Тени сгущаются Шваб Виктория

– Ты его знаешь?

– Наши пути пересекались, – уклончиво ответил Рай.

– Стоп, – сказал Келл. – Не надо. Я не желаю слышать о твоих встречах с человеком, который выдает себя за меня.

– Не говори гадостей. Я не встречался с ним с тех пор, как он согласился сыграть эту роль. Считай это моим знаком уважения к тебе.

– Очень лестно.

Рай встретился глазами с актером, и через несколько минут фальшивый Камероу Лосте – строго говоря, они оба фальшивые, но это копия копии, подумал Келл, – поднялся на галерею.

– Приветствую вас, принц Рай, – сказал он и отвесил поклон – чуть более церемонно, чем поклонился бы Келл. – И вас, мастер Келл, – почтительно добавил он.

– Добрый день, мастер Лосте, – бодро отозвался Рай.

Глаза актера – оба серые – устремились на Келла. Вблизи стало ясно, что он такого же роста и сложения. Рай выбирал тщательно.

– Желаю удачи в дни состязаний, – сказал Келл.

Улыбка актера стала еще проникновеннее.

– Сражаться за Арнс – большая честь. – И он спустился обратно в зал.

– Он не переигрывает? – спросил Келл, глядя ему вслед.

– Не ворчи, – ответил Рай. – Важно, что теперь у Камероу есть лицо. И главное – это лицо не твое.

– Но у него нет плаща.

– Нет, к несчастью для нас, ты не можешь вытащить из своего плаща еще один. И я догадался, что ты не захочешь расставаться с ним.

– Верно. – Келл собрался уйти и вдруг заметил внизу тонкую фигурку в черной маске демона. Маска была почти такая же, какую носила Лайла на маскараде у Рая. В ночь, когда Астрид захватила Келла в плен и вселилась в тело Рая. В ту ночь Лайла появилась на балконе, как призрак, в черном костюме и рогатой маске. В этой же маске она вместе с Келлом несла бездыханное тело Рая, ждала в святилище, пока Келл пытался вернуть брата к жизни. В этой маске она стояла в каменном лесу у подножия Белого замка, держала ее в окровавленных пальцах, когда все закончилось.

– Кто это? – спросил он.

Рай проследил его взгляд.

– Человек, который разделяет твою страсть к одноцветной одежде. А помимо этого… – Рай достал из кармана список и пробежал глазами. – Это не Брост, он здоровенный. Джиннара я видел. Наверное, Стейсен.

Келл прищурился, но сходство уже поблекло. Волосы слишком короткие, слишком темные, маска не такая, лицо более жесткое, без улыбки. Келл покачал головой.

– Это безумие, но на миг мне показалось…

– Боже мой, Келл, она тебе повсюду мерещится! Знаешь, как это называется?

– Галлюцинации?

– Влюбленность.

– Я не влюбился, – фыркнул Келл. – Просто… – Просто хотел ее увидеть. – Наши пути пересеклись всего однажды. Много месяцев назад. Так бывает.

– О да, ваши отношения с мисс Бард ничем не примечательны.

– Замолчи.

– Ходить из мира в мир, убивать королей, спасать города. Приметы самого обычного романа.

– Не было у нас никакого романа, – огрызнулся Келл. – На всякий случай напоминаю: она ушла.

Он не вкладывал в это слово никакой обиды. Она ушла не от него, а просто ушла, и все. И он при всем желании не мог последовать за ней. А теперь она вернулась.

Рай выпрямился.

– Когда все закончится, нам с тобой надо отправиться в путешествие.

– Хватит об этом, – вздохнул Келл.

И вдруг он заметил в зале белые одежды мастера Тирена. Весь вечер – да что там, всю неделю, весь месяц – авен эссен избегал его.

– Подержи, – он сунул принцу свой бокал. И не успел Рай и рта раскрыть, как Келл исчез.

Лайла выскользнула из зала, не дожидаясь, когда толпа начнет редеть. В одной руке у нее была маска демона, в другой – выбранное для турнира знамя. Два серебряных ножа крест-накрест на черном фоне. И вдруг в вестибюле она услышала за спиной шаги. Не гулкий топот сапог по мрамору, а мягкая поступь поношенных туфель.

– Дилайла Бард, – окликнул знакомый тихий голос.

Она замерла и обернулась. Перед ней стоял верховный жрец Лондонского святилища с двумя серебряными бокалами в руках. Седой как лунь, в белых одеждах, с внимательными голубыми глазами.

– Мастер Тирен, – улыбнулась она, хотя сердце тревожно заколотилось. – Разве авен эссену можно пить?

– А почему бы и нет? – отозвался он. – И в магии, и в алкоголе главное – умеренность. – Он заглянул в бокалы. – Кроме того, это вода.

Лайла шагнула назад, украдкой спрятав маску за спину. Что делать? Обычно в трудной ситуации выбор небогат: бежать или драться. Ясно, что с мастером Тиреном ни то, ни другое не годится. В глубине души она радовалась, что ее разоблачили, и при всем желании не могла себе представить, что бросится с ножом на наставника Келла.

– Ну, и вырядилась же ты, – заметил авен эссен. – Если ты хотела встретиться с принцем Раем и мастером Келлом, могла бы просто подойти. К чему этот маскарад? – И, взглянув ей в лицо, добавил: – Ведь не затем же, чтобы проникнуть во дворец?

– Я пришла как участник состязаний.

– Нет, – коротко ответил он.

– С чего вы взяли? – ощетинилась Лайла.

– Потому что я сам их отбирал.

– Наверное, одного пропустили, – пожала плечами Лайла.

Он окинул ее долгим взглядом.

Прочитал мысли? Способен он на такое? Вот в чем главная трудность, когда неожиданно оказываешься в мире магии. Тебе кажется, что ничего невозможного нет. Лайла не была ни скептиком, ни легковером; она прислушивалась к своему сердцу и к миру вокруг. Но мир становился все необычнее.

– Мисс Бард, в какую же неприятность ты ввязалась на этот раз? – И, не давая ответить, жрец продолжил: – Я задал не тот вопрос. Судя по твоему виду, следовало спросить, где мастер Эльсор?

– Жив и здоров, – ответила Лайла. – Жив, по крайней мере. Был, когда я его в последний раз видела. – Жрец коротко вздохнул. – С ним все хорошо, мастер Тирен. Но он не сможет участвовать, вот я и заняла его место.

Еще один короткий вздох, неодобрительный.

– Вы же сами вдохновили меня, – заявила Лайла.

– Я посоветовал тебе беречь и развивать свою силу, а не обманом пробираться на международный турнир.

– Вы же сами сказали, что во мне есть магия. Теперь думаете, что у меня не хватит сил?

– Я не знаю, что в тебе есть, Лайла. Ты и сама этого не знаешь. И хотя я рад, что твое пребывание в нашем мире оказалось столь плодотворным, все же тебе нужно долго тренироваться и соблюдать дисциплину.

– Поверьте в меня хоть немного, мастер Тирен. Говорят, если очень захотеть, можно достичь чего угодно.

– Это говорят глупцы. А ты слишком пренебрежительно относишься к жизни – и к своей, и к чужой.

– Мне это уже говорили. – Она отступила еще на шаг и очутилась в дверях. – Хотите меня остановить?

Голубые глаза сверкнули.

– А получится?

– Попробуйте. Арестуйте меня. Разоблачите. Устроим из этого спектакль. Но вам это надо? Настоящий Стейсен Эльсор на полпути в Делонар и не успеет вернуться вовремя. И к тому же этот турнир важен для вас, правда? – Она провела пальцем по дверному косяку. – С дипломатической точки зрения. Прибыли гости из Веска и Фаро. Что будет, если они узнают, откуда я на самом деле? Что скажут о двери между мирами? Обо мне? Дело быстро запутывается, верно, мастер Тирен? И больше того: мне кажется, вам самому любопытно посмотреть, на что способна девчонка из Серого Лондона.

Тирен взглядом пригвоздил ее к месту.

– Тебе говорили, что такую хитрую голову нелегко удержать на плечах?

– Хитрую. Буйную. Безрассудную. Слышала много раз. Удивительно, что до сих пор жива.

– Это верно.

Лайла опустила руку, которой гладила дверной косяк.

– Только Келлу не говорите.

– Уж поверь, дитя мое, ни в коем случае. Когда тебя поймают, я сделаю вид, что ничего об этом не знаю. – И вполголоса добавил, скорее для себя: – Этот турнир станет для меня последним. – И прочистил горло: – Он знает, что ты здесь?

– Нет еще. – Лайла прикусила губу.

– Собираешься сказать?

Лайла окинула взглядом Розовый зал. Конечно, собирается. Так что же ей мешает? Неуверенность? Пока она знает, а он нет, она контролирует ситуацию. Но едва узнает он, все переменится. И вообще, если Келлу станет известно, что она хочет состязаться, то не видать ей арены. И вообще ничего не видать, кроме тюрьмы. Даже если все обойдется, она так и не узнает, чем дело кончилось.

Она вышла на крыльцо, Тирен – вслед за ней.

– Как они? – спросила Лайла, глядя на город.

– Принцы? Да вроде неплохо. И все-таки… – В голосе Тирена зазвучала искренняя тревога.

– Что с ними? – поторопила она.

– После Черной ночи многое изменилось. Принц Рай не такой, каким был. Реже выходит на улицу, а если выходит, притягивает сплошные неприятности.

– А Келл?

Тирен помолчал.

– Многие считают, что он в ответе за тень, накрывшую наш город.

– Это несправедливо! – возмутилась Лайла. – Мы спасли город!

Тирен пожал плечами, словно говорил: такова уж природа страха и сомнений. Они легко разгораются.

Келл и Рай на балконе казались вполне довольными жизнью, но что она видела? Только их костюмы, нарядные маски. А под масками была темнота.

– Иди, – велел авен эссен. – Завтра будет… что-то да будет.

– Станете болеть за меня? – спросила она с наигранной легкостью.

– Помолюсь, чтобы ты не погибла.

Лайла хмыкнула и пошла вниз по лестнице. На полпути ее остановил голос:

– Погоди…

Это был не Тирен. Молодой голос, которого она не слыхала уже четыре месяца. Низкий, чуть напряженный, как будто человек задыхался или сдерживал себя.

Келл.

Она замедлила шаг, склонила голову, пальцы до боли стиснули шлем. Едва не обернулась, но тут голос послышался опять, прозвучало имя.

– Тирен, – сказал Келл. – Погодите, пожалуйста.

Лайла стояла спиной к верховному жрецу и черноглазому принцу.

У нее едва хватило сил сделать еще шаг.

И она пошла, не оглядываясь.

– В чем дело, мастер Келл? – спросил Тирен.

У юноши слова застряли в горле. Наконец ему удалось произнести:

– Вы меня избегаете.

Глаза старика блеснули, но он не стал отрицать сказанного.

– У меня много талантов, Келл, – сказал он, – но, хочешь верь, хочешь нет, обманывать я не умею. Потому, наверное, никогда не выигрываю в санкт…

Келл приподнял бровь. Он не мог представить себе авен эссена за игрой.

– Я хотел поблагодарить вас. За то, что послушали Рая и разрешили мне…

– Ничего я тебе не разрешал, – перебил его Тирен. Келл вздрогнул. – Просто не стал останавливать, потому что прекрасно знаю вас обоих: если уж вам что-нибудь втемяшится в голову, вы это сделаете, и гори все огнем.

– Вы считаете, я веду себя по-свински?

– Нет, мастер Келл. – Жрец потер глаза. – Вы ведете себя по-человечески.

В устах авен эссена, который должен был бы считать Келла благословенным, в этих словах слышался легкий упрек.

– Иногда мне кажется, что я сошел с ума.

Тирен вздохнул:

– Иногда мне кажется, что все вокруг сошли с ума. Принц Рай – потому что придумал всю эту затею, да еще и так хорошо все спланировал. – Его голос стал чуть тише. – А король и королева – потому что обвиняют одного сына больше, чем другого.

Келл с трудом сглотнул.

– Неужели они никогда не простят меня?

– А что бы ты предпочел? Их прощение или жизнь Рая?

– Не хочу выбирать, – резко ответил он.

Тирен обвел взглядом лестницу, Айл, мерцающие огни города.

– Мир устроен несправедливо и неправильно, но умеет вернуть себе равновесие. Этому учит нас магия. Но я хочу, чтобы ты кое-что мне пообещал.

– Что?

Взгляд голубых глаз снова устремился на него.

– Что будешь осторожен.

– Постараюсь. Я не хочу причинять боль брату, но…

– Я прошу тебя заботиться не о жизни Рая, глупый ты мальчишка. А о твоей собственной. – Мастер Тирен коснулся лица Келла, и от этого прикосновения по телу разлилось знакомое теплое спокойствие.

И тут появился Рай, веселый и пьяный.

– А вот и вы! – Он обнял Келла за плечи и шепнул: – Прячься. Принцесса Кора вышла на охоту.

Келл вошел вслед за братом, бросил прощальный взгляд на Тирена. Тот стоял спиной к дворцу, устремив глаза в ночную тьму.

– Что мы тут делаем?

– Прячемся.

– Могли бы спрятаться во дворце.

– До чего же ты скучный!

– Эта штука не утонет?

Рай встряхнул бутылку.

– Глупости.

– Вовсе нет, я серьезно, – возразил Келл.

– Мне говорили, вроде не должна, – Рай отсалютовал бутылкой арене.

– Не должна или все-таки не может? – уточнил Келл, шагая по стадиону, как по стеклянному.

– Ну и зануда ты… Ой! – Рай споткнулся обо что-то, и ногу Келла пронзила боль.

– Вот, – в ладонях мага вспыхнула пригоршня огня.

– Не надо, – Рай подскочил к нему, стиснул его ладони и заставил погасить пламя. – Мы здесь тайком. А значит, должно быть темно.

– Тогда смотри под ноги.

Рай уселся на каменный пол – видимо, решил, что дальше идти незачем. В лунном свете Келл видел глаза брата, золотой венец на волосах. Рай откупорил бутылку пряного вина.

Келл присел на землю рядом с принцем, опершись обо что-то – платформу, стену, лестницу? Он запрокинул голову и оглядел стадион – хотя бы ту небольшую часть, которая была видна. На трибунах скоро появятся зрители, он выйдет на арену и… Неужели все получится?

– Ты уверен? – спросил Келл.

– Отступать поздно, – отозвался Рай.

– Я не шучу. Время еще есть.

Принц отхлебнул вина и поставил бутылку на пол, явно размышляя над ответом.

– Помнишь, что я тебе говорил? – тихо сказал он. – После той ночи. Когда ты спросил, почему я взял у Холланда эту подвеску.

Келл кивнул.

– Ты хотел силы.

– И до сих пор хочу, – прошептал Рай. – Каждый день. Просыпаюсь с желанием стать сильнее. Стать хорошим принцем, достойным королем. Это желание сжигает меня, как огонь. И еще, бывают минуты, ужасные, ледяные, когда я вспоминаю, что натворил… – Он невольно прижал руку к сердцу. – С собой. С тобой. С королевством. Это очень больно. – Его голос задрожал. – Даже хуже, чем умирать. Бывают дни, когда мне кажется, что я этого не заслуживаю. – Он коснулся рукой печати. – А заслуживаю только… – Он умолк, но Келл физически ощутил боль брата.

– Наверное, я пытаюсь объяснить, – закончил Рай, – что мне самому это нужно. – Он наконец поднял глаза на Келла. – Понятно?

– Да. – Келл взял бутылку.

– Только постарайся, чтобы мы оба не погибли.

Келл застонал, и Рай усмехнулся.

– За хитрые планы, – провозгласил Келл, поднимая тост. – И за дерзких принцев.

– За волшебников в масках, – Рай поднес вино к губам.

– За безумные идеи.

– За Эссен Таш.

– Вот будет удивительно, – прошептал Рай, когда бутылка опустела, – если нам это сойдет с рук.

– Кто знает, – сказал Келл. – Может, и сойдет.

Рай ввалился к себе, отмахнулся от Тольнерса с его вопросами и захлопнул дверь перед носом стражника. В темноте он три нетвердых шага спустя ударился лодыжкой о низкий столик и сочно выругался.

Комната плыла перед глазами. Тени разгоняло лишь бледное пламя в камине да свечи по углам, причем из них горела только половина. Рай попятился, прижался к стене и стал ждать, пока комната остановится.

Праздник наконец-то подошел к концу. Королевские особы удалились в свои покои, знать разошлась по домам. Завтра. Завтра начнется турнир.

Рай понимал, почему колеблется Келл. Не потому, что их поймают и у них будут неприятности; нет, он боялся причинить боль брату. Келл все время жил так, будто Рай стеклянный, и обоих это сводило с ума. Но когда начнется турнир, когда он увидит, что с братом ничего не случилось, что он жив и здоров – да что с ним вообще теперь сделается? – то и сам Келл наконец расслабится, перестанет ходить на цыпочках, оберегать Рая, заживет нормальной жизнью.

Потому что Рай уже не нуждался в его защите. Когда он сказал, что игра в Камероу нужна обоим, – это было полуправдой.

А вся правда заключалась в том, что Рай нуждался в этом сильнее.

Потому что Келл вручил ему дар, которого он не хотел, за который не сможет расплатиться.

Он всегда завидовал силе брата.

А теперь по воле злой судьбы эта сила перешла к нему.

Он стал бессмертен.

И тяготился этим.

И ненавидел себя за это. Он стал тем, кем никогда не хотел быть, обузой для брата, источником боли и страданий, тюрьмой. Ненавидел себя за то, что, будь у него выбор, он бы сказал «нет». Он был рад, что не пришлось делать выбор, потому что хотел жить, даже если не заслуживал, – и этим тоже тяготился.

Но больше всего Раю не нравилось то, как из-за него изменился Келл. Брат шел по жизни так, будто она стала хрупкой. Черный камень и жившая в нем сила, на время поселившаяся в Келле, изменили его, пробудила в душе беспокойные струнки, и Раю хотелось закричать, встряхнуть Келла и сказать ему: не прячься от опасности из-за меня, иди ей навстречу, даже если станет больно.

Потому что Рай заслужил эту боль.

Он видел, как брат задыхается под бременем.

И тяготился этим.

И этот жест – безрассудный, безумный, опасный – лучшее, что он мог сделать.

Комната успокоилась, и Раю вдруг отчаянно захотелось выпить еще.

У стены стоял резной позолоченный буфет. Возле подноса с десятком бутылок выстроились бокалы, Рай прищурился в полутьме, оглядел коллекцию, выбрал тонкий флакон из глубины, скрытый за большими яркими бутылками. Напиток во флаконе был молочно-белый, из пробки тянулась тоненькая трубочка.

Одна капля – чтобы успокоиться. Две – для тишины. Три – для сна.

Так сказал Тирен, когда прописывал ему это снадобье.

Рай дрожащими пальцами потянулся к флакону.

Время было позднее, и он не хотел оставаться наедине со своими мыслями.

Можно было бы позвать кого-нибудь – ему никогда не составляло труда найти компанию. Однако он был не в настроении веселиться и хохотать. Будь здесь Мортимер и Перси, можно было бы сыграть с ними в санкт, разогнать тягостные мысли. Но Мортимер и Перси погибли по вине Рая.

«Тебя не должно быть в живых».

Он потряс головой, прогоняя голоса, но они упрямились.

«Ты всех подвел».

– Перестаньте, – прорычал он вполголоса. Он терпеть не мог темноту, где его всегда настигали волны мрака. Он надеялся, что праздник его утомит, навеет сон, но усталое тело не могло совладать с разбушевавшимися мыслями.

«Ты слабак».

В пустой бокал упали три капли, потом он плеснул туда медовой воды.

«Неудачник».

Рай залпом выпил – («Убийца») – и стал ждать. Он стоял у бара, глядя в пустой бокал и отсчитывая секунды. Вскоре мысли затуманились, перед глазами поплыла рябь.

Рай оттолкнулся от буфета. Комната накренилась, он чуть не упал, но ухватился за столбик кровати – «тебя не должно быть в живых», – скинул сапоги и ощупью лег. Он свернулся клубочком, и мысли – о голосе Холланда, о талисмане – переплелись с воспоминаниями о том, как он умер.

Он помнил не все, но хорошо запомнил, как Холланд протянул ему дар.

Дар силы.

Помнил, как стоял в этой комнате, как надел шнурок с талисманом на шею, вышел в коридор – и все. А потом грудь разрывает мучительный жар, он опускает глаза и видит собственную руку на рукояти кинжала, лезвие которого скрыто между ребрами.

Помнил боль, кровь, страх, а потом – тишину и тьму. Он уступил, ушел в глубину, а потом какая-то сила потащила его назад, он словно упал и ударился о землю – жгучая, рвущая боль. Но падал не вниз, а вверх. Снова и снова выныривал на поверхность самого себя.

Потом снадобье наконец подействовало, воспоминания утихли, прошлое и настоящее сжалились и отпустили. Он погрузился в беспокойный сон.

Белый Лондон

Холланд мерил шагами королевские покои.

Они были такие же просторные, как тронный зал, с широкими окнами и сводчатым потолком. Отсюда, с западной башни замка, открывался вид на весь город. Он видел мерцающий отсвет Сиджлта на низких облаках, видел свет фонарей, бледный, но ровный, отраженный окнами и низким туманом, видел, как город – его город – засыпает и просыпается, возвращаясь к жизни.

На подоконник что-то опустилось, и он вздрогнул – рефлекторно встрепенулась сила. Это была всего лишь птица. Бело-серая, с бледным золотистым гребешком, с черными, как у Холланда, глазами. Он шумно выдохнул.