Тропой мужества Стрелков Владислав
– Все! – выдохнул он, бросая трофейный пулемет на дно окопа. – Нет больше отделения. Я да еще двое бойцов, и все! – отделенный помолчал немного. – Но как мы им дали! Два танка и две машины сожгли. Три десятка вражин разом на тот свет отправили. И еще на отходе полтора десятка положили. – Сержант зло пнул MG. – Заклинил, зараза. Остаток патронов я бойцам оставил. Они там слева немцев встретят. А я за патронами…
Устало привалившись к стене, Самойлов спросил:
– Что же дальше, командир?
– Держаться, сержант, держаться.
Обстрел затих, и танки поползли вперед. Следом за ним двинулись солдаты. И тут во фланг немцам ударил залп отделения Уварова и заработал трофейный MG. Одновременно полетели бутылки в технику. Но удалось поджечь только один танк, до второго ни одна бутылка не долетела.
Немцы ответили мгновенно – на опушке начали рваться снаряды. Уцелевший танк сдал немного назад и тоже начал обстреливать лес.
Замолчал трофейный MG. Выстрелы винтовок затихли.
– Неужели все погибли? – Кулаки невольно сжались.
В ответ раздался одиночный выстрел «мосинки». Потом взрыв…
– Вот и мои так… – пробормотал сержант. – Я к своим, командир.
Вася кивнул и дал очередь по появившимся на опушке немцам. С востока пришел грохот разрыва. Маргелов невольно оглянулся и понял – Давыдов подорвал мост. В этот момент рядом бабахнул взрыв. Васю отбросило и сильно приложило об стену окопа.
Пришел в себя почти сразу, огляделся – вокруг убитые. Где-то бил пулемет. От звона в голове не определить – чей. Слышались выстрелы «мосинок», значит, есть еще живые. Еще что-то с лязгом приближалось. Взгляд выхватил полузасыпанные землей бутылки с зажигательной смесью. Подполз и вытянул пару.
– Это есть наш последний и решительный… – пробормотал Вася, приподнимаясь.
На него полз танк. Маргелов поджег фитиль на обеих бутылках, размахнулся и… бутылка вдруг лопнула еще в руке. Пламя мгновенно охватило тело… изнутри вырвался крик боли… сознание вдавило куда-то в глубину… тело рванулось вверх и вперед… боль стала невыносима и… тьма.
– Гремя… огнем… сверкая… блеском стали, – это было не пение. Шепот пополам с хрипом. Но эти слова из песни просились наружу. Через силу и сквозь зубы. – Пойдут… машины… в яростный… поход, фух!
Черных привалился к сосне, переводя дух. И еще больше сгорбился, чтоб раненого не уронить, иначе потом сил не хватит вновь взвалить его на себя.
– И где машины? Где поход? Где соколы наши, а?
В глазах от натуги плыли светлячки, сердце ухало в груди паровым молотом и ноги начали наливаться свинцом. Пройти-то осталось всего ничего, а попробуй, сделай шаг…
Застонал раненый.
– Ничо-ничо, – пробормотал дед, часто дыша, – сейчас придем уж, потерпи. Только дух переведу и…
Оттолкнуться от сосны удалось с трудом, и то чуть не упал. Начал спускаться в ложбину. Оступившись на корневище, Черных повалился вперед. Падая, он придержал раненого, стараясь уберечь его, и сам больно ударился боком. Эта боль прорвалась наружу вперемешку с обидой и бессилием…
– С голыми руками… на танки… – зашептал Черных, часто вздрагивая, – мальчишки ведь… не жили еще…
По морщинам побежали слезы, чернея от впитанной пыли и копоти. Седые усы и борода намокли и потемнели.
– А сержант-то как свечка… Господи! – и рука сотворила крестное знамение. – Господи, помяни во Царствии Твоем православных воинов, на брани убиенных, и прими их в небесный чертог Твой, яко мучеников изъязвленных, обагренных своею кровию, яко пострадавших за отечество…
Частый перестук выстрелов насторожил. Черных всхлипнул последний раз и посмотрел в ту сторону. Нет, это не перестрелка. Немцы раненых добивают. Или в трупы от злости палят. С них станется…
– Сволочи… – с ненавистью процедил Кондрат Степанович. – Сволочи! Сволочи!
Еще выстрелы, уже ближе. Надо спешить – немцы начали прочесывать лес.
Злость придала сил. Взвалив бойца на себя, дед дотащил его до схрона, бережно положил на землю, затем приподнял створ, закрепил его упором, после чего подхватив раненого под руки, затащил внутрь.
– Вот и добрались… – сказал Черных, беззвучно закрывая створ. – Тут они нас не найдут.
Он и сам этот схрон не нашел бы, если б не оступился и не упал в неглубокую впадинку рядом с кустом орешника. Кто-то очень постарался, строя это укрытие, в которое прятали оружие, боеприпасы и продукты. Правда, продуктов давно нет. Остались винтовки, револьверы и патроны к ним.
Кондрат Степанович пристроил бойца на расстеленном тряпье, сам бессильно привалился к ящикам и с минуту сидел, пялясь в полутьме на закрытый выход. Потом спохватился – из ящика справа достал два нагана, оттуда же хватанул патронов, сколько в руку попало, и принялся заряжать револьверы. Рядом шевельнулся боец.
– Где я? – прохрипел он.
– В схроне, сынок, в схроне.
– А…
– Тс-с-с… – приложил палец к губам дед, затем ткнул им вверх и прошептал: – Немцы. Потерпи, парень.
После чего направил оба револьвера на выход и принялся ждать.
Вася слетел с кушетки и начал стряхивать с себя пламя и не сразу понял, что огонь только кажется.
– Вот… напасть… – пробормотал он. – Где это я?
По лицу тек пот, затекая в глаза. Вытерев лицо он, наконец, смог осмотреться. Но сразу ничего разглядеть не смог – в глазах двоилось, и голова шла кругом. Посидев немного с закрытыми глазами, вновь осмотрелся.
– Дома! – выдохнул Вася.
В лаборатории стояла тишина и царил сумрак. Перед светящимся монитором разглядел дремавшего Пашу. А Жуков где? И сколько времени? Разглядеть стрелки на настенных часах не удалось.
Маргелов с трудом поднялся, но сделав шаг, рухнул на пол.
– Что это со мной? – пробормотал Вася. – Как после ранения…
Тело отказывалось повиноваться, словно отвыкло от своего хозяина, онемев от макушки до кончиков пальцев. Маргелов принялся массировать руки, затем перешел на тело и чуть не взвыл. Бока отозвались жжением. Тихо матерясь, Вася задрал футболку, но ничего не разглядел.
С трудом поднялся, доковылял, борясь с головокружением, до выключателя и включил свет.
– А? – встрепенулся Свешников, мелко заморгал и, разглядев кто перед ним, подскочил. – Вася?
– Вася-Вася, кто ж еще… – прохрипел Маргелов. – Серега где?
– За продуктами поехал. Надо же чего пожевать-то. Скоро должен вернуться. Мы решили на ночь тут остаться и продолжить эксперименты. Твоим родителям мы звонили, сказали – что ночевать не приедешь.
– Ясно. А сколько времени?
– Полпервого ночи, – глянув на часы, ответил Паша.
– Ого! – Маргелов дошел до кресла и рухнул в него. – Долго я там…
– Как себя чувствуешь?
– Хреново, Паш, хреново. Как еще можно чувствовать себя после смерти? Пусть и чужой…
– Понимаю… – вздохнул Паша, – сам через это прошел. Но скажи, у тебя вышло?
– Вышло, – кивнул Вася, – удачно летеха из НКВД подвернулся, все сведения с ним передал. Вот доставил ли он пакет до командования?
– Бой был?
– Был. Я вновь в сержанта попал, да погиб в конце зазря. Хотел танк сжечь, да немцы на замахе бутылку с горючкой пулями разбили. Сволочи! Сгорел заживо. Хоть сержант и трус был, но такой смерти… – и, задрав футболку, Вася начал рассматривать свое тело. – Ощущение, как кипятком обварился, но жжет не сильно…
– Думаю, это фантомные боли, – сказал Паша. – Должно пройти. Ты записать фамилию погибшего не забудь.
– Да, кстати! Дай тетрадь, тут много фамилий надо записать. Целый взвод. А пока пишу, глянь, есть чего по боям у деревни Багута, что на реке Усяжа стоит.
– Ничего нет, – через минуту сообщил Свешников. – Даже близко похожего нет.
– Тогда попробуй найти что-нибудь про Денисова Андрея Михайловича. Это тот лейтенант НКВД. Даты рождения не знаю, известна только дата выдачи ксивы – 19 января 1941 года.
С этим Свешников возился дольше, но тоже отрицательно покачал головой.
– Денисовых много, – сообщил Паша, – но с НКВД они или нет, поди разбери. Дай-ка тетрадь.
Свешников начал просматривать записанные фамилии.
– Самойлов, – прочитал Паша. – Погоди, где-то я уже встречал эту фамилию, причем не раз.
Свешников начал просматривать историю посещений.
– Так, не то… это тоже… ага, вот. Тут я список Героев Советского Союза скачал, там есть Самойлов, и тоже Александр Васильевич, но не тот скорей всего. Еще когда воспоминания ветеранов просматривал, думал, полезного чего найду, так одно интервью посмотрел. Вот.
Свешников запустил воспроизведение, и в этот момент мобила Паши завибрировала.
– О, вот и Серега. – Паша нажал ответ. – Да, Серег, ага, сейчас встречу. Вася? Уже очнулся… бегу. – Свешников шагнул к выходу. – Ты ролик посмотри пока, а я пойду Серегу запущу.
На экране возникает надпись – «Интервью Героя Советского Союза гвардии полковника Самойлова Александра Васильевича». Маргелов вгляделся в лицо ветерана и замер, глядя в экран. Неужели…
– Александр Васильевич, а вам бывало страшно?
– Конечно, бывало. Особенно страшно было в первый бой.
– Расскажите о нем.
– Мне часто вспоминается первый бой. Наш взвод держал оборону на рубеже реки Усяжа недалеко от деревни Багута. Наш лейтенант погиб первым при налете вражеской авиации, и командование принял его зам – сержант Резеда Ярослав Васильевич. Грамотный был сержант. И я никогда не забуду его слов – главное в первые минуты себя пересилить, свой страх переступить, потом никакой огонь вражеский не испугает. Так и было. Не боялись против танков с одними бутылками с зажигательной смесью выходить. Знали – что погибнем, но шли на смерть. Шли…
А сержант наш… На него танк полз. Гранат нет, только бутылки с зажигательной смесью, когда он замахнулся, пулей бутылку разбило и сержанта охватило огнем, так он кинулся к танку и об него вторую бутылку разбил. Погиб, но вражеский танк сжег. Вот так. Я рассказывал об этом бое командованию. Обо всех ребятах, геройски погибших. Но награждать посмертно их не стали. Тогда не до этого было. А сейчас наш долг помнить о погибших героях. Всех, о ком неизвестно.
– А дальше?
– Немцы тогда нас почти к опушке прижали. Четверых, уже раненых, на нас танки идут, а у нас лишь пулемет «максим» с последними патронами… потом взрыв…
Вынес меня Кондрат Степанович Черных. На себе вытащил. Тоже человек с большой буквы. Он еще в Первую мировую немцев бил. Пулеметчик от Бога! Он еще до прибытия взвода на рубеж пулеметную точку оборудовал. И тоже принял участие в том бою. И когда его «максим» раскурочило взрывом, меня раненого вынес и укрыл. Потом он создал партизанский отряд, из местных жителей и окруженцев, что пробирались на восток.
– Постойте, это тот самый «Товарищ Кондратий»?
– Да-да, тот самый. Немцы его называли Шварцекондрат.
Командовал товарищ Кондратий отрядом до самого уничтожения в 1943 году. Немцы тогда бросили против отряда целый полк. Это против всего сотни бойцов. Сотни! Кондрат Степанович погиб, прикрывая отходивших товарищей. Я тогда уже на Большой земле был. Эвакуировали, после тяжелого ранения…
Глава 5
Генерал-майор навис над столом, задумчиво рассматривая расстеленную карту. Обстановка в последнее время запуталась окончательно. Сведения устаревали, не успев дойти до штабов.
Связь как таковая отсутствовала. И со штабами полков. С командованием тоже. Дивизионная радиостанция попала под удар вражеской авиации еще на марше, а заменить ее нечем.
Последний полученный приказ – отходить к Свислочи и прикрывать отход десятой армии выполнили, но потеряли при этом до тридцати процентов личного состава, так как по пути подверглись массированной бомбардировке. Погиб почти весь состав штаба, включая комиссара и начальника тыла.
Чтобы прояснить обстановку, послали несколько разведгрупп по разным направлениям. Результаты разведки не радовали. По сведениям вокруг дивизии сосредоточились большие силы противника. Дивизия практически была в окружении. Правда, некоторые сведения противоречили друг другу.
– Васильев!
Из соседней комнаты появился лейтенант-связист.
– Я, товарищ генерал!
– Связь с 53-м есть?
– Нет, товарищ генерал. Только наладили, тут же пропала. Связистов уже послали.
Генерал вновь смотрит на карту. Чехарда со связью раздражала. Связи с 53-м артиллерийским полком нет уже три часа, не говоря о связи с командованием армии.
Входит капитан Перепелкин, командир разведроты.
– Товарищ генерал, данные разведки.
– Докладывай.
Капитан склонился над картой и начал доклад, показывая точки на карте.
– Вот тут стоял третий батальон 345-го полка. Так там нас огнем встретили. Немцы, значит, уже стоят. Вот здесь стоят танки, а тут видели немецких мотоциклистов…
Генерал отметил эти сведения на карте, затем, приподняв ее край, достал тетрадь. Перелистнув пару листов, пробежался глазами по строкам, нашел искомое, нахмурился.
– Смирнов! – крикнул он в соседнюю комнату. Появившемуся на зов лейтенанту приказал: – Где этот студент? Веди его сюда. – Затем повернулся к капитану. – А ты, Геннадий Петрович, поприсутствуй. Сейчас типа одного приведут. Послушаем вместе, интересные вещи рассказывает.
– Что за тип?
– Появился тут с утра. Передал мне тетрадь, а в ней «ценные сведения». Меня по имени-отчеству знает, а у самого документов нет. Назвался Маевским Михаилом Карловичем, студентом московского мединститута.
– Студент из Москвы? Тут?
– Ну, допустим, проверить его слова можно. Если помнишь, у нас медслужбу Павлов возглавляет, а он как раз из этого института к нам пришел.
– Так его сюда бы вызвать…
– Потом. Немцы утром отбомбились аккурат по санбату.
– Как это? – удивился капитан. – Там же на всех палатках красный крест нарисован!
– А вот так! Много персонала погибло. Павлов зашивается. От стола уже сутки не отходит.
– М-да… как же так!
– Вот так, – вздохнул генерал, – вот так! Однако сведения у студента таковы, что жуть берет. Он знает все наши передвижения за неделю, начиная с двадцать второго числа. Расстановку сил, как наших, так и противника. Имена немецких командующих полков, дивизий и корпусов, точное их расположение по датам и местам, количество личного состава и техники. Вот, например…
Генерал провел пальцем по строкам, нашел искомое.
– Против 132-го стрелкового полка действует 162-я пехотная дивизия противника, командующий генерал-лейтенант Герман Франке. Состав – три пехотных полка, один артиллерийский полк, противотанковый батальон, саперный батальон и батальон связи.
– Разрешите? – и капитан показал на тетрадь. После утвердительного кивка он быстро просмотрел записи, после чего удивленно взглянул на генерала.
– Есть какие мысли?
– Разведчик? – предположил Перепелкин.
– Не похож. Слишком молод. Думаю – действительно студент, но вот откуда сведения?
Открылась дверь, и лейтенант доложил:
– Маевский доставлен.
– Давай его сюда.
Вошел молодой парень в светлой безрукавке, темных штанах и туфлях. Среднего роста, худой, волосы темные. Особо выделялся нос с горбинкой вкупе с глубоко посаженными глазами. В руках он держал довольно толстую тетрадь. Она привлекла внимание не только генерала. Капитан Перепелкин покосился на тетрадь и выразительно посмотрел на генерала. Тот кивнул и повернулся к парню.
– Проходи. Присаживайся.
– Спасибо, товарищ генерал-майор.
Маевский прошел и сел на стул у стены.
– Давай без чинов. Меня зовут… – генерал запнулся, взглянул на студента, – впрочем, ты знаешь. Ты Михаил Карлович Маевский. Так?
Парень кивнул.
– Значит, так, Михаил. Откуда у тебя эти сведения?
– Все подтвердилось?
– Все.
– И у вас есть вопросы. Причем особенно – как я узнал то, что произойдет сегодня, находясь под вашим присмотром?
– В том числе.
Студент сделал глубокий вдох и начал говорить:
– Сведения, представленные вам первоначально, касались только вашей дивизии и по времени были только до сегодняшнего числа, то есть двадцать седьмого июня включительно. Я намеренно дал не совсем полные сведения, известные мне, лишь для того, чтобы имелась возможность проверить их. И поверить в остальное. Тут, – Маевский показал на тетрадь, – записаны данные, которые имеют гриф «совершенно секретно». Их необходимо доставить командованию как можно быстрее. К противнику они попасть ни в коем случае не должны.
Генерал с капитаном удивленно переглянулись.
– На первых трех страницах все, что касается вашей дивизии вплоть до 30 июня, – продолжал вещать студент. – Далее данные по всем фронтам о направлениях немецких ударов, с номерами подразделений, командным составом и количеством людей и техники. Десять последних страниц тетради к боевым действиям не относятся, но они тоже особо важны. Там отражена технология производства необходимого лекарства, которое может спасти множество жизней.
Маевский замолчал, поднялся, подошел к генералу и протянул тетрадь, после чего вернулся, сел на стул, как-то сразу поникнув. Вытер выступивший пот.
– Я прошу поверить мне, – сказал он тихо. – Это очень важно. Очень. Не спрашивайте источник этих сведений. Сказать не смогу, да и… с ума скоро сойду, – последнюю фразу студент прошептал, и генерал с капитаном ее не расслышали. Оба внимательно просматривали содержание тетради.
По мере прочтения у обоих менялось выражение лиц. Генерал больше хмурился и мрачнел, а капитан постепенно багровел, зло поглядывая на студента.
– А не шпион ли ты? – сквозь зубы процедил Перепелкин. – Выходит, немцы уже Минск окружили…
– Успокойся, – вздохнул генерал, – ты многого не знаешь. Смирнов!
В комнату вошел лейтенант.
– Проводи товарища студента, пусть у связистов пока посидит, и организуй ему поесть чего. Да, Васильева ко мне вызови.
– Есть! – Лейтенант пропустил студента вперед и вышел следом.
– Я много чего не знаю, – сказал капитан, – однако как можно знать то, что случится через несколько дней? И откуда этот… студент столько знает о противнике?
– А ты на подпись внимание обратил?
– Феникс? Ну, обратил и что?
– Не все так просто. Встречался мне уже этот позывной. Насчет направления ударов немцев – это уже было в «майских играх»[2]… черт возьми! Так что… – генерал взглянул на карту, – если взять те доклады, кои поначалу приняли за дезинформацию, приложить к ним твои разведданные, учесть всю сложившуюся обстановку, то все совпадает с данными, изложенными в этой тетради. И все становится понятным. Нет, не все, – поправился генерал, взглянув на капитана, – но многое. Что, например, означает запись – Ярцево 11.08.1941? Там что-то произойдет? Не зря эта дата и населенный пункт записан в первых трех листах, относящихся к нашей дивизии.
– Так у студента и спросить.
– Спросим, а пока собирай людей, капитан, и ставь задачу – установить связь с полками. Одну группу направишь в штаб десятой. Донесение я составлю. Еще надо комиссара Серебровского найти и вместе с ним Маевского с тетрадью в Москву переправлять.
– Я бы студента к Павлову сначала сводил.
– Для проверки? Хм, своди, пожалуй, не помешает. И там его пока оставь, раз студентом-медиком назвался. Пусть помогает по мере сил, а Валерий Семенович за ним присмотрит. Так и поступим, веди студента в медбат. И бойца потолковей к нему приставь.
– Людей мало, товарищ генерал.
– Знаю, но найди! – стукнул по столу кулаком комдив. – Все, выполняй поставленную задачу.
– Сядь здесь и жди, сейчас что-нибудь тебе поесть найду.
Лейтенант вышел, а Михаил сел на лавку и устало привалился к стене. Напряжение, державшее его последние полчаса, начало отступать. Сомнения все еще грызли, но по поведению генерала – ему поверили.
«А я говорил – делай, как велят, и поверят! – возник голос в голове. – Все еще сомневаешься?»
– Сомневаюсь, – буркнул Михаил.
– Что? – спросил сержант, который старательно что-то записывал.
– А? Нет, ничего…
«Отвечай мысленно, болван, – отругал Мишу голос, – а то действительно подумают, что ты сумасшедший».
«А не похоже? – огрызнулся Маевский. – Никогда бы не подумал, что такое со мной случится! Ну почему я на хирурга пошел, а не на психиатра?»
«И что, помогло бы?» – усмехнулся голос.
«Не знаю, – признал Михаил. – Но день точно безумный».
Да, день был сплошное безумие. Все началось около девяти часов утра, когда Михаил миновал мост, где у него проверили документы охраняющие мост красноармейцы. После чего он решил немного отдохнуть и присел у крайнего сруба. Ноги после нескольких часов перехода гудели, и Михаил решил подождать кого-нибудь в компанию, и лучше, чтоб присутствовал транспорт. Та телега, которую он видел впереди, у моста не задержалась и теперь ее точно не догнать. Пока можно перекусить, а то с утра ничего не ел. Только Михаил достал сверток с салом, как послышался звук мотора. Чтобы посмотреть, кто едет, пришлось выглянуть за угол. Это с запада к мосту подъехала полуторка с дюжиной красноармейцев в кузове. Маевский тяжело вздохнул – тут ему не светило. Военные его точно не возьмут, можно даже и не спрашивать.
От частых выстрелов Маевский подскочил, выронив сало, и сунулся посмотреть – что происходит. От увиденного оторопел. Приехавшие красноармейцы расстреливали бойцов из охраны моста. На его глазах застрелили кинувшегося к лесу паренька, что крутился возле бойцов. Тот, кто стрелял в пацана, внимательно посмотрел вдоль дороги, и Михаил шарахнулся назад. Запнулся о слегу и сильно приложился затылком о край сруба. Сознание померкло только на мгновение. Маевский медленно поднялся, держась за голову.
«Так-так, что тут происходит?»
Голос прозвучал так явственно, что Михаил опять подпрыгнул.
– Кто здесь? – прошептал Маевский, оглядываясь.
«Ангел-хранитель, – хмыкнул голос, – если, конечно, будешь меня слушать».
– Видно, сильно я головой приложился, – решил он.
Кто-то закричал у моста, и Михаил решил посмотреть.
«Красноармейцы» убирали прочь тела, а четверо окружили каких-то гражданских, на свою беду оказавшихся неподалеку. Что там они говорили, было плохо слышно, получилось разобрать только – жиды. После чего гражданских грубо оттолкали к берегу и пристрелили.
– За что… – прошептал Маевский, бледнея, – за что…
«За то, что евреи, – прозвучал голос, – и за то, что оказались неподалеку».
Михаила передернуло. Ноги ослабли, выступил холодный пот. Что делать, он не знал.
«Беги, дурень! Это „бранденбурги”, диверсанты немецкие. Шлепнут тебя и не поморщатся».
– Потому что я тоже еврей?
«Потому что ты тупой! Шлепнут потому, что ты их видел. Беги!»
Михаил кинулся вдоль дороги.
«В лес, дурень! В лес беги!»
– Эй, парень, спишь, что ли?
Михаил открыл глаза и увидел лейтенанта с котелком.
– Вот, лучше еды не найдешь.
– Что это? – спросил Маевский, глядя на что-то зеленоватое и густое, но очень вкусно пахнущее.
– Щи это. Зеленые, вчерашние, в печи томленные. Ум отъешь.
– Спасибо.
Лейтенант ушел, оставив котелок с ложкой и ломтем хлеба, а Михаил еще раз понюхал варево. Пахло от котелка умопомрачительно, аж в животе засосало, ведь он сегодня лишь немного хлеба съел, когда его в сарае заперли. Больше ничего из еды не имелось, так как сало Маевский выронил еще у реки, когда убегал от переодетых в красноармейцев немецких диверсантов, «бранденбургов», как назвал их этот ангел-доппельгенгер.
«Вообще-то я скорее альтер эго, – тут же отозвался голос, – но в чем-то ты прав».
«В чем прав? В том, что ты темная сторона личности, и я должен скоро погибнуть?»
«Хм, – почему-то смутился голос, – почему темная, разве я жизнь тебе не спас?»
«Ты на вопрос не ответил!» – возмутился Михаил, даже ложкой взмахнул.
«Все там будем, – философски ответил голос, – ты кушай, а как насытишься, так на вопросы и отвечу».
«А во время еды нельзя? – спросил Маевский, запуская ложку в котелок. – Все равно разговор у нас мысленный».
«Никак нельзя. Ты еще голоден, а значит больше зол, чем добр, и на сытый желудок адекватней будешь. И то, что я тебе скажу, точно не понравится».
«Посмотрим… – ответил Михаил и, чуть подув на варево, положил его в рот. – М-м-м, с ума сойти! Это же амброзия!»
«Ага, на голодный желудок все съедобное амброзия! – согласился голос. – Однако зеленые щи действительно вкусны».
«Это ты виноват, что я сегодня ничего не ел, – буркнул Маевский. – До сих пор не могу понять, как ты смог меня убедить поменять целую банку тушенки на пару тетрадей и карандаш».
«Пришлось, извини, но такую возможность упускать нельзя. А селяне просто так ничего тебе не дали бы. И то, что ты записал, стоит того».
«Это по реакции Степанова было видно. Кстати, а что означает – Ярцево и дата?»
«Это касается только генерала, – ответил голос и после непродолжительного молчания, добавил: – Это дата и место его смерти».
Ложка замерла на полпути.
«Я знаю – кто ты!» – заявил Маевский, глотая порцию щей.
Читать бесплатно другие книги:
