Нелюбимый Доманчук Наталия
— Нам туда!
— Может, на машине? Тебе вроде утром понравился мой автомобиль.
Мальчик упрямо замотал головой и направился в сторону подземного перехода.
Еще через пятнадцать минут они зашли в метро и сели в первый вагон, который направлялся в область. Когда народ в вагоне рассеялся и они присели на скамейку, Давид попытался завести разговор с сыном, задавал вопросы: «Куда едем?», «Какая у нас цель?», но Семен не отвечал. Тогда он решил просто сидеть рядом и наблюдать. Но и это было сложно: сын почти не проявлял никаких эмоций, только когда вагон подходил к станции, мальчик чуть оживал, на пару секунд замирал, но потом опять как будто отключался. Давида очень клонило в сон. Ночь, проведенная в разговорах с Мариной, была невероятной, но сейчас сильно давала о себе знать. Он даже вздохнул, предполагая, как его женщине трудно работается после такой бессонной ночи.
Доехав до конечной станции, они вышли из вагона, подождали состав, который шел в город, и снова сели в него. Пока они ехали, Давид украдкой рассматривал сына и искал в нем черты Алевтины. Но нет, сын получился его точной копией. И не только из-за синих глаз и темных непослушных волос. Даже рот и нос были отцовскими.
На Баррикадной мальчик вскочил и потащил отца на выход. Они еле успели выскочить, но Семен крепко держал Давида за руку, а тот просто таял от счастья.
Они подошли к дому, где жили Семен с Мариной, зашли в подъезд и пешком поднялись на третий этаж. Сын освободил отцовскую руку, вытащил из рюкзака ключи и открыл дверь.
Давид жадно втянул запах уже такой родной квартиры и пошел за сыном в его комнату.
— Тебе было скучно! — заметил мальчик.
— Нет. Мне было с тобой очень здорово.
Семен пожал плечами, достал из книжного шкафа тетрадь и стал записывать цифры: «2», «3», «3», «4»…
Давид заглянул в его тетрадь и стал размышлять, что это могли быть за цифры, и, когда над ними появились буквы, ему все стало ясно. Он достал из кармана телефон, открыл схему метро и протянул сыну:
— Смотри, вот тут ты немного ошибся, от Полежаевской до Октябрьского Поля не три, а четыре минуты. Это в среднем. Хотя, возможно, потому что было немного людей, поезд простоял на Полежаевской чуть меньше и приехал на следующую станцию раньше. Семен с интересом разглядывал схему, несколько раз поднимал удивленные синие глазища на отца, а потом спросил:
— А откуда у тебя эта схема? Ты сам ее сделал?
— Нет, конечно. Этим занимаются специалисты. Одни, как ты, ездят и фиксируют время, другие, как, например мой племянник Игорь, создают такие программки, куда вносят всю эту информацию. А потом все люди, которые ездят на метро, закачивают себе в телефон эту схему и пользуются ею.
— Получается, я зря все делал? — он поднял над столом тетрадь, всю исписанную цифрами и буквами.
— Почему зря? Ты очень неплохо выучил подземку Москвы. И делал ты все правильно! Молодец. Только…
Сын внимательно смотрел на него, ловя каждый взгляд.
— Мне все-таки кажется, что перед тем, как начать какое-то дело, лучше его погуглить в интернете. Вдруг ты не первый?
— А как это сделать? У меня нет такого красивого телефона. Дядя Артем предлагал купить, но мама отказалась.
— Маму я беру на себя. Купим. И я всему научу. Обещаю. А пока предлагаю пойти за мамой на работу и по дороге что-то перекусить. Ты любишь пиццу?
Семен кивнул и улыбнулся.
— Да, кстати, мама вчера сказала, что у тебя книги закончились. Можем забежать в книжный, если он есть по дороге, или уже вечером выберешь. У меня дома огромная библиотека.
— Мы будем жить у тебя?
— Да. Тебе понравится.
— А будильник и тетради заберем?
— Все-все заберем, что скажешь.
— Ладно! — весело согласился ребенок и стал складывать в рюкзак тетради.
Давид не выдержал, подошел ближе и крепко обнял сына. Мальчик на секунду замер, а потом поднял на него такие знакомые глаза и сказал:
— Я с тобой, не бойся!
Время любить
Прошло чуть больше недели.
У близнецов случилась внезапная командировка в Штаты, где они повидались с Ванькой и прислали Алене с Давидом кучу фото: они втроем, счастливые, в обнимку на набережной.
Даша, пока Артем взял тайм-аут, решила начать поиски работы:
— Ну а что? Сидеть на его шее вечно? Еще не ясно, простит ли он меня… А так, хоть голову забью работой… — объяснила она маме свое решение.
Марина с Семеном переехали к Давиду и познакомились с его семьей. Прошлые выходные все вместе провели на даче. Сашка отказался ехать, сказал, что хочет побыть один дома.
Семен очень быстро освоился, подружился с девочками, кажется, в Лизу даже влюбился, уж слишком много внимания он ей уделял и болтал без умолку.
Взрослые сидели на веранде, ели клубнику и наслаждались первыми летними деньками.
— Я никогда его таким не видела! — удивилась Марина, наблюдая, как Семен сорвал с клумбы цветочек и подарил Лизе.
— То ли еще будет! — заверил ее Давид. — Сын-то весь в отца!
Все засмеялись, а Алена вздохнула:
— Мне так жалко с девчонками расставаться! Они такие… родные, одним словом! Но Сашка такой упрямый!
Она замолчала и посмотрела на Давида:
— Он что-то тебе рассказывал про Алю?
Давид помотал головой, а Алена продолжила:
— В тот день, когда Аля потеряла ребенка, они решили окончательно расстаться. Он вернулся невероятно разбитым и мне приказал к ней не ездить и не привязываться к девочкам, потому что она их заберет и я их больше никогда не увижу. Не привязываться… — она хмыкнула, — как будто это возможно сделать по мановению волшебной палочки.
Алена опять посмотрела на Давида и продолжила:
— Да-а-в, ну расскажи, что знаешь.
— Я только знаю, что он рассказал ей про Семена. И приказал звонить мне, если она захочет увидеть сына.
— И? — Алена развела руками.
— И ничего. Она мне так за неделю и не позвонила!
Алевтина позвонила Давиду следующим утром, в день выписки, и попросила приехать в больницу. Выглядела она ужасно: темные круги под глазами, худая, бледная, еле живая.
Давид нахмурился и сказал:
— Э, нет, в таком состоянии выписываться никак нельзя! Я сейчас поговорю с доктором!
— Нет, пожалуйста, Давид… Валентинович, не надо. Я домой хочу. Эти стены просто убивают. А дома я поправлюсь. Обязательно!
Давид кивнул, а Алевтина спросила:
— Мне Сашка сказал, что вы нашли сына… Я ведь смогу видеться с ним?
— Конечно. Почему нет?
— А как мы ему все это объясним?
— Он очень смышленый. Ему даже объяснять ничего не надо. Все сам поймет.
Она вымученно улыбнулась и спросила:
— Как там Сашка?
Давид посмотрел на девушку, и она впервые за эти несколько минут увидела в его глазах злость.
— Тебя правда это колышет?
— Да.
— Ты разбила ему сердце. Еще вопросы?
— Я очень виновата… я его прогнала… мне так было плохо… больно… я отчаялась…
— Знаешь, мне много раз в жизни было и плохо, и больно, но я никогда не обижал людей, которые любят меня. Никогда. А ты ему уже не в первый раз дала надежду и опять ее отобрала.
— Я… — она заплакала, — я просто не заслуживаю его!
— Вот эти громкие слова оставь для мемуаров на пенсии, поняла? — его глаза опять блеснули злостью. — Если он выбрал тебя из миллиона, из миллиарда, то тебе уж точно не стоит думать над тем, кто кого достоин! А просто отключить голову и стать счастливой.
— Он, наверное, заблокировал мой номер. Я не могу до него дозвониться.
Давид удивился, но вида не подал:
— А как ты хотела? Ты же его выгнала! Или ты еще раз захотела встретиться и пройтись по его сердцу ножиком?
— Нет… Я поговорить с ним хочу… Попросить прощения.
— Прощение свое засунь… — он замолчал, выдохнул, но продолжил. — Лучшее, что ты можешь сделать — оставить его в покое.
— Не могу. Я его… люблю…
Давид закатил глаза к потолку:
— Господи! Спасибо!
Он развернулся и, на ходу бросив:
— Жди тут, никуда не уходи, — вышел из палаты.
Сашке он позвонил из автомобиля:
— Знаешь, что, герой, а ну-ка быстро езжай и забери Алевтину из больницы. Это твоя женщина, а не моя. На ней лица нет, она еле ходит. Ты собрался ее такую бросить? Молодец! Хорошо же мы тебя воспитали!
Он бросил трубку и улыбнулся. Он знал, что Сашка не станет слушать рассказы про любовь. А вот на жалости его всегда легко можно было подловить!
Сашка помчался в больницу сразу же. Его всего потряхивало от предстоящей встречи, но он обещал себе держаться и ни за что не унижаться. Помочь с переездом, возможно, купить продукты, отвезти девочек и все. Самое главное — не поддаться желанию еще раз попытать счастья. Потому что нет у них никакого совместного будущего.
«Понятно же как белый день! Ну почему ты такой идиот, Сашка?» — спрашивал он у себя.
Он уверенно зашел в палату, даже не постучав, но увидев Алю, бледную и худющую, сидящую на краешке кровати и виновато склонившую голову, чуть не разрыдался.
Она сразу встала, чуть поддерживая руками низ живота, и сказала:
— Сашка, послушай, я много ерунды тебе в прошлый раз наговорила… Я просто расстроена очень была.
Он молчал, только хмурился.
— Да, я знаю, что нельзя так… я не буду больше так… я обещаю…
Она выжидающе смотрела в его глаза, но он не знал, что ей сказать, и она опять продолжила:
— Давай попробуем? Я хочу переехать к тебе, если ты не против, конечно.
Саша громко выдохнул и не сдержался:
— Попробуем? Аля, я тебе не мальчик! И нас не двое, где мы можем уединиться в квартирке и… пробовать, как ты говоришь. У тебя две девочки, которые будут привыкать ко мне в роли отца. А через месяц или полгода вдруг ты решишь, что у нас не получилось? Ты подумала о девочках? Извините, Ксюша и Лиза, но дядя Саша, ой, папа… вы же его «папа» называли, да? Так вот, он больше с нами жить не будет, мы попробовали и у нас не получилось.
— Ты кричишь на меня… — упрекнула его Алевтина.
— Да, потому что я зол! Ты думаешь, что я идиот? И не понимаю, что ты хочешь переехать в квартиру, чтоб быть ближе к Давиду?
Алевтина набрала в легкие воздуха:
— Что? Как тебе вообще в голову такое пришло?
— Да все так же и пришло! Потому что первый раз я не знал об этом. А сейчас все прекрасно понимаю. А вот ты — нет. Давид — мой самый близкий, самый лучший друг на всем свете. Он никогда меня не предаст, понимаешь? Я не говорю о том, что у него к тебе есть чувства. Их нет! Он любит другую женщину! Но даже если бы и были, то никогда в жизни бы он не предал меня. Даже если бы я попросил его наплевать на мои чувства к тебе. Понимаешь? Зная, что я тебя люблю, он никогда не будет с тобой!
— Ага… любишь ты меня… как же! — по ее щекам потекли слезы. — На словах только любишь, а как взять все в свои руки и создать семью — ты сразу в кусты.
— Ты мне не семью предлагаешь создать, а попробовать…
— Я просто не знаю, как к тебе подобраться! Я тебя как-то спросила про предложение, в силе ли оно, потом призналась, что мне не нужен Давид, сейчас предложила, чтобы из больницы ты забрал меня в свой дом, а ты… ты… сейчас открыто издеваешься надо мной. Заставляешь унижаться и просить на мне жениться.
Она гордо подняла голову и вытерла слезы:
— А я не буду унижаться, понял? Я заберу девочек и справлюсь без тебя. Вот так. А ты иди куда шел… — она присела на кровать, но опять заплакала, всхлипывая и закрывая лицо руками.
— Прекращай реветь. Я помогу тебе! Чего ты боишься? Что девочек не прокормишь? Хочешь, я их заберу и подниму на ноги.
— Я ничего не боюсь! Я любви твоей хочу! Ну не поняла, не приняла ее раньше, ошиблась… Я хочу, чтобы было так, как в Кении!
— Чтобы я умолял тебя поцеловать, а ты отворачивалась? — грубо бросил Сашка.
Алевтина испугано замерла. Кажется, только сейчас она начала понимать, чего он боится, поднялась, вытерла рукавом слезы, подошла к нему близко-близко и попросила:
— Поцелуй меня, пожалуйста.
Сашка растерялся, посмотрел на нее, хлопая глазами и соображая, что ему делать, но она сама потянулась к нему, поднявшись на носочки и впиласьгубами в его.
И жизнь снова побежала, потекла, зажурчала. Голубой шарик опять весело закрутился, день послушно сменил ночь, принося очередные проблемы, новые встречи, надежды, ожидания, тревоги.
Жизнь поменяла цвет, направление, форму и даже содержание. Но все равно конца не было и не будет никогда…