Тени сгущаются Шваб Виктория
Лайла до сих пор понимала примерно шесть слов из десяти – арнезийский язык текучий, слова сплетаются по-змеиному, – но легко домысливала остальное.
На «Шпиле» остался костяк команды, остальных отпустили. Люди сразу же пошли к ближайшим лавкам и тавернам, но Алукард в одиночку направился в другую сторону, к устью узкой улочки, и вскоре растаял в тумане.
По неписаному правилу, куда бы Алукард ни шел, Лайла следовала за ним. И не важно, приглашал он ее или нет. Она стала его тенью.
– Ты когда-нибудь закрываешь глаза? – спросил он как-то в Элоне, глядя, как внимательно она смотрит по сторонам.
– Смотреть – это самый быстрый способ чему-то научиться. И к тому же помогает остаться в живых.
Алукард раздраженно покачал головой:
– Говоришь на королевском языке, но рассуждаешь при этом, как уличная воровка.
Лайла только улыбнулась. Она и сама когда-то говорила нечто похожее Келлу. Когда еще не знала, что он королевских кровей. И при этом тоже воришка.
Команда разошлась по своим делам, она пошла вдогонку за капитаном. И у нее на глазах Сейзенрош начал меняться. С моря он выглядел как жалкий городишко у обрыва, но на самом деле оказался намного больше. Извилистые улицы уходили далеко в нагромождение скал. Со всех сторон вздымались и опадали волны темного мрамора, унизанные белыми прожилками, они проглатывали одни дома и складывались в другие, открывая тесные переулки и лестницы, только если подойти ближе. Капитан петлял по узким улочкам, среди клочьев морского тумана, и поспевать за ним было нелегко. Лайла пару раз теряла его из виду, но потом снова замечала впереди синий плащ или слышала стук сапог. Иногда навстречу попадались люди, но их лица были скрыты под низко надвинутыми капюшонами.
А потом она свернула за угол, и сырая мгла вмиг развеялась. Впереди переливался, сверкал и источал аромат магии…
Черный рынок Сейзенроша.
Огромный рынок вырос на пути внезапно и грозно – как если бы Лайла вошла в толщу утеса и обнаружила, что он внутри пустой. Насколько хватало глаз, тянулись сотни прилавков, и все они сгрудились под высоким скальным сводом, поверхность которого казалась до странности живой. Трудно было сказать, то ли каменные жилы испускали собственный свет, то ли отражали мерцание фонарей над каждой лавкой, но в целом эффект был ошеломляющий.
Алукард не спеша шагал впереди, но было ясно, что у него есть цель. Лайла старалась не отставать, но то и дело отвлекалась на прилавки. Почти везде лежали вещи, которых она никогда не видела, что неудивительно – она вообще мало что знала об этом мире. Но она только недавно начала понимать основы здешнего мироустройства, а то, что попадалось ей вокруг, казалось, нарушало их. У магии есть свой пульс, и здесь, на Черном рынке Сейзенроша, он бился хаотично.
И все-таки выставленные товары большей частью выглядели совершенно невинно. Где, интересно, они прячут действительно опасные сокровища? Лайле уже довелось узнать, на что способна запретная магия, и, хоть она и надеялась, что на ее пути никогда больше не попадется что-то наподобие черного камня, любопытство все же пересиливало. Удивительно, как быстро чудеса превращаются в обыденность. Всего несколько месяцев назад она и не догадывалась, что магия существует, а сегодня ей уже хочется нырнуть в ее глубины.
Рынок бурлил, но кругом стояла странная тишина. Эхо каменных сводов переплавляло многоязыкий говор в призрачный шелест. Алукард наконец остановился у прилавка без вывески и скрылся за пологом из темно-синего шелка. Лайла не пошла за ним, а осталась стоять, рассматривая прилавок с холодным оружием – от коротких острых ножей до длинных металлических полумесяцев.
А пистолетов нет, мрачно отметила она.
Ее драгоценный револьвер, Кастер, лежал без дела в сундуке под кроватью. Кончились пули, и она обнаружила, что здесь, по крайней мере в Арнсе, огнестрельное оружие не в ходу. Можно было бы, наверное, обратиться к кузнецу, но револьверу не было места в этом мире, а контрабанда считалась изменой – вон что случилось с Келлом из-за того, что он таскал предметы из одного мира в другой. И хотя он перетащил сюда и ее саму, таким же образом здесь оказался камень из Черного Лондона, поэтому Лайле совершенно не хотелось знакомить этот мир еще с одним видом оружия. Что, если начнется какая-нибудь цепная реакция? Или магия будет действовать по-другому? Или этот мир станет похож на ее собственный?
Нет, рисковать не стоит.
Поэтому Кастер лежал пустой и напоминал о мире, который остался позади. И который она никогда больше не увидит.
Лайла выпрямилась, рассеянно глядя по сторонам. Ее блуждающий взгляд наконец остановился не на оружии и не на безделушках, а на ней самой.
Прилавок слева от нее был увешан зеркалами всевозможных размеров и форм, в рамах и без. Тут были изящные предметы интерьера и простые листы зеркального стекла.
Продавца не было видно. Лайла подошла ближе и вгляделась в свое отражение. На ней был короткий плащ с теплой подкладкой и одна из шляп Алукарда – их у него было предостаточно, чтобы не жадничать: треуголка с пером из стекла и серебра. Из-под шляпы смотрели карие глаза – один чуть светлее другого и незрячий, хотя мало кто замечал это. Темные волосы отросли до плеч, и она стала больше походить на девушку – Лайла отрастила их специально для трюка с «Медным вором». Она мысленно напомнила себе подстричь их до привычной длины – чуть ниже ушей.
Потом перевела взгляд ниже.
Грудь, слава богу, по-прежнему еле заметна, но четыре месяца на борту «Ночного шпиля» немного изменили фигуру. Лайла всегда была худенькая – и не знала, от природы это или оттого, что она годами слишком много бегала и слишком мало ела. Но команда Алукарда не только тяжело трудилась, но и хорошо обедала, и Лайла стала не тощей, а стройной, из костлявой превратилась в жилистую. Различия были мелкие, но ощутимые.
Пальцы кольнуло холодом, и Лайла заметила, что коснулась зеркальной поверхности. Странно – она вроде бы не шевелилась.
Она подняла глаза и почувствовала на себе взгляд своего отражения. Оно смотрело на нее. И вдруг стало медленно меняться. Лицо повзрослело на несколько лет, плащ потемнел и стал, как у Келла – слишком много карманов и сторон. На голове сидела чудовищная маска – звериная морда с оскаленной пастью, и там, где пальцы Лайлы встретились с отраженными, вспыхнуло пламя, но не обожгло. Другую руку змеиными кольцами обвила вода и превратилась в лед. Земля под отраженными ногами пошла трещинами, раскололась, словно под огромной тяжестью, и воздух затрепетал. Лайла хотела отдернуть руку, но не смогла, как не смогла отвести глаз от отражения, где ее глаза – оба – налились чернотой, и в их глубинах бурлило что-то зловещее.
Вдруг отражение исчезло, и Лайла отпрянула, еле дыша. Руку обожгла боль, на кончиках пальцев появились крохотные порезы с капельками крови.
Порезы были ровные, будто сделаны чем-то острым. Например, стеклом.
Лайла прижала руки к груди, и отражение – теперь обычная девушка в треуголке – сделало то же самое.
– Здесь ясно написано – ничего не трогать, – раздался голос позади. Подошел продавец. Это был фароанец с кожей черной, как здешние каменные стены, и весь его наряд был сделан из одного длинного куска шелка. Он был чисто выбрит по фароанской моде, но на лице у него было всего два самоцвета под глазами. Она узнала в нем продавца, потому что на носу у него блестели очки с зеркальными стеклами, в которых отразилось ее бледное лицо.
– Простите, – сказала она и покосилась на зеркало, на то место, которого только что касалась, где оно порезало ей пальцы. Но крови не было.
– Знаешь, что делают эти зеркала? – спросил он, и она не сразу поняла, что, несмотря на сильный акцент, он говорил по-английски. Но нет, не совсем. Слова, которые слетали с его губ, не совпадали с теми, какие слышала она. У него на шее блестел талисман. Сначала Лайла приняла его за обычную брошь, но, когда он слегка запульсировал, поняла.
Пальцы фароанца коснулись амулета.
– Да, удобная штука, когда работаешь торговцем на краю света. Конечно, не вполне законная, существуют правила, запрещающие обман, но… – Он пожал плечами, как будто говоря: «Что тут поделаешь?» Видимо, ему просто нравился язык, на котором он говорил, хотя вряд ли понимал его значение.
Лайла снова обернулась к зеркалам.
– Что же они делают?
Продавец осмотрел зеркало, и в его очках оно рассыпалось на великое множество отражений.
– Одна сторона, – начал он, – показывает то, чего ты хочешь.
Лайла вспомнила девушку с черными глазами и содрогнулась.
– Я этого не хочу.
Он склонил голову набок.
– Ты уверена? Форма, может быть, не та, но сама идея?
А какая идея скрыта за увиденным? В зеркале Лайла была… сильной. Могущественной, как Келл. Но в то же время другой. Темнее.
– Идеи – дело хорошее, – продолжал продавец. – Но их воплощение может быть не таким, как тебе хочется.
– А другая сторона? – спросила Лайла.
– Что? – Его зеркальные очки выводили из себя.
– Вы сказали, что одна сторона показывает, чего ты хочешь. А другая?
– Если ты все еще хочешь того, что увидела, другая сторона покажет, как этого достичь.
Лайла насторожилась. Наверное, потому эти зеркала и запрещены? Фароанец посмотрел на нее, как будто видел насквозь, и продолжил:
– Читать собственный разум – дело не такое уж редкое. Камни мечтаний, хрустальные экраны – все они помогают нам заглянуть внутрь себя. Первая сторона зеркала мало чем отличается от них, она обычная… – Лайле и в голову не могло прийти, что такой вид магии может считаться обычным. – Видеть нити этого мира – одно. Дергать за них – совсем другое. А суметь сыграть на них музыку – это, скажем так, непростое искусство.
– Да, наверное, – тихо сказала она, потирая раненые пальцы. – Сколько я должна вам за пользование первой стороной?
Продавец пожал плечами.
– Каждому можно посмотреть на себя. Зеркало само берет свою цену. Вопрос в том, Дилайла, хочешь ли ты увидеть вторую сторону?
Но Лайла уже пятилась прочь от зеркал и таинственного торговца.
– Спасибо, – отказалась она, заметив, что он так и не назвал цену. – Я лучше пойду.
И на полпути к прилавку с оружием осознала, что вовсе не называла продавцу своего имени.
«Ну и приключение», – подумала Лайла, плотнее запахивая плащ. Она сунула руки в карманы – отчасти чтобы унять дрожь, но скорее чтобы не коснуться ненароком чего-нибудь еще – и пошла к оружейному прилавку. У нее за спиной кто-то остановился, повеяло знакомым запахом меда, серебра и пряного вина.
– Капитан, – сказала она.
– Хочешь верь, хочешь не верь, Бард, я более чем способен защитить собственную честь.
Она покосилась на него и заметила, что сумка исчезла.
– Меня волнует не твоя честь.
– Тогда, может быть, здоровье? Меня еще никто не убил.
– Чему быть, того не миновать, – пожала плечами Лайла.
– Какой у тебя восхитительно унылый взгляд, – покачал головой Алукард.
– Кроме того, капитан, – продолжала Лайла, – меня не слишком волнуют твоя честь и твоя жизнь. Я просто хочу получить свою долю.
Алукард вздохнул и положил ей руку на плечо.
– А я уж было подумал, что тебе есть до меня дело. – Он осмотрел ножи на прилавке и усмехнулся: – Обычно девушки любуются платьями.
– Я не обычная девушка.
– Разумеется. – Он широким жестом обвел витрину. – Тебе что-нибудь понравилось?
На миг перед Лайлой вспыхнул образ, увиденный в зеркале, – зловещий, с черными глазами, исполненный силы. Лайла отогнала видение, пригляделась к клинкам и указала на кинжал с зазубренным лезвием.
– У тебя что, ножей мало?
– А такого нет.
– Ты снова меня удивляешь, – покачал головой он и повел ее прочь. – Побереги деньги, Бард. Мы пришли на Черный рынок продавать, а не покупать. Это будет неправильно.
– У тебя, кажется, сбился компас, Алукард.
– Мне это уже говорили.
– А если я его украду? – небрежно бросила она. – Что плохого в том, чтобы стащить что-нибудь на Черном рынке?
Алукард подавил смех.
– Попробуй. Ничего не выйдет. Еще и руки лишишься.
– Ты в меня совсем не веришь.
– Вера тут ни при чем. Обратила внимание, что продавцы почти не следят за товаром на прилавках? Потому что рынок заговорен. – Они дошли до края пещеры, и Лайла окинула ее взглядом. Прищурившись, осмотрела прилавки. – Это сильная магия, – продолжал Алукард. – Если предмет покинет прилавок без разрешения, результат будет… неприятным.
– А ты что, пробовал?
– Я не настолько глуп.
– Тогда, может, это только слухи, чтобы отпугнуть воров?
– Нет, – отрезал Алукард, выходя из пещеры в ночную тьму. Туман сгустился, землю окутало холодом.
– Тогда откуда ты знаешь? – не отставала Лайла, скрестив руки под плащом.
Капитан пожал плечами.
– Наверное… – неуверенно произнес он. – Наверное, у меня на это чутье.
– На что?
У него над бровью сверкнул сапфир.
– На магию. Я ее вижу.
Лайла нахмурилась. Она слышала, что люди чувствуют магию, обоняют ее. Но чтобы видеть?.. Да, можно, конечно, увидеть результаты ее действия, стихии, охваченные ею, но не саму магию. Она будто душа в теле, предполагала Лайла. Можно увидеть плоть, кровь, но не то, что содержится внутри.
Если вдуматься, Лайла видела магию всего один раз – в Красном Лондоне, где река испускала таинственный багровый свет. Источник – так называл ее Келл. Здесь считалось, что сила течет повсюду, пронизывая все и всех. Ей не приходило в голову, что кто-нибудь может воочию видеть эти потоки.
– Угу, – буркнула Лайла.
– Гм… – протянул он и умолк.
Они в молчании пробирались по каменному лабиринту улиц, и вскоре последние следы рынка утонули в тумане. Темный камень туннелей сменился деревом – они покинули сердце Сейзенроша и снова очутились перед фасадами.
– А как насчет меня? – спросила Лайла, когда они пришли в порт.
– Что насчет тебя? – оглянулся Алукард.
– Что ты видишь, когда смотришь на меня?
Ей хотелось знать правду. Кто такая Дилайла Бард? Что она такое? На первый вопрос она, кажется, и сама знала ответ, но на второй… Она старалась не задумываться об этом, но Келл не раз говорил, что здесь ей не место. Точнее, она не должна была попасть сюда и притом остаться в живых. Она нарушила множество правил. И хотела знать, почему ей это удается. Как. Кто она – просто ошибка вселенной, аномалия – или нечто большее.
– Ну? – поторопила она.
Она думала, что Алукард отмахнется от ее вопроса, но он все-таки остановился и повернулся к ней.
На миг его лицо исказилось. Он так редко хмурился, что это выражение казалось на его лице чужим. Наступило долгое молчание, только стучала кровь у Лайлы в висках. Темные глаза капитана пристально рассматривали ее.
– Тайны, – проговорил он наконец и подмигнул: – Как ты думаешь, почему я разрешил тебе остаться?
И Лайла поняла: если она хочет узнать правду, надо будет открыться ему. А к этому она еще не готова. Поэтому она попыталась улыбнуться и пожала плечами:
– Тебе нравится звук собственного голоса. Вот и захотелось найти собеседника.
Он рассмеялся и положил руку ей на плечо:
– И это тоже, Бард. И это тоже.
Серый Лондон
В пелене умирающего света город словно выцвел. Бесконечная палитра красок сократилась до черного и белого. Из каминных труб поднимались темные облака дыма, по улицам, сутулясь от холода, пробегали унылые фигуры.
Никогда в жизни Келл так не радовался, очутившись здесь.
Став невидимкой.
Стоя на узкой улочке в тени Вестминстера, он полной грудью вдыхал дымный морозный воздух и наслаждался этим. Налетел холодный ветер, он сунул руки в карманы и пошел. Не зная куда. Это не имело значения.
В Красном Лондоне не спрячешься, но здесь он сумел отыскать для себя укромное местечко. Люди навстречу попадались, но никто его не знал. Никто не шарахался, не смотрел вслед. Да, в определенных кругах ходили всякие слухи, но для прохожих он был просто незнакомцем. Тенью. Призраком в городе, где полно…
– О, это вы!
Келл вздрогнул, замедлил шаг, но не остановился, надеясь, что эти слова адресованы не ему, а может быть, его просто с кем-то спутали.
– Сэр! – снова произнес тот же голос. Келл оглянулся, ища не говорившего, а того, к кому он обращается. Но поблизости никого не оказалось, а голос был уверенным и в нем звучало узнавание.
Настроение, едва успевшее улучшиться, рухнуло и разбилось вдребезги. Перед ним стоял долговязый парень. Он сжимал под мышкой стопку бумаг и таращился на Келла глазами круглыми, как монеты. На плечах висел темный шарф, одежда была не поношенная, но сидела очень плохо. Костюм был коротковат, руки торчали из рукавов, и на одном запястье Келл разглядел край татуировки.
Руна могущества.
Когда Келл впервые увидел ее, в голову пришли сразу две мысли. Первая: руна нарисована неточно, так, словно ее много раз копировали. Вторая: перед ним энтузиаст, обитатель Серого мира, возомнивший себя магом.
Келл терпеть не мог энтузиастов.
– А, Эдвард Арчибальд Таттл Третий, – сухо произнес Келл.
Долговязый Нед расплылся в неловкой улыбке, словно услышал потрясающую новость.
– Вы меня помните!
Еще бы. Келл помнил всех, с кем имел дело. Или, напротив, предпочел бы не иметь.
– Я вам ничего не принес, – предупредил Келл, вспомнив свое полушутливое обещание принести мешочек земли, если Нед его дождется.
Нед беззаботно махнул рукой.
– Вы вернулись, – сказал он, торопливо шагая. – А я уж думал, не придете, что было бы неудивительно после всего, что случилось, после того ужасного происшествия с хозяином паба, я ждал, понимаете, ждал и до этого, и, конечно же, после, а потом все-таки начал задумываться, обратите внимание, именно задумываться, а не сомневаться, это, вы же понимаете, не одно и то же, у меня и в мыслях не было сомневаться, но вас так долго никто не видел, и вот теперь вы вернулись…
Наконец Нед остановился, чтобы перевести дыхание. Келл не знал, что и ответить. Энтузиаст говорил за обоих. Налетел пронизывающий ветер, и Нед чуть не растерял свои бумаги.
– Холод собачий, – пробормотал он. – Разрешите вас угостить.
Он кивнул куда-то в сторону. Келл обернулся, увидел перед собой таверну и онемел от удивления. Надо же, куда его занесли предательские ноги! Мог бы сразу догадаться. Неуловимое чувство, заложенное в самой земле, притягивало его к одной-единственной точке.
«В двух шагах».
Келл стоял всего в двух шагах от места, где обычно вел дела, где жила Лайла, где погиб Бэррон.
Однажды, когда все кончилось, он зашел сюда. Двери были заперты. Он выломал их. Тело Бэррона уже исчезло. Он поднялся по узкой лестнице в комнату Лайлы и не нашел ничего – только темное пятно на полу и карту без меток. Карту он забрал с собой – это последняя вещь, которую он тайком пронес из одного мира в другой. И с тех пор он сюда не возвращался.
При виде этой таверны у Келла сжалось сердце. Она сменила название. Выглядела все так же, да и ощущение от нее никуда не делось – теперь, прислушавшись, Келл это понял – но вывеска над дверью гласила «Пять углов».
Название больно царапнуло.
– Право, не стоит… – начал он.
– Таверна откроется еще только через час, – настаивал Нед. – А я хочу вам кое-что показать. – Он достал из кармана ключ, уронив при этом один из листков. Келл поймал его на лету, однако его куда больше заинтересовал ключ, который Нед уверенно вставил в скважину.
– Вы владеете этим местом? – спросил он, не веря своим глазам.
Нед кивнул.
– Да, но, конечно, так было не всегда, я купил его, когда все улеглось после той нехорошей истории. Его хотели снести, но я считал – не надо этого делать, поэтому, когда дело дошло до продажи… Мы ведь оба, и вы и я, мы знаем, что это не простая таверна, она, скажем так, особенная, в ней есть аура… – он понизил голос, – магии. – И опять заговорил громко: – И кроме того, я знал, что вы вернетесь. Не сомневался…
Непрерывно бормоча, Нед вошел в таверну, и Келлу ничего не оставалось, как последовать за ним. Можно было, конечно, повернуться и уйти. Но Нед так долго ждал его, купил эту проклятую таверну, чтобы ждать, и нужно было хотя бы поблагодарить его за эту упрямую решимость. Келл вошел.
Внутри стояла непроглядная темнота. Нед положил бумаги на стол и ощупью двинулся к камину, чтобы развести огонь.
– Времена нынче другие, – говорил он, подкладывая дрова. – Моя семья, видите ли, не знает, что я купил «Углы», они бы меня не поняли, сказали бы, что это неподобающее занятие для человека моего положения. Но они меня не знают, совсем не знают. Я всегда был чем-то вроде отрезанного ломтя. Но вы не обращайте внимания, я просто хотел объяснить, почему было закрыто. Да и люди нынче не те…
Нед умолк, сражаясь с огнивом. Келл перевел взгляд с полуобугленных поленьев на незажженные лампы, расставленные по столам и висящие под потолком, вздохнул и, то ли от холода, то ли из милосердия, щелкнул пальцами. В камине вспыхнул огонь, Нед отшатнулся. Дрова занялись, и синевато-белое магическое пламя постепенно сменилось обычным, красно-желтым.
Одна за другой загорелись лампы. Нед смотрел на это, как будто в его таверну по приказу Келла посыпались звезды с неба.
Он тихо охнул, глаза распахнулись – не от страха, и даже не от удивления, а от восторга. От благоговения. И это искреннее, неприкрытое восхищение чем-то напомнило Келлу старого короля. Защемило сердце. Когда-то он принял интерес энтузиаста за алчность, но, видимо, ошибся. Нед ничем не походил на нынешнего короля Георга. Нет, он по-детски хотел, чтобы мир стал интереснее, считал, что если поверить в магию, то она появится сама собой.
Нед коснулся одной из ламп.
– Теплая, – прошептал он.
– Огонь всегда теплый, – отозвался Келл, обводя взглядом таверну. При свете стало ясно, что, хотя снаружи таверна осталась прежней, внутри она сильно изменилась.
С потолка темными складками свисали шторы. Столы были расставлены, как спицы в колесе, на столешницах нарисованы – нет, выжжены – темные фигуры: видимо, Нед пытался изобразить символы могущества; одни из них походили на его татуировку, другие были полностью придуманными.
Таверна «В двух шагах» всегда была обителью магии, а «Пять углов» лишь выглядели ею. Так мог бы представлять себе магию наивный ребенок.
В воздухе витала тайна, театральность. Нед скинул плащ, и под ним обнаружилась черная рубашка с высоким воротником и блестящими ониксовыми пуговицами. На шее сверкала цепь с пятиконечной звездой, и Келл подумал, что, наверное, поэтому таверна и получила свое название, но потом увидел на стене рисунок в рамке. На нем была изображена шкатулка, которая была у Келла, когда он впервые увидел Неда. Игра стихий, и в ней пять ячеек.
Огонь, вода, земля, воздух, кость.
Келл нахмурился. Изображение было удивительно точным, вплоть до щербинок на дереве… Звякнуло стекло – Нед за стойкой доставал с полки бутылки. Он налил темный напиток в два стакана, один протянул Келлу.
На миг Келлу вспомнился Бэррон. Старый бармен был крепок – а Нед худощав. Грубоват и ворчлив – а юноша болтлив и пылок. Но Бэррон был душой этого заведения, а теперь его нет. Из-за Холланда. И из-за него, Келла.
– Мастер Келл! – настойчиво повторил Нед, протягивая бокал.
Келл понимал, что должен уйти, однако невольно приблизился к стойке, и прежде чем сесть, мысленным усилием придвинул табурет, не прикасаясь к нему.
«Позер», – произнес мысленный голос, и, видимо, был прав, однако факт остается фактом: уже очень давно никто не смотрел на него такими глазами, как Нед.
Келл взял стакан.
– Что ты хотел мне показать?
Нед просиял, услышав «ты», и достал из-под стойки шкатулку.
– Видите ли, я тренировался… – Он откинул крышку и достал из шкатулки небольшой сверток. Увидев его, Келл поспешно поставил бокал. Это был набор стихий – такой же, какой Нед пронес сюда четыре месяца назад. Нет, тот же самый – от темных дощечек до бронзовой защелки.
– Где ты это взял? – спросил Келл.
– Гм-м, купил. – Нед почтительно поставил волшебную шкатулку на стойку и открыл защелку. Крышка откинулась, открыв взорам пять стихий в своих ячейках. – У джентльмена, которому вы ее продали. Было нелегко, но мы смогли договориться.
«Отлично», – подумал Келл, внезапно упав духом. Хуже обычного энтузиаста может быть только энтузиаст богатый.
– Я пытался сделать свою собственную, – продолжал Нед, – но у меня ничего не вышло, я никогда не был силен в таких вещах, вы бы только видели мои чертежи – как курица лапой, честное слово! И тогда я нанял…
– Не отвлекайся, – перебил его Келл, чувствуя, что Нед может хоть всю ночь блуждать по извилистым тропинкам своих мыслей.
– Верно, – согласился он. – Итак, я хотел показать вам… – он театрально щелкнул пальцами, – вот это!
Нед постучал по ячейке с водой, потом положил ладони на стол. Впился взглядом в шкатулку, и Келл успокоился: все равно у него ничего не получится.
Но что-то изменилось. В прошлый раз Нед делал над водой таинственные пассы, бормотал заклинания, как будто слова имеют какую-то силу. Вот и сейчас его губы шевельнулись, но Келл ничего не услышал. Ладони лежали на столе по обе стороны от шкатулки.
Сначала, как он и ожидал, ничего не происходило.
Но потом, когда Келл уже начал терять терпение, вода шевельнулась. Всего лишь крохотная капелька приподнялась над поверхностью и упала обратно, пустив мелкую рябь.
Ох, санкт!
Нед торжествующе выпрямился. Он старался сохранить спокойствие, но видно было, как ему хочется вскинуть руки и издать торжествующий крик.
– Вы видели? Нет, вы видели? – повторял он. Да, Келл видел. Такие способности не назовешь выдающимися, но он и этого не ожидал. Для Неда, для любого жителя Серого мира это было невозможно, но в последние месяцы Келл начал догадываться, что ничего невозможного нет. Как-никак Лайла родом из Серого Лондона, и она… Впрочем, Лайла – это совсем другое дело.
«Магии больше нет места в вашем мире», – сказал он королю.
«Мир цикличен. Может быть, наши времена когда-нибудь вернутся».
Что происходит? Он всегда считал, что магия – это огонь, и каждый Лондон находится все дальше от очага. Черный Лондон был так близко, что сгорел дотла, а в Сером Лондоне давным-давно остались только холодные угольки. Но может быть, среди них сохранилась искра? И она еще может вспыхнуть? Может быть, он ненароком раздул гаснущее пламя? Или это сделала Лайла?
– Это все, что мне пока удается, – взволнованно сказал Нед. – Но если хорошенько потренироваться… – Он с надеждой посмотрел на Келла и быстро отвел глаза. – С хорошим учителем или хотя бы с добрыми советами…
– Нед… – решился Келл.
– Конечно, я понимаю, вы заняты, у вас много дел и нет свободного времени…
– Эдвард… – снова попытался Келл.
– Но у меня есть для вас кое-что.
Келл вздохнул. Ну почему всем вдруг вздумалось делать ему подарки?
– Я много думал над тем, что вы сказали в прошлый раз, о том, что интересуетесь только самыми важными вещами, я долго искал и, мне кажется, приготовил для вас достойный подарок. Сейчас принесу.
И не успел Келл его остановить, не успел объяснить, что не может ничего взять, как Нед умчался вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки.
Келл смотрел ему вслед, жалея, что не может остаться.
Он скучал по таверне «В двух шагах», по простоте и надежности этого места, этого города. Стоит ли возвращаться домой? В том-то и дело. Домом ему был Красный Лондон. В этом мире он чужой. Он до мозга костей пропитан магией, он арнезиец, а не англичанин. И даже если в этом мире сохранилось хоть немного силы – а Тирен говорит, что миров без силы не бывает, – Келл не сможет пустить ее в ход, ни ради Неда, ни ради короля, ни ради себя самого. Он уже погубил два мира. И не хочет брать на душу третий.
Он провел пальцами по волосам, встал со стула. Шаги наверху слышались все тише.
Шкатулка с игрой все еще лежала на стойке. Забрать бы ее, но что потом? Придется объяснять Гастре и Стаффу, откуда она взялась. Нет, пусть остается у мальчишки. Он отставил пустой бокал, шагнул к двери, сунул руки в карманы.
На самом дне пальцы что-то нащупали.
Он достал второй краснолондонский лин. Монета была старая, золотая звезда стерлась. Он не помнил, откуда она взялась. Наверное, когда-то забрал ее у дряхлого короля, обменяв на новенькую. А может, случайная сдача, затерявшаяся в шерстяных складках. Он всмотрелся в нее, потом наверху хлопнула дверь, по лестнице застучали шаги.
Келл оставил монету на стойке возле пустого стакана и ушел.
Сейзенрош
Чем старше Лайла становилась, тем больше ненавидела таверны.
Ее словно привязывала к ним невидимая нить. Беги хоть изо всех сил, но, стоило достичь конца привязи, как та неумолимо затягивала ее назад. Она много лет пыталась перерезать эти путы. И не смогла.
«Нашествие» стояло на самом краю доков, его фонари рисовали яркие круги в пелене морского тумана, наползавшего на порт. Вывеска над дверью была написана на трех языках, из которых Лайла понимала только один.
Изнутри доносились знакомые звуки – скрип стульев, звон стаканов, взрывы смеха, угрозы, которые грозили вот-вот перейти в драку. Она сотни раз слышала это в таверне «В двух шагах»; странно было услышать то же самое здесь, на Черном рынке у самого края империи в волшебном мире. Видимо, в этом и заключается притяжение таких мест: в том, что две таверны из разных городов, из разных миров так похожи – одинаково выглядят, одинаково звучат.
Алукард придержал для нее дверь.
– Тас энол, – сказал он, переходя на арнезийский. – После вас.
