Крестоносец Кейн Бен
– Я заключил мир с Танкредом, – сообщил Ричард.
– Если у маленькой собачки есть хоть немного мозгов, она не станет отбивать кость у собаки побольше.
Губы короля дрогнули.
– Это еще не все. Освободив тебя, Танкред не вернул твою вдовью долю.
– Он скуп.
– Не сомневаюсь. Но после событий в Мессине ему пришлось переосмыслить свое положение. Двадцать тысяч унций золота тебя устроят?
– Двадцать тысяч? – Джоанна всплеснула руками. – Ах, какой счастливый день! Ты славно потрудился, брат.
– Он заплатит условленную сумму в течение двух недель, но это еще не все, – продолжил Ричард, наслаждаясь. – Я вытряс из него еще двадцать тысяч.
– Речь, часом, не о наследстве, завещанном Вильгельмом нашему господину отцу?
– О нем самом. Я подумал, что мне сподручнее получить монеты вместо золотого стола и шелкового шатра на двести человек.
Озадаченный, я посмотрел на де Бетюна. Он тихонько пояснил: покойный супруг Джоанны Вильгельм давно собирался поднести Генриху, отцу Ричарда, щедрый дар, чтобы Генрих помог с освобождением Иерусалима.
– Танкред не утверждал, что завещание лишается силы, поскольку папа умер прежде Вильгельма? – спросила Джоанна.
– Утверждал.
– И все же ты заставил признать его.
– Ничего подобного. Просто сказал, что, если Танкред желает оставаться королем Сицилии, ему придется заплатить.
По губам Ричарда пробежала хищная улыбка.
Комнату заполнил звонкий женский смех.
– Ну, брат, это трудно назвать выбором.
– Я подсластил снадобье, предложив стать его союзником. Хочешь не хочешь, нам предстоит зимовать на Сицилии – едва ли Беренгария успеет приехать до Нового года. И если мы будем заодно с Танкредом, жить станет гораздо проще. Если бы я его оттолкнул, он бы проторил дорожку Филиппу. Они и так вели тайные переговоры, если верить моим лазутчикам. Но теперь этому конец.
– Танкред дает тебе золото. А что получает взамен?
– Одна из его дочерей, когда войдет в возраст, выйдет замуж за моего наследника.
– Но Джон уже женат.
– Я не о нем.
– А о ком? – спросила она недоуменно.
– Ах, малышка! Я же совсем позабыл, как далеко занесло тебя от дома. Джону нельзя доверять.
– Мне он запомнился милым пухлощеким мальчиком, – промолвила Джоанна, нахмурившись.
Я попытался скрыть усмешку, а Ричард фыркнул:
– Может, так и было давным-давно, но с тех пор этот щенок сильно изменился. По этой причине и по многим другим мой наследник – не он, а Артур Бретонский.
– Сын нашего брата Джеффри? – Дождавшись кивка, Джоанна продолжила: – Ему ведь года два или три от роду?
– Три.
– Дитя. Джона твое решение явно не обрадовало, ведь он – взрослый мужчина.
– Он получил до моего отъезда щедрое возмещение. Я пожаловал ему четыре графства и еще много чего. Но хватит про Джона.
Она кивнула:
– Вполне понятно, что выиграет Танкред благодаря брачному союзу. Имея твою защиту, он может не бояться семейства Гогенштауфенов и их намерений захватить остров. А что этот союз принесет тебе?
– Помимо двадцати тысяч унций золота?
Джоанна скроила гримаску.
– Не забывай, что германского императора твои действия совсем не порадуют. Как ни крути, Констанция – законная наследница трона.
Как ни странно, сама Джоанна не имела прав на престол Сицилии.
– Меня мало заботит, что думает Барбаросса. Полагаю, что и ему до меня дела нет. Если между нами возникнут разногласия, мы разрешим их в Утремере.
Фридрих уже находился на пути в Святую землю.
– Тем не менее дочь Танкреда не чета твоему наследнику, Ричард.
– Такие брачные союзы нечасто доводятся до конца, а Артуру всего только три года. А вот я скоро женюсь. Даст Бог, не пройдет и года, как у меня появится собственный сын.
– Очень жду этого дня.
Вопреки сказанному, лицо Джоанны омрачилось. Ричард коснулся ее руки:
– Тебе, должно быть, хочется иметь детей.
Она кивнула:
– Мы с Вильгельмом жили счастливо. Как жаль, что у меня не осталось на память о нем сына или дочери.
– Воистину это жестоко. Но для тебя не все еще потеряно.
– Только не выдавай меня замуж прямо сейчас! – Впервые за ее внешней уверенностью проступила хрупкость. – Ричард, мы не виделись четырнадцать лет, и я не вынесу, если вскоре нам снова придется расстаться.
– Не переживай, малышка! – обнадежил ее король. – Беренгария поедет со мной. Но мне придется часто оставлять ее ради войны с сарацинами. Мне пришло в голову, что вы с ней могли бы неплохо проводить время. Если ты не против, конечно.
– О большем я и не прошу.
На глазах Джоанны выступили слезы счастья.
– Ну вот и договорились, – удовлетворенно произнес Ричард.
Государь не заметил моей радости, в отличие от де Бетюна.
– Поосторожнее, Руфус, – шепнул мне рыцарь на ухо. – Она ведь сестра нашего короля.
Я изумленно посмотрел на него:
– Неужели по мне все видно?
– Король не замечает, он занят Джоанной. Как бы он ни любил тебя, ему может не понравиться, что ты питаешь чувства к его сестре.
Я кивнул и попытался придать лицу настолько невозмутимое выражение, насколько смог. Увы, мое намерение не замечать Джоанну долго не продержалось. Вскоре Ричарда отвлекло срочное послание из Мессины. Извинившись перед сестрой, он уединился с де Бетюном в боковой комнате. Оставшись почти наедине с Джоанной – придворные дамы, вот незадача, держались поблизости, – я был охвачен радостным возбуждением, но совершенно не знал, о чем говорить.
Она облегчила мою ношу, попросив рассказать еще раз о штурме башни. Мы вышли в сад, взгляды дам упирались нам в спины. Одна предложила прогуляться с нами, но Джоанна отмахнулась. Я воспарил, почти напрочь позабыв о предупреждении де Бетюна. Галерея с колоннами тянулась вдоль всех четырех стен сада, украшенного цветочными грядками и фруктовыми деревьями. В середине его располагался колодец.
Для начала я упомянул о том, что Ричард заприметил башню еще до того, как в ней появилась нужда.
– Он с детства был искусен в ведении боя, – сказала Джоанна.
Не желая показаться хвастуном, я пропустил те первые минуты, когда мы входили в башню. Улыбнувшись, она остановила меня и велела поведать все целиком, а не только часть. Слегка смущенный, я повиновался.
– Ты спас ему жизнь.
– Я бы так не сказал, мадам. Я помешал королю попасть под вылетевшую арбалетную стрелу.
– Не пытайся меня обмануть! С такого расстояния она вполне могла бы сразить Ричарда наповал.
Я признал ее правоту, и она укорила меня, но ласково, потом велела продолжать.
Рассказ о том, как король стоял надо мной, пока я вылезал из люка, рассмешил ее. Как и наше с де Бетюном приключение, когда мы вывалялись в дерьме и моче – этих слов я, понятное дело, не стал употреблять.
– Вы настоящие братья по оружию, – сказала она, когда я закончил. – Ты, король и остальные рыцари двора.
– Так и есть, мадам, – с чувством подхватил я. Но про себя добавил: «Кроме Фиц-Алдельма и де Гюнесса».
– Как давно служишь ты моему брату?
– Одиннадцать лет, мадам.
– Долгий срок. Можно спросить, сколько тебе лет?
– Тридцать, мадам. В августе исполнилось. – Я помялся, потом отважился: – А вам?
– Двадцать четыре. – Она искоса посмотрела на меня. – Ты женат, сэр Руфус?
– Нет, госпожа. Пока еще не встретил подходящую даму.
– А как ты поймешь, что эта встреча произошла?
Взгляд ее был вызывающим, но при этом игривым.
Я с трудом выдержал его. Она была так близко, только руку протяни, и мы вели речь о любви и желании.
– По правде говоря, госпожа, я и сам не знаю.
– Нерешительность – верный путь к поражению, когда дело касается женщин, – со смехом промолвила Джоанна.
– Может быть, госпожа, но так безопаснее.
Я вообразил свое унижение, если я попробую взять ее за руку и получу отказ.
– На поле боя тебе приходится идти на риск, сэр Руфус.
– Разумеется, госпожа. – Я в замешательстве посмотрел на нее. – На войне иначе не бывает.
– В любви то же самое.
Мне показалось, будто щеки у нее слегка порозовели.
Нашу беседу прервал Ричард, разобравшийся со своим делом. Он громогласно обвинил меня в похищении сестры. То была шутка, конечно, но я обрадовался тому, что король не пригляделся ко мне пристальнее. Совет де Бетюна крутился в моей голове, но я отмахивался от него. Я мог думать только о Джоанне и о том, когда случится наша следующая встреча.
Глава 8
Кольчуга звякнула на мне, когда я затопал ногами, стараясь разогнать кровь. Стояло раннее утро, и в вымощенном камнем коридоре дома де Муэка было зябко.
– Пальцы онемели? – шепнул с противоположной стороны входа в часовню де Бетюн. – Мои как каменные.
– Король, наверное, совсем окоченел, – отозвался я.
– Возможно. Зато он ближе к Богу.
Наши взгляды обратились на дверь. За ней, распростершись перед алтарем, нагой, как в день появления на свет, лежал Ричард. Он пришел недавно, чтобы понести епитимью за свои грехи. Мы стояли на страже, не пуская никого, кроме церковников.
Де Бетюн только что рассказал мне, как подобным же образом приносил раскаяние брат Ричарда, Молодой Король, много лет назад. Это был крайний способ испросить прощения, который казался мне не слишком подобающим для монарха. Но я напомнил себе, что нельзя было и представить, в какой разгул пустится король после взятия Мессины. Ричард всегда любил вино и, когда взгляд его западал на какую-нибудь из них, женщин. Однако в те дни дело обстояло хуже, чем когда-либо. Ночь за ночью он напивался до бесчувствия. Ему приглянулась одна красивая служанка, наполовину сарацинка, и он проводил с ней ночи напролет в своей опочивальне.
Но прошлым вечером все резко изменилось. Заявив, что хочет проветрить голову, король приказал мне сопровождать его во время верховой прогулки. Обрадованный хоть какому-то возвращению к прежней жизни и – кто знает? – возможности уговорить короля навестить Джоанну, с которой мы не виделись вот уже несколько недель, я велел Рису и Филипу седлать коней.
Когда мы выехали на улицу, сарацинку как раз выпроваживали из парадной двери. Лицо ее было залито слезами; заметив Ричарда, она окликнула его.
Помрачнев, он позволил ей подойти. Даже опечаленная, девушка была ослепительно хороша. Они обменялись парой слов, служанка протянула руку, которую он неловко погладил, потом сбивчиво попрощался и тронул коня. Пробежав несколько шагов вслед за ним, она остановилась. Слезы снова потекли по ее щекам.
– Едем, Руфус.
В голосе Ричарда звучали властные нотки.
Я повиновался. Мы скакали бок о бок, грифоны спешили убраться с нашего пути.
Король не произносил ни слова.
Отрешившись от воспоминаний, я бросил взгляд на де Бетюна.
– Как думаешь, почему он избавился от той полукровки-сарацинки? – спросил я. – Из-за того, что женится?
– Предполагаю, что так.
– Но ведь для королей естественно иметь наложниц, даже будучи женатыми.
– Ричард не из таких, Руфус. Помни о том, как он относится к жизни, правлению, политике и войне. Он посвящает себя делу целиком и всегда норовит стать первым, лучшим. – Понизив голос, де Бетюн добавил: – Перепахивать девку из прислуги – не тот поступок, который доброму христианину, а тем более королю, подобает совершать.
– Но нам, рыцарям его двора, на это наплевать, – с жаром прошептал я. – Готов побиться об заклад на сто серебряных пенни, что и его воинам, если они прознают, тоже будет все равно.
– И все-таки… Вчера Ричард заглянул в зеркало своей души, и отражение ему не понравилось.
Так и есть, подумал я, припомнив, как накануне король встретился с одной грифонкой. Высмотрев Ричарда, когда мы проезжали мимо главных городских ворот, женщина с плачем и стонами припала к его ногам, лепеча что-то на скверном французском. Государь не прогнал ее, а выслушал. Сообща мы выяснили, что ее единственный сын тяжко болен.
– Мы поехали навестить его, – рассказал я де Бетюну. – Бедолага лежал в ее доме: голова забинтована, глаза открыты, но ничего не видят. Скорее мертвец, чем парень, но еще живой. Появилась соседка, которая лучше говорит по-французски. Она объяснила, что мальчишка, ему всего тринадцать, оказался в толпе при нашем нападении на город и кто-то из солдат ударил его палицей по голове. Мать нашла его, полумертвого, и перенесла в дом. Там он с той поры и лежал, ничего не видя и не слыша, затерявшись между жизнью и смертью.
– Господь милосердный, – пробормотал де Бетюн, на лице которого проступил ужас. – И что король?
– Он был сокрушен. Просил у женщины прощения за то, что невинное дитя так тяжело пострадало, и обещал прислать своего лекаря, дабы тот сделал все возможное. Вернувшись, он дал лекарю кошелек с золотом для них, но все богатства христианского мира не способны исцелить парня. И король наверняка это понимает.
– Ну конечно понимает. Как и то, что этот парень – не единственный, кто безвинно пострадал во время сражения.
– Теперь я понимаю, почему он здесь.
Мне тоже следует быть там, подумал я, чувствуя, как мою душу раздирает черная вина. Ричард согрешил, прелюбодействуя вне брачного ложа, но не он отдавал солдату приказ проломить голову тому мальчишке. А вот я убил Генри ради собственной выгоды. Это отягчает мою вину.
С другого конца коридора донесся топот мягких туфель.
– Епископы идут, – прошипел де Бетюн.
Мы выпрямились и стали смотреть прямо перед собой, как подобает часовым.
Прибыли все: Вальтер Руанский, Жерар из Окса, Жан из Эвре и с полдюжины других. Высокопоставленные священнослужители пришли засвидетельствовать королевское раскаяние. С ними был несколько жеманный, но приятный клирик по имени Амбруаз. Он состоял писцом при Жераре и постоянно строчил что-нибудь на пергаменте.
Я широко открыл дверь, и они вошли. Прикрывая створку, я глянул на короля, распростертого ниц перед алтарем. Мне стыдно было видеть его таким, и я отвел глаза.
Читать бесплатно другие книги:
