Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета Риордан Рик
– Более чем уверен, что норны не произносили слов «и вся эта фигня». Но так или иначе, ты прав. Остров, на котором боги держат пленённого Волка, достижим лишь в первое полнолуние каждого года. Осталось всего семь дней.
– А кто вообще придумал такие правила? – поинтересовался я.
– Я придумал, – изрёк Мимир. – А потому заткнись. И ступай искать меч. Доставь его на остров раньше Сурта.
Сэм подняла руку:
– Ммм… Владыка Мимир… Меч надо найти, это ясно. Но зачем везти его на остров? Ведь там-то меч и нужен Сурту!
– Видишь ли, мисс аль Аббас… Вот потому-то я босс, а ты нет. Да, везти меч на остров крайне опасно. Да, Сурт может воспользоваться мечом, чтобы освободить Волка. И Сурт всё равно отыщет возможность освободить Волка – с мечом или без. Я, кажется, упоминал, что мне открыто будущее, да? Единственный, кто сумеет помешать Сурту, – это Магнус Чейз. Разумеется, если он найдёт меч и научится им пользоваться.
Что до меня, то я заткнулся, как мне и велели. И честно промолчал целую минуту. Поэтому теперь считал себя вправе снова вступить в дискуссию:
– Владыка мистер Бульк…
– Просто Мимир.
– Если этот меч такая важная штуковина, – то почему он провалялся на дне реки тысячу лет и никто не попытался его вытащить?
Мимир исторг пену:
– Те, кто у меня в услужении, никогда не задают столько вопросов.
Блитц прокашлялся:
– На самом деле мы задаём, босс. Просто вы нас не слушаете.
– Ответ на твой вопрос, Магнус Чейз, таков: меч может быть найден только потомком Фрейра по достижении им зрелости. Некоторые пробовали отыскать меч – и погибли. А сейчас ты единственный потомок Фрейра.
– Единственный… во всем мире?
– Во всех Девяти мирах. Фрейр не часто показывается в последние годы. Твоя мать… Видно, в ней и впрямь было нечто особенное, раз она привлекла твоего отца. Как бы то ни было, в Девяти мирах очень многие – боги, великаны, букмекеры, как вы их зовёте – затаив дыхание ждали, когда тебе исполнится шестнадцать. Кто-то жаждал убить тебя, чтобы не дать завладеть мечом. Кто-то, напротив, желал, чтобы ты преуспел.
Мне в затылок словно воткнулись раскалённые булавки. Я так и вообразил себе: шайка богов всю дорогу пялится на меня в свои асгардские телескопы в ожидании, пока я подрасту. Прямо жуть берёт. И мама, должно быть, с самого начала всё знала. Она сделала всё, чтобы уберечь меня, чтобы привить мне навыки выживания. И в ту ночь, когда на нашу квартиру напали волки, она пожертвовала собой, спасая меня.
Я заглянул в слезящиеся глаза Капо.
– А вы? – спросил я. – Чего хотите вы?
– Ставить на тебя рискованно, Магнус. Слишком много судеб пересекается в твоей жизни. В твоей власти нанести могучий удар по силам зла и на целые поколения отсрочить Рагнарёк. Но если ты не справишься – ты ускоришь Гибель Богов.
Я с трудом проглотил комок в горле:
– А если ускорю, то насколько?
– Как насчёт следующей недели?
– Ой.
– Но я решил рискнуть и поставить на тебя, – объявил Мимир. – После того как дети Фенрира убили твою мать, я послал Блитца и Хэрта охранять тебя. Вряд ли ты догадываешься, сколько раз они спасали тебе жизнь.
Хэрт показал семь пальцев.
Меня всего передёрнуло, но скорее при упоминании детей Фенрира – волков с синими глазами…
– Если хочешь преуспеть, – продолжил Мимир, – тебе не обойтись без помощников. Хэртстоун – он… он посвятил жизнь рунной магии. Без него тебе конец. А ещё тебе необходим толковый гном, такой как Блитцен, который смыслит в гномьих искусствах. Возможно, тебе придётся укрепить путы Волка или даже заменить их.
Блитц неловко заёрзал:
– Босс… кхм… гномьи искусства и я… ну, вы же знаете…
– И не спорь, – оборвал его Мимир. – Ни у кого из гномов нет столь отважного сердца. Никто из гномов не избороздил все Девять миров вдоль и поперёк, как ты. И ни один гном не горит столь пылким желанием удержать Волка в путах. К тому же вы оба у меня на службе и будете делать, что я велю.
– А, ну да, – безрадостно кивнул Блитцен. – Если так рассуждать, то конечно…
– А что со мной, владыка Мимир? – вмешалась Сэм. – Какая у меня роль в вашем плане?
Мимир нахмурился. Вода вокруг его бороды вскипела, приобретя более тёмный оттенок зелёного.
– Тебя вообще в моём плане не было. Твоя судьба окутана туманом, мисс аль Аббас. Ты забрала Магнуса в Вальгаллу – такого поворота я не предвидел. Этого не должно было случиться.
Сэм отвернулась, рассерженно сжав губы.
– Сэм тоже участвует в плане, – вступился я. – Я в этом уверен.
Но Сэм, вместо того чтобы оценить моё великодушие, разозлилась:
– Тоже мне защитник выискался! Я выбрала тебя, Магнус, потому что… – И тут она осеклась. – Потому что так должно было случиться.
Я вспомнил, что она говорила в трапезной: «Мне сказали… Мне обещали…» Кто и что ей сказал и обещал? Но я благоразумно решил не пускаться в расспросы при Капо.
Мимир пристально изучал Сэм:
– Надеюсь, ты права, мисс аль Аббас. Когда Магнус поднял меч со дна, он не сумел с ним как следует управиться. Теперь же он эйнхерий, и если он обретёт надлежащее могущество, то можно сказать: ты героиня дня. Но не исключено также, что ты исковеркала ему судьбу.
– Мы справимся, – заверил я. – Всего два вопроса: где меч и где остров?
Мимир кивнул и от этого стал похож на поплавок-переросток.
– Так в этом весь и фокус, верно? Чтобы разжиться информацией подобного рода, мне нужно разорвать завесы между мирами, дать на лапу куче народу, заглянуть во владения других богов…
– А нельзя нам испить вашей чудо-водицы?
– Можно, – согласился Мимир. – Но не задаром. Ты и Самира аль Аббас готовы поступить ко мне на службу?
На лице Хэрта застыла взволнованная гримаса. По напряжённым плечам Блитца я понял, что он борется с искушением вскочить на ноги и заорать: «Нет, только не это!»
– Может, сделаете одно исключение? – спросил я Капо. – Вы тоже как-никак лицо заинтересованное.
– Никаких исключений, мальчуган. И не потому, что я жадный. Пойми: ты получаешь ровно столько, за сколько ты платишь. То, что досталось тебе даром, стоит недорого. И особенно это верно, если речь идёт о знаниях. Или ты доплачиваешь за экспресс-доставку – или долго и нудно мучаешься сам.
Сэм скрестила руки на груди:
– Примите мои извинения, владыка Мимир. Меня исключили из валькирий, однако я всё ещё считаю себя связанной узами преданности с Одином. Я не могу пойти на службу к другому повелителю. Магнус пусть решает сам, но…
– Лучше мы сами помучаемся, – поспешно произнёс я.
Мимир басовито захлюпал. Кажется, он даже впечатлился.
– Интересный выбор. Что ж, в таком случае – удачи. Если справитесь – добро пожаловать в мою сеть патинко на льготных условиях. А если нет… Увидимся через неделю в Рагнарёк.
Вода забурлила, и божественная голова ухнула в ледяную пучину лагуны.
– Сам себя смыл, – заметил я.
Хэрт был даже бледнее обычного.
«Теперь что?» – спросил он.
У меня забурчало в животе. Я с прошлого вечера ничего не ел, а моё пищеварение определённо успело разбаловаться на викингских харчах.
– А теперь, – сказал я, – надо бы подзакусить.
Глава 29. Лебединая песня фалафеля. Точнее, орлиная
ИДЯ НАЗАД ЧЕРЕЗ ПАРК, мы почти не разговаривали. В воздухе чувствовалось приближение снегопада. Порывистый ветер завывал волчьими голосами. Хотя, похоже, мне уже всюду мерещатся волки.
Блитц ковылял кое-как, зигзагом шарахаясь из тени в тень. Яркие полоски шарфа не смягчали угрюмого выражения лица Хэрта. Я хотел подробнее расспросить его о рунной магии, раз уж выяснилось, что он главный (и единственный) профи среди смертных. Вдруг есть такая руна, которая разрывает волков на мелкие кусочки. Да ещё и с безопасного расстояния. Но Хэрт шагал засунув руки в карманы – у него это означало, что к разговорам он не расположен.
Мы как раз проходили моё прежнее лежбище под мостом, когда Сэм подала голос.
– Мимир, – проворчала она. – И как я сразу не додумалась, что он тут замешан.
Я оглянулся на неё через плечо:
– Пять минут назад ты вроде перед ним расшаркивалась: «Ах, владыка Мимир, ах, какая честь для нас, недостойных!»
– Естественно: надо же было выказать почтение! Он всё-таки один из старейших богов. Но он непредсказуем. Никогда не скажешь, на чьей он стороне.
Блитцен сиганул под сень ивы, спугнув нескольких уток:
– Капо на стороне любого, кто не хочет умирать. С ним как раз всё понятно.
Сэм заухмылялась:
– Вы-то оба, ясное дело, по своему хотению у него на побегушках. И водички не пили, и платы не обещали?
Блитц с Хэртом промолчали.
– Я вот что думаю, – продолжала Сэм. – Мимир не включил меня в свой план потому, что у него бы не вышло помыкать мной. В жизни бы не стала хлебать его шипучку!
– Насчёт шипучки ты, кстати, почти права, – заметил Блитц. – Эта вода как кока-кола с нотками гвоздики.
Сэм обернулась ко мне:
– Короче, тут что-то не стыкуется, вот я о чём. Найти Меч Лета – ладно, годится. Но тащить его туда, где Сурт собирается его использовать? Как-то это не мудро.
– Да, но если я – именно я – заполучу меч…
– Магнус, этому мечу рано или поздно суждено оказаться у Сурта. В Рагнарёк твой отец погибнет, потому что когда-то отдал свой меч. Им Сурт и сразит Фрейра. По крайней мере, так гласят предания.
При одной мысли об этом на меня накатил удушающий страх. Вот скажите: разве возможно не поехать крышей, если знать, как погибнешь, и жить с этим веками? По-моему, даже бог свихнётся.
– За что Сурт так ненавидит Фрейра? – спросил я. – Мог бы вместо Фрейра зарубить какого-нибудь здоровенного бога войны.
Блитцен вздохнул:
– Малыш, Сурт хочет смерти и разрушений. Он мечтает, чтобы пламя пожрало все Девять миров. Бог войны не сможет этому воспрепятствовать. А Фрейр сможет. Он бог роста и плодородия, бог здоровья и новой жизни. Он укрощает крайности, огонь и лёд. Сурт больше всего ненавидит, когда его обуздывают. Фрейр – его естественный враг.
«А за компанию с Фрейром и я», – мысленно добавил я.
– Если Фрейр знал о своей судьбе, зачем он вообще отдал свой меч? – спросил я.
– Как зачем? – хмыкнул Блит. – Ради любви, понятное дело.
– Ради любви?
– Тьфу, – скривилась Сэм. – Терпеть не могу эту историю. Так куда мы идём обедать, Магнус?
Я-то был совсем не прочь послушать историю. И в голове у меня всплыли слова Локи: «Последуешь ли ты, подобно твоему отцу, зову сердца, зная, что это решение будет для тебя роковым?»
У многих скандинавских историй, как я посмотрю, одна и та же мораль: знания не всегда стоят отданной за них цены. И это жаль. Потому что я от природы очень любопытный.
– Это… да вон там, недалеко, – сказал я. – Идёмте.
Ресторанный дворик в Доме транспорта – это для бостонского бомжа почти трапезная Вальгаллы. В атриуме всегда тепло, туда всех пускают, и народу там немного. Охранники есть, но они приглядывают за двориком вполглаза. Если сесть за столик, где стоит стакан или тарелка с недоеденной едой, можно просидеть довольно долго, и никто слова не скажет.
У входа Блитцен с Хэртстоуном нацелились было на мусорные баки, но я их остановил:
– Нет, ребята. Сегодня едим нормальную еду. Я угощаю.
Хэрт удивлённо поднял брови.
«Деньги есть?» – спросил он знаками.
– У него тут приятель, – вспомнил Блитцен. – Фалафельный парень.
Сэм застыла как вкопанная:
– Что?
Она заозиралась, точно внезапно сообразила, где мы.
– Да, это будет круто, – пообещал я. – Я знаю одного парня из «Фалафельной Фадлана». Ты мне потом спасибо скажешь. Здешний фалафель – пальчики оближешь…
– Нет… я… о боги. – Сэм поспешно натянула на голову платок. – Я вас лучше на улице подожду. Мне… мне нельзя…
– Вот глупости. – Блитц взял её под руку. – Если с нами будет симпатичная барышня, нам дадут больше еды!
Сэм явно хотелось вырваться и удрать. Но она покорно позволила Хэрту и Блитцу увлечь себя в ресторанный дворик. Мне бы следовало проявить немного чуткости и понять, что ей очень не по себе. Но в сотне футов от «Фалафельной Фадлана» я теряю разум и могу думать только о еде.
За последние два года я сдружился с хозяином заведения Абделем. Подозреваю, что я стал для него чем-то вроде благотворительного проекта. В фалафельной всегда имелась лишняя еда: чуть подсохшая пита, вчерашняя шаверма, немного перележавший под лампами на витрине киббех[63]. Продавать такой товар уже незаконно, но по вкусу-то он нормальный. Поэтому Абдель вместо того, чтобы выбрасывать такие продукты, отдавал их мне. Когда бы я ни объявился, я мог рассчитывать на лаваш с фалафелем или другую вкуснятину. А я в благодарность следил, чтобы бездомные вели себя в фалафельной прилично, не распугивали клиентов и убирали за собой.
В Бостоне вы шагу не ступите, не наткнувшись на какую-нибудь икону свободы – то Тропа Свободы, то Старая Северная церковь, то памятник на Банкер-Хилле[64]. А вот для меня свобода имела вкус фалафелей Фадлана. После того как не стало мамы, эта еда давала мне почувствовать, что я ещё жив и ни от кого не завишу.
Чтобы не пугать Абделя такой толпой, я отправил Блитца с Хэртом занять столик, а сам вместе с Сэм двинул за едой. Сэм всю дорогу еле плелась, отворачивалась и теребила свой платок, словно хотела под ним скрыться.
– Да что с тобой? – удивился я.
– Может, его сейчас нет, – пробормотала она. – Ты скажи, что я твой репетитор.
Я никак не мог взять в толк, о чём она. Я подошёл к прилавку, а Сэм топталась позади, норовя нырнуть за кадку с фикусом.
– Абдель тут? – спросил я у парня за кассой.
Тот начал что-то говорить, но из подсобки появился сын Абделя Амир. Увидев меня, он широко заулыбался и вытер руки о фартук:
– О, Джимми, как жизнь?
Я с облегчением выдохнул. Если нет Абделя, Амир – наилучший вариант. Амиру лет восемнадцать или девятнадцать, он весь из себя красавчик: гладкие тёмные волосы очень аккуратно подстрижены, на бицепсах арабские татуировки, а с его улыбкой впору продавать отбеливатели для зубов – разлетались бы, как горячие пирожки. Как и всё в «Фалафельной Фадлана», он звал меня «Джимми».
– Я норм, – ответил я. – А где твой старик?
– Он сегодня в Соммервилле. Дать тебе чего-нибудь?
– Чувак, ты лучший.
– Да ладно, ерунда, – рассмеялся Амир. Он взглянул мне через плечо. Один раз, а потом второй. – Кого я вижу! Самира! А ты что тут делаешь?
Сэм неуклюже подалась вперёд:
– Привет, Амир. Я тут… я занимаюсь с Ма… с Джимми. Я его репетитор.
– Правда? – Амир опёрся на прилавок, и мышцы на его руках напряглись. Поразительно: парень день-деньской вкалывает в заведениях своего отца, то в одном, то в другом, а на белоснежной футболке – ни единого пятнышка! – А разве ты не учишься?
– Ммм… Да, но меня отпустили с кампуса, чтобы я позанималась с Джимми… и его одноклассниками. – Она указала на Блитца и Хэрта, которые ожесточённо препирались на языке жестов, описывая руками быстрые круги. – Геометрией, – заключила Самира. – С геометрией у них просто беда.
– Просто беда, – поддакнул я. – А на сытый желудок геометрия лучше идёт.
Амир сощурился:
– Вас понял. Рад, что ты жив-здоров, Джимми. В газете писали о несчастном случае на мосту: тот парнишка, который погиб, на фото очень уж смахивал на тебя. Звали его по-другому, но мы всё равно забеспокоились.
Голова моя была забита мыслями о фалафеле, поэтому я не сразу спохватился: и правда, они ведь могли прочесть обо мне в газете.
– А да, я тоже видел. Но у меня всё хорошо. Вот за геометрию взялся. С репетитором.
– О’кей! – Амир улыбнулся Самире. Неловкость между всеми нами была такая плотная, что хоть ножом режь. – Самира, а ты передавай от меня привет Джиду и Биби. Вы, ребята, присаживайтесь. Я вам всё принесу через минуту.
Сэм что-то пробормотала: то ли «большое спасибо», то ли «убейте меня тапком». И мы уселись за столик рядом с Блитцем и Хэртом.
– Что это было? – поинтересовался я у Сэм. – Откуда ты знаешь Амира?
Она ещё ниже натянула платок на лоб.
– Отодвинься от меня. И сделай вид, будто у нас геометрия.
– Треугольники, – послушно произнёс я. – Четырёхугольники. Но чего ты так загоняешься-то? Амир просто чудо. Если Фадланы твои знакомые, то ты для меня всё равно что рок-звезда.
– Он мой родственник, – выпалила Сэм. – Троюродный. Внучатый племянник. Или что-то в этом роде.
Я перевёл взгляд на Хэрта. Он хмуро уставился в пол. Блитц снял лыжную маску и очки – видимо, искусственный свет ему не так вредил – и угрюмо крутил на столе пластиковую вилку. Ясно: они без нас о чём-то неслабо поспорили.
– Ну, родственник и родственник, – сказал я Сэм. – Что такого-то?
– Давай сменим тему, а? – попросила она.
Я примирительно поднял руки:
– Как скажешь. Начнём всё с начала. Всем привет. Меня зовут Магнус, и я эйнхерий. Если мы не хотим заниматься геометрией, предлагаю обсудить вопрос, где искать Меч Лета.
Все молчали.
Рядом со столиком вразвалочку прохаживался голубь, склёвывая крошки.
Я поднял взгляд на прилавок фалафельной. По каким-то неведомым причинам Амир опустил жалюзи. Никогда не видел, чтобы он закрывал заведение в разгар обеденного перерыва. Может, Сэм его как-то обидела и теперь конец моей фалафельной халяве?
Если так, то пусть пощады никто не ждёт.
– Что с нашей едой? – спросил я.
Тонкий голосок где-то у моих ног прокаркал:
– Я знаю ответы на оба вопроса.
Я посмотрел вниз. После всех этих чудных деньков, осознав, кто со мной говорит, я и бровью не повёл:
– Народ, этот голубь желает нам помочь.
Голубь порхнул на наш столик. Хэрт едва не свалился со стула. Блитц стиснул в ладони вилку.
– Вяловатый тут сервис, – сообщил нам голубь. – Но я могу сделать так, что ваш заказ будет готов поскорее. А ещё могу вам сказать, где искать меч.
Сэм потянулась к топору:
– Это не голубь.
Птица смерила её взглядом оранжевого глаза:
– Возможно. Но если вы меня убьёте – не видать вам обеда. И меча тоже не видать. И наречённого.
Самира смотрела на него так, словно из её глаз через весь атриум вот-вот полыхнут молнии.
– О чём он вообще? – не понял я. – Какой наречённый?
– Если хотите, чтобы «Фалафельная Фадлана» открылась… – проворковал голубь.
– Это объявление войны. – И я попытался сцапать птицу. Но даже при моих рефлексах эйнхерия шансов было мало, это я и сам понимал. – Ты то такое сделал? Что случилось с Амиром?
– Пока ничего! – заверил голубь. – Я принесу вам обед. Я всего лишь хочу испробовать его первым.
– Кхм, – сказал я. – Ну, предположим, я соглашусь. И какова будет цена за информацию о мече?
– Услуга. Всё вполне обсуждаемо. Ну так что: фалафельная закрывается на веки вечные – или мы договариваемся?
Блитцен покачал головой:
– Магнус, не надо.
Хэрт показал жестами «Голубям верить нельзя».
Сэм поймала мой взгляд. В её глазах читалась мольба. То ли она любит фалафель ещё больше моего, то ли её беспокоит что-то другое.
– Договорились, – произнёс я. – Тащи обед.
Железное жалюзи немедленно поползло вверх. Кассир, застывший как статуя с телефоном возле уха, оттаял, обернулся, выкрикнул указание повару – всё как ни в чём не бывало. Голубь снялся со столика, устремился к фалафельной и скрылся за прилавком. Кассир даже не заметил.
Спустя мгновение из кухни вылетела птица – куда больших размеров, чем голубь. Настоящий орёл, вернее, белоголовый орлан. И в когтях он сжимал поднос. Орёл приземлился посередине нашего столика.
– Теперь, значит, ты орёл? – уточнил я.
– Да, – подтвердил он тем же каркающим голосом. – Люблю всякую путаницу. Вот ваш обед.
На подносе лежало всё, чего только могла пожелать моя душа: дымящиеся перчёные квадратики говяжьего киббеха, кучка кебабов из баранины с соусом из мятного йогурта и четыре свежие питы с божественными шариками из нута, приправленные тхиной и украшенные маринованными огурчиками.
– О, Хельхейм, да. – Я потянулся к подносу, но орёл клюнул меня в руку.
– Куда? – укоризненно спросил он. – Сначала пробую я.
Видели когда-нибудь орлов, жрущих фалафель?
С тех пор это зрелище снится мне в кошмарах.
Я и опомниться не успел: орёл не хуже пылесоса втянул всё, что было на подносе, оставив один-единственный огурчик.
– Эй! – возмутился я.
Сэм поднялась, покачивая в руке топор:
– Это великан. Точно говорю!
– Мы же договорились. – Орёл срыгнул. – А теперь касательно меча…
Исторгнув утробный рык – первобытный рёв голодного мужика, которого лишили его законного киббеха, – я вытащил меч и плашмя звезданул им орла.
Не самый разумный ход, но я же был голодный. И я взбесился. Ненавижу, когда меня вот так надувают. И белоголовых орланов тоже недолюбливаю[65].
Меч ударил птицу по спине и почему-то пристал к перьям, как приклеенный суперклеем. Я попытался оторвать своё оружие, но не тут-то было. И к тому же мои ладони тоже прилепились к рукояти.
– Ну что ж, – клекотнул орёл. – В конце концов, можно и так.
С этими словами орёл снялся с места и пронёсся через атриум со скоростью шестьдесят миль в час. Волоча за собой меня.
Глава 30. Одно яблочко – и поминай как звали
НОВЫЙ ПУНКТ В СПИСКЕ моих нелюбимых дел: орлиный сёрфинг.
Никакой птице в принципе не под силу взлететь с более или менее полновесным Магнусом на прицепе. Но у этого тупого орлана получилось.
Внизу подскакивали Блитц и Сэм, выкрикивая что-то чрезвычайно обнадёживающее типа: «Эй! Стой!»
А орёл тем временем проволок меня прямо по столикам, стульям, по горшкам с цветами, прорвался через стеклянные двери и воспарил над Чарльз-стрит.
Парень на десятом этаже многоэтажки подавился своими чипсами, когда я мелькнул в его окне. На память я оставил ему отпечаток подошвы на стекле.
– Отпусти меня! – проорал я орлу.
– Уверен? – проклекотала птица, проносясь над крышей. – Берегись!
Я дёрнулся, едва не вмазавшись лицом в промышленный кондиционер. И проломился через кирпичную трубу, использовав грудь в качестве стенобитного орудия. На другой стороне здания орёл пошёл на стремительное снижение.
– Так что? – спросил он. – Договоримся насчёт услуги – или как?
– С голубем-мутантом, который ворует фалафель?! – вознегодовал я. – Ни за что!
– Как пожелаешь.
Орёл заложил крутой вираж, шмякнув меня о пожарную лестницу. Мои рёбра хрустнули, голодный желудок выбросил в пищевод струю кислоты. Желудку, бедняге, очень хотелось вывернуться наизнанку, да было нечем.
Читать бесплатно другие книги:
