТЬ СВОЕ ИМЯ
Поскольку все элементы этой системы смещены в негатив, все они оказывают угнетающее воздействие на способность Боба свободно произнести свое имя.
Намерения Боба конфликтуют между собой. С одной стороны, ему хочется пообщаться с Салли. С другой стороны, он боится дать себе волю, полностью погрузиться в общение и, возможно, получить отказ. Итак, его скрытые намерения также негативны.
Если Боб при представлении будет слишком настойчив, он выйдет за пределы своей зоны комфорта, за границы представления о самом себе. Таким образом, в то время как он собирается произнести слово «Боб», на поверхность выходят два всепоглощающих страха: страх перед речевым ступором и/ или страх оказаться слишком нахальным.
Как же поступит Боб? Он отступает в свою зону комфорта и сдерживает себя.
Но в то же самое время он пытается выдавить из себя слово. Если желание Боба говорить по силе равно его стремлению молчать, он будет неспособен сделать ни то ни другое и у него будет ступор. В свою очередь, ступор вызовет ощущение паники, которое приведет Боба в состояние «невменяемости». Он потеряет связь с реальностью и с другим человеком. В отчаянии он может попытаться насильно вырваться из ступора, продавив слово хоть как-нибудь. Он прибегнет к так называемому маневру Вальсальвы,[8] действию, связанному с напряженными физическими усилиями. В то время как Боб будет пытаться выдавить из себя слова, еще более усилится зажим в глотке, напрягутся мышцы брюшного пресса и увеличится давление воздуха в груди. (В качестве альтернативы он может зациклиться на повторении слова «зовут» до тех пор, пока не почувствует готовность произнести имя «Боб».) Ступор исчезнет, как только начнет снижаться интенсивность панического состояния. Мышцы начнут расслабляться, и Боб внезапно сможет продолжить говорить. Как мы видим, обычное поведение Боба также негативно. Таким образом, все отрицательные факторы усиливают друг друга, создавая самоподдерживающуюся систему, смещенную в негатив.
Конечно, данная ситуация не единственная, в которой у Боба может возникнуть речевой ступор. Но надеюсь, что это убедительная демонстрация того, как совокупная работа частей Гексагона может заблокировать способность говорить.
Подведем итог. Блокирующая система действует как радар, который предвидит будущие проблемы до того, как они происходят. Ситуация за ситуацией, слово за словом. Каждое слово имеет свой собственный Гексагон, который может содержать информацию негативного или позитивного свойства. Эту информацию, заключенную в Гексагоне Заикания, изучает наш мозг, который, словно локатор переднего обзора, находится в постоянном поиске приближающейся опасности. Если информация в этом Гексагоне представляет угрозу, слово будет помечено как «тяжелое» и система выживания Боба выберет путь избегания опасности путем сдерживания, пока угроза не минует. Таким образом, в плохие дни, когда самооценка Боба низка, большинство слов покажутся опасными. Хотя в те дни, когда Боб чувствует себя хорошо, те же самые слова ему будет произносить легче. Однако какие-то слова, вероятно, сохранят свой негатив или позитив, несмотря на «хороший» или «плохой» день. «Тяжелые» слова, такие как «заикание», могут остаться неодолимым препятствием, даже если все хорошо.
А теперь давайте перепишем сценарий. Давайте посмотрим, как жизнь могла бы оживить эту сцену с помощью позитивного Гексагона, который сделает встречу Боба и Салли более приятной и, сказать по правде, более продуктивной.
Вот тот же молодой человек, который пытается заговорить с той же девушкой в том же коктейль-баре. Однако в этой версии жизненные обстоятельства Боба изменились. Издательство в Нью-Йорке только что согласилось опубликовать книгу, над которой Боб работал последние три года. В результате Боб чувствует себя принятым, полезным, его самооценка еще никогда не была так высока. В таком расположении духа он подходит к Салли в баре. Напомним, что он намеревается сказать ей: «Привет, меня зовут Боб».
Он начинает. «Привет, меня зовут…» Пока все слова были нейтральны. Но вот приближается «тяжелое» слово – «Боб». Однако негатив у слова сменился позитивом. Почему? Посмотрим на большой Гексагон жизни Боба. Давайте выяснять, отчего Бобу стало легче говорить.
• Его восприятие переместилось из негативной зоны в позитив. В предыдущей ситуации он чувствовал себя непризнанным. Сейчас же он оценен, и он ощущает сумасшедшую уверенность в себе.
• Его новое самоощущение на его убеждения. До этого он не был уверен в себе, будучи неизвестным писателем. С какой стати красивая женщина должна быть с ним? Что он может ей предложить? Но сейчас он чувствует себя достойным, так как он писатель, чей талант признан. Сейчас он тот, кто имеет право говорить и настаивать.
• Положительное восприятие и положительные убеждения вызывают позитивные эмоции. И конечно, позитивные эмоции приводят к более оптимистичным и восприятию, и убеждениям.
• Негатив в намерениях сдержать себя и спрятаться, который обычно сразу проявляется при его попытке сказать слово «Боб», больше не работает, поскольку его нет в новом позитивном Гексагоне. Имя «Боб» – это то, чем он теперь гордится.
• По той причине, что он более не зависим от одобрения Салли – то есть она более не нужна Бобу для подтверждения собственной целостности, – ему уже не нужна такая опора на прежний опыт. Без того самого чувства неминуемой катастрофы симпатическая нервная система Боба не генерирует реакцию «либо бей, либо беги». Он уже не ограничен сценарием, согласно которому должен либо сделать, либо умереть. В эмоциональном плане Боб остается уверенным и собранным, поэтому не поддается физиологической реакции – панике, – которая приводила ранее к катастрофе.
• В рамках этой новой позитивной системы Боб больше не чувствует необходимости сдерживать себя. Наоборот, Боб хочет дать волю чувствам и поделиться своими хорошими эмоциями с каждым, кого он встретит. Он ожидает положительный отклик, поэтому открыто выражает свой позитивный настрой. Девушка отвечает таким же позитивом, и это еще более способствует уверенности.
До тех пор, пока жизнь не внесет в Гексагон более устойчивые изменения, он будет уязвим для всех превратностей судьбы: от публикации книги до бесцеремонного высказывания коллеги по работе. И каждое изменение в Гексагоне будет отражаться на речи человека. В случае Боба он, возможно, не будет осознавать, почему ему стало легче говорить. От только знает, что у него сегодня хороший день.[9]
ВТОРАЯ ПОПЫТКА БОБА СКАЗАТЬ СВОЕ ИМЯ
Теперь все элементы этой системы в позитиве, и Боб обнаруживает, что его имя произносится легко и открыто. Происходит это оттого, что все точки Гексагона оказывают положительное влияние на способность Боба раскрепоститься и выразить себя.
В парадигме Гексагона мне нравится то, что она дает осмысленные ответы, кажется, на всякий вопрос, который у меня когда-либо возникал по поводу заикания. Посмотрим, как Гексагон отвечает на несколько наиболее частых вопросов о заикании.
Вопрос: Почему хроническое заикание передается в семьях? Не доказывает ли это, что природа заикания лежит в генетике?
Ответ: Нет. Люди не берут в расчет то, что не только негативные гены, но и отрицательные эмоции, ощущения, убеждения и черты поведения также передаются от одного поколения к другому. Например, не случайно книга Дэна Гринберга «Как быть еврейской матерью» находит отклик среди разных поколений читателей-евреев. Отношения, ценности и обычаи путешествуют во времени внутри культур и внутри семей. Когда составляющие Гексагона Заикания существуют внутри семьи, рано или поздно благодаря обстоятельствам эти компоненты объединяются и достигают критической массы в жизни человека. Как только компоненты организуют себя в самоподдерживающуюся систему, возникает первый речевой блок.
Вопрос: Почему большинство из тех детей, которые испытывают трудности с речью в раннем возрасте, не становятся хроническими заикающимися?
Ответ: Дети с нарушениями в раннем возрасте либо запинаются, либо подвержены нарушениям развития. На то, чтобы выстроить те эмоции, ощущения, убеждения, страхи и черты поведения, которые приводят к речевым ступорам, требуется время. Если ребенок находится в окружении людей, которые его поддерживают, где нет стрессов и необходимость произвести впечатление не оказывает влияние на его речь, тогда никогда не возникнут борьба и избегающее поведение, которые приводят к блокам. Другими словами, никогда не возникнет возможность для формирования Гексагона Заикания.
Вопрос: Почему человек может свободно говорить с детьми, а минуту спустя не может сказать ни слова, если попросить его обратиться к взрослому?
Ответ: Чтобы объяснить это, давайте смоделируем ситуацию. Давайте посмотрим, как Джин, молодая женщина, работающая в детском саду, чувствует себя в двух разных ситуациях.
В классной комнате Джин ясно воспринимает себя как главного, ее эмоции по отношению к детям напоминают родительские, поддерживающие. Ее слово – закон, и никто не посягает на ее знания или авторитет, ее намерения всегда понятны. Таким образом, никакой речи о контроле быть не может. Не чувствует она также и оценку со стороны, потому что воспитанники не способны о ней судить. В этом безопасном окружении ее убеждения относительно себя самой похожи на правду. Следовательно, нет причины сдерживать себя во время речи, и слова льются легко и свободно.
ДЖИН В ОТНОШЕНИЯХ С ДЕТЬМИ
Однако когда занятие заканчивается и Джин идет к другим воспитателям, где ей предстоит сделать сообщение, она попадает в совершенно иное окружение, а это, в свою очередь, запускает действие совершенно другого Гексагона.
ДЖИН В ОТНОШЕНИЯХ СО ВЗРОСЛЫМИ
Во время встречи с коллегами активируется убеждение Джин, что ей необходимо соответствовать высоким стандартам. Она воспринимает других как судей, в частности директора, чей авторитет для нее особенно высок. В свою очередь, это вызывает эмоции страха и гнева, чувств, которые ей может быть сложно не только выразить, но и осознать. Представляя, что другие могут оценивать ее, Джин ощущает угрозу. Ее тело/разум, не делая различий между физической и социальной угрозой, запускает инстинктивный отклик «бей или беги».
В таком угрожающем окружении ее намерения раздваиваются. С одной стороны, Джин хочет сделать сообщение. С другой стороны, ей не хочется подвергать себя риску и становиться уязвимой. Последующий конфликт типа «приближение-избегание» становится заметен в нерешительной и рваной речи.
Приведенный пример не является универсальным ответом на вопрос, отчего у людей бывают или не бывают ступоры, но он показывает, как изменения Гексагона могут в значительной мере повлиять на человека и как такие изменения выстраивают реальность, которая оказывает соответствующее воздействие на речь.
Вопрос: Почему речевые ступоры и/или клонированная речь иногда исчезают или значительно уменьшаются с возрастом?
Ответ: С течением жизни люди продолжают вносить изменения в Гексагон Заикания. Улучшение навыков, переосмысление ценностей, установка систем поддержки и расширение жизненных перспектив может создать Гексагон, который поддерживает честность, любовь к себе, свободу выражения и способность отпустить себя. Это, в свою очередь, может вести к нормализации речи.
Гексагон также может лежать в основе концепции Синдрома Хронического Стойкого Заикания (CPS), предложенной д-ром Евгением Купером (Eugene B. Cooper) презентацией на съезде Американской Ассоциации Речи, Языка и Слуха в 1986 году в Детройте.
Д-р Купер описывает синдром CPS как «речевое нарушение, проявляющееся у подростков и взрослых, являющееся результатом множественного сосуществования физиологических, психологических факторов, а также фактора окружающей среды, отличающееся: (а) повторяющимися периодическими ремиссиями, (b) характерными паттернами когнитивных, аффективных и поведенческих реакций и (с) восприимчивостью к мерам, направленным на уменьшение, но, учитывая нынешнее состояние искусства врачевания, не могущим достичь полного устранения данного нарушения».
Гексагон Заикания может разъяснить синдром CPS. Человек с синдромом не желает или не в состоянии произвести все необходимые изменения, касающиеся Гексагона, для того чтобы выстроить фундамент полного и окончательного излечения. Например, это могут быть эмоции, с которыми человек не готов иметь дело. Он может быть заперт в рамках отношений, которые вынуждают его воспринимать мир определенным образом. Это, в свою очередь, определяет нежелание прояснить основные убеждения относительно самого себя. В таких случаях логопедия сама по себе не может отключить ту систему, которая поддерживает ступоры, и всегда будет оставаться тенденция к удерживанию.
Гексагон Заикания может помочь выявить те области, где улучшения могут оказать наибольшее влияние на речь. Таким образом, если изменение восприятия позволит человеку уменьшить уровень стресса на 25 %, получить на 25 % больше эмоций, снизить на 25 % перфекционизм, стать на 25 % более настойчивым, уменьшить на 25 % уловки самозащиты и если человек при этом пройдет курсы логопедии, то в итоге он получит Гексагон, который будет поддерживать речь на 25 % лучше. Правда, она, вероятно, не станет полностью свободной, но на некий новый уровень человек уже выйдет.
Короче говоря, Гексагон Заикания способен указать человеку на его слабые места. И это может расширить поле зрения и врача и клиента, и они уже не будут столь настойчиво уделять внимание только речи, исключив другие факторы, на которые следовало бы обратить внимание.
Несколько слов о «лечении». Бытует мнение, что мы можем решить проблему заикания, будто это некая математическая задача. И вправду, вы можете, кажется, избавиться от привычки, если сосредоточить внимание на том, чтоб ее не повторять. Так и предлагается на курсах формирования плавной речи. Но пока вы не выполните следующий шаг, растворив тот «клей», на котором держится вся система заикания, привычки практически неминуемо вернутся.
Почему?
Величайшая ирония состоит в том, что чем больше усилий вы прилагаете к решению проблемы заикания, тем прочнее она в вас укореняется. Это происходит потому, что для решения какой-либо задачи к ней нужно непрерывно возвращаться.
Означает ли это, что проблемы не могут быть решены? Вовсе нет. Вы можете решить сложную математическую задачу. Вы можете найти решение того, как реорганизовать корпорацию или где провести отпуск на будущий год. И все потому, что вы не пытаетесь заставить проблему с задачей, корпорацией или отпуском исчезнуть. Но когда вы хотите, чтобы что-то исчезло, например заикание, вам придется применить другой подход. Для того чтобы что-то исчезло, вам надо его не «разрешить», а «растворить». Это не просто игра слов, между этими двумя подходами существует огромная разница.
Когда вы решаете проблему, субъект продолжает существовать, хотя его обличье может быть изменено или замаскировано. Но когда вы субъект растворяете, он исчезает: вы разобрали его, как в детстве, когда разбирали машину из «Лего» и складывали части обратно в коробку. У вас остались несвязанные фрагменты, которые больше друг с другом не взаимодействуют. Вы убрали проблему, разрушив ее структуру.
Пусть, скажем, 10-летние Том, Дик и Гарри представляют собой банду непослушных малолеток, которую вам очень бы хотелось приструнить. Если вы имеете с ними дело как с бандой, ваш успех будет локальным, поскольку, обращаясь напрямую к банде, вы подтверждаете ее наличие. Но если вы поговорите с каждым из этих мальчиков, предложите им присоединиться, например, к какой-нибудь молодежной организации, банда станет растворяться в структуре бульших размеров. Структура, определяющая их банду, уже не доминирует, поскольку «части» ее разобраны и включены в другие структуры. По сути, та банда и ваши проблемы исчезли.
Подобным же образом сосредоточение только на заикании (как, к сожалению, многие логопедические методики и предлагают) служит закреплению его в психике индивида. Но можно было бы разрушить систему заикания, занявшись всеми шестью ее компонентами вместо одного. По собственному опыту я знаю, что это гораздо продуктивнее, чем зацикливаться непосредственно на речи.
Какова роль логопеда в этой новой парадигме? Нужно ли ее пересматривать?
Несколько лет назад я проводил несколько семинаров по Гексагону Заикания на Десятом ежегодном собрании NSA, состоявшемся в Вашингтоне. По дороге в аэропорт парень, который принимал участие в одном из моих семинаров, задал знакомый вопрос: «Реально ли ожидать, что логопед может выступать одновременно в столь разных ролях?» Это вопрос, который в точности вторил д-ру Дону Мауреру (Don Mowrer) из Университета Аризоны в наших интернетовских дискуссиях.
Как указывает Маурер, маловероятно, что логопед окажется еще и психологом, а также будет обладать достаточной квалификацией для обучения напористости и целому спектру когнитивных и поведенческих навыков. Не ожидаю же я, что мой терапевт окажется к тому же ортопедом, урологом, кардиологом, дерматологом и еще всяким другим «-логом», каким я только могу пожелать. Ценность терапевта – в его навыках диагноста. Он может иметь свою собственную специальность, и тем не менее он бесценен в своем понимании того, как работает вся система в целом.
Точно так же хороший логопед должен быть специалистом в области речевой патологии и при этом уметь распознать другие факторы, которые могут влиять на речь клиента. Тогда, как и мой терапевт, логопед должен быть в состоянии диагностировать проблему и, если у него или у нее нет необходимых навыков для ее решения, направить клиента к соответствующим специалистам. Но для этого логопед должен обладать пониманием системы заикания в целом, а не сосредоточиваться только на речевой моторике.
Многие годы люди искали тот генетический «глюк», который является причиной речевых ступоров. По моему предположению, ступор на самом деле является продуктом интерактивной системы, состоящей из физиологических реакций человека, его поведения, эмоций, восприятия, убеждений и намерений. Эта система не статична. Скорее, это система, которая имеет приливы и отливы в зависимости от обстоятельств. А работает она следующим образом.
1. Все компоненты системы, образующей Гексагон, находятся в динамическом взаимодействии. Если большинство этих компонентов негативны, то доминирует негатив. И если вдруг один компонент системы станет позитивным, например, речь улучшится после терапии, то под давлением оставшейся части системы он станет возвращаться к своему исходному негативному состоянию, восстанавливая целостность системы. С другой стороны, если точки Гексагона в основном позитивны, они создают позитивную систему и способствуют позитивным изменениям в речи, ее выразительности и свободе.
2. В течение периодов хорошей речи Гексагон будет иметь позитивный сдвиг и поддерживать состояние физического и эмоционального благополучия. И напротив, неудавшаяся затея, сломавшиеся отношения и другие несчастья вызовут негативные перемены во всем Гексагоне, а эти изменения отразятся на речи в худшую сторону.
3. Каждое отдельное слово может иметь свой собственный Гексагон, зависящий от того, что для нас связано с этим словом, и того контекста, в котором оно используется. Если человек чувствует дискомфорт от негатива, связанного с данным словом, он может прятать его, ступоря на слове, чтобы оградить себя от тех чувств, которые он испытывал в связи со словом.
4. Можно сказать, что мозг действует как направленный вперед локатор. Он высматривает впереди слова и ситуации, несущие угрозу, обрабатывает за миллисекунды эту информацию слово за словом и предпринимает «корректирующие» действия в виде речевого ступора. На подсознательном уровне речевой ступор воспринимается как необходимость для защиты индивидуума от вредного воздействия – эмоционального, физического или социального.
5. Некоторые ситуации могут казаться либо позитивными, либо негативными. Например, чтобы понять, отчего кому-то всегда сложно произнести свое имя, мы должны разобраться с его восприятием, убеждениями, эмоциями и намерениями в отношении своего имени.
6. Одним из эффективных способов блокирования своих чувств является блокирование основного механизма, посредством которого эмоция может быть выражена, – речи. Задержка дыхания и/или напряжение речевого аппарата – надежный способ вызвать ступор.
7. Выполнение маневра Вальсальвы при попытке говорить также вызывает блокировку речи.
8. Затягивание (stalling) – это еще один способ избежать проявления нежелательных ощущений. Затягивание возникает, когда человек продолжает повторять слово или слог из-за страха, что он запнется на следующем слове или слоге.
9. Нарушение развития, запинки, ступоры/затягивания – все они имеют различное происхождение. Это не просто элементы одного подмножества. Таким образом, все они требуют отдельной терминологии.
10. Позитивные изменения в жизни позитивно воздействуют и на Гексагон. Эти изменения зачастую выражаются как более свободная и выразительная речь.
11. Чем больше вершин Гексагона вы поменяете, тем больше у вас появится шансов выстроить позитивную самоподдерживающуюся систему, ведущую к свободной и выразительной речи.
Подобно тому самому игрушечному автомобилю с дистанционным управлением, речевой ступор всегда воспринимался ранее как нечто целостное, как внезапное, непредсказуемое существо, себе на уме. Мое собственное избавление от хронического заикания действительно началось, когда я решил исследовать эту концепцию, когда я «открыл капот», заглянул внутрь и понял, что вижу перед собой систему. Моя физиология формировала детали. Мои эмоции подпитывали двигатель. Мои убеждения переключали передачи. Мои действия соединяли все детали вместе. Мое восприятие указывало маршрут движения. А мои намерения заставляли двигаться в нужную сторону.
Когда я определил составные части и то, как они работают, мое восприятие речевого ступора изменилось, и по мере того, как происходил прогресс в каждой из точек, система менялась, пока, со временем, заикание просто не растворилось.
Я не полагаю сейчас, что каждый может сделать так, чтобы его ступоры полностью рассосались. Но точно уловив суть проблемы, можно не растрачивать свои усилия впустую, а направить их именно на те сферы, изменения в которых помогут улучшить способность говорить.
В следующей главе мы изучим Гексагон Заикания более детально.
_____________
Вот решение задачи, о которой говорилось в этой главе.
Эффект Хоторна и его связь с заиканием
В 1927 году компания Western Electric Company на своем заводе в Хоторне, штат Иллинойс, начала серию исследований, посвященных нематериальным факторам на производстве, которые влияли на моральный дух и производительность рабочих. Эти исследования проф. Гаучи из Университета Брайанта назвал «возможно, самыми важными и оказавшими наибольшее влияние научными исследованиями, выполненными когда-либо в отношении психологии труда».
Я помню исследования в Хоторне из «Социологии для начинающих». В общем, это единственное, что я запомнил из того курса. Но через 40 лет я вдруг понял, что исследования в Хоторне имеют глубокий смысл применительно к заиканию.
Немного истории. Завод в Хоторне был производственным подразделением для телефонных компаний Bell System. На нем работало более 29 000 мужчин и женщин, занятых производством телефонов, оборудованием для офисов, удлинительных катушек, телефонного провода, освинцованного кабеля, многожильного кабеля и другой аппаратуры.
В середине 1920-х годов на заводе были начаты исследования, чтобы установить, что может повысить производительность труда работников. В частности, компания была заинтересована в том, чтобы понять, как могут влиять разные варианты освещения, график перерывов и другие условия на рабочем месте на рост выпуска продукции. Предполагалось, что даже небольшое улучшение может оказать существенное влияние на чистую прибыль компании, поскольку объемы продукции, выпускаемой заводом для сети Bell, были просто огромны.
В первых экспериментах участвовала группа из шести женщин, работавших на линии намотки катушек. Эти добровольцы были сняты с линии и переведены в помещение меньшего размера, где можно было менять условия производства.
В первом эксперименте проверялось, окажет ли положительное влияние на производительность изменение интенсивности освещения. Начали с той же самой интенсивности, что обычно использовалась на производственной линии. Затем освещенность слегка увеличили.
Выпуск продукции пошел вверх.
Вдохновленные результатом, освещенность повысили еще. Выпуск продукции снова увеличился.
Будучи уверенными, что они на правильном пути, исследователи продолжили понемногу повышать яркость света. До тех пор, пока освещенность в помещении не превысила норму в несколько раз. И при каждом увеличении производительность продолжала расти.
Потом исследователи посчитали нужным проверить свою гипотезу – они вернули освещение на исходный уровень, затем слегка его понизили.
К их удивлению, производство продолжило расти.
Может, это случайность? Одновременно и заинтригованные и обеспокоенные, исследователи снова понизили уровень освещения, и, конечно же, производство продолжило нарастать. В помещении становилось все тусклее. Производительность понемногу, но продолжала расти – пока свет не стал настолько тусклым, что женщины уже с трудом могли видеть свое рабочее место. После этого выход продукции стал выравниваться.
Что происходило?
Было понятно, что рост выпуска продукции не связан с улучшением освещенности, раз производительность продолжала расти и при тусклом свете. После проверки других факторов ответ на вопрос появился. Хотя изменения условий и давали какой-то второстепенный эффект, но причиной роста продукции было то, что привлечение работниц позволило им образовать сплоченную группу, и именно возникновение такой групповой динамики оказало глубокое влияние на образ мыслей и производительность каждого отдельного члена группы.
Чтобы лучше понять, что произошло, давайте более подробно рассмотрим разницу между рабочими местами, и обратим внимание на то, как это различие повлияло на женщин, занятых на намотке катушек. Будучи безымянными винтиками на производственной линии, женщины чувствовали недостаток собственной значимости. У них были какие-то контакты. Их взаимоотношения с начальником строились на антагонизме. Он (всегда «он») был в качестве погонщика, заставляющего их работать тщательнее и быстрее. Личной ответственности за выпуск качественного продукта у них было мало. Кто-то установил нормативы, и они просто делали все в соответствии с инструкциями. Гордости за то, что они делали, у них было немного.
Это была только работа.
Но все это изменилось, когда эти шестеро женщин были сняты с производственной линии и им было выделено собственное рабочее пространство. С самого начала они были окружены вниманием исследовательской группы. Каждая женщина стала не каким-то безликим объектом на линии. Теперь она стала «кем-то».
Из-за того, что эти женщины были организованы в небольшую группу, им стало легче общаться, возникли дружеские отношения. Они начали проводить вместе досуг в нерабочее время, ходить друг к другу в гости, посещать вместе развлекательные мероприятия.
Отношения с их непосредственным начальником также претерпели изменения. Вместо босса, которого все боялись, их начальник стал тем, к кому они могли обратиться, кто знает их по имени, кто похвалит, если все делается хорошо. Тем, к кому каждая женщина могла обратиться непосредственно с проблемой. Сформировалась принадлежность к группе, а с этим и гордость за то, что они могли сделать. И все эти факторы способствовали более высокой производительности группы.
Исследование в помещении для намотки катушек было лишь одним из многих экспериментов, проведенных за пять лет. Результаты исследований в Хоторне были в итоге запротоколированы и опубликованы в 600-страничном труде профессором Гарвардской высшей школы делового администрирования (Harvard Graduate School of Business Administration) и двух старших руководителей управления Western Electric Company’s Hawthorne Works. Из полученных заключений, возможно, самым важным был вывод, что позитивные изменения можно понять, только рассматривая каждую группу с позиций социума. Нельзя было выделить что-то такое, отчего вдруг повысилась производительность труда женщин-намотчиц. Это не освещенность или какие-то иные физические изменения условий труда (хотя что-то из этого также оказалось полезным). Улучшения, которые произошли, объяснялись, прежде всего, воздействием сформированной социальной среды и теми способами, которыми это повлияло на производительность каждого отдельного члена группы. В заключительной части исследования авторы отмечают, что рабочую активность этой группы, а также их удовлетворенность и недовольство пришлось рассматривать как проявления сложной системы взаимоотношений.
Со временем это явление стало известно как эффект Хоторна.
Когда я наткнулся на эффект Хоторна, я был особенно взволнован, поскольку слова, используемые авторами, почти совпадали с теми словами, которые я использовал для описания явления заикания. Авторы описывали взаимоотношения в помещении для намотки катушек как систему, «которую следует рассматривать как целое, поскольку каждая ее часть может рассматриваться только в связи со всеми остальными ее частями».
ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ
Подобным же образом в предыдущем эссе я писал, что заикание более точно следует понимать как интерактивную систему, составленную по меньшей мере из шести основных компонентов: поведения, эмоций, убеждений, намерений, восприятия и физиологических реакций.
В этой модели каждая точка влияет и подвержена влиянию со стороны каждой другой точки, так что любое изменение будет ощущаться в каждой точке сети, подобно капле, упавшей на паутину.
Взгляд на заикание как на систему, однако, не простая концепция для многих людей, особенно для тех, кто привык к простым объяснениям.
Заманчиво было бы отыскать единственную причину заикания, поскольку представление его в виде унитарной проблемы существенно облегчает задачу. Есть исследователи, которые считают, что заикание вызывается каким-то «глюком» в мозге, и посвятили свою жизнь поиску этой мозговой аномалии. Другие верят, что заикание – проблема эмоциональная. Или проблема времени. Или еще какая-то унитарная проблема. Мартин Шварц в своей книге «Проблема заикания решена» (Martin Schwartz. Stuttering Solved) даже уверен в том, что в один прекрасный день люди смогут сделать так, что их заикание исчезнет, как только они примут таблетку.
Такой подход похож на то, как четверо слепых пытались описать слона, дотронувшись до различных частей его тела: хобота, ноги, уха и хвоста. Первый описал слона как нечто сморщенное, змееподобное, второй – как округлое, напоминающее дерево. Третий слепой описал слона как широкий, тонкий, похожий на лист пальмы. Четвертый – что слон маленький и похож на веревку. Людям свойственно делать выводы из того, что находится прямо перед носом. Запутывает задачу то, что каждый человек в чем-то прав, поскольку, как и те четверо слепых, каждый в состоянии точно описать свой кусок паззла.
Предположим, например, что кто-то решил, что шестеро работниц из Хоторна в помещении, где они наматывали катушки, улучшили свои показатели, поскольку выработали более живое отношение к работе. Это заключение можно считать правильным, поскольку женщины никоим образом не могли улучшить отношение к менеджменту, работе и друг к другу без исходного сдвига в эмоциях. Тем не менее изменениям способствовало нечто большее, нежели положительные эмоции.
Их представления относительно менеджмента и друг друга также испытали позитивный сдвиг. Менеджеры уже не казались бездушными эксплуататорами, а, наоборот, были благожелательными и воспитаными. Сходным же образом разительно поменялось их восприятие своего начальника. Они больше не делили людей на «мы – они», для них все стали «наши». Усилия, направленные на улучшение, выглядели как «улучшения в интересах каждого», а менеджер воспринимался как хороший парень, заинтересованный и обеспокоенный их благополучием. Их намерения менялись по мере того, как они начали испытывать гордость способностью их маленькой группы выдавать больше продукции, нежели работницы в среднем по заводу. Они уже меньше сердились и ворчали, понизив тем самым уровень стрессовых физиологических реакций, могущих помешать их работе. Все эти факторы играли друг на друга и привели к образованию иной социальной среды, что, в свою очередь, дало начало иному типу поведения.
Вовлеченность эмоций, конечно, существовала, но только в качестве фактора. Повышение удовлетворенности и производительности у женщин явилось лишь бонусом эффекта Хоторна, в котором их эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции взаимодействовали как система, создавая другой фон для работы. Если кто-то попробует понять происходившее, сосредоточившись только на одном аспекте этой системы, то не получит общей картины, необходимой для понимания сути вещей.
Давайте посмотрит, как эффект Хоторна применим к заиканию и, в частности, к различной степени успешности прохождения людьми курсов лечения.
Еще в середине 60-х я читал книгу под названием «Лечение, ориентированное на клиента» психолога Карла Роджерса (Carl Rogers. Client-Centered Therapy). Книга, которая не могла оказаться у меня в более подходящее время. Я два года трижды в неделю посещал курс психоанализа, который, похоже, очень слабо на меня воздействовал. Затем я прочитал книгу Роджерса, что позволило мне немного понять, отчего я не получал пользы от лечения.
В своей книге Роджерс предположил, что для успешности терапевту недостаточно быть последователем Фрейда, Юнга или кого-нибудь еще. По его мнению, гораздо важнее восприятие терапевта пациентом: степень доверия между клиентом и врачом, ощущение поддержки и возникающая у клиента самооценка.
Методика Роджерса была простой. Терапевт просто отзеркаливает благожелательно и заботливо то, что ему говорит клиент. Если пациент видит, что поддержка и забота неподдельны, то он или она чувствует, что приняты, никаких угроз нет, можно переходить к следующему вопросу, нуждающемуся в проработке. И очень медленно, лепесток за лепестком, человек будет раскрываться как цветок, при этом все больше его или ее скрытых страхов, ощущений и убеждений будут всплывать на поверхность, – тогда их и можно будет разрешить.
Это именно то, чего мне не хватало в моих отношениях с психоаналитиком. Я знал, что врач не должен явно проявлять своего отношения, и все-таки человек всегда ощущает какую-то эмоциональную связь. Думаю, именно это сделало наши отношения непродуктивными. Ощущение, что я вызываю симпатию и участие, возможно, помогло бы мне раскрыться, но такового не возникло. В конце концов я прекратил отношения с тем психоаналитиком – это один из самых моих правильных поступков.
Но какое отношение все это имеет к логопедии?
На мой взгляд, очень даже прямое. То, что я предлагаю, – это не просто различные методики, предлагаемые логопедом, – в лучшем случае техники плавной речи исправят определенное поведение, мешающее говорить, в худшем – внесут дополнительный элемент контроля в и без того постоянно контролируемую речь. То, что я предлагаю, – это, скорее, сочетание речевой терапии и воздействия эффекта Хоторна (отношений между врачом и пациентом), которое способствует прогрессу.
Представим гипотетическую ситуацию. Пусть, скажем, вы заикаетесь и решаете поработать с логопедом – назовем его Боб, – который создал двухнедельные интенсивные курсы для полудюжины клиентов и проводит их в местном центре для конференций. Вы будете не только участвовать в программе, но и постоянно проживать в центре.
Вдобавок, скажем, Боб использует подход нормализации речи, включающий многочасовые практические занятия с голосовым монитором в течение первой недели. Это способ подсказывает вам, когда вы начинаете напрягать голосовые связки. За первую неделю вы также так много узнаете о том, как возникает речь, что сможете мысленно представить весь этот процесс. Вторая неделя уходит на практическое применение метода в реальных ситуациях, например при разговорах по телефону и на улице.
К концу первой недели вы начинаете видеть реальный прогресс. Вы развенчали свое заикание, узнав, что происходит с вашим речевым аппаратом и когда вы говорите, и когда у вас ступор. А благодаря специальным приборам вы можете установить теперь отличие между напряженными и раскрепощенными голосовыми связками. Безусловно, это полезно.
Но все ли это?
Не совсем. Есть нечто гораздо большее, то, что связано с эффектом Хоторна.
По той причине, что Боб – это открытый и приятный человек, вы впервые чувствуете, что полностью принимаете себя, даже в сложных речевых ситуациях. Практически каждый контакт между вами и Бобом не только дает вам информацию, но и поддерживает вашу самооценку. Каждый фрагмент конструктивного отклика дает позитив, усиливающий чувство собственного я. Боб внимательно выслушивает все ваши проблемы, демонстрируя бесконечное терпение в рассмотрении ваших вопросов. Все сказанное вами получает какую-то ценность. Ко всем пациентам Бобо относится одинаково благосклонно.
В этой полностью эйпсихической (то есть подходящей для вашей психики) обстановке ваше самоощущение начинает меняться. Меняется не только ваша речь, но и ваша уверенность в себе, ваша самооценка, ваши самоограничения. Вы в большей степени готовы выразить свои чувства. Все эти новые позитивные изменения начинают объединяться в систему, которая усиливает и поддерживает ваше новое речевое поведение – оптимистичную, открывающую большие возможности. Различные компоненты этой системы усиливают друг друга.
В итоге к концу двухнедельного курса эта система становится самоподдерживающейся.
На самом деле если подумать, самоподдерживающаяся система не является для вас чем-то новым. Помните, как вы учились ездить на велосипеде? Мои воспоминания об этом все еще живы. Мой отец помогал мне научиться. Он бежал рядом со мной по улице, держа велосипед в вертикальном положении, а я крутил педали. Мы ездили туда и обратно. Помню, что через пару дней я уже думал, что у меня никогда ничего не выйдет. На самом деле я даже не знал, что именно должно получиться. Цель казалась совершенно недостижимой. Но мое тело училось на бессознательном уровне. И мало-помалу у меня начало возникать смутное представление о том, что я должен ощущать при езде без помощи отца.
Я помню тот день, когда наконец все сошлось. Я поставил свой велосипед на дорожку и прислонил его к калитке. Потом сел на велосипед, придерживаясь за калитку, чтоб не упасть. Затем оттолкнулся. Наверное, подсознание переварило предыдущий опыт вне моего сознания, потому что вдруг оказалось, что тело понимает, как остаться в вертикальном положении. Все получилось, просто вот так.
«Ничего себе! – думал я. – Вот, оказывается, что значит ездить на велосипеде!»
Это похоже на те изменения, которые происходят при терапевтических отношениях, которые действительно являются эйпсихическими. Навыки, которые вы приобретаете, и те способы, с помощью которых вы меняетесь за время обучения, начинают работать вместе, создавая новую реальность.
Меняется не только ваша речь.
Меняетесь вы.
Тогда отчего существует тенденция рецидивов после курсов логопедии, в то время как, раз поехав на велосипеде самостоятельно, разучиться уже невозможно? Отчего так много людей через несколько недель или месяцев сталкиваются с теми же старыми проблемами с речью? И снова все это имеет отношение к эффекту Хоторна.
Давайте снова обратимся к тем женщинам в помещении для намотки катушек. Вот вопрос, на который никогда не давался ответ: «Что было, когда эксперимент закончился и те шестеро женщин вернулись к своим обычным местам работы на производственной линии? Продолжили ли они работать с новой, высокой производительностью?»
Сомневаюсь.
Поначалу они, может быть, и поддерживали свою высокую производительность. Новые эмоции, восприятие, убеждения и намерения продолжали усиливать друг друга какой-то время. Но без постоянной поддержки благоприятной среды женщины должны были постепенно и неосознанно реадаптироваться к старой среде, которая не поощряла инициативу, была безликой, среде, которая способствовала недружественным отношениям между работниками и руководством. В конце концов этим женщинам суждено было стать снова «просто работницами». И их производительность упадет.
Подобным же образом клиент, покинувший кабинет врача, должен теперь вступить в мир, в котором люди, с которыми он сталкивается, не задумываются о выстраивании его самооценки, они не могут проявлять бесконечное терпение, пока он борется со своими речевыми заморочками. Люди во «внешнем» мире могут спешить, быть грубыми, неосведомленными, занятыми своими делами. Хуже того, клиенту, возможно, придется вернуться в семью, где все замкнуты, относятся друг к другу предвзято, понятия не имеют о том, что ему нужно.
Поскольку новая позитивная внутренняя система, которую он выстроил в кабинете терапевта, еще очень ненадежна и хрупка, ее легко сломать отсутствием поддержки. Внезапно этот клиент, который имел такие явные успехи в клинике, оказывается парализован и не в состоянии говорить по возвращении домой или на работу. Техника речи, с таким трудом наработанная, кажется слишком сложной для применения при панике, возникающей в отдельных речевых ситуациях. Риск превышает допустимый уровень, и он (или она) возвращается к старой привычной речи.
Есть масса логопедов, которые совершенно убеждены в том, что улучшение речи их клиентов связано в первую очередь с их успехами в конкретной методике. Эти практики попадают в ту же ловушку, что и исследователи в Хоторне, исходно делавшие попытку объяснить повышение производительности труда женщин в помещении для намотки катушек. Если бы исследователи не попытались объяснить свои выводы путем снижения освещенности в помещении для работы, они легко могли бы заключить, что улучшение производительности целиком и полностью связано с яркостью освещения. Таким же образом и врачи, которые сконцентрированы только на формировании хорошей речи, могут заключить, что улучшения – результат только тех методик, и не придают значения отношениям между ними и клиентами.
Оба примера – работницы на предприятии и клиенты логопеда – показывают значимость эффекта Хоторна, а во многих случаях и его доминирующую роль в любом повышении или снижении показателей. Более сложной задачей является закрепление новых эмоций, восприятия, убеждений, намерений и поведения даже в условиях недружественной среды.
Прямо сейчас я работаю на моем компьютере Macintosh и пользуюсь популярным текстовым редактором Microsoft Word. Каждый раз, когда я открываю новый файл Word, программа задает определенные свойства документу. Поля автоматически устанавливаются на 0 дюймов слева и 6 дюймов справа. Шрифт всегда Times Roman, 14-й кегль. Текст выравнивается по левой стороне, остается рваным справа. Это установки документа по умолчанию, и каждый новый файл, который я открываю, имеет подобный вид. Я не предпринимаю для этого никаких действий.
Но если мне захочется, я могу поменять эти параметры в любом файле, который выберу. Пусть, скажем, я начинаю новый документ. Я могу использовать различные выпадающие меню, чтоб поменять шрифт на Helvetica, 12-й кегль. Я могу подправить печатаемое влево или вправо, сдвинуть поля к 1,5 дюйма с левой стороны и к 5 дюймам с правой. Могу подвинуть крайний левый табулятор на половину дюйма. Все, что будет напечатано в этом файле позже, будет отформатировано в соответствии с заданными мной параметрами.
Но когда я закрою этот документ и создам еще один файл, его настройками по умолчанию будут все те же, что и до того, как я изменил параметры в предыдущем.
Почему так? Почему установки последнего документа не такие, как у предыдущего? Ведь тот содержал самые последние стилистические изменения!
Ответ такой: я не поменял установки по умолчанию.
Чтобы изменить установки по умолчанию в Microsoft Word, надо сделать кое-что еще. Я должен открыть меню, которое позволяет мне установить другой стиль текста. Я выбираю новый параметр. Потом кликаю мышкой на кнопку, на которой написано «Использовать по умолчанию» (Use as default). Сделав это, я увижу, что уже не только следующий документ, но и каждый новый документ, который я создам, будет иметь те параметры, которые я выбрал. Я создал установки по умолчанию.
Способ функционирования моего текстового редактора аналогичен тому, как работает человеческая психика. Пусть, например, вы регулярно посещаете логопеда. В один прекрасный день вам покажется, что достигнут заметный прогресс. Вы не встречаете ни единого ступора. Из-за того, что ваш логопед беспокоится о вас, поддерживает и понимает, вам легче говорить в его присутствии.
Потом вы покидаете его кабинет и попадаете на улицу.
Вы попадаете в новую среду (аналогично тому, как открываете новый файл). Вы идете к остановке и ждете автобуса, чтобы доехать до дома. Он подходит, вы платите за проезд, приходит время сообщить водителю, куда вам нужно.
Опа! Слово на «t» (transfer)! Таких слов вы боитесь. Десятки, нет, сотни раз вы обнаруживали, что когда вам нужно сказать слово transfer, ваш язык оказывался прилипшим к небу. Почему же после той легкости в кабинете, когда «t» слетало с вашего языка безо всяких усилий, как капля из неприкрытого крана, почему вы вдруг застряли на слове «transfer»?
Именно чрезмерная напряженность момента заставила вас сорваться. Хотя ваш прогресс в кабинете логопеда и был очевиден, новое восприятие, убеждения и речевое поведение еще не набрали достаточную силу, чтоб стать установками по умолчанию. Они еще только должны организоваться в самоподдерживающуюся систему, то есть стать достаточно сильными, чтобы противостоять давлению внешнего мира.
Читать бесплатно другие книги:
