Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета Риордан Рик
Наконец, чтобы уже как-то прервать затянувшееся молчание, я спросил:
– Так кто там собирается меня убить?
Рэндольф повернул вправо, на Арлингтон. Мы обогнули Общественный сад, миновали конную статую Джорджа Вашингтона, ряды газовых фонарей и заметённые снегом изгороди. Я боролся с искушением вывалиться из машины, помчаться к лебединому пруду и укрыться в спальном мешке.
– Магнус, – произнёс Рэндольф, – я всю свою жизнь посвятил изучению следов скандинавов в Северной Америке.
– О, спасибо, – хмыкнул я. – Теперь-то мне всё ясно.
И тут я внезапно разглядел то самое сходство между Рэндольфом и мамой. Дядя точно так же сердито нахмурился, точно так же взглянул на меня поверх очков, как бы говоря: «Пожалуйста, мой мальчик, давай сейчас побеседуем без шуток». И от этого сходства у меня заныло в груди.
– Ладно-ладно, – кивнул я. – Как скажете. Значит, следы скандинавов. Это вы о викингах?
Рэндольф поморщился:
– Как тебе сказать… викинги – это те, кто устраивал вооружённые набеги. Это скорее род занятий. Речь о скандинавах, а они не все были викингами.
– Статуя Лейфа Эрикссона… Она означает, что викинги… ну то есть скандинавы, открыли Бостон? Я-то думал, это были отцы-пилигримы[10].
– Я могу прочесть трехчасовую лекцию только на одну эту тему.
– Ой, пожалуйста, не надо.
– Если коротко – скандинавы исследовали Северную Америку и даже строили здесь поселения примерно в тысячном году, почти за пять веков до Христофора Колумба. Учёные на этот счёт сходятся во мнениях.
– Вот радость-то! Ненавижу, когда учёные не сходятся во мнениях.
– Но насколько далеко на юг заплывали скандинавы, точных сведений нет. Добирались ли они до современной территории Соединённых Штатов? Эта статуя Лейфа Эрикссона… Любимое детище одного местного археолога-любителя. Он жил в девятнадцатом веке, и звали его Ибен Хорсфорд. Он истово верил в то, что Бостон – это затерянный край Норумбеги, южный рубеж проникновения скандинавов на наш континент. У Хорсфорда был инстинкт, нутряное чутьё, но реальных доказательств не было[11]. Многие историки решили, что он просто с приветом. – Дядя смерил меня многозначительным взглядом.
– Дайте-ка угадаю… А ведь вам не кажется, что он с приветом. – Я с трудом сдержался, чтобы не прибавить «дурак дурака видит издалека».
– Карты на моем столе, – сказал Рэндольф, – вот они и есть доказательство. Мои коллеги полагают, что это фальшивки. Но это не фальшивки. Утверждая это, я рисковал репутацией!
«Ага, вот почему его попёрли из Гарварда», – догадался я.
– Скандинавские первооткрыватели добрались до этих мест, – продолжал дядя. – Они что-то искали… И нашли это здесь. Один из их кораблей затонул неподалёку. Долгие годы я считал, что это произошло в Массачусетском заливе, и пожертвовал всем, чтобы разыскать останки затонувшего судна. Я купил яхту и брал жену и детей в походы под парусом. А в последний раз… – Голос его пресёкся. – Этот шторм разыгрался ни с того ни с сего, и пламя… – Тут он умолк, но суть я уловил: его семья погибла на море во время шторма. Выходит, он не только репутацией рискнул, а вообще всем ради своей безумной теории о викингах в Бостоне.
Честно, мне было его очень жалко. Но оказаться в роли очередной дядюшкиной промашки тоже как-то не улыбалось.
Мы остановились на углу Бойлстон-стрит и Чарльз-стрит.
– Мне, наверное, лучше выйти сейчас. – И я подёргал ручку. Дверца автомобиля оказалась заперта на центральный замок, кнопка которого находилась у водителя.
– Магнус, выслушай меня. Ты не случайно родился именно в Бостоне. Твой отец хотел, чтобы ты отыскал то, что он утратил две тысячи лет назад.
Я так и подскочил:
– Как-как, вы сказали?! Две тысячи лет назад?!
– Ну да, плюс-минус сколько-то.
Так, кажется, пора что-то делать. Может, заорать и начать колотить по стеклу? Кинется ли кто-нибудь мне на выручку? Если удастся выбраться из машины, попробую разыскать дядю Фредерика и Аннабет – они-то наверняка не такие психи, как Рэндольф.
Мы повернули на Чарльз-стрит, направляясь к северу, между Общественным садом и Бостон Коммон. Этак Рэндольф завезёт меня куда угодно: в Кембридж, в Норт-Энд, в какую-нибудь заброшенную придорожную канаву…
Я старался держать себя в руках:
– Две тысячи лет… Среднестатистические отцы так долго не живут.
Рэндольф напоминал мне Луну из старых черно-белых мультиков: бледное одутловатое лицо, изрытое оспинами и шрамами, и потаённая улыбочка, не предвещающая ничего хорошего.
– Магнус, что ты знаешь о скандинавской мифологии?
«Ну все, приехали», – обречённо подумал я, а вслух сказал:
– Да, в общем, немного. У нас была книжка с картинками, мама мне её читала, когда я был маленький. И ещё вроде была парочка фильмов про Тора?
Рэндольф брезгливо покачал головой:
– Эти фильмы… Они до нелепости неправдоподобны. Настоящие боги Асгарда – Тор, Локи, Один – куда более могущественны, куда более грозны, чем любая голливудская поделка.
– Но… они же из мифов. Их как бы не существует.
Рэндольф воззрился на меня чуть ли не с сочувствием:
– Мифы – это история, которую мы позабыли.
– Ой, знаете, я тут вспомнил: у меня же встреча назначена вон на той улице…
– Тысячу лет назад скандинавские первооткрыватели пришли на эту землю. – Рэндольф вёз нас мимо бара «Будем!»[12] на Бикон-стрит, где туристы делали селфи на фоне вывески. Посреди тротуара валялся скомканный флаер с надписью «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК» и моей старой фотографией, по которому как раз в этот момент протопал какой-то турист.
– Предводитель скандинавов, – вещал Рэндольф, – был сыном бога Скирнира.
– Ну, ясно: сыном бога. Нет, правда, высадите меня, я пешочком пройдусь.
– И этот человек принёс с собой некий особый предмет, – сообщил Рэндольф. – Нечто, принадлежащее твоему отцу. Когда корабль потерпел крушение в шторм, этот предмет был утрачен. Но ты… ты способен найти его.
Я снова подёргал дверь. По-прежнему заперто.
А знаете, в чём весь ужас? Чем дольше разглагольствовал дядюшка, тем меньше он казался мне психом. Моё сознание впитывало его рассказ как губка – все эти штормы, а также волков, богов и Асгард. Слова становились на свои места точно кусочки пазла, который я до сих пор никак не решался закончить. Я начинал верить дяде Рэндольфу, и от этого у меня тряслись поджилки.
Рэндольф вильнул вокруг въезда на Сторроу-драйв и припарковался возле счётчика на Кембридж-стрит. К северу от нас возносились рельсы открытого метро, ведущие к станции «Массачусетская многопрофильная клиника», а за ними высились каменные башни моста Лонгфелло.
– Так нам сюда? – спросил я.
Рэндольф порылся в подстаканнике в поисках четвертаков.
– Все эти годы он был ближе, чем я мог подумать. Мне всего-навсего нужен был ты!
– Вот оно, истинное чувство.
– Сегодня тебе исполняется шестнадцать. – Дядины глаза возбуждённо бегали. – И это идеальный день для того, чтобы ты мог востребовать своё наследие. Но этого дня ждали и твои враги. Поэтому мы должны найти его первыми.
– Но…
– Доверься мне ещё в самой малости, Магнус. Как только мы отыщем оружие…
– Оружие? Так моё наследие – это оружие?
– …как только ты завладеешь им – ты спасён. Я всё тебе объясню. Я научу тебя, как быть с тем, что грядёт. – Он открыл водительскую дверцу и собрался вылезать. Но я вцепился в его запястье.
Обычно я избегаю прикосновений. Не люблю физический контакт. Но сейчас мне требовалось дядино внимание – целиком и без остатка.
– Ответьте мне на один вопрос, – сказал я. – Но ясно и чётко, без увёрток, без лекций по истории. Вы сказали, что знали моего папу. Кто он?
Рэндольф накрыл мою руку своей, отчего меня перекосило. Для преподавателя истории ладонь у него была слишком шершавая и мозолистая.
– Магнус, клянусь тебе всей своей жизнью – это правда. Твой отец – скандинавский бог. А теперь поторопимся. У нас парковка на двадцать минут.
Глава 5. Всегда мечтал взорвать мост
– Нет, так не пойдёт! – возмущённо взвыл я вслед удаляющемуся Рэндольфу. – Заложить такую бомбу – и свалить!
Несмотря на трость и негнущееся колено, дядюшка хромал довольно резво. На чемпионате по скоростному ковылянию он бы взял золотую медаль. Прохромав к мосту Лонгфелло, Рэндольф взобрался на тротуар, а я скакал следом, и ветер свистел у меня в ушах. Мимо нас со стороны Кембриджа[13] тянулся утренний поток автомобилей. Машины ползли еле-еле, чуть ли не впритык друг к другу. Вы наверняка решили, что мы с Рэндольфом тут были единственными пешеходами – по-хорошему, кому придёт в голову шастать по мосту в минусовую температуру! Но это же Бостон – поэтому бок о бок с нами пыхтело с полдюжины бегунов, в своих лайкровых костюмах похожих на изнурённых тюленей. Вдоль противоположного тротуара шла мамашка с двумя карапузами, загруженными в коляску. Судя по лицам детишек, чувствовали они себя примерно как я – то есть беспробудно несчастными.
Дядюшка, хромая, опережал меня футов на пятнадцать.
– Дядя Рэндольф! – воззвал я. – Я вообще-то с вами разговариваю!
– Медленное течение реки, – бормотал он. – Мусор на берегах… Допустим, на протяжении тысячи лет характер прилива менялся…
– Эй! – Я наконец догнал дядю и ухватил его за рукав кашемирового пальто. – Вернёмся к вопросу о моём скандинавско-божественном папочке.
Рэндольф внимательно обозревал окрестности. Мы стояли на одной из главных башен моста – гранитный конус вздымался над нашей головой на полсотни футов. Башни обычно сравнивают с гигантскими солонкой и перечницей. Ну, не знаю… мне-то всегда казалось, что они как далеки из сериала «Доктор Кто»[14]. (Да, я фанат. Закидайте меня гнилыми помидорами. И да: беспризорные тинейджеры тоже иногда смотрят телевизор – в ночлежных комнатах отдыха, на библиотечных компьютерах… Короче, у нас свои каналы.)
В сотне футов под нами сверкала стальным блеском река Чарльз. Испещрённая пятнами снега и льда, она напоминала питонью шкуру.
Рэндольф так сильно перегнулся через перила моста, что я занервничал не на шутку.
– Надо же такому случиться, – бормотал он. – Из всех мест на свете – именно это.
– Так вот, о моём отце… – снова завёл я.
Рэндольф стиснул мне плечо:
– Посмотри вниз, Магнус. Что ты видишь?
Я осторожно заглянул через перила:
– Воду.
– Нет же – резное украшение под нами.
Я взглянул ещё раз. Примерно на середине пилона над водой торчало что-то вроде гранитного балкона. Как театральная ложа, только с заострённым верхом.
– Похоже на чей-то нос.
– Вовсе нет… Впрочем, это и правда нос, хотя и в другом смысле. Это нос викингского драккара. Поэт Лонгфелло, в честь которого назван мост, восхищался древними скандинавами[15]. Писал поэмы об их богах. Как и Ибен Хорсфорд, Лонгфелло верил, что викинги добрались до Бостона. Отсюда и такие украшения моста[16].
– Вам бы экскурсии водить, – посоветовал я. – Фан-клуб Лонгфелло вас бы деньжищами завалил.
– Ты что, не понимаешь? – Дядина рука всё ещё лежала на моём плече, и мне от этого было неловко. – Столько людей веками верили в это. Чутьё говорило им, что это правда, но у них не было доказательств. Однако викинги не просто так посетили это место. Это место было для них сакральным! Прямо под нами – где-то рядом с этими декоративными корабельными носами – покоятся останки подлинного драккара, таящего в своих недрах бесценный груз.
– Я пока кроме воды ничего не вижу. И я всё ещё хотел бы послушать про папу.
– Магнус, скандинавские первопроходцы явились сюда в поисках оси миров, ствола древа. И они нашли его…
Гулкое «бум!» прокатилось над рекой. Мост дрогнул. Где-то в миле от нас, среди частокола труб и колоколен Бэк-Бэй, воздвигся столб густого чёрного дыма с грибной шляпой.
Я привалился к перилам:
– Э-э… А это не рядом с вашим домом?
Рэндольф помрачнел. Его серебристая борода поблёскивала в солнечном свете.
– Время уходит. Магнус, протяни руку над водой. Меч лежит там, внизу. Призови его. Сосредоточься на нём, как будто важнее нет ничего на свете. Как будто ты всегда жаждал им завладеть.
– Меч? Я… Слушайте, дядя, я всё понимаю, у вас, наверное, выдался нелёгкий день, но…
– ДЕЛАЙ, ЧТО СКАЗАНО.
Он произнёс это таким суровым тоном, что я как-то сник. Рэндольф определённо свихнулся – иначе не кормил бы меня баснями о богах, мечах и кораблекрушениях тысячелетней давности. Но столб дыма над Бэк-Бэй был очень даже настоящий. Вдалеке выли сирены. Водители на мосту высовывались из окон, чтобы поглазеть, доставали смартфоны и фоткали пожар.
И как я ни сопротивлялся, басни Рэндольфа почему-то находили во мне отклик. Я чувствовал, как моё тело гудит в резонансе с чем-то очень созвучным. Точно я впервые поймал правильную волну и встроился в дрянной саундтрек моей жизни.
Я простёр руку над водой.
Ничего не произошло.
«Естественно, – мысленно съехидничал я. – А ты чего ждал?»
Мост тряхнуло сильнее. Один из бегунов на тротуаре споткнулся. За моей спиной хрястнуло: кто-то врезался в зад едущему впереди автомобилю. Заголосили гудки.
Над крышами Бэк-Бэя тем временем заклубился второй столб дыма. Во все стороны летели пепел и горящие обломки, будто где-то под землёй проснулся вулкан.
– Это… это уже ближе, – заметил я. – Похоже, в нас целятся.
Честно, я надеялся, что Рэндольф скажет: «Что за глупости, конечно, нет!» Но Рэндольф словно состарился на моих глазах. Его морщины потемнели. Плечи ссутулились. Он тяжело навалился на трость.
– Пожалуйста, не надо снова, – шептал он себе под нос. – Не надо, как в прошлый раз.
Что ещё за прошлый раз? Мне сразу вспомнилась гибель его жены и детей: ни с того ни с сего разыгрался шторм и ещё какое-то пламя…
Рэндольф вперил взгляд в меня:
– Попытайся ещё раз, Магнус. Прошу тебя.
И я снова простёр руку над водой. Я представил, будто тянусь к маме, хочу вырвать её из прошлого – спасти от волков и увести из пылающего дома. Я тянулся к ответам на мои вопросы, почему я потерял её, почему с тех пор моя жизнь стала такой дурацкой фигнёй.
Прямо подо мной река начала дымиться. Лёд таял, снег испарялся, и на поверхности обозначилась полынья в виде руки. Моей руки – только в двадцать раз больше.
Я понятия не имел, что делаю. У меня уже были похожие ощущения – когда мама учила меня ездить на велике. «Не думай, что делаешь, Магнус. Не сомневайся, а то упадёшь. Просто крути педали, и всё».
Я поводил рукой туда-сюда. В сотне футов подо мной дымящаяся рука повторила мои движения, расчищая реку ото льда. И внезапно я замер. В середину моей ладони вонзилось остриё из сплошного жара – словно я перехватил солнечный луч.
Там что-то было… Источник этого жара лежал на стылом дне реки, закопанный глубоко в ил. Я сомкнул пальцы и дёрнул.
Водяной купол вздулся над рекой и опал, как мыльный пузырь из сухого льда. Какая-то палка, напоминающая с виду кусок трубы, вылетела из реки и прыгнула мне в руку.
На меч эта палка походила меньше всего. Я её держал за один конец, но рукояти у неё не просматривалось. Если у неё когда-то и было остриё и лезвия, то теперь всего этого не существовало. Штуковина напоминала меч разве что размером, но её изглодала ржавчина, облепили наросты, и вся она блестела от ила и грязи. Я вообще не сказал бы с уверенностью, что это металл. По правде говоря, это был самый удручающий, хлипкий и вонючий предмет, какой я когда-либо вытаскивал из реки с помощью магической силы.
– Наконец-то! – вскричал Рэндольф, возводя очи к небесам. По-моему, если бы не его ольная нога, он грохнулся бы на колени тут же на тротуаре и воздал бы хвалу скандинавским богам.
– О да! – Я взвесил на руке свой трофей. – Теперь-то я и впрямь спасён.
– В твоей власти пробудить его! – заявил Рэндольф. – Попробуй!
Я повертел меч в руках. Удивительно, как он от этого не рассыпался.
– Ну, не знаю, дядя. Мне кажется, тут пробуждать особо нечего. Не факт, что эту штуку даже в переработку примут.
Нет, вы не подумайте, что я такой неблагодарный или что я не впечатлился. На самом деле я оторопел от собственной крутизны – так вытащить меч из реки! Всегда мечтал обзавестись суперсилой. Правда, раньше я не предполагал, что моя суперсила в выгребании мусора со дна рек. Волонтёры из соцопеки отныне должны меня на руках носить.
– Сосредоточься, Магнус! – призвал дядя Рэндольф. – Быстрее, пока…
В полусотне футов от нас, на середине моста, вдруг что-то взорвалось и полыхнуло. Взрывной волной меня придавило к перилам. Мою правую щёку как солнцем опалило. Пешеходы вопили. Автомобили крутились и сталкивались.
И почему-то я как последний идиот побежал к месту взрыва. Я словно сам себя не контролировал. Рэндольф шаркал следом, выкрикивая моё имя, но его голос казался далёким и неважным.
Огонь плясал на крышах автомобилей. От жара лопались окна, и вся дорога была усыпана мелкими осколками. Водители выбирались из машин и пускались наутёк.
Такое впечатление, что посреди моста упал метеор. В асфальте дымилась воронка с обгорелыми краями, шириной футов десять. И в самой зоне поражения стояла фигура – судя по росту, вроде бы человеческая. Тёмный человек в тёмной одежде.
Когда я говорю «тёмный», я имею в виду, что его кожа была чистейшего, прекраснейшего оттенка чёрного, какой я только встречал в своей жизни. Чернее чернил каракатицы на ночном небе. И приоделся он тоже в тон: изящно скроенный пиджак, широкие брюки, накрахмаленная до хруста сорочка и галстук – всё это из ткани цвета нейтронной звезды[17]. Нечеловечески красивое лицо словно выточили из обсидиана. Чёрные волосы чёрный человек безукоризненно гладко зачесал назад. Его зрачки горели багровым, как крошечные кусочки лавы.
Если бы сатана существовал, он выглядел бы в точности как этот чувак.
Хотя нет. Сатана рядом с ним – просто замызганный нищеброд. Этот чувак мог бы наняться к сатане стилистом.
Красные глаза вперились в меня.
– Магнус Чейз, – произнёс глубокий раскатистый голос. В нем угадывался лёгкий акцент: то ли немецкий, то ли скандинавский. – Ты принёс мне подарок.
Между нами стояла брошенная «Тойота Королла». Стилист сатаны прошёлся по кузову, как паяльник по воску. Расплавленная «Тойота» распалась на скворчащие половинки за его спиной. Покрышки растеклись в резиновые лужи.
– У меня для тебя тоже припасён подарок. – Тёмный человек протянул руку. Из-под рукава, окутывая эбонитовые пальцы, курился дымок. – Отдай мне меч, и я сохраню тебе жизнь.
Глава 6. Дорогу утятам! Или получите утятами по башке
МНЕ СЛУЧАЛОСЬ ВИДЕТЬ СТРАННЫЕ ВЕЩИ. Однажды посреди зимы на Бойлстон-стрит я видел толпу людей, одетых исключительно в плавки и в шапки Санта-Клауса. Я видел парня, который играл носом на губной гармошке, ногами на ударной установке, руками на гитаре и задницей на ксилофоне – и всё одновременно. Я лично знал женщину, которая удочерила магазинную тележку и назвала её Кларенс. А ещё был дядька, который твердил, что он с Альфа Центавра, и вёл философские беседы с канадскими гусями.
А что касается сатанинского манекенщика, умеющего плавить автомобили… в конце концов, почему нет? Просто-напросто надо ещё чуть-чуть расширить сознание, чтобы вместить и эту странность тоже.
Тёмный человек так и ждал с протянутой рукой. Воздух вокруг него колыхался от жара.
Где-то в сотне футов от нас затормозила электричка красной линии. Женщина-машинист таращилась из кабины на царящий впереди хаос. Двое бегунов пытались вытащить парня из «Тойоты Приус». Дамочка с двойной коляской отстёгивала своих вопящих детишек – колясочные колёса расплавились и сделались овальными. А рядом с ней торчал какой-то придурок и, вместо того чтобы помогать, снимал на смартфон всеобщее разрушение. Правда, рука у него так дрожала, что вряд ли ему светило качественное видео.
У моего плеча раздался голос Рэндольфа:
– Меч, Магнус! Используй его!
Почему-то возникло неприятное ощущение, что мой взрослый дородный дядюшка попросту прячется у меня за спиной.
Чёрный человек сдавленно фыркнул:
– Профессор Чейз… Восхищён вашим упорством. Мне казалось, наша последняя встреча сломила ваш дух. Но вот вы здесь и, как я погляжу, готовы рискнуть ещё одним родственником!
– Помолчи, Сурт! – огрызнулся дядя дрожащим голосом. – У Магнуса меч! Убирайся назад в пламя, отколе пришёл!
Не похоже, чтобы Сурт повёлся. Хотя, как по мне, «отколе» звучит невероятно устрашающе.
Жгучий Чувак рассматривал меня, словно я сам, как меч, с головы до пят зарос ракушками:
– Отдай мне меч, мальчик, иначе изведаешь всю мощь Муспелля. Я испепелю этот мост и всех, кто на нём. – Сурт поднял руки. Между его пальцев змеились языки пламени. Асфальт под его ногами пузырился. Ещё несколько лобовых стёкол разлетелось вдребезги. Рельсы застонали. Машинистка электрички отчаянно заголосила в рацию. Придурок со смартфоном грохнулся в обморок. Мамашка рухнула на коляску, где всё так же надрывались малыши. Рэндольф с кряхтением попятился.
Но меня Суртов жар не вырубил. Я только разозлился. Я без понятия, откуда вылез этот огненный поганец, но на таких задиристых у меня глаз намётан. Первое уличное правило гласит: если кто-то нарывается – не отдавай ему своё добро.
Поэтому я нацелил на Сурта кончик того-что-когда-то-было-мечом:
– Остынь, мужик. У меня есть ржавая железка, и я не побоюсь пустить её в ход.
Сурт ухмыльнулся:
– Ты не воин, как и твой отец.
Я стиснул зубы. «Ладно, – подумал я, – пора подправить хлыщу костюмчик». Но предпринять я ничего не успел. Потому что мимо моего уха что-то просвистело и влетело Сурту прямо в лоб.
Будь это настоящая стрела, Сурту бы несдобровать. Но ему повезло: это оказалась пластиковая игрушка с сердечком-пищалкой вместо наконечника – надо полагать, новинка ко Дню святого Валентина. Игрушечная стрела громко чпокнула у Сурта между глаз, упала к его ногам и тут же растаяла.
Сурт заморгал. Похоже, он растерялся не меньше моего.
А за моей спиной знакомый голос гаркнул:
– Беги, малыш!
На мост ворвались мои закадычные приятели – Блитц и Хэрт. Хотя… я сказал «ворвались». Это подразумевает эффектное появление. А на самом деле ничего эффектного. Блитц неизвестно зачем нахлобучил широкополую шляпу и нацепил солнечные очки. Во всём этом и в своей чёрной шинели он смахивал на облезлого итальянского священника-коротышку. При этом он грозно размахивал деревянной палкой с ярко-жёлтым дорожным знаком «Дорогу утятам!».
Красно-белый шарф Хэрта реял за его плечами, как крылья раненой птицы. Хэрт вставил ещё одну стрелу в розовый пластиковый лук Амура и снова выстрелил в Сурта.
Да будут благословенны их бесхитростные полоумные души. Я даже сообразил, откуда у них это нелепое вооружение – из игрушечного магазина на Чарльз-стрит. Я, случалось, побирался рядом и видел весь этот хлам, выставленный в витрине. Вероятно, Блитц и Хэрт как-то умудрились меня выследить. В спешке они схватили первое, что мало-мальски смахивало на орудия убийства. Они ведь всего-навсего чокнутые бомжи, поэтому в орудиях убийства смыслят не много.
Тупо и бессмысленно? Ещё как. Но у меня потеплело на сердце от такой заботы.
– Я тебя прикрою! – Блитц кинулся ко мне. – Беги!
Сурт не ожидал, что его атакуют легковооружённые бомжи. Он стоял как истукан, а Блитц между тем звезданул ему по башке табличкой «Дорогу утятам!». Очередная Хэртова стрела просвистела в воздухе и, пискнув, тюкнула меня в зад.
– Эй! – возмутился я.
Но Хэрт меня не услышал – он же глухой. Он промчался мимо и с головой окунулся в битву, от души врезав Сурту по груди пластиковым луком.
Дядя Рэндольф вцепился мне в руку. Он очень тяжело дышал:
– Магнус, уходим! Давай же!
Может, мне и надо было бежать сломя голову, но я словно примёрз к месту и наблюдал, как два моих единственных друга мутузят тёмного властелина пламени дешёвыми пластиковыми игрушками.
Наконец Сурту надоело так развлекаться. Он наотмашь ударил Хэрта левой рукой, и тот полетел наземь. Потом он так мощно засветил Блитцу в грудь, что невысокий бомж попятился, споткнулся и шлёпнулся на задницу прямо передо мной.
– Довольно. – Сурт простёр руку. Из открытой ладони рвалось пламя – оно извивалось и вытягивалось, пока не превратилось в кривую саблю. – Мне это наскучило. Вы все умрёте.
– Боговы галоши! – заикаясь, просипел Блитц. – Да это же не просто огненный великан. Это Чёрный!
Я чуть не ляпнул: а что, типа есть Жёлтый? Но при виде пламенеющей сабли шутить расхотелось.
Вокруг Сурта начало вихриться пламя. Огненная спираль разрасталась, машины превращались в груды оплавленных железяк, асфальт растекался, из моста, как пробки из шампанского, выстреливали заклёпки.
Мне-то казалось, что и до этого ощутимо припекало. Но, как выяснилось, Сурт только разогревался, а вот сейчас-то он поддаст жару. В тридцати футах от меня Хэрт навалился на перила моста. Пешеходы, лежащие без сознания, и пойманные в западню водители долго не протянут. Даже если огонь до них не доберётся, они либо задохнутся, либо загнутся от теплового удара. А вот на меня почему-то жар не действовал.
Рэндольф неуклюже топтался, повиснув всей тяжестью у меня на руке:
– Я… я… Хммм… ммм…
– Блитц, уведи моего дядю отсюда, – попросил я. – Если надо, тащи волоком.
Блитцевы солнечные очки запотели. Поля его шляпы уже начали тлеть.
– Малыш, тебе не одолеть его. Это Сурт, сам Чёрный!
– Ты это уже говорил.
– Но мы с Хэртом… мы обязаны тебя защищать!
Я чуть было не рявкнул: «Тоже мне защитник с утятами!» Но если подумать – чего ждать от двух бездомных горемык? Они же не коммандос. Они просто мои друзья. И я не допущу, чтобы они погибли, защищая меня. И даже дядя Рэндольф… Я, конечно, его почти не знаю. И он мне не очень-то нравится. Но всё-таки он родня. Он сам сказал, что не вынесет, если потеряет ещё одного члена семьи. Ну вот и я тоже не вынесу. Так что в этот раз я отступать не собирался.
– Иди, – велел я Блитцу. – Я помогу Хэрту.
Блитц как-то ухитрился удержать моего дядюшку в стоячем положении, и они вместе поковыляли прочь.
А Сурт расхохотался:
– Меч будет моим, мальчик. Тебе не под силу изменить судьбу. Я превращу твой мир в золу!
Я развернулся к нему лицом:
– Знаешь, ты что-то меня достал. Пора уже тебя убить.
И я шагнул в огненную стену.
Глава 7. Без носа очень даже неплохо, честно
ВЫ, НАВЕРНОЕ, ОПЕШИЛИ. Ого, Магнус, сказали вы, ну, ты это… дал маху!
Спасибо. Бывают и у меня минуты славы.
Обычно я не хожу сквозь огненные стены. Но откуда-то появилась уверенность, что пламя не причинит мне вреда. Да, я знаю, звучит это диковато, но я ведь до сих пор не отключился. Жар не так уж сильно на меня действовал – даром что асфальт растекался под ногами.
На меня экстремальные температуры вообще не особо влияют. Не знаю, почему. Бывают, например, гуттаперчевые люди. Или люди, умеющие двигать ушами. А я вот могу спать зимой на улице и не замёрзнуть до смерти или держать ладонь над горящей спичкой и не обжечься. Я иногда выигрывал пари в ночлежках, но никогда не считал, что это что-то… магическое. И мне не приходило в голову проверять границы своих возможностей.
Короче, я прошёл через огненную завесу и с размаху втемяшил Сурту по кумполу своим ржавым мечом. Потому что я, знаете ли, человек слова.
Сурт, правда, остался целёхонек. Зато пламенный вихрь утихомирился. Сурт пялился на меня долю секунды – было видно, что чувак обалдел. А потом он врезал мне в живот.
Драться мне доводилось. Но не с огненным боксёром-тяжеловесом по прозвищу Чёрный.
Я сложился пополам, как складной стульчик. Перед глазами всё поплыло и начало троиться. Когда мне удалось сфокусировать взгляд, выяснилось, что я стою на четвереньках. А передо мной на асфальте дымится рвотная лужа из молока, индейки и крекеров.
Сурт мог бы оттяпать мне голову своей огненной саблей, но, по всей видимости, счёл, что для меня это много чести. Он шагнул ко мне и произнёс:
– Слабак. – Сурт поцокал языком. – Изнеженный мальчуган. Отдай мне меч подобру-поздорову, ты, ванское отродье. И умри лёгкой смертью.
Ванское отродье?
Крепких обзывательств я в жизни наслушался немало, но это было что-то новенькое.
Я всё ещё сжимал в руке ржавый меч и ощущал, что металл пульсирует в моей ладони. Точно у меча бьётся сердце. От клинка прямо мне в уши передавалось какое-то гудение – так гудит заведённый двигатель.
«В твоей власти пробудить его», – так сказал Рэндольф.