Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета Риордан Рик

Глава 35. Не возлагай фекалий своих на голову Искусства

ВРУЧИВ МНЕ СЛЕГКА ПОМЯТОЕ ЯБЛОКО бессмертия, Сэм умчалась. Она бы и хотела остаться, но боялась, что бабушка и дедушка прибьют её, если она опоздает ещё хоть на минуту. Мы договорились встретиться на следующий день в Общественном саду.

Я побрёл к Копли-сквер. Решив, что разгуливать по улицам со здоровенным сверкающим мечом несколько самонадеянно, я обратился к своему оружию с просьбой (и это вовсе не означает, что я спятил).

– Ты не мог бы как-то так загламуриться, чтобы казаться чем-нибудь маленьким? – спросил я. – Только не цепочкой, они вышли из моды ещё в девяностые.

Меч не ответил (что неудивительно), но мне представилось, как он прогудел нечто вроде «Ну и чем же, например?».

– Ну, не знаю… Чем-нибудь маленьким и безобидным. Может, авторучкой?

Меч запульсировал у меня в руке, будто смеялся. Мне почудилось, что он заявил: «Меч-авторучка! В жизни не слышал ничего глупее!»

– Есть предложения получше? – спросил я.

Меч стал уменьшаться. Он делался всё меньше и меньше, и наконец у меня в руке оказался рунный камень на золотой цепочке. Камень был маленький и белый с чёрным символом:

– Руна Фрейра, – узнал я. – Что ж, я не особый любитель украшений, но сойдёт.

Я застегнул цепь на шее. Оказалось, что камень-кулон крепится к ней будто магнитным замком, и его легко можно снять – достаточно просто потянуть. И стоит мне его снять, как он превращается в меч. А если надо, чтобы он снова стал кулоном, достаточно это представить – и меч уменьшится, превратится в камешек, и можно вешать его на шею.

– Круто, – признал я.

Возможно, меч и правда откликнулся на мою просьбу. А может быть, я каким-то образом сам сотворил этот гламур. А ещё может быть, мне это только померещилось и на самом деле я топаю по улице со здоровенным мечом на шее.

Люди на улицах не обращали особого внимания на моё новое украшеньице. А если бы обратили – подумали бы, что на нём красуется буква «г», означающая… ну, явно не «герой».

К тому времени когда я дошёл до Копли-сквер, совсем стемнело.

Не обнаружив там никаких признаков Блитцена или Хэртстоуна, я встревожился. Библиотека уже закрылась. Возможно, Хозяин рассчитывал встретиться со мной на крыше, но мне что-то не хотелось карабкаться по стене библиотеки.

День выдался долгий. Несмотря на всю суперсилу эйнхерия, я устал как собака и меня трясло от голода. Если Хозяин хочет яблоко – пусть поторопится. А то я сам его съем.

Я сел на каменные ступени, ведущие ко входу в библиотеку. Они раскачивались подо мной, будто я всё ещё плыл в лодке Харальда. Слева и справа развалились на тронах бронзовые статуи. Я знал, что одна из них символизирует Искусство, а другая Науку, но, по-моему, обе больше смахивали на Большую Перемену (между рисованием и биологией, например – чем не искусство и наука?). Головы их были повязаны бронзовыми платками. Статуи сидели, сложив руки на подлокотниках своих тронов, и косились на меня, будто спрашивая: «Что, непростая неделька выдалась, да?»

В последний раз мне выпадала возможность побыть одному без необходимости спасать свою жизнь, ещё когда… Когда я зашёл в похоронное бюро? Побыть наедине со своим мёртвым телом – это считается побыть одному?

Должно быть, мои похороны уже состоялись. Мой гроб опустили в холодную землю. Дядя Рэндольф стоял, опираясь на трость и досадливо хмурясь. Дядя Фредерик – с растерянным и потрясённым видом, в этом своём нелепом наряде. А Аннабет… понятия не имею, что она чувствовала.

Она примчалась в Бостон, чтобы разыскать меня. И обнаружила, что я умер. А потом обнаружила, что я вполне живой, но ей всё равно пришлось пойти на похороны и никому не говорить, что она меня видела.

Я верил, что она сдержит обещание, и всё-таки мне было тревожно из-за нашей встречи. Точнее, из-за слов Аннабет: «Я могу тебе помочь. Я знаю место, где ты будешь в безопасности».

Я вытащил из кармана помятый флаер: «Пропал человек! Магнус Чейз, 16 лет. Звоните…» – и постарался запомнить телефон наизусть. Надо будет всё ей объяснить, но не теперь. И так уже из-за меня Хэртстоун получил по голове и отключился, Блитцен наполовину окаменел, а Сэм вышибли из валькирий. Не хочу втягивать в неприятности ещё кого-то.

Через семь дней Волк Фенрир освободится от пут – если верить норнам и если я этому не помешаю. Начнётся Рагнарёк. Сурт спалит в огне Девять миров. Я никогда не найду маму или не смогу отомстить за её смерть.

И ко всему прочему, всякий раз, стоило мне подумать о том, чтобы противостоять волку – тому самому Волку Фенриру, – как возникало непреодолимое желание залезть в старый спальник, сжаться в комочек, заткнуть уши и петь: «Ла-ла-ла, всё это происходит не со мной!»

Над головой промелькнула тень. Орёл, именующий себя Хозяином, приземлился на голову Искусства и тут же украсил её своим помётом.

– Чувак, – сказал я, – ты только что обгадил Искусство.

– Правда? – Он встопорщил хвост. – Ах да. Ну, думаю, барышне не привыкать. Вижу, ты вернулся с рыбалки живым.

– Удивлён? – спросил я.

– На самом деле – да. Моё яблоко у тебя?

Я достал яблоко из кармана и бросил ему. Орёл поймал его лапой и принялся есть:

– Вкуснятина!

За последнее время мне довелось повидать много странного, но орёл, уплетающий яблоко, сидя на обгаженном Искусстве, определённо угодил в первую двадцатку самых странных вещей.

– Ну, теперь-то ты скажешь, кто ты такой? – спросил я.

Хозяин рыгнул:

– Да, пожалуй, ты этого заслуживаешь. Открою тебе тайну: на самом деле я вовсе не орёл.

– С ума сойти. Ни за что бы не догадался.

Он отхватил ещё кусок яблока:

– Кроме того, большинство богов вряд ли проникнутся к тебе симпатией, узнав, что ты помогал мне.

– Чудесно, – заметил я. – Ран и Эгир уже точат на меня зуб.

– Ой, да какие они боги! Ни асы, ни ваны. Они, скорее, великанского рода, хотя, конечно, грань между богами и великанами всегда была размыта. За все эти годы наши кланы множество раз успели породниться…

– «Наши кланы». То есть…

Орёл стал расти. Тени сплетались вокруг него и прирастали к нему, как свежий снег к катящемуся снежному кому. И вот уже на коленях Искусства развалился огромный старик в сапогах с железными набойками, кожаных штанах и рубахе, расшитой орлиными перьями (которая, возможно, злостно нарушала закон об исчезающих видах). Волосы у него были седые, лицо обветренное и немолодое. На одной руке, выше запястья, красовался золотой браслет с гематитами – примерно такие же носили таны в Валгалле.

– Ты что, владыка чего-нибудь? – спросил я.

– На самом деле – конунг, то есть как бы царь. – Хозяин откусил от яблока ещё, и его волосы тут же потемнели, а часть морщин разгладилась. – Утгарда-Локи, к твоим услугам.

Я обхватил рукой кулон на шее:

– Локи – в смысле тот самый Локи?

Великанский конунг поморщился:

– Ты не представляешь, как я устал отвечать на этот вопрос. «Так ты и есть тот самый «знаменитый» Локи?» – Он изобразил пальцами кавычки вокруг слова «знаменитый». – Пфф! Да, меня назвали Локи, когда его ещё и в проекте не было! Весьма распространённое великанское имя. Как бы там ни было – нет, Магнус Чейз, я не родственник того знаменитого Локи. Я Утгарда-Локи, то есть Локи из дальних земель, повелитель горных великанов. И я уже много лет наблюдаю за тобой.

– Не ты один.

– Ну, ты намного интереснее, чем все эти недалёкие дети Тора, которые вечно бросают мне вызов. Из тебя выйдет отличный враг!

В ушах у меня зашумело:

– Так мы теперь враги?

– О, вот только не нужно доставать меч. Симпатичный кулончик, кстати. Однажды мы будем сражаться за противоборствующие армии. Тут уж ничего не поделаешь. Но пока мне нравится просто наблюдать. Надеюсь, ты научишься пользоваться мечом, прежде чем тебя убьют. Было бы забавно. Эту старую кошёлку с дымом, Сурта, давно следовало поставить на место.

– Что ж, рад, что сумел тебя позабавить.

Великан закинул остатки яблока в пасть и проглотил не жуя. Теперь он выглядел лет на двадцать пять: волосы цвета воронова крыла, на красивом худом лице ни морщинки.

– Кстати, о Сурте, – сказал он. – Повелитель огненных великанов нипочём не позволит тебе владеть этим мечом. Где-то… к утру, пожалуй, он поймёт, что ты нашёл его.

Мои пальцы на кулоне разжались, руки вдруг сделались тяжёлыми и неповоротливыми.

– Я проткнул Сурта насквозь, отсек ему нос и сбросил в ледяную реку. Неужели это даже его не задержит?

– О, задержит! Сейчас он всего лишь клокочущий от ярости безносый огненный шар у себя в Муспельхейме. Ему придётся собрать всю свою мощь, чтобы в полнолуние воплотиться снова.

– И попытаться освободить волка.

Возможно, не стоило откровенничать с великаном, который сам заявил, что мы враги, но что-то подсказывало мне, что Утгарда-Локи и так в курсе.

Великан кивнул:

– Никто с таким нетерпением не ждёт Рагнарёк, как Сурт. Он знает, что ему предстоит спалить в огне все Девять миров, и предвкушает это с начала времён. Меня вот вполне устраивает Вселенная, как она есть. Я развлекаюсь. Но огненные великаны… их не переубедить. Им лишь бы жечь, жечь и жечь. Как бы там ни было, хорошая новость заключается в том, что сам Сурт не сможет явиться и убить тебя до полнолуния. Он слишком слаб для этого. Плохая новость – у него полно приспешников.

– Ненавижу приспешников.

– И на тебя охотится не только Сурт. Твои бывшие соратники из Вальгаллы тоже искали тебя. Им не нравится, что ты ушёл без разрешения.

Я вспомнил капитана Гуниллу и её перевязь с молотками. Представил, как один из этих молотков, вращаясь, летит мне в лицо.

– Ну, просто супер.

– На твоём месте, Магнус, я бы постарался убраться из Мидгарда до рассвета. Это собьёт погоню со следа, по крайней мере на время.

– Покинуть землю. Что может быть проще…

– Всегда знал, что ты смекалистый. – Утгарда-Локи соскользнул с колен статуи. Стоя, он оказался в добрых двенадцать футов ростом. – Мы ещё встретимся, Магнус Чейз. Однажды тебе понадобится услуга, оказать которую сможет только Утгарда-Локи. А сейчас… с тобой хотят поговорить друзья. Счастливо оставаться!

Тени закружились вокруг него вихрем, и Утгарда-Локи исчез. Там, где он только что был, появились Блитцен и Хэртстоун.

Хэрт, увидев меня, отпрыгнул, как испуганный кот. Блитцен выронил свою спортивную сумку:

– Рог Хеймдалля, малыш! Откуда ты взялся?!

– Откуда я… Да я торчу тут уже почти час! Вот только что разговаривал с великаном!

Хэртстоун подкрался ко мне и потыкал пальцем, чтобы убедиться, что я настоящий.

«Мы тут уже несколько часов, – сообщил он жестами. – Ждём тебя. Говорили с великаном. Ты просто возник».

У меня противно засосало под ложечкой:

– Может, нам стоит сравнить, кто что видел?

Я рассказал им, что произошло с тех пор, как мы расстались: о нашей встрече с мистером Ё и Мешочницей Ран («Мистер Ё и Мешочница Ран» – отличное название для рэп-дуэта), а потом и о разговоре с Утгарда-Локи.

– Да, плохо дело. – Блитцен погладил бородку. Он не стал намазываться кремом от загара и был в костюме-тройке цвета баклажана с розово-лиловой сорочкой и зелёной гвоздикой в петлице. – Великан рассказал нам примерно то же самое, только вот не представился.

«Сюрприз!» – показал жестом Хэртстоун, приставив указательные пальцы к глазам и разведя их (пальцы, не глаза) в стороны. С учётом обстоятельств я перевёл это как «Приехали!». «Утгарда-Локи, – показал он по буквам. – Самый могущественный волшебник Ётунхейма. Творит любые иллюзии».

– Нам ещё повезло, – сказал Блитцен. – Утгарда-Локи мог заставить нас увидеть или сделать что угодно. Шагнуть за край крыши, случайно убить друг друга или съесть стейк-тартар. На самом деле, – тут он зловеще прищурился, – возможно, мы и сейчас видим не то, что происходит на самом деле. Любой из нас может быть великаном. – И Блитцен ущипнул Хэртстоуна за руку.

«Ой!» – показал Хэрт. И наступил гному на ногу.

– Или не быть, – признал Блитцен. – Но всё равно хорошего мало. Магнус, ты дал яблоко бессмертия повелителю великанов.

– Ну и… что, собственно, теперь будет?

Блитц принялся теребить свою гвоздику:

– Честно говоря, сам толком не знаю. Никогда не понимал, как эти яблоки работают. Наверное, Утгарда-Локи стал не только моложе, но и сильнее. И готов поспорить: когда начнётся Рагнарёк, этот великан будет не на нашей стороне.

Хэртстоун сказал на языке жестов: «Жаль, я не знал, что это Утгарда-Локи. Я бы спросил его о магии».

Блитцен фыркнул:

– Ты о ней и так немало знаешь. Кроме того, вряд ли великан прямо так взял бы и всё тебе выложил. Ладно, сейчас вам обоим нужно поспать. Эльфы не могут долго обходиться без сна, когда нет солнца. А Магнус явно с ног валится.

Это точно. Я уже некоторое время видел двоих Блитценов и двоих Хэртстоунов, и магия иллюзий тут была явно ни при чём.

Мы разбили лагерь под дверью библиотеки, прямо как в старые добрые времена, только побогаче. Блитц достал из своей спортивной сумки три пуховых спальника, чистую одежду для меня и несколько сэндвичей, которые я проглотил так быстро, что даже не успел распробовать. Хэрт залез в спальник и тут же захрапел.

– Отдохни, – сказал мне Блитцен. – Я посторожу. А завтра навестим моих соплеменников.

– Мы отправимся в мир гномов? – Мысли у меня еле ворочались. – К тебе домой?

– Ко мне домой, – напряжённым голосом подтвердил Блитцен. – Мы с Хэртстоуном кое-что разузнали, и, похоже, нам не помешает побольше выяснить о путах Фенрира. А сделать это можно только в Нидавеллире. – Он пригляделся к цепочке у меня на шее. – Можно посмотреть на твой меч?

Я потянул за кулон и положил меч между нами. Клинок светился, отбрасывая в темноте на лицо Блитцена медные отсветы.

– Потрясающе… – пробормотал гном. – Костяная сталь или нечто даже более экзотическое.

– Костяная сталь… Ти Джей в Вальгалле что-то говорил о ней.

Блитцен, не касаясь клинка, благоговейно провёл над ним рукой.

– Чтобы получить сталь, в железо добавляют углерод. Большинство кузнецов-оружейников используют для этого уголь, но можно заменить его на кости. Кости врагов, чудовищ или предков.

– Ого…

Я уставился на меч, гадая, не скрываются ли в нём мои прапрапрадедушка и прапрапрабабушка.

– Если отковать его по всем правилам, – продолжал Блитцен, – оружие из костяной стали способно убивать сверхъестественных созданий, даже великанов и богов. Разумеется, для этого клинок надо закалить в крови, желательно в крови тех существ, которых он должен разить.

Сэндвичам у меня в желудке стало неспокойно.

– И что, этот меч так и сделан?

– Не могу сказать, – признался Блитцен. – Меч Фрейра ковали ваны, а я в их искусстве мало понимаю. Возможно, оно больше похоже на эльфийскую магию Хэрта.

Я упал духом. Я-то думал, что гномы здорово разбираются в производстве оружия, и в глубине души надеялся, что Блитцен раскроет какие-нибудь секреты моего меча. Я покосился на Хэрта, который по-прежнему мирно спал.

– Ты сказал, Хэрт много знает о магии. Только не думай, что я придираюсь… Просто я никогда не видел, чтобы он колдовал. Ну разве что двери открывал. А что ещё он умеет?

Блитц положил руку в ногах спальника Хэрта, словно пытался его защитить.

– Магия отбирает у него много сил. Ему приходится использовать её осторожно. А кроме того, его семья… – Он тяжело вздохнул. – Понимаешь, современные эльфы магию не одобряют. Родители здорово шпыняли его за попытки колдовать. И он до сих пор стесняется творить магию на глазах у других. Родители считали Хэрта сплошным разочарованием – ну знаешь, магия, да ещё и это… – Он показал на собственные уши.

Мне захотелось сказать что-нибудь нехорошее о родителях Хэрта на языке жестов:

– Он же не виноват, что родился глухим!

– Эльфы есть эльфы, – пожал плечами Блитцен. – Они ни в чём не терпят изъянов: ни в музыке, ни в живописи, ни во внешности. Ни в собственных детях.

Я хотел сказать, что это безобразие, что так нельзя… Но потом подумал о людях и решил, что мы не многим лучше.

– Поспи, малыш, – настойчиво сказал Блитцен. – Завтра будет трудный день. Чтобы не дать Фенриру освободиться, нам понадобится помощь одного гнома… И помощь эта обойдётся недёшево. Нам нужно, чтобы ты был полон сил завтра, когда мы прыгнем в Нидавеллир.

– Прыгнем? – переспросил я. – Это как?

Он посмотрел на меня с тревогой, как будто меня скоро снова придётся хоронить:

– Завтра тебе предстоит лазать по Мировому Древу.

Глава 36. Уть!

СОГЛАСЕН, Я ДУРАК. Я почему-то думал, что Мировое Древо – это дерево. А оно оказалось цепочкой бронзовых утят.

– Узри же, – провозгласил Блитцен, – перепутье всего мироздания!

Хэртстоун благоговейно преклонил колени.

Я покосился на Сэм, которая присоединилась к нам, отважно сбежав с лекции по физике. Она не смеялась.

– Н-да… – протянул я. – А я-то как раз хотел сказать, что эта скульптура называется «Дорогу утятам!».

– По-твоему, это совпадение? – напористо спросил Блитцен. – Девять миров – девять уточек. Ясно же, что это символизирует портал! Это место – перекрёсток всего сущего, центр Древа, тут можно просто перепрыгнуть с одной утки на другую, то есть из одного мира в другой.

– Ну, тебе виднее.

Я проходил мимо бронзовых утят миллион раз. И мне ни разу не пришло в голову, что они какое-то там средоточие. Детскую книжку про этих утят я не читал, но знал понаслышке, что там говорится о том, как мама-утка и её малыши переходили дорогу в Бостоне. Потому-то их скульптурное изображение и поставили в Общественном саду.

Летом детишки фотографировались верхом на миссис Уте, под Рождество на утят надевали маленькие красные колпачки с белой оторочкой. Но сейчас они стояли голенькие и одинокие, по шею в свежевыпавшем снегу.

Хэртстоун осторожно провёл руками над утятами, словно проверял, горячая ли плита. Потом посмотрел на Блитцена и покачал головой.

– Этого я и боялся, – сказал гном. – Мы с Хэртом уже слишком много путешествовали. Мы не сможем активировать утят. Магнус, нам нужна твоя помощь.

Я ждал, когда он скажет, что от меня требуется, но Блитцен просто стоял и смотрел на утят. Этим утром он испытывал новый головной убор – пробковый шлем, с которого до самых плеч свисала тёмная вуаль. Блитцен утверждал, что сам разработал эту ткань и она на девяносто восемь процентов защищает от солнечного света, позволяя нам видеть его лицо и не скрывая его шикарного наряда. На мой взгляд, из-за этой вуали он смахивал на пчеловода в трауре.

– Ладно, уговорил, – сказал я. – И как мне активировать утят?

Сэм внимательно оглядывала сад. Похоже, она не выспалась: веки припухшие, на руках волдыри и ссадины после нашей вчерашней рыбалки. Сегодня на ней было чёрное шерстяное пальто-бушлат, а в остальном – то же, что и вчера: зелёный хиджаб, боевой топор, щит, джинсы и зимние ботинки. Всё, что полагается бывшей валькирии, которая не отстаёт от моды.

– Не знаю, как ты собираешься это сделать, – сказала она, – но поторопись. Мне не нравится торчать в такой близости от врат Вальгаллы.

– Но я не умею! – возразил я. – Эй, ребята, это же вы у нас постоянно носитесь из мира в мир, разве нет?

Хэрт показал «Слишком часто».

– Малыш, – сказал Блитцен, – чем чаще путешествуешь между мирами, тем труднее даётся переход. Как будто в двигателе возникает перегрев, и приходится останавливаться, чтобы дать ему остыть. Кроме того, прыгать наобум из мира в мир – это одно. Выполнять квест – совсем другое. Мы ведь не знаем точно, куда надо попасть.

Я повернулся к Самире:

– А ты не поможешь?

– Пока я была валькирией, это было нетрудно. Но теперь… – Она покачала головой. – Ты сын Фрейра, бога роста и плодородия. Ты наверняка можешь сделать так, чтобы ветви Иггдрасиля сблизились и мы сумели перепрыгнуть с одной на другую. Кроме того, это же твой квест. У тебя больше всех шансов попасть туда, куда нужно. Просто сосредоточься на утятах. Найди для нас самый быстрый путь.

Возьмись она учить меня математике, я бы и то понял больше.

Чувствуя себя очень глупо, я встал на колени перед скульптурной композицией. Потрогал самого последнего утёнка в шеренге. По руке от пальцев к плечу разился холод. Лёд, туман и мрак – вот что я почувствовал. Какое-то очень суровое и неприветливое место.

– Это, – понял я, – кратчайший путь в Нифльхейм.

– Отлично, – сказал Блитцен. – Туда нам не надо.

Я потянулся к следующему утёнку, но тут раздался крик:

– МАГНУС ЧЕЙЗ!

В паре сотен ярдов от нас, на другой стороне Чарльз-стрит, стояла капитан Гунилла в сопровождении двух валькирий. Позади них выстроились в шеренгу эйнхерии. Их лиц с такого расстояния было не разглядеть, но среди них однозначно маячила здоровенная серая туша Икса-полутролля. Гунилла призвала моих товарищей по этажу на битву со мной!

У меня даже пальцы свело от злости. Вот бы сейчас нацепить Гуниллу на мясницкий крюк да пойти половить на неё рыбку! Я потянулся к кулону на шее…

– Магнус, нет, – сказала Самира. – Сосредоточься на утках. Нам надо перенестись в другой мир немедленно.

Валькирии, стоящие слева и справа от Гуниллы, вытащили из-за спины копья и заорали эйнхериям, чтобы те тоже взяли оружие на изготовку. Гунилла достала два из своих молотков и метнула в нас.

Один молоток Сэм отразила щитом, другой отбила топором так, что тот улетел в сторону и по самую рукоятку вонзился в растущую поблизости иву. Все три валькирии на другой стороне улицы взмыли в воздух.

– Трёх мне не одолеть, – предупредила Сэм. – Если мы не смоемся прямо сейчас, нас схватят.

Моя злость сменилась паникой. Я уставился на цепочку бронзовых утят, но сосредоточиться уже не получалось.

– Я… мне нужно больше времени.

– Его нет! – Самира отразила ещё один молоток. Удар был таким мощным, что её щит треснул вдоль.

– Хэрт, – Блитцен ткнул эльфа локтем. – Пора.

Хэртстоун нахмурился, сурово опустив уголки губ. Запустив руку в кисет, он достал оттуда рунный камень, взял его в ладони как птичку и что-то беззвучно ему нашептал. А потом подбросил плашку в воздух.

Она взорвалась у нас над головами, и в воздухе повисла сверкающая золотая руна:

Расстояние между нами и Гуниллой с её войском словно растянулось. Валькирии летели к нам на полной скорости, мои товарищи-эйнхерии, обнажив оружие, бежали за ними. Но ближе они не становились.

Это было как в немудрящих мультфильмах 1970-х годов, когда персонаж бежит со всех ног, но пейзаж, на фоне которого он бежит, всё время повторяется. Для наших преследователей Чарльз-стрит словно превратилась в гигантское беличье колесо. И я впервые понял, что Сэм имела в виду, говоря, что руны способны менять реальность.

– «Райдо», – тоном знатока пояснил Блитцен. – Это означает «колесо», «путешествие». Хэрт выгадал для тебя время.

«Всего несколько секунд, – показал знаками эльф. – Скорее».

И тут же рухнул на руки Сэм.

Я быстро повёл ладонями над бронзовыми утятами. На четвёртом утёнке что-то заставило меня притормозить. От него исходило тепло, ощущение безопасности… ощущение именно того, что нужно.

– Этот, – сказал я.

– Ну так открывай давай! – крикнул Блитцен.

Я встал на ноги. Сам толком не понимая, что делаю, я снял с цепочки кулон – и в руках у меня появился Меч Лета. Клинок мурлыкал, как буйнопомешанный кот. Я легонько постучал им по четвёртому утёнку, а потом взмахнул снизу вверх.

Воздух разошёлся в стороны, как занавес. Вместо тротуара передо мной протянулись здоровенные ветви. Ближайшая, шириной с Бикон-стрит, росла в футах трёх под нами, простираясь над серой бездной. Плохая новость состояла в том, что созданный мной разрез в ткани Мидгарда быстро зарастал.