Рывок к звездам Маркова Юлия

– Нет, Володя, – ответил я, – если ты намекаешь на наличие рядом посторонних, то я совершенно один и могу говорить свободно. А теперь расскажи мне, как получилось так, что в бригаде тебя считают покойником, а ты звонишь мне, живой-здоровый… Ты что, напился и опоздал на рейс?

– Виктор Данилович, – воскликнул Володя, – вы меня обижаете. Вы же прекрасно знаете, что когда все пьют, я только нюхаю пробку, и вообще, никуда я не опаздывал и улетел из Владика вместе с ребятами на том самолете.

– А как же так получилось, – спросил я, – что самолет разбился, а ты жив, здоров и разговариваешь со мной?

Трубка в ответ только хмыкнула.

– Жив не только я, – кратко сообщил Володька, – но и вообще все, кто был на борту. А остальное… извините, товарищ подполковник, это не телефонный разговор.

– Да уж, понимаю, Володя, – сказал я, пытаясь скрыть, что донельзя заинтригован, – обыкновенное чудо.

– Не совсем обыкновенное, – ответил он, – да и не чудо это было вовсе. Виктор Данилович, у вас есть время встретиться и кое-что обговорить? Положение у меня сложилось достаточно щекотливое, да и вам, думаю, будут интересны некоторые мои предложения.

– Хорошо, Володя, – сказал я, – подъезжай в любое удобное для себя время, я тебя жду.

Володька как-то странно хихикнул.

– Э нет, товарищ подполковник, – ответил он со смешком, – если я к вам приеду, то весь Владик встанет на уши и начнет колобродить. Уфологи, сциентологи, наркологи. Нет уж, лучше вы к нам на водохранилище. Ну, типа на рыбалку. Тут сейчас никого, так что поговорить можно будет совершенно свободно.

– Слышь, Володь, – спросил я, – а нельзя встретиться где-нибудь поближе? Старые кости ноют, и все такое.

– Нет, нельзя, товарищ подполковник, – ответил Володька, – подъедете – сами все увидите. И не надо прибедняться насчет старых костей. Я же вас не первый день знаю. Вы еще многих иных молодых способны уложить мордой в грязь и припечатать так, чтобы те не дергались.

– Хорошо, жди, скоро буду, – ответил я и прервал связь.

Да уж – как говорила мадмуазель Алиса, приняв на грудь поллитру виски – что-то дела идут все страньше и страньше. Володька этот умерший, а потом воскресший, его желание встретиться где-то у черта на куличках, потому что ближе нельзя, и тут же намек на уфологов и сциетологов. Нет, конечно, у меня была мысль, что никакого воскресшего Володьки Шевцова нет, а дурит меня какой-то злой клоун с целью развести подполковника Седова то ли на бабки, то ли на соучастие в какой-то преступной мерзости. Но на эту версию я давал не больше пяти процентов, потому что все – голос, интонации, манера разговора, построение фраз – все было Володькино, и подделать это потенциальному злому клоуну было бы затруднительно. Это точно был Володя Шевцов, но при этом сохранялось ощущение какой-то странности.

Собираясь на встречу с Володькой, первым делом я зашел в гараж, подсоединил клеммы аккумулятора и завел свою Тойоту Фанкрузер. Она у меня с ручной коробкой, девяносто пятого года, старенькая, но в хорошем состоянии. Пока движок греется на холостых оборотах, зашел в дом и экипировался с учетом возможных негативных нюансов. Под свитер – замыленный по случаю представительский бронник, который выдержит не только нож и травмат, но и ПМ, если уж не совсем в упор. В один карман куртки -разрешенный и зарегистрированный травмат, в другой – совсем не разрешенный и точно уж нигде не зарегистрированный АПС с полной обоймой. Если это все же злые клоуны, то они будут премного и пренеприятно удивлены.

21 ноября 201..года, 11:05. Владивосток, окрестности водохранилища…

Подполковник морской пехоты в запасе Виктор Данилович Седов (47 лет)

Еще раз телефон ожил при подъезде к водохранилищу, там, где Находкинская улица переходит в полузаброшенный лесной проселок.

– Товарищ подполковник, – сообщил мне в трубке Володькин голос, – мы вас видим. Теперь все время прямо по дороге, и километра через полтора будет поворот налево, к берегу. А дальше вы и сами увидите.

Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Как меня Володька может видеть за полтора километра, и добро бы на открытой местности с какого-нибудь холмика, а на лесной дороге, которая хоть почти прямая, но не совсем, и потому прямая видимость на ней не дальше, чем на двести-триста метров? Но делать нечего – если уже приехал, надо идти до конца, потому еще раз проверив, наличие АПСа в правом кармане, снова отжал сцепление, включил первую передачу и медленно и печально, чуть быстрее обычного пешехода поехал по этому проселку к ожидающей меня судьбе. Дорогой мне в голову лезла всякая ерунда о том, что если меня захотят замочить, то обязательно поставят противотанковую мину в правую колею, чтобы сработала под сиденьем водителя (у подполковника Седова оригинальный праворульный японец).

Но, видно, моя профессиональная паранойя была сегодня совсем ни к месту, потому что, проехав по спидометру километр и еще четыреста восемьдесят метров по ухабистому и раскисшему от дождей проселку, я действительно обнаружил съезд с дороги в сторону берега водохранилища. Было понятно, что никто, кроме владельцев таких же джипов, как у меня, или гусеничных таежных вездеходов, не сунется в эти палестины. Я свернул с проселка, как мне и было указано, и после восьмидесяти метров чуть искривляющегося пути выехал на небольшую поляну на берегу. А там меня (и явно только меня) уже ожидали три человека. Остановив машину, я, не торопясь заглушить мотор и выйти, внимательно осмотрел и саму поляну, и присутствующих на ней людей.

Первым был Володька – его я не перепутаю ни с кем даже среди тысячи офицеров, одетых в такие же черные шинели. Уж слишком он своеобразен. А уж когда он пошел к моему остановившемуся джипу, то все сомнения пропали окончательно – точно он. Рядом с Володькой, вцепившись пальцами в его локоть, семенила худая и немного страшненькая девица, на вид явная малолетка из очень и очень хорошей (в смысле богатой) семьи. Не исключено, что ее прикид цены немереной, тянет столько же сколько стоят моя тачка, дом, и вообще все, что у меня есть. Чуть поодаль, как бы дистанцируясь от Володьки, стоял высокий худой офицер в синей ВВСовской шинели. По петлицам и прочим значкам было понятно, что этот тип относится к их элите, то есть летному составу. Вообще, крайне странная компания для Володьки, который раньше совсем не был склонен ни к общению с малолетними девицами, ни с офицерами ВВС. Летуны и морская пехота вообще существуют в разных мирах.

Но Володька был Володькой, по этому вопросу у меня никаких сомнений уже не было, и стрелять хоть в него, хоть в худую как скелетик малолетнюю девицу я бы не стал, поэтому я вытащил руку из кармана с АПСом и отщелнул дверцу, спрыгнув на мокрую от прошедшего дождя чуть прижухлую траву.

– Ну, здравствуй, «покойничек», – сказал я, пожимая Володьке руку, – надеюсь, теперь ты можешь объяснить, что ты имел в виду, когда говорил об уфологах, сциентологах, а в итоге о наркологах, в том случае, если ты явишься прямо ко мне домой.

– Теперь могу, – заявил Володька и обернувшись к летуну добавил, – Леша, снимай маскировку.

И тут… воздух над кустами в дальнем углу поляны замерцал, заколебался призрачным мороком, и, распавшись разноцветными искрами, обнажил развернутое к нам кормой нечто среднее между летающей тарелкой и американским шаттлом, только вместо шаттловских четырех движков эта штука имела приглашающее раскрытую аппарель, ведущую в десантный трюм, где спокойно мог бы поместиться танк; а уж таких джипов, как у меня, елочкой по диагонали – сразу три штуки.

– Э-э-э, Володь, – растерянно спросил я, на мгновение потеряв лицо, – а что это такое?

– Это, – ответил тот, – малый десантный шаттл, рассчитанный на десантирование роты штурмовой пехоты при полном вооружении и экипировке, или одной единицы бронетехники на выбор.

– Да, – сказал я немного издевательским тоном, – конечно, это все объясняет. Только, наконец, скажи мне, Володь, откуда этот малый десантный шаттл взялся и каким боком он относится к тому, что ты, или все вы, спаслись при крушении самолета? Как сказали вчера в новостях, он падал почти отвесно, и через это ушел в болото, разлетевшись на мелкие дребезги.

– Правильно утром сказал Кандид, – произнес летчик по имени Алексей, – там, если что и найдут более или менее целым – так это движки, а все остальное – в труху, перемешанную с болотной жижей, так что концы в воду и жизнь с чистого листа.

– Да, Леш, болото – это тоже в какой-то мере вода, – сказал Володя, а потом, повернувшись ко мне, принялся рассказывать, а точнее, докладывать эту историю обстоятельно и по порядку, как это умеет только он.

От того, что он говорил, у меня волосы вставали дыбом, и совсем неважно, что уже лет пять я лыс как колено. Бывают же фантомные боли, когда болит отрезанная рука или нога, а у меня фантомно вставали дыбом давно выпавшие волосы. И было от чего. Полусумасшедший искусственный интеллект, подчиняющийся каким-то древним заповедям и ищущий среди людей кандидата в какие-то там императоры. Спасение людей – и тут же обещание их всех уничтожить, если они не справятся с порученным им заданием. И самое главное – кандидатом в эти самые императоры оказался мой ученик и просто хороший человек капитан морской пехоты Володя Шевцов, а не какой-нибудь помешанный на власти маньяк. Но все равно такой шантаж для меня как-то неприемлем, и, вообще, как это вообще возможно – ставить людей перед таким выбором? Об этом я прямо и честно сказал Володьке, хотя он тут тоже сторона страдательная, вынужденно пляшущая под чужую дудку.

– Товарищ подполковник, – воскликнул Володя, – вы что-то там совсем размякли, на гражданке. А у нас что, совсем по-другому? Государство, которое якобы нас кормило-поило, давало нам образование и производило прививки и делало прочее медицинское обслуживание, потом предъявляет на нас права и требует отдать ему определенный воинский долг, исчисляемый одним годом службы по призыву. И если кто-то попробует этот долг не отдать, то ему будет очень и очень плохо, а в военное время вплоть до летального исхода. С другой стороны, разве вы, товарищ подполковник, никогда не хотели на новом месте начать с чистого листа историю Российского государства, оставив позади авгиевы конюшни нашей власти и в то же время оставаясь среди своих, и не растворяясь среди иноплеменных для нас людей? Разве эта цель не стоит всех усилий и жертв?

– Володь, – спросил я, – а ты уверен, что справишься с этой задачей? Ведь создание нового государства, да еще и империи – это не такое простое дело, и вдруг ты его провалишь? Это тебе не ротой командовать, и даже не батальоном.

– Виктор Данилович, – устало сказал мне Володька, – если откажусь от этого задания, то люди, которые зависят от меня, умрут все до единого, если я провалю это задание, то они все равно умрут, и умрут они также в том случае, если я попытаюсь дезертировать. Вы меня поняли. Только успешное выполнение задания искина Кандида и основание Империи гарантирует всем жизнь, и ничто больше.

– Понятно, Володь, – кивнул я, – ну что же, делай то, что обещал… Это ведь то самое предложение, от которого, как ты говорил, нельзя отказаться.

Володька вскинул голову и торжественно произнес:

– Товарищ подполковник, официально предлагаю вам вместе со мной принять участие в основании Космической Русской Империи в должности командующего моей личной гвардией и императорского Наставника, что подразумевает генеральское звание и графский титул. Не знаю, во что все это выльется, но точно могу сказать, что засыхать от скуки вам не придется, и я все это время буду рядом. Ближайшие лет пятьдесят…

Ну нет, с того момента, как я увидел этот летучий аппарат с приглашающее открытым люком, так сразу понял, что что-то такое будет, Володька обязательно позовет меня с собой, ибо по-другому он не может. Но должность командующего Гвардией, генеральской звание и графский титул – это, по-моему, все-таки перебор. У него хоть есть полномочия давать такие обещания? Или пока он только играет в будущего Императора, сам не понимая того, что говорит? Хотя, конечно, хотелось бы тряхнуть стариной, и не под командой сцыкливых московских начальников, которые чуть что отзывают войска обратно, а под руководством настоящего командующего, который в случае необходимости не засцыт кинуть гвардию в огонь боев. Но как же все-таки быть с полномочиями?

– Полномочия у меня имеются, – подтвердил Володька, – и своих слов я обратно не беру.

– Эх, ладно, – сказал я, – была не была. Прав ты, Володя – надоела мне такая жизнь без цели и без смысла, согласен я на твое предложение. А теперь скажи, что мне придется делать прямо сейчас, ведь никакой гвардии, как я понимаю, у тебя еще нет.

– На данный момент, Виктор Данилович, – быстро сказал Володька, – пока мы никуда не улетели, предлагаю вам временную должность моего Главного Представителя на поверхности планеты, со всеми вытекающими из этого последствиями. Никому из нас, «покойников», на поверхности планеты светиться не стоит, так что председательствовать в вербовочной конторе, очно контактировать с Викиным папаней и набирать первичный контингент придется тебе. А сейчас загоняй свою тачку внутрь, и давай слетаем вместе на «Несокрушимый», надо познакомить тебя с Кандидом и активом, и вообще ввести в курс дела, чтобы вы окончательно поняли, что никакой бутафорией тут и не пахнет, и что все всерьез, аж дальше некуда. Ну и на Землю нашу из космоса полюбуетесь, что раньше было доступно лишь элитным космонавтам.

– Ладно, Володь, – сказал я, снова садясь в машину, – полетели, но только, чур, до отбоя вернуться обратно. И хоть никто дома меня не ждет, но все равно так положено. Спать я привык пока еще в своей постели…

День 3-й, корабельное время 12:25, «Несокрушимый», императорский салон.

Виктория Полянская, 17 лет, переводчик, секретарь-референт и администратор Е. И. В.

Вот стою я голая и босая на мягком ковре, разглядываю себя после душа в большом зеркале во весь рост и думаю – то ли я дура, то ли Шевцов импотент? Идет третий день, а у меня все никак не получается его соблазнить. Выскакивает из моих пальцев как намыленный. Уж я с ним и так, и эдак, и со словами и без слов, а он все ни в какую. Правда, из своих апартаментов он меня не гонит, но и только. Спим мы все равно не вместе в главной спальне, а в примыкающих к ней маленьких комнатах, которые можно воспринимать либо как детские, либо как спальни для доверенной прислуги, которая и днем, и ночью должна быть подле царствующей четы. Если это помещения для прислуги, то хорошо жили эти неоримляне. У меня в папином доме комната меньше и не такая роскошная.

Но все равно отказываться от своей цели я не желаю, и в то же время не хочу скулить под его дверью как собачка, которая просит, чтобы ее впустили, потому что, уходя спать, он всегда запирается изнутри, чертов извращенец. Вот мне и остается только злобно кусать локти. Ведь я не дура и не уродка, все, что надо вполне при мне, а то, чего еще нет – расцветет в самом ближайшем будущем. Говорят, что я вся в мамочку. Та тоже до восемнадцати лет была гадким утенком, а потом расцвела так, что все подружки так и сели на свои жопы, раскрыв рты. Иначе бы ей не удалось заарканить моего папочку, а то он у нас знаете какой переборчивый в отношении женского пола, аж пипец, но мамочка на какое-то время затмила всех и увела моего папу под венец.

Кстати, разговор с папочкой состоялся по скайпу. Этому Кандиду врезаться в наш интернет так же просто, как мне зажечь в спальне свет. Папе уже успели доложить о том, что я пропала (то есть сбежала от мамочки), а потом и то, что я села на тот самый дурацкий самолет, который разбился вдребезги. Поэтому первое, что я увидела, когда заработал канал связи, это бутылку коньяка, рюмку и уже изрядно осовевшего папу со злыми, как у голодного скорпиона, глазами. Без скайпа он бы ни за что не поверил, что я – это я, да и со скайпом дело шло очень туго. Конечно, приятно, когда тебя так оплакивают, но мне и Шевцову папа нужен был вменяемым и до предела работоспособным.

– Э… – сказал папа, – увидев мое изображение и протирая глаза, – Викуля, ты что жива? А то мне сказали, что ты уже того…

– Привет, папа, – ответила я, – да, я жива, и тебе того желаю. А ты что, уже не ждал меня увидеть живой и здоровой?

– Не ждал, – пьяным голосом сказал папа, – мне сказали, что ты села на тот дурацкий самолет который два дня назад разбился в Сибири. Даже соболезнования принесли… Но как так получилось, что все думают, что ты уже покойница, а тут – раз, и здрасьте?

Я в нетерпении топнула ногой и произнесла:

– Папа, поскольку я жива и здорова, то завязывай со своей поминальной пьянкой. Ты нужен мне трезвым, и немедленно! Есть важные новости. Очень важные новости. Слышишь, папа, я не шучу, это очень важные новости.

Пьяно кивнув, папа полез в ящик и вытащил оттуда упаковку с капсулами патентованного лекарства, позволяющего быстро избавиться от последствий пьянки. Он всегда его там держит на случай если внезапно придется заниматься делами. Потому и жив пока, несмотря на друзей-парнеров, похожих на стаю голодных гиен и свою склонность время от времени закладывать за воротник.

– И чего это тебя дернуло сбежать от нашей мамочки? – проворчал папа, проглотив две капсулы и запив их минералкой. – Знай, что Василь Гаврилыч и его мальчики у меня теперь не на таком хорошем счету, как раньше. Я на них обижен за эту твою выходку.

Василий Гаврилыч э– то старший той банды, из четырех бодигардов, которые обеспечивали нашу с мамочкой безопасность во время той поездки. Он вроде давешнего знакомца Шевцова Виктора Даниловича, но только попроще. Прапорщик там, или вообще просто контрактник. Одним словом, быдло быдлом. Мамочка вполне заслуженно называла этого Василия Гавриловича седой гориллой во фраке и терпела только потому, что тот был предан папеньке аки цепной пес. Кстати, если папенька обижен на Василия Гавриловича и всю его кодлу бодигардов, то это может означать все что угодно, вплоть до летального исхода. Папа у меня суровый, а эти здорово прокололись.

– Слышь, пап, – стараясь казаться безразличной, произнесла я, – а они у тебя еще живы, или ты их тоже уже приказал «того»?

– Конечно, живы и даже почти здоровы, – сказал стремительно трезвеющий папа, – но только потому, что времена сейчас уже не те, что раньше. Так, выразил им свое неудовольствие легкими постукиваниями по печени. А почему тебя это интересует?

– Да так, пап, – сказала я, – если Гориллыч и его накачанные хмыри тебе больше не нужны, то отдай их нам.

– Да ну, доча, – удивился уже почти трезвый папа, – а теперь объясни, кто это такие «вы», которым я должен отдать Василия Гавриловича вместе с его «мальчиками». Только объясняй подробно и убедительно. А то я, собственно, не понял, как ты могла остаться в живых при разбившемся самолете?

– Ну, папа, – задумчиво произнесла я, – это вещи взаимосвязанные, и одна вытекает из другой. В любом случае я собиралась тебе все рассказать, как только ты окончательно протрезвеешь. А теперь слушай…

И я начала рассказывать папе, как говорится, без утайки не скрывая ни малейшей детали произошедшего, начиная с того, каким образом избавилась от опеки гемадрилов Василия Гориллыча, и заканчивая нашим нынешним положением на «Несокрушимом». Не обошла я стороной и тот момент, когда два урода-беспредельщика хотели меня ограбить и прилюдно изнасиловать, а Шевцов их того – немножечко насмерть порезал их же собственными ножами. Папе должно было стать ясно, что я нахожусь в надежных руках, занимаю достаточно высокое социальное положение, материально ни в чем не нуждаюсь и ни при каких обстоятельствах не смогу вернуться под отчий кров.

– Интересно, – сказал папа, когда я закончила говорить, – но совершенно невероятно. Просто фантастика какая-то! Чем ты докажешь, что не сидишь на даче у кого-то из своих приятелей и не тянешь с меня деньги на свои глупые развлечения?

– Делать мне еще нечего, – фыркнула я, – а хочешь, папа, мы с Шевцовым прилетим к тебе в гости на космическом бомбардировщике, и потом еще неделю вся Рублевка будет в испуге икать и прятаться по подвалам? Могу даже попросить нашего пилота Лешу кого-нибудь разбомбить. Ведь есть же у нас соседи, которых ты хотел видеть в гробу и белых тапках. Вот это будет классное доказательство, к тому же море понтов и пальцы веером, не правда ли?

– Нет, неправда, – ответил покачавший головой папа, – не надо никого бомбить. И в кого ты такая кровожадная, Вика? Неужели никак иначе невозможно предъявить внушающие доверие надежные доказательства?

– Доказательства предъявить можно, и даже очень внушающие, но для этого, папа, тебе нужно согласиться прокатиться к нам наверх на «Несокрушимый» и увидеть все своими глазами, – сказала я, объяснив, как может проходить такой вояж, и добавив в самом конце: – Но только сразу могу сказать – заложников тебе Шевцов не даст. Это против его правил. Ну как, ради благополучия дочери хватит у тебя духа на такую поездку или нет?

Услышав мой последний вопрос, папа на какое-то время завис, как будто я ему задала задачку про бином Ньютона, но в итоге вышел из этого положения с честью.

– Хорошо, – сказал он после недолгой паузы, – назначайте место и время встречи. Заодно подкину Вам Василий Гаврилыча вместе с его оглоедами. Мне они и в самом деле больше не нужны, а ты делай с ними что хошь. А теперь мне пора, пока, доча.

Сказав это папа отключился, и в комнате императорских апартаментов с терминала которой я вела переговоры, установилась покойная тишина. Именно после этого разговора я и пошла в душ, освежиться и подумать над тем, что получилось в результате. Но ни к какому выводу мне прийти не удалось, потому что все зависело от того, как папа законтачит с Шевцовым. В его будущий императорский титул он ничуть не верит, так что с его стороны возможно, мягко выражаясь, конфликтное поведение. Шевцов тоже гордый и ответит по полной программе. Как говорится – изменить статус-кво в данном случае невозможно, а вот испортить запросто. Придется мне встать между этими двумя и приложить все возможные усилия для того, чтобы никто и ничего не испортил. Такая уж у меня, получается, карма.

Кстати, тут в связи с трехдневным пребыванием на борту «Несокрушимого» у меня назревает еще одна проблема. Когда я сбежала от мамочки, у меня имелась единственная пара одноразового нижнего белья (та самая, которая и была на мне надета) и теперь, когда с того момента прошли те же самые три дня, у меня «там» начало зудеть и чесаться. Если пойти и принять душ здесь не проблема (ибо душевые кабины функционируют уже по всей обитаемой части корабля), то попытка постирать одноразовое нижнее белье ни к чему, кроме конфуза, привести не может. К тому же мне нужен крем для бритья и специальный дамский станок. Ведь я девушка аккуратная и чистоплотная, а отросшая в интересном месте щетина уже начинает колоться. Конечно, можно обратиться к Кандиду, ведь решались же в Неоримской империи как-то похожие проблемы, но я стесняюсь. Ведь он все-таки мужчина, хоть и робот…

– Кхе, кхе, – раздалось у меня за спиной.

Ну вот, точно Кандид, легок на помине, вспомни его он и появился, только он может внезапно появляться в запертых изнутри комнатах. Но визжать и прикрываться ладошками при этом нет смысла, ведь он и в самом деле робот, и мои прелести ему безразличны так же, как мне его шестеренки или чего еще у него там есть. Но лоно ладошкой я все-таки прикрыла, наверное, чисто машинально. Поднимаю глаза на зеркало и вижу, что в нем отражается совсем не Кандид, а какая-то женщина – достаточно молодая, чтобы не выглядеть пожилой, и в то же время далеко не девочка, скорее дама. Темное строгое платье с длинным разрезом на боку, высокая грудь, черные туфли на высокой шпильке, темные волосы, уложенные в аккуратную короткую прическу. Интересно, что это за дама и откуда она тут взялась?

– Эй, – спросила я внезапно охрипшим голосом, – ты кто?

– Я Лаура, – ответила дама, – и ты можешь считать меня сестрой Кандида, но на самом деле мы с ним две стороны одной медали. Он явное всем мужское лицо этого корабля, а я тайное женское, показывающееся только избранным.

Я развернулась к этой Лауре, не отнимая, впрочем, ладошку от своего лона и произнесла:

– И чем же я заслужила, что меня посетила такая таинственная и скрытная особа, как вы, мадам Лаура?

Лаура рассмеялась и тряхнула своими темными волосами, которые только что были короткими, чуть ниже ушей и вдруг смоляным водопадом облекли ее фигуру чуть ли не до самых пят.

– Ну как же, – сказала она, – я могла не посетить нашу будущую императрицу и не дать ей несколько полезных советов.

– Будущую императрицу? – переспросила я, не веря своим ушам, – и с чего это вы с Кандидом взяли, что императрицей стану именно я?

– А с того, – строго ответила Лаура, – что наш главный кандидат в императоры в последнее время все больше проявляет к тебе свое тайное расположение, и если ты ничего не испортишь своими детскими приставаниями, то это тайное обязательно станет явным, превратив тебя из секретаря в императрицу. Я хочу сказать, чтобы ты вела себя гордо и с достоинством. Ты уже показала своему будущему мужу, что годна не только для того, чтобы доставлять мужчине удовольствие в постели и рожать ему детей. Теперь он знает, что у тебя есть определенный набор полезных ему знаний и умений, острый ум, чувство юмора и способность не унывать в самых тяжелых ситуациях. И кроме того, ты сама предложила ему свою помощь, когда он был смущен и растерян перед величием совершенно новой для него задачи, и он оценил это весьма высоко. Он и не рассчитывал, что ему будет помогать кто-то вроде твоего отца.

– Но, Лаура, – сказала я, расстроено шмыгнув носом, – всего этого мало. Он видит во мне всего лишь несовершеннолетнюю девочку, ребенка которого требуется опекать и защищать, а я девушка и женщина, любящая и желающая быть любимой. Я хочу его и желаю, чтобы он тоже хотел меня до безумия, а у него все никак. Я уже отчаялась и не знаю, что мне с этим делать.

Лаура посмотрела на меня оценивающим взглядом, попросила повернуться перед ней кругом, потом вздохнула. На самом деле я понимаю, что все это бутафория и что ей не надо было ни изображать внимание, ни заставлять меня вертеться, потому что этот «предбанник» к душевой комнате наверняка утыкан сотнями микрокамер, уже просветивших меня со всех сторон во всех диапазонах.

После этого вздоха наступило молчание, потом Лаура кивнула каким-то своим мыслям и сказала:

– Ладно, Вика, не расстраивайся, и этому горю тоже можно помочь, самое главное не киснуть. Идем, – и указала на еще одну дверь, расположенную напротив входной, которая и позавчера, и вчера, и сегодня не открывалась, несмотря на то, что я дергала за ее ручку.

– Но она заперта, – еще раз шмыгнув носом, сказала я, – и не открывается, сколько бы я ни старалась…

– Теперь она уже не заперта, – ответила мне эта Лаура. – Идем.

Я подошла к этой двери, потянула за ручку – она действительно оказалась не запертой. За дверью обнаружилась маленькая комната, почти весь объем которой занимало нечто среднее между креслом дантиста, массажной кушеткой и горизонтальным солярием для искусственного загара с крышкой. Еще там имело место огромное зеркало и настенная панель с множеством кнопок, рычажков и ползунков как на многоканальном профессиональном музыкальном эквалайзере. Видала я один раз такой у приятеля, воображающего, что он великий музыкант.

– Это, – торжественно произнесла Лаура, – аппарат для автоматической коррекции тела. Массаж, электростимуляции нервных центров, инъекции нужных организму микроэлементов, витаминов и гормонов, инсоляция в строго выдержанных спектральных диапазонах и прочая, прочая, прочая. По полчаса – час в день в течение месяца и ты себя не узнаешь, а самое главное – твой милый будет смотреть на тебя совершенно другими глазами, ведь из нескладной девочки-подростка ты за короткий срок превратишься в очаровательную молодую девушку. Вот смотри…

С этими словами Лаура подошла к «эквалайзеру» и чуть тронула несколько ползунков.

– Большие изменения нам не нужны, – комментировала она свои действия, – иначе получится безвкусица. Только чуть увеличим грудь, чтобы было видно, что это не прыщики, нарастим мышечный и жировой покров на бедрах и животе, чтобы скрыть торчащие кости, и также слегка округлим линию щек…

– И это все? – разочаровано спросила я. – А я-то думала…

– Все, – подтвердила Лаура, – поверь, принцесса из тебя получится просто образцовая. А теперь лезь в аппарат и приготовься провести в нем целый стандартный час. А чтобы ты не скучала, я добавила в программу режим «счастливый сон», и как только закроется крышка, ты заснешь, и все время, пока идут процедуры, будешь видеть только приятные сны.

Немного помолчав, Лаура добавила:

– А когда закончится этот первый для тебя сеанс, мы обязательно продолжим, занявшись твой одеждой. Выглядеть ты должна воистину по-королевски.

– А что не так с моей одеждой? – спросила я, почти забравшись в аппарат. – Она жутко дорогая и стоила моему папе кучу баксов…

– Я не знаю, что такое эти твои «баксы», – парировала Лаура, – но эта одежда ужасно безвкусная, и в ней ты выглядишь как девочка-подросток, которая хочет быть похожей на мальчика. А ты должна выглядеть как принцесса, которая хочет быть похожей на императрицу. Стиль милитари с ноткой женственности тоже может быть недурен, чтобы не создавать диссонанса твоему жениху; что угодно, но только не это спортивно-панково-мальчуковое тряпье, которое ты носишь сейчас. Сколько бы «баксов» оно ни стоило. Так что лезь вперед и не оглядывайся. Тебя ждет великое будущее, и в твоей власти его не испортить.

Тогда же и там же, Космический линкор планетарного подавления «Несокрушимый», он же искин Кандид, она же искин Лаура.

Мой кандидат продолжает набирать очки; пока у него установлены только самые первые контакты со своими будущими агентами на поверхности, но их сеть постоянно расширяется. Сегодня кандидатка в императрицы завербовала своего отца, который может оказать проекту значимую помощь, и решил, что ее стоит поощрить, поддержав ее претензии на роль будущей императрицы. А что, она здорова, неглупа, ответственна и единственное, чего ей не хватает – это капельки женского шарма. Свою «сестру» Лауру я создал специально для этого проекта, и теперь вижу, что это не было ошибкой. Со многими вопросами местная женщина будет обращаться только к женщине, ибо таковы издержки местного воспитания. Наша будущая императрица стеснялась спросить у меня, где ей взять те или иные интимные детали женского туалета, а также задавать другие чисто женские вопросы; а с Лаурой она раскрылась полностью и без остатка.

Теперь решено – Лаура переводится в разряд постоянных программ, ведь помимо будущей императрицы у нас есть еще как минимум три дамы, которых можно было бы отнести к высшему свету, и помощь Лауры им была бы не лишней. Кроме того, завтра кандидат в императоры встречается с отцом будущей императрицы, и от этой встречи тоже зависит очень многое. Поскольку этот человек опасен, я не только даю Кандидату малый челнок, как в прошлый раз, но еще и даю его людям допуск на доступ к штурмовой экипировке и легкому стрелковому вооружению моих десантников. Впрочем, этим легким стрелковым вооружением запросто можно жечь местные тяжелые танки. Будут гореть как миленькие, синим пламенем с оранжевыми искрами.

24 ноября 201..года, 17:05, Подмосковье, окрестности заброшенного зимой дачного поселка.

Тихо зимней ночью в русском лесу. Только ветер посвистывает в вершинах деревьев, да снег скрипит под ногами людей и шинами тихо урчащих моторами мощных джипов, на первой пониженной скорости пробирающихся позаброшенной на зиму просеке. Пройдет еще совсем немного времени, навалит слега выше головы – и проехать тут можно будет только на танке или на снегоуборочном бульдозере. А пока снега только по колено, с дорогой справляются и обыкновенные внедорожники, даже не садясь при этом на пузо. В свете фар мимо проплывают елочки/березки, и вот неожиданно за изгибом дороги из темноты в свет фар выплывает фигура «человека с ружьем». Впрочем, и его экипировка, и то самое «ружье» по своему виду мало похожи хоть на что-то привычное, напоминая скорее о «Звездных войнах», «Хищнике» или «Чужом». А чуть дальше в полумраке, куда едва доставал боковой отсвет фар маячили еще такие же футуристически вооруженные и экипированные фигуры. А сколько их могло быть еще в полной темноте по бокам дороги, держащих под прицелом маленькую автоколонну?

– Остановись! – командует водителю бритоголовый человек, сидящий на пассажирском сиденье первой машины, и после остановки, ссутулившись, вылезает из машины, но идет не вперед, к вооруженному непонятно чем человеку, а назад, ко второй машине, где на заднем сиденье комфортно расположился владелец заводов, газет, пароходов.

– Неожиданное осложнение, Александр Викторович, – склонившись к окну, докладывает он своему работодателю, кивая на маячащих в свете фар вооруженных людей, – но если вы прикажете…

– Ни в коем случае, Борис, – отвечает тот, кого назвали Александром Викторовичем, – потому что в этом случае мало того, что, скорее всего, вас перебьют как курят, но самое главное, может пострадать моя дочь. Работаем вариант «Б». Но уши держи востро. Если убедишься, что имеет место блеф, а так называемое оружие – это бутафория, то немедленно работай вариант «А». Живыми в таком случае брать только мою дочь и главаря банды, а всех остальных в расход. Не нужны они мне ни в каком виде. А сейчас открой дверь и не отсвечивай.

Человек по имени Борис снаружи отщелкивает дверцу автомобиля и с поклоном подает руку, помогая выйти Александру Викторовичу. Где-то впереди, куда едва достает свет фар, за линией вооруженных людей у открытого люка малого десантного шаттла стоят капитан Шевцов и Виктория, одетые в такую же десантно-штурмовую экипировку, что и остальные участвующие в операции бойцы. У этой экипировки имеется дополнительный плюс в виде встроенного подогрева, и поэтому в ней не холодно даже в самый лютый мороз.

– Он? – спрашивает у Вики Шевцов, при помощи встроенного нашлемного бинокуляра с десятикратным электронным увеличением разглядывая вылезшего из машины человека, перед которым склоняются в поклонах все прочие повылезшие из машин персонажи.

– Вроде он, – сперва с сомнением отвечает Вика, потом уже с уверенностью добавляет, – нет, точно он!

В этот момент один из вооруженных людей (старшина Ячменев), отводит в сторону ствол плазменного штурмового ружья и стреляет из него в толстый ствол ближайшей сосны, сантиметров шестьдесят в диаметре. Ослепительная вспышка, от которой в незащищенных глазах еще долго пляшут зайчики, огромный клуб белого дыма, запах горелой древесины – как от выжигателя по дереву, только неизмеримо мощнее, и сквозная дыра в стволе, в которую пролезет кулак взрослого мужчины.

– Бутафория?! – злобно шипит Александр Викторович, награждая уничижительным взглядом начальника своих телохранителей, отчего тот чувствует приступ липкого и холодного страха, сжимающего низ живота, а также струйку чего-то теплого, сбегающую вниз по левой ноге.

Тем временем телохранители Александра Викторовича извлекают из последней машины пятерых человек, утрамбованных на заднее сиденье подобно сельдям в бочке, и ведут их, со скованными за спиной руками и надетыми на голову бумажными пакетами вперед, где их ждет шеф, босс – одним словом, главарь.

– Ну что, – говорит тот, оглядывая проштрафившихся телохранителей своей дочери, – если все в сборе, тогда пошли. Раз, два, шевели ножками.

Они идут, а навстречу им в освещенную фарами переднего джипа полосу дороги выходят капитан Шевцов и Виктория.

– Здравствуй, папа, – с легкой усмешкой говорит Виктория, – я очень рада, что на этот раз у тебя хватило ума, чтобы воздержаться от своего любимого инструмента, который ты обычно применяешь в спорах.

– Здравствуй, Вика, – спокойно отвечает Александр Викторович, кивнув на дерево со сквозной дыркой, – аргумент воздержаться от излишнего насилия был очень убедительным. Кстати, доча, я привез тебе подарок.

– Спасибо, папа, – кивает Вика, – я очень рада. Как я мечтала их снова увидеть…

Потом она оглядывает своих бывших бодигардов и особенно их старшего, действительно похожего на поседевшего гориллоида, потом снова поднимает глаза на отца и спрашивает:

– Ну что, папа, прокатишься с нами на небеса или ограничимся переговорами прямо здесь, будто речь идет о крышевании мелкого базарного ларька?

– Конечно, прокачусь, – кивает тот, – другие за такое удовольствие по двадцать лямов зеленью платят, а мне родная дочь бесплатную экскурсию устроила. Как не воспользоваться…

– Ваше будущее величество, – почтительно обращается Вика к капитану Шевцову, – папа согласен, скажите хоть что-нибудь о том, что нам всем делать дальше.

– Заберете своего шефа на этом же месте завтра за час до рассвета, – говорит капитан Шевцов старшему телохранителей, еще не отошедшему от испуга. – На этом все, расходимся, тот, кто попытается задержаться и посмотреть, что будет дальше, пусть пеняет только на себя.

День 5-й, корабельное время 04:25, «Несокрушимый», императорский салон.

Капитан морской пехоты Владимир Владимирович Шевцов, Кандидат в Е. И. В.

Да уж, Викин папа оказался таким перцем, которого сразу же, без разговоров, захотелось вышвырнуть в открытый космос. Но, по счастью, все было не так плохо. Во-первых – папа действительно любил свою дочку и для ее благополучия был готов разбиться в лепешку. Во-вторых – он уже с первых же минут в нашей компании понял, что никакой бутафорией от нас даже и не пахнет. Плазменные штурмовые ружья стреляли, шаттл исправно поднялся в небо со всеми людьми на борту, а уж сам «Несокрушимый» произвел на него особое впечатление. Что называется, масштаб был налицо.

И вот, пока клиент был в таком, совершенно уникальном для себя состоянии, мы и приступили к четырехсторонним переговорам – я, Вика, Викин папаня и искин Кандид. Привлекать к этому кого-то из своих «графов» на первом этапе я просчитал совершенно излишним, тем более что по корабельному времени была ночь, и люди спали.

Первый, или скорее предварительный, пункт наших переговоров заключался в том, что викин папаня отчаянно искал такие «точки соприкосновения», чтобы получить хоть какой-нибудь профит для себя лично, а не только для своей дочери, которая по итогам его помощи должна была получить титул имперской графини. Этот титул означал, что вне зависимости от своих дальнейших успехов Вика получает пожизненное теплое место у самой верхушки нашего общества. И хоть было понятно, что ничего из вооружения (интересует больше всего) или экипировки ни искин Кандид, ни я ему передавать не собираемся (еще чего не хватало), но надежда, как говорится, умирает последней. А может, в итоге и найдется что-нибудь такое, что не повлияло бы на развитие всего человечества в целом, не убивало бы людей, и было бы полезно одному лишь Александру Викторовичу и больше никому.

Вообще-то под это описание прекрасно подходит что-нибудь медицинское. Или полевая аптечка-диагност, которая поможет выжить при покушении, если, конечно же, его сразу не разнесут на тысячу кусков. Или даже автономный «саркофаг Гиппократа» – устройство более высокого уровня, не нуждающееся во внешнем питании, способное само синтезировать медикаменты и обладающего встроенной функцией «стабилизации старения», то есть возможностями ограниченного продления жизни.

Правда, такой аппарат Александру Викторовичу жизнь мог не продлить, а сократить, ибо, узнай о нем представители нашего государства, за жизнь викиного папы я не дам даже ломаного медного обола. Наше государство – оно такое, мигом вспомнит обо всех грехах, неуплаченных налогах и прочем; арестует, засудит и конфискует, а потом, несмотря на «крышу», «лапу» и все прочее, либо сгноит в колонии, либо выпустит за бугор, но голенького как пупсик. Были уже прецеденты. У государства есть собственные люди, остро нуждающиеся в продлении жизни, и вы их все знаете. Одним словом, я был против передачи клиенту такой ценной штуки, тем более что она имела шанс сильно повлиять на мировую историю, но искин Кандид из каких-то своих соображений в итоге согласился, а кто я такой, чтобы мешать ему разбазаривать имущество корабля, тем более что в обмен на такой «саркофаг» викин папа обещал открыть в буквальном смысле неограниченное финансирование. Знает уже, что в материальном мы почти не нуждаемся и все наши потребности лежат в духовной сфере.

Итак, едва только предварительные переговоры закончились и искин Кандид сообщил клиенту, что означенный прибор в настоящий момент извлекается со склада, снаряжается, активируется и готовится к погрузке на шаттл, мы тут же перешли к основной повестке дня о том, где, когда, чего и сколько. В итоге удалось договориться об открытии его людьми (мои осуществляют приемку только на перевалочном пункте при посадке на шаттл) вербовочных контор в полутора десятках моногородов, где в кризис закрылись или произвели значительные сокращения крупные промышленные предприятия. Из-за этого социальная обстановка в этих городах опустилась за грань выживания и народ оттуда готов переезжать куда угодно, только их никуда ни зовут, везде дела обстоят так же, а кое-где и хуже.

Выслушав мои хотелки, Александр Викторович пожал плечами и сказал:

– Все хорошо, но не понимаю одного – зачем вам официально оформлять рекрутинговое агентство, да еще на федеральном уровне? У вас же классический случай фирмы-однодневки. К тому моменту, когда вам понадобятся эти самые официальные документы (потому что вас пришли проверять), вы уже давно будете находиться на другой планете и строить там свою империю, даже не заморачиваясь сдачей квартальных отчетов в налоговую инспекцию и иные государственные органы. Мои люди могут сделать гораздо проще. Найти каких-нибудь бомжей, открыть на их паспорта конторы «рога и копыта», аффилированные со мной банки дают этим конторам кредиты – и те начинают свою деятельность. Неделя, максимум месяц, и все – вы высосали эту точку досуха и переходите к следующей, где все проделывается по той же схеме. Или не переходите, если количества завербованного народу уже достаточно для отлета.

Подумав, я согласился и принялся объяснять викиному папе свою позицию:

– Понимаете, Александр Викторович, мне нужны трудяги, готовые впрячься в воз и тащить его вместе с остальными. Приветствуются люди любых рабочих специальностей – учителя, врачи, программисты, инженеры всех профилей, еще лучше конструктора. Таких в общей массе должно быть примерно треть. Остальные две трети должны составлять молодые люди от шестнадцати и старше, готовые делать любую работу, учиться тому, что требуется в жизни, служить в армии и воевать по приказу там, куда пошлют. И еще – в каждом отделении вербовочной конторы будут установлены психосканеры. Если рекомендация психосканера отрицательная, цвет сигнала красный или желтый вместо синего или зеленого, то таких людей к нам направлять ни в коем случае не надо, как бы ваши люди ни гнались за валовыми показателями. В любом случае при поступлении на борт «Несокрушимого» мы будем проводить повторную проверку поступающих людей, и если будет выявлен брак, мы вынужденно примем в отношении их самые жесткие меры.

– Выкинете в космос? – понимающе спросил викин папа.

– Да, выкинем, – ответил я, – у нас не будет ресурсов возиться с преступниками, тунеядцами, или сумасшествующими. Несколько случаев такого брака – и вас постихнут штрафные санкции; если брак станет массовым, то мы воспримем это как попытку подорвать наш проект и нанесем по вам удар возмездия. Но я надеюсь, что этого не произойдет, ибо именно с этой целью в вербовочные конторы и будут устанавливаться психосканеры.

– Хорошо, Владимир Владимирович, – с некоторой насмешкой, скорее над моим именем-отчеством, чем надо мной самим, произнес викин папа, – я предупрежу своих людей, что в гневе вы бываете страшны, и что я в случае их избиения и даже ликвидации по обоснованным мотивам, ни в коем случае не буду вступать с вами в конфликт. На этом все, позвольте откланяться, ведь у меня превеликое множество дел, в том числе и по вашему направлению.

Тогда же и там же.

Виктория Полянская, 17 лет, переводчик, секретарь-референт и администратор Е. И. В.

Мамочку я не увижу больше никогда, и это точно, папочку сегодня вижу в последний раз. Он ведь собирался приказать своим головорезам отбивать меня у Шевцова силой и только наличие у наших людей самого настоящего штурмового вооружения с «Несокрушимого» заставило его отказаться от этих безумных планов. Ну и еще то, что в самом начале я рассказала папочке чего стоит Шевцов, если его разозлить по настоящему, и как ему преданы, его люди, такие же безбашенные и готовые за командира в огонь и в воду.

С одной стороны, я, конечно, очень благодарна папочке за то, что он принял такое горячее участие в моей судьбе, а с другой стороны, скажите на милость, к чему все это могло привести. Ну, «освободил» бы он меня – и что из этого? Ведь мой социальный статус в этом мире называется «покойница», и доказывать обратное пришлось бы в результате долгих и нудных юридических процедур. А потом меня опять бы ждала прежняя жизнь с со стареющей нудной мамочкой, постепенно спивающимся папочкой, пустоголовыми, никчемными приятелями и приятельницами из «нашего круга». И самое главное, останься я дома, меня не покидало бы нависшее дамокловым мечом ощущение, что за всеми нами однажды «придут» – то ли конкуренты, решившие, что мой папа и все мы уж слишком сильно зажились на свете, то ли государство, не дождавшееся перечисления своих налогов. Одним словом, мрак.