Госэкзамен Панфилов Василий
Он посмотрел на меня, ожидая ответа. Как-то так сложилось, что я один из тех, кто отвечает за политический анализ, а если говорить о Франции, то пожалуй, что по этому направлению моё мнение решающее.
– Не более полугода, – выдал я прогноз.
– Не более полугода, – мрачно повторил Сниман, – Слышали? Первый удар, каким бы сильным он ни был, мы отразим. Но вот война на истощение, война длительная… Нет, этого мы можем не выдержать.
Все понимают, что экономика-то как раз может и выдержать… Не выдержат люди.
– Поэтому, – он заговорил так, что каждое слово падало свинцовой пулей в полной тишине, – нам нужно вынудить британцев нанести удар тогда, когда удобно нам! Только так! Мы не можем выбирать место сражения, и потому должны сделать всё, чтобы выбрать время!
– Заставить их поторопиться, – сипловато сказал Де Вет, – Вынудить начать наступление до того, как они успеют подготовится как следует.
– А стоит ли? – возразил коммандер Якоб Виссер, взявший на себя роль «адвоката Дьявола», – Если мы сумеем затянуть переправу всего необходимого в Капскую колонию, война закончится, так и не начавшись.
– А если распадётся союз Франции и Германии прежде, чем проблемы в экономике станут для Британии выше военного и политического престижа? – вопросом на вопрос ответил Феликс, и сам же ответил:
– В таком случае вся военная мощь Британии обрушится на нас. Но даже если война закончится, не начавшись, через несколько лет Британия снова придёт сюда, только в этот раз у нас не будет союзников!
– Я бы даже сказал, – мрачно добавил Мишка, – что союзником через несколько лет может обзавестись уже Британия.
К Франции он относится без всякого пиетета, считая страну, а отчасти и народ «подлыми». Отчасти, дело тут в его катакомбных приключениях, а отчасти… отчасти он прав! Не скажу, что франки лишены чести, но понимание её у них весьма своеобразное, не всегда совпадающее с нашим.
– Обмануть, – сипло каркнул Де Вет, – Заставить поверить, что ещё через месяц-другой мы усилимся настолько, что сможет не боятся всего британского флота! Пусть спешат!
– Это… – я чуть помедлил, – реально. В прессу просочатся нужные сведения, и… да, вполне реально. Если за дело возьмусь не только я, разумеется…
– Британцы, – я саркастически улыбаюсь, – склонны поверитьлюбой гадости про меня! Что мне только не приписывали… Пожалуй…
«Лучи Смерти» – подсказал Второй-Я. Ну… почему бы и не да?! Я даже моментально придумал план, согласно которому мощными прожекторами подсвечу склон какой-нибудь горы, где предварительно будут установлены бочки с кислотой, например.
В присутствии нужных людей «эксперимент» проведу, разумеется! Ладно, позднее подкорректирую, это пока начерно…
– Прекрасно, – просипел Де Вет, поняв по моей физиономии всё для себя необходимое, – В таком случае им придётся вновь перестраивать военную машину и собирать конвои для транспортов так спешно, как это только возможно. Не считаясь с возможными потерями.
– А они будут… – пропел Коста, погладив свёрнутую в рулон карту, – непременно!
– Хаос… – усмехнулся Сниман, – твоя любимая стихия, Георг!
Отсмеялись несколько нервно, но всех вопросов этот смех не убрал.
– Следующее, – веско сказал командующий, и снова все замолкли, – Если уж мы сделали ставку на бой и ослабление Британской Империи не когда-нибудь потом, а в ближайшее время, не надо останавливаться полпути. Поэтому… что там у нас с национально-освободительными движениями?
– У нас? – хмыкнул Де Вет, и снова нервный смех. Даже Сниман смеётся, прикусив сигару и щуря глаза. Да уж… проблема с кафрами, гриква и прочими не то чтобы острая, но мина в ЮАС заложена с самого основания.
«Непременно рванёт!» – уверенно отозвалось подсознание.
– И всё-таки? – уточнил командующий, перебивая сумрачные мысли о будущем, проскочившие в голову конным татарином.
– Ну… – стараясь не коситься на Феликса, замычал я, подбирая слова. Всё тоже, всё тоже… это моя частная инициатива, и только! А как закончится война, так и всё… Какая агентура? Господь с вами! Всё… вот решительно всё проводим через Фолксраад!
– Работаем, – отвечаю максимально расплывчато.
– Хм… а можешь сделать так, чтобы выступление в колониях, и прежде всего в Индии, прошли ПОСЛЕ нашей битвы, – поинтересовался командующий.
– После? – зачем-то уточняю я, будто и впрямь не расслышал, – Точно не до битвы?
– Да, – уверенно закивал Сниман, – именно что после!
– В этом случае для нас несколько больше риска, – пояснил он свою идею, – но зато и восстание имеет все шансы стать массовым. К тому же, если мы уничтожим или повредим большую часть британской эскадры, у них не останется шансов загасить пожар восстания в самом начале, малыми силами.
– Я – за поправку, предложенную командующим, – коротко сказал Феликс после недолгого размышления, – Риск в таком случае, на самом-то деле, повышается для нас незначительно. Зато даже если итоги боя будут не самыми однозначными, воспользоваться его плодами британцы не смогут.
– Индия для них важнее, – согласно кивнул Де Вет, – Если там полыхнёт как следует, британцы непременно попытаются затушить пожар!
– А вот если будет нечем тушить, – задумчиво добавил Мишка, – то кризис в Британии может затянуться настолько, что после войны им будет не до реванша. В любом случае!
– Ну? – Сниман оглядел нас, – Работаем, буры!
Глава 10
В прозрачной синеве неба виднеются лишь кипенно белые зефиринки облаков, двигаемые игривыми ветрами по самым причудливым траекториям. Ветра, будто и впрямь обладая подобием детского разума, играючись, вылепляют из облаков то куличики, то лошадок и медвежат, а то и неведомых зверушек, понятных лишь самим маленьким творцам.
Облака сбиваются в кучи, а потом вдруг вновь рассыпаются снежной крупой. В этом весёлом хаосе не всегда возможно отличить природные явления, вроде влекомых ветрами облаков, от альбатросов и чаек, сопровождающих любое судно, не слишком удалившееся от побережья.
Низкие тяжёлые волны, набегая сонно и дремотно, лениво ударяют в борта стоящего на якоре судна, едва покачивая его, как мать качает колыбель с ребёнком. Солнечные зайчики, отражаясь от поверхности воды и полированных деталей «Девы Марии», резвятся, как беззаботная детсадовская малышня на прогулке в парке, только что беззвучно, что для человеческих детёнышей дело совершенно немыслимое.
Сонная, ленивая нега, когда не хочется делать решительно ничего, а только залечь в гамак между двумя тенистыми пальмами, и потягивать через соломинку кокосовое молоко, лениво переговариваясь с приятелями о всякой ерунде. Увы…
Помощник капитана туго знает своё дело, и команда занимается работами, неизбежными на любом судне. Не мучая экипаж ерундой с надраиванием медяшек и покраской всего, что может быть окрашено, он затеял, очевидно, переборку каких-то механизмов, вытащив на палубу странную конструкцию из блоков и талей.
Разрогатившись во все стороны, конструкция эта занимает изрядное пространство на палубе, но пожалуй, лишь крайне далёкий от моря человек отнёсся бы к ней с толикой любопытства. Моряки же, привыкнув к погрузочно-разгрузочным работам во всяком порту, да работам на судне, требующим порой изрядной инженерной фантазии, не нашли бы в этой причуде решительно ничего интересного!
… и зря.
Мелькнувший среди облаков альбатрос сделал широкий круг над «Девой» и решительно начал снижаться. Сторонний наблюдатель, найдись вдруг такой, пожалуй, вспомнил бы библию, или может – новомодные фантастические рассказы. Это там, в небесах, неизвестное создание кажется обычной птицей…
… а сейчас, в приближении, хорошо видно фантасмагорическое создание, направляющееся к судну! Экипаж засуетился, и наблюдатель несомненно одобрил бы эту деловитую суету, ибо подобных тварей, будь они хоть из Бездны, а хоть бы и чудом сохранившимися потомками древних созданий, лучше встречать во всеоружии!
Взрыкивая, крылатое чудовище село на воду и побежало к судну, превращаясь из хтонической твари в причудливый аэроплан. Силами мастеров и художников, силуэт его и впрямь навевал изрядную оторопь, заставляя поминать то ли Нечистого, то ли Дарвина… Ещё и раскраска, будь она неладна!
Право слово, пролети такое над городом, переполох будет преизрядный! Работы добавиться всем, от священников, до полицейских и поднятых по тревоге военных и милиционеров, давно уже забывших о военных сборах, и судорожно пытающихся вспомнить, куда же они засунули своё снаряжение.
Аэроплан же, пробежав по морским волнам, остановился у самого борта «Девы Марии» так, что даже чуть-чуть подтолкнул судно носом – будто телёнок, бодающий безрогим пока лбом вымя матери. Летательный аппарат спешно подхватили, и разрогатившаяся конструкция оказалась очень даже к месту.
– Дымы, – коротко сказал пилот, выпрыгнув из кабины. Скинув с себя прямо на палубу перчатки, куртку и шлем, молодой человек сдвинул на потный лоб лётные очки и расстегнул планшет, доставая карту.
– Вот здесь, – аккуратно подстриженный ноготь ткнул в нужное место, – Сигнальщики с лодок подтвердили – наш клиент.
– Скорость? – коротко поинтересовался Чиж. Несмотря на юный возраст и совершенно щенячий вид, он не выглядит ряженым, и ни у кого на судне нет сомнения, кто здесь главный!
– Двенадцать-тринадцать узлов, – отозвался пилот, – экономическим идут. Небольшая дуга…
Он пунктиром наметил на карте маршрут нужных судов, и добавил чуточку виновато, как бы оправдываясь за недостаточность информации:
– Горючее заканчивалось, я к судну уже на последних каплях подошёл.
Чиж промолчал, едва заметно качнув головой и бросив разве что короткий взгляд. Но пилота разом прошиб пот, вспомнились все до единого наставления по лётному делу и инструктажи по технике безопасности.
– Понял… – вздохнул он, – буду пересдавать. Все?
Снова короткий взгляд Чижа…
– Понял, – снова вздохнул пилот, – Есть все пересдавать!
Не теряя времени, техники проверили двигатель и важнейшие узлы, залили горючего, и несколько минут спустя аэроплан снова взлетел, но на этот раз за штурвалом сидел Чиж. Забравшись на нужную высоту, он сверился с картой и компасом, привычно перестраховываясь, и направил полёт аэроплана в сторону пароходов, зафрахтованных Британией.
В небе думалось легко и ясно, как это всегда у него бывает. Будто веником вымелись из головы всякие нелепицы, и тот сор из обрывков слов и образов, что преследует на земле любого, мешая ясности мышления. Осталось только небо, цель и ощущение собственного «Я», растворённого в пространстве и одновременно неделимого.
С высоты дымы видны издали, даже если это гражданские транспортные суда, идущие экономическим ходом и чадящие не слишком сильно. Имея огромное преимущество в скорости, Чиж обогнул их по дуге, не выпуская из виду. Не сомневаясь в данных, доставленных проштрафившимся пилотом, он всё ж таки перепроверил информацию, имея в виду скорее момент воспитательный.
Благо, запас по времени у них солидный, а воспитывать пилотов морской авиации с самого начала надо очень жёстко. Дисциплина и точнейшее следование инструкциям должны быть для них важнее, чем знание десяти заповедей для верующего. Потому как следование или НЕ следование заповедям могут погубить одного человека, а в морской авиации один единственный раздолбай способен погубить целую эскадру!
Чиж хорошо помнил, какие примеры приводил брат, проникнувшись ими до самых глубин души. Это сейчас использование авиации в морском бою кажется чем-то необыкновенным даже её создателям, а ведь при здравом размышлении, один-единственный аэроплан, доставивший на флагманское судно сведения о местонахождении противника и его силах, способен поменять весь расклад боя!
Приводнившись неподалёку от приметной индонезийской лодки типа «Проа» с тремя сонными рыбаками, Санька подрулил к борту, расстегнул шлем и поднял очки.
– Командир? – удивлённо пробасила бородатая рожа, – Случилось чего?
– А… – скривившись, Чиж в нескольких (не всегда печатных) словах объяснил необходимость перепроверки.
– Да што ты будешь… – проглотив напрашивающиеся на язык слова, неуместные по отношению к старшему по званию, рыбак продублировал информацию и помог развернуть аэроплан, оттолкнув его от борта лодки.
– Вишь ты… – покачал он головой, глядя вслед летательному аппарату, набирающему высоту, – В азарт чилавек вошёл, и на те! Цельный фельдкорнет из-за ево работу переделывать должон!
– А ещё – пилоты… – гнусаво, будто передразнивая кого, поддакнул более молодой его товарищ, – Отбор, елита… Вот она, елита!
– Эт да, – захмыкал бородач, – А с другой стороны, как не войти в азарт-то? Эвона как всё закручено! Мы когда бриттов по тылам резали, то у-у… Иной раз такие дурости ворочали, што до сих понять и не могу, как живы-то остались?! Только што те были ещё хужей нас, бестолочей. Потом уже, с опытом… и всё равно, нет-нет, а и вылезают разные глупости!
– Эт верно, – согласился молодой и зевнул во всю пасть. Дежурство, оно такое… и скушно, потому как делать ведь ну ничевошеньки не надо, потому как не ловить же рыбу всерьёз? Куда её потом, за борт выкидывать? И страшно! Потому как стоит капитану парохода полюбопытствовать у рыбаков в Малаккском проливе хоть свежей рыбки, а хоть и ещё чево, так всё…
Прибить, могёт быть, и не прибьют, потому как легенда на это случай, она имеется, и вызубрена на ять! Но штоб отпустить… этого уж точно нет! Как минимум в карцер посадят, до выяснения. А там, если жив останешься, то сдадут в порту британским властям, а это – с концами!
Оказавшись на палубе «Девы», Санька выпрыгнул из кабины, сразу же скидывая с себя лётный шлем и куртку, без которых решительно не стоит лезть на высоту, и уж тем более, проводить там хоть сколько-нибудь долгое время.
– Ерофеев! – позвал Чиж, и вперёд протиснулся худощавый рослый парняга, командующий на «Деве» боевыми пловцами, – Для тебя и твоих парней задача.
Ерофеев заулыбался с видом именинника, получившего в подарок саблю, щенка бульдога и барабан.
– Только смотри, без дурной лихости!
– Нешто я не понимаю? – забасил тот, выразительно косясь на провинившегося пилота в сторонке.
– Да тут и дурак бы понял, – хохотнул кто-то из техников. Но Санька не отпускал вглядом корнета, и наконец тот вытянулся…
– Есть без дурной лихости!
Кивнув молча, Чиж расстелил прямо на палубе карту, не скрывая от экипажа ничего. Люди все проверенные и перепроверенные…
… но даже если сделать поправку на возможного болтуна или даже шпиона, то вреда в этом особого нет. Егор, по крайней мере, в этом уверен!
«… разговоры в любом случаем будут ходить, – говорил Егор, сидя на перилах веранды и покачивая босой ногой, – Вспомните прошлую войну. Ну? Сколько воя было из-за привычки буров стрелять вражеских офицеров, и подумать только – прятаться за укрытия! Не хотят принимать, мерзавцы этакие, честного боя грудь в грудь один против двадцати британцев! А уж когда аэропланы появились…
Все засмеялись, ибо да… громко было! Бритты, в попытке заставить командование буров отказаться от применения столь мощного козыря, вывалили разом все претензии, смешав их в кучу.
– Вот то-то! – усмехнулся Егор, – Обвинения в любом случае будут. Нарушения есть и будут всегда! То, что вчера ещё казалось немыслимой подлостью, сегодня уже считается перспективной новинкой военного дела, а завтра – совершеннейшей рутиной. Всё течёт, всё меняется… Недавно – „Город на три дня“, но отпускали пленников за выкуп или под слово. Сегодня другие правила Игры, и диктовать их будем – мы!
– Всё верно, – спокойно кивнул Мишка, не выпускающий из рук кружку с кофе, – Некоторые границы, разумеется, мы преступаем, но уж точно – не большие, чем британцы. Взять хотя бы их вольную трактовку правил перевозки военных грузов, и грузов двойного назначения. Нарушений военного права со стороны британцев полно, а уж про сомнительную трактовку иных пунктов и говорить нечего.
– Угу, – кивнул Егор, – Самое важное здесь – на чьей стороне окажется победа, ну и отчасти – общественное мнение. Победа, не сомневаюсь, будет за нами. А боевые действие без объявления войны…
Он, усмехнувшись, пожал плечами.
– … не британцам нас в этом упрекать! Хоть копенгагирование вспомнить, хоть недавние моменты англо-бурской или целой кучи колониальных конфликтов и войн с участием Великобритании. Да и не ново всё это, по большому-то счёту…
– А всплывёт потом чево? – поинтересовался Санька.
– Ну и всплывёт, – равнодушно пожал плечами Мишка, – После любой войны всплывает… всякое. Докажи ещё попробуй, да каждый факт отдельно! А и докажут… победителей не судят, брат!»
– Британские суда пойдут здесь, – Чиж провёл карандашом тонкую линию, – Место для постановки минных банок отличное, как по учебнику, но и лишних глаз в тех местах полно. Будем ставить мины с аэроплана, рискуем засветить морскую авиацию, а нам, до поры, этого никак нельзя!
– Ага… – Ерофеев уселся перед картой, – с катера, значица?
– Да! – Санька кивнул чуточку резче, чем надо бы, – Сам смотри, какой тебе потребен, тут учить не буду!
– Дядя Ваня, – Ерофеев поднял голову, отыскивая глазами капитана, – Ты здеся бывал не единожды, што посоветуешь?
Капитан, старец преклонных лет с такой заковыристой биографией, что хватит на двадцатитомник любому писателю авантюрных романов, похмыкал, и на палубе все почтительно замолкли, не мешая раздумьям. Возраст у него такой, что не назовёшь даже престарелым, скорее – ветхим!
Он из той породы, что стареет, истаивая до прозрачности и пребывая до последнего дня на ногах и здравом уме. И дело тут не столько в удачной наследственности и крепком здоровье, сколько в характере, и пожалуй – в неутолимом любопытстве, при котором плюют на болячки и живут даже не назло, а просто потому, что это интересно! И интересно ведь живут…
– Сам поведу, – наконец сказал капитан совсем не старческим голосом. Ерофеев открыл было рот, но хмыкнул почти беззвучно и закрыл.
– И успокойся уже, шалопут, – беззлобно пожурил капитан «Девы» боевого пловца, – командовать сам будешь, я за штурмана пойду. И…
Старческий палец с желтоватым от никотина ногтем уткнулся в карту.
– … чуточку в другом месте мины ставить надо. Как?
– Не критично, – согласился Чиж, – на то вы и моряк, чтобы правки в наши планы вносить.
– Кхе… – кашлянул старик, польщённый таким доверием, – Я к тому, что мины у вас хороши, но всё же – экспериментальные! Это в расчётах они должны пропускать над собой здешние деревянные скорлупки, а ну как нет?
– Пароходы, дядь Вань, глубже сидят, особливо гружёные, – сказал один из пловцов.
– Ну-ну… – старого моряка это только развеселило, а кто-то из зрителей отвесил излишне говорливому лёгкий подзатыльник. Не потому даже, что старших перебивает, а потому, что прав капитан! Экспериментальное, оно и есть экспериментальное…
– Есть там пара узостей, которые лёгкие судёнышки по возможности избегают, – неторопливо пояснил старец, – течение силу набирает, и может на скалы снесть. А пароходам, особенно тем, што потяжельше, как раз и хорошо, потому как сидят глубоко, и двигает их не ветер, а машина. Парусники местные, они тех мест избегают, чуть поодаль проскакивают, по мелководью. Поняли?
– Поняли, дядя Ваня, – ответил за всех Чиж, – спасибо за науку! Ты вдругорядь давай… сразу подходи. Лишней твоя голова точно не будет! Она десятка иных стоит!
– Так и порешим, – солидно кивнул старец, лучась каким-то детским довольством.
В крохотной бухточке одного из безжизненных островков, лишенных самомалейших источников пресной воды и прикрывающих скалистую плешь чахлой, крайне скудной растительностью, притаилось с полдюжины судёнышек из тех, что в ходу у местных полунищих торговцев. Выкуплены они были загодя, совершенно разными путями, и если даже догадливые продавцы и предполагали их не вполне легальное использование, то их это нисколько не смущало!
В здешних водах отличия между торговцем, контрабандистом и пиратом настолько минимальны, что и сами моряки затруднились бы ответить как на духу, а чем же, собственно, они промышляют по большой части? Наиболее правдивый ответ был бы, пожалуй…
… а чем придётся!
Право слово, это какое-то поветрие! Стоит оказаться в местных водах почтенному капитану из Европы, чьи волосы давно уже посеребрила седина, а из самых страшных грехов числится мелкая контрабанда, посещение портовых борделей, да по молодости – драки в портовых же кабаках, как он преображается.
Почтенный капитан со вполне благонамеренным экипажем, пообтёршись в здешних краях, будто подхватывает какой-то вирус, и уже совершенно иначе смотрит на жизнь. Контрабанда (и всерьёз!) как неотъемлемая часть местной жизни, пиратство по случаю, и иногда – участие в войнах, переворотах и тому подобных увлекательных вещах. Хоть колониальных, а хоть бы и сугубо местных!
Политическая жизнь в здешних краях бурная и интересная, особенно если наблюдать за ней со стороны… Профессиональный историк, наверное, нашёл бы немало аналогий с Европейским Средневековьем, притом пожалуй Ранним. А местные плевать хотели на аналогии, и просто живут. Ярко! Но часто недолго…
Возникают и рушатся теократические государства, независимые феодалы ведут борьбу с колониальной администрацией и друг с другом. Феодалы, ставшие так или иначе вассалами Ост-Индской компании, добиваются возвращения своих прав и привилегий.
Действия их при этом порой настолько противоречивы, что вызывают интерес не у юристов и чиновников, а у психиатров! Подписывая договора с колониальной администрацией, и выторговывая себе привилегии за счёт подвластных крестьян, индонезийские аристократы могут одновременно поднимать крестьян на восстание против Ост-Индской компании…
Крестьяне бунтуют против всех разом, вконец задолбанные огромными налогами и полным произволом властей, причём часто как колониальных, так и сугубо местных. Повинностей на них навешено столько, что выполнять их в полном объёме нет никакой возможности.
Интеллигенция, как водится, бунтует за всё хорошее и против всего плохого. Часто их требования противоречивы, и если одни выступают против старых порядков и обычаев, против бесправия индонезийцев и их угнетения колониальной администрацией…
… то другие не видят решительно ничего дурного в детских браках, многоёнстве и прочих, милых их сердцу культурных особенностях страны.
Выбрав в качестве транспорта быстроходное арабское доу и замаскировавшись соответствующим образом, пловцы с превеликой осторожностью погрузили на борт мины и отправились в путь.
Все они с морем дружны не понаслышке, и притом с самого детства. Даже если человек и не ходил на коче зуйком с малолетства, то всё равно, иные морские премудрости впитываются, пожалуй, с молоком матери!
Куда как быстрее научить морским премудростям коренного одессита, севастопольца или архангелогородца из тех, чья семья неразрывно связана с морем, чем вдалбливать эту науку выходцу из центральных губерний Российской Империи. Даже если он и семи пядей во лбу!
До нужного места дошли достаточно быстро, встретив по дороге несколько местных судёнышек. Но этикет Моллукского пролива не предполагает дружественного общения, так что все разы что те, что другие обходили друг дружку по изрядной дуге, готовые к любым пакостям от встречного судна. Где уж там разглядывать качество маскировки боевых пловцов, старательно мимикрировавших под арабов! Даже обидно…
Боевые пловцы, хотя и прошли соответствующую тренировку и «обкатку» в условиях, приближенных к боевым, изрядно нервничали, что выражалось в болтливости и некотором ухарстве. Если бы не седой капитан, с самым благодушным видом покуривающий трубку и травящий байки из своего богатого прошлого, пожалуй, они могли бы и перегореть! А так…
… дошли благополучно, и Ерофеев, удивлённо глянув на часы, благодарно посмотрел на старика, сумевшего с такой лёгкостью снять их треволнения.
– Во-он там! – привстав, Иван Ильич показал узловатым пальцем, – Видите? Вода там потемнее и чуточку бурунами идёт.
– Из-за течения? – вытягивая шею полюбопытствовал один из пловцов, замаскированный под араба так удачно, что даже рязанская его физиономия удивительным образом вписывалась в образ. Ну, бывает… на то и гаремы у мусульман! Да и попадает в эти гаремы подчас не соседская Амиля, но и какая-нибудь Гретхен… и не всегда по своей воле.
Поэтому физиономия, это конечно здорово, но важнее всё ж таки врасти в образ! Если мешковатые арабские штаны и бурнус сидят так, будто таскаешь их с самого детства, а характерные для любого араба движения (о которых он и сам не слишком-то задумывается) выполняются без наигрыша и вовремя, это талант!
– Из-за него, – кивнул старец, – Давайте-ка я малость покомандую…
И тут пояснил, дабы не было обид и недопонимания:
– Хочу поставить наше судёнышко так, чтоб подозрений не было. От лишних глаз. Сколько вам надо времени?
– Ну… – Ерофеев прикинул фронт работ, – с полчаса.
– Мелкая поломка, – кивнул старый капитан, и чуть сощурившись, оглядел рангоут. Похмыкав, он принялся командовать, и пару минут спустя рангоут доу принял тот полуразобранный вид, что издали любому наблюдатели просигнализирует о неполадках на судне.
– Вот как-то так, – сказал Иван Ильич, и сев поудобнее, достал трубку верескового корня, наблюдая за действиями пловцов с неиссякаемым детским любопытством. А смотреть было на что…
За борт с превеликими предосторожностями перевалили мины, обшитые досками так, что те казались большими ящиками. Сторонний наблюдатель, случись ему увидеть такое, озадачился бы, но пожалуй, не слишком! То ли какие-то контрабандные изыски, то ли пираты после удачной операции прячут до поры добычу… Рутина!
Разве что маски и дыхательные аппараты выглядят несколько чужеродно. Но и то… переодевались пловцы с превеликими предосторожностями, с расчётом как раз на сторонних наблюдателей, притом с хорошим биноклем. Случай, конечно, маловероятный, но отнюдь не невозможный!
Лодку без мачт и парусов не так-то просто разглядеть на волнах даже среди бела дня, особенно если её владелец этого не желает. А вот парусное судно видно издалека! И кто поручится, что сейчас за ними не наблюдает озадаченный контрабандист?
Одев дыхательные аппараты, они угрями выскользнули за борт, со всеми предосторожностями принявшись за буксировку мин. Благо, капитан подсказал им, как использовать течение себе на благо, так что особого труда это не составило.
На месте они разобрали доски, закрепили якоря на нужной высоте и отправились назад. Впрочем, это оставшимся на судне не было видно ничего, кроме макушек пловцов, да ящиков, глубоко сидящих в воде.
Для наблюдателей время тянулось томительно и зевотно, будучи приправлено лишь лёгкой перчинкой тревоги, да возможной (но крайне маловероятной!) опасностью со стороны.
Пловцам же пришлось изрядно потрудиться, да и нервных клеток они потратили куда больше. Пускай опасность самопроизвольного взрыва мин и невелика, но всё ж таки была! А акулы, мурены и прочие морские гады, коих в этих изобильных водах предостаточно? Наконец, течение и скалы…
… так что в сумме, пожалуй, сочетание риска и усталости вышло достаточно серьёзное.
– Еле выгреб, – пожаловался рязанец, переваливаясь через борт и растекаясь лужицей на дне судёнышка. Разом заговорили все, но так же быстро и сдулись, замолкнув и обмениваясь разве только редкими фразами.
Не без труда заставив себя переодеться, привели рангоут в порядок и удалились восвояси. Как бы ни хотелось посмотреть на результаты минирования, здравый смысл (и служебные инструкции) победил дурное любопытство.
Доу вернулась в каменистую бухту, и через несколько минут к «Деве» оттуда направился самый прозаический паровой катер, который можно вообразить. Работяга, при взгляде на который сразу можно увидеть длинную и сложную рабочую биографию, и никакая покраска этому не помешает.
– Благополучно, командир, – коротко сказал Ерофеев, и в нескольких ёмких предложениях обрисовал операцию. Но…
… от написания отчёта его это не спасло! Потому что – инструкции.
– … никаких виражей, – пару часов спустя наставлял пилота Чиж, помогая техникам прилаживать под брюхом аэроплана кинокамеру и фотоаппарат, – ровнёхонько иди, как по струночке!
Пилот, прекрасно зная все тонкости работы с кинокамерой при полёте, не перебивает. Есть за фельдкорнетом Чижом неприятная манера – чуть что, отстранять провинившегося от пролётов и самому садиться за штурвал! Нет уж…
Что с того, что во время обучения будущие пилоты морской авиации несколько десятков часов посвятили воздушным съёмкам, заодно помогая картографам, и что вовсе неожиданно…
… документалистам! Бобины с документальными фильмами до поры полежат на полках, но они уже есть, с ними поработали монтажёры, вставили титры и провели все необходимые операции.
– … запас по времени у тебя час-полтора, – продолжал инструктировать Санька, – так что без спешки! И упаси Боже тебя снижаться!
– Команди-ир… – укоризненно протянул пилот, но тут на глаза ему попался приятель, которому предстоит пересдавать все-все инструкции и технику безопасности… и вообще всё, что придумает въедливый фельдкорнет Чиж! Вот тебе и художник, вот тебе и Одуванчик улыбчивый… Право слово – сразу вспомнишь и про Медоеда, и про то, что это ещё не самая страшная командирская испостась. Режим «Зануда», вот где ужас хтонический!
Наконец режим выключился, аэроплан спустили на воду, и пилот с оператором, то бишь летнабом, забрались по своим местам. Короткий разбег, и летательный аппарат воспарил в небо. Удаляясь, он оказался сперва причудливо разукрашенной машиной, затем альбатросом и наконец – белоснежной точкой в небе.
А экипажу «Девы Марии» досталось самое тяжёлое… ждать. Пожалуй, составляй его основу люди чуть менее деятельные и чуть более склонные к отвлечённым размышлениям, то бишь представители русской интеллигенции, то на судне воцарилась бы самая нервическая атмосфера – с «Тварь я дрожащая…», грызеньем ногтей и прочей лихорадочной дурниной.
Но представителей этой прослойки крайне редко можно встретить за пределами естественной среды обитания, а тем паче в море. Здесь работают люди, пусть и не чуждые романтике, но ставящие во главу угла Дело, а не Слово. И собственно, на мое иначе и не выйдет… по крайней мере, недолго.
Экзистенциальную пустоту в своих душах земноводные обитатели «Девы» заполнили работой, неизбежной и неотвратимой на любом судне. К хлопотам привлекли и пловцов, загрузив их по самые уши помощью при расчистке трюма, которую (кровь из носу!) произвести нужно именно сейчас, и никак иначе. Члены экипажа, прекрасно понимая подоплёку всей этой суеты, тем не менее, изрядно вымотались, перетаскивая круглое и катая квадратное, так что на размышления не осталось ни сил, ни нервов…
… ни желания.
К тому времени, когда аэроплан приземлился, вымотались все так, что дождавшись утвердительного ответа, разошлись, даже не слишком и ликуя. Работы, рассчитанные многоопытным капитаном с точностью часового механизма, закончились не позднее, чем через четверть часа.
Получасом позже все собрались в кают-компании, дежурные задраили люки, застрекотал киноаппарат, и на белой простыне начали проступать чёрно-белые кадры. Сперва – море, скучное и неинтересное в чёрно-белом исполнении, тем более с преизрядной высоты.
– Дымы уже засекли, но камера внизу, пока их не видит, – прокомментировал летнаб, – Ещё с минуту только море будет видно.
Минута прошла в таком томительном ожидании, что кажется, кто-то и дышать перестал! Наконец, на простыне показались пароходы-муравьи и несопоставимые для таких крохотных размеров дымы.
– А дрянной уголь-то! – сказал кто-то напряжённым голосом, – Эко чадит! Я…
– Никшни! – осадили болтуна сразу всем залом.
– Здесь мы немного снизились, – прокомментировал пилот подрагивающим голосом, – Небо подходящее было, облак мелких много, ну мы и тихохонько, на мягких лапах…
Санька, сам того не замечая, кивнул, принимая объяснение. Начерно прикинув размеры пароходов, видимые на экране, он счёт риск вполне приемлемым и разумным.
– Вот, – разом заговорили пилот и летнаб, и пилот тут же замолк, уступая слово летнабу, – сейчас к той узости и подходят, о какой Иван Ильич говорил!
Несколько томительных минут, наполненные только шумным дыханием, скрипом башмаков и сидений, да невнятных возгласов…
… а потом – взрыв! Сила воображения была так велика, что все будто своими ушами слышали этот чудовищный грохот, разнёсший пароход едва ли не на молекулы!
На простыне экрана опадал белый шар и разрастался чёрный, ядовитый даже через кинокамеру, дым. В этом дыму потерялся, да так и не выплыл ещё один пароход.
– Взрывчатку везли, – уверенно сказал Михаил Парфёнович, и спорить с инженером никто не стал. Этот своё дело знает! Да и что спорить-то? Рвануло так, что и слепому ясно.
– Мы так и не поняли, – излишне громко сказал летнаб, – Второй пароход мог на ещё одну мину налететь, а могло и взрывом от первого повредить так, что там, в дыму, корпус и разошёлся.
Решили всё же, что вторая версия более вероятна, хотя толковых аргументов в пользу этого утверждения не привёл никто. Ничего… потом уже разберут по кадрам плёнку кинокамеры и фотоснимки, и может быть…
… а может быть и нет!
– А мины? – возбуждённо поинтересовался кто-то не своим голосом, одновременно прикуривая и затягиваясь.
– А что мины? – равнодушно отозвался Михаил Парфенович, некоторым образом причастный к сему адову изобретению, – Если они не взорвались от детонации парохода с взрывчаткой, в чём лично я очень искренне сомневаюсь, то через несколько часов они лягут на дно, став совершенно безвредными.
– Вот же придумают! – искренне восхитился повар, весьма далёкий от любых технических новшеств.
– Ничего хитрого, на самом-то деле, – чуточку снисходительно ответствовал инженер, но в подробности вдаваться не стал.
Досмотрели фильму уже без прежнего накала, и разошлись, обсуждая увиденное и перспективы как военно-морских сил Кантонов со всеми её подразделениями, так и перспективы британцев. Сошлись на том, что британцам будет «кисло», и хотя одними такими штуками войну не выиграть, но вклад они сделали – ого-го!
– Контора Ллойда разорится! – гоготнул один из механиков, и далее разговор принял вовсе уж отвлечённый характер, когда в ход идут самые фантастические допущения, а Победа становится не просто неизбежной, но и лёгкой.
Чиж усмехнулся, но не стал ни останавливать разговор, ни пояснять, что в общем-то…
… они не сильно и ошибаются! Разумеется, война не будет лёгкой, и несмотря на технические козыри русской крови прольётся немало. Но здесь и сейчас, на этом этапе противостояния, британцев они переиграли!
Если Британия начала бы играть по общепринятым правилам, с транспортными конвоями и прочим, то у них был как минимум месяц, а то и два, прежде чем раскочегарятся парламенты союзных стран. Что, по большому счёту, могли сделать Кантоны, начни Британия накапливать ресурсы в Капской колонии?
Да собственно, и ничего! Собственного, хоть сколько-нибудь значимого флота, у ЮАС нет…
Бог весть, какими соображениями руководствовались бритты, принимая это решение. Вероятнее всего, логика их действий, как обычно у них и бывает, базировалось на дипломатических хитросплетениях и попытке играть аккуратно. По крайней мере до того, как из Большой Игры выйдет Франция!
К слову, пока ещё решительно неизвестно, чьё решение окажется в итоге правильным, и как оно потом аукнется с политической, не сиюминутной точки зрения. А пока…
… на морских тропах разбойничают семь авиагрупп. Пока удачно!
Глава 11
Глянув на полосатые, красно-белые ветроуказатели, вяло трепыхающиеся на ветру, зашёл на посадку, и подрулив к ангару, я выпрыгнул из кабины ещё до того, как аэроплан остановился. Знаю, что ребячество, но иногда…
– Пригнись! – слышу какой-то истошный котёночий мяв, и падаю тут же, не раздумывая ни единого мгновения. Сверху, видимо для надёжности, на меня навалился Лёвка, сиганувший из второй кабины. Вслед за ним, с небольшой задержкой, ещё два крупногабаритных парня из местного технического персонала, придавив весьма серьёзно. Не до поломанных рёбер, но дышалось с трудом, да и то через раз.
Вжатый в землю так, что шевелить могу разве что пальцами и глазами, я распластался на лётном поле, подобно лягушке на столе лаборанта, и могу разве что мысленно материться. Левой щекой ощущаю каждую травинку, песчинку и какого-то жучка, упорно пытающегося выбраться из-под меня. Сверху моя голова прижата чьей-то потной подмышкой и ребром подошвы ботинка, упирающегося в щёку.
Благорастворению в воздусях и благолепию во человецех это никак не способствует. В голове – мысли о нехватке воздуха, злость на всю эту ситуацию и мат, притом самый тупой и примитивный, а не цветисто-кучерявый.
Почти тут же на аэродроме началась суета, которую я могу только слышать урывками. Лёжку стрелка вычислили довольно быстро, но увы, безрезультатно. Ушёл.
– Да слезьте же вы с меня… – сиплю придавлено, силясь нормально вдохнуть. Хрен там! Пока не подоспели парни из охраны аэродрома, окружившие меня вместе с техниками плотной «коробочкой», встать так и не дали. К тому времени сознание моё уже начало сбоить, и уже всерьёз думал о смерти.
Свои ряды они разомкнули только в ангаре, на что я только закатил глаза, но нотаций службе безопасности читать не стал. Бессмысленно. Да и честно говоря, не было ни сил, ни желания. Организм, без малейшего участия разума, пытается компенсировать недавнюю нехватку кислорода, заодно надышавшись про запас.
При строительстве аэродрома под Преторией со мной советовались по каждой мелочи, и я всерьёз надувал не тронутые бритвой щёки, думая о собственной незаменимости. Но реальность, как водится, внесла свои коррективы. Вначале была ма-аленькая поправочка, потом ещё и ещё… В итоге от первоначального проекта остались только размеры, да хотели оставить ещё моё имя, как якобы главы проекта.
Читать бесплатно другие книги:
