Мой далекий близкий Николаева Юлия
Шилов в удивлении вздёргивает бровь и складывает на груди руки.
– Вы должны оставить в покое мою семью, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
Не уверена, что получается. Это потом я привыкну к Андрею и перестану его бояться. А пока я только стараюсь не выглядеть жалкой.
– Не вопрос, – отвечает он спокойно, не сводя взгляда. Я киваю, теряясь. Шилов добавляет. – Только не вы, Ась, а ты. Вряд ли ты пытаешься проявить ко мне уважение, а чувствовать себя столетним старцем что-то не хочется.
Мы молчим некоторое время, я так и стою напротив него, напоминая самой себе выставочный манекен.
Потом я неуверенно спрашиваю:
– И что теперь?
Он вздыхает:
– Теперь?.. Теперь ты живёшь в этой квартире, и ты моя женщина.
– А брат? – бестолково спрашиваю я. Шилов ухмыляется.
Поднявшись, снова замирает рядом.
– Все у него будет хорошо.
Мы ещё немного смотрим друг на друга, но я почему-то знаю: он не прикоснется ко мне сейчас.
Шилов и впрямь обходит меня и со словами:
– Обживайся, – и молча покидает квартиру.
А дальше все меняется, как по мановению волшебной палочки. Через несколько дней Илья радостно сообщает, что сделка все же состоялась, и теперь все будет отлично. Потом отцу внезапно повышают зарплату. Даже мне звонят с работы и просят вернуться.
Все это похоже на сказку, только есть одно но: когда она заканчивается и книга закрывается, начинает правда. Для меня она сосредоточена в двух словах: Андрей Шилов.
Сначала я испытываю к нему только ненависть, когда ложусь с ним в постель, сжимаю кулаки и зубы, чтобы не разреветься от омерзения… а потом испытываю ненависть к себе, потому что мое тело отзывается на его умелые ласки, и я кончаю, дрожу от оргазма и ненавижу себя.
Внутри меня плавятся самые разные оттенки чувств, они переливаются, то заполняя собой все пространство моей души, то пропадая где-то на задворках. Я то чересчур взбудоражена, то спокойна до отупения. То смеюсь, то плачу.
Наконец, сплав застывает в одной форме: приветливого равнодушия. Так выглядит мое смирение, принятие той роли, что дала мне судьба с лёгкой руки Шилова.
Я даже привыкаю к нему. Знаю все его привычки, различию жесты и взгляды, знаю, что он любит, а что нет, от чего ему хорошо, от чего плохо…
Иногда, лёжа в постели, разглядывая потолок и слушая его мерное дыхание рядом, я думаю: я так хорошо его изучила, что могла бы убить.
Убить так, что никто бы не подумал на меня.
Идеальное убийство, которое бы положило конец всему происходящему.
Я вспомнила этот вечер: день рождения Артема Косницына, лучшего друга Андрея. Косницын в нашем городе личность известная, спортсмен, биатлонист, которому прочили отличную карьеру.
Артём упорно шёл к олимпийскому золоту, пока роковая случайность не перечеркнула все его будущее. Кроме спорта он имел еще одно увлечение: мотоциклы и быструю езду. Вот и влетел на полном ходу в фуру, не успев вовремя славировать между автомобилями. На спорте был поставлен жирный крест.
В двадцать четыре года Косницын оказался вдруг в свободном плавании, и наверняка пошёл бы камнем на дно, если бы не Шилов. Он вытащил друга из пучины депрессии, сначала приобщив к бизнесу, а потом вновь к спорту. Уже в качестве тренера.
И вот на его юбилее нас и запечатлел фотограф. Видимо, Артём передал эти фотографии Шилову, а тот сунул их в книгу. В ту самую, что купила я. Случайно ли? Я перевернула фотографию, откладывая на лист книги, чтобы взять следующую, и похолодела. Сзади была надпись. Чёрным маркером от руки: “Берегись”.
Дрожащими пальцами я перевернула остальные фотографии, раскладывая на столе. Сложить воедино труда не составило:
“Берегись, Шилов, Ася тебя погубит”.
В комнате мгновенно стало словно холодно. Я смотрела на эти слова, лихорадочно соображая: в чем смысл? Вряд ли Андрей сам написал это, но тогда выходит, кто-то прислал ему фото с посланием? Кто-то, кто был на мероприятии или мог достать фотографии оттуда. И что значат эти слова? Почему я погублю Шилова?
По спине пробежал холодок, и я вспомнила мысли об идеальном убийстве, которые вынашивала ночами несколько месяцев назад. Казалось, кто-то залез в мою голову и выкрал их оттуда. И попытался предупредить Андрея. Боже, какой бред.
Но легче не стало, на плечи словно тяжестью упала тишина пустой квартиры, а темнота сгустилась, вылезая из углов и окутывая. Я резко обернулась, глядя на открытую дверь. Пустой коридор тонул в желтом свете. Там, за поворотом, ещё много пространства, где могут быть чужие глаза.
Сердце забилось учащенно, дыхание стало таким тяжелым, что громко выдыхая, я мешала себе слышать тишину вокруг. Смотрела, как заворожённая, в коридор, и тут… в гостиной что-то громыхнуло.
Я вздрогнула всем телом разом и застыла, чувствуя, как напряглись мышцы. До боли, которая ещё будет отдаваться в течение нескольких дней. Во рту мгновенно пересохло. Слева в груди словно разбежались мурашки.
Осторожно я взяла настольную лампу и направилась к выходу. Коридор никогда не казался мне таким длинным, как сейчас. Каждая клетка моего тела активизировалась, я шла, медленно ступая, а потом сделала резкий выпад.
Гостиная была пуста, на полу возле столика вибрировал мой телефон, пушистый ковёр поглощал звук. Я тихонько засмеялась, опуская руки с лампой. Нервное. Пальцы сами разжались, лампа с металлическим звоном упала на пол. Я бросилась к мобильному, отметив, что настенные часы показывают половину одиннадцатого.
– Господи, Ася! – Брат кричал. – Где ты?!
Я села на диван, прижав ладонь ко лбу. Мысли разбегались. Действительно, где я? В какой реальности? В кабинете Шилова я вдруг перенеслась в прошлое, такое близкое, но успевшее стать далеким. Потому что я очень старалась его забыть.
– С тобой все в порядке?! – продолжал выспрашивать Илья.
– Да, – ответила, наконец. – Да… Я на квартире у… Андрея.
– Что… Почему?!
Тут я вспомнила, что не рассказывала ему о великом переселении, но сил сейчас просто не было.
Илья, кажется, понял это:
– Ась, я приеду за тобой.
– Хорошо.
Повесив трубку, я несколько минут посидела, глядя в пространство перед собой. После пережитого страха в голове не осталось мыслей. Шелестящая пустота.
Взглянула на телефон: куча пропущенных вызовов. Илья, родители, подруга. Все потом. Наконец, я встала и вернулась в кабинет. Собрав фотографии, сунула их в записную книжку, а ее в сумку. Пожалуй, сейчас я все равно не додумаюсь ни до чего умного.
В ожидании Ильи выглянула в окно. Набережная тускло светилась желтыми фонарями, Нева темнела пятном за гранитными берегами. На случившееся несколько часов назад указывала только красно-белая лента, натянутая рядом с аркой, ведущей во двор. Движение было восстановлено, машины неслись, река шумела, дождь стучал в окно. Все, как всегда. Только в этом всем больше не будет Андрея.
Я вышла на улицу, когда Илья сказал, что подъезжает. Двор-колодец блекло освещался тусклым светом одинокого фонаря, углы тонули в темноте. Я сделала несколько быстрых шагов, чувствуя, как нарастает страх, словно кто-то смотрит на меня из темноты арки, ведущей в следующий двор. Предательски оглянулась, прислушиваясь. Темнота и тишина. Никого там нет, это только мои страхи.
Уверенно пересекла оставшуюся часть пути и вышла на набережную. Почти сразу рядом тормознула машина брата. Я юркнула в салон, и мы снова встроились в поток машин. Илья осмотрел меня встревоженным взглядом, словно искал боевые ранения.
– Уже знаешь? – спросила я, он вздохнул, качая головой.
– В новостях передавали. Я сразу стал звонить, а ты трубку не берёшь. Поехал к тебе, там никого. Подробностей никто не знает, отец чуть с инфарктом не слёг.
Я устало кивнула. Папа всегда был против Шилова, называл его бандитской мордой и не забывал упоминать, что такие, как он, кончают плохо. Оказался прав, надо же. Я представила перепуганных родителей и поняла, что совершенно не готова к разговору с ними.
– Отвези меня домой, – попросила Илью.
Он бросил взгляд, немного помолчав, спросил:
– Что ты делала у Шилова?
Я пожала плечами:
– Хотела поговорить. Ты сумел нагнать страху.
– А сумка? – он кивнул на мою небольшую спортивную сумку.
– В тренажёрный зал собиралась заехать.
Брат свёл брови у переносицы, но ничего не сказал. Я сама не знаю, почему молчала о нашем с Андреем разговоре и моем переезде. Да сейчас это уже и не имело смысла.
– Ты… ты видела? – неуверенно задал вопрос Илья. Я молча кивнула. Он быстро потёр лицо рукой. – Может, у меня переночуешь?
– А смысл? – хмыкнула я. – Родители прибегут, я сейчас не готова к разговорам.
Илья удивительным образом сочетал в себе любовь к семье и нежелание заводить собственную. Он переезжал из отчего дома с неохотой, жил в том же районе, снимал квартиру. А потом и вовсе купил двушку в соседней парадной. Сейчас на радость родителям там поселилась милая девушка Лида, хотя Илья и утверждает, что у них пока ничего серьёзного на жизнь не намечается.
Брат вздохнул, но свернул в сторону моего дома. Моя квартира находилась недалеко от Обводного канала, просторная однушка, купить которую тоже помог Илья.
Дела его всегда шли неплохо, а после стремительного “банкротства”, подстроенного Шиловым, и вовсе пошли в гору, к чему последний тоже руку приложил. Не скажу, что брат был очень богат, но жизнь мог позволить себе вполне комфортную.
– Ась, – позвал Илья, когда я уже вылезла из машины. Наклонившись, я заглянула в салон. – Если что, звони. В любое время.
– Спасибо, – улыбнувшись, я закрыла дверцу и отправилась к парадной.
Глава 3
Квартира встретила меня тишиной, но в отличие от шиловской казалась светлой и спокойной. Моя берлога, что скажешь. Я села в кресло, вытянув ноги и закрыв глаза. Илюха всегда был хорошим братом, но год назад стал проявлять просто не дюжую заботу. Чувствовал свою вину – ведь это он познакомил меня с Андреем.
Я начинаю выходить в свет где-то месяца через полтора. Шилов активно таскает меня по вечеринкам и деловым ужинам, знакомя со всеми подряд.
Это моя Ася, говорит он просто, и я первое время краснею и смущаюсь, потому что это звучит слишком лично. Я вижу, что на меня косятся, знаю, что перешептываются за спиной, и довольно скоро понимаю, почему: Шилов никогда не вводил женщин в свой круг общения.
Ещё через два месяца меня знают все, кому не лень. А я так и не понимаю: кто я вообще в жизни Шилова. Если бы могла поверить, что такие, как он, умеют любить, то сказала бы: да, этот подонок влюбился в меня, простую девчонку. История для любовного романа, только у нашей нет хэппи энда. Все кончается в один миг, когда, казалось бы, ничего не предвещало. Как раз после дня рождения Косницына.
Спустя пару недель Андрей возвращается домой под утро. Такое бывало и раньше, но в этот раз он будит меня, и вовсе не для того, чтобы заняться сексом.
Сначала я ничего не понимаю, тру глаза, но сонная одурь слетает, как только ловлю его взгляд. Тяжёлый, задумчивый, пробирающий насквозь.
– Что-то случилось? – спрашиваю, садясь на кровати, в груди сворачивается ком и тут же начинает дрожать.
Шилов рассматривает меня так, словно думает: каким образом лучше убить, и ни один из способов не отличается гуманностью.
– Мы расстаёмся, – он говорит это спокойно ровным безучастным голосом, я хлопаю глазами, глядя на него, и задаю нелепый вопрос:
– Чего?
– Расстаемся, – повторяет он громче, вставая и шествуя к выходу из комнаты. Остановившись на пороге, добавляет. – Ты мне надоела, собирай вещи и уезжай.
И уходит. Я сижу на кровати, бестолково хлопая глазами, ничего не понимая. Что это сейчас было?
Пару минут сижу, слушая, как Андрей ходит в гостиной, как наливает себе кофе из кофемашины. И ничего не понимаю. Ещё вчера вечером все было нормально. Что за блажь на него нашла?
Встаю и, накинув халат, выхожу в гостиную, уверенная, что Шилов стоит у окна с кружкой кофе и смотрит на Неву. Так и есть. На мои шаги чуть поворачивает голову. Окинув взглядом, снова возвращается к виду за окном.
– Я что, непонятно выражаюсь, Ась? – спрашивает спокойно.
– Но… почему? – мне бы радоваться, что все заканчивается, что золотая клетка треснула и развалилась, но столь неожиданный поворот пугает. Я хочу знать причины.
– Я же сказал, ты мне надоела.
Даже не оборачивается, так и смотрит в окно. Я переминаюсь с ноги на ногу, открываю и закрываю рот, так и не найдя, что сказать. Зачем-то киваю, хотя он ведь этого не видит. Мягко разворачиваюсь и возвращаюсь в комнату.
Чему я точно научилась за это время: быстро реагировать на его слова. Сначала просто потому, что боялась, потом опять же во многом привыкла. Переодеваюсь и кидаю вещи в чемодан. Хочу взять только основное, но в итоге складываю все, что влезает. Я знаю: Шилов не шутит, не проверяет меня таким образом. Он что-то там надумал и решил: в его жизни мне больше нет места. И лучше, если я заберу все, что касается меня, сразу.
Через пятнадцать минут выхожу в гостиную с чемоданом и спортивной сумкой. Шилов сидит в кресле с планшетом. На мое появление реагирует быстрым взглядом. Я снова замираю. Ну да, между нами не было любви, и вообще было не пойми что. Но… хоть что-то же можно сказать?
В итоге он и говорит:
– Ну чего застыла?
Я хмурюсь и спрашиваю:
– Надеюсь, ты больше не будешь третировать моих близких?
Шилов смотрит на меня, как на полную идиотку, а потом произносит:
– Ася, срать я на них хотел. О себе тоже можешь не волноваться.
Очень мило. Ну обозначил, что я, по крайней мере, у него желания опорожниться не вызываю.
Я киваю и ухожу. Бреду в недоумении вдоль набережной, сама не зная, куда, колеса чемодана постукивают по плиточной дорожке. Семь с половиной месяцев назад мою жизнь изломали и дали новую, на свой вкус. Сейчас с той же легкостью выбросили и отсюда.
Я не совсем понимаю, что чувствую. Обида? Сожаление? Растерянность? Последнее больше всего похоже на правду. Вдруг думаю, что так и не поняла, что за человек жил со мной все это время. Зная каждый его шаг, я не догадывалась, что скрывается в его голове.
Впрочем, теперь и догадываться не имеет смысла. Я выброшена из жизни Андрея, и мне остаётся надеяться, что навсегда.
В себя я прихожу медленно. Брат подкидывает денег на жизнь, потому ещё пару месяцев пинаю балду, постепенно адаптируясь заново в привычной среде обитания. Наконец, нахожу работу. Не ахти какую, но для начала и это неплохо.
Моя лучшая подруга Ирка поглядывает с томлением, но не лезет, ждёт, когда я поделюсь откровениями. Хотя я уже все ей рассказала. Только она поверить не может, что меня просто выставили за дверь. Ирка упорно ждёт, что Шилов прискачет на коне и будет петь серенады под моими окнами, потом залезет на третий этаж по водосточной трубе и сделает мне предложение. Я только хмыкаю и никак не комментирую ее домыслы, пока до подруги наконец не доходит, что ничего не будет. Я-то и не хотела, но для ее веры в любовь и мужчин это серьёзное испытание.
Родители вздыхают, скорее, с облегчением, Илья тоже. Я не вдаюсь в разговоры, а они не настаивают и семимесячный эпизод под названием “Андрей Шилов” начинает медленно становиться прошлым и стираться ластиком памяти.
Пока несколько дней назад Шилов не звонит мне. Заявляет, что соскучился и приглашает в субботу в ресторан. А я не прихожу. За что в понедельник вылетаю с работы. Методы некоторых не меняются. Впрочем, и это уже не имеет значения.
Утром я проснулась рано, за окном было темно, дождь привычно барабанил в окно. В итоге поднялась, сварив кофе, уселась на подоконник, включая телефон. Вчера я эгоистично рассудила, что не готова вести разговоры ни с кем, включая родителей, и сегодня ловила сообщения о пропущенных вызовах. Первой позвонила Ирка.
– Аська, – заорала она в трубку, – приеду и убью, коза такая. Хорошо хоть Илюха сказал, что с тобой все в порядке.
С Иркой мы дружим с детства, наши родители жили на одной лестничной клетке, к тому же родили нас с разницей в пару месяцев. Подруга мне почти как сестра, потому и не церемонится в общении. Ирка замужем и уже заимела двух ребятишек, так что последнее время мы видимся несколько реже, но я все равно ее очень люблю.
– Я как новости увидела, чуть в обморок не грохнулась. Ты как?
– Нормально, – ответила ей, – наверное, еще не поняла.
– Да, дела… Хочешь, я приеду? Могу забрать тебя после работы…
– Я не работаю, – вздохнув, рассказала подруге о вчерашнем дне. Ирка, некоторое время помолчав, протянула:
– Да уж… Бывает же такое… Значит, у Шилова были враги… – на мой смешок быстро прибавила: – Я имею в виду такие враги, которые могли пойти на убийство. Ох, Аська, хорошо, что тебя не было с ним!
– Хорошо, – согласилась я.
Мы еще немного поговорили, а потом я, вздохнув, стала собираться к родителям. Посетить их было необходимо, потому что они, пока не увидят дочь своими глазами, не поверят, что я вообще жива.
Мама встретила меня с театральным криком. Она вообще по жизни натура импульсивная, к тому же с актерским образованием, которое осталось нереализованным на сцене. Зато в жизни она отрывалась, как могла.
Папа, глядя на то, как мама трагически застывает в позах и жестикулирует, всегда повторял:
– Наш театр не знает, кого он лишился.
Это обычно маму или смешило, или злило, но актерствовать она переставала.
– Ася, – она осмотрела меня с ног до головы, а потом прижала к себе. Обняв, я похлопала ее по спине.
Появившийся из комнаты папа только бросил:
– Выдрать бы тебя, – и ушел в кухню. Я не совсем поняла, к кому из нас относились эти слова.
В кухне пахло сырниками и кофе, так что желудок у меня заурчал, намекая, чтобы я не отлынивала и ела все, что дают.
Папа, макнув сырник в сметану, откусил половину и прожевав, заметил:
– А я говорил, что он плохо кончит.
– Миша! – мама бросила на него укоризненный взгляд, присаживаясь рядом, и уставилась на меня. – Ну как ты, солнышко?
У мамы все рыбки, зайки и солнышки, так уж повелось. Никогда не известно, кем ты окажешься сегодня, и в этом особая интрига.
– Нормально.
Я поморщилась. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы.
– Хорошо, что ты с ним рассталась, он мог и тебя втянуть в криминал, – папа совершенно не обратил на мамины слова внимания.
– Миша! – его имя мама совместила с трагическим жестом, и отец, махнув рукой, подхватил свою чашку с кофе и удалился.
Мама накрыла мою ладонь своей и ответственно заявила:
– Дочка, мне ты можешь все рассказать.
Я пожала плечами.
– Да нечего рассказывать, мам. Папа прав, мы расстались, да и любви большой между нами не наблюдалось.
Томительно вздохнув, мама откинулась на спинку стула, прикрыв лоб рукой.
– Кого я воспитала, – начала она привычную песню, а я подумала, что надо удирать, а то начнется баллада про наши с Ильей нравы, и про то, что мы будем коротать старость в одиночестве, а бедные родители умрут, не дождавшись внуков. В общем, ничего нового. Потому я налегла на сырники и чай.
Уйдя от родителей, однако не поспешила отправиться домой. Сидела в машине в соседнем дворе и пялилась на лобовое стекло в каплях дождя. Дел не было никаких, мысли текли вяло.
В конце концов, я сконцентрировалась на вчерашнем вечере, а точнее, на послании, которое кто-то оставил Шилову. В чем смысл этой фразы? Почему я должна была погубить Андрея? И глупое продолжение: не поэтому ли он со мной расстался, что испугался этого послания? Бред, конечно. Как бы я могла его погубить? Зарезать? Придушить подушкой? Или это игра слов и погубить употреблено в переносном смысле?
И зачем все-таки Андрей спустя несколько месяцев решил вернуть меня? Был ли в этом умысел? И не связан ли этот порыв с его неприятностями?
В общем, как ни пыталась убедить себя в том, что меня это не касается, у меня не очень получалось. И поэтому, заведя мотор, я отправилась в сторону офиса Андрея.
В нем царил хаос в натуральную величину. Все вокруг были пришибленные и суетящиеся одновременно. Я направилась в приёмную Стаса Прохорова, зама Шилова. Мы не были друзьями, но виделись довольно часто, так что мое появление его не должно удивить.
В приемной было пусто, а за дверью раздавался громкий голос Прохорова.
– Да срать я хотел на эти документы, – ругался он, по всей видимости, по телефону. – Груз должен быть на месте завтра, или я на хрен с вас сниму неустойку.
Наступила тишина, стукнув пару раз, я заглянула за дверь. Стас, закатав рукава светлой рубашки, сидел на подоконнике, ероша волосы. Ему было лет тридцать пять, красавец брюнет, от которого млели все встречные бабы. Сам он активно этим пользовался, и даже успел дважды жениться и развестись, после чего решил, что с браком и серьезными отношениями стоит повременить, и пустился во все тяжкие. То есть начал менять девиц чаще, чем носки.
– Настя, – он посмотрел на меня растерянным и каким-то замученным взглядом. Представляю, как ему сейчас несладко. – А ты чего здесь? – словно опомнившись, встал и указал на диван. – Проходи.
Я села, наблюдая, как он, разместившись рядом, снова ерошит волосы, хмуря лоб.
– Говорят, ты была у него в квартире? – поднял на меня взгляд, я кивнула. – Вы что, снова сошлись?
– Ну это сложный момент.
– А эта куда делась? – он поморщился. – Карина или Марина, как ее… – и тут же добавил. – Извини, голова не варит. Сам не знаю, зачем спросил.
– Когда похороны?
– Завтра в два часа на Серафимовском. Косницын всем занимается.
Я кивнула и добавила:
– Можешь дать его номер?
Стас потянулся к трубке, и она тут же зазвонила.
– Задолбали, – выругался он, встав, отошел к окну. – Слушаю… Все работы будут выполнены в срок, вам не о чем волноваться. С документами непременно разберёмся. Да, да. Всего доброго, – и повесив трубку, добавил: – Трындец какой-то.
Поймав его взгляд, когда Стас повернулся, я спросила:
– Ты знаешь, за что убили Андрея?
Стас потёр виски.
– Я пока вообще ни хрена не понимаю, Насть. Да кто сейчас так поступает? Все договариваются, у нас же не девяностые.
Мне так и хотелось спросить: а Звягин? Но я сдержалась, решив не выказывать осведомленность. Если даже до Ильи дошли слухи, то Стас точно в курсе. И если молчит, значит, не хочет рассказывать, без толку спрашивать. По крайней мере, сейчас.
– Дашь номер Артема? – напомнила я.
– Да, точно, – спохватился Стас.
Вскоре я снова сидела в машине, слушая незатейливую мелодию в ожидании ответа.
– Да, – бросил в ответ коротко низкий мужской голос.
– Привет, Артём, это Настя Киреева.
– Да, привет, – голос несколько смягчился, в нем скользнули нотки усталости.
– Можно с тобой встретиться?
После заминки услышала:
– Зачем?
– Поговорить.
– Я зашиваюсь, Насть. Может, завтра после… – сбившись, все же произнёс: – После похорон?
– Хорошо, – быстро согласившись, я распрощалась с мужчиной.
Бросив телефон на панель, поглазела перед собой. Наверное, я веду себя неправильно. Не знаю, почему. Как-то так вышло, что в моей жизни не умирали близкие люди. Точнее, в моем сознательном возрасте. Родители мамы ушли из жизни рано, бабушка через месяц после моего рождения, дед, когда мне было четыре. По папиной линии дед умер молодым от сердечного приступа, а бабушка ещё жива. Родные и друзья, слава богу, тоже остались в стороне от смертей.
И сейчас я, кажется, просто поверить не могла, что Андрей действительно умер. Умирают где-то там, в других жизнях, далеких от моей… Только вот в этот раз, кажется, попало прямо в цель.
Больше всего удивляло странное ощущение пустоты внутри на контрасте кипящей вокруг жизни. Мне казалось, время должно остановиться, замереть, и я вместе с ним. Но все вокруг бурлило, кипело, словно пытаясь доказать: никакая смерть не остановит этот поток. Жизнь словно не хотела дать нам, живым, ухватиться за костлявую руку смерти и, рыдая, спросить: почему? Почему так?
Я не понимала, не могла понять, что происходит в моей душе. Веду себя отстранённо и даже как будто безразлично… Но есть ли во мне пустота? Нет. Наоборот, впервые, наверное, я так остро ощущала в себе все то, что связывало нас с Андреем. Может, потому, что кроме этого больше ничего не осталось?
Я тяжело вздохнула, потянулась к сумке и тут же наткнулась на записную книжку. Ладно, о фотографиях постараюсь узнать завтра. А сегодня можно почитать записи, хотя уверена, я ни черта в них не найду. Вернувшись домой и перекусив, устроилась на диване с записной книжкой и кружкой чая.
В чем-то я оказалась права. Записи были хаотичными, словно он записывал памятки на скорую руку. Что-то типа “Позвонить тому-то”, или “кафе”Виктория” в семь”. Ничего чётко расписанного и понятного. Изредка попадались даты, так что я пришла к выводу, что книжку он начал вести после нового года.
С упорством листала страницу за страницей, пока не наткнулась на следующее:
"Нотариус в 15.00, Ася”
Мое имя было подчёркнуто несколько раз. По прикидкам, запись сделана пару месяцев назад. Конечно, есть вероятность, что это не я, но все же, наверное, у Шилова не миллион Ась. Зачем он обращался к нотариусу, и при чём тут я? Вряд ли мне удастся найти ответ, даже если я найду эту нотариальную контору.
Больше ничего, связанного со мной, не было. Немного подумав, я нашла дату, ближайшую ко дню рождения Косницына, и снова стала читать. И обнаружила запись:
“Посмотреть запись с камер”.
Я покусала губу. Что, если письмо не было отправлено по почте? Кто-то принёс и бросил его в ящик. И Шилов хотел посмотреть камеры, чтобы увидеть этого человека? Вполне себе вариант, но мне снова мало радости: слишком много времени прошло.
Да и мой интерес может вызвать подозрение, ведь идёт следствие. С другой стороны, если Андрей тогда что-то узнал… Он мог попросить запись. Может, стоит рассказать следователю? Уж он имеет больше возможностей, чтобы порыться во всех вещах Шилова. Глядишь, найдёт что-то полезное.
Я вздохнула, ага, вот Синичкин сидит и ждёт меня с распростертыми объятиями, чтобы слушать ничем не подкреплённый бред.
И тут звонок мобильного заставил вздрогнуть, разрезав тишину комнаты.
Илья.
– Ну как ты? – задал вопрос. – Мама сказала, ты была с утра.
– Угу. Вот тоскую дома.
– На похороны пойдёшь?
– Да.
– Завтра в два на Серафимовском.
Я чуть не сказала, что знаю, но решила промолчать.
– Спасибо, – ответила вместо этого и, поколебавшись, добавила. – Илья, этот Звягин, он вообще что из себя представляет?
– Тебе зачем? – тут же насторожился брат.
– Просто интересно. Ты думаешь, это он… Андрея?
– Не знаю, Ась… Если честно, я стараюсь об этом не думать. И тебе то же советую. Лучше не лезть и не ворошить. Шилову уже все равно, а нам тут ещё жить.
Он произнёс эту речь с заминками и как бы смущаясь, но я понимала: это забота обо мне и о нас. Не мне тягаться с такими людьми и искать правду. Не мне…
Но есть что-то, касающееся меня. По крайней мере, я могу быть в этом уверена, глядя на фотографии, лежащие на столе.
Читать бесплатно другие книги:
