Моя строптивая леди Беверли Джо

Глава 13

Ворог сдавил шею, но, к счастью, Форт не терпел публичных сцен, а потому скоро выпустил Честити. Впрочем, он не дал ей и шанса броситься наутек, крепко ухватив за руку.

— Идем!

Вырываться и звать на помощь было бесполезно: Форт мог сказать, что случайно наткнулся на своего беглого лакея или грума. Джентльмен в этом случае имел все права. Как ни пугала девушку перспектива предстать перед отцом, она позволила брату тащить ее по главной улице Мейденхеда.

Невольно озираясь в поисках Сина, она не сразу вспомнила, что нужно, наоборот, держаться от него подальше и всеми силами избегать упоминания о его участии в их авантюре. Если не он, кто позаботится о Верити?

Вот если бы привлечь на свою сторону Форта! Честити украдкой бросила взгляд на профиль брата. Нет, это неподходящий момент — он слишком рассержен. И немудрено. Форт поступал всю жизнь в строгом соответствии со светскими правилами и условностями. Каково ему обнаружить, что сестра шатается по Англии не просто в мужском платье, но в одежде простолюдина! Разве ему объяснишь, что всему виной отец? Граф Уолгрейв просто не может допустить ошибку, недаром его прозвали Непогрешимым.

Девушке вспомнились прошедшая ночь и небрежная доброта брата. Если Форт в принципе способен на понимание, возможно, он поймет и ее… нет, только не в этом случае!

— Куда ты меня тащишь? — робко спросила Честити, когда они повернули в какой-то переулок.

— Отец снял здесь дом.

При слове «отец» она едва не вырвалась. Форт с проклятием перехватил ее покрепче.

— Отпусти меня! Ну, пожалуйста!

— Куда? К очередному любовнику? Я вижу, роль потаскушки пришлась тебе по душе, иначе зачем рядиться в мужское? Ведь это для того, чтобы можно было без помех обделывать свои гнусные делишки!

Честити и не подумала протестовать. Ее то и дело обвиняли, и всегда ложно, но на этот раз Форт попал в точку. Рвалась вот именно к любовнику и, если уж на то пошло, как раз этой ночью вела себя как потаскушка.

— Я вернусь к няне.

— Разумеется, ты вернешься туда! Отец лично за этим присмотрит… если только он не придумал более сурового наказания.

— Форт, к чему все это? Раз моя репутация все равно погублена, зачем держать меня взаперти? Почему просто не забыть обо мне, словно меня и не было?

— Почему? Почему?! — Брат схватил ее за плечи и яростно встряхнул. — Потому, черт возьми, что ты носишь имя Уэров! Ты и теперь притча во языцех, а если дать тебе волю, ты опозоришь нас так, что стыдно будет выйти на люди! Уж лучше видеть тебя в гробу!

Путь на Голгофу продолжался. Наконец Форт отворил кованую арочную дверь, и они оказались во внутреннем дворике среди четырех зданий. На них лежала печать запустения. Что бы здесь ни произошло, никто бы не заметил. Честити сделала последнюю попытку тронуть сердце брата.

— Нет, я не хочу туда! Ты не знаешь, каким может быть отец!

— Почему это я не знаю? Надеюсь, он тебя проучит, и как следует.

На стук отворил Джордж Линдли. Увидев его круглое и блестящее от испарины лицо, девушка простилась с надеждой. Официально Линдли числился секретарем графа Уолгрейва, на деле же был его прихвостнем и редкостным подлецом.

— Ах, хвала Господу, одна блудная дочь вернулась домой!

Глаза его оставались холодными и непроницаемыми, но губы непрерывно и елейно улыбались. Благодаря этому Линдли прослыл учтивым, хотя это была всего-навсего привычная гримаса. Больше всего на свете этот человек обожал мучить и смотреть на чужие страдания. Именно он держал Честити во время избиения, и она сильно подозревала, что никакая пытка не обходится без его участия. Такой ход мысли навевал леденящий страх.

— Будем надеяться, что и другая скоро будет здесь, — сказал Форт. — Я отведу сестру наверх, а вы, Джордж, известите отца.

— Милорд, граф сейчас в Слоу, обсуждает ход дальнейших поисков с начальником полиции. Я сейчас же пошлю за ним. Полагаю, он скоро вернется.

Девушка возблагодарила небеса за эту отсрочку. Линдли пошел в дом, но остановился и обернулся с услужливой, раболепной миной.

— Милорд, пока граф отсутствует, не следует ли нам предпринять какие-то шаги в отношении леди Верити и ребенка? Я был бы глубоко опечален, случись с ними беда из-за моей нерадивости!

— Правильно, — согласился Форт и вперил в Честити испытующий взгляд. — Где они?

— Откуда мне знать? — ответила она, озаренная внезапной идеей. — Я и сама их ищу.

— Почему именно здесь?

— Потому же, почему и вы с отцом. Разве она не отправилась к Натаниелю? — Не получив ответа, девушка прикинулась встревоженной. — Только не говори, что от нее нет ни слуху ни духу… Боже мой! А если она утопилась, прямо с маленьким Уильямом? Зачем она пустилась в бега? Смерть мужа не могла потрясти ее настолько, чтобы лишить рассудка. Тут что-то другое. Расскажи мне все, Форт, все без утайки!

Ей как будто удалось одурачить этих двоих или по крайней мере сбить с толку. Заметив, как они переглянулись, Честити ощутила злорадное удовлетворение.

— Идем наверх, — наконец произнес брат. — А вы, Джордж, пошлите за отцом.

Он привел Честити в комнату, при виде которой она снова приуныла: здесь все было предназначено для того, чтобы держать человека взаперти. В этом чувствовалась опытная рука Линдли.

Когда-то здесь была спальня, возможно даже, роскошно обставленная. Теперь отсюда было изъято все, что хоть как-то могло послужить бегству. Остались только голые стены со светлыми пятнами там, где прежде висели картины, и пол, местами запорошенный пылью. Занавески были сорваны, и можно было поклясться, что оконная рама на совесть забита гвоздями — так, что не отворить. В углу виднелся холодный, чисто выметенный камин. Честити горько пожалела об этом: будь в нем огонь, она не колеблясь подожгла бы дом. Однако ей предусмотрительно не оставили ни уголька. Дымоход скорее всего был слишком узок, чтобы по нему подняться, но на всякий случай девушка взяла его на заметку, как и оконное стекло, которое можно разбить. Она готова была проползти лисьей норой, лишь бы оказаться подальше от этого дома.

Помимо этого, был еще Форт. Раз уж нельзя заручиться его поддержкой, надо сделать так, чтобы он держался поблизости. В присутствии старшего сына и наследника отец не позволит себе худшего. Ведь для Форта он — граф Уол-грейв Непогрешимый, скопище всех добродетелей, образчик достоинства, благородства и справедливости.

Девушка подавила вздох. Она никогда не испытывала к отцу теплых чувств, но уважала его — до тех пор, пока он не открыл ей свое истинное лицо.

— Ах, сестра, сестра! — обратился к ней Форт с порога. — Не пойму, как ты могла так вырядиться. — Он тяжело вздохнул. — Ты и в самом деле не знаешь, где Верити?

Глядя в его открытое, встревоженное лицо, девушка поняла, как трудно будет солгать. Пришлось собрать все душевные силы.

— В самом деле не знаю, Форт. Я думала, она в безопасности, с Натаниелем.

— В безопасности она будет только дома! — отрезал брат. — Подумать только, взяла и сбежала к мужчине! Страшно подумать, что скажут люди!

— Наверное, Верити была в полном отчаянии, — предположила Честити, на собственном опыте знавшая, что чаще всего говорят люди. — Она ни за что не пошла бы на такое, не будь в опасности.

— Я одного не могу понять: почему она не вернулась домой и не попросила помощи у своих близких? Отец сумел бы уберечь ее и ребенка от любой опасности.

— Вероятно, ты прав, — осторожно начала девушка, — но не забывай, Верити всегда любила Натаниеля. В трудную минуту мы бросаемся к тому, кто нам всего дороже.

— Бросаемся! — хмыкнул Форт. — Лучше не скажешь! Сбежала, можно сказать, в одном белье, с грудным ребенком холодной осенью! И к кому? К человеку, с которым флиртовала когда-то давно! Нет, я склонен думать, что сестра и в самом деле обезумела. Куда катится этот мир?

Вторично услышав эту фразу, Честити едва не засмеялась.

— Форт, ты рассуждаешь так, словно Верити вообще не способна на разумные поступки. Хорошо ты знаешь Генри Вернема? Он выиграл дело об опекунских правах, но что он собой представляет? Допустим, он что-нибудь задумал…

— Честити, ради Бога, прекрати нести вздор! Генри Вернем, конечно, способен на все, но чтобы он осмелился причинить вред кому-то из Уэров?.. Это подлец, но не глупец — в точности как и его брат.

— Подлец, как и его брат… — повторила девушка. — Тогда почему же ты не протестовал, когда Верити выходила за сэра Уильяма?

— Она имела полное право сама выбрать себе мужа.

— Сама?! Форт, очнись! Его выбрал отец!

— Отец? — Он от души расхохотался. — Ты понятия не имеешь, каких усилий мне стоит подыскать себе невесту, чтобы пришлась ему по вкусу! Та недостаточно богата, а эта не вполне родовита. Отец просто не замечает людишек вроде Вернемов. И ты утверждаешь, что он выбрал сэра Уильяма Верити в мужья?

— А ты утверждаешь, что его выбрала сама Верити? За какие достоинства?

— Не знаю и знать не хочу, — отмахнулся брат. — Меня это не касается. Возможно, ее прельстили деньги, которых у Натаниеля едва хватает на мундир, или титул, которого у него, можно сказать, нет совсем.

Честити захотелось влепить ему оплеуху. Как нередко случалось, Форт был глух ко всему, что не желал знать.

— Послушай, Верити вышла за сэра Уильяма по настоянию отца. Она всегда любила Натаниеля, с титулом или без, не говоря уже о деньгах. Она ушла бы к нему и босая по снегу!

— Не верю, чтобы отец решил породниться с Вернемами.

— Еще как решил! Он и меня толкал в их семейство!

— Только потому, что этот хорек, Генри, нашел дорогу к тебе в постель.

У Честити опустились руки. Она все же лелеяла надежду, что в глубине души Форт не верит в ее интрижку с Вер-немом. Но он верил, и все попытки переубедить его были тщетны. Чтобы обелить себя, требовалось опорочить отца, а этого Форт ни за что не допустит.

Девушка решила сменить тему. Поначалу она верила, что ее несчастье — всего лишь каприз судьбы, но постепенно поняла, что оно — часть жуткого целого, прямое следствие каких-то неизвестных ей обстоятельств. Если выяснить, что это за обстоятельства, быть может, удастся помочь, если не себе, то сестре.

— Форт, что ты говорил насчет состояния сэра Уильяма? Разве он был по-настоящему богат?

— Да уж не беден! Хотя состояние, нажитое таким манером, немногого стоит.

— Каким манером?

Но Форт уже отвлекся. На лице его, пока он рассматривал Честити, возникло страдальческое выражение.

— Ну и наряд! Если не хочешь, чтобы отец сорвал с тебя эти тряпки, переоденься во что-нибудь благопристойное. Сейчас я распоряжусь.

— Постой! Одежда ничего не изменит. Ты лучше скажи, каким манером Уильям Вернем добыл состояние.

— Странно, что ты не знаешь. По-моему, всем известно, как он разбогател, — выслеживал сторонников движения якобитов, собирал доказательства, а потом вымогал деньги за то, что их утаит. Некоторым это обошлось весьма недешево.

То же самое говорила и Верити, но этот экскурс в историю никак не помогал объяснению недавних событий. Девушка прошла к окну. За ним открывался вид на садик, отделенный от других домов плотной стеной деревьев. По садику кто-то прохаживался — вероятно, караульный. О бегстве через окно приходилось забыть.

— Как случилось, что ты тоже здесь? — спросила она брата.

— Где же мне еще быть? Распивать чай на светских раутах? Я помогаю разыскивать родных сестер! Когда выяснилось, что и ты сбежала, я решил, что вы вместе, а значит, с Верити все более-менее в порядке. Поклянись Богом, что ты не знаешь, где она находится в данный момент!

Поклявшись, она нарушит одну из заповедей! С другой стороны, в данный момент Верити может быть где угодно: в доме Гарнетов, в их саду или в подсобном строении.

— Клянусь Богом, я не знаю, где она сейчас находится!

Форт, наконец убежденный, беспокойно зашагал по комнате.

— А я не поверил Фрейзеру! — вдруг воскликнул он. — Выходит, он говорил правду.

— Что же он сказал?

— Страшно огорчился и хотел сам отправиться на поиски, но мы с отцом убедили его остаться и ждать вестей от Верити. Хотя я, хоть убей, не пойму, чего ради ей искать помощи у него. — Некоторое время он шагал молча, потом вдруг остановился перед Честити и ткнул в нее обвиняющим перстом. — Все началось с тебя, сестричка! Если бы ты не затащила Генри к себе в постель…

— Я не затаскивала!!!

— Тогда как, к дьяволу, он там оказался?!

— Откуда мне, к дьяволу, знать?!

Щеку обожгла увесистая пощечина.

— Следи за своей речью!

Смахнув слезы, девушка потерла щеку ладонью. Она так сжилась с мужской ролью, что совсем забыла, как изъясняется хорошо воспитанная леди.

— Прости, Форт, — попросила она кротко. — Я вся на нервах из-за Верити. Поверь, я не звала Генри Вернема к себе в постель, клянусь Богом и всеми святыми, не звала! Он мне противен. Он пытался взять меня силой!

— Ты все время это твердишь, но как поверить, если никто не слышал криков о помощи?

— Я спала!

— Что? Спала? Спала, когда голый мужчина лез к тебе в постель? Когда он раздевал тебя? Может, он и взял тебя во сне, пока ты видела сладкие сны?

— Уж кто-кто, а ты бы мог мне поверить, Форт, — с горечью сказала Честити. — Ты знаешь, как крепко я сплю. Помнится, ты вынес меня, спящую, в коридор и положил под чучело волка, а сам притаился поблизости. Я проснулась, увидела над собой оскаленные зубы и закричала так, что перебудила весь дом.

— Да, но тогда тебе было десять лет, — возразил он с тенью улыбки.

— Я и теперь сплю как убитая.

— Откуда Генри Вернему было это знать? — резонно заметил Форт. — Он мог ожидать всего, чего угодно — криков, сопротивления. За такое могут и убить на месте, а Генри неглуп. Нет, он не пошел бы на это. Послушай, Честити, — обратился он к ней с искренним участием, — признай, что ты ошиблась и слишком далеко с ним зашла. Такое случается, тем более что Генри в своем роде довольно привлекателен. Но почему ты не захотела прикрыть грех? Это был единственный разумный выход.

— Даже если именно ради этого он потихоньку, подло залез ко мне в постель?

— Что за нелепость? Разве отец не поощрял его ухаживания?

— Еще как поощрял, — устало согласилась девушка.

— Ну? И в чем же была загвоздка? Ты предпочла Генри Вернема другим поклонникам только затем, чтобы потом его отвергнуть? Дорогая моя, в нашем кругу так не поступают!

— Кто сказал, что я предпочла его?

— Отец.

— Отец! Ну, так он… — Честити придержала слово «солгал», — ошибся. Форт, поверь, я не предпочла бы Генри Вернема! В моих глазах это гнусный, мерзкий урод! Участь его жены противна, как и любовницы!

— Вот как? — Судя по выражению лица, Форт наконец проникся ее доводами. — Значит, ты все еще девственница?

Наступило тягостное молчание. Даже если бы прошлой ночи не было, Честити все равно не могла бы ответить «да».

— Нет… — прошептала она.

— Значит, ты была не с Вернемом, а с кем-то другим? — Форт с болью покачал головой. — И ты полагаешь, что это меняет дело? Скажи, кто лишил тебя невинности? Кому принадлежит эта честь?

— Не могу!

— Имя! — крикнул Форт, встряхивая ее.

Честити молчала, стиснув зубы. Он еще раз встряхнул ее и отшвырнул так, что она упала.

— Один Бог знает, с кем ты валялась и где! Может быть, под первым попавшимся кустом! Не удивлюсь, если не хватит пальцев, чтобы перечесть твоих любовников. Ты мне противна, слышишь? Поверить не могу, что мы одной крови!

Он стоял, нависая над ней, багровый от гнева, стиснув руки в кулаки, способные сокрушить все кости. Честити зажмурилась от страха, но почти сразу услышала стук двери и звук повернувшегося в замке ключа. Не решаясь подняться, она спрятала лицо в ладони.

Ни Форт, ни кто другой не поверят ей, разве что отец однажды проговорится. Да и как винить брата — она сама не поверила бы в подобную историю.

К страху за свою дальнейшую судьбу примешивалась тревога о судьбе Сина. Если его роль в исчезновении Верити выйдет наружу, отец уничтожит его, а Форт охотно ему в этом поможет.

Нужно бежать любым способом. Кто знает, достанет ли у нее сил и на этот раз противостоять железной воле отца? К тому же нужно следить за каждым словом, чтобы имя Сина Маллорена ненароком не слетело с губ.

Девушка обследовала камин, только чтобы убедиться, что дымоход и впрямь чересчур узок. Протиснуться в него сумел бы лишь самый ловкий и худенький мальчишка. Честити проверила и дверь. В замочной скважине виднелся кончик ключа, но толку от этого было мало. К тому же стоило нажать на ручку, как из коридора послышались шаги.

— Что угодно, миледи? — спросил мужской голос громко, однако с должным почтением.

— Мне хочется пить, — сказала девушка, чтобы как-то объяснить свой поступок.

— Будет исполнено, — сказал караульный, но не отошел, а крикнул кому-то еще:

— Эй, Джеки! Леди Честити желает напиться.

Через несколько минут в ее распоряжении оказались резной деревянный кубок с холодной водой и несколько пече-ньиц. Все это передали прямо в руки. Ни тарелки, ни подноса — ничего, что можно как-то использовать для бегства.

Перекусывая, девушка с грустью вспоминала лакомства, которые делила с Сином. Печенье уже начало черстветь, и возникало впечатление, что ее посадили на хлеб и воду.

Однако мысли о Сине приободрили Честити. Много воды утекло с тех пор, как она впервые осмелилась противоречить отцу. Растерянная, пристыженная девчонка — вот кем она тогда была. Но если кому и стыдиться, то не ей. Она многому научилась: быть сильной, давать отпор, выживать. Но при этом Честити так и не избавилась от страха перед отцом. Его невозможно было не бояться. Не подчиняясь приказу обвенчаться с Генри Вернемом, она не знала, на что шла и какую жестокость обнаружит в отцовской душе. По сути, она уцелела только по прихоти судьбы. Сейчас, зная все и не имея иллюзий, она испытывала леденящий ужас перед встречей с отцом.

Чтобы не мучиться ожиданием, девушка вторично обошла комнату в поисках лазейки или ключа к спасению. Все было тщетно. Впереди маячила неприятная перспектива переодевания в какие-нибудь жалкие приютские тряпки. Честити судорожно схватилась за карман, где лежало письмо Нериссы Трелин. Если оно попадет в руки Форта… нет, лучше сразу умереть!

Словно по заказу, в коридоре послышались шаги. Девушка заметалась, лихорадочно высматривая место, куда бы перепрятать письмо. Доски пола были подогнаны на совесть, ни книг, ни даже полок не было, подоконник не имел под собой щели. Оставалось разве что проглотить листок. К счастью, за каминной полкой обнаружилась трещина в стене, не заметная под обоями. Вне себя от облегчения, Честити запихнула туда письмо с мыслью: если повезет, оно вернется к ней, если нет — однажды повеселит новых хозяев этой комнаты. Теперь ее снедало еще и беспокойство о том, что Форт узнает Хлою из Руд-Хауса. Это был бы ее конец. Как объяснить свое присутствие на том, что, без сомнения, войдет в историю как самая разнузданная вакханалия века? Самым тщательным образом обшарив карманы, Честити убедилась, что там не завалялось ничего компрометирующего. Кто бы ни проходил по коридору, он миновал ее карцер. Напряжение схлынуло, навалилась слабость. Девушка уселась и прислонилась к стене, даже сквозь одежду ощущая царивший в комнате холод. Она жалела, что не имеет при себе теплой накидки. Кругом было тихо, но чуть погодя где-то в отдалении часы пробили два раза.

Где сейчас Син? Если все в порядке, они с Натаниелем уже в пути, но если оба задержаны, нужно тянуть время, сколько получится.

Два дня в седле и бессонная ночь наконец сделали свое дело — Честити задремала. Ей снились кораблекрушение и то, как волны бросают ее из стороны в сторону.

— Проклятие! Проснешься ты когда-нибудь или нет?

Оказывается, это Форт немилосердно тряс ее, чтобы разбудить. Честити открыла глаза и помигала. Брат тотчас выпустил ее плечи.

— А ты и в самом деле не изменилась, — произнес он задумчиво. — Спишь как бревно.

Похоже, он начинал ей верить, хотя бы отчасти. Однако теперь уже было не до этого. Все это означало, что отец вернулся. Честити поднялась.

Граф Уолгрейв вступил в брак довольно поздно, но хотя ему перевалило за шестьдесят, это был статный, широкоплечий мужчина с пронизывающим взглядом голубых глаз, благородной горбинкой на носу и тяжелым подбородком. Он был до того внушителен, что словно заполнял собой все помещение. Даже в темном дорожном костюме он выглядел так, словно собрался ко двору. Руки его, по обыкновению, были сложены на золотом набалдашнике бамбуковой трости. Честити живо помнила эту трость.

— Оставьте нас, — сказал граф лакеям.

Тон его не предвещал ничего доброго. Честити умоляюще взглянула на брата, но он о чем-то раздумывал и не заметил.

— Ты тоже можешь идти, Форт.

— Я бы предпочел остаться. Если ты прав и Честити известно, где сейчас сестра, я желаю слышать это одним из первых. В этом случае я немедленно отправлюсь за Верити. Один Бог знает, через что ей пришлось пройти!

— Не только Бог, мой мальчик, но и любой здравомыслящий человек, — возразил граф своим густым, низким голосом.

Он был заметно раздосадован поворотом событий. Честити поздравила себя с тем, что Форт решил остаться и присутствовать при разговоре. Что бы он ни думал о ней, кем бы ни считал, он один мог смягчить ярость графа.

В два широких шага отец оказался перед ней, упер трость в пол и вновь сложил на ней руки.

— Я сильно опечален, дочь моя. Более того, я в недоумении. Видеть тебя облаченной в мужское платье, знать, что ты бродишь по дорогам одна, без присмотра… Ты осмелилась покинуть стены, в которых я приказал тебе оставаться вплоть до дальнейших распоряжений. Твоя безнравственность, дочь, губит не только тебя, но и сестру. То, что ты явилась в Мейденхед искать ее, — ложь! Ты во всем помогала ей. Зачем? В пику родному отцу.

Честити была перепугана, но уже не парализована страхом, как прежде. Чувства были в смятении, но разум ясен. Если бы удалось заставить отца проговориться!

— В пику тебе? Что ты хочешь этим сказать, отец?

Судя по тому, как сузились глаза графа, он тоже заметил и оценил перемены в ней. Однако его скорбный, увещевательный тон не изменился.

— Когда дочь обращается за помощью к кому-то иному, это сокрушительный удар для любящего отца. Я готов поверить, что Генри Вернем совершил нечто такое, что вынудило Верити бежать из дому, но отчего она не постучалась в двери Уолгрейв-Тауэрс? Потому что ты, беспутное создание, подбила ее на опрометчивый поступок. Чего ты надеялась добиться, ума не приложу.

Честити открыла рот для объяснений, но в последний миг поняла, что вот-вот угодит в ловко расставленную ловушку.

— Я приехала в Мейденхед, — сказала она вместо этого, — потому что знала: если Верити не постучалась в двери Уолгрейв-Тауэрс, значит, она может быть только здесь. Ведь именно здесь находится ее возлюбленный. Быть может, она боялась, что ты вторично помешаешь ее браку с Натаниелем.

— Помешаю? — воскликнул граф, весь воплощенное изумление. — Она сама предпочла отдать руку сэру Уильяму, а я всего лишь дал согласие!

— Предпочла! — с горечью повторила девушка. — Ты заставил ее стать его женой, как пытался заставить меня стать женой его брата.

— Ах! — Он с сожалением покачал головой. — Протяни правую руку, дочь моя.

По спине у Честити прошел ледяной озноб. Отец все-таки завлек ее в ловушку, толкнув на дерзкий ответ. Мужская роль наложила отпечаток на поведение и речь, она научилась свободно высказываться. Что ж, рано или поздно трость все равно должна была пойти в ход.

— Но, отец! — запротестовал Форт, хотя было видно, что он потрясен ее резкой отповедью.

— Мальчик мой, — сказал граф печально, — я же не стану терпеть то, что твоя сестра день ото дня становится все наглее. Отцовский долг требует наказания за дерзость, и, хотя душа моя скорбит, воля будет тверда. — Он повернулся к Честити. — Протяни руку, или я позову Линдли.

Приходилось подчиниться, но Честити не могла допустить, чтобы удар тростью по ее руке был преподнесен Форту как нечто новое и из ряда вон выходящее.

— Я знаю, отец, я знаю. Когда ты порол меня, чтобы принудить к браку с Генри Вернемом, Линдли был только счастлив помочь.

Девушка приблизилась и протянула руку ладонью вверх, проклиная себя за то, что не может подавить в ней дрожь. В первый раз рука не дрожала — просто потому, что тогда она не имела представления, как сильна будет боль. Трость резко опустилась, ладонь обожгло, словно расплавленным оловом. Честити прижала ее к груди, борясь со слезами.

— Надеюсь, этим положен конец дерзостям. Дочь не смеет подвергать сомнению отцовские суждения. А теперь говори, где Верити.

— Не знаю.

Это прозвучало так искренне, что граф было поверил, но он соображал лучше Форта и заподозрил подвох. Приподнял ее лицо тростью и заставил посмотреть в глаза.

— Тогда скажи, где и когда ты ее видела в последний раз.

— На Пасху в Уолгрейв-Тауэрс, — с запинкой произнесла Честити.

— Она лжет, — сказал граф сыну.

— Похоже. Ради всего святого, Честити, зачем ты это делаешь? Верити может пострадать, не говоря уже о младенце. Скажи, где она, и мы о ней позаботимся.

— Только если отец поклянется, что даст согласие на ее брак с Натаниелем! — отрезала девушка, отбросив всякое притворство.

— Глупости, — отмахнулся граф. — Пока не истечет срок траура, о новом браке не может быть и речи.

— Поклянись, что тогда это будет брак с Натаниелем и никем иным.

— Мне — клясться? — На щеках его проступила краска гнева. — Уж не хочешь ли ты мной командовать, наглая девчонка? Ты укажешь нам местонахождение Верити из послушания. Я устрою ее судьбу наилучшим образом…

— Как устроил, выдав за сэра Уильяма?

— Протяни руку!

Девушка повиновалась, закусив дрожащую губу. Удар пришелся по уже набухшему рубцу, и на этот раз не удалось удержаться от крика.

В комнате наступила тишина. Честити ждала, баюкая горящую, как в огне, руку, с мокрыми от слез щеками. Это было только начало — можно сказать, ничего, но боль от этого не становилась меньше. Сколько она выдержит, прежде чем выложит все? Как далеко от Мейденхеда сейчас Натаниель и Син, если вообще его покинули? Сколько нужно времени, чтобы они успели оказаться на безопасном расстоянии?

По глазам Форта она поняла, что вновь утратила его доверие, когда признала, что знает местонахождение Верити. Почему отец лезет вон из кожи, чтобы ее отыскать? Потому что ненавидит проигрывать даже в малом? Потому что желает иметь их всех в своей власти? Интуиция подсказывала, что все не так просто, что эти отчаянные поиски как-то связаны и с браком Верити, и с попыткой устроить ее собственный брак. Все сходилось к одной, еще неясной причине. Ясным пока было лишь одно: Генри, это ничтожество, каким-то образом держал в руках могущественного графа Уолгрейва.

Но как ему удалось?!

Подошел Форт, взял горящую руку Честити в обе свои и отвел ее в сторонку от отца. Она сочла, что это добрый знак.

— Дьявольски больно, правда? А что, отец в самом деле порол тебя, чтобы принудить к браку?

— И не только это! — Девушка поискала графа глазами и увидела, что он у двери переговаривается о чем-то с Линдли. Это был недобрый знак. — Форт, во всем этом есть что-то очень странное. Ты не находишь?

— Допустим, нахожу, но все равно не вижу, почему бы Верити не вернуться в лоно семьи.

— С ней все в порядке, — заверила Честити. — Она сейчас у одних достойных и добрых людей.

Линдли вышел, и граф тотчас приблизился к ним.

— Ну что? Сказала она, где Верити? Простое сочувствие порой творит чудеса.

— По ее словам, Верити приютили добрые и достойные люди.

Девушка с укором посмотрела на брата, но, судя по всему, это не был ловкий ход, по крайней мере с его стороны.

— Вот как? Что ж, теперь мои опасения отчасти рассеялись. Но должен сказать, я буду вполне спокоен лишь тогда, когда прижму к груди мою дорогую дочь и внука. Итак, где они?

Честити молча покачала головой.