Гопники (сборник) Козлов Владимир

– Что-то сборов давно не было, – говорю я.

– А на хуя тебе сбор? – спрашивает Обезьяна.

– Ну, как на хуя? За свой район…

– Херня все это. Да, мне скоро двадцать, я как бы старый уже и за район могу не ходить, хоть хожу еще иногда. Но это все говно и на хуй никому не надо. Сходил пару раз, со своими пацанами кантуешься, авторитет там какой-нибудь, хуе-мое, а лазить каждый раз, чтобы пизды получить – херня все это.

– Что-то раньше ты другое говорил.

– Мало ли, что я говорил. Все это херня. Бабки – вот это основное. Когда с лохов по пятерке собираешь, типа, свои пацаны залетели, надо выручать, а потом на эти деньги берешь бухло – вот это я понимаю, а все остальное – на хер нужно. И тем более сесть из-за дурости – бабу там выебал или ебальник кому-нибудь разбил. Дурные пусть садятся. А я хуй сяду.

На улице – весна, и на уроке сидеть западло. Я поднимаю руку и спрашиваю у химицы:

– Можно выйти?

Она бурчит под нос:

– Можно, но не надолго. Сейчас буду новый материал объяснять.

Я спускаюсь вниз, курю на заднем крыльце. С крыши капает, и пару раз ледяные капли падают мне прямо за воротник. Солнце светит так ярко, что даже слезы текут: отвык от него за зиму. Выбрасываю бычок на кучу желтого, обоссанного снега и иду в учительский туалет. Там долго дрочу, растягиваю кайф, представляя себе разных баб из десятого. Возвращаюсь на урок почти перед самым звонком.

– Где ты был? – мычит химица.

Я не отвечаю.

После уроков меня ждет Вэк на первом этаже, возле гардероба. Он опять симуляет учило. Мы выходим на заднее крыльцо, как раньше, и закуриваем.

– Блядь, школа на хуй еб твою мать. Первая учительница, хуе-мое. Первое бухло. Первая ебля. Класс, – базарит Вэк. – Лиза у вас еще ведет физкультуру?

– Нет, ее выгнали на хуй.

– За что?

– Говорят, деньги пиздила из сумок у других учил.

– Вот, докатилась, блядь.

– А это правда, что они с Людкой из продленки – лесбиянки?

– Ясный хуй, правда.

– А ты их видел?

– Я не видел и никто не видел. Ты что думаешь, они на матах лягут – приходи, бля, любуйся?

– Нет, ну все таки…

– Что все-таки? Ничего просто так не бывает. Не говорят же, что Сухая с Синицкой – лесбиянки. А они тоже подруги были. А Лиза мало что пьяница и жидовка, так еще и с Людкой ебалась…

– Вот бы посмотреть, как лесбиянки ебутся…

– Фильмы надо смотреть. У Монгола – это Обезьяны друг – есть видик. У него родоки в Монголии или где-то там работают и привезли ему видик. И он берет кассеты у своих знакомых пацанов и показывает у себя на хате. Два фильма – пятерка. Говорили, он раз показывал фильм про то, как бабы лижут друг другу и дрочат и все это самое, но он его уже, наверное, отдал. Хотя, можем сходить сегодня. Вдруг что-то еще нормальное. У тебя вообще как, деньги есть?

– Только трульник.

– Ладно, я одолжу тебе.

– Ну, пошли.

Приходим к Монголу к пяти часам. В комнате сидит уже человек двадцать. Кто-то на стульях или на диване, но, в основном, все на полу. Монгол – «старый» пацан, лет двадцать, невысокий, черный, узкоглазый: настоящий монгол.

Отдаем ему деньги, здороваемся с пацанами – почти все знакомые, со своего района – и садимся на полу.

– Сегодня два фильма, – говорит Монгол. – Сначала «Молодой бизнесмен», это порно, а потом боевик про Брюса Ли.

Порнофильм черно-белый, и запись довольно херовая. На экране какой-то мужик – наверное, это и есть бизнесмен, – приводит к себе баб и ебет. Снято обычно снизу, видно только, как его хуй ходит у нее в пизде, как будто и не ебля, а физкультура какая-нибудь. Смотреть на это скоро остопиздевает. В конце какая-то баба берет у него в рот, а он хватает ее за голову и не дает слезть с хуя, пока она не задыхается.

Фильм про Брюса Ли – намного интереснее: в нем драки классные.

Выходим с Вэком от Монгола и встречаем Быка. Втроем гуляем по району.

– Я, наверное, себе в кулаки забью вазелин, – говорит Вэк.

– Захуй? – Бык делает свою обыкновенную тупую морду.

– Как захуй? Кулак потом твердый становится, и пиздиться знаешь как хорошо? Если кому-нибудь въебешь, то лучше, чем кастет. А еще пацаны в хуй вазелин загоняют – чтобы больше был.

– Пиздишь.

– Вот тебе зуб. На Пионерах есть один мужик-таксист, так он, мне говорили, уже пять кубов вазелина загнал. Он у него в литровую банку чуть влазит, когда стоит. Бабы на него сами лезут.

– А если он банку на хуй наденет, а он у него встанет? Он же ее не снимет потом?

– Ебнет банку обо что-нибудь – и все. А еще загоняют шарики из подшипников.

– Куда? – спрашиваю я.

– Как куда? Тоже в хуй. Баба знаешь, как тащится, когда ее таким хуем порют? Хочешь себе загнать? Бабы будут сами тебя просить, чтоб выебал.

Я мотаю головой:

– На хуй надо.

– Ссышь. А кто не ссыт, тот всех баб ебет.

– Я с Кузьминой начал ходить из восьмого класса, – говорит мне Клок. Мы идем по району и ищем, где бухнуть.

– Зачем тебе она?

– Как зачем? Нормальная баба. Правда малая еще, ну и ладно.

– Ебется?

– Ты что, охуел? Ей еще пятнадцать лет только.

– А зачем она тебе?

– Так, погулять. Я ж говорю – нормальная баба. Красивая. Или скажешь – нет?

– Ну, вообще красивая. Отличница, кстати.

– Я знаю. А хули мне – отличница, двоечница? Баба есть баба.

– А как ты снял ее?

– Обыкновенно. Ехал из учила, и они откуда-то ехали классом. Ну, я подошел поговорить с пацанами, а там и она стоит. Поглядывает там, улыбочки. Потом смотрю – она выходит на Магазине. Ну, я тоже вышел на Магазине, типа по дороге. Побазарил. Говорю – пошли в кино завтра. Она говорит – пошли. Ну, сходили, потом в коктейль бар само собой – по сто пятьдесят мороженого с сиропом, коктейль, пирожное. Потом сосались в подъезде…

– Она умела?

– Нет. Ты хуйню говоришь – кто ее научил?

– А потом что?

– Потом ничего. Пошла домой.

– Ты пиздишь, что это так, погулять. Ты хочешь ее выебать. Целку сломать.

– А если и хочу, что тут такого? Ты все завидуешь и злишься, потому что ты еще «мальчик». Но ты сам виноват. Баб кругом много, а ты ни хуя не делаешь, хочешь, чтобы тебе бабу привели и сказали «еби».

– Да нет баб нормальных.

– Не пизди только, хорошо. В классе у тебя сколько баб?

– Что, я со своего класса буду снимать бабу?

– Ну, не хочешь со своего – сними с другого. Или, ты вон на УПК ходишь. Там что, не можешь снять?

– Там такие бабы все крученые – не доебешься.

– Ну, как хочешь. Нравится дрочить – дрочи. А трусы сам стираешь или мамаша?

– Я счас ебну.

– Ладно, не злись. Это я так.

На школьную дискотеку со мной приходят Вэк и Клок с Кузьминой – она накрасилась, как блядина какая-нибудь, но все равно видно красивая баба, хоть и малая. Садимся на стулья, смотрим, как бабы и пацаны крутят жопами, топчутся и махают руками, обсираем их.

– Расскажи им про физика, – говорит Клок Кузьминой.

– Ай, не охота.

– Расскажи. Тут все свои люди.

– Ладно. Ну, короче, я была дежурная, и он мне говорит – останься после урока, поможешь отнести приборы в лаборантскую. А Ленки не было тогда, так что я одна. Ну, ладно, понесла эти приборы его в лаборантскую. Поставила на стол и хотела уже выходить – тут он заходит. Спасибо, молодец. И улыбается. Потом говорит – хочешь я тебе что-то покажу. Ну, ладно, говорю, показывайте. Он достает из шкафа карты. С голыми женщинами.

– Перефотографированные? – спрашиваю я.

– Нет, настоящие. Цветные. И дает мне их. Я посмотрела, потом говорю – все, можно идти? А он опять улыбается и говорит – а можно тебя о чем-то попросить? Я говорю – смотря о чем и улыбаюсь: ну, что он мне сделает? А он мнется. Я опять – ну что? Он тогда говорит – я хотел бы посмотреть на тебя обнаженной…

– Так и говорит?

– Да, так и говорит. Не бойся, говорит, я даже близко не подойду, на три метра. У тебя, говорит, интеллигентное тело, не то, что у этих колхозниц.

– А ты что?

– Спрашиваю – а что я с этого буду иметь? А он – могу дать тебе двадцать пять рублей. Я ему тогда – это вы меня во столько цените, Петр Михайлович. И вышла.

– И как он после этого с тобой.

– А никак. Обыкновенно. Как всегда.

– Смотри, вон Гулькина, – показывает Вэк. Я давно не видел ее. Она с какой-то подругой не с нашего района.

– Где она теперь? – спрашиваю я.

– В тринадцатом училе. На швею. Слушай, иди побазарь с ней. Скажи, что я хочу с ней поговорить.

– Так сам иди и побазарь.

– Нет, так не солидно. Надо, чтоб кто-то другой.

– Ну, ладно.

Я подхожу к бабам.

– Привет.

– Привет, – говорит Гулькина. Какая встреча. Ты где, в девятом?

– Да. А ты?

– В тринадцатом училище.

– Слушай, с тобой Вэк хочет поговорить.

– О чем?

– Ну, он сам тебе скажет.

Я махаю ему рукой, а сам отхожу. Ее подруга тоже отваливает. Они базарят минут пять, из-за музыки я не слышу, о чем. Потом Вэк идет к нам.

– Ну, как? – спрашиваю я.

– Заебись. Забил стрелку на завтра. Пойдем в кино, потом мороженое и все остальное. По полной программе, – Вэк ухмыляется.

После дискотеки Клок ведет Кузьмину провожать домой, а мы с Вэком – на остановку. Там сидят Бык, Суша и еще несколько пацанов. Мы выкуриваем по сигарете, потом всей бандой идем гулять.

Из ментовки выходит Миша Горбатый с другим ментом. Мы орем:

– Менты – пидарасы, козлы, хуесосы.

Горбатый машет нам дубинкой, но нам все по хер, и мы орем дальше:

– Хуй вам в рот, ментам поганым, скоро всех вас передушим.

Они стоят, смотрят, ухмыляются – типа, вот молодежь оборзела – потом кидаются на нас. Мы – удирать. Они – за нами. Бык бежит последним: он плохо бегает, потому что толстый, и Горбатый хватает его за куртку. Они вдвоем валят Быка на тротуар и начинают мочить дубинками. Мы останавливаемся и смотрим.

– Что, вы тоже хотите? – кричит Горбатый. Мы отходим подальше. Менты волокут Быка в свою контору, взявшись с двух сторон.

Настроение поганое, делать нечего, и мы расходимся.

Возле дома ко мне подваливает Дима – алкаш из нашего подъезда.

– Привет. Можно тебя на минутку?

– Что тебе?

– Так на минутку.

– Ну, что ты хочешь?

Дима бухает каждый день и уже стал похож на бича: морда – красная, ебло опухшее, волосы – грязные и со струпьями перхоти. Я не знаю, сколько ему лет – может, тридцать пять, может, пятьдесят. Он живет один в однокомнатной квартире, такой как у нас, только на первом этаже. Говорят, жена давно от него ушла.

– Понимаешь, они нас не задавят. Мы не сдадимся.

– Кто – они?

– Как кто? Ты что не понимаешь?

– Нет.

– Жиды. Это наши враги.

– И что они тебе могут сделать?

– Все могут. Убить, зарезать. Но мы не сдадимся. На силу есть сила.

– Правильно.

Дима сует мне руку, я жму ее и хочу забрать, но он не отпускает. Смотрит на меня, как шизанутый.

– Ладно, все. Мне надо идти, – говорю я.

– Иди. Но на силу есть сила. Ты понял?

– Понял. До свидания.

Я захожу в подъезд, оборачиваюсь и смотрю на Диму. Он ссыт, повернувшись к дереву.

Дома мама, как всегда, начинает наезжать:

– Где ты был? Что делал?

– Я уже не в первом классе. Что хочу, то и делаю.

– Если ты такой взрослый, то иди и заработай себе на жизнь. Думаешь, это легко: прожить на то, что я зарабатываю? Плюс копейки, что отец приносит? Он, можно сказать, себе на выпивку работает.

– Я ничего особенного не прошу.

– А о чем особенном может идти речь, когда на самое необходимое не хватает?

– Ладно, ты всегда так говоришь. А у самой три тысячи на книжке.

– Эти три тысячи, если хочешь знать, для тебя лежат. Ты ведь женишься когда-нибудь, надо будет хозяйством обзаводиться. К тому же, эти деньги – наследство от бабушки, за ее дом. С моей зарплатой столько за всю жизнь не скопишь.

– Мне эти деньги не нужны. Лучше их сейчас потратить, чем ныть, что денег мало.

– Это я-то ною? Как ты с матерью разговариваешь?

Я молча смотрю в окно. Она еще бубнит, потом уходит на кухню.

– Ну, как? – спрашиваю я на следующий день у Быка.

– Хуево. Всю ночь сидел у них в ментовке, пиздили. Грозились в жопу торпкануть и завафлить. Утром дали пятьдесят рублей штрафа и говорят – пиздуй отсюда.

– А штраф за что?

– Как за что? Хулиганство, блядь. Ну, пидарасы, блядь. Встретить бы, блядь, Горбатого где-нибудь одного, и чтоб он без дубинки и пистолета – я бы его убил на хуй.

– А Гулькина как?

– Заебись.

– Что заебись?

– Все заебись. Дала. Я пошел к ней утром, прямо из ментовки, домой не заходил. Одна дома, училу засимуляла. Ну, хуе-мое, привет, привет, мы же на вечер договорились. Ну, я говорю, типа, зачем ждать вечера, когда можно сейчас. Ну, посидели, попиздели, потом легли.

– И она сама?

– Ну, как сама? Я взял ее за жопу, говорю – пошли. Она – нет, не сейчас, давай потом. Я говорю – не пизди, давай сейчас, ну и все такое. Поебались, потом легли спать, потом я еще ей палку поставил. Пожрал и пошел домой.

– Ну и как она?

– Заебись. Умеет ебаться. Ее, наверное, после школы уже полгорода переебало. Но мне насрать.

– А если я к ней подвалю?

– Ни хуя не будет. Она сейчас меня любит и тебя пошлет на хуй. Знаешь, что мне рассказала? Что хотела с Бырой поебаться.

– Пиздишь.

– Зуб даю. Сама сказала – зачем ей пиздеть. Только просила, чтобы никому не говорил. Так что, ты тоже никому.

– Нет, все равно не верю. Он же весь восьмой класс к Анохиной доколупывался, с ним еще Обезьяна разбирался до всей этой херни.

– Я сам чуть не охуел, когда услышал. Говорю – ты что, Быра же такой урод, зачем он тебе? А она говорит – вы, типа, пацаны, не разбираетесь. У него глаза красивые, говорит, и жопа.

– Надо с пидарасами его познакомить.

– Ну, ты и знакомь. Это у тебя их, наверное, море знакомых, раз уже в троллейбусе приебываются…

– Ладно, не пизди. Лучше расскажи про Быру.

– Ну, короче, он привел ее к себе – бабы дома не было, она в больнице была. Они ее с мамашей отпиздили так, что в больницу отвезли.

– За что?

– Не знаю. Тебе не все равно? Короче, они там выпили, хуе-мое. Потом зажимались и она говорит – ну, я сейчас приду, типа. И пошла в ванную. А Быра музон врубил на всю катушку. И думает – а что, если не встанет? Первый раз, все-таки. Решил задрочить. Сел на кресло и дрочит. А тут его мамаша пришла. И представь картину – музон бомбит, Быра в кресле дрочит, а тут Гулькина из ванной голая выходит.

– И что потом?

– Ничего. Мамаша ей говорит – уходи, ну, она оделась и ушла. А ему, наверное, пиздюлей навставляла.

После школы закидываю сумку домой и иду на остановку. Подходит Бык. У него есть бабки – стипуха, и он берет нам по бутылке пива.

– Смотри, ни хуя себе, – говорит Бык. Неформал прет к остановке с какой-то красивой бабой. Я ее уже несколько раз видел на районе, но появилась она здесь недавно.

– Она в евонном доме живет, – говорит Бык. – Недавно переехали.

– Пошли, подойдем?

– Ну их на хуй, потом.

Они стоят на остановке, о чем-то базарят, ржут. Она в джинсах и джинсовой куртке, волосы белые, длинные.

– Как ты думаешь, он ее ебет? – спрашивает Бык.

– Вряд ли. А какая тебе разница?

– Ну, все-таки баба ничего. Не могу понять, зачем ей этот неформал сраный.

– Она сама такая.

– Наверное.

Неформал с бабой садятся в троллейбус и уезжают. На остановку припирается Вэк с приминой во рту.

– Слышали, что Быру посадили?

– Нет. За что?

– Навставлял кому-то. Ехал пьяный в троллейбусе и доколупался до мужика с бабой. Мужик ему что-то объяснял, а Быра начал его пиздить. Нос сломал. Приехали на Рабочий, а там Миша Горбатый. Ну, они к нему. Быра съебываться – но пьяный, куда он убегит? Горбатый словил его и отпиздил палкой, а мужик заяву написал. Потом машину вызвали, и Быру – в районную ментовку. А там видят, что ссуль и фраер – и начали пиздить. Хотят все, что у них есть, на него повесить. Типа, если не признаешься, упиздим. Ну, он и признался.

– И что теперь?

– Жопа ему теперь. Ему уже восемнадцать – пойдет не на малолетку, а в нормальную зону.

– Пошли в «контору». У меня есть ключ, – говорит Вэк.

– Откуда? – спрашивает Бык.

– Обезьяна дал.

– Ты что, там уже за хозяина?

– Да нет. Так просто. Ладно, пошли.

Заходим на «точку», покупаем на деньги Быка бутылку самогонки, потом – в «контору». Закуски нет.

– Ладно, выпьем так. Что, мы целки какие-нибудь? – говорит Вэк.

Разливаем, пьем.

– Ну, Быра, конечно дурак, – трындит Бык. – Теперь ему точно жопа. Сядет лет на пять, а раз он фраер, то на зоне ему пиздец.

– Да, Быра, конечно, гондон, – говорю я. – Только до дохлых доебываться мог – типа здоровый.

– Ну что, еще по одной? – спрашивает Бык.

– Разливай.

Допиваем сивуху и идем гулять. Дало неслабо, особенно Быку. Он идет, шатаясь, и все время куда-то пропадает.

– Где Бык? – спрашиваю я Вэка.

– Хуй его знает. Может, ссыт под забором и ли домой пошел. Да хуй на него – на своем районе ничего с ним не станет.

– Может, поищем его?