Утоли моя печали Васильев Борис

В назначенный день – выпало на Большой четверток, на Широкую Масленицу – к вызывающему как интерес, так и зависть особняку Хомякова начали один за другим подкатывать экипажи. Большие и малые кареты, открытые ландо и наемные пролетки разных калибров. Высадив пассажиров, они сразу отъезжали, саженного роста швейцар провожал прибывших внутрь, где молчаливые лакеи в ливреях тут же быстро сортировали их, провожая участниц маскарада в дамские гардеробные, а мужей, отцов и мамаш передавали на руки дворецкому, который и вел их дальше. А гостей оказалось столько, что Евстафий Селиверстович охрип, выкрикивая титулы и имена. Варвара перебрасывалась с прибывшими несколькими вежливыми словами, но тут же оставляла их, как только появлялись новые гости.

А Роман Трифонович вынужден был расхаживать меж карточных столов, поскольку солидные отцы и азартные мамаши легкомысленных девиц, лихорадочно влезавших сейчас в маскарадные костюмы, умели коротать время только за игрой в винт. Хомяков считал карты пустым занятием, однако в данной ситуации отстаивать свои принципы было по меньшей мере неуместно, а вот свои дела – уместно вполне.

– Роман Трифонович, дорогой, вы игрок высокого полета, – жеманно обратилась к нему в общем-то малознакомая, но известная весьма влиятельным мужем, из последних сил молодящаяся дама. – Посоветуйте, что мне объявить?

– Назначьте четыре леве.

– Вы оч-чень рисковый мужчина.

– Риск – пятый туз в любой колоде, уважаемая Татьяна Кузьминишна, – усмехнулся Хомяков.

– Так вот в чем секрет ваших миллионов?

– Нет, мадам. Секрет – в градуснике.

– Каком градуснике?

– Которым я измеряю температуру риска.

– И что же он сейчас показывает?

– Около сорока по Цельсию.

– Тогда – четыре леве, господа! – громко объявила Татьяна Кузьминишна.

– Если выиграете, скажите о моем градуснике своему мужу, – улыбнулся Хомяков.

– А вы хитрец! – Дама погрозила пальчиком.

– Все дело в градуснике, Татьяна Кузьминишна, только в градуснике!.. – Роман Трифонович не терял времени даром. – Хитрость даст тысяч пять, не более того. А градусник способен умножить эту цифру на десять. Ваш супруг, я полагаю, хорошо разбирается в подобной арифметике?

– Какое лукавство!

Хомяков получил игривый удар веером по руке, ознаменовавший собою полное понимание. Супруг молодящейся дамы был осторожен и неинтересен решительно во всех отношениях, но обладал подписью, открывавшей замки армейских подрядов. До сей поры он ловко уклонялся от личных свиданий, однако решился-таки выслать в разведку кокетливую и весьма догадливую жену, и Роман Трифонович был доволен началом сегодняшнего вечера. Обещанная взятка в пятьдесят тысяч приносила двадцатикратный доход, по самым скромным расчетам.

Викентий Корнелиевич прибыл не первым, но в первой десятке. Карточные игры его не интересовали, почему он сразу же и угодил в руки генерала Олексина, тут же усадившего Вологодова в кресла у огромного окна.

– Вопрос размещения, дорогой Викентий Корнелиевич, есть одновременно и вопрос политический, – сразу же начал Федор Иванович. – Назову лишь несколько имен прибывающих на коронацию особ, и все вам станет ясным. Его Императорское Высочество эрцгерцог Людвиг-Виктор. Ее Величество королева эллинов Ольга Константиновна. Его Королевское Высочество наследный принц Датский. Его Королевское Высочество принц Неаполитанский Виктор-Эммануил. Его Королевское Высочество принц Георг Саксонский…

«Господи, как нудно, но с каким придыханием…» – уныло думалось Вологодову.

– Его Императорское Высочество принц Саданару-Фушими…

– Разместим, всех разместим, Федор Иванович.

Меж гостями ловко сновали черно-белые вышколенные официанты с напитками, легкой закуской, фруктами. При этом вручалось тисненное золотом меню торжественного обеда в честь победительниц маскарада, имеющего быть в субботу, в шесть часов вечера.

– Я не сомневаюсь, поскольку обязаны, Викентий Корнелиевич. Мой вопрос в том, как разместим? Как? Где? Вопрос максимальных удобств…

– Прекрасный обед, – сказал Викентий Корнелиевич, раскрыв внушительный переплет и просматривая меню. – Послушайте, генерал. «Первая перемена. Черепаший суп и перепелиный бульон со слоеными пирожками. К нему – мадера и херес. Вторая перемена. Рыбное тюрбо с голландским соусом. Рейнские вина „Ронталь“ и „Редюсгейм“. Третья перемена. Бараний бок. Вина французские „Леовиль“, „Понтекане“. Двойной английский портер. Жаркое из кур с зеленью, к нему шампанское „Редерер“. Спаржа отварная с байонской подливой. Пудинг, сыры. Фрукты, мороженое, черный кофе „Маланг“, „Тьерибон“. Ликеры». Бог мой, придется сутки поголодать ради такого лукуллова пиршества.

– Вы – чревоугодник, Вологодов, – расстроился Олексин. – А у меня – хомут на шее.

– Грешен, Федор Иванович, грешен, – несокрушимо улыбался Викентий Корнелиевич. – Вкусно поесть – единственная утеха холостяка. А хомут ваш рассупоним, не терзайте себя понапрасну.

Уж чем-чем, а чревоугодником Вологодов никогда не был. Он был скорее аскетом, но надо же было как-то отвлечь генерала Олексина от скучных служебных разговоров…

Дирижер на хорах постучал палочкой, и оркестр заиграл полонез. Роман Трифонович, попросив извинения, вышел. За ним потянулись остальные, кроме совсем уж азартных игроков да старого генерала, задремавшего в кресле.

Распахнулись двери, и в зал из дамской половины торжественно вступили дамы в самых разнообразных костюмах и легких шелковых масках, полностью закрывавших лица. Они шли парами, а горничная, появившаяся следом за ними – тоже в маске, – осталась у входа. Дамы плавно, строго под музыку совершили неторопливый круг, и ожидающие у стен заскучавшие молодые люди тотчас же шагнули к ним.

Маскарад начался вальсом, и скромно стоявшая у входа в зал Наденька с любопытством наблюдала в основном за Семирамидой. Но вавилонская царица, танцевавшая с корнетом, вальсировала легко, непринужденно и с огромным удовольствием.

После первого танца маскарад считался открытым, дамы и молодые люди распались на пары и группы, по залу пронесся легкий говор. Наденька осторожно пробралась к своей Семирамиде, которой что-то весело рассказывал корнет, стала в полушаге за правым плечом, достала из кармана фартучка платяную щеточку, смахнула воображаемый волосок и шепнула:

– Ты – прелесть!

Викентий Корнелиевич тоже посматривал на Семирамиду, а когда возле нее очутилась горничная, принялся изучать царицу еще более пристально.

– Это не ваша очаровательная сестра, Федор Иванович?

– Не думаю. Слишком много блеска, а она у нас эмансипе не хуже покойной Маши.

– Эмансипе? – протянул Вологодов, переводя взгляд на отходившую от Семирамиды горничную. – Может быть, нигилистка?

– Фантазерка и выдумщица может быть кем угодно. Это она настояла на сплошных масках, мне по секрету сказала об этом Варвара. А в них все дамы одинаковы, как в преисподней. Вообще нынешние девицы, должен вам сказать, решительно отбиваются от рук. Моя дочь Ольга, например…

Оркестр заиграл контрданс, дамы и кавалеры тотчас же разошлись по противоположным шеренгам. Наденька, обучившая сообразительную и весьма способную Феничку нескольким простым танцам с изящными позами и поклонами, а также основным движениям «языка веера», была убеждена, что ловкая горничная с этим справится, а потому решила усиливать собственные позиции. Ловко маневрируя по залу, подходила к не принимающим участия в маскараде немолодым дамам, оказывая им мелкие услуги, проводила какую-то матрону в дамскую комнату…

– Спасибо, милочка.

Наденька кланялась, стараясь помалкивать. Ее душил смех, поскольку роль некоего одушевленного предмета для услуг очень быстро позволила ей убедиться, что горничным часто приходится слышать то, от чего старательно оберегают ушки господские:

– Говорят, он даже маскарадные значки велел усыпать драгоценными камнями…

– Варвар…

– Рекомендую говорить проще: муж Варвары…

– Дивно, князь, дивно сказано!..

– А сколько вызывающих новшеств, обратили внимание? Маски даже для прислуги!..

– И все ради хамского самоутверждения…

– Не скажите, баронесса, полагаю, что не только для этого. Нас завоевывают новые гунны. В веке грядущем они намереваются стать господами…

Снова наступил перерыв. Наденька тут же пробралась к ловко обмахивающейся веером Феничке, оказала невесомую услугу, услышала не без ехидства сказанное «спасибо, милочка» и весело подумала: «Вот нахалка!..» И, чтобы не мешать, решила обойти маскарадную толкотню стороной.

– Простите, милочка, – вдруг сказал Вологодов, когда она поравнялась с креслами, где сидели ее брат и Викентий Корнелиевич. – Вас не затруднит принести нам коньяку?

«Не узнал!» – с торжеством подумала Надя. Молча поклонилась, прошла к ближайшему официанту и, вернувшись, поставила на стол два бокала.

– Благодарю. – Вологодов выдернул из букета розу и с улыбкой протянул ей.

«Узнал, – с огорчением решила Наденька. – Нет, нет, этого не может быть. Просто он старый ловелас, только и всего. Увидел очередную мордашку…»

Здесь было мало логики, поскольку спрятанную под глухую маску «очередную мордашку» никто увидеть не мог. Но так уж Наденька почему-то тогда подумала.

Вскоре последовала мазурка, от которой, как показалось внимательно наблюдавшей Наденьке, ее Феничка довольно мило отказалась. На этом бал-маскарад заканчивался, занятые в нем дамы под музыку покинули зал, молодые люди бросились утолять жажду, а Федор Иванович с облегчением вздохнул:

– Люблю хорошие финалы.

– Убеждены, что финал будет хорошим?

– Я не о призах. Я – о шумихе.

– Господа, минуточку внимания, – громко сказал Роман Трифонович, вставая. – Сейчас очаровательные участницы нашего маскарада в последний раз продефилируют перед нами, но уже с номерами на левом плече. От вашего решения зависит присуждение первого приза, посему очень прошу быть внимательными. Оркестр, парад-алле!

Оркестр заиграл марш, и в зал вышли все участницы. Испанки и мавританки, черкешенки и цыганки, турчанки, китаянки, римские матроны, Клеопатры и Марии-Антуанетты. Они по-прежнему были в масках, но теперь на левом плечике каждой участницы сверкал значок с номером. И последней шла горничная с номером «27», появление которой вызвало в зале удивленный шум. Маски, как было условлено, трижды обошли зал и остановились перед гостями.

– Все маски прекрасны, обаятельны и очаровательны настолько, что вопрос первенства не способно решить никакое жюри, – продолжал Хомяков. – Решать придется всем нам, так сказать, всем миром. Во время ужина, на который нас позовут, как только переоденутся участницы маскарада, каждый опустит в чашу, стоящую в центре столовой, тот номер, который он лично считает номером победительницы. Результат после подсчета будет оглашен послезавтра, в субботу, во время торжественного обеда, на который приглашаются все присутствующие. Тогда же состоится вручение призов и подарков.

– А где же номера?

– Полный комплект номеров, от единицы до двадцати семи, уже лежит возле вашего прибора в столовой.

Затем дамы в масках удалились, возникло некое оживление, забегали официанты, разнося напитки.

– Пойдемте в курительную, – сказал генерал Олексин, вставая. – С чего это вы впали в задумчивость, Викентий Корнелиевич?

– Признайтесь, номер «двадцать семь» в костюме горничной – ваша сестра?