Дорога в Диснейленд Зайцева Мария
– А как я по-твоему, должен понять? – проворчал Ченни, аккуратно разворачивая девушку к себе лицом, – я же не рентген все-таки. И не экстрасенс. Ауры девственниц, бл*, не вижу! Сам-то чего не спросил? До того, как в трусы полез?
– Да я и подумать не мог, что этот скот, с которым она живет, ее не трахает.
Тут Том еще раз оглядел уже практически обнаженную фигурку девушки, стоящую между ними, с удовольствием задерживаясь на высокой, маленькой груди, тонкой талии, крепких, красивых бедрах.
– И не будет теперь, – уверенно бросил он, поймал утвердительный кивок брата и дернул Лису на себя, поднимая на руки и шагая в сторону кровати.
Девушка, уже сильно одурманенная алкоголем, которого до этого не пила ни разу, покорно обвила руками его шею.
Она не особо много поняла из их разговора, да и не хотела понимать.
Она думала только о том, чтоб попросить еще самогона, что так замечательно действовал на нее, отключая сознание, расслабляя и позволяя принять ситуацию такой, какая она есть.
Лиса надеялась, что еще с полстакана она не просто расслабится, а улетит совсем, отключится, и потом не вспомнит, что с ней делали хантеры.
Но надежды не сбылись, выпить больше никто не предложил, а сама она не успела попросить, потому что Том уже донес ее до кровати, положил на покрывало и лег сверху, кладя одну руку на грудь, а другую на промежность.
Лиса, ощущая его пальцы там, где еще никто никогда не касался ее, выгнулась испуганно и попыталась сжать ноги, но Том легко преодолел ее сопротивление, кивнув подоспевшему брату на ее руки и устраиваясь между разведенных тонких ног.
Наклонился, хищно и шумно вдохнул ее запах, как зверь обнюхивает самку в течке.
– Слушай, крошка, – неожиданно он притормозил, провел ладонью по ее лицу, мягко отводя пряди назад, – ты не бойся нас. Мы не звери. Просто давно не было никого. Мы осторожно.
– А хочешь, не будем, а? – его брат тоже наклонился над испуганной девушкой, облизнул губы. Было видно, что это предложение далось ему с трудом и явно было полной неожиданностью для старшего, потому что тот только выругался грязно. Но не стал останавливать. – Сейчас кого другого попросим?
Том в это время неосознанно поглаживал промежность девушки, мягкими аккуратными движениями, рождая в ее расслабившемся после алкоголя теле неожиданно сладкий отклик.
Лиса, невольно подрагивая и тяжело дыша, закрыла глаза. И представила на месте братьев Дэниэла. И поняла, что не хочет. Не хочет, чтоб первым был он.
Пусть уж лучше хантеры. Пусть так. Только не этот скот. Не это животное.
Может, братья будут нежнее? Они же не торопятся. И даже спрашивают.
В их мире, где женщина – давно просто товар, это очень странное поведение. И особенно странное для хантеров, привыкших брать без разговоров.
Может, раз так осторожничают, то пожалеют?
– Нет, – она посмотрела в упор на Тома, перевела взгляд на Ченни, – хочу вас.
Том, переглянувшись с братом, и, не скрывая довольного блеска глаз, прошелся еще раз по нежной плоти, пробуждая невольную дрожь, откинулся на руках, оглядывая их собственность на сутки, наклонился опять, целуя шею, ключицы, спускаясь к груди, заводясь еще сильнее и понимая, что, пожалуй, эти ритуальные танцы надо заканчивать. А то как бы не облажаться. Ченни потом ржать будет до икоты.
Девочка была настолько нежной и податливой, настолько шикарным и неожиданным для них, двух матерых дегенератов, подарком, что сил уже не оставалось. Потом они еще потанцуют. Потом. Попозже. А сейчас…
– Бл*, никакого терпения нет, ты уж прости, крошка, – пробормотал он, еще шире разводя ее ноги и плюя себе на руку, распределяя слюну по члену и по промежности девушки. – Потерпи чуть-чуть…
Он посмотрел на Ченни, тот понятливо прикрыл Лисе рот рукой, другой прижимая ее запястья над головой и одновременно жадно прихватывая губами напряженный острый сосок.
Лиса даже не осознала сначала, что это была боль.
Она не боялась боли, в последнее время, после смерти Ненни, даже привыкла к побоям, к тому, как разрывается голова от ударов, как жаром остро обжигает внутренности, когда кулак врезается в живот.
Но она никогда не думала, что может быть так больно.
Так, что сначала это даже не воспринялось, как боль. Это было нечто совершенно запредельное, дикое и непонятное.
Она не закричала, когда Том вошел в нее, разом, во всю длину, не жалея.
Она просто неосознанно сильно сдавила зубами ладонь Ченни, так, что прокусила кожу до крови, и выгнулась, насколько это было возможно под тяжелым жестким телом.
И закрыла глаза. Совершенно сухие. Организм не смог отреагировать на такое привычной реакцией.
Лиса не особо осознавала происходящее, спасибо самогону, значительно облегчившему восприятие.
Она, словно во сне, в тяжелом, жутком дурмане, ощущала тяжелые, грубые толчки, жесткий член, двигающийся внутри нее размеренно и сильно, чужие руки на своих плечах, чужие губы на своей груди. Жаркий шепот, убаюкивающий, успокаивающий, утешающий.
Всего этого было слишком много, чудовищно много, с избытком!
Все это не вмещалось в ее голове, никак не осознавалось.
Только чувствовалось.
Наконец-то пришла боль, такая, какая она должна быть, когда в тебя вторгаются грубо и безжалостно, когда мучают чужими прикосновениями.
Пришли запахи.
Свои – пота, жара, боли. Чужие – терпкие, мужские, смешивающиеся друг с другом и с ней, пряно-возбужденные, острые, забивающие ноздри, мешающие нормально вздохнуть, еще сильнее, еще жестче дурманящие и без того безумную голову.
Пришел вкус.
Соленая кровь из прокушенной руки, стекающая ей на подбородок. Сладкий почему-то, отдающийся дополнительным жаром внутри вкус губ Ченни, спиртовой, обволакивающий – Тома.
Лиса открыла глаза и увидела свои ноги, беспомощно подрагивающие на плечах Тома, отстраненно удивилась тому, насколько ее ступни хрупкие и тонкие по сравнению с его массивными плечами. По сравнению с запястьями Ченни, который как раз прижался к ее пальчикам на ногах губами, облизывая каждый по очереди, оглаживая ладонью лодыжку, стараясь расслабить, снять напряжение.
Он поймал ее взгляд и замер, словно гипнотизируя.
Лиса почувствовала, как что-то черное, липкое ползет из его глаз, забирается прямо ей в голову, отключает боль и ужас, бьющиеся в мозгу, и в то же время не мешает воспринимать происходящее.
Она внезапно ощутила грубые толчки уже не как жестокие, болезненные, а как наполняющие, раз за разом, все глубже, все сильнее, достающие до какой-то точки внутри нее, дарящие жаркое, острое, неизведанное ощущение чего-то грядущего. Какого-то невероятного по силе взрыва.
Того, что поглотит ее, раздавит, сметет.
Она начала неосознанно двигаться, пытаясь приблизить это. Боясь того, что произойдет и желая этого.
Но Том внезапно что-то сказал на непонятном языке, хрипло застонал, двигаясь еще сильнее, и замер, содрогнувшись всем телом, уткнувшись губами в шею Лисы.
Девушка, даже не понимая, что все уже кончилось, попыталась двигаться еще, чтоб все-таки достичь, заполучить что-то, названия чему она не знала, но, как оказалось, без помощи мужчины это было невозможно.
Жар и предвкушение отступали, давая место боли, и Лиса застонала от безысходности. Ей не удалось поймать это, получить это!
Она сжала пальчики на каменных плечах придавившего ее Тома и со слезами укусила его, испробовав и его кровь на вкус.
Тот вздрогнул, приподнялся, машинально схватившись за место укуса, недоверчиво посмотрел на девушку.
– А ты кошка дикая, да? Ничего, сейчас мы тебя укротим.
Он откатился в сторону, грубые ладони его брата подхватили Лису за талию, прижали спиной к жаркому телу.
Ченни зашептал на ушко девушки:
– Тихо, тихо, я знаю, чего ты хочешь, сейчас, сейчас…
Пальцы скользнули ей между ног, пачкаясь кровью и спермой, потерли бугорок клитора. Лиса неосознанно выгнулась, сжав бедра, прихлопывая руку, потираясь о нее.
Она не понимала, что происходит, что они делают с ней, да и не хотела понимать.
Мозг, самостоятельно или под воздействием каких-то дополнительных факторов, словно заменил центр боли на центр удовольствия. Словно решил пожалеть свою хозяйку, зная, что осознания происходящего в полной мере она может и не выдержать.
Поэтому, когда Ченни, все еще лежа позади нее на боку, поднял ее за бедро, облегчая себе проникновение, она не почувствовала боли. Может, осознала ее, но не почувствовала.
Только желанную наполненность. Только острое, жаркое растяжение.
Только тяжесть внутри себя, такую сильную и правильную.
Ченни шумно дышал, крепко прижимая к себе, уложив ее голову на сгиб мощной руки и вылизывая шею и ключицу жестким жадным языком.
Том придвинулся ближе, провел пальцами по мокрым щекам (когда успела заплакать?), сжал напряженный сосок, наклонился, лизнул.
Лиса застонала от нового ощущения остроты и жара, пронзившего ее.
– Брат, давай, – прохрипел Ченни, сжимая ее еще крепче, ускоряясь, заставляя откинуться назад, подставить губы для поцелуя.
Том легко и нежно коснулся клитора, потер, подбирая темп.
Лиса поняла, что еще чуть-чуть – и она буквально на части разломится от избытка ощущений, от избытка чужих рук и губ на своем теле, и снова поймала эту, так бездарно упущенную прежде волну, что грозила вылиться цунами, и начала, насколько это было возможно в ее положении, двигаться, стараясь попасть в такт ударам тела Ченни внутри и скольжению пальцев Тома снаружи.
И в какой-то момент ее все же затопило, убило вырвавшейся на волю бешеной волной, ударило в низ живота нестерпимым огнем, прошлось по всем у телу, до самых кончиков волос.
И Лиса закричала, впервые за все это время, закричала в руках братьев, изгибаясь, сходя с ума, не имея сил и желания контролировать свое тело.
Сзади сдавленно зарычал Ченни, сжав ее так, что, казалось, еще чуть-чуть и переломает все кости.
– Слушай, малышка, – Том подал ей кружку отвара с щедрой дозой самогона, заботливо подоткнул одеяло, мимоходом коснувшись груди, – а кто тебя научил так танцевать?
Лиса, поперхнувшись от вопроса и от дикого сочетания отвара и спирта, закашлялась и долго не могла отдышаться.
– Откуда вы…
Ченни, валяющийся с другого бока расслабленным тюленем, похлопал ей по спине.
– Видели, как ты танцевала на заднем дворе, – Том положил ей голову на колени, зажмурился, когда отдышавшаяся девушка запустила ему пальчики в волосы. – В оптику.
– Это танец Золушки, – тихо сказала Лиса, – меня моя… Мама научила немного. Я не думала, что кто-то увидит… Вы поэтому пришли к нам?
– Агаааа… – протянул Ченни, поглаживая ее грудь через тонкое одеяло, – и нихрена не пожалели.
Лиса отпила побольше горячего отвара из кружки, чувствуя, как под воздействием спиртного мягчеет тело, притупляется боль в промежности.
Она уже видела по взглядам братьев, что они отдохнули и не прочь повторить.
А значит, ей понадобятся силы.
Все ее силы.
Глава 5
Ченни привычно повел плечами перед тем, как подняться на маяк. Узкий проход, со всех сторон окруженный каменными стенами, неприятно напоминал те времена, когда он, сопливый пятнадцатилетний пацан, прятался в узких переходах метро после ядерного удара.
Вспоминать такое было тяжко. Сразу очень остро приходило понимание, что, если бы Том тогда каким-то чудом не нашел его среди сотен других испуганных, истощенных людей, то Ченни явно долго не протянул бы.
Даже несмотря на его, уже тогда начавшее проклевываться, чутье.
А, может, и благодаря этому.
Потому что мутантов не любили. И убивали.
Но у всех, кого убили, мутации были явные. У кого-то начинали расти зубы, с бешеной скоростью превращаясь в клыки. У других гноилась и кусками отваливалась кожа. А на месте язв отрастало хер поймешь, что: то ли чешуя, то ли шерсть, то ли все вместе.
Тогда, в первые годы после катастрофы, люди еще не понимали, что их мира уже нет, и все надеялись, что вот-вот, еще немного – и все наладится. Что придет президент, и армия, и полиция, и… Ну должен же хоть кто-то прийти спасать их задницы? Они ведь платят налоги!
А пока надо уничтожать угрозу, устранять всех зараженных, всех больных, всех сошедших с ума.
Ченни тогда хватило мозгов не светиться.
Сидеть тихо, говорить мало, палить ситуацию.
И ждать.
Вот только он не мог понять, чего ждать. Он, в отличие от других, в спасение не верил.
Жизнь с Томом после смерти родителей приучила к реальному взгляду на вещи. Это очень помогло потом, в приемной семье, куда его определили после того, как Том сел.
И помогало всегда.
Мозгом он понимал, что ждать нечего. Но вот недавно зашевелившаяся внутри чуйка говорила другое. И он поверил.
И не зря, как оказалось.
Потому что Том, неубиваемый сукин кот, смог выжить и выбраться из той жопы, куда залез до этого.
И смог найти его, Ченни.
Хотя, с некоторых пор Ченни усиленно размышлял о том, каким образом брат пришел точно в то место, где был он?
Нью-Йорк большой, подземка еще больше, народу там тогда пряталось немерено.
Чуйка настойчиво стучала в мозг, радостно повизгивая и кивая на себя, любимую.
Но Ченни старательно прятал мысли о том, что это он, не осознавая, мог привести старшего к себе. Думать о таком было страшновато.
Он и до этого подозревал, что знает далеко не все свои способности. Только те, что на поверхности, те, что нужны для выживания.
И хер его знает, что в нем вылезет в критический момент. Может, он и взглядом сможет поджигать, как та девка из книги Кинга?
Это было бы неплохо.
Но все равно пи**цки страшно.
С братом он, понятное дело, ничем таким не делился. У того и так иногда глаза на лоб лезли, когда Ченни что-то отмачивал.
Например, как в тот раз, с Лисой.
Том ведь просек, что это Ченни ее успокоил и боль убрал. И на нужный лад настроил.
В голове мелькнули возбуждающие картинки проведенных в постели с девчонкой суток.
Ченни даже облизнулся, словно ее вкус все еще был на губах.
Сладкая, какая сладкая!
Так он никогда не кайфовал.
Конечно, в начале было немного тяжко, он ее боль очень хорошо прочувствовал, когда в глаза посмотрел. И неосознанно постарался помочь, смягчить, переключить.
И получилось.
Очень хорошо получилось!
Потому что девочка стала такой отзывчивой, такой чуткой, такой готовой на все, что член до сих пор подергивался радостно при воспоминании.
Они тогда из постели сутки не вылезали, по-максимуму используя отведенное им время.
Но все в этой жизни заканчивается. И медовые часы тоже закончились.
Девчонка плакала, когда они уходили. И Ченни это тоже очень хорошо запомнил. И, хотя теперь ей ничего не угрожало, и все определенно знали, чья она, но все равно сердце было не на месте. Одно радовало: чуйка на этот счет молчала.
Перед уходом Том плотненько поговорил со старейшиной с крысиной мордой. Так, как он умел. Доходчиво и внятно.
Ченни знал, что эта тварь все прекрасно осознал. И Лису мало того, что никто и пальцем не тронет, так еще и от работы тяжелой освободят. И, не дай бог, кто-то посмотрит криво. Или словами обидит.
Братья ясно дали понять, чья теперь это девочка.
Ченни, пользуясь своим новообретенным умением, наскоро прощупал главкозла перед уходом и убедился, что тот все уяснил правильно.
– Ченни, сукин кот, ты долго там стоять будешь? – голос брата заставил вынырнуть из воспоминаний и, чуть сжавшись, начать быстро подниматься по узкой винтовой лестнице наверх, – не обосрись там по пути!
Ченни, ругаясь про себя на придурка, все время стебавшего его боязнь закрытых пространств, споткнулся и чуть не загремел вниз.
Хорошо, что лестничный пролет был слегка узковат в плечах, поэтому зацепиться удалось без проблем.
– Штаны проверил? – деловито осведомился Том, едва Ченни, чертыхаясь, показался из люка.
Тот от души послал его нахер и кивнул Барни, даже не сдвинувшемуся со своего места у рабочего стола.
Они не видели старика полгода, но, похоже, он нихрена не скучал.
– Барни, этот придурок может залезать в голову и хозяйничать там, – тут же сдал его Том, и Барни вымело из-за стола со скоростью, удивительной для его возраста и комплекции.
– Ну-ка, ну-ка, идите сюда, молодой человек, – он радушно пригласил Ченни к стулу с закрепленными на нем дьявольскими механизмами, которыми просвечивал голову.
– Может, хотя бы пожрем сначала? – хмуро спросил Ченни, покладисто садясь на стул и позволяя Барни закреплять на нем все эти непонятные проводки.
– Потом, потом! – суетился Барни, – потерпишь. Когда выяснилось?
– Ну… – Ченни поерзал, не зная, как сформулировать, – недавно.
– Девчонке в голову влез, боль убрал и на секс настроил, – тут же влез Том, уже пропасаясь у стола с консервами. – И не говорит, гад, сколько раз до этого ко мне в голову влезал!
– Да не влезал я тебе в голову, отвали уже, придурок, – разозлился на него Ченни, ревниво следя, как маслины исчезают из банки. – Оставь мне, козел!
– Врешь ведь! Еще как влезал! – Том даже не подумал остановиться, доканчивая маслины и приступая к консервированным персикам. К сладкому у него тяга еще с тюрьмы была. – А я-то все думаю, какого хера я делаю все, как тебе надо в последнее время? И добрый такой стал, пи**ец просто…
Барни с сомнением оглядел небритую людоедскую физиономию Тома, хмыкнул.
Ченни только глаза закатил.
Переубедить брата в том, что он им не управлял путем влезания в голову и внушения своих мыслей, было невозможно.
И это злило.
Потому что, вот нахера?
Ну нахера ему влезать Тому в голову, если у них и так все время мысли сходятся? Как у близнецов, бл*!
Хотя и разница в возрасте существенная и опыт жизненный довоенный тоже.
Но за последние десять лет они так привыкли быть вместе, словно впаялись друг в друга.
Во всем договаривались, понимали без слов, по взглядам, все делили пополам. И совершенно не удивлялись и не расстраивались из-за этого. Наоборот, радовались.
Во внезапно сдохшем мире они были друг у друга. И это походило на чудо.
Барни суетился у своей кошмарной установки, уже начавшей вырисовывать загогулины на бумаге.
Ченни было глубоко пофиг, чего он там крутит, главное, чтоб побыстрее. А то этот скот сожрет весь припас, что старик им выделил на это посещение. А больше Барни не даст. Хоть как упрашивай.
Можно, конечно, взять силой, как и все в этом мире, но Ченни об этом даже не задумывался никогда.
Этот старый маяк, с очень хитрой начинкой и вредным старикашкой в придачу, был для них с братом единственным пристанищем, единственной отдушиной, где можно было расслабиться. Где можно было почувствовать себя дома.
Аппарат мирно жрал чистую бумагу, выдавая с другого конца ломаную линию, Том доканчивал банку персиков и сыто отдувался, а Ченни прикидывал, насколько еще старику хватит запасов.
Особо беспокоиться не стоило, жратвы у него было дофига.
Барни всегда был запасливым и предусмотрительным.
Хоть и с сильным прибабахом.
Ну вот кто в своем уме будет продавать шикарный пентхаус в ЭлЭй, отказываться от международного призвания, от престижной работы, где его в зад целовали, и все бабло, включая Нобелевку, вкладывать в старый маяк в жопе мира?
Том считал, что Барни уже тогда, двадцать лет назад, предвидел катастрофу. И подготовился.
На славу подготовился.
Ветхий с виду маяк в реальности был охренительно укрепленной крепостью на полном самообеспечении, набитой под завязку самыми качественными припасами, вещами на все случаи жизни, техникой, предельно автоматизированной и в то же время простой. В обширных помещениях под маяком, выдолбленных в монолитной скальной породе, умещались и автономный генератор, и подведенная скважина, и оранжерея с теплицами, и даже небольшой садок, где плавали карпы.
Попасть внутрь можно было только через верх.
Забраться наверх можно было только по бл*дской лестнице, где вдвоем никак не развернуться.
Барни успел как раз до начала боевых действий. И, скорее всего, и в самом деле верно рассчитал, потому что радиация здесь была минимальная, да и та, за счет удачной розы ветров, быстро сдулась.
Барни предусмотрел все. Кроме одного. Своего, не знающего границ, любопытства.
На третий год автономной жизни он наплевал на осторожность, задушил в себе врожденную паранойю и все-таки выполз наружу, собираясь исследовать небольшой рыбацкий городок, расположенный неподалеку, где сходу угодил в лапы местных отморозков, дико обрадовавшихся редким по нынешним временам средствам защиты, счетчику Гейгера и пистолет-пулемету Kriss. Правда, последним Барни все же успел воспользоваться и даже кого-то там ранил.
Борзому старикашке дали по черепу, раздели и приготовились пытать, потому что, понятное дело, если у него с собой такие сокровища, то сколько же осталось там, где он их взял?
Братья Стоуны тогда появились вовремя.
Обычно не вмешивающиеся в разборки, они почему-то пожалели Барни и отбили его у местной гопоты.
Правда, Том при этом словил пулю. Это теперь огнестрел – удел сильных, а раньше дураки тратили патроны направо и налево.
Барни, несмотря на свою полную ученую отмороженность, добро помнил.
Братья на какое-то время осели в маяке, подлечиваясь и отдыхая.
Старик невероятно заинтересовался особенностями Ченни и долго изучал его на всяких странных приборах.
Для чего ему это было надо, братья особо не интересовались. Ну так, пару раз вопросы задали, но ответ получили настолько непонятный, что забили на это дело.
Ну нравится ему, пусть играет. Чем бы дитя не тешилось.
С тех пор прошло семь лет, братья Стоуны облазили весь континент, от одного океана до другого, нигде подолгу не задерживаясь.
Но в маяк, к Барни, заглядывали регулярно.
История исследований особенностей Ченни уже была размером с Всемирную Энциклопедию, и конца-края этому не виделось.
Каждый раз они притаскивали Барни свежее мясо и всякие прикольные штучки, наследие умершего мира, а он давал возможность отдохнуть и отоспаться. И даже деликатесами из своих нескончаемых запасов делился.
И вообще, относился к двум страшным, диким парням по-доброму, с уважением и даже какой-то отеческой любовью.
– Молодой человек, – Барни, смешно нахмурясь, выглянул из-за своей установки. Ну один в один ненормальный ученый из мульта. – Попробуйте-ка мне внушить что-либо. Надо понять, какой участок мозга задействуется.
Ченни задумался, потом представил, что в комнате внезапно стало холодно. И глянул на Барни.
Тот вздрогнул, машинально ежась, дернулся закрыть маленькое окошко под самой крышей.
И тут же замер, осознавая.
– Прекрасно, это просто … Ээээ…
Он склонился над прибором, что-то лихорадочно подкручивая.
– Так, друзья мои, – довольно повернулся он к братьям, – думаю, мне необходимо сделать еще ряд замеров. Но чуть позже, позже… Сначала это необходимо обработать…
Он опять вгляделся в ползущую из прибора ленту, и, казалось, вообще забыл о гостях.
– Барни, – Том потянулся и шагнул к лестнице, ведущей вниз, – мы пока отдохнем, ага? Ты там случайно табачок еще не выращивал?
Старик, бормоча что-то невразумительное, только махнул рукой.
Том кивнул Ченни на дверь.
Тот подождал, пока Барни освободит его от захватов прибора, и двинулся за братом.
Внизу, располагаясь в отведенной им комнатушке, Ченни, наблюдая за нашедшим на столе кисет с табаком и теперь счастливо дымившим Томом, спросил:
– Девочке что привезем?
Том откинулся назад, задумчиво затянулся.
– Надо в тот торговый смотаться, помнишь? Который от них недалеко. Зараженная зона.
– Так уже давно все сдуло, – заметил Ченни. – И чего там?
– Ну они же не знают об этом. Они вообще дальше забора носа не кажут, ссыкуны. А там… Там склад закрытый. Незаметный такой.
Читать бесплатно другие книги:
