Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти Батчер Джим
Я выглядел как жертва железнодорожной катастрофы.
Я имею в виду, в большей степени, нежели обычно.
В нормальном состоянии мое лицо узкое, вытянутое, состоящее сплошь из острых углов. Мои волосы почти черного цвета, и глаза тоже темные. Теперь под ними пролегли серые с розовыми прожилками круги. Выступающие части моего лица – там, где их не закрывала неухоженная борода, – казались острыми, как ребро визитной карточки.
Волосы отросли и торчали беспорядочными космами – не как у молодых и сексуальных рок-звезд, но как у немытых бомжей. Им даже не удавалось расти хоть более-менее симметрично из-за ожога, который я получил при взрыве бомбы, принесенной ко мне под видом пиццы – в те времена, когда я еще мог позволять себе заказывать пиццу. Кожа была бледной. Даже мучнисто-белой. В общем, я выглядел как немного разогревшаяся Смерть – если, конечно, кому-нибудь удалось бы уговорить Смерть участвовать в Бостонском марафоне. Я выглядел изможденным. Перегоревшим. Ни на что не годным.
Я откинулся на спинку сиденья.
Терпеть не могу оказываться неправым. Однако, похоже, в данном случае Билли и оборотни (адские погремушки! Звучит как название рок-группы) попали в точку. Я попытался вспомнить, когда в последний раз стригся. А брился? Душ я принимал неделю назад. Или раньше?
Дрожащими руками я закрыл лицо. В последнее время я потерял счет дням… да и ночам тоже. Все свое время, двадцать четыре часа в сутки, я проводил у себя в лаборатории. Моя лаборатория находится под расположенной на цокольном этаже квартирой – сырые каменные стены – и ни одного окна. Биологические часы: тьфу. Мне некогда думать о том, что там, наверху, – день или ночь. У меня и без этого хватает о чем поразмышлять.
Примерно девять месяцев назад мою подругу едва не убили. Хуже чем убили.
Мы познакомились, когда Сьюзен Родригес работала репортером в желтом журнальчике под названием «Волхв Среднего Запада». Она относилась к тем немногим людям, которые не встречали в штыки концепцию сверхъестественного, существующего в нашем реальном мире. Она с азартом охотилась за каждой деталью, каждой историей, каждой унцией доказательств, способных привлечь к этой теме общественное внимание. Это и привело ее вслед за мной на сборище вампиров.
И монстры ее сцапали.
Билли не ошибался и в этом. Вампиры из Красной Коллегии изменили ее. Или, точнее было бы сказать, они заразили ее. Оставаясь формально человеком, она мучилась их ненасытной жаждой. И стоило бы ей утолить ее, как она превратилась бы в одного из них. Часть ее души умерла бы навсегда, и она сделалась бы настоящим вампиром.
Отсюда и мои поиски. Я пытался найти способ помочь ей. Создать вакцину или что-нибудь в этом роде, чтобы очистить ее тело от заразы. Что угодно.
Я попросил ее выйти за меня замуж. Она ответила «нет». А потом уехала из города. Я читал ее колонку в «Волхве». Должно быть, она отправляла статьи по почте своему редактору, так что, по крайней мере, я знал, что она жива. Она попросила меня не следовать за ней, и я исполнил просьбу. Я бы и не стал делать попыток увидеться, пока не придумаю, как вытащить ее из той передряги, в которую сам ее втянул. Наверняка было что-нибудь, что я мог бы сделать.
Должно же быть что-то. Не может не быть.
Я низко наклонил голову и сморщился так, что у меня свело мышцы лица. В груди заныла тупая боль, и все тело обожгло жутким, беспросветным бессилием. Я чародей. Я должен был защитить Сьюзен. Должен был помочь ей. Должен был вести себя умнее. Быстрее. Лучше.
Должен был сказать ей, что люблю ее, прежде чем стало уже поздно. Не так ли, Гарри?
Я удержался от слез. Годы упражнений, опыта, самоконтроля помогли мне сдержать их. Слезами делу не поможешь. Они не приблизили бы меня к исцелению Сьюзен.
Черт подери, я жутко устал.
Я не отнимал рук от лица. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел меня хнычущим.
У меня ушло довольно много времени на то, чтобы совладать с собой. Не знаю точно, сколько, но тени заметно сдвинулись, а в машине было жарко, как в печке, несмотря на опущенные окна.
До меня дошло, что нет ничего глупее, чем сидеть на улице, где меня без труда могут отловить новые вампирские громилы. Я устал, перепачкался как свинья и проголодался, а наличных у меня с собой не было ни копейки, и, судя по положению солнца, заехать перекусить домой я тоже не успевал. Во всяком случае, если хотел встретиться с этой мисс Сомерсет.
Да, работа нужна мне была как воздух. Билли и с этим угадал. Если я не начну снова зарабатывать, то останусь без офиса, а потом и без квартиры. И вряд ли сильно продвинусь в своих исследованиях, проживая в картонном ящике где-нибудь на задворках.
А раз так, пора трогаться с места. Я без особого успеха попробовал пригладить копну волос руками и поехал прямиком в офис. Взгляд на уличные часы сказал мне, что я уже опаздываю на пару минут. Вот и выбирай между временем и внешностью… Впрочем, день еще не пошел наперекосяк.
Мой офис расположен недалеко от центра. Многоэтажное здание, конечно, не шедевр архитектуры, но в тот день оно все еще казалось мне симпатичным. Пожилой охранник у входа на первом этаже подозрительно покосился на меня, но мне все-таки повезло: он узнал меня по предыдущим встречам. Будь на его месте кто-нибудь новый, он вышвырнул бы меня за дверь, не моргнув. Я с улыбкой кивнул ему, стараясь казаться до предела деловым. М-да…
По дороге на лестницу я миновал лифт. На двери его висела табличка: РЕМОНТ. Лифт никак не отладят с тех пор, как в одну из кабин пытался прорваться огромный скорпион, а кто-то с помощью мощного восходящего потока воздуха швырнул лифт на самую верхушку шахты, расплющив эту чертову букашку о перекрытие. Кабина, правда, потом рухнула вниз и разлетелась в щепки, учинив на первом этаже изрядный погром, после чего всем повысили стоимость аренды.
Так, во всяком случае, мне говорили. И не смотрите на меня так. Это мог быть кто угодно. Ну ладно, сомнительно, чтобы это оказался ортодонт с четвертого этажа или психиатр с шестого. Возможно, и не страховая контора с седьмого этажа, да и не бухгалтеры с девятого. Ну, это вряд ли адвокаты с верхнего этажа. Вряд ли. Но, черт, когда что-то катастрофически не так, это не обязательно моя вина.
И все равно никто и ничего не докажет.
Я открыл дверь на лестницу и поднялся к себе на пятый этаж. По коридору, мимо негромкого жужжания за дверями проектной фирмы, занимающей большую часть этажа, прошел ко входу в мой офис.
Табличка на матовом стекле гласила:
ГАРРИ ДРЕЗДЕН, ЧАРОДЕЙ.
Я протянул руку, чтобы открыть дверь. Когда до дверной ручки оставался дюйм или два, между ней и моим пальцем проскочила искра, и палец больно кольнуло электрическим разрядом.
Я застыл на месте. Даже с учетом плачевного состояния электропроводки в здании такого здесь еще не случалось. Можете называть меня параноиком, но ничто не учит осмотрительности так, как покушение на убийство средь бела дня. Я снова активировал свой браслет-оберег, приготовившись при необходимости в любое мгновение заслониться щитом.
Другой рукой я распахнул дверь в офис.
В нормальном состоянии мой офис содержится в неплохом порядке. Во всяком случае, я не помню, чтобы прежде в нем царил такой бардак. Стол у входа, на котором я раскладываю брошюрки типа «Магия для чайников» или «Я – чародей. Знаете почему?», стоял, покосившись, у стены. Сами брошюры разлетелись по его поверхности и по полу. В воздухе стоял легкий запах подгоревшего кофе. Должно быть, уходя, я не выключил кофеварку. Упс… Мой рабочий стол тоже оброс слоем разбросанных в беспорядке бумаг. Несколько ящичков в шкафу были выдвинуты, и папки из них лежали на шкафу или торчали из ящичков, поставленные в них наискось. Под потолком неспешно крутился, поскрипывая с каждым оборотом, вентилятор.
Судя по всему, кто-то все же пытался навести здесь порядок. Почта лежала, сложенная тремя аккуратными стопками. Сетчатые корзины для мусора были подозрительно пусты. Значит, все-таки Билли со товарищи.
На развалинах моего офиса стояла женщина той красоты, из-за которой мужчины перерезают глотку лучшим друзьям или развязывают войны.
Она стояла у моего стола лицом к двери, сложив руки и чуть скептически глядя на меня. Волосы ее были белого цвета. Не просто светлые, как у блондинки, не платиновые. Белые как снег, как лучший каррарский мрамор, подобранные на затылке этаким пойманным облаком, чтобы открыть изящную шею. Не знаю, каким образом ее кожа умудрялась казаться бледной на фоне таких волос, но ей это удавалось. Губы гостьи напоминали оттенком мороженую ежевику, и вид их на таком лице почти шокировал. Глаза ее, темно-зеленые, окрасились легким голубоватым оттенком, когда она наклонила голову, разглядывая меня. Немолода. Хотя и не стара. И все равно сногсшибательна.
Я приложил уйму усилий к тому, чтобы не дать своей челюсти стукнуться об пол, и заставил свой мозг сделать какие-то заключения по ее одежде. На ней был темно-серый костюм безупречного покроя. Юбка не сильно скрывала ноги, взгляд против воли опускался на них, а туфли на высоких шпильках тоже не портили этого впечатления. Из-под жакета виднелась белоснежная блузка с глубоким вырезом, от которого опять же не хотелось отводить взгляд – на случай, если она вдруг сделает глубокий вдох. В ушах и на шее ее сияли опалы в серебряной оправе, переливавшиеся такими цветами, каких я никак не ожидал от обыкновенных опалов, – обилием красных, фиолетовых и темно-синих оттенков. Лак на ногтях играл похожими красками. Я уловил аромат ее духов – чего-то дикого, насыщенного, тяжелого и сладкого. Вроде орхидей. Сердце мое стало биться чаще, и та часть мозга, которой напрямую заведовали тестостероны, горько пожалела о том, что я не успел помыться. Или побриться. Или хотя бы вылезти из тренировочных штанов.
Губы ее сложились в улыбку, и она изогнула бровь, но промолчала. Я так и стоял пнем, тараща на нее глаза.
В одном я не сомневался ни капли: чего-чего, а денег у такой женщины хватает. Хоть залейся. Денег, которые я мог бы использовать на оплату аренды, закупку продуктов… может, даже позволить себе роскошь и нанять домработницу убирать квартиру. Короткое мгновение я еще колебался, пристало ли дипломированному чародею, члену Белого Совета интересоваться презренными деньгами. Впрочем, я быстро принял решение.
К черту высокие материи. Мне надо платить за аренду.
– Э-э-э… Мисс Сомерсет, если не ошибаюсь? – выдавил я из себя. Немного найдется таких, кто сравнится со мной по части галантности. Если я буду вести себя осторожно, то, возможно, смогу нащупать что-нибудь завершающее картину. – Я Гарри Дрезден.
– Насколько я понимаю, вы опоздали, – отозвалась она. Голос у Сомерсет был под стать внешности: богатый, воспитанный. По-английски она говорила с легким акцентом, определить происхождение которого я не смог. Возможно, европейским. Решительно любопытно. – Ваш ассистент назначил мне время встречи. Не в моих привычках ждать, поэтому я позволила себе вольность войти. – Она покосилась на мой стол, потом снова на меня. – О чем почти жалею, – добавила она.
– Угу. Я узнал о встрече с вами только… гм… – Я в легком замешательстве огляделся по сторонам, потом спохватился и закрыл за собой дверь. – Я понимаю, это выглядит довольно непрофессионально.
– Совершенно с вами согласна.
Я шагнул к одному из предназначенных для клиентов кресел и смахнул с него бумаги:
– Садитесь, прошу вас. Не хотите чашку кофе или чего-нибудь такого?
– Вы уверены, что это гигиенично? Зачем мне рисковать? – Строго выпрямив спину, она присела на самый краешек кресла.
Я обошел стол, направляясь к своему месту, а она спокойно, но внимательно следила за моими движениями. Я все время ощущал на себе ее холодный, давящий на меня взгляд. Я сел и нахмурился:
– А вы не из тех, кто склонен рисковать?
– Я предпочитаю взвешивать свои шансы, – негромко сообщила она. – Вот вы, например, мистер Дрезден. Собственно, я пришла сюда сегодня с тем, чтобы определить, могу ли я рискнуть очень многим, положившись на ваши способности. – Она помолчала немного. – Признаюсь, – добавила она, – пока что вы произвели не самое благоприятное впечатление.
Я облокотился на стол и хрустнул пальцами.
– Угу. Я понимаю, все это наверняка выглядит как…
– Как отчаявшийся человек? – предположила она. – Как кто-то, явно поглощенный совершенно иными проблемами. – Она кивнула в сторону стопок нераспечатанных конвертов у меня на столе. – Как тот, кто вот-вот лишится рабочего места, если не расплатится с долгами. Мне кажется, вы нуждаетесь в работе. – Она приготовилась встать. – И если вы не способны позаботиться хотя бы о таких мелочах, сильно сомневаюсь, чтобы вы могли оказаться мне полезны.
– Погодите, – сказал я, вставая. – Прошу вас. Дайте мне, по крайней мере, выслушать вас. И если выяснится, что я в состоянии помочь вам…
Она задрала подбородок и бесцеремонно перебила меня:
– Но ведь вопрос не в этом, не так ли? Весь вопрос в том, считаю я или нет, что вы в состоянии помочь мне. Вы не показали мне ничего, чтобы убедить меня в том, что способны. – Она выдержала паузу и снова села. – И все же…
Я тоже сел:
– Все же?
– Я кое-что слышала, мистер Дрезден, о людях с вашими способностями. В том числе об умении заглядывать в глаза.
Я склонил голову набок:
– Я бы не назвал это способностью. Просто так выходит.
– Но вы все-таки способны видеть то, что у других внутри? Вы называете это «заглянуть в душу», верно?
Я осторожно кивнул и принялся собирать воедино все мелочи, что успел узнать из ее внешности, слов и поведения.
– Да.
– И это открывает вам их истинную природу? Правду о том, в чьи глаза вы смотрите?
– И они точно так же видят меня. Да.
Она улыбнулась – спокойно, красиво:
– Тогда почему бы нам, мистер Дрезден, не заглянуть друг другу в глаза? Тогда я точно смогу узнать, будет от вас какая-то польза или нет. Мне это не будет стоить ровным счетом ничего.
– На вашем месте я бы не утверждал этого с такой уверенностью. Вещи такого рода остаются с вами навсегда. – Так же как остается рубец от удаленного аппендикса или, скажем, лысина. Заглянув в чью-либо душу, вы уже не сможете ее забыть. Никогда. Как бы вы ни старались. Мне не нравилось направление, которое начала приобретать наша беседа. – Я не думаю, что это удачная идея.
– Но почему же? – настаивала она. – Это ведь не займет много времени, мистер Дрезден?
– Как вы справедливо заметили, вопрос вовсе не в этом.
Губы ее сжались в тонкую линию.
– Ясно. Тогда, с вашего позволения…
На этот раз уже я перебил ее:
– Мисс Сомерсет, боюсь, вы допустили ошибку в своих расчетах.
Глаза ее на мгновение вспыхнули гневом, но тут же сделались ледяными, отстраненными.
– Правда?
Я кивнул, выдвинул ящик стола, достал блокнот и положил перед собой.
– Ага. В последнее время дела у меня складывались не лучшим образом.
– Боюсь, вы даже не представляете, как мало меня это интересует.
Я достал ручку, снял с нее колпачок и положил рядом с блокнотом.
– Так-так. И тут приходите вы. Богатая, ослепительная – из тех, что слишком хороши, чтобы быть правдой.
– И что же? – поинтересовалась она.
– Слишком хороши, чтобы быть правдой, – повторил я, достал из ящика стола револьвер сорок четвертого калибра, направил на нее и взвел курок. – Можете считать меня психом, но в последнее время я склонен думать, что если что-то или кто-то слишком хорош, чтобы быть правдой, значит это, скорее всего, неправда. Будьте добры, положите руки на стол.
Она удивленно выгнула бровь. Прекрасные глаза расширились, показав белки. Она медленно подняла руки и положила их на стол перед собой.
– Что вы себе позволяете? – хладнокровно спросила она.
– Проверяю одну теорию, – ответил я и, не спуская с нее ни взгляда, ни пистолета, выдвинул другой ящик. – Видите ли, в последнее время ко мне наведываются непрошеные гости. Поэтому мне поневоле приходится думать о том, каких неприятностей я еще могу ожидать. И мне кажется, я вас раскусил.
– Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Дрезден, но я уверена…
– Помолчите.
Я порылся в ящике и нашел-таки то, что искал. Простой, чуть тронутый ржавчиной железный гвоздь. Я достал его из ящика и положил на стол.
– Что это? – почти шепотом спросила она.
– Лакмусовая бумажка, – улыбнулся я, легонько подтолкнул гвоздь пальцем, и тот покатился по столу – прямо к ее сияющим безукоризненным маникюром пальцам.
Она не шевелилась почти до самого последнего мгновения. Когда гвоздь готов был уже коснуться ее, она отпрянула и почти неуловимым движением оказалась в двух шагах от моего стола, опрокинув кресло. Гвоздь докатился до края стола и с негромким звоном упал на пол.
– Железо, – пояснил я. – Холодное железо. Феи его не любят.
Лицо ее совершенно лишилось выражения. Только что оно выражало надменность, превосходство и спокойную уверенность. И все это разом исчезло, оставив лишь холодные прекрасные черты, лишенные любых эмоций, придававших ему сходство с человеческим.
– Сделка с моей крестной действительна еще несколько месяцев, – сказал я. – Год и один день она обязалась не трогать меня. Таковы были условия. Если она попытается нарушить их, это сильно меня огорчит.
Несколько долгих секунд она смотрела на меня в этой мертвой тишине. Надо сказать, это здорово действовало на нервы: вид лица, столь прекрасного и одновременно столь чужого. Казалось, под этими чертами таится кто-то другой, не имеющий со мной ничего общего и даже не пытающийся понять меня. От одного вида этой лишенной выражения маски перехватывало судорогой горло, и мне стоило больших усилий сдерживать дрожь в сжимающих пистолет пальцах. Но потом она сделала нечто, от чего показалась еще более враждебной, более пугающей.
Она улыбнулась. Медленной улыбкой, жестокой, как зазубренный нож. Когда она заговорила, голос ее звучал так же красиво, как прежде. Но он сделался пустым, тихим, зловещим. Она заговорила, и мне невольно захотелось податься вперед, к ней, чтобы расслышать отчетливее.
– Ловко, – пробормотала она. – Да. Вовсе не плохо, если подумать. Именно то, что нужно.
Ледяная дрожь пробежала по моей спине.
– Я не хочу неприятностей, – сказал я. – Уходите, и мы оба сможем сделать вид, будто ничего не случилось.
– Но это случилось, – возразила она все тем же шепотом. От одних звуков ее голоса в комнате, казалось, сделалось холоднее. – Вы смогли разглядеть меня под маской. Значит, вы и правда годны. Как вам это удалось?
– Статическое электричество на дверной ручке, – ответил я. – Дверь была заперта. Вы не смогли бы открыть ее, значит вы просто прошли насквозь. И вы танцевали вокруг да около моих вопросов, вместо того чтобы отвечать на них прямо.
Продолжая улыбаться, она кивнула:
– Продолжайте.
– У вас нет сумочки. Редкая женщина выходит в костюме за три тысячи баксов, но без сумочки.
– Мм… – задумчиво протянула она. – Да. Вы замечательно справитесь, мистер Дрезден.
– Не знаю, о чем это вы, – сказал я. – Я больше не желаю иметь никаких дел с феями.
– Мне не нравится, когда меня так называют, мистер Дрезден.
– Переживете. Убирайтесь из моего офиса.
– Вам-то, мистер Дрезден, должно быть известно, что все наше племя, от мала до велика, не может говорить ничего, кроме правды.
– Это не уменьшило ваших способностей водить людей за нос.
Взгляд ее вспыхнул, и зрачки на глазах поменяли форму, сделавшись из круглых, человеческих, вертикальными, как у кошки. Она смотрела на меня не мигая.
– Тем не менее я уже сказала: я намерена рискнуть. И ставлю все на вас.
– Э-э-э… Что?
– Я предлагаю вам работу. Украдено нечто, в высшей мере ценное. Я хочу, чтобы вы это вернули.
– Дайте-ка разобраться, – сказал я. – Вы хотите, чтобы я вернул вам украденное добро?
– Не мне, – поправила она. – А законному владельцу. Я хочу, чтобы вы нашли вора, поймали его и тем самым освободили от подозрений меня.
– Делайте это сами, – предложил я.
– Увы, в этом деле я не могу действовать в одиночку, – промурлыкала она. – Именно по этой причине я выбрала вас в качестве своего эмиссара. Своего агента.
Я рассмеялся. Мой смех вызвал на этих ее безупречных бледных чертах нечто новое: гнев. Гнев, холодный, жуткий, вспыхнул в ее глазах, и смех сам собой застыл в моем горле.
– Сомневаюсь, – сказал я. – С вашим народом я никаких сделок больше не заключаю. Я даже не знаю, кто вы.
– Милый мальчик, – прошептала она, и в этом шепоте прозвучало нечто настораживающее. – Сделка уже заключена. Ты отдал свою жизнь, свою судьбу, свое будущее в обмен на силу.
– Угу. С моей крестной. Да и этот уговор оспаривается.
– Уже нет, – возразила она. – Даже в этом мире смертных практикуется передача долга из рук в руки. Перепродажа закладов, так?
У меня похолодело внутри.
– О чем это вы?
Она блеснула зубами – острыми, белоснежными. На улыбку это не походило.
– Ваш заклад, смертное вы мое дитя, продан. Я купила его. Вы мой. И вы будете помогать мне в этом деле.
Я положил пистолет на стол и снова полез в ящик стола. Я достал оттуда нож для вскрытия писем – стандартную такую штуковину с плоским лезвием и рубчатой рукоятью.
– Вы ошибаетесь, – произнес я с уверенностью, показавшейся убедительной даже мне самому. – Моя крестная никогда не пошла бы на это. А это значит, вы пытаетесь обмануть меня.
Она улыбнулась, не сводя с меня сияющих глаз:
– Раз так, позвольте мне убедить вас в том, что это истинная правда.
Моя левая ладонь с размаху хлопнула по столешнице. Как оглушенный, смотрел я на нож для бумаги, зажатый в моей правой руке на манер кинжала из фильма-ужастика. В совершеннейшей панике пытался я удержать руку в воздухе или хотя бы выронить из нее нож, однако руки мои шевелились сами по себе, словно принадлежали кому-то другому.
– Постойте! – крикнул я.
Она наблюдала за мной с холодным отстраненным интересом.
Я с силой ударил ножом в тыльную сторону собственной кисти. Мой стол из недорогих. Лезвие вонзилось в перепонку между большим и указательным пальцем и пригвоздило мою руку к столу. Боль обожгла руку, стоило крови брызнуть из раны. Я попытался справиться с ней, но охватившая меня паника мешала совладать с собой. Все, на что меня хватило, – это беспомощно всхлипнуть. Я сделал еще одну попытку выдернуть нож, но правая рука против моей воли только крутанула его в ране.
Боль совершенно лишила меня сил. Я даже не мог набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы закричать.
Женщина… то есть нет, какая там женщина – фея протянула руку и сняла мои пальцы с ножа. Резким, решительным движением она выдернула его и положила на стол рядом с моей рукой. Он был весь залит моей кровью.
– Что ж, чародей, тебе это известно не хуже, чем мне. Не обладай я властью над тобой, я не смогла бы проделать этого с такой легкостью.
Признаюсь, в ту минуту меня мало что заботило, кроме боли в руке. И все же какая-то мизерная часть моего рассудка сознавала, что она говорит правду. Феи не приходят просто так, чтобы дергать тебя за веревочки, как деревянную куклу. Прежде их надо впустить. Много лет назад, когда я был моложе и глупее, я впустил вот так мою крестную Леа. Мне пришлось сделать это еще раз год назад, но в обмен на ее обещание оставить меня в покое на год и один день.
Однако теперь она передала вожжи кому-то другому. Кому-то, кто не был связан этим, вторым обещанием.
Я поднял на нее взгляд. От боли и накатившего на меня гнева голос мой звучал глухо, хрипло:
– Кто вы такая?
Женщина провела переливающимся ногтем по лужице крови на столе. Потом поднесла его к губам и коснулась кончиком языка. Она улыбнулась – еще медленнее, чувственнее и настолько же холоднее.
– У меня много имен, – мурлыкнула она. – Но ты можешь называть меня Мэб, Королевой Воздуха и Тьмы. Императрицей Зимней династии сидхе.
Глава 3
Душа у меня ушла в пятки.
Королева фэйри. Королева фэйри находилась у меня в офисе. Я видел перед собой Королеву фэйри. Говорил с Королевой фэйри.
И она прижала меня к ногтю.
Мать вашу, а я-то думал прежде, что жизнь моя уже дошла до критической точки.
Страх может напоминать ледяную воду. Он может обжигать горло холодом, как от глотка ледяной воды, разбегаясь по груди. Он лишает вас дыхания и заставляет сердце биться неестественно медленно, а потом сползает в желудок и в пах, сводя их судорогой. Потом он распространяется на ноги, ударяет в колени, останавливая вас на полушаге, лишая мышцы ног сил, которые были бы нужны вам для того, чтобы улепетывать отсюда.
Глоток такого вот страха я сделал, глядя на прекрасную, как ядовитый цветок, фею, стоявшую напротив меня.
Это заставило Мэб улыбнуться.
– Да, – прошептала она. – Ты достаточно умен, чтобы бояться. Чтобы понимать, чего бояться, – хоть отчасти. Ну и каково это, детка, знать то, что ты знаешь?
Голос мой прозвучал тише и неувереннее, чем мне хотелось бы:
– Примерно как Токио, когда на берег выходит Годзилла.
Все с той же улыбкой Мэб склонила голову набок. Возможно, она просто не поняла сравнения. А может, ей не понравилось, что ее сравнили с тридцатиэтажной ящерицей. А может, и понравилось. Я имею в виду – откуда мне знать? Я и со смертными-то женщинами никак не разберусь.
Я избегал встречаться с Мэб взглядом. Заглянуть ей в душу я уже не боялся – для этого надо, чтобы душа имелась у обеих сторон. Но слишком много всякого может случиться с вами, если вы дольше чем нужно смотрите кому-то в глаза. Самые разные эмоции и все такое. Я смотрел Мэб на подбородок, рука моя горела от боли, а я не знал, что сказать, потому что мне было слишком страшно.
Терпеть не могу, когда мне страшно. Наверное, нет ничего в мире, что я ненавидел бы так сильно. Терпеть не могу, когда меня заставляют ощущать свою беспомощность. А еще терпеть не могу, когда мне угрожают, а Мэб с таким же успехом могла бы взять меня за горло и потребовать все деньги, что выдали мне на школьный завтрак.
Визит Королевы фэйри означал плохие новости. Очень плохие. Если не считать какого-нибудь особо вредного древнего бога или самого Белого Совета, я вряд ли мог бы напороться на кого-нибудь, обладающего такой силой, как Мэб. Я мог бы попробовать нанести ей какую-нибудь магическую оплеуху, мог бы попытаться выставить ее прочь – но, будь даже мы с ней оба в равной форме, сомневаюсь, что мне удалось бы даже растрепать ей прическу. И она обладала надо мной властью. Она могла бы прорвать мою оборону почти чем угодно, а я ничего не смог бы с этим поделать.
Угрозы бесят меня – а многим известно, что, когда я зол, я могу наделать глупостей.
– Забудьте, – выпалил я. – Никаких сделок. И не тяните резину – испепелите меня, или что там у вас положено. Уходя, не забудьте запереть дверь.
Похоже, мой ответ ничуть ее не задел. Она только сложила руки на груди.
– Столько злости, – ласково прошептала она. – Столько огня. Я видела, как ты загнал в тупик свою крестную Леанансидхе прошлой осенью. Мало кому из смертных удавалось добиться такого. Дерзко. Подобные проявления силы меня восхищают, чародей. Такая сила мне и нужна.
Я в очередной раз полез в ящик и рылся в нем, пока не нашел моток бинта, после чего принялся заматывать раненую кисть.
– Мне плевать на то, что вам нужно, – буркнул я. – Я не собираюсь служить вашим эмиссаром или кем там еще, если вы только не заставите меня силой, а в таком случае, боюсь, вам от меня будет немного толка. Поэтому делайте, что вы хотели сделать, или убирайтесь из моего офиса.
– Поосторожнее, мистер Дрезден, – мягко посоветовала мне Мэб. – Это в полной мере касается вас. Я купила ваш долг с тем, чтобы сделать вам предложение. Чтобы дать вам шанс освободиться от оговоренных той сделкой обязательств.
– Ну да, конечно. Хватит. Мне это неинтересно.
– Вы можете служить, чародей, а можете послужить. Блюдом. Разве вы не хотите освободиться?
Я осторожно покосился на нее, живо представив себя на столе, зажаренным до состояния аппетитной корочки и с веточкой петрушки в зубах.
– Что вы имеете в виду под словом «освободиться»?
– Освободиться, – ответила она, старательно артикулируя губами цвета мороженой ежевики, – означает быть свободным от любого влияния сидхе, от связывающих вас обязательств сначала по отношению к Леанансидхе, а затем – ко мне.
– И мы умываем руки? Расходимся в разные стороны?
– Совершенно верно.
Я опустил взгляд на свою окровавленную руку и нахмурился:
– Не уверен, Мэб, что наши с вами понятия свободы совпадают.
– На вашем месте я бы не колебалась, чародей. Свобода меня восхищает. Всякий, у кого ее нет, желает ее.
Я сделал глубокий вдох и постарался совладать с сердцебиением. Я не мог позволить, чтобы моя злость или мой страх думали за меня. Мои инстинкты буквально голосили, требуя, чтобы я снова схватил пистолет и разрядил в нее обойму, но мне нужно было подумать. Голова – вот единственное, с помощью чего можно избавиться от феи.
Мэб явно не кривила душой, делая мне это предложение. Я ощущал это столь явно, что места для сомнений просто не оставалось. Она освободит меня, если я выполню условия сделки. Конечно, цена может оказаться слишком высокой. Собственно, до цены мы еще не добрались. И обыкновенно одна сделка с фэйри влечет за собой другую, завлекающую тебя все глубже и глубже. Точь-в-точь как кредитные компании или те типы, что спонсируют студентов. Одним словом, готовься к худшему.
Я ощущал на себе взгляд Мэб. Так кот Сильвестр в мультике смотрит на птичку Твити. Эта мысль слегка ободрила меня: в конце каждой серии Твити надирает Сильвестру задницу.
– Хорошо, – сказал я. – Я слушаю.
– Три поручения, – мурлыкнула Мэб, для выразительности подняв перед собой три пальца. – Время от времени я буду обращаться к вам с просьбой. Стоит вам выполнить три из них, и ваши обязанности по отношению ко мне исчерпаны.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Я моргнул:
– Что? И все?
Мэб кивнула.
– Три любых поручения? На мой выбор?
Мэб кивнула.
– Только и всего? Я имею в виду, послушать вас, так мне достаточно трижды передать вам за столом солонку – и мы в расчете?
Ее глаза, зеленые с голубым, как арктический ледник, не мигая смотрели на меня.
– Вы принимаете эти условия?
Я задумчиво потеребил пальцем губу, пытаясь переварить это в голове. Пока что условия сделки выглядели предельно простыми. Впрочем, все еще могло запутаться. Мэб предлагала мне сверток, соблазнительный, как сласти в Хеллоуин.
Из этого следовало, что я буду последним кретином, если не проверю сверток на наличие опасных лезвий и цианистого калия.
– И я сам решаю, какие поручения принимать, а какие нет?
– Даже так.
– И если я отказываюсь, с вашей стороны не последует никаких санкций или наказаний.
Она склонила голову набок и медленно мигнула:
– Принимается. Вы, не я выбираете, какие из моих поручений выполнять.
Что ж, по крайней мере одну ловушку я нащупал.