О пастве Камула и Хлебодарной Тарьянова Яна

Глава 7. Брант

Эльга была схожа с Ильзе не только цветом лисьей шерсти, но и внешностью двуногой половинки. Такие же льняные волосы, красивые голубые глаза. На том всё и заканчивалось – от Ильзе всегда веяло недоброй силой, а Эльга походила на фарфоровую статуэтку, к которой страшно прикоснуться.

Когда она представилась и шагнула вперед, опираясь на трость, Бранта неожиданно окатила волна стыда. Вспомнился чернобурка, которого по хутору гоняли. Поди ж ты – сколько всего с тех пор натворил, наверное, на пожизненное хватит, а припекает детское. Кому скажи – на смех поднимут.

Неожиданно из пучин памяти всплыл другой, более поздний эпизод. Как он, подкатывая к Ильзе в штабе, крепко пожал ей руку, а она фыркнула: «Вот болван! Дамам ручку целуют». Потом, когда он попытался исправить свою ошибку, Ильзе выдернула руку и расхохоталась: «Я пошутила. Эти пережитки остались там, в городе. Теперь всё будет по-другому».

Брант вспомнил об этом здесь и сейчас, и решился поцеловать Эльге руку. Он не сомневался в том, что эта прекрасная хрупкая дама быстро поймет, что он чурбан и болван. Но постарался, чтобы это не было заметно с первого взгляда.

Когда он прикоснулся губами к запястью Эльги, лис, молчавший с тех пор, как они уползли из-под обстрела и решили идти домой к родителям, встрепенулся и заявил: «Я поймаю ей мышь!»

«Что? Ты с ума сошел? Смотри, какая она! Тоненькая, красивая. В шляпке. Зачем ей мышь?»

«Я добытчик, – важно ответил лис. – Я буду ловить, она будет смотреть. Ей понравится».

Брант решил не спорить – все равно ему рядом с этой лисой не бегать – и попытался сосредоточиться на словах Эльги. Отводил взгляд в сторону, не таращился открыто. Но всё равно поглядывал. Уж очень она красивая.

После Ильзе он на других лисиц здесь, в городе, не смотрел, как отрезало. Думал, конечно, что однажды природа возьмет свое. Беспокоился, чем это обернется – получится ли привести в дом мачеху, не обидев сына?

«Если такую, как Эльга – наверное, получится. Только такая разве согласится?»

Они договорились о встрече, вышли на платформу. Эльга запнулась о чей-то рюкзак, Брант и лис отреагировали одновременно – лис потребовал: «Помоги!», а Брант без понукания позволил себе то, что хотелось сделать с самого начала. Он подхватил Эльгу под колени, сминая юбку, чуть встряхнул, удерживая второй рукой под лопатки, велел:

– Айкен, возьми трость.

Шляпка царапала щеку, Эльга возмущалась, а Брант и лис млели и несли ее к служебной калитке. Ноша не тяготила. Эльга смолкла и сидела на руках тихо, только сердце колотилось, как у зайца в капкане. Брант чувствовал стук через футболку и тонкую куртку, там, где соприкасались телами.

Возле машины пришлось расстаться. Эльга уехала, Айкен долго махал ей рукой, а потом, по дороге к дому, беспрерывно болтал, перескакивая от мозаик к памятникам-паровозам, а от памятников к игрушечной железной дороге – предвкушал знакомство. Брант шел и думал обо всем сразу: что надо постирать рубашку мелкого и досушить утюгом, если к обеду будет влажная, что надо было купить ему две рубашки, что бульон придется варить сейчас, вечером, а не с утра, как он собирался, и что Эльга совсем не такая, как Ильзе. Совсем.

Люди боялись альф-оборотней – их пугала открытая сила, умение отдавать приказы, которым подчинялись остальные. На самом-то деле это было ошибкой, как и прилепленный к лисицам и волчицам ярлык «слабый пол». Какой там слабый! Природа обо всем позаботилась – самка, защищающая детеныша, могла порвать двух-трех альф, но чаще обращала в бегство, только ощетинившись. Открытая сила альф растрачивалась в войнах и поединках, ослепляла людей и они не замечали истинной опасности. Да, лисицы и волчицы уступали альфам в размерах, но это возмещалось выносливостью, расчетливостью и хладнокровием. Ильзе была классической лисицей – во всем, кроме любви к детенышу. У «лесных братьев» только штурмовики комплектовались из альф. Снайперы через одного были лисицы либо просто лисы, но никогда – альфы.

В субботу, в час дня, они добрались до дома Эльги. Услышали далекий крик сверху: «Поднимайтесь!», прокатились на лифте и вошли в гостеприимно распахнутую дверь. Эльга была такая красивая, что у Бранта ноги к порогу прилипли, но он все-таки вошел, снял куртку и первым делом незаметно обнюхал вешалку. Запаха другого альфы не было. Царил запах Эльги с редкой примесью запаха другой лисицы. А от самой Эльги сегодня пахло духами, и Брант расчихался – парфюмерия ему не нравилась.

Эльга не бедствовала, не теснилась. Огромные комнаты, высокие потолки, зашуршавшие от мимолетного сквозняка шелковые шторы. Причудливые цветы, оживлявшие подоконники пятнами зелени. Добротная, темная деревянная мебель, натертый мастикой паркет. И комнаты, и кухня сияли чистотой. На столике стоял огромный торт – на радость Айкену. Брант от обеда и торта сразу отказался – нельзя едва знакомую лисицу объедать – и согласился только на пустой чай. Эльга заметно расстроилась, спросила:

– Вы не едите баранину? Не любите сладкое? Посмотрите: вот сыр, овощи, колбаса.

Брант отрицательно замотал головой – «нет, нет, никакого сыра и колбасы».

Эльга настаивать не стала, захлопотала, выставляя на стол угощение для Айкена. Сын вертелся как волчок, исчезал из поля зрения, возвращался на кухню. Брант собрался сделать ему замечание – «не броди по квартире без хозяйки» – и чуть не свалился с табуретки, когда со стороны комнат раздался оглушительный вопль. Он вскочил, задев стол, побежать не успел – мелкий паршивец уже возник на кухне, потрясая большой коробкой.

– Это тот поезд? Да? Да? Ой, какой красивый! Пап, смотри! Тетя Эльга, можно я открою, потрогаю?

– Зайди в комнату, с остальными познакомься. Этот откроем сейчас, конечно.

Коробка шлепнулась на стол. Брант уставился на миниатюрный тепловоз и вагоны. Картонные ячейки были затянуты прозрачной пленкой, позволявшей рассмотреть детали и надписи. «Зимняя Олимпиада-80».

– Сувенирный, – объяснила ему Эльга. – Два дня назад из столицы прислали. Я не распаковывала, подумала, что Айкену будет интересно.

Из глубины квартиры неслись невнятные причитания и повизгивания.

– Он до железки добрался, – улыбнулась Эльга. – Посмотрите сами, там нет ничего опасного. Айкен не поранится.

Брант снова чихнул, прогоняя щекотавший ноздри аромат духов, пошел посмотреть. Не столько из опасений, сколько из любопытства. Заглянул и застыл на пороге комнаты, в которой жили взрослые игрушки. Большую часть пространства занимал стол. Камул милостивый, на нем была потрясающая копия настоящей железной дороги – крохотный, но гордый вокзал, расходящиеся во все стороны ветки, паровозы, вагоны, станции, деревья, семафоры, будки стрелочников, переезды. Айкен метался вокруг стола, тихо попискивая. Тянулся потрогать, тут же отдергивал руку, прятал за спину.

– Ну, как вам? – Эльга скрестила руки на груди, посмотрела вопросительно.

– Это… это как сказка, – честно ответил Брант.

– Как будто кто-то заколдовал! – подхватил Айкен. – Заколдовал вокзал и поезда, а ты их унесла к себе домой. Или это ты волшебница. Рассердилась на вокзал и заколдовала.

Эльга рассмеялась искренне, светлея лицом:

– За что на вокзал сердиться? Нет, я бы так колдовать не стала.

Айкен не желал отлипать от стола, и Эльга с Брантом нагрузили и принесли в комнату поднос с чаем, бутербродами и тортом. Эльга повесила на спинку стула влажное полотенце для Айкена – «вытирай руки, не заляпывай пути кремом» – сама села на другой стул, включила миниатюрный пульт, начала нажимать на кнопки. Игрушечное царство ожило. Тепловозы, деловито жужжа, потащили вагоны по рельсам. Семафоры замигали, на переездах опустились шлагбаумы.

– А куда новый поезд? – спросил Айкен, жадно следивший за каждым игрушечным движением.

– Поставим на этот путь, – Эльга постучала пальцем по одной из веток. – Пусть возит олимпийцев в порт. Мне должны прислать пассажиров. Пять колец, пять команд: лисы, люди, рыси, медведи и волки.

– Надо построить Антанамо, – Айкен показал на свободный угол стола. – Вот тут. Немножко моря и еще один вокзал.

– Если захочешь – сделаем.

Брант следил за движением поездов, слушал разговор и соскальзывал в дрему – наработался за неделю, устал. Квартира Эльги умиротворяла, дарила ощущение безопасности. Может быть, потому что хозяйка – добродушная лисица. А может, из-за игрушек и цветов на подоконниках.

«Салфетки и герани», – вспомнил он.

Эльга разбудила его, когда стрелки часов подбирались к пяти. Брант дернулся, перехватил коснувшуюся плеча руку. Тут же извинился, да толку мало было – безобидная лисица испугалась, отступила, пошатнувшись, схватилась за стол.

– Я поставила чайник. Айкен согласился съесть еще кусочек торта. Может быть, вы тоже перекусите?

– Нет, – Брант провел ладонями по лицу, прогнал следы мутного сна. – Спасибо. Я не голоден.

На самом деле есть хотелось ужасно, и он едва вытерпел, пока Айкен расправится с тортом. Вторую серию игр с железной дорогой Брант запретил и потащил сына домой. Во время прощания произошло что-то непонятное – Эльга ухитрилась впихнуть ему большой пакет с едой, а он не смог отказаться. Присмирел под её строгим взглядом, выслушал: «Это для Айкена» и растерял возражения.

– Надеюсь, вы приведете его в следующий выходной, чтобы он поиграл вдоволь.

Брант сказал «да» и загнал себя в ловушку – его перестали спрашивать «Можно или нельзя?» и только назначали даты.

Они пришли к Эльге в следующее воскресенье. И потом, на неделе, в среду, потому что из столицы приехала посылка с коллекционными олимпийцами. А после среды в субботу, чтобы достраивать второй вокзал. Брант каждый раз отказывался от обеда или ужина – негоже альфе есть хлеб лисицы, не принося ничего взамен и не отрабатывая. Айкену поесть не запрещал, не для ребенка эти принципы.

Эльга молча принимала его заскоки. Ни на чем не настаивала, спрашивала дозволения, прежде чем подарить Айкену какую-нибудь мелочь, не пыталась зазвать в дом без Бранта. О себе почти ничего не рассказывала, и с расспросами не лезла. Только однажды, когда утомившийся Айкен заснул за столом под жужжание паровозов, задала вопрос:

– Не будет ли проблем со стороны матери? Она не против того, что вы приходите ко мне в гости?

– Нет, – ответил Брант.

На этом тема личной жизни была закрыта. Брант этому и радовался, и сожалел одновременно. Симпатия к Эльге росла, пускала корни, прорастая в душу, как цепкий и неистребимый хмель, заплетавший деревенские заборы. Не было полыхнувшей страсти, как с Ильзе – тогда будто бензина в костер кто-то плеснул – зато крепло желание оберегать, расширить невидимый круг защиты, объединить Айкена с Эльгой. Бранту приходилось себя одергивать, подавлять желание носить Эльгу на руках.

Лис постоянно твердил: «Позови ее к нам в гости, я поймаю ей мышь». Брант эти речи игнорировал – глупость хвостатый придумал, Эльга в их развалюху не пойдет, а если и заглянет на минутку, то сморщит носик и уедет, брезгливо содрогаясь при слове «мышь». Не надо ей такое, слишком городская.

Брант понимал – кремовую красавицу интересует только Айкен. Наверное, материнский инстинкт проснулся. У самой-то лисят нет, и лиса нет, это совершенно точно. Заведет, не заведет, а с ребенком хочется повозиться. И Айкен к Эльге ластится, тянется… Брант тут сбоку припеку. Уйди, оставь их вдвоем, мигом о нем забудут. Эту прорывающуюся ревность Брант тоже подавлял. Отвлекался ежедневной работой и делами. Мотался с Айкеном по магазинам, покупая ему осенние и зимние вещи, относил документы в подготовительную школу и поликлинику, в Дом Культуры железнодорожников, где они долго выбирали дело по душе. Айкен не захотел заниматься спортом, после нескольких пробных уроков остался в изостудии. Брант понимал, что это влияние Эльги, но не препятствовал, не запихивал сына на бокс. Рисовать научится – хорошо. А бокс этот – забава. Брант без всякого бокса ударом кулака любого противника укладывает. И Айкен уложит, если припрет.

Глава 8. Эльга

Временами накатывало отчаяние. Брант был непрошибаемым. Отказывался от еды, больше не целовал ей руку, а пока они с Айкеном запускали поезда, спал, сидя на стуле, привалившись к стене. Лисица помалкивала, как будто и не было разговоров о мышах, подала голос только один раз – строго-настрого запретила ей пользоваться духами.

Эльга долго думала, почему ещё не начавшиеся отношения зашли в тупик, и решила, что дело в её дефекте. Брант вначале не понял, что вывих бёдра врождённый, а потом разобрался – это не травма, это никогда не пройдёт, и выставил барьер, исключающий сближение. Обидно, что это произошло как раз в то время, когда она почти не хромала и оставляла трость в машине. Наверное, сыграла роль тёплая и сухая осень. Задождит или начнёт срываться первый снег, и от сырости хромота вернётся.

Вскоре Эльге стало не до любовных страданий. Родители узнали о визитах Бранта и Айкена, и потребовали объяснений. Эльга не решилась врать, но немного подкорректировала правду. У родителей создалось впечатление, что Брант был одним из грузчиков, доставлявших материалы в алтарный зал. Носил мешки, сын путался под ногами, потому что его не с кем оставить, так и познакомились. Это не утихомирило тревогу – родители продолжали забрасывать ее вопросами о матери Айкена, о прошлом Бранта, а она не могла дать внятных ответов, краснела и мямлила.

Родительская попытка запретить воскресные встречи натолкнулась на сопротивление.

– Нет, – твердо ответила Эльга. – Я буду приглашать в свой дом кого захочу. Я не тащу их к вам, не предлагаю знакомиться…

– Пригласи, – после короткого поединка взглядов, заявила матушка. – Пригласи, мы посмотрим на этого Бранта. Я сразу определю, проходимец он или нет.

Лисица расхохоталась. Эльга поморщилась – матушкина мнительность была ей хорошо известна. К сыну молочника, доставлявшему в поместье молоко, сметану и сыры, на долгое время был прилеплен ярлык «пособник лесных братьев». Матушка заподозрила его в связях с повстанцами из-за молчаливости. А рыжий лис просто сильно заикался и предпочитал не открывать рот лишний раз.

«Брант им не понравится. Потому что он не просто похож на “лесного брата”, он…»

Эльга не спрашивала, боялась, что Брант даст прямой ответ. И ей, всегда избегавшей трений с законом, и приветствовавшей Договор Сретения, придется сделать выбор: предать себя и свои убеждения или перестать приглашать альфье семейство в свой дом.

Шли дни. Ключевые Воды накрыл туман Камулова Покрова, смешанный с горьким дымом тлеющих скруток. Эльга, чтившая Хлебодарную, знала что паства волчьего бога в эту неделю грешит, нарушая супружеские обеты. Считалось, что Покров отводит глаза Хлебодарной и обманутым женам и мужьям. Брант возможностью согрешить не воспользовался, только теплые вещи Айкену на ярмарках и распродажах покупал, сказал Эльге, что кое-где цены действительно ниже.

Сам он продолжал ходить в поношенной форме – то ли из принципа, то ли экономя деньги. Эльге хотелось сделать ему подарок, на ярмарках продавали замшевые куртки с вышивкой-оберегом, но она не покупала, понимала – не возьмет.

«Он упрямый», – вздохнула лисица.

«Кто? Лис?»

«Лис правильный, – надулась ее кремовая половинка. – Это твой двуногий всё портит. Это он упрямый».

Паства Камула и Хлебодарной прошла Врата-в-Зиму, ветер вымел из города можжевеловый дым, жрецы убрали уличные жаровни с углями, на рынках продавали каштаны и хурму, люди и оборотни погрузились в повседневные дела.

Эльга получила небольшую передышку – на Покров родители уехали в Чернотроп, чтобы закупить на зиму соленые и сушеные грибы и обожаемые ими грибные ликеры. Приехав, дожидались доставки оплаченного груза, потом сортировали прибывшее богатство, расставляя по погребам и кладовкам. Отдышавшись и переварив ярмарочные впечатления, матушка снова вспомнила о Бранте и пошла в атаку.

– Привези к нам хотя бы лисенка. Сколько можно играться с железной дорогой? Пусть погуляет на свежем воздухе, покатается на пони.

Эльга пообещала: «Я с ними поговорю» и сдержала слово. Вначале она поговорила с Айкеном. Брант заснул в своем любимом углу, пригревшись возле батареи – мощная грудь мерно вздымалась, тихий храп смешивался с жужжанием игрушечных поездов. Эльга рассказала Айкену о родительском поместье – обветшавшем особняке с колоннами, небольшом парке с фонтаном, о конюшне и пони. Кто такие пони, пришлось объяснять отдельно, в ход пошел альбом с фотографиями.

– У нас на хуторе были лошади, – сообщил Айкен, рассматривая фото. – Не такие. Обычные. Немного. Папу лошади слушаются.

Эльга удивилась:

– Не боятся?

– Нет. Сначала шарахаются, а потом становятся смирными. Папа говорит – людям с лошадьми проще. Но оборотни тоже их держат, без них в хозяйстве трудно. Если жеребенка берут, он быстро привыкает, чувствует, что его не собираются жрать.

Эльга подумала, что Брант бы нашел общий язык с отцом – тот ратовал за равноправие людей и оборотней в коннозаводстве и не отказывал в работе на конюшне ни лисам, ни волкам. Но альф среди работников не было. Может быть, не нанимались.

Разговор продолжился через три дня. Брант еще не успел заснуть, и Эльга сообщила Айкену:

– Мне звонила матушка. У нее скоро день рождения. Дом и парк уже начали украшать иллюминацией – будет потом гореть все йольские ночи, до Нового года. Нас зовут приехать, пока не выпал снег. Если выпадет, пони можно запрячь в сани, они старенькие, но крепкие, дедушка заказывал для меня сани и повозку, потому что я не могла ездить верхом. Но если ты хочешь покататься в седле, нам надо получить у папы разрешение и ехать в эти выходные.

– Куда? – Брант знакомо нахмурился.

– Я еду в гости к родителям тети Эльги, – заявил Айкен. – Буду кататься на пони.

– Вы уже всё решили… – пробормотал Брант, встал и ушел на кухню.

Эльга почувствовала, что переступила границу дозволенного. Шепнула Айкену: «Посиди тут», пошла к Бранту. Тот пил воду из-под крана – набрал кружку, жадно глотал, проливая капли на футболку. Она дождалась, пока он попьет, заговорила – на всякий случай, не приближаясь:

– Мы говорили об этом в ваш прошлый визит. Вы, наверное, немножко придремали. Ничего не решено, Брант! Я бы не осмелилась поставить вас перед фактом, без обсуждения. Айкен не понимает сложностей, для него нет подводных камней. Он слишком мал, хотя и смышлен не по годам.

Брант смотрел на нее пристально, не мигая. От взгляда по спине пробежали мурашки, и Эльга начала оправдываться:

– Я хотела попросить вас отпустить Айкена на два дня, чтобы он побывал в доме моих родителей и покатался на пони. Я бы пригласила и вас, то есть, приглашаю… но понимаю, что вам не захочется проводить столько времени в моем обществе. Вы можете отдохнуть в эти выходные. Поверьте, ни я, ни мои родители не причиним Айкену вреда.

– Почему мне не захочется? – спросил Брант, поставив кружку на стол с громким стуком.

Эльга разозлилась.

– Ради Хлебодарной, не будем врать друг другу хотя бы сейчас! Я вас не интересую, потому что я калека. Вероятно, вы не сразу поняли, что это врожденный дефект. При знакомстве пытались помочь, а теперь только глаза отводите или спите, как сурок!

– Неправда, – буркнул Брант и тут же отвернулся, уставился на подоконник.

Эльгу как кнутом подстегнули:

– Вот! Прямо сейчас! Вы смотрите на аспарагус! Я не вытряхиваю из вас подробности – где вы жили раньше, кто мать Айкена, мне всё равно, любите вы ее или не любите. Просто прекратите врать мне про меня!

– Я не вру, – Брант взглянул на нее удивленно и обиженно. – Вы ничего не спрашиваете. Я молчу.

«Не кричи на него, – укорила лисица. – Он прав. Ты сама все придумала, ничего не спрашивала, а теперь орешь».

– А вы ответите правду, если я начну задавать вопросы?

Брант пожал плечами:

– Наверное. Мы все время к вам приходим. Зачем врать?

– Кто вы? Чем вы занимались до того, как начали разгружать вагоны в депо? Кто мать Айкена? Она жива? Она к вам вернется?

– Я был штурмовиком, – ответил Брант. – Мать Айкена – снайпер. Я не думаю, что она вернется. Я завязал, она осталась воевать.

Эльга оторопела. Брант шагнул, приближаясь к ней вплотную. Проговорил:

– Надо было сказать раньше, пока Айкен к вам не привязался. Но вы такая красивая и добрая, что мне не хотелось вас расстраивать. Теперь вы знаете. Подумайте, надо ли оно вам.

Он крикнул: «Айкен, домой!» и осторожно взял ее за запястье. Потянул руку к себе, не наклоняясь, продолжая смотреть в лицо.

Губы притронулись к запястью, ловя пульс. Брант прошептал:

– Подумай. Мы пока не будем приходить. Ты красивая. Я хочу смотреть. Хочу трогать. Но если ты меня подпустишь близко, я не смогу остановиться. Я – альфа. Помни об этом.

Эльга смотрела как они уходят – Айкен не перечил отцу, удалился, упрямо сжимая губы. Когда дверь захлопнулась, она опустилась на стул и закрыла лицо руками, сдерживая подступающие слезы.

Хотелось перекинуться и навсегда спрятаться под шкурой. Чтобы главной проблемой была мышь, которую лис так и не поймал для лисицы. А не штурмовик-террорист, которого она привечала в собственном доме. И успела влюбиться.

Глава 9. Брант

Налаженная жизнь рухнула в четверг, одиннадцатого декабря восемьсот восьмидесятого года от примирения Камула и Хлебодарной. На следующий день после открытия Первых Зимних Олимпийских Игр. Старательно возведенные стены затрещали еще две недели назад, когда он рассказал Эльге о своем прошлом. Ему стоило больших усилий втолковать Айкену, что пони откладывается на неопределенный срок, а тете Эльге надо от них отдохнуть и заняться своими делами.

Призрачная надежда, что всё как-то утрясется и наладится, мелькнула сразу после работы, когда Брант спустился с обледеневшего моста и вышел на засыпанную снегом привокзальную площадь. Он шел за Айкеном в Дом Культуры железнодорожника, забрать с занятий. Услышал голос Эльги, подошел, повинуясь оклику. Она стояла возле машины, облокотившись на дверцу. Красивая и строгая, в сером длинном пальто и аккуратной вязаной шапочке.

– Я подумала, – сообщила она. – Приходите. Только ты будешь есть! Обедать и ужинать. Понятно?

– Нельзя просто так, – помотал головой Брант. – Надо взамен что-то делать.

– Кому надо? – вздернула подбородок Эльга.

Формулировка поставила в тупик. Брант встал в четыре утра, отработал полторы смены, упахался, перегружая мешки с пшеницей. Это мешало подобрать слова. Мысли окончательно разлетелись в стороны после боя вокзальных часов. Время! Айкен сейчас выйдет из класса, спустится по лестнице, выскочит на площадь с заснеженными клумбами. Нельзя ему одному там стоять. Темнеет рано, под ДК ошиваются какие-то мутные типы.

– Подожди тут, – попросил Брант. – Или подъезжай к ДК. Надо мелкого забрать.

Он двинулся по «зебре», ускорил шаг – быстрее, быстрее, не глядя по сторонам. Наткнулся на кого-то, ударил плечом. Извинился. Услышал гнусавый голос:

– Ты чё, крутой?

О, примелькавшиеся морды… трое самых мутных, все трое – волки-оборотни. Отираются возле кустов, под деревом, прячась от света фонаря. Нарываются. Ну, ладно…

– А чё надо? – Брант развернулся, оценивая противников.

– Ты каждый день шастаешь, да еще мальца таскаешь, – гнусавая морда попыталась обойти, подобраться к открытой спине. – За проход платить полагается, ты чужой асфальт топчешь.

– Треснет у тебя. Без моих денег обойдешься.

– Кру-у-у-у-той… – издевательски пропели из кустов.

Кинулись все трое, разом. Бранта этим было не смутить – нож только у одного, у самого хлипкого. Он старался соразмерять силу, сдерживался. В тренировочном лагере его учили убивать, не по кустам противников расшвыривать. В деревенских драках тоже друг с другом не церемонились. То, что происходило сейчас – не драка, а цирковая пародия. Оборотни вертелись, напрыгивали, отскакивали. Брант лениво отмахивался. Все переменилось, когда от ДК донесся визг – это Айкен вышел, увидел драку. Со стороны вокзала завыла сирена.

«Похоже, вахтер позвонил, вызвал полицаев», – сообразил Брант.

Он чуть не пропустил удар, когда понял, что ему не убежать. Рядом перепуганный Айкен, которого не потащишь в переулки, заметая след. А полицаи сразу не отпустят. И лисенка домой не отвезут, потому что… Брант отшвырнул гнусавого, ударяя спиной о дерево, нагнулся, подхватил камешек, кинул в проезжающую машину, молясь, чтоб Эльга не прибавила газу, остановилась. Та не подвела. Брант выкрутил руку второму оборотню, оттолкнул третьего, крикнул:

– Забери мелкого! Если докопаются, скажи, что ты мать. Поняла?

Полицейская машина уже тормозила у обочины.

– Поняла, – отозвалась Эльга и проехала чуть вперед – к дверям ДК, к Айкену.

Как сердце чуяло – сразу не отпустили. Повезли всех в участок. Там троица внаглую принялась обвинять Бранта в нападении: «Да мы просто стояли, а он такой: "Дай закурить!" А мы не курим… а он сразу с кулаками попер».

Полицейские завсегдатаям участка не сильно-то верили, но показания записывали. А потом, посовещавшись, решили тряхнуть Бранта.

«Где проживал до переезда в Ключевые Воды? Почему не зарегистрировался по новому месту жительства? Кем работал? Служил ли в рядах Объединенной Лисьей армии?»

Закрыли на трое суток, для выяснения личности. Брант ничего другого и не ожидал. Всех не отслуживших на благо отечества альф его возраста – и тех, кто младше, и тех, кто старше – подозревали в причастности к Огненному сопротивлению. Надо сказать, не зря. Если бы Брант был городским, отучился где-то, да хоть года три работал, может, и отпустили бы. А переехавшего из леса наизнанку вывернут.

Сидя в камере, он беспокоился не о себе. О сыне и об Эльге. Уже в полицейской машине, в наручниках, он сообразил, что приказ: «Если докопаются, скажи, что ты мать», мог Эльге не понравиться. Добропорядочная кремовая лисица, и тут вдруг – эй, повесь-ка на себя грех! В деревне за такое предложение доской от забора угостили бы, не размениваясь на слова. Эльга, конечно, доской бить не будет – воспитание не позволит и силёнок не хватит. Но обиду может затаить.

Ночь прошла в тревожной дремоте. Ни пьяные гуляки, ни карманные воришки к Бранту не лезли, просто обстановка к нормальному сну не располагала. Утром его и еще троих задержанных перевезли в городскую тюрьму. Из камеры вывели после обеда. Брант думал – на допрос. Оказалось – на встречу с адвокатом. Седой, солидный и, одновременно, очень энергичный лис укорил Бранта, что тот не явился в уголовно-исполнительную инспекцию, чтобы пройти проверку для применения акта об амнистии. Сообщил, что сроки еще не истекли, документы будут переданы его помощником, без личного обращения Бранта – «одиноким родителям в этом случае полагаются льготы». Пришлось ответить на кучу вопросов: припомнить и сбор грибов, и работу на общинном поле и лесозаготовках. Адвокат пообещал восстановить трудовую деятельность Бранта по табелям, посоветовал сохранять спокойствие – «я уверен, что на следующей неделе вы будете дома», и передал привет от сына.

– Они решили не отменять визит к бабушке с дедушкой. Вернутся, как и планировали, в воскресенье вечером. Хотят покататься на санях, пока лежит снег.

Брант не сразу понял, что адвокат говорит о поездке к родителям Эльги – в первый момент подумалось, что Айкена отвезли на хутор, к его родителям. Кроме слов адвокат одарил Бранта пакетом с едой, еще раз заверил, что лишение свободы надолго не затянется, и отбыл. Бранта, прижимающего к себе передачу, отвели уже в другую, одиночную камеру – чуть почище. Комфортнее.

Удивило то, что в передаче не было ни хлеба, ни булочек. Ни куска! Как будто кто-то решил, что одинокому альфе хлеб поперек горла встать может. Наверное, кому-то и может. Но не Бранту, который плохо наедался колбасой с сыром – булочки не хватало.

Он ел, принюхиваясь к пакетам, выискивая ниточки запаха Эльги. Думал о том, что, может быть, её родители Айкена нормально примут, не ощетинятся. Кремовый, светловолосый, голубоглазый. Сын похож на Эльгу больше, чем на самого Бранта. Странная шутка судьбы.

«Ты позовешь её в гости, – строго сказал лис. – Она хочет к нам придти, обижается, что мы её не приглашаем».

«Ладно, – кивнул Брант. – Когда жизнь наладится – позову».

Из тюрьмы его выпустили во вторник, во второй половине дня. Пришлось подписать несколько бумаг – невыезд, обязательство явиться в уголовно-исполнительную инспекцию, встать на учет у участкового инспектора по надзору. Адвокат присутствовал, внимательно проверял каждую строчку. После этого Брант получил назад ключи, шнурки от ботинок и документы, и был препровожден к воротам тюрьмы. Там его ожидала машина. И Эльга. И Айкен.

Сын, сидевший в машине, грохнул дверцей, выскочил, поскользнулся. Эльга поздоровалась, поблагодарила адвоката.

– Забирайте свое сокровище, – усмехнулся тот. – Если что – звоните моему помощнику.

Эльга кивнула. Адвокат поцеловал ей руку и пошёл к своей машине.

– Папа! Я еще в хор записался! – завопил сын и попытался забраться на него, как белка на дерево.

«В хор, так в хор, – подумал Брант, подхватывая мелкого. – Что теперь поделаешь».

Эльга смотрела на них и слабо улыбалась. Брант подошёл ближе, удерживая Айкена одной рукой, пробормотал: «Спасибо» и кое-как облобызал укрытое длинной перчаткой запястье. Эльга улыбнулась чуть шире и велела:

– Садитесь в машину. Я вас отвезу.

Глава 10. Эльга

Когда на Бранта надели наручники и затолкали в полицейскую машину, Эльге захотелось завизжать – от бессилия и страха. Она смогла взять себя в руки потому, что рядом был Айкен. Всхлипывающий кремовый лисёнок, у которого отобрали отца.

– Мы поедем к адвокату, – сказала она, сглатывая комок страха. – Папа скоро отпустят.

Ей пришлось поплутать по вечерним улицам, прежде чем она нашла дом адвоката, занимавшегося семейными тяжбами по земельным наделам. Эльга пару раз бывала у него в конторе и решилась поехать по адресу, указанному на личной визитке – контора уже закрылась, а дело было безотлагательным.

Её ждало разочарование. Адвокат твёрдо сказал, что не занимается уголовными делами, и даже отказался кого-либо порекомендовать – ищите по объявлениям, ничем помочь не могу.

– Чтоб тебя Камул перевернул да шлепнул, – пожелала Эльга, выйдя на улицу.

Она вернулась к машине и села за руль. Айкен, съежившийся на сиденье, взглянул на неё вопросительно.

– Здесь ничего не получилось, – сказала она. – Будем искать кого-то другого. Для начала поедем домой. Ты поужинаешь, а я обзвоню знакомых.

Дома, перелистав записную книжку, она позвонила бывшему однокурснику, славившемуся ресторанными кутежами – помнится, он жаловался, что на сами кутежи уходит меньше денег, чем на оплату услуг адвоката, улаживавшего последствия. Бывший однокурсник сразу сказал, что он не знает, возьмется ли адвокат за дело «лесного брата», но заверил, что в случае отказа посоветует, к кому обратиться.

– Учти. У него дорого. Работает с помощниками, заключает досудебные соглашения, комар носу не подточит, но всё это стоит приличных денег.

– Я готова к расходам. Спасибо, что помог, – поблагодарила Эльга.

Она пресекла попытку Айкена вымыть тарелку, сказала ему, что завтра, до работы, они поедут к другому адвокату, отправила его в ванную, постелила постель в гостевой спальне и нашла толстую книжку сказок, чтобы почитать вслух перед сном. Надежда, что Бранта отпустят и он позвонит или постучит в дверь, таяла с каждой минутой. Эльга уложила Айкена, посидела в кухне до полуночи, и тоже пошла спать – грядущий день обещал быть сложным и затратным по силам.

Ночевка прошла без эксцессов, а утром, заехав в домишко за мостом, и убедившись, что Брант не вернулся, они поехали в адвокатскую контору, располагавшуюся в центре города в небольшом солидном особняке. Эльга с трудом прорвалась через молодых помощников, повторяя, что только господин Персиваль может решить, возьмется ли он за ее дело.

Седому и настороженному Персивалю она рассказала всё, что знала – и, в процессе рассказа, поняла, что знает она немного.

– Я не представляю, чем это закончится. Может быть, его оштрафуют и выпустят. Может быть, разошлют запросы, получат ответы и посадят в тюрьму за прошлое. Мне нужно, чтобы его освободили. Чтобы он вернулся к сыну, жил, работал. Вы сможете мне помочь? Айкен пока у меня, завтра мы поедем в гости к моим родителям, надеюсь, его это отвлечет и развлечет. Но это временно. У меня нет никаких прав, не уверена, что смогу его усыновить при худшем исходе – возникнут препятствия, у него есть дедушка и бабушка. Нужно вернуть Бранта. Вы сможете это сделать?

– Не готов дать вам однозначный ответ, – уклончиво проговорил Персиваль. – Я не занимаюсь такими делами. Однако, я ознакомлюсь с документами Бранта, наведу справки по своим каналам, и после этого скажу, возьмусь его защищать или посоветую вам кого-то из коллег.

Выслушав ответ, Эльга решила положиться на волю Хлебодарной – Персиваль внушал ей доверие – и поехала в алтарный зал, где бригада электриков монтировала светильники. Она обнаружила ошибку – синие и желтые фонари были перепутаны – долго ругалась с бригадиром, забралась под купол, проверила точки питания возле витражей, а, спустившись, попала в объятия помощника Персиваля, спросившего, будет ли она передавать Бранту продукты.

Покупка сыра, колбасы – Эльга на всякий случай собрала передачку без выпечки – новый виток скандала из-за фонарей, Айкен, потребовавший, чтобы его отвели в ДК на пробное занятие в хоре… К вечеру Эльга добралась до конторы Персиваля абсолютно вымотанной. Нога ныла, но самая главная боль была в голове, не вмещавшей проблемы.

Персиваль удвоил прежний задаток и сказал, что берется за дело – с почти гарантированным благополучным исходом.