Госэкзамен Панфилов Василий

А цимес, по мнению поклонников Паровозика Вилли (Кайзер – это голова…) в том, что именно сейчас все это проглотят. И проглотили, потому как не тот случай и (главное!) не то время, чтобы устраивать дипломатические скандалы.

Сделал бы это кто другой, да будь даже личность Кайзера менее эксцентричной, событие вызвало бы немалый общественный резонанс, и не факт, что проскочило бы… А Вильгельм с его чудаковатостью стоит как бы наособицу. Ему не то чтобы можно… но и не сказать, что нельзя!

С международной же точки зрения это значит, что маркграфство Масада, входящее в состав Иудеи, признано владениями Германской Империи. Де юре!

Признал это дядя Фима, потому что принял титул. Признала Иудея, потому как с хрена ли им оспаривать волю основного торгового партнёра – притом, что воля эта их ну никак не ущемляет. Пошумели изрядно, да… но и сторонников вхождения в Германскую Империю хотя бы на птичьих правах там хватало. И признало ЮАС… де-факто, разумеется, пока не де-юре.

В общем – казус, коллизия и забава для многих поколений дипломатов и юристов-международников. И очень красивый ход, на самом деле. Абсолютно сумасшедший! Но ведь сработал же…

… и полудурошный Паровозик Вилли прицепил к Германии огромные земли. Панама! Всю Одессу разом умыл, на все поколения!

Пусть… пусть автономия будет больше, чем у Великого Княжества Финляндского в Российской империи. Но ведь это всё равно – налоги, политическое влияние, протекционизм и прочие вкусности.

Да за такое приобретение, буде это потребуется, все курфюрсты проголосуют, чтобы Фима Бляйшман влился в их тесно сплочённые ряды! И иудаизм их не смутит… вот ни настолечко! Да и сын, говорят, вполне многообещающий юноша… и не женат!

Доказали же немецкие учёные, что ашкеназы (о сефардах речи нет!), это суть исконные немцы? А иудаизм там или нет… а какая нам, собственно, разница? В просвещённой Германской Империи люди могут быть даже атеистами!

Воняло от героического разведчика знатно, не менее чем трёхдневной падалью, так что мало не наизнанку выворачивало, но мы, дыша через раз, столпились вокруг, внимая каждому его слову и жесту.

– … вот туточки просквозили, – корявый палец человека, привычного более к плотницкой работе, коснулся макета местности, выстроенного на одном из столов в капонире, приспособленном под штаб.

– Однако… – дежурно удивился Санька, – не слишком ли сложно? Там же такая мешанина из разных частей, что чорт голову сломит!

– Вот именно, – снисходительно хмыкнул осназовец и поморщился, массируя грязное горло, на котором отпечатались чьи-то пальцы, уже успевшие пожелтеть. Переспрашивать никто не стал, но разведчик, памятуя о немаленьких чинах Чижа, всё ж таки пояснил:

– У семи нянек дитя без глазу, а здесь ещё хужей! Как бы не семижды семь! Такое себе столпотворение Ваавилонское, што и спицияльно не придумашь.

– Сперва, значица, индусы из тех, которые сипаи – енти сами всево пужалися. Потому, значица, что везде одни сплошные начальнички для их, так вот! Сикухи… а нет, сикхи, вот! У их же гонору, как у шляхты польской! Такого попробуй тронь – у-у…

Санька тем временем, не забывая слушать осназовца, рисовал с его слов расположение противника, не жалея труда и черновиков на выброс.

– … потом шотландцы, – продолжал Корней, с любопытством наблюдая за трудами Чижа, и крутанув головой, добавил неверяще:

– В юбках! И как ветерок, так… срамота, чистое дело срамота! Потом британцы, но со слугами, а те и пужливые и наглые разом, известное дело – лакеи!

– Вот… – он с хрустом почесал подбородок, давя выползшую крупную вошь, – Языка-то мы взяли, дело нехитрое, а дальше этим… зигзугом и пошли через весь лагерь. Не напрямки, а так… по лисьи, чуть не назад иной раз вертались. Ничо… проскочили! Ну, так и учителя какие были, а?!

– Сам… – грязный палец возделся к небу, – дядя Гиляй! Вот!

Произнесено было с нешуточной гордостью, и ведь да… знак качества, никак иначе! Я сразу проникся к осназовцу симпатией, начав воспринимать его не иначе, как дальнего родственника. Ну… а кто он после это есть?!

– Там уже сложней пришлось, – признал Корней и звучно почесался, так что я напомнил себе, что человек трое суток без сна, и всё это время не на жопе ровно сидел, с кофием и какавой под боком. Чудо, что при таком раскладе он вообще связно разговаривать может, притом с живыми людьми, а не невидимыми для всех прочих собеседниками!

– У нас, собственно, задача была – пошуметь, – криво ухмыльнулся осназовец и заплямкал губами, так что один из штабных, догадавшись, сунул ему в рот свою сигару.

– От спасибочки, – закивал Корней, затягиваясь до головокружения и звучно прокашливаясь, – До самых печёнок продрало, ети… и хорошо, а то глаза слипаются…

– Пошуметь, – терпеливо повторил Санька, почти не глядя рисуя на краю листа шотландского стрелка с задранной ветром юбкой. У брата часто так – руки помимо головы работают, не раздумывая и почти не глядя.

– А! Да, пошуметь, – кивнул разведчик, с трудом отрывая взгляд от рисунка, – Я ж говорю – у семи нянек! В таком разе можно знатно набедокурить! Сумятицу внесть по-разному можно, ан результат один – у нас погибших помене, у их – поболе! А тут…

Он снова крепко затянулся.

– … летадлы, ети! Случайно увидели.

– Близко подошли? – осведомился Ивашкевич, который чем дальше, тем больше принимает на себя функции начальника разведки ВВС. Не официально пока, а так… характер подходящий, ну и опыт, не без того.

– Близко? – удивился Корней, – Зачем? Не… так-то можно было, но время… Летунов, их всерьёз охраняли. Я так думаю, вообще чудо, што оне в ентом бедламе оказилися.

– Случай… – протянул Тома, - тылы скомкались, вот так и вышло.

– Могёт быть, – согласился осназовец, – а могёт – хитрый план у британского благородия! У их, у британцев, которые из благородий, башка по странному работает, не как у людей. Свои какие-то соображения.

– Так что близко лезть не стали, – подытожил Корней, снова затягиваясь сигарой. На некоторое время он прервался, подхватив из руку вестового огроменную чашку с бульоном из супа, который и выпил до самого донышка, шумно отдуваясь и болезненно сглатывая.

– Не стали, – повторил он, благодарно кивая, – чтоб не насторожить. Да и время! Пока туда, пока сюда… Што толку от самово полново донесения, если оно запоздало? Так что мы оттедова когда выбралися, так сразу руки в ноги и бегом! А как к нашим подобралися, так дальше и сами знаете. Сразу, знацича, до штабу, и через пять минуточек уже в небе летел. Тока и успел, што посрать заранее!

Поблагодарив, отпустили осназовца, оставив на попечение техниов, потащивших того мыться в полевой душ. Корней зевал, норовил завалиться спать на плечи сопровождающих, но те не сдавались, бубня ему о вошках, киселе опосля душа и чистой постели с холодным пивом после. С пивом – это уже их собственная инициатива. Очень уж они впечатлились рассказом разведчика, как им с товарищами несколько часов пришлось прятаться среди начавших подтухать трупов…

– Ну, слава Богу… – широко перекрестился Ивашкевич, – нашлись потеряшки!

– Осталось всего ничего, – хмыкнул Санька, – узнать место и время!

– Это-то? – Адамусь ухмыльнулся уголком рта, – Решаемо! Держать такую армаду близ линии фронта зряшно никто не станет. Накладно, да и опасно…

– Верно, – согласился я с литвином, – что-то ты, брат, сегодня не в форме… Голова не варит?

– Есть такое дело, – смущённо улыбнулся Санька, – Я… хм, дышал сейчас через два раза на третий, так что наверное, мозги за недостатком кислорода отказывать начали.

– Да, духовитый разведчик, – согласился я, с трудом давя смешок, но остальные и не подумали этого делать.

В штабной капонир заходить не стали – там, кажется, всё пропахло мертвечиной, так что приказав вестовым вытащить на свежий воздух столы с макетами местности и документы, расположились в десятке метров от входа, растянув огромный тент над головами.

Информацию складывали кропотливо, как паззлы, часто не видя, а скорее догадываясь о ситуации.

– А! Погодь… – вскакивал то и дело кто-нибудь из нас, начиная рыться в документах, – Своими же глазами… а, вот оно!

… но не всегда это оказывалось именно то, что нужно, и пару раз мы едва не забрели в конспирологические дебри, выстроив очередную стройную теорию на фундаменте из предположений и невнятных косвенных фактов.

– Флешетты… – подытожил Военгский, вставая со стула и нависая над столом, разглядывая местность, – это всё-таки флешетты!

Мы покрутили его версию так и этак, а я, ради чистоты эксперимента, выступил даже адвокатом дьявола, но Илья весьма аргументировано отстоял свою позицию. Бумажечка складывалась к бумажке, и копия накладной на грузы, сделанная в портовой канцелярии, ложилась к донесению агента из Англии о том, что пилоты британских ВВС особое внимание уделяют отработке полёта в составе целого полка.

– … а вот ещё! – выкладывал свой козырь Корнелиус, поминая дальнего родственника, который своими глазами видел что-то этакое… «Этакое» часто было весьма косвенным доказательством, но врать (не считая охотничьих побасенок) африканеры не приучены, а число родственников у Борста исчисляется сотнями, и это только достаточно близких.

Сейчас, начав перебирать свою память, ведомый вытряхнул из пыльных кладовок очень много того, на что ранее просто не обращал внимания. У кого-то бывший работник уехал после войны в Капскую колонию, и работая в порту, писал письма родне. Письма эти, как водится у безграмотных в массе своей чернокожих, читали (да и писали) работодатели или просто доброхоты. Так что с одной стороны – ничего вроде тайного, а с другой – проскакивало!

– Всё-таки флешетты, – подытожил я, потирая подбородок.

– Массовое применение флешетт, – уточнил Санька.

– Массовое, – соглашаюсь с ним, тасуя по всякому бумажки и бумажечки, в которых говорилось о флешеттах хоть прямо, а хоть бы и косвенно, – иначе бессмысленно выходит. Одно к одному всё – строем в составе воздушной армады летать тренировались, флешетты… Почему, кстати, не бомбометание?

– Дёшево и сердито, – пожал плечами Адамусь, – если по плотным пехотным колоннам, то флешетты немногим хуже выходят, если вообще хуже.

– А, ну да… – киваю я, – никаких проблем со взрывателями, а потянуть верёвочку, высыпая металл на людей, задача технически несложная. И… как там у нас с полевыми укреплениями?

– Да какие там укрепления! – моментально отозвался Илья, – Смех! Армия пятится, так что дальше обычных окопов редко дело идёт, а так всё больше за ближайшим пригорочком норовят залечь. Чтоб копать поменьше.

– Вот и ответ, – бледно усмехнулся Санька, – Что в пехотные колонны сыпать флешетты, что так…

– А действительно, логично всё! – у меня наконец всё сошлось, – Огромная армада британских ВВС делает налёт и высыпает на наши укрепления тонны металла. Потом наступление…

– Я бы ещё артиллерией обработал, – мрачно сказал Санька.

– И артиллерией, – киваю я, – Но к артиллерии буры уже привыкли, а вот вражеская авиация над их головами, да в таких количествах…

– Побегут, – сморщил нос Адамусь.

– А кто бы не побежал? – меланхолично отозвался Илья, и мы замолкли. Британцы сделали ставку на количество, и нам предстоит размотать в прах почти семьсот аэропланов, прибывших в Африку.

Несмотря на техническое превосходство и все подсчёты, обещающие нам победу, цифра эта неприятно холодит виски. Авиация в ЮАС достаточно многочисленная, но собственных технических мощностей у нас не хватает, а французские союзники вполне логично решили, что им нужнее, ограничив продажи на сторону незадолго до войны.

Вся наша наличная авиация, это чуть больше двухсот пятидесяти аэропланов. Половина из них по разным причинам не годятся для мобилизации. У кого-то ресурс двигателя выработан близко к критическому, другие (а таких немало) весьма творчески переделали планер под своё понимание нужного. Есть и третьи, и десятые…

… так что полноценных аэропланов, прошедших модернизацию, и пилотов, имеющих соответствующую подготовку, меньше семидесяти.

Нет, остальные не сидят без дела, и в меру сил возят почту и медикаменты, забрасывают во вражеский тыл осназовцев, патрулируют границу и так далее, и тому подобное… Они герои, без шуток! Но воздушный бой… никак.

Вообще, у нас очень маленький запас прочности. Техническое превосходство на коротком плече – есть, а технических мощностей – очень мало!

– Тактика и стратегия понятны, – подытоживаю я, оставляя не слишком-то приятные мысли при себе, – место применения в общем-то тоже. Наши войска сейчас достаточно плотно сжаты, отступая на Блумфонтейн и Кимберли. Несколько километров в одну или другую сторону… для авиации никакой разницы.

– Осталось всего ничего, – в тон отозвался Адамусь, – время!

– Время… – я задумался, прикидывая так и этак, но чем больше прикидывал, тем больше мне начинала импонировать простота идеи. У нас и без того очень многое подвисает на предположениях и допусках, приправленное плохо отлаженными механизмами разведки.

Вот же парадокс! Разведка у нас есть, и очень недурственная, а вот именно то механизмы её не отлажены, отчего буксуем иной раз, оскальзываясь на совершеннейшей мелочи.

Вся необходимая бюрократия, правила и инструкции, гласные и негласные традиции, школа… Всему этому и многому другому предстоит быть вылепленным из талантов отдельных людей, интуиции, самопожертвовании, энтузиазме масс и прочего.

– Время, – ещё раз повторяю я, – мы будем выбирать сами!

– Слишком уж мы увлеклись многоходовками и косвенным давлением, – продолжаю, и вижу понимание, проступающее в глазах брата, Адамуся, Ильи… – и не сказать, что это как-то плохо! До поры нужно было действовать аккуратно, чтобы не спугнуть британцев, не подставить своих агентов и прочее «Не».

– А сейчас нам известно место базирования одного из авиаотрядов, – подхватил Санька, склоняясь над макетом местности, – и судя по донесениям разведки, там не двадцать и не тридцать аэропланов, а примерно половина от общего числа Африканских ВВС Британии. Сжечь их на земле?

– Идея хорошая… – шестерёнки в моей голове крутятся аж с провизгом, – но нет!

– Почему? – удивился брат, – Один массированный налёт…

– Один массированный налёт, и от нас ничего не останется! – перебиваю его, – Ты рисунки-то свои вспомни, которые со слов Корнея рисовал!

Он задумывается на пару секунд и морщится, нехотя кивая. Вряд ли так вышло специально, скорее – воля случая и горного рельефа местности, но летательные механизмы на стоянке британских ВВС разнесены достаточно далеко друг от друга.

Аэропланы стоят небольшими группами, по три-пять штук. Бомбить по столь незначительным целям с большой высоты бессмысленно, а снижаться, рискуя попасть под ответный огонь десятков тысяч стволов, это самоубийство чистой воды!

Проблемно… А с другой стороны, британцы не смогут взлетать одновременно хоть сколько-нибудь большой группой! Предполётная подготовка в таких условиях должна отнимать кучу времени и сил… по идее.

– Беспокоящий налёт малыми силами? – уныло озвучил Санька очевидную вещь.

– Он самый, – киваю благосклонно.

– Может…

– Нет! – обрываю Адамуся, – Запрещаю! Полетят ребята из резерва второй очереди! При бомбёжке с такой высоты уровень мастерства не принципиален.

– А если… – надувается Санька.

– Если кого собьют, – я хладнокровен и предугадываю слова, – то напоминаю – все они добровольцы и давали присягу!

– Мы тоже… – это уже Ефимов. Я хотя было отмолчаться, но заметил, что глаза у ребят… Это не то чтобы бунт, но тот случай, когда объяснять – надо!

– Мы, в отличие от резервистов второй очереди, будем драться потом в воздушном бою, а при всём нашем техническом превосходстве, превосходство в численности, притом абсолютное, никто не отменял!

– Подумаешь… – тот же Ефимов, и я задумываюсь, а нужен ли мне такой пилот вообще? Нет, летает хорошо, но вот дисциплина… или это вылезает подспудное желание утвердиться в роли вожака? Надо будет обдумать…

– Именно что подумаешь! – резко парирую я, – И как следует! Нельзя считать британцев априори слабейшими, потому как это совсем не так! Да, стрелковое вооружение у нас безусловно лучше, да и возможность пилотажа даёт огромное преимущество! Но британцев просто-напросто больше, и напоминаю, что на каждом британском аэроплане есть пулемёт и стрелок! Пусть даже он может стрелять не со всех позиций, но ведь может!

– А дирижабли с пулемётным вооружением? – нахожу я новый аргумент, – А зенитная артиллерия? А ещё целая куча всего, которая нам может быть просто неизвестна? Нет уж… расслабляться ни в коем разе нельзя! Тем более, напоминаю вам – нам нужно не просто победить, а победить с минимальными для нас потерями, а желательно и вовсе без оных! И не по очкам победить… У нас нет запаса прочности на большую войну, вы это помните?

– С этим я бы поспорил! – возразил Ефимов, и я замолк, повернувшись к нему. Игра в гляделки особых результатов не принесла, я ожидаемо передавил его взглядом, но вижу – не убедил!

– Не знаю, что с тобой, Миша… – нехотя произношу я, – но от командования звеном я тебя отстраняю! Сергей! Уточкин! Принимай звено Ефимова.

– Д-да, – отозвался тот без особой охоты, виновато поглядывая на дружка.

– Крутёхонько, – пробормотал кто-то из пилотов на грани слышимости, но обострять конфликт я не стал. Да и Миша, посверкав глазами, вздохнул прерывисто, и сдувшись, отошёл в сторонку.

– У него с девушкой нелады, – сказал негромко Санька – как бы не мне, а вообще, в сторону.

– И? – я еле заметно повернул голову к брату, – Считаешь, што я не прав?

– Да нет… так просто…

– С тобой, – я выцепил взглядом Ефимова, – мы поговорим после боя! И не вздумай джигитовку в воздухе устраивать! Это, к слову, всех касается. Бой – не воздушный цирк, и работать я приказываю не красиво, а целесообразно! За пилотаж ради дурной лихости, и вообще за ненужный риск, карать буду нещадно, вплоть до отстранений от полётов и перевода в резерв ВВС! Ясно?

– Ясно… – не слишком дружно пробурчали пилоты, и даже Миша Ефимов, при всех его сердечных неладах, выглядел смирным. Ха!

Я мысленно погладил себя по голове. Трюк нехитрый… На Мишу Ефимова я изрядно зол, но не подставься он вовремя, я докопался бы до чего другого! А как с ними, чертяками, иначе? Хороший пилот, это всегда личность яркая и самостоятельная, иначе и быть не может! Надо, надо осаживать… иначе не в шахматном стиле баталия будет, а натуральная собачья свалка!

– Местонахождение британских ВВС под Блумфонтейном нам известно предельно точно, хотя отчасти и по воле случая, – продолжил я, – а вот установить расположение ВВС возле Кимберли нам удалось с точностью плюс-минус лапоть.

Адамусь поморщился, принял мои слова как укор, и я поспешил добавить…

– Ивашкевич и разведка ВВС отработали на ять. Проблема, судя по всему, в штабе ВВС.

– Вот как знал! – сплюнул Борст, весьма грубо охарактеризовав почтенных мужей из Фольксраада. Я на это только плечами пожал… а что, собственно, нового?

Власть у Снимана не абсолютна даже во время войны, а продавить абсолютно любое своё решение в Фольксрааде он не мог даже во времена недавнего политического кризиса. Тем более, в этом славном месте хватает мудаков искренних, не связанных с бриттами и сомнительными лицами разного толка.

В итоге, я по-прежнему командующий ВВС Кантонов, а никак не всего ЮАС. Начальство надо мной всё такое же коллегиальное, и единственное – функции оного стали куда как более размытыми.

Де-факто, да отчасти и де-юре, я ИО командующего ВВС ЮАС, но есть, как говорится, нюансы…

… которые в настоящее время осложняют жизнь.

Откровенным вредительством моё коллегиальное начальство не занимается, но время от времени кто-то из них (или что чаще – кто-то из их непосредственных подчинённых) начинает надуваться важностью. Замедляется прохождение каких-то документов или скорость принятия решения, или… Вариантов много, и все они мешают нам жить.

Собственных подчинённых у коллегиального командования почти нет, не считая раздутые кадры штаба ВВС ЮАС, да резервистов, притом последние подчиняются им скорее косвенно. Дурацкая ситуация, когда боевые приказы исходят из моего штаба, а материально-техническое обеспечение проходит через штаб ВВС ЮАС. В общем…

… ничего нового. Классический армейский бардак, примеров которого, притом куда как более вопиющих, полнёхонько в любой армии мира.

Случаев такого рода хватает, и мы бережно всё документируем и подшиваем, дабы потом предъявить адресатам. А будет ли это официальное расследование или негласный договор в кулуарах… по ситуации.

– Проблема в штабе ВВС ЮАС, – ещё раз повторил я, – наверняка ведь разведка доносила нужную нам информацию, притом не раз и не два! Так вот… Но выбора особого у нас нет, как нет и времени на наведение порядка в штабе, разбор бумаг и раздаче всем причастным тумаков и пряников.

– Поэтому… – я сделал паузу, – работать будем от провокации! Флешетты и зажигательные бомбы – без изменений.

– Бомбы, хм… – пробормотал Санька.

– Есть возражения? – поворачиваюсь к нему.

– Напротив! – замотал головой брат, – Концентрация британских войск, подготовившихся к наступлению, очень велика…

– Пользуются, самки собаки, что у нас с гаубичной артиллерией туго! – воинственно выпятил челюсть марселец.

– Не без этого, – скривился Санька, – будь у нас гаубицы в должном количестве… Но чего нет, того нет! Концентрация войск, повторюсь, у бриттов запредельная, и складов – в том числе!

– Есть чему гореть! – зло хохотнул Илья.

– Верно, – усмехнулся брат.

– Флешетты и зажигательные бомбы – как основа, – снова беру слово, – а вишенкой на этом торте будут листовки!

– Точно! – ахнул Саня, – Письмо запорожцев турецкому султану!

– Хм… – я, откровенно говоря, думал о более сдержанном варианте, но…

– Вариантов письма сделаем несколько, – подытоживаю я, – от сдержанно-джентльменских, до запорожских! А потом… хм, будем поглядеть!

Отряд пришлось разделить на две части, перекрыв оба направления.

Перебазировались на заранее подготовленные аэродромы, и самым сложным оказалось отбиться от разного рода любопытствующих. Причём если людей начальственных можно было слать далеко и надолго, пользуясь Уставом и субординацией, то всякого рода сектанты из буров, норовящие провести молитвенное собрание на лётном поле, и непременно чтоб с участием всего лётного состава, довели меня мало не до бешенства! У них, понимаешь ли, откровение было… а?! Вот такая вот она, обратная сторона религиозного общества…

– Новейшее оборудование, черти полосатые! Не повредите! – оператор, хватаясь то и дело за грудь и явно путая сердце с поджелудочной, суетится вокруг аэроплана, помогая устанавливать оборудование. Успокаивают его на пяти языках разом, отчего тот только пугается и приходит в совершеннейшее отчаяние.

– Вашу ж Машу… – не выдержав, присоединяюсь к техникам, а то они и в самом деле наворочают…

… да кого я обманываю!? Мне просто интересно…

Наконец, в облегчённый до предела аэроплан впихнули оборудование, оператора и листовки, срочно отпечатанные в походной типографии, и я взобрался в кресло пилота. В несколько минут набрав высоту, устремляюсь в сторону Кимберли, постоянно отвлекаясь на восторженно-идиотические реплики оператора.

В разведывательные полёты я привык летать с кем-то из подготовленных ребят – благо, любой наш пилот, имеющий классность, учится в том числе и профессии лётчика-наблюдателя, где умение обращаться с кино и фотоаппаратурой – обязательно. Они если что и говорят во время полёта, то сугубо по делу, а этот…

… не затыкается! И ведь не заменишь… аппаратура новейшая, работать на такой вдруг не выучишься, так что приходится терпеть.

– … пейзажи, ах какие пейзажи! – фонтанирует тот восторгами. Поди ж ты… воронежский мещанин, несколько лет ещё бывший прикащиком в лавке, ныне один из тех людей, кто делает Большое Кино. И как делает…

… но при этом – не затыкается!

Наконец мы добрались до Кимберли и я, на расклеенном под облако аэроплане, барражирую над лагерем противника на солидной высоте. Здесь тоже свои хитрости, которые человеку непосвящённому не вдруг и объяснишь, но управлять аэропланом с киноаппаратурой может далеко не каждый.

Несколько минут слушаю оператора и вглядываясь в расположение вражеских войск под нами. Разведка дала нам достаточно точные данные о расположении зенитной артиллерии, дирижаблей и тому подобных вещей, но…

… доверяй, но проверяй! К слову, нахожу ряд несоответствий, достаточно важных для будущего рисунка боя.

Это по плану бой будет проходить на больших высотах, вне досягаемости зенитной артиллерии и дирижаблей, укрытых пока в ангарах. А вот получится ли… Да и если придётся выходить из боя со снижением, то лучше знать, где можно нарваться на нацеленные в небо пулемёты!

На рисунке, составленном по данным ранешней авиаразведки, делаю правки, уточняя диспозицию, и постоянно поглядывая на часы, вмонтированные в приборную доску. Время, время…

Резервисты появляются с небольшим опозданием. Пять аэропланов, едва ли не чадящих от натуги, расходятся над лагерем противника, вываливая с большой высоты флешетты и зажигательные бомбы. Меткость их оставляет желать лучшего, но тем не менее, фиксирую небольшие возгорания на земле.

– Ах, какие кадры! – восторгается оператор громогласно, хрипло перекрикивая рокот двигателя, – Какие кадры!

Он орёт что-то не слишком связное, а я просто жду… Отбомбившись, резервисты уходят, и их почти тотчас сменяет вторая волна, действующая как под копирку. Единственное – в этот раз на земле огненными цветами расцветают зенитки, и кажется – в небо выстреливают патроны вообще все, имеющие оружие.

Фантазия моя с почти документальной точностью рисует оскалившихся британских солдат, нацеливших в небо дула винтовок, и раз за разом нажимающих на спусковой крючок. А вот молодые офицеры, бездумно палящие в небо из револьверов… офицеры постарше, пытающиеся навести порядок…

Вряд ли вторая волна отбомбилась удачней, но всё же, всё же… Они как минимум не дали затушить сброшенные ранее зажигательные бомбы, добавив в этот праздник пороха и огня своих подарков.

Британский лагерь не то чтобы полыхает, но весёлые огни, едкие дымы и вся это интересная суета людей, пытающихся бороться с огнём под бомбами, определённо оживили пейзаж!

Третья волна ставит жирную точку в этом веселье, и (что особенно для меня важно!) резервисты ухитряются повредить один из ангаров с дирижаблями. Не фатально… увы. Но пощёчина знатная!

Напоследок пройдясь над британским лагерем, вывалил листовки, закружившиеся белыми голубями в чёрном дыму.

– Ещё круг! – орёт оператор, и я поколебавшись, делаю круг над этим растревоженным муравейником.

– Взлететь пытаются! – орёт оператор, – Там! Там!

От волнения он забыл все выученные условные обозначения, и только орёт «Там» с превеликой громкостью и заедливостью сломавшегося патефона.

«Там», внизу, попытка взлететь обернулась неудачей. Вражеский «Виккерс», подпрыгнув, остался на земле и очевидно повредил шасси. Аэроплан спешно убирают со взлётной полосы, и других попыток взлететь я не вижу.

«Взлётную полосу повредили ненароком. Удачно!» – мелькнуло в голове, и я, от греха подальше, поспешил в сторону Кимберли. Не стоит гневить Судьбу!

Сев как можно аккуратней, дабы не повредить драгоценное оборудование, я сразу подрулил к ангару. Воронежский мещанин орал что-то восторженное, и сняв с помощью техников аппаратуру, утащил её для дальнейших работ.

– Есть, коммандер! Есть! – подбегая, заорал издали Борст, размахивая телеграммой, – Налёт на британский лагерь под Блумфонтейном увенчался удачей! С нашей стороны потерь нет!

– Ну, слава Богу… – перекрестился я, тут же почти смутившись. Где Бог, а где…

… впрочем, мысли духовного толка не задержались в моей голове, вылетев сразу и напрочь!

Пообедав в столовой и ополоснувшись под душем, поспешил на киносеанс, устроенный в одном из ангаров. Оператор, по нашему требованию, то и дело останавливал фильму, дабы мы могли разглядеть подробности. Хотя не сказать, что видимость настолько уж хороша, но…

… некоторое представление о британском лагере мы всё ж таки получили.

Пусть даже это далеко не первый разведывательный полёт, но зато – данные, свежее некуда! Пилоты смотрели внимательно, изучая ТВД, спорили и обсуждали тактические перестроения.

Я стучал мелом по доске, установленной сбоку от экрана, и бегая с длинной указкой к простыне, снова и снова расставляя эскадрильи, вдалбливая в горячие головы схемы и дисциплину. Время то тянулось медленно, когда каждая секунда длилась и длилась, то начинало идти вскачь.

Вестовой у входа в ангар, беспрестанно поглядывающий на небо, измаялся пуще всех. Кажется, взглядами в нём натурально дырку протёрли!

Но аэропланы с наблюдателем всё кружились и кружились в высоте, не подавая никаких знаков. Никаких!

Не могу сказать, чтобы это приводило меня в отчаяние, но всё же, всё же…

– Буры вытерли ноги о честь британской армии, – сдерживая гнев, рявкнул Китченер, – Снова!

– Лорд, я…

– Снова! – с экспрессией повторил Горацио Герберт Китченер, свирепо глядя на стоящего перед ним командующего Британскими ВВС в Африке.

– Лорд Китченер, – упрямо склонил тот лобастую голову, – потери незначительны и…

– Генри! – генерал-лейтенант прервал стоящего перед ним старого приятеля, – О незначительности потерь я знаю лучше тебя! Я говорю о моральной стороне дела! Люди чувствуют себя униженными, ты понимаешь? Вся мощь британской военной машины, всё наше техническое и численное превосходство – ничто, если мы не в состоянии ответить на плевок в лицо о буров! Это вызов, понимаешь?

Китченер устало поглядел на командующего авиацией.

– … вызов, – тускло повторил он, – и мы ответим на него.

– Сейчас, – сказал он с нажимом, – ты поднимешь все аэропланы, загрузишь их флешеттами и бомбами и вывалишь на головы этих чёртовых дикарей! Ты сделаешь это столько раз, сколько понадобится, чтобы обратить их в бегство.

– Свои планы… – лорд Китченер, запнувшись, надёл на голову фуражку, которую до того вертел в руках, – можешь выкинуть! Стратегия…

Он фыркнул пренебрежительно.

– Я вижу тоже, что видят все солдаты британской армии – у нас в десять раз больше самолётов, но буры плюют нам в лицо! Последний индийский носильщик в нашей армии видит не твои планы, Генри! Он видит плевок в лицо! И если мы утрёмся сейчас… позже, Генри, крови будет намного больше!

Аэроплан сделал круг над лётным полем, и снизившись, сбросил вымпел.Вестовой, не дожидаясь приказа, кинулся к нему со всех ног. Упав почти тут же, он вскочил и быстро захромал дальше, не обращая внимания на разодранную штанину и текущую по ноге кровь.

– Британцы взлетают! – заорал он тоном человека, причастного к Великому…

… и кто скажет, что это не так?!

Всё, казалось бы, отрепетировано много раз… и всем нам известно, что «взлетают» нужно понимать не буквально! Британцы всего лишь начали подготавливать взлётные полосы, перекатывать аэропланы от мест стоянки и заниматься всеми теми подготовительными работами, без которых вполне можно было бы обойтись, подойди они к выбору места дислокации с большим тщанием.

… и тем не менее мы выбегали, на ходу накидывая лётные куртки и шлема, надвигая на глаза очки. Техники вместе со стрелками уже выкатывают из ангаров и из-под навесов полностью подготовленные аэропланы, и все мы…

… строго по регламенту, наспех проверяем – полны ли баки горючего, есть ли вода во флягах, шоколад и вся та боевая химия в аптечке, без которой мы покамест благополучно обходились. Но… а вдруг?!

Лёвка уже занял место стрелка, скалится кипенно-белыми зубами, напоминая мне бешеного хорька. Он уже там, уже в битве…

– Охолонь, берсерк иудейский, – осаживаю его насмешкой, и секретарь медленно начинает приходить в себя. Вот в глазах проявился проблеск мысли, напряжённые губы разгладились, закрывая зубы…

… и на лице появилась смущённая усмешечка.

– Вот так и держать, – приказываю я, играя на публику отца-командира… и как играя! В жизни так не актёрствовал, даже в бытность Дашенькой! Боже… кто б знал, как меня колотит внутри! Сейчас мы будем держать важнейший экзамен в нашей жизни, от которого зависит само существование государства. Здесь и сейчас решается всё…

Мы успели. Британская армада только начала подниматься в воздух, и добрая четверть вражеских аэропланов ещё стоит на земле. Вокруг техники, стрелки и пилоты, напомнившие мне муравьёв, суетящихся вокруг дохлых жуков. В небе же пока царствует…

… Хаос! Британцы только начали выстраиваться в то, что они понимают как боевой порядок. Должна, судя по всему, получиться этакая фаланга, растянутая на сотни и сотни метров по фронту. Пока же это отдельные отряды… в лучшем случае!

Внизу огромные скопления народа, сидят чуть ли не на головах друг у друга.

«Наступление готовили» – отмечаю машинально, будто ставя галочку в ежедневнике. Всё земное воспринимаю очень отстранённо, единственное – на плечи ещё сильней надавила ответственность, теперь уже не только за дела небесные, но и земные. Вся эта человеческая масса готова вылезти из окопов, и ждёт только пачки дрожжей, то бишь авианалёта и артиллерийского обстрела наших позиций. Как же их много…

Моделей аэропланов свыше полутора десятков, но все они в той или иной степени клоны моего «Феникса», и чем дальше отстоят от оригинала, тем они хуже. Конструкторская мысль британских инженеров тяготеет всё больше к гигантизму, да к сложным техническим решениям – не всегда безнадёжным, но неизменно – сырым! Через год или два, буде этой войне суждено столько длится, инженеры и пилоты Британии наберутся опыта…

… а пока – так!

Преимущество в высоте у нас, и качнув крылами, я приказываю: делай, как я! Не прицеливаясь особо, вываливаю на британские аэропланы смертоносный груз флешетт и маленьких зажигательных бомб.

Особых результатов не вижу… разве только «Феникс» подпрыгнул, став ощутимо легче. Но мои действия повторило тридцать пять аэропланов ВВС Кантонов, и с десяток британцев поспешили на свидание с Землёй… Ещё с десяток или полтора чувствуют себя неуверенно, но их по-прежнему слишком много!

Матерно залаяли британские зенитки, полуденное небо приняло в себя разрывы сотен снарядов…

… и ещё десяток вражеских аэропланов закувыркались вниз!

– Сами! – восторженно заорал Лёвка, перегнувшись вперёд на ремнях, – Сами, своих же!

Я оскалил зубы в злой улыбке, но почти тут же плотно сжал губы, сбрасывая наваждение. Да, сами… и я надеюсь, это не последняя ошибка британцев!

Стрелять зенитчики почти тут же прекратили, и лишь изредка бахали выстрелы, выцеливая нас в разрывах британских боевых порядков. Пока тщетно…