Обыкновенная иstоryя Андреева Наталья

Все это Бестужевой предстояло проделать в ближайшем будущем, и ей в самом деле было не до племянницы.

– Магазин через дорогу, – сказала она, надевая дубленку. Модную, укороченную, специально для езды в машине. – Деньги у тебя на первое время есть. Да, обменник на станции. Курс там выгодный, можешь смело менять свои доллары. И мне, будь добра, двести пятьдесят за первый месяц.

Сашенька даже не спросила, почему не хозяйке, молча полезла в сумочку. Эта квартира на самом деле принадлежала агентству, но Лидия Павловна не собиралась баловать племянницу. За съемное жилье положено платить.

– Я беру на себя часть твоих проблем, – наставительно сказала она. – С жильем, с работой. Тебе сказочно повезло, помни об этом.

С этими словами она закрыла за собой дверь, и Сашенька осталась одна в чужой квартире, с пустым холодильником и заданием завтра к девяти утра приехать по такому-то адресу. Она начала лихорадочно метаться по квартире и хвататься то за тряпку, то за веник, потом опомнилась и села на продавленный диван, размазывая по лицу слезы. Сотового у нее не было, удовольствие слишком уж дорогое, но на кухне, о счастье, стоял телефон. И Сашенька кинулась к нему.

Трубку взяла тетка Марья.

– Чего ревешь? – сурово спросила она.

– Я в чужой квартире, тетя Лида уехала, – захлебывалась слезами Сашенька. – Я не знаю, что делать. Мне надо завтра с утра приехать в какую-то фирму, тетя сказала, что я там буду работать…

– Ну и чего ты ревешь? – теперь уже с удивлением спросила тетка Марья. – Езжай, куда сказано.

– Но я не знаю как!

– А язык на что? Найди на станции киоскершу подобрее. Выжди, когда народ разъедется. Подойди и спроси: как доехать туда-то? Нет, сначала купи у нее газету. А лучше что подороже, книжку, например. Запомни: сначала сделай человеку приятное, а потом спрашивай. И не забудь сказать «удачи вам» или «здоровья вам и вашим близким». Если старушка, то обязательно Господа упомяни. Мол, Господь не забудет вашу доброту. Или: Бог все видит и он вас не забудет. А если парень молодой, ты ему глазки сострой. Растерялась, мол, город у вас очень уж большой. Не поможете девушке сориентироваться? Только смотри: на свидания не ходи.

– На какие свидания?

– Куда тебя звать будут. Ты цыпленок еще, а вокруг коршуны. Но и не отказывайся, когда позовут. Конечно, приеду, жди.

– Но ты же сказала: не ходи.

– Ты и не ходи. Врать надо, Сашка, приспосабливаться. Если с тебя нечего поиметь, так на кой тебе помогать? Мужикам известно, что надо. Ты глазами-то обещай, а про сердце забудь, что оно есть. Бери пример с Лидки. Погоди, мать к телефону рвется…

– Саша! Как ты там?! Ты покушала?!

– Мама, я…

– Одевайся теплее! Теплее, слышишь?! – мама кричала так, будто они стояли на разных берегах реки, а не у телефонных аппаратов в разных городах. Слышимость была отличная, но мама Аня с детства привыкла: межгород, значит, надо кричать. – Шапку не забудь! Лиде понравились наши гостинцы?!

– Да. Понравились.

– Она щи варить не умеет! Ты ей помогай на кухне-то?! Слышишь?!

– Я слышу, мама.

– Пол подмети, бельишко постирай. Ты у меня не лентяйка.

– Я все сделаю, мама, – сказала она с грустью.

Как ни странно, матери врать было легко. Зачем ее расстраивать? Это ведь не ложь, а лукавство. Сашенька сама положила трубку. Все, что говорила ей мама, было совершенно бесполезно. Пустая трата времени, а Сашенька уже начала его ценить. Солнце клонилось к закату, а в холодильнике все еще было пусто, в квартире грязно, и как завтра ехать на работу, непонятно.

Эту ночь она почти не спала. За окном грохотала стройка. С уханьем забивались сваи, гудели подъемные краны, матерились рабочие. Москва не спала вообще. Дороже всего в ней было жилье, поэтому оно строилось беспрерывно. И днем, и ночью, и в будни, и в праздники, и в хорошую погоду, и когда лил дождь или мела метель. Это никого не интересовало: погодные условия и комфорт соседей. Москва культивировала эгоизм, здесь можно было выжить, только замкнувшись в себе. Чем меньше будешь обращать внимание на всякого рода раздражители, тем больше у тебя шансов решить свои проблемы. Просто надо на них сосредоточиться, а на все остальное, в том числе и на шум за окном, наплевать.

Сашеньке хотелось плакать, но она терпела. Она подозревала, что таким образом ей просто слез не хватит. Если оплакивать каждый с грохотом проехавший за окном грузовик. Или просроченный йогурт, который ей всучили в магазине. По сравнению с работой в компьютерной фирме, когда она, Сашенька Адуева, ровным счетом ничего не знает о компьютерах, это были такие пустяки, что слезы следовало приберечь. Наревется еще. Тетка Марья сейчас на порог не пустит. Сказала – год терпи.

«Целый год! – в отчаянии думала Сашенька, ворочаясь с боку на бок. – Да я умру тут от голода и тоски. Хотя от голода умереть трудно, полки в магазинах ломятся от продуктов. Но чтобы их купить, нужны деньги. А деньги приносит работа. Я должна вытерпеть… Я должна вытерпеть… Вытерпеть…»

…Она стояла у дверей, не решаясь войти. В ушах гудело после поездки в переполненном метро, сердце бешено стучало, оказалось, что офис указанной в визитке фирмы находится в двух автобусных остановках. Автобус долго не приходил, и, чтобы не опоздать в свой первый рабочий день, Сашенька пошла пешком, точнее побежала. И вот теперь она стояла у дверей, потерянная и несчастная, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это закрыть глаза, чтобы все это было лишь кошмарным сном, и проснуться уже в Грачах, и чтобы мама добрым голосом позвала завтракать.

Потому что первой, кого она встретила на новой работе, была неприветливая тетка со шваброй, которая рявкнула:

– Закрыто еще! К десяти приходи.

– Я на работу устраиваться, – сглотнула Сашенька. – Меня тетя прислала.

– Какая еще тетя?

– Тетя Лида.

– У нас такой нет, – равнодушно сказала уборщица и демонстративно мазнула шваброй по Сашенькиным ногам: не видишь, что ли, люди работают?

– Девушка, мы еще закрыты, – сказал на бегу лохматый парень в джинсах и потрепанной куртке. Сашенька попыталась протиснуться вслед за ним в дверь. Парень обернулся, глянул на нее повнимательнее и сразу стал добрее. – Ух ты, какой симпомпончик! Тебе компьютер нужен? Заходи! Я сам тобой займусь.

– Нет, я на работу устраиваться.

– На работу? – парень посмотрел на нее с удивлением. – По объявлению, что ли?

– Нет, от тети.

– И как зовут тетю?

– Лида. Лидия Павловна.

– Ах, от поварихи! Странно… Ну, все равно, заходи.

Он щелкнул выключателем и поманил пальцем Сашеньку. Она шагнула вперед и очутилась в огромной светлой комнате, где на длинной стойке, похожей на барную, в ряд стояли мониторы и множество телефонов. Один звонил.

– Это твое место работы, – улыбнулся парень. – Да, факс прими. Вот люди! Русским языком написано: работаем с десяти до восьми. Так они и ночью трезвонят! И факсы круглосуточно шлют! Ну, что стоишь? Стартуй!

Сашенька рванулась с места. Именно так она понимала слово «стартуй». Факс сердито гудел, мало того, на стойке с мониторами теперь надрывались сразу два телефона.

– Трубку возьми, – на бегу крикнул ей лохматый.

– И что сказать?

– Конфигурацию посчитай. Прайс вчерашний, слева на стойке.

И он нырнул в какую-то дверь. Сашенька робко взяла трубку:

– Алло.

– Это компьютерная фирма? – требовательно спросила трубка женским голосом.

– Да.

– Сколько будет стоить пентиум третий с видеокартой шестьдесят четыре мегабайта, память тоже шестьдесят четыре?

Кроме слова «стоить» Сашенька не поняла ровным счетом ничего.

– Я… я сейчас спрошу, – и она метнулась к гудящему аппарату, который лохматый назвал факсом. Что с ним делать, она также понятия не имела.

В этот момент в зал влетела тощая, как спичка, брюнетка в сапогах на высоченных каблуках и метнулась к стойке. Одной рукой она сняла трубку, другой ткнула в факс и тут же сняла вторую трубку:

– Компьютерная фирма «РИТМ», секретарь Стелла, слушаю вас, – сказала сразу в обе и, обернувшись, бросила факсу: – Я стартую.

Факс загудел, на этот раз довольно, а не сердито, и из него пополз лист бумаги с каким-то текстом.

– Минуточку, я включу компьютер, – сказала Стелла одной из трубок и ткнула пальцем в телефонный аппарат, после чего, выслушав другую трубку, бросила: – Восемьсот двадцать долларов. Не за что. – И тут же второй трубке после тычка в телефон: – Еще не привезли. В базе нет. Позвоните в обед.

Проделав все это, брюнетка скинула куртку, модную, кожаную, отделанную пушистым рыжим мехом, и улыбнулась Сашеньке:

– Извините. Дожили: клиентов в секретари подпрягаем. Руслан, что ли, сообразил?

– Я не клиентка. Я работать.

– Куда? К нам? – удивленно посмотрела на нее брюнетка.

– Да. Секретарем.

– А чего тогда застыла у факса?

– Я не знаю, что это такое.

– О господи!

И она принялась хохотать. Впрочем, смеялась Стелла недолго. Зазвонил телефон, вслед за ним другой, опять загудел факс, и многорукая Стелла кинулась отвечать нетерпеливым клиентам. Больше у нее на Сашеньку времени не было.

Этот день стал для нее настоящим кошмаром. Вокруг что-то беспрерывно звенело, гудело, моргало, потом появились люди, которые все прибывали и прибывали. В торговом зале началось настоящее столпотворение. Лохматый махнул на Сашеньку рукой: «погоди, не до тебя». Брюнетка прошипела: «сгинь, тупица». На Сашеньку беспрерывно орали:

– Не крутись тут! Не мешайся! Что застыла? Трубку сними!

– О господи, да скажи хоть что-нибудь!

– На «холд» повесь!

– Переведи наверх, в оптовый!

– Дай человеку прайс!

– «Винты» справа, в большой картонной коробке. Дуй на склад!

Сашенька металась как угорелая. К обеду она выучила кнопку «холд», то есть «пауза». И теперь всех вешала на паузу, после чего бежала искать Стеллу или Руслана. Остальные ее в упор не замечали и не представились. А просить, обращаясь к человеку «эй, вы», она стеснялась. Хозяин пришел только к вечеру. К нему сразу же подошла Стелла и что-то сердито зашептала на ухо. Сашенька до ушей залилась краской, поняв, что первый рабочий день она провалила. Сейчас ее выгонят с треском.

– Адуева? – она судорожно кивнула. – Идем со мной, – грустно сказал хозяин.

«Аркадий Андреевич, Аркадий Андреевич, Аркадий Андреевич, – как заведенная повторяла она. – Его зовут Аркадий Андреевич».

Они поднялись наверх, где хозяин прошел… На кухню. Бросил полненькой симпатичной шатенке в клетчатом фартуке:

– Катя, поесть мне дай. Полдня в банке проторчал, кредит оформлял, потом фуру на таможне задержали. Пришлось разбираться. Кругом одни бюрократы и взяточники, – пожаловался он. Катя кивнула и поставила перед ним плетеную корзиночку с хлебом. – Обедала? – хозяин посмотрел на Сашеньку.

– Нет, не успела, Андрей Аркадьевич.

– Вообще-то Аркадий Андреевич, – он посмотрел на нее совсем уж грустно. – Да, тяжелый случай. Хотя Лика меня предупреждала. Ладно, Катя, и этой выдай ее порцайку.

«Эта», втянув голову в плечи, смотрела, как полненькая бухнула картофельное пюре в тарелку и щедро полила его сверху чем-то пахучим, коричневым. Тут только Сашенька поняла, что от голода едва держится на ногах.

– Говорят, ты ничего не умеешь, – сказал хозяин, уминая Катин гуляш. – Совсем ничего. Да ты ешь.

Она с трудом запихнула в себя кусок мяса. Это было странное чувство: от голода живот втянулся под ребра и подташнивало, и в то же время кусок в горло не лез от страха.

– Образование у нас…

– Институт Культуры.

– Вот именно. Факса не знаешь, компьютер в глаза не видела, телефона боишься. Ты чего всех на «холд»-то вешаешь? Так мы без клиентов останемся. Скажи им что-нибудь, заинтересуй.

– Я не знаю, что сказать.

– Например: сейчас схожу на склад и узнаю, есть ли в наличии. Или: у нас новый прайс, его распечатывают. Мозги тебе для чего?

– Я… я не знаю, – она не выдержала и расплакалась.

– Ладно, Аркаша, чего ты, – сказала вдруг полненькая Катя.

Это «Аркаша» Сашеньку сразило. Они тут все свои, работают бок о бок, вот уже много лет. А она… Тупица безмозглая. Овца. Дура набитая. Как ее только сегодня не называли! А чаще всего «уйди, не мешайся».

Вот кто она такая: уйди-не-мешайся. А вовсе не Сашенька Адуева.

– Мордашка-то ничего, симпатичная, – вздохнул Аркадий Андреевич. – И фигурка тоже приятная. Наверх тебя, что ли, перевести, в оптовый? Кофе будешь клиентам подавать. Кофе варить умеешь?

– Да! – оживилась она. – Готовить я умею!

– Понятно, – хмыкнул хозяин. – Ты с кофемашиной в таких же напряженных отношениях, как и с факсом?

Она сразу поникла. Да откуда в Грачах кофемашина?

– Ладно, освоишься, – подобрел вдруг Аркадий Андреевич. – Беру тебя на месяц испытательного срока. С зарплатой двести баксов. Больше ты не стоишь. И вообще: это ты мне должна платить за науку.

– Я согласна! – выпалила Сашенька. У нее еще остались целых семьсот теткиных долларов.

– Чего-о?

– Не видишь: она хорошая девочка, – вмешалась Катя. – Домашняя. Добрая и честная. Не обижай ребенка, Аркаша.

– У Лидки такая племянница! Вот с кем бы я никогда не стал связываться, так это с Бестужевой. Слышь, ты? Институт Культуры? Меня просили сделать из тебя человека. Задача это сложная, можно сказать, невыполнимая. Тут все зависит от тебя. Вольешься в коллектив – тебе простят любые твои промахи. Как вливаться в коллектив, знаешь?

– Аркаша, да она же не пьет, – опять вмешалась Катя.

– А мы что, пьем? – удивился хозяин.

– Да ты не понял. Она совсем не пьет.

– Это правда? – Аркадий Андреевич смотрел на нее уже не с удивлением, а с ужасом.

– Нет! Я шампанское пью по праздникам!

– Значит, начнем с шампанского, – удовлетворенно кивнул он. – Запомни: если после такой гонки, когда день пролетает, как пуля у виска, ты не будешь расслабляться, ты очень быстро сдуешься. Мозги иногда надо отключать. А тебя будут грузить каждый день, и так, что к вечеру твоя голова будет распухать от избытка новой информации. Потому что ты не знаешь ни-че-го. Ты ноль, понятно? – Она кивнула. – Все, – Аркадий Андреевич встал. – Первый рабочий день закончен. Дуй домой.

– Но вы же работаете до восьми. А сейчас только семь.

– Не вы, а мы. Это первое, что ты должна запомнить. Второе: главный здесь я. Если я в курсе, всех остальных можешь послать. Третье: на работу не опаздывать, за это штрафуют. Все, до завтра. Я и так на тебя много времени потратил.

– Спасибо, Аркадий Андреевич!

– Запомнила, молодец. Первый рабочий день прошел не зря.

Домой она ехала как в тумане. От усталости и осознания собственной тупости. Но Сашенька еще даже не подозревала, насколько глубока кроличья нора. «Пентиум третий с шестьюдесятью четырьмя мегабайтами оперативной памяти» – это были еще цветочки. Нормальный человеческий язык. Не то что «пень третий шестьдесят четыре мега на борту». Вопросы типа «А “мать” откуда прибыла?» или «А можно я завтра заберу коробку с «клавами» и «мышами»?», «А они у вас пи эс или пи эс пополам?» несчастной Сашеньке еще предстояло услышать.

Вот теперь она заревела. Что такое просроченный йогурт? Сущий пустяк. Или ревущий за окном автобус. Да ерунда. А вот то, что ты ни к чему не пригодная тупица… Или «уйди-не-мешайся».

Она вскочила и кинулась к платяному шкафу, где лежал чемодан. Судорожно начала в нем рыться. Наконец, на свет появилась папка со стихами. Сашенька торопливо стала вынимать из нее листы и рвать их на части. Нет, она не рвала, терзала. Вымещала злость за свою никчемность. Другие учились, осваивали все эти «пни», Интернет, английский язык. А она в это время занималась ерундой. Стишки писала. Книжки читала. Да кому они нужны, эти книжки? Вот компьютеры да, нужны. Вон сколько народу толпится в торговом зале!

Сашенька всхлипнула, вытерла слезы и стала собирать с пола обрывки бумаги. С ерундой покончено. Отныне у нее начинается новая жизнь.

Лидия Павловна была настолько занята, что напрочь позабыла о племяннице. А та сама стеснялась звонить. Они не общались две недели, во время которых Бестужева провернула аферу с «кутузовской» квартирой.

Сразу после того, как Сашенька была пристроена, Лидия Павловна лично отправилась показывать заветную квартиру клиентам. Поехали вчетвером: Василий с супругой и адвокатом и Лидия Павловна. Клиент настоял, чтобы на Кутузовский поехали все вместе, на его «Крузаке».

«Прослушки, что ли, опасается?» – гадала Бестужева, сидя на заднем сиденье, на почтительном расстоянии от нанятого клиентом адвоката. Одеколон у него был ужасный, впрочем, как и галстук. Прилизанные волосы, торчащие уши. Зато амбиций! «Или это демонстрация силы? Ведь я на его территории», – думала Лидия Павловна, глядя на бритый затылок клиента. На этот раз широченные плечи обтягивала косуха со множеством молний. Казалось, она вот-вот лопнет от распирающего ее тела, где гора мышц от сытости и безделья давно уже начала переплавляться в гору жира.

Бестужева намеренно думала о покупателях с неприязнью, выискивая в них недостатки. Так проще. Надо забыть о том, что они тоже люди. Это лишь мясо для столичных волков, жуликов и проходимцев. Не она, так другие обглодают лакомый кусок до самых костей. Пока залетные не научатся отличать истинное от ложного. А может, так и не научатся.

Подъезд со львами и широченные лестничные пролеты сразили певичку, что касается Василия, то, войдя в квартиру, он прямо-таки прилип к окну. Два окна, на кухне и в зале, выходили на Кутузовский проспект. Лидия Павловна и сама порою обмирала от этого величественного зрелища, хотя жить здесь никогда не хотела. Слишком уж шумно, суетно. Эта главная столичная магистраль прямо-таки придавливает, сразу чувствуешь свою ничтожность и краткость бытия.

Прямой, как стрела, широченный Кутузовский презрительно терпел ползущих по нему муравьев, все эти «Лексусы», «Тойоты», «Мерседесы». Он равнодушно взирал на проносящиеся по нему кортежи, величаво нежил опускающиеся на него по ночам московские туманы и недоумевал от жадности жалких людишек, которые затевали огромную стройку, лишь бы жить поблизости. Лишь бы быть причастными к славным страницам московской истории и вписать в свои паспорта знаменитые адреса.

Того же мнения был и Василий: непременно вписать!

Хозяин квартиры жался к стене. Согбенный старичок, лысый, как коленка, в очках с толстенными стеклами, за которыми совсем не видно было его глаз. Слепые белесые стекла, придававшие старику совсем уж жалкий вид. Линялые треники, застиранная фланелевая рубаха и клетчатые тапочки с дырками, из которых торчали большие пальцы ног, дополняли картину. На ум невольно приходило сравнение с дешевой склизкой карамелькой в выцветшем от времени бумажном фантике. Несмотря на зиму, хозяин квартиры разгуливал без носков, ногти у него на ногах были желтые, остриженные почти до мяса, и такие же старчески неприглядные, как и все его высохшее тело. Топили в квартире, надо сказать, на совесть. Кутузовский!

– Квартирка ничего, – Василий по-хозяйски прошелся по комнатам. – Только ремонта требует, а, папаша?

– Ась? – старик приложил к уху согнутую ладонь.

– Ремонт, говорю, давно здесь не делали.

– Да откуда же деньги, сынок? На пенсию живу. Деток-то нет. Помогать некому.

– Вот и ни к чему тебе такие хоромы, – грубо сказал Василий.

– Ась?

Лидия Павловна молча стояла в дверях, глядя, как старик, шаркая ногами, идет в коридор показывать покупателю санузел и кладовку. Она и так знала здесь каждый сантиметр, в этой квартире. Она уже практически стала ей родной, также как и Федор Самсонович, который ласково называл Бестужеву Лидушей.

Квартира выглядела так, как и должно было выглядеть жилье одинокого старика, живущего на одну пенсию. Лидия Павловна всегда предупреждала, когда привезет покупателей. Проколов быть не должно. Именно у таких, как Федор Самсонович, Василий безнаказанно мог «отжать» все, что ему вздумается. Во всяком случае, он так думал. А ведь у него тоже есть отец, и он тоже старик. Наверняка болен и также беззащитен. Или у таких, как Василий, родственные чувства атрофируются?

– Вася, мне нравится, – зашептала певичка. – Только все здесь такое обшарпанное. Ты мне сделаешь джакузи? И гардеробную. А еще я хочу розовый диван в гостиную и пушистый розовый ковер. А еще…

– Помолчи, – поморщился Василий.

Лидия подумала, что слишком уж часто молодожен употребляет это «помолчи», разговаривая со своей половиной. К нему подошел адвокат, и Бестужева напрягла слух.

– Лакомый кусок, повезло тебе, – услышала она. – Старик – маразматик. Наполовину глухой и слепой. Таких надо кидать. И эту… – тут адвокат понизил голос.

Она усмехнулась. А как же обещанные щедрые комиссионные? Нет у людей ни стыда, ни совести.

– Значит, так, – сказал, подойдя к ней Василий. – Сделку оформим сами, без посредников.

– Как это сами? – притворно удивилась Лидия Павловна. – Эту квартиру продает мое агентство!

– Я без Лидуши никак, – очнулся старик. – Все оформление через нее. Она меня не обманет. Я ей верю, как себе.

Клиент поморщился. Комиссионные придется отстегнуть. Процедил:

– Надо все как следует проверить. Все документы.

– Проверяйте, – пожала плечами Бестужева. Она прекрасно знала, что документы в порядке. Это была первая часть Марлезонского балета, здесь все проходило без проблем. Теперь выход провинциального адвоката, которому надо отрабатывать гонорар.

– Поставьте в известность ваших сотрудников, что квартира под авансом, – сунулся тот.

– А деньги?

– А если документы не в порядке? Кстати, мы еще не обсудили цену.

– Я готова.

– При чем здесь вы? Цену мы будем обсуждать с продавцом, – адвокат кивнул на съежившегося старика.

– Но…

– Вы ведь посредник, так?

– Да.

– Вот и не лезьте.

– Но мои комиссионные напрямую зависят от суммы сделки!

– Игорь, замажь ее, – велел клиент.

– Давайте с вами договоримся, уважаемая, – адвокат цепко взял ее за локоток.

Они вели себя бесцеремонно, и Лидия Павловна ничуть не пожалела о своем выборе. Сейчас ей будут предлагать деньги за то, чтобы она не мешала покупателю сбивать цену. Обмануть несчастного старика. Глупцы сами лезут в расставленную ловушку.

«Ну, давай же», – мысленно подбодряла она адвоката, делая при этом оскорбленное лицо.

– Нет, что вы! Я не могу! Эта квартира стоит гораздо дороже!

– Да на что ему деньги? Он не сегодня-завтра помрет. Давай так: три штуки лично тебе. И ты молчишь.

– Что вы со мной делаете!

– Молчишь и ни во что не лезешь. Договор, так и быть, оформим у твоего нотариуса. У тебя ведь есть нотариус?

– Да, конечно. Договор типовой, я вам его пришлю, – она замерла. Вот это и есть ключевые слова. Неужели согласится?

– Ну, пришли. Я его потом почитаю. Меня больше интересует, кто еще может претендовать на эту квартиру? Внебрачные дети, какие-нибудь родственники.

– Здесь никто никогда не был прописан кроме хозяина, ни до приватизации, ни после. А сразу после подписания договора Федор Самсонович переедет на дачу.

– Да хоть на Луну.

– Ну что, вы закончили? – подошел к ним Василий.

– Да, Вася, все в порядке, – кивнул адвокат.

– Тогда езжайте, а мы с папашей побазарим.

Лидии Павловне стало тревожно за старика. Клиент не подарок. Замашки у него бандитские. Но в прихожей она почувствовала, как Федор Самсонович легонько сжал ее руку: все в порядке, Лидуша. И она ушла. Адвокат провожал ее до такси. Фамильярно спросил:

– А другой такой квартирки у тебя нет? Говорят, у тебя человечек в Пенсионном фонде на зарплате.

«Все, что можно было разграбить, давно уже разграбили до вас, – мысленно усмехнулась Бестужева. – Все эти “золотые адреса” выгребли подчистую, еще когда я сама была маклером, а не хозяйкой агентства. Всю группу риска. И только вы, с вашей провинциальной бандитской дремучестью, можете еще верить в такое чудо, как одинокий старик с двушкой на Кутузовском».

Две недели ушло на проверку чистоты сделки. Наконец настал момент подписания договора. Адвокат клиента не нашел в нем подвоха. Согласно договору, деньги продавцу передавались в полном объеме в момент заключения сделки. Это и был тот подводный камень, о который должен был разбиться предприимчивый Василий. Который сбил цену до шестидесяти тысяч долларов. Это был второй подводный камень. Про третий Лидия Павловна думала с особым удовольствием. У нее все получилось.

Федор Самсонович подписал бумаги, получил наличными шестьдесят тысяч условных единиц, о чем и написал расписку под диктовку Василия. Это была вторая часть Марлезонского балета.

Третья должна была начаться на днях, когда покупатели затеют ремонт. А сегодня Бестужева хотела напиться. Ей понадобятся силы, потому что третья часть самая сложная. Лидии Павловне предстоит изображать жертву. А это непросто, потому что Бестужева-то как раз и есть главный бенефициар, тут-то и понадобится актерский талант, которым она блистала в юности в родных Грачах.

И только сидя в ресторане за бутылкой охлажденного «Шабли» и искусно разделывая канадского лобстера, которого с полчаса назад специально для Лидии Павловны Бестужевой выловили из аквариума, она вдруг вспомнила о племяннице.

«Господи! Уже две недели прошло! Она там хоть жива? Голодная, небось, несчастная. А я тут лобстера употребляю. А может, она уже убралась обратно в свои Грачи?» – и Лидия Павловна достала из сумочки сотовый. Домашний телефон в квартире, которую снимала племянница, не отвечал…

…Сашенька и в самом деле была несчастная, но не голодная. Повариха Катя каждый день кормила Сашеньку сытным обедом, а после окончания рабочего дня всегда предлагала попить кофейку с бутербродами. Потому и не отвечал Сашенькин домашний телефон. С работы она теперь приезжала дай бог часов в десять. И тут же засыпала без задних ног от усталости.

Эти две недели дались ей нелегко. Она плакала каждый день и каждый день хотела позвонить маме, чтобы попроситься обратно домой. И если бы не тетка Марья, Сашенька и в самом деле уже была бы сейчас в Грачах. Но вспомнив теткины наставления, стискивала зубы и терпела.

Ее посадили на верхний этаж, на телефон, разводить звонки.

– К клиентам выйти ты еще не готова, – сказал хозяин.

Сашенька обрадовалась и радовалась до тех пор, пока ее не просветила Стелла.

– Ты ведь не москвичка? – прищурившись, спросила она.

– Нет. А что?

– Квартиру снимаешь? – Сашенька кивнула. – Несладко тебе придется. Ты сейчас на окладе, ну, прибавят еще сотню-другую после испытательного срока. Как жить-то будешь? На кефире и хлебе?

Четыреста долларов в месяц были для Сашеньки огромными деньгами, пока она не вспомнила, что двести пятьдесят надо будет платить за квартиру. Но и сто пятьдесят – это богатство! Но потом она вспомнила, что единственный костюм купила ей тетка, а туфли уже поношенные, на них все косятся. Ничего пока не говорят, но Сашенька чувствует: так здесь не принято. Она теперь постоянно на людях, и поношенная обувь, равно как и одежда, недопустимы. Есть определенный дресс-код, и Стелла на это уже намекала. Сама она была модницей, и Сашенька перед ней робела.

– До тебя секретари по очереди наверху дежурили. Для нас это было наказание.

– Почему? – искренне удивилась она.

– У меня тоже четыреста плюс проценты с продаж. Менеджеры по работе с клиентами живут с продаж, запомни. Лучше всего, конечно, оптовикам, но чтобы туда перевестись, нужно набить клиентуру и нравиться хозяину. Он по любому мужчина и хочет видеть приятные женские лица. Ножки, попки. Одевайся женственней, а то костюм на тебе слишком уж строгий. Вот увидишь: я переведусь, – и Стелла кокетливо одернула замшевую мини-юбку. – А тебе надо хотя бы проситься вниз, не то ноги протянешь. Учи матчасть, Адуева, – и Стелла упорхнула на кухню. Они с поварихой Катей были большие подружки.

Сашенька задумалась: а что такое проценты с продаж? Возможно, ее до сих пор еще не уволили именно оттого, что она не претендует ни на что, кроме оклада. Вон, менеджеры постоянно собачатся.

– Это мой клиент! Ты почему у него заказ приняла?!

– А потому что тебя на работе не было!

– Ну, вот он я. Отдавай клиента назад.

– Ага! Я уже талоны на сборку отнесла! Там ясно написано: менеджер Пашонкина.

– А мою фамилию не могла в талоны вбить?

– С какой стати? Я ведь работала!

– Да я с ним до этого год работал!

И так каждый день. Сашеньку поили чаем с подаренными оптовиками за скорость выполнения заказа конфетами и вкрадчиво просили:

– Ты новеньких переводи на меня. Особенно, если заказ крупный. Поняла?

Кроме сладостей и великодушного прощения чуть ли не ежеминутных ошибок, сама Сашенька с этих заказов ничего не имела, и повариха Катя однажды не выдержала и с жалостью сказала:

– Нельзя же быть такой наивной. Что ты ластишься ко всем? Ты сколько мужика вчера уговаривала, что у нас самая лучшая фирма в Москве и больше никуда обращаться не надо? У тебя голос добрый и честный, люди тебе верят. Ты кому нового клиента перевела?