Тени сгущаются Шваб Виктория
Лайла кивнула и вошла.
Внутри «Нашествие» выглядело вполне обычно, другими были только люди. В отличие от Черного рынка, здесь шляпы и плащи были сброшены, и Лайла впервые увидела команды других кораблей. Мимо них еле протиснулся в дверной проем огромный вескиец, толстая белая коса покачивалась вдоль его спины. С голыми до плеч руками он вышел в зимний холод.
У дверей толпилась горстка людей. Они негромко переговаривались на незнакомых языках. Один из них бросил взгляд на Лайлу, и она заметила, что глаза у него золотые. Не янтарные, а яркие, как зеркало, с темными крапинками в металлических радужках. А кожа, на которой сверкали эти глаза, была черной, как ночной океан, и, в отличие от фароанца, которого она видела на Черном рынке, лицо было покрыто десятками зеленоватых стеклышек. Они складывались в линии над бровями, спускались вдоль щек, окутывали шею. Зрелище было пугающим.
– Челюсть подними, – шепнул Алукард. – Ты разинула рот, как рыба.
В таверне стоял полумрак, свет лился не с потолка и стен, а снизу, от столов и камина, и пламя свечей, падая на щеки и брови, окутывало лица причудливыми тенями.
Народу было не очень много – в порту стояли всего четыре корабля. Лайла разглядела людей со «Шпиля» – они сидели по двое, по трое и весело болтали.
Возле бара Стросс и Ленос играли в карты с несколькими вескийцами, Оло наблюдал за игрой, а широкоплечий моряк по имени Тавестронаск – все называли его Тав – погрузился в беседу с арнезийцем с другого корабля.
Красавчик Васри ухлестывал за фароанской служанкой – в этом не было ничего необычного, а сухощавый Кобис сидел в уголке и в тусклом свете читал книгу, наслаждаясь относительным покоем.
Посетители оборачивались, когда Лайла и Алукард проходили мимо, и ей захотелось куда-нибудь спрятаться, но потом она поняла, что смотрят-то не на нее. Всеобщее внимание привлекал капитан «Ночного шпиля». Одни кивали ему, другие махали рукой или поднимали бокал, некоторые приветствовали вслух. Видимо, за годы, проведенные в море, он завел немало друзей. Наверное, Алукард Эмери обзавелся и врагами, но их она пока не встречала.
Алукарда жестом подозвал арнезиец с другого парусника, и Лайла не пошла следом, а направилась к бару и заказала местного сидра, который пах яблоками, пряностями и крепким алкоголем.
После нескольких глотков она обратила внимание на вескийца, сидевшего неподалеку.
На «Шпиле» вескийцев называли «чозер» – гигантами, и теперь она поняла почему.
Лайла старалась не пялиться или хотя бы не подавать виду, но этот человек был настоящим великаном, даже крупнее Бэррона. Лицо словно высечено из камня, обрамлено светлыми густыми волосами. Не тусклыми, как у близнецов Данов, а теплыми, медовыми, подходящими к цвету кожи, как будто он ни дня не провел в тени.
Бицепс его руки, лежавшей на стойке, был шириной с ее голову, а улыбка казалась шире, чем ее нож, правда, не такая острая и злая. Он посмотрел на нее – глаза были голубыми, как безоблачное небо. Волосы и борода вескийца скрывали его лицо почти целиком, расступаясь только вокруг широких глаз и прямого носа, и потому нелегко было понять, о чем он думает. Может быть, просто оценивает ее, а может, вызывает на драку.
Пальцы Лайлы потянулись к кинжалу на бедре, хотя ей искренне не хотелось пускать его в ход против человека, об которого он скорее зазубрится, чем поранит.
Но тут, к ее удивлению, вескиец поднял кружку.
– Ис авен, – отозвалась она, салютуя своим напитком. «Ваше здоровье».
Великан подмигнул и осушил бокал одним долгим глотком. Лайла, почувствовав вызов, сделала то же самое. Ее кружка была вдвое меньше, чем у него, но он и сам вдвое крупнее, так что поединок честный. Когда она поставила свою пустую кружку, вескиец рассмеялся, и дважды стукнул кулаком по столу, одобрительно бормоча.
Лайла положила монету на прилавок и встала. Сидр ударил в голову, и пол качнулся, словно она очутилась на палубе «Шпиля» в жестокий шторм.
– Полегче. – Алукард поймал ее за локоть, потом обхватил рукой за плечи, чтобы скрыть ее нетвердую походку. – Будь осторожна, когда заводишь друзей.
Он повел ее к кабинке, где собралась почти вся команда, и она с наслаждением плюхнулась в кресло у самого края. Капитан занял свое место, и к нему, словно подхваченные невидимым течением, потянулись и остальные.
Люди смеялись, звенели стаканы, скрипели стулья.
Ленос украдкой бросил на нее взгляд. Это он распустил слухи, будто она – морской дух Сарус. Неужели он до сих пор боится ее?
Она достала его нож – теперь принадлежавший ей – и протерла краем рубашки.
После первого бокала закружилась голова, она перестала вслушиваться в разговоры, арнезийские слова плыли мимо, словно клубы дыма, распадаясь на звуки, высокие и низкие, и снова сплетаясь в музыку чужого языка.
На другом конце стола Алукард поднимал стакан вместе со своей командой, и Лайла подивилась, как легко он вписывается в любое окружение. Она и сама неплохо умела приспосабливаться, а Алукард просто преображался. На «Шпиле» он был не только капитаном, но и королем. А здесь, за столом, среди своих людей, стал одним из них. Он был и оставался командиром, но не возносился над остальными. Этот Алукард хохотал громче Тава и флиртовал наравне с Васри, расплескал эль, как Оло, хотя в каюте Лайла видела, как он бросался наводить порядок, если ей случалось пролить вино или воду.
Это был спектакль, и следить за ним было интересно. Лайла в сотый раз спросила себя, какой из этих Алукардов настоящий. А может быть, все они по-своему настоящие?..
А еще ей хотелось бы знать, где и как Алукард набрал такую пеструю компанию. Здесь, на суше, казалось, что между ними очень мало общего. А на «Шпиле» они действовали как друзья, как одна семья. По крайней мере, так, как Лайла представляла себе семью. Бывало, конечно, ссорились, иногда доходило и до тумаков, но все были горячо преданы друг другу.
А Лайла? Преданна ли она?
Ей вспомнились первые ночи, когда она спала спиной к стене и с ножом под рукой. Когда она поняла, что ничего не знает о жизни на корабле, и жадно цеплялась за малейшие обрывки полезных навыков, языка, а изредка – помощи. С тех пор, казалось, прошло много лет. Теперь с ней обращались более или менее как с равной. Признали своей. И какая-то дерзкая частичка ее души, которую она пыталась заглушить на улицах Лондона, радовалась этому.
Но в остальном ей было скверно.
Ей хотелось оттолкнуть стол, выйти на улицу, уйти прочь, разорвать путы, которые привязывают ее к этому кораблю, к этой команде, к этой жизни, начать заново. Тяжесть пут давила ее, хотелось взять самый острый нож и перерезать их, отсечь частичку своей души, которая хочет остаться, которая теплеет, когда Алукард кладет руку ей на плечо, когда Тав улыбается, а Стросс кивает.
«Это слабость», – предупредил голос в голове.
«Беги», – произнес другой.
– Что с тобой, Бард? – спросил Васри с искренней заботой.
– Ничего. – Лайла постаралась снова улыбнуться.
Стросс придвинул к ней еще один полный стакан.
«Беги».
Алукард поймал ее взгляд и подмигнул.
Боже, надо было убить его, пока была возможность.
– Эй, капитан, – прокричал Стросс, перекрывая шум. – Вы заставили нас ждать. Каковы же новости?
За столом затихли. Алукард поставил кружку.
– Слушайте, оборванцы, – заговорил он. Наступила тишина. – Можете провести ночь на берегу. Но на рассвете отправляемся.
– Куда теперь? – спросил Тав.
– В Лондон, – объявил Алукард и посмотрел на Лайлу. Она насторожилась.
– Зачем? – полюбопытствовал Васри.
– По делам.
– Надо же. – Стросс почесал щеку. – Кажется, скоро турнир?
– Возможно, – усмехнулся Алукард.
– Не может быть! – ахнул Ленос.
– Чего не может быть? – не поняла Лайла.
– Он записался на Эссен Таш, – хмыкнул Тав.
«Эссен Таш…» Лайла попыталась перевести фразу. Стихии… что-то там. Что это такое? Кажется, все остальные знали, о чем речь. Только Кобис ничего не сказал, лишь насупился, глядя в кружку, но не растерялся, а встревожился.
– Не знаю, капитан, – заговорил Оло. – Вы считаете, у вас хватит сил сыграть?
Алукард со смехом покачал головой. Поднес кружку к губам, отпил и резко поставил на стол. Она разбилась, сидр выплеснулся, но не разлился по столу, а подскочил в воздух, вслед за ним – и содержимое других бокалов. Жидкость застыла на лету, зависла на миг, потом посыпалась на стол. Одни осколки падали острым концом вниз, другие катились, как сосульки. Ледяной кинжал, который только что был сидром, плюхнулся обратно в бокал Лайлы. И только ледышка Алукарда парила в воздухе над его разбитой кружкой.
Команда зааплодировала.
– Эй, – прорычал бармен за стойкой. – Заплатите за все, что расколотили!
Алукард улыбнулся и поднял руки, будто сдаваясь. Потом согнул пальцы, и осколки стекла, рассыпанные по столу, вздрогнули, потянулись друг к другу и соединились обратно в кружку, как будто Алукард повернул время вспять. Кружка очутилась в руке у Алукарда, трещины помутнели и исчезли. Он поднял кружку, и ледяной сидр, паривший над головой, снова стал жидким и выплеснулся в целехонькую кружку. Он отпил глоток, салютовал бармену, и команда разразилась громовыми аплодисментами. Позабыв про свои напитки, люди стучали кружками по столу.
Только Лайла застыла как завороженная.
Она, конечно, видела, как Алукард творит магию – ведь он несколько месяцев обучал ее. Но одно дело – поднять в воздух нож, а это – совсем другое. Она никогда не видела, что человек способен на такое. После Келла.
Васри, кажется, заметил ее удивление.
– Капитан – один из лучших в Арнсе, – сказал он ей. – Обычно маги могут управлять одной стихией. Некоторые – двумя. А наш Алукард – триада, – с гордостью произнес он. – И не хвастает силой направо и налево, потому что в море великие маги очень редки. Они добыча ценная – того и гляди схватят и продадут. За его голову, конечно, не раз назначали награду, но все-таки. Такие, как он, как правило, не покидают городов.
«Тогда почему же он ушел?» – подумала она.
Подняв глаза, она встретила взгляд Алукарда. Над темным глазом подмигивал сапфир.
– Васри, ты бывал на Эссен Таш? – спросила она.
– Доводилось, – ответил он. – В прошлый раз игры были в Лондоне.
«Игры», – догадалась Лайла. Вот что означает «Таш».
Игры Стихий.
– Они проходят раз в три года, – продолжал Васри. – В городе, где живет победитель прошлых игр.
– И на что это похоже? – спросила она, стараясь не проявлять чрезмерного интереса.
– Никогда не бывала? Да, тебе будет интересно. – Лайле нравился Васри. Пусть он не блещет умом, зато не обращает внимания на ее вопросы, не задумывается, почему это она так мало знает. – Эссен Таш проводится уже шестьдесят лет, с последней имперской войны. Каждый год Арнс, Фаро и Веск сходятся вместе и выставляют своих лучших магов. Жаль, что это длится всего неделю.
– Таким образом империи пожимают друг другу руки, улыбаются и говорят, что все хорошо, – заговорщически добавил Тав.
– Политика – скучная штука, – махнул рукой Васри. – Но смотреть на дуэли дело занятное. А какие там праздники! Выпивка, пари, красивые дамы…
– Не слушай его, Бард, – фыркнул Тав. – Самое интересное – это поединки. Дюжина лучших магов из каждой империи сходятся лицом к лицу.
Поединки.
– И маски там чудо как хороши, – задумчиво проговорил Васри.
– Маски? – с интересом переспросила Лайла.
Тав подался к ней.
– Вначале, – пояснил он, – участники надевали шлемы для защиты. А со временем стали их украшать, чтобы выделиться. Постепенно маски стали турнирной традицией. – Тав слегка нахмурился: – Удивляюсь, Бард, как это ты никогда не была на Эссен Таш.
Лайла пожала плечами:
– Не оказывалась в нужном месте в нужное время.
Он кивнул, словно ответ его удовлетворил.
– Если Алукард и впрямь решил участвовать, турнир будет занятный.
– Зачем люди идут туда? – спросила она. – Просто чтобы показать себя? Покрасоваться перед дамами?
– Дамы тоже участвуют, – вставил Васри.
– Это большая честь – защищать свое королевство…
– Слава – дело хорошее, – возразил Васри. – Но победитель получает огромный приз. Не думаю, что нашему капитану нужны деньги, но…
Тав метнул на него предостерегающий взгляд.
– Приз такой большой, – усмехнулся Оло, – что даже королю жалко с ним расставаться.
Вполуха слушая болтовню, Лайла провела пальцем по сосульке, тающей на столе. Магия, маски, деньги… Эссен Таш интересовал ее все сильнее.
– А участвовать может каждый? – мимоходом полюбопытствовала она.
– Конечно, – ответил Тав. – Если сил хватит.
Лайла убрала палец, и никто не заметил, что сидр продолжает двигаться, вырисовывая узоры на дереве.
Перед ней поставили полную кружку.
Алукард призвал к вниманию.
– В Лондон! – объявил он, поднимая кружку.
– В Лондон! – откликнулась Лайла с улыбкой острой, как нож.
Глава 4
Зов Лондонов
Красный Лондон
Город был в осаде.
Рай стоял на верхнем балконе дворца и смотрел, как стягиваются войска. Морозный ветер обжигал щеки, трепал короткий плащ, который развевался у него за спиной, как золотистый флаг.
Далеко внизу возводились строения, вырастали стены. Треск пламени и грохот молотков разносились над городом, словно звон оружия в решающей битве, где сошлись дерево, железо и стекло.
Многие удивились бы, узнав, что, когда Рай представляет себя королем, то видит себя не на троне, не среди друзей за пиршественным столом, а во главе могучего войска. И хотя ему не доводилось бывать на поле боя – последняя война закончилась шестьдесят лет назад, и отцовская армия вовремя гасила приграничные стычки и народные волнения, – природа одарила Рая живым воображением. Кроме того, на первый взгляд действительно казалось, что Лондон подвергся нападению, хотя войска были его собственные.
Куда ни посмотри, город был захвачен – но не вражескими солдатами, а каменщиками и магами, усердно трудившимися над возведением платформ и сцен, плавучих арен и прибрежных шатров, где разместятся гости и участники Эссен Таш.
– Вид отсюда великолепен, – произнес голос за спиной. Остра говорил на королевском языке, но с заметным арнезийским акцентом.
– Несомненно, мастер Парло, – ответил Рай и с трудом удержался от улыбки. Замерзший Парло с несчастным видом жался к стене; его пугало огромное расстояние между балконом и видневшейся внизу красной рекой. Он цеплялся за свитки с чертежами, как за соломинку. Вису было не лучше: бледный охранник вжимался доспехами в стену.
Рай подавил соблазн облокотиться о перила, чтобы остра и стражник понервничали. Так поступил бы Келл. Вместо этого он отошел от края, и Парло с благодарностью повторил его движение, отступив к выходу.
– Что привело вас на крышу? – спросил Рай.
Парло достал из-под мышки свиток.
– Распорядок церемонии открытия, ваше высочество.
– Конечно. – Он взял план, но не развернул. Парло все еще стоял, как будто ждал чего-то – чаевых? подачки? – и Рай в конце концов сказал: – Можете идти.
Остра обиженно надулся, и Рай наградил его самой царственной улыбкой.
– Полно, мастер Парло, я отпускаю вас, а не прогоняю. Вид отсюда великолепный, но погода неважная, а вам сейчас нужно сесть у огня и выпить чаю. И то и другое вы найдете в галерее внизу.
– Ваше предложение заманчиво… но чертежи…
– Я уж как-нибудь разберусь в планах, которые сам составил. А если понадобится помощь, я знаю, где вас найти.
Через мгновение Парло наконец кивнул и удалился. Рай вздохнул и разложил планы на стеклянном столике у дверей. Развернув свиток, он поморщился – яркое солнце заплясало по белой бумаге, и голова отозвалась болью, напоминая о вчерашнем. Ночи становились для Рая все труднее. Он никогда не боялся темноты, даже после того, как Тени приходили за ним ночью, но только потому, что знал – тьма пуста. Там ничего нет. А теперь было. Он чувствовал это – оно кружилось в воздухе, дожидалось, когда сядет солнце и настанет тишина. И тогда приходили они. Мысли – вот что подкарауливало его, и, когда они разыгрывались, он не мог их угомонить.
Он старался изо всех сил.
Он налил себе чая и снова углубился в план. Придавил свиток по углам, чтобы не сдуло ветром. Вот оно, лежит перед ним, то, на чем он сосредоточился в отчаянной попытке отогнать тяжелые думы.
Ис Эссен Таш.
Игра Стихий.
Международный турнир, в котором участвовали три империи – Веск, Фаро и, конечно, Арнс. Проводился он с размахом. В Эссен Таш участвовали тридцать шесть магов, тысячи богатых зрителей мечтали попасть на трибуны, съезжались королевские гости. Принц и принцесса из Веска. Брат короля из Фаро. По традиции турнир проводился в столице королевства, победившего в прошлый раз. И благодаря ловкости Кисмайры Васрин и вдохновению Рая нынешние игры пройдут в Лондоне с ослепительным блеском.
Жемчужиной игр станет главное достижение Рая – первые в мире плавучие арены.
Шатры и сцены рассыпаны по всему городу, но самой большой гордостью Рая были эти три арены – их строили не на берегах, а прямо на реке. Да, это временные сооружения, и когда турнир закончится, придется их снести. Но как же они хороши! Рай подрядил лучших мастеров по металлу и камню. Вокруг дворца возводили мосты и крытые переходы – с высоты они напоминали золотистую рябь на красной воде Айла. Стадионы имели форму восьмиугольников, на каменный каркас натянуты, как паруса, полотнища брезента. А поверх него одна арена была покрыта скульптурной чешуей, другая – матерчатыми перьями, третья – травянистым мехом.
Рай внимательно следил, как над рекой опускают массивных драконов, вырезанных изо льда, – они окружат восточную арену. Над центральной, словно воздушные змеи, полоскались на ветру матерчатые птицы. А к западу по углам стадиона высились восемь каменных львов, все в разных позах, застывшие в вечном противоборстве хищника и жертвы.
Можно было просто пронумеровать платформы, но это было бы, решил Рай, слишком предсказуемо. Нет, турнир Эссен Таш достоин большего.
Зрелища.
Вот чего ожидали все. А уж Рай умел это организовать. Но дело было не только в красивом спектакле. Пусть Келл насмехается сколько хочет, но Рай всерьез заботился о будущем королевства. Когда отец поручил ему возглавить подготовку, он поначалу обиделся. Эссен Таш – всего лишь изысканный праздник, а принц, хоть и любил развлечения, все же считал, что достоин большего. Ответственности. Власти. И так и заявил королю.
– Править королевством – дело тонкое, – заметил отец. – Каждый поступок несет в себе глубокий смысл, имеет значение. Этот турнир – не просто игра. Он помогает поддерживать мир с соседними империями, дает возможность продемонстрировать, на что мы способны, не применяя угроз. – Король сплел пальцы. – Политика – это танец, пока не станет войной. А заказываем музыку мы.
И чем больше Рай думал над этим, тем больше понимал.
Династия Мареш правила уже больше ста лет. Предки Рая взошли на престол еще до имперской войны. Дворянство – остра – любило их, и ни у кого из королевских родичей – вестра – не хватало смелости бросить им вызов. В этом и заключается преимущество долгого правления: никто не помнит, какова была жизнь сто лет назад, до того как Мареши пришли к власти. Поэтому легко поверить, что у династии нет ни начала, ни конца.
А как же другие империи? О войне никто никогда не говорил, но от границ, словно туман, долетал шепоток недовольства. Вескийская королевская чета, имевшая семерых детей, рвалась к власти, брату фароанского короля тоже не сиделось на месте – рано или поздно лорд Сол-ин-Ар проложит себе путь к трону Фаро, и какие бы виды друг на друга они ни имели, факт остается фактом: Арнс находится прямо между ними.
И еще был Келл.
Сколько бы ни шутил Рай вместе с братом над его репутацией, с Фаро и Веском шутки плохи. Многие были убеждены, что Келл – краеугольный камень Арнезийской империи, стоит его устранить – и государство рухнет.
И не важно, правда это или нет. Соседи всегда будут искать малейшую слабость, потому что править империей – удел сильных. Значит, надо показать силу. И Эссен Таш для этого – идеальная сцена.
Сцена, на которой Арнс будет блистать.
Сцена, на которой будет блистать Рай – не только как бриллиант, но и как меч. Он всегда был олицетворением богатства. А хотел бы олицетворять силу. Магия – это, конечно, сила, но не единственная. Рай говорил себе, что может стать сильным и без нее.
Его пальцы сжали балконные перила.
В памяти ожили воспоминания о даре, который сделал Холланд. Несколько месяцев назад принц совершил глупость – огромную глупость, едва не стоившую жизни и ему самому, и всему городу. Только ради того, чтобы стать сильным, как Келл. Народ никогда не узнает, как близко к гибели подвел их наследный принц. А больше всего на свете Рай Мареш мечтал быть нужным своему народу. Он долго считал, что подданные хотят видеть в своем принце беззаботного весельчака. Он не был настолько оторван от жизни, чтобы полагать, будто в городе нет страданий, однако привык думать – точнее, хотел думать, – что сделает людей хоть немного счастливее, если будет счастлив сам. В конце концов, они его любят. Но что подобает принцу, не подобает королю.
«Не вредничай», – сказал он себе. Родители в добром здравии. Но все живое рано или поздно уходит. Так устроен мир. По крайней мере, так задумано природой.
Воспоминания стиснули горло. Боль, кровь, страх, а потом – тишина и мрак. Погружение во тьму, его тащат обратно, он как будто падает, а потом – острая рвущая боль при ударе о землю. Вот только падает он не вниз, а вверх. Вынырнул обратно в себя самого, и…
– Принц Рай!
Он моргнул и увидел стражника. В дверях стоял его охранник Тольнерс, высокий, строгий, церемонный.
Принц с трудом разжал ноющие пальцы, едва не примерзшие к перилам. Открыл рот – и ощутил вкус крови. Наверное, прикусил язык. «Прости, Келл», – подумал он. Нелегко знать, что твоя боль передается другому, что стоит тебе ушибиться – и он почувствует, и если ему больно, то виноват ты. Теперь Рай, кажется, стал постоянным источником страданий для Келла, а сам Келл ходит на цыпочках, как будто живет в стеклянном доме, и все из-за Рая. Это неправильно, нечестно, в этом нет гармонии. Рай держал в руках боль брата, а Келл держал в руках его жизнь.
– Что с вами? – забеспокоился стражник. – Вы побледнели.
Рай взял чашку чая, уже остывшего, прополоскал рот, чтобы избавиться от металлического привкуса, и дрожащими пальцами отставил чашку.
– Скажи мне, Тольнерс, – с наигранной легкостью заговорил он, – неужели моей жизни угрожает столь сильная опасность, что охранять меня должен не один человек, а сразу двое? – Рай указал на другого стражника, все еще прижимавшегося к холодному камню наружной стены. – Или ты пришел сменить Виса, пока он не лишился чувств?
Тольнерс посмотрел на Виса и мотнул головой. Второй стражник радостно нырнул в дверь, в надежную комнату. Тольнерс не занял его место у стены, а остался стоять перед принцем по стойке «смирно». Он был, как всегда, в полных доспехах, за спиной развевался на холодном ветру красный капюшон, под мышкой зажат золотой шлем. Он походил скорее на статую, чем на человека, и в этот миг – как и много раз до этого – Рай пожалел, что рядом с ним нет прежних стражников, Мортимера и Перси. Он скучал по их веселой, легкой болтовне. Ему частенько удавалось заставить их забыть, что он принц. А иногда они сами заставляли его забыть об этом.
«Не противоречь сам себе», – одернул себя Рай. Нельзя быть одновременно олицетворением власти и обычным человеком. Надо выбирать. И выбирать правильно.
Ему вдруг почудилось, что балкон наполнился людьми. Рай взял чертежи со стола и отступил в теплую комнату. Положил бумаги на диван, подошел к буфету налить себе чего-нибудь покрепче и вдруг увидел на столе письмо. Давно ли оно тут лежит?
Рай оглянулся на стражников. Вис стоял у темных дверей, от скуки теребя ниточку на капюшоне. Тольнерс оставался на балконе, смотрел на строительство с еле заметной складкой меж бровей.
Рай распечатал конверт. Письмо было нацарапано мелкими черными буквами не на королевском языке и не на арнезийском, а на кас-авнесе – редком приграничном диалекте, которому Рай выучился несколько лет назад.
Ему всегда легко давались языки, поскольку они были делом человеческим, а не магическим.
При виде диалекта Рай улыбнулся. Очень умно – и никто не сможет прочитать, и меньше бросается в глаза, чем шифр.
Записка гласила:
«Принц Рай!
Я всем сердцем не одобряю вашу затею и лелею надежду, хоть и слабую, что вы оба одумаетесь. На случай же, если этого не произойдет, я предпринял необходимые меры – надеюсь, совесть не будет мучить меня слишком сильно. Сегодня днем мы обсудим цену ваших дерзких начинаний. Возможно, пар поможет очистить ваш разум. Независимо от вашего решения, я надеюсь по окончании этого мероприятия получить щедрый дар в пользу Лондонского святилища.
Ваш покорный слуга, старший друг и авен эссен,
Тирен Серенс»
Рай улыбнулся и отложил записку. Над городом прокатился звон колоколов, доносившийся из святилища на другом берегу реки.
«Возможно, пар поможет очистить ваш разум».
Рай хлопнул в ладоши, напугав стражников.
– Господа, – воскликнул он и взял халат. – Мне хочется сходить в баню!
В глубине было тепло и тихо.
Рай оставался под водой сколько мог, пока не закружилась голова. И только когда в висках застучало, а легкие сдавило, он вынырнул и вздохнул полной грудью.
Он любил королевские бани, провел там немало пленительно-томных дней, а также вечеров и рассветов, но почти никогда – в одиночестве. Обычно среди каменных стен гремел смех развеселой компании, подруги дарили ему мимолетные поцелуи, но сегодня тишину нарушал лишь легкий плеск воды. У дверей стояли стражники, возле бассейна ждали служанки с кувшинами мыла и масла, щетками, халатами, полотенцами, а принц Рай неторопливо прогуливался по грудь в воде.
Половину зала занимал широкий бассейн из черного полированного камня, украшенный стеклом и золотом. На сводчатых потолках плясали отблески света, проникавшего через высокие витражные окна.
Вода вокруг принца еще не успокоилась. Он положил пальцы на поверхность и стал ждать, пока разгладится рябь.
Эту игру он придумал еще в детстве – проверял, сумеет ли успокоить потревоженную гладь. Не магией, а одним лишь терпением. Повзрослев, обнаружил, что ожидание дается ему еще труднее, чем власть над стихиями. Но сейчас стало получаться. Он стоял в самой середине бассейна, затаив дыхание, и следил, как разглаживается вода. Постепенно она стала ровной, как зеркало, и отразила черные волосы Рая, его золотистые глаза. Взгляд принца, как обычно, скользнул по смуглым плечам к серебристой метке на груди.
Два сплетающихся круга. Такие знакомые и такие чужие. Символ смерти и жизни. Он прислушался, уловил в ушах биение сердца – не только своего, но и Келла. Два схожих ритма звучали все громче и громче, вот-вот они потревожат идеальную гладь воды…
Тревожное биение утихло под действием едва уловимой ауры покоя.
– Ваше высочество, – сказал от дверей Вис. – К вам…
– Пусть войдет, – ответил принц, не оборачиваясь. Он закрыл глаза и прислушался к шороху босых ног, к шелесту мантии о камень, тихому, но все же способному заглушить биение братнего сердца.
– Доброго дня, принц Рай. – Голос у авен эссена был низкий, мягче королевского, но столь же сильный. Звучный.
Рай медленно обернулся к верховному жрецу, и его лицо озарилось улыбкой.
– Тирен! Какая приятная неожиданность.
Верховный жрец Лондонского святилища был невелик, но отнюдь не тонул в своих белых одеждах. Напротив, он их наполнял, и пышные складки тихо шелестели, даже когда он стоял неподвижно. С его появлением воздух неуловимо менялся, и покой, будто снег, окутывал все вокруг. И это хорошо, потому что многие рядом с ним чувствовали себя неуютно, людям казалось, что Тирен видит их насквозь, видит мысли, желания, душу. Вот почему, наверное, Вис внимательно разглядывал свои сапоги.
Авен эссен для многих был фигурой устрашающей, – как и Келл, наверное, – но для Рая мастер Серенс всегда оставался Тиреном.
– Если я не вовремя… – начал мастер, убрав руки в рукава.
– Напротив, – поспешил заверить его Рай, поднимаясь по стеклянным ступеням, окружавшим бассейн со всех сторон. Он чувствовал, как все взгляды устремились на его грудь – не на символ, впечатанный в загорелую кожу, а на шрам между ребрами, там, куда Астрид вонзила нож. Не успел холодный воздух коснуться его тела, а взгляды – стыдливо отпрянуть, как к принцу подскочила служанка и накинула на него красный бархатный халат.
– Оставьте нас, – велел принц остальным. Слуги потянулись к дверям, но стражник медлил. – Ты тоже, Вис.
– Принц Рай, – возразил солдат. – Мне не положено…
– Не бойся, – усмехнулся Рай. – Вряд ли авен эссен злоумышляет против меня.
Серебристые брови Тирена чуть приподнялись.
– Это мы еще посмотрим, – проговорил жрец ровным голосом.
При этих словах Вис застыл на месте. Рай вздохнул. После Черной ночи королевские стражники получили строгий приказ не спускать глаз с наследника престола. И с его антари. Он не знал, какие именно слова произнес отец, но среди них наверняка были «под страхом смерти».
– Вис, – произнес он, стараясь подражать каменной властности отца. – Своим навязчивым присутствием ты оскорбляешь и меня, и авен эссена. В этом зале всего одна дверь. Стой с другой стороны вместе с Тольнерсом и стереги ее.
Видимо, речь вышла убедительной, потому что Вис кивнул и неохотно вышел.
Тирен опустился на каменную скамью у стены, и белые одежды растеклись вокруг него, будто озеро. Рай уселся рядом.
– Да, суровая компания, – сказал Тирен, когда они остались одни.
– И не говорите, – пожаловался Рай. – Усердие – это утонченная форма наказания.
– Приготовления к турниру идут полным ходом?
– Конечно, – подтвердил Рай. – Арены почти готовы, королевские шатры воистину роскошны. Я даже чуточку завидую магам.
– Надеюсь, ты не собираешься состязаться?
– После всего, на что пошел Келл, чтобы вернуть меня к жизни? Это была бы черная неблагодарность.
Тирен едва заметно сдвинул брови. На обычно спокойном лице авен эссена это читалось как проявление недовольства (он утверждал, что только Келл и Рай способны вызвать появление этой морщинки у него на лбу).
– Кстати, о Келле… – начал Рай.
Взгляд Тирена стал суровее.
– Ты передумал?
– А вы на это рассчитывали?
