1356. Великая битва Корнуэлл Бернард

– Очень любезно со стороны Бога, – заметил Сэм. Он небрежно поклонился всадникам и коснулся рукой шлема. – Это епископ, – пояснил лучник.

Брат Майкл увидел высокого мужчину, смуглое лицо которого обрамлял стальной шлем. Он восседал на коне под знаменем с изображением епископского посоха и крестов.

– Ждет, когда мы завершим битву, – проворчал Сэм. – Они все такие. Идите и сражайтесь за нас, говорят. А потом напиваются вдрызг, оставляя нам всю кровавую работу. Впрочем, за это мы и получаем деньги. Поосторожнее, брат, тут опасно. – Он стащил с плеч лук, провел монаха чуть дальше по улице, потом остановился на углу, осмотрелся и добавил: – Чертовски опасно.

Брат Майкл, которого творящаяся вокруг бойня завораживала и пугала, пристроился рядом с Сэмом и обнаружил, что они добрались до окраин города и находятся на границе обширного открытого пространства, вероятно рыночной площади. На дальней его стороне в черной скале были прорублены ведущие в замок ворота. Надвратное укрепление, освещенное факелами из невысокой башни, было увешано большими штандартами. Часть из них взывала о помощи святых, на других красовался герб с золотым кречетом. Арбалетный болт попал в стену рядом с монахом и заскользил по камням мостовой.

– Если возьмем замок завтра до заката, наши деньги удвоятся, – сказал Сэм.

– Удвоятся? Почему?

– Потому что завтра День святой Бертиллы, – ответил лучник. – А жену нашего нанимателя зовут Бертилла. Поэтому падение замка докажет, что Бог на нашей стороне, а не на ее.

Теологическая выкладка показалась брату Майклу сомнительной, но он предпочел не спорить.

– Так это и есть сбежавшая жена?

– И кто ее осудит? Этот граф – настоящая свинья, мерзкий боров, но брак есть брак, да? И воистину ад замерзнет в тот день, когда женщинам будет дозволено выбирать себе мужа. И все-таки мне ее жалко – выйти за такого борова!

Он наполовину натянул тетиву, шагнул за угол, ища цель, но не увидел ни одной и отступил.

– И вот бедняжка тут, – продолжил стрелок. – А боров платит нам за то, чтобы мы вернули ее как можно скорее.

Брат Майкл выглянул за угол и отпрянул, когда два арбалетных болта блеснули в свете факелов. Они ударили в стену рядом с ним и, срикошетив, полетели дальше по улице.

– А ты везунчик! – радостно воскликнул Сэм. – Ублюдки засекли меня, прицелились, а тут ты выглядываешь. Умей эти придурки стрелять, ты сейчас бы уже в раю был.

– Вам никогда не вытащить леди оттуда, – выразил свое мнение монах.

– Это почему?

– Замок слишком сильный.

– Но мы-то эллекины! – заявил Сэм. – А это означает, что крошке осталось всего час пробыть с любимым парнем. Надеюсь, он славно приголубит ее на память.

Майкл вспыхнул под покровом темноты. Женщины не давали ему покоя. Большую часть его жизни искушение проходило стороной, потому как, будучи заперт в цистерцианской обители, юноша не часто видел представительниц иного пола. Зато путь из Карлайла оказался усеян тысячами дьявольских ловушек. В Тулузе одна шлюха обхватила его со спины и приласкала. Он вырвался, дрожа от смущения, и упал наколени. Ее смех как плетью резанул по его душе, так же как воспоминания о прочих девушках, которых он встречал, на которых смотрел, о которых думал. Мысленно увидев перед собой белую нагую кожу убитой у городских ворот, брат понял, что Сатана снова искушает его, и собирался было укрепить дух молитвой, но его внимание привлек звук рассекаемого воздуха. Он увидел, что на рыночную площадь обрушился град арбалетных болтов. Некоторые, чиркая по камням мостовой, высекали искры. Брат Майкл удивился, с чего это защитникам стрелять, потом заметил закутанные в темные плащи фигуры, которые выныривали из всех проулков и перебегали открытое пространство. Это были лучники, начавшие пускать стрелы в направлении замковой стены. Настоящие облака стрел – не коротких, с кожаным хвостом железных болтов арбалетчиков, но английских стрел – длинных, белоперых. Они бесшумно устремлялись к замку, будучи выпущены из мощных тисовых луков, пеньковая тетива которых при выстреле издавала щелчок, похожий на высокую ноту арфы. Срываясь с тетивы, стрелы трепетали, перья забирали воздух, и посланцы взмывали вверх белыми вспышками в темноте, отражая стальным наконечником свет факелов. Монах обратил внимание, что поток болтов, такой плотный минуту назад, теперь вдруг иссяк. Лучники осыпали укрепления стрелами, заставив арбалетчиков спрятаться за парапетом, одновременно другие эллекины целили в узкие бойницы, прорезанные в башнях. Звук стальных наконечников, врезающихся в камни, напоминал шум дождя, падающего на мостовую. Один из стрелков рухнул навзничь с торчащим в груди болтом, но это была единственная потеря, которую видел брат. Потом Майкл услышал скрип колес.

– Отойди! – велел Сэм.

Монах подался назад, и мимо него прогрохотала повозка – небольшая, достаточно легкая, чтобы ее могли толкать шесть человек. Однако ее утяжелили десять больших павез – щитов размером с человеческий рост, предназначавшихся для защиты арбалетчиков, перезаряжающих свое неуклюжее оружие. Павезы были установлены спереди и по бокам, чтобы прикрывать толкающих телегу, груженную маленькими деревянными бочонками.

– И часа много. – Сэм вышел на улицу, как только повозка проехала. Он натянул тетиву большого лука и пустил стрелу в направлении замковых ворот.

Была странная тишина. Брату Майклу казалось, что битвы сопровождаются шумом. Он ожидал услышать призывы воинов к Богу о спасении души, крики страха и боли, но единственными звуками были вопли женщин в нижнем городе, треск пламени, струнная музыка спускаемой тетивы, грохот колес по мостовой да стук стрел и болтов, ударяющихся о камень. Майкл благоговейно наблюдал, как Сэм стреляет, вроде как не целясь, а просто посылая стрелу за стрелой в направлении замковых укреплений.

– Хорошо, что видно, – произнес Сэм, в очередной раз спустив тетиву.

– Из-за пожаров, хочешь сказать?

– Ради этого мы и подпалили дома. Чтобы подсветить ублюдков.

Он выстрелил еще раз, без всякого видимого усилия. А вот когда брат Майкл попытался однажды согнуть тисовый лук, то не смог натянуть тетиву больше чем на ширину ладони.

К этому времени повозка достигла ворот замка. Там она остановилась – темная тень под темной аркой. Брат Майкл заметил, как во мгле затрепетал огонек: померк, ожил, затем разгорелся до ровного приглушенного пламени. Шестеро, толкавшие телегу, тем временем бежали назад к лучникам. Один из них упал, – очевидно, в него попал арбалетный болт. Двое других подхватили раненого под руки и потащили дальше, и в этот миг монах впервые заметил Бастарда.

– Это он, – ласково бросил Сэм. – Наш чертов ублюдок.

Брат Майкл увидел высокого мужчину в перехваченной поясом длинной кольчуге, выкрашенной в черный. На нем были высокие сапоги, черные ножны, а шлемом служил простой басинет[8] того же цвета, что и кольчуга. Меч он обнажил и махал им, приказывая дюжине солдат выдвинуться и построиться в линию, заведя щит за щит, на открытом пространстве. Он посмотрел в сторону брата Майкла, и монах углядел, что нос Бастарда сломан, а через щеку проходит шрам. Но еще он прочитал в его лице силу и свирепость и понял, почему аббат в Павилле отзывался о нем с таким уважением. Цистерцианец ожидал найти человека в возрасте – и был поражен, что облаченный в черное воин выглядел таким молодым. Затем Бастард заметил Сэма.

– Мне казалось, ты должен охранять церковь, – сказал он.

– Рябой и Джонни остались там, – ответил Сэм. – Но я привел вот этого парня повидаться с тобой.

Лучник кивнул на брата Майкла.

Монах сделал шаг вперед и ощутил всю силу взгляда Бастарда. Его обуял внезапный страх, а во рту пересохло.

– У меня для тебя послание, – промямлил он. – Оно от…

– Позже, – прервал его Бастард.

Слуга подал ему щит, который тот надел на левую руку, потом командир наемников посмотрел на замок.

Тот внезапно окутался дымом и пламенем. Дым был черным и багровым; пронизанный острыми языками пламени, он наполнял ночь под оглушительный грохот, от которого брат Майкл в ужасе присел. Во тьме полетели горящие обломки, а волна горячего воздуха пронеслась через узкую горловину улицы. Открытое пространство затянуло дымом, а рокот взрыва эхом отразился от дальней стороны долины и покатился назад. Птицы, селившиеся в расселинах замковой стены, взмыли в дымный воздух. Один из больших штандартов, взывавший к помощи святого Иосифа, занялся и вспыхнул, ярко освещая укрепления.

– Порох, – лаконично пояснил Сэм.

– Порох?

– Ловкий он ублюдок, наш Бастард. Вмиг ворота выбил, разве не так? Учти, это штука дорогая. Оставшемуся без жены борову пришлось заплатить вдвойне, если он захотел, чтобы мы использовали порох. Должно быть, ему очень нужна эта сучка, раз он так ради нее раскошеливается! Надеюсь, она того стоит.

Брат Майкл заметил небольшое пламя, пробивающееся через валивший из-под арки густой дым. Он вдруг понял, почему городские ворота выглядели так, будто их вырвал, вычернил и раскидал дьявольский кулак. Бастард проложил себе путь в город при помощи пороха и повторил этот же трюк с массивными деревянными створками входа в замок. Теперь он вел два десятка воинов к обломкам.

– Лучники! – раздался чей-то голос, и стрелки, включая Сэма, последовали за пехотинцами к воротам. Шли они молча, и это тоже навевало ужас. Эти люди в черных с белым накидках приучились тихо жить и без жалости сражаться в мрачной юдоли смерти. Никто из них не казался пьяным. Эти парни были дисциплинированны, умелы и наводили страх.

Бастард исчез в дыму. Из замка доносились крики, но монах не мог разглядеть происходящего там, хотя штурмующие явно проникли внутрь, поскольку лучники теперь потоком вливались через коптящую арку ворот. За ними следовали другие – воины с гербами епископа и графа, искавшие новой поживы в обреченной крепости.

– Это может быть опасно, – предупредил юного монаха Сэм.

– С нами Бог! – воскликнул брат Майкл и удивился яростному возбуждению, охватившему его. Такому яростному, что он перехватил свой посох паломника так, будто это было оружие.

С городской улицы замок казался огромным, но, пробравшись через обугленные ворота, брат Майкл обнаружил, что он значительно меньше, чем представлялось. В нем не было цитадели или донжона, а только надвратное укрепление и еще одна массивная башня – она разделяла небольшой внутренний двор, на котором распласталось с дюжину умирающих арбалетчиков в красных с золотом накидках. Одного из них выпотрошило взрывом, но, хотя его внутренности растеклись по камням мостовой, бедолага был еще жив и стонал. Монах остановился, собираясь оказать страдальцу помощь, но отскочил, когда Сэм, с легкостью столь же обыденной, сколь и бессердечной, перерезал раненому горло.

– Ты убил его! – в ужасе воскликнул цистерцианец.

– Ясное дело, что убил, – весело отозвался лучник. – А что мне с ним надо было сделать? Поцеловаться? Надеюсь, кто-нибудь сделает для меня то же самое, если я окажусь в таком положении.

Он стер кровь с короткого ножа. Один из защитников закричал, падая с парапета надвратного укрепления, другой спустился, шатаясь, с ведущей на башню лестницы и рухнул у ее подножия.

Ступени вели к двери, но то ли ее изначально никто не охранял, то ли мужество покинуло обороняющихся после взрыва главных ворот, но воины Бастарда хлынули в башню беспрепятственно. Брат Майкл потянулся за ними, но остановился, заслышав зов трубы. Кавалькада облаченных в белое и зеленое всадников прокладывала себе путь через замковые ворота, мечами разгоняя своих же собственных ратников с дороги. В самой середине конников, под их надежной защитой, восседал на громадной лошади чудовищно толстый мужчина в пластинчатых доспехах. У подножия лестницы кавалькада остановилась. Чтобы помочь толстяку слезть с седла и утвердиться на ногах, потребовалось четверо помощников.

– Его поросячье лордство, – язвительно заметил Сэм.

– Граф де Лабруйяд?

– Один из наших нанимателей, – сказал лучник. – А вот и второй.

Следом за графом ворота миновал и епископ со своими людьми. Когда двое военачальников ступили на лестницу и принялись взбираться в башню, Сэм и Майкл преклонили колени.

По недлинному пролету из низких ступеней монах и лучник поднялись за свитой епископа в переднюю, а оттуда попали в большой зал – высокое помещение с колоннами, освещенное дюжиной коптящих факелов и увешанное гобеленами с изображением золотого кречета на красном фоне. В зале уже собралось по меньшей мере человек восемьдесят. Они подались в стороны, давая графу де Лабруйяду и епископу Лаванскому пройти к помосту, на котором двое парней Бастарда держали поставленного на колени побежденного сеньора. Позади них, высокий и черный в своей броне, расположился сам Бастард; лицо его не выражало никаких эмоций. Рядом с ним стояла молодая женщина в красном платье.

– Это и есть Бертилла? – уточнил брат Майкл.

– Больше некому. – Сэм присвистнул. – А недурна кобылка!

Брат Майкл смотрел не дыша и на один еретический момент пожалел, что принял постриг. Бертилла, неверная графиня де Лабруйяд, была не просто недурной кобылкой, но настоящей красавицей. На вид никак не старше двадцати, с милой мордашкой, не испорченной шрамами или оспинами, с сочными губками и темными глазами. Волосы у нее были черные и вились, зрачки ее расширились, но вопреки очевидному ужасу лицо Бертиллы казалось столь прелестным, что брат Майкл, сам едва отметивший двадцать второй день рождения, затрепетал.

Никогда прежде не встречал он создания столь прекрасного. Монах глубоко вздохнул, перекрестился и мысленно взмолился Пресвятой Деве и архангелу Михаилу с просьбой уберечь от искушения.

– Она стоит цены пороха, честное слово, – оживленно заметил Сэм.

Брат Майкл смотрел, как супруг Бертиллы, сняв шлем и обнажив седые волосы и жирное, поросячье лицо, заковылял к ней. Из-за тяжести напяленных доспехов графа настигла одышка. Не дойдя пары шагов до помоста, он остановился и уставился на платье жены, на груди которого был вышит золотой кречет – эмблема ее побежденного любовника.

– Сдается мне, мадам, что вы проявили дурной вкус, выбирая наряд, – сказал граф.

Графиня упала на колени и протянула стиснутые руки к супругу. Она хотела заговорить, но из горла ее вырвалось лишь визгливое рыдание. Свет факелов отражался в слезах на щеках. Брат Майкл напоминал себе, что перед ним изменщица, грешница, распутница, отлученная от милости Божьей. Сэм посмотрел искоса на монаха и подумал, что однажды женщина может довести до беды его нового приятеля.

– Сорвите с нее этот герб, – приказал граф своим воинам, указывая на вышитого на платье жены золотого кречета.

Эти двое, звякая кольчугами и тяжко топая подбитыми железом сапогами по плитам пола, взобрались на помост и схватили графиню. Та пыталась сопротивляться, один раз вскрикнула, но утихла, когда первый из мужчин завел ей руки за спину, а второй вытащил из-за пояса короткий нож.

Брат Майкл инстинктивно дернулся, словно намереваясь помочь женщине, но Сэм ухватил его рукой.

– Она жена графа, брат, а значит – его собственность, – вполголоса напомнил лучник. – Он может делать с ней все, что вздумается, а если ты вмешаешься, вспорет тебе брюхо.

– Я не… – начал было монах, затем решил лучше умолкнуть, чем солгать, потому как собирался именно вмешаться или по меньшей мере выразить протест. Но теперь просто смотрел, как воин кромсает дорогую ткань, отпарывая от алой материи золотые нити.

Он изодрал весь перед платья до самой талии графини, завладел наконец вышитым кречетом и швырнул его под ноги хозяину. Освободившись из лап второго солдата, молодая женщина согнулась, прижимая к груди остатки одеяния.

– Вийон, посмотри на меня! – скомандовал граф.

Пленник, удерживаемый двумя людьми Бастарда, неохотно поднял глаза на врага. Это был молодой мужчина, красивый как сокол. Не далее часа назад он был владельцем этого замка, господином земель и собственником крестьян. Теперь же превратился в ничто. Он был в кольчуге с нагрудником и наножными пластинами, а пятно крови на темных волосах указывало на то, что он дрался с осаждающими. Но сейчас Вийон оказался в их руках и был вынужден смотреть, как жирный граф пыхтит, задирая подол своей кольчуги. Никто в зале не шевелился и не говорил, все просто наблюдали, как его сиятельство раздвигает сталь и кожаную поддевку и с ухмылкой на лице мочится на кречета, содранного с платья его жены. Пузырь у него был вместимостью с бычий, и урина лилась длинной струей. Где-то в замке раздался крик. Крик тянулся и тянулся, наконец, слава Всевышнему, оборвался.

В тот же миг граф покончил со своим занятием, потом протянул руку, в которую его оруженосец вложил небольшой нож с хищно изогнутым лезвием.

– Видишь это, Вийон? – Толстяк поднял клинок так, чтобы на него упал свет факелов. – Знаешь, что это такое? – (Вийон, которого удерживали двое солдат, ничего не ответил.) – Это для тебя, – продолжил граф. – Она поедет обратно в Лабруйяд. – Он указал ножом на жену. – И ты тоже, только сначала мы тебя обрежем.

Парни в зеленых и белых накидках осклабились, предвкушая удовольствие зреть чужую боль. Нож со ржавым лезвием и рукояткой из потертого куска дерева служил для кастрации – им холостили баранов, телят или мальчишек, которых предназначали в хоры больших церквей.

– Разденьте его! – приказал граф своим людям.

– О Боже! – прошептал брат Майкл.

– Жидковат для такого зрелища, брат? – осведомился Сэм.

– Он хорошо дрался, – раздался новый голос, и монах заметил, что Бастард подошел к краю помоста. – Он храбро сражался и заслуживает права умереть как мужчина.

Кое-кто из приспешников графа положил руку на эфес меча, но епископ взмахнул рукой, призывая успокоиться.

– Он преступил закон Божий и человеческий, – обратился прелат к Бастарду. – И поставил себя вне пределов рыцарства.

– Это моя вражда, не твоя, – рыкнул на командира наемников граф.

– Он мой пленник, – напомнил Бастард.

– Когда мы тебя нанимали, ты согласился, что все пленники будут принадлежать графу и мне, независимо от того, кто их захватит, – заявил епископ. – Ты станешь это отрицать?

Бастард замялся, но было очевидно, что церковник говорит правду. Высокий, облаченный в черное воин оглядел помещение, но его людей явно насчитывалось намного меньше, чем воинов епископа и графа.

– В таком случае я призываю вас позволить ему предстать перед Богом, как подобает мужчине, – обратился он к прелату.

– Он распутник и греховодник, – возразил тот. – И я предоставляю графу поступать с ним так, как ему вздумается. И напоминаю тебе, что условия твоей платы предусматривают подчинение всем нашим разумным приказам.

– Но этот не разумный, – не сдавался Бастард.

– Приказ отступить в сторону – разумный, – отрезал епископ. – И я отдаю его тебе.

Воины графа застучали по полу щитами, выказывая свое согласие, и Бастард, осознавая численный перевес соперника и силу его аргументов, пожал плечами и отошел в сторону. Брат Майкл увидел, как один из солдат взял нож для кастрации. Не в силах вынести дальнейшего, монах проложил себе путь к ведущей в башню лестнице и жадно вдохнул насыщенный дымом ночной воздух. Ему хотелось убраться подальше, но люди графа нашли в замковых стойлах быка и теперь мучили животное. Они кололи его мечами и копьями и бросались врассыпную, когда бык кидался на них. Поэтому цистерцианец не решился пройти через площадку для этой игры. А потом из зала донеслись крики.

На плечо монаху легла чья-то рука, и он повернулся и вскинул тяжелый посох, но увидел перед собой священника, весьма пожилого, который предложил ему флягу с вином.

– Похоже, ты не одобряешь поступок графа? – осведомился старик.

– А ты?

Священник пожал плечами:

– Вийон отобрал у графа жену, так чего же он ждал? К тому же Церковь благословляет месть графа, и не без причины. Вийон – человек презренный.

– А граф, значит, нет? – Брат Майкл пришел к выводу, что ненавидит толстяка с его седыми волосами и жирными щеками.

– Я его капеллан и исповедник, поэтому знаю, какой он, – промолвил пожилой священник. Голос его звучал уныло. – А что тебя привело в эти края?

– Я принес послание для Бастарда, – ответил брат Майкл.

– Какое послание?

Англичанин мотнул головой:

– Я не читал.

– Всегда следует читать письма, – с улыбкой заявил старик.

– Оно запечатано.

– Тут способен помочь нагретый нож.

Монах нахмурился:

– Мне было велено не читать его.

– Кем велено?

– Графом Нортгемптонским. Он сказал, что послание срочное и личное.

– Срочное?

Брат Майкл перекрестился.

– Поговаривают, принц Уэльский собирает новое войско. Думаю, Бастарду приказывают примкнуть к нему. – Молодой человек пожал плечами. – По крайней мере, это вполне правдоподобно.

– Вполне.

Разговор отвлек Майкла от жутких воплей, доносящихся из зала. Крики постепенно стихли, перейдя в жалобные стоны, и только затем капеллан снова повел монаха в освещенную факелами палату. Брат старался не смотреть на обнаженное нечто на кровавом полу. Он держался в глубине зала, укрываясь от оскопленного мужчины за рядами кольчужных воинов.

– Мы покончили, – сказал граф де Лабруйяд, обращаясь к Бастарду.

– Покончили, милорд. – Бастард кивнул. – За исключением того, что ты должен нам за быстрый захват замка.

– Я должен тебе, – согласился граф. – Деньги ждут тебя в Павилле.

– В таком случае, милорд, мы идем в Павилль. – Бастард поклонился графу, потом хлопнул в ладоши, призывая своих людей к вниманию. – Вы знаете, что нужно делать. Выполняйте!

Солдатам Бастарда предстояло позаботиться о раненых, разыскать своих убитых и собрать растраченные в бою стрелы, поскольку в Бургундии, Тулузе или Провансе таких было не найти. Рассвет наступил прежде, чем наемники проследовали через разрушенные городские ворота, пересекли мост в долине и свернули к востоку. Раненых везли на повозках, но все остальные ехали верхом. Брат Майкл, успевший прикорнуть на пару часов, смог наконец пересчитать отряд Бастарда. Он выяснил, что часть эллекина осталась охранять замок Кастийон, служивший для них убежищем, но в распоряжении Бастарда все равно находились значительные силы. Здесь было шесть с небольшим десятков лучников, все англичане и валлийцы, и тридцать два латника, по преимуществу гасконцы, а также представители итальянских государств, несколько бургундцев, с дюжину британцев и даже обитатели более далеких краев. Все это были искатели приключений, жадные до денег и находившие их на службе у Бастарда. С учетом слуг и оруженосцев эти воины образовывали мощный отряд, который мог нанять любой лорд, способный позволить себе лучшее. Впрочем, тот, кто намеревался выступить против англичан или их гасконских союзников, вынужден был искать кого-то другого, потому как тут Бастард отказывался. Он говаривал частенько, что ему нравится помогать врагам Англии истреблять друг друга, да еще получать деньги за эту помощь. Эти люди были наемниками и называли себя эллекином, то есть свитой дьявола. Они похвалялись, что их нельзя победить, потому как их души уже запроданы в ад.

И, в первый раз увидев их в бою, брат Майкл охотно поверил им.