Древние тюрки Гумилев Лев
Несмотря на то что «китайская» партия легко одержала полную победу, Ян Цзянь не решился доводить до отчаяния многочисленную сяньбийскую знать. Специальным эдиктом он подтвердил, что «все ранги и титулы предыдущей династии по-прежнему остаются в силе» [175, с. 180]. Окитаенная сяньбийская знать уцелела, и это определило дальнейшую историю как самого Китая, так и Срединной Азии. Ян Цзянь не мог идти на гражданскую войну, которая, несомненно, возникла бы без этого эдикта, так как перед ним стояли две важные политические задачи: покорение южного Китая, которое было легко завершено в 589 г., и разгром тюркютов. Последнее оказалось гораздо более тяжелым, чем предполагали вожди «группировки Гуаньлун».
Глава пятая
Внутри Каганата
Власть и народ
По китайским сведениям, провозглашение хана было обставлено сложным церемониалом: сановники сажали его на войлок и девять раз проносили кругом, по солнцу, под приветственные крики присутствующих. Затем его сажали на лошадь, стягивали шелковой тканью горло и, быстро ослабив петлю, спрашивали, сколько лет он желает быть ханом. В истории тюркютов незаметно, чтобы ответы на эти вопросы играли хоть какую-нибудь роль в определении срока правления; скорее всего, этот обычай сохранился как рудимент от того времени, когда хан был выборным племенным вождем. Наследование престола шло по сложной системе, о которой будет сказано особо.
Первым лицом в государстве после хана был ябгу. Собственно говоря, ябгу был вице-королем, и на эту должность чаще всего назначались члены царствующего рода. Например, при Ильхане Бумыне чин ябгу имел его родной брат Истеми. Но вместе с тем ябгу не был наследником престола; наследник назывался «тегин» вне зависимости от занимаемой должности. Титул «шад» принадлежал принцам крови, имеющим в своем управлении уделы, например, Сымо, впоследствии хан, не мог стать гладом из-за подозрения, что он незаконнорожденный [30, т. I, с. 260].
Чины меньшего значения получали лица, не принадлежавшие роду Ашина, но все должности были наследственными [там же, с. 299; 234, vol. III, p. 333; 240, S. 9, 498]. Можно на основании этого предположить, что тюркютское общество было аристократическим. Однако воздержимся от преждевременных выводов. Наряду со свободными и знатью тюркютское общество знало и рабов из числа военнопленных. Это были главным образом женщины. Истеми-хан подарил Земарху в 569 г. пленницу из народа кыргыз [112, с. 379]; пленницы из Китая вывозились при удачных походах тысячами; так, в 619 г. Чуло-хан, взяв Бинчжоу, «забрал в городе всех женщин и девиц», а ловля людей в Атрпатакане (628) запомнилась на Ближнем Востоке [30, т. I, с. 246; 77а, с. 128]. Наконец, из-за ссоры при дележе пленных Юйгу-шад лишился трона [30, т. I, с. 287–288]. Таким образом, следует признать, что тюркютам было известно рабство. Но тут встает вопрос: каким образом рабы могли быть использованы в кочевом хозяйстве? Раб, если он не калека, всегда может убежать на лошади хозяина, и затраты на него не окупятся. Очевидно, что положение раба не было тяжелым, и действительно, существует текст, свидетельствующий об этом. В 486 г. Шаболио-хану предложено было признать себя вассалом дома Суй. Шаболио спросил: что значит слово «вассал»? Ему ответили: «В царстве Суй вассал значит то же, что у нас слово „раб“». Хан ответил: «Я имею счастье сделаться рабом сына Неба» – и выразил свою радость подарком послу. Приведенная цитата заставляет призадуматься: что за радость быть чьим-то рабом? Очевидно, Шаболио-хан имел в виду что-то другое, когда узнал, что отныне он «qui» китайского императора. Адекватно ли мы переводим слово «qui» как раб, хотя оно, несомненно, отражает определенную зависимость? Не случайно, что китайцы эквивалентом слова «qui» считали не «nu», a «tch'in», что Н. Я. Бичурин переводит «вассал», а Ст. Жюльен —«sujet» [234, vol. III, p. 497] —подданный. К счастью, некоторые тексты орхонских надписей дают возможность уточнить значение слова «qui» и внести в проблему ясность. В «Большой надписи» Кюль-тегину говорится: «…табгач будунка баглик уры оглын кул болты, силик кыз оглын кюнг болты…» [104, с. 29], т. е. «…народу табгач стали они [тюрки] „кулами“[43] своим крепким мужским потомством и «кулынями» своим чистым женским потомством». Но в это время тюрки жили в степях южнее Гоби своим бытом, пользовались многими привилегиями сравнительно с китайским населением империи Тан; участвуя в походах, делали блестящие служебные карьеры и привозили в свои юрты полные торока добычи. Налицо был лишь факт подчинения иноплеменному государю без какого бы то ни было социального угнетения.
Возьмем другой текст:
«[Эльтерес-каган]… привел в порядок и обучил народ, утративший свой эль [см. ниже] и своего кагана, народ, сделавшийся рабынями и сделавшийся рабами, упразднивший тюркские установления; он привел в порядок и наставил по установлениям моих предков» [104, с. 37–38]. Опять подчеркивается лишь подчинение иноземцу, но отнюдь не лишение личной свободы.
В третьем случае, когда описывается гибель Барсбега и указывается, что «народ его стал рабынями и рабами» [там же, с. 39], имело место простое завоевание, а не распродажа пленных на невольничьем базаре[44].
Итак, основное содержание понятия «qui» – подчинение чужому. Этот оттенок сохранился до XIX в., но поскольку поздние тюрки включились в систему мусульманской культуры с характерной для нее работорговлей, то термин «qui» стал применяться и к проданным рабам, чего в раннее время не было. Использование кулов в VI – VIII вв. было совсем иным: тюркюты приводили их на свои земли, селили в определенных местах и взимали с них налоги[45]