Гуд бай, дядя Сэм! Ильин Андрей

– Мы знаем ваши звонки, после которых во всем оказываемся виновны мы!

Кто-то из мужчин, под вой потерявшей сына мамаши, набрал номер.

– Звоню нашему адвокату. Он всё объяснит тебе.

Он передал телефон сэру Джонсону.

Адвокат быстро вошёл в тему.

– Вы серьёзно попали, потому что ребёнок и пешеходный переход… Говорят, ребёнок в полную смятку, как разбитое молотком яйцо. Так ездить нельзя.

– Я никуда не ехал, я стоял!

– Ну да, а мальчик сам засунул голову под колесо и сам себя переехал. Не говорите глупости! Всё очевидно, вам любой полицейский эту ситуацию на раз разложит. Может, вы пьяны?

– Нет, я трезв!

– Впрочем, это не имеет значения. Убийство ребёнка и так потянет на вышку.

– И что мне делать? – упавшим голосом спросил сэр Джонсон, чей тихий семейный вечер закончился столь печальным происшествием.

– Послушайте, я понимаю вас, я попробую договориться.

– О чём?

– Погибший ребёнок был в семье не один, их там десять. Эмигранты плодятся очень активно. То есть, конечно, это вас не оправдывает, но их горе все же в десять раз меньше, чем если бы вы задавили единственного ребёнка.

– Я не понимаю, о чём вы?

– О деньгах, о деньгах, чёрт вас побери! Им надо кормить и одевать оставшихся девятерых детей и дать им образование, чтобы сделать настоящими американцами. Им очень нужны деньги! И если вы платёжеспособны… У вас есть деньги?

– Да, конечно, наверное, есть.

– Тогда садитесь в машину.

Сэр Джонсон отдал телефон, сел в машину и обхватил голову руками.

– Что там? – спросила жена, хотя всё уже поняла.

– Труп там, детский.

И в этом сэр Джонсон был прав совершенно, хотя вряд ли мог понять почему.

– Я переехал ему голову!

– Лихач! – злобно сказала жена.

– Я стоял! – нервно ответил муж. – Я на переходе стоял, я не понимаю, как он мог…

– Возьми себя в руки! – гаркнула на него жена, которая была более спокойна, наверное, потому, что не сидела за рулём. – С кем ты говорил по телефону?

– С их адвокатом.

– Что он сказал?

– Он предложил откупиться.

– И что?

– Я не знаю, вряд ли они согласятся.

– Значит, надо предложить много. Адвокат знает, о чем говорит! Заплати, я не хочу потерять всё. Я наконец зажила как настоящая леди и не хочу быть замужем за уголовником, которого придётся ждать десять лет! Я разведусь с тобой.

– Но я…

– Ты всегда был слюнтяем. Не понимаю, как умудрился попасть в конгресс.

В окно стукнули. Протянули телефон.

– Я переговорил, – сказал адвокат. – В принципе, они согласны. Но сумма…

– Сколько? – спросил сэр Джонсон.

– Миллион долларов. Боюсь, на меньшее они не согласятся. И пятьдесят тысяч мне.

Сэр Джонсон взглянул на жену, которая быстро согласно кивнула.

– А как же они смогут…

– Это не ваши проблемы. Они заберут ребёнка и похоронят его. Но им нужны гарантии.

– Какие?

– Что вы заплатите. Поэтому родственники всё сняли на телефон и, извините, записали наш разговор. Впрочем, вы всё можете оставить как есть, пусть ребёнок лежит под колесом, вызовите полицию. Не уверен, что это будет лучшим решением, но я и так сделал всё, что мог. Вы согласны?

– Я? Наверное, да.

– Прекрасно. Тогда сидите в машине и ждите.

– Чего?

– Когда они уберут труп. К ним уже едет фургон.

Сэр Джонсон и его жена сидели в машине молча, только у мужа почему-то шевелились губы. Похоже, он читал молитву.

Почти сразу же, словно за углом стоял, подъехал легковой фургон, в который быстро переложили свёрток с ребёнком.

– Вы можете ехать.

– Что? Куда?

– Откуда мне знать? Туда, куда вы ехали. И, пожалуйста, соблюдайте правила дорожного движения, потому что не все могут оказаться такими сговорчивыми, как мы…

Итого…

– Сколько? – удивлённо переспросил Мигель.

– Миллион. По пятьсот тысяч на каждого компаньона. А что у нас с издержками?

– Примерно пятьдесят тысяч – на покупку трупа, пешеходов и рыдающую мать.

То есть ровно столько, сколько потребовал в качестве гонорара за посредничество адвокат. Всё остальное чистый навар.

– Все фото, показания свидетелей, аудио- и видеозаписи мне. Статистов – в Мексику, и пусть забудут про этот случай.

– Уже забыли, – заверил Мигель. – Я помню наши договорённости.

– И еще… Мы компаньоны и такие дела должны делать вместе. Только вместе. Если кто-то… – Тут внимательно посмотреть Мигелю в глаза. – Надумает заниматься этим бизнесом в одиночку…

– Можешь не бояться, – ухмыльнулся Мигель. – Это не мой бизнес, я не смогу придумывать такие… истории. Это твой бизнес. Вернее, наш.

Сегодня бухгалтерский день, сегодня откладываем в сторону папки и берём в руки калькулятор. И начинаем складывать, вычитать и умножать. Денежки. Которые такой же инструмент разведчика, как пистолет или отмычка. Может быть, даже более действенный, так как деньги открывают сейфы порой лучше, чем «балерина» медвежатника. Деньги, они и есть деньги, хоть доллары, хоть юани. И даже тугрики в ход пойдут, если судьба забросит тебя в Монголию.

И что там у нас? По расходу… По приходу… Конечно, бизнес идёт, алкоголь продаётся и денежки капают – десятая часть от того, что имеет Мигель. И еще что-то с тех потерпевших… Плюс накопления… Для жизни неплохо и даже очень хорошо. А для дела, которое предстоит? Мало будет, считай, ничего. Здесь нужны не миллионы, здесь нужны десятки миллионов, а лучше сотни. Сотни миллионов заокеанских бумажек. И где их взять?

Карманы прохожих, инкассаторские машины сразу отбрасываем – риска много, а навар мизерный. Кредиты? Для этого придётся высунуться, да и кто даст кредит на пару сотен миллионов? Никто не даст! Или общупает и обнюхает тебя с ног до головы. Не вариант… Может быть, шантаж, в том числе банков, как это уже проходили там, в Европе? Способ работает и суммы подходящие, но это «громкое» изъятие денег и может быть чревато. Что еще?

А черт его знает! Подсказал бы кто, где до получки можно перехватить двести – триста миллионов баксов.

Так где? У банков? У государства? Кто здесь самый богатый, у кого найдутся такие суммы? Думаем, прикидываем… «Деньги, – как говаривал один из инструкторов в Учебке, – не в сейфах, а в ваших головах, которые те сейфы найдут!» И где те бездонные хранилища, которые надо вскрыть?

Ну, конечно, государство, хотя и оно в долгах как в шелках. Но это те долги, на которые они внимания не обращают, продолжая печатать свои зелёные бумажки. Так что же? Обчистить Форт-Нокс, выдёргивая из него золотой запас США? В принципе, можно. Что одни люди охраняют, то другие всегда могут изъять. Но это процесс небыстрый – подходы отсмотреть, обслугу «вербануть», сценарий придумать… Но, главное, куда потом с этими слитками сунешься, куда пару тонн драгметалла сбыть? Зубным техникам? Так они золотые коронки уже не ставят. Нет, эту идею пока отставим.

Банки? В банках денег меньше, чем в государстве, они сами к нему с протянутой рукой ходят, выцыганивая кредиты, которые потом передают под бльший процент заёмщикам. Плюс к тому охрана, сигнализация… Да и что там в хранилищах найдёшь – неизвестно. Опять же шум, пресса, расследование… Нет.

Ну, хорошо, поставим вопрос иначе: а кто тогда может сравниться по богатству с банками? А еще бы лучше, с государством… У кого равные им деньги водятся? Есть такие? Может быть, какие-нибудь подпольные миллионеры, их «корейки», у которых в чемоданчиках завалялись требуемые суммы? А?

Да ну, откуда, при прозрачности финсистемы и чекистской работе финорганов?! Нет таких миллионеров и быть не может! Ну, то есть их много, очень много, но легальных, которые заработали свои капиталы непосильным трудом, начиная со школьной скамьи… Потому что американская мечта, которая зовёт и манит… И они…

Стоп! Вот это мысль! А если посчитать всех мелких миллионеров и сложить их капиталы? То это будет… Тут любые банки отдыхают, потому что они лишь хранилища для их денежек! Получается, что есть люди, которые богаче банков и даже государства! Есть население, которого триста миллионов и сбережениями которых питается и государство, и банки. Население – это квинтэссенция богатства, ибо у них денег больше, чем у кого-либо еще. У них все деньги! Население, люди, народ! И если из них потянуть лежащие на счетах и в заначках доллары, то это будет… Это даже посчитать невозможно, сколько будет!

Вот только как их вытянуть? По квартирам с кистенём бегать, вышибая закопанные баксы? Сто миллионов квартир, и если по десять квартир в день, а лучше по сто… Хоть по тысяче! Ты еще умудрись с этих америкашек деньги вытрясти, когда у них у каждого если не «кольт», так «смит-энд-вессон» под подушкой, а то и целый АКМ! Эти без боя бабки не отдадут. Нет, силовой вариант исключён, тут даже если целую армию вводить, то они и ее опрокинут, сомнут и в океан сбросят, когда до кровных дойдёт. Если территорию нужно было бы отдать, то это еще ладно, но честно заработанные доллары… Лучше бы, чтобы они отдали деньги добровольно. Чтобы без лишних и опасных хлопот.

А отдадут?

Американцы? А вот хренушки! В глотку искусственными зубами вцепятся! Вот если бы какой-нибудь новый товар создать, как их Форд, который своими автомобильчиками из них тихой сапой миллиарды повытягивал. Это да. Чтобы товар – деньги – товар. Но всё равно, в конечном итоге, деньги! Общество потребления любит потреблять и готово за это платить.

Тут всё сходится. Но только товар тот надо придумать, производство организовать, заводик поставить, да не один, наладить, чтобы они работали как часы, налоги придётся платить, сертификаты получать, рекламации принимать. Такая морока, тут контрабандный виски детской игрой покажется! Уж лучше алкоголь…

Нет, товар отпадает. Но ведь что-то еще, что кроме товара американское общество потребляет? Что они покупают, на что денежки тратят?

Погоди-погоди… На что тратят? На американскую мечту о том миллионе, который надо зарабатывать с младых ногтей. А лучше бы не зарабатывать, а сразу… Вот оно! Мечта есть, а ждать ее воплощения годами и десятилетиями неохота. И тогда… И тогда возникают лотереи, которые здесь, кажется, очень популярны. Потому, что на халяву и вдруг – миллион. Или два, или три! И твоя мечта в твоём кармане шуршит!

Что-то в этом есть! Правда лотереи – это целая индустрия и конкуренция. Сколько этих лотерей – масса, и все к себе зазывают, перекрикивая других участников бизнеса. А еще билеты, распространители, сумасшедшая реклама, если хочешь, чтобы твой билетик купили… Нет, не годится, тут надо искать какой-то другой ход, чтобы эти билетики не печатать и не распространять и рекламой не заморачиваться.

Такое возможно? Ну, конечно, нет! Этот рынок схвачен, как никакой другой, щёлки не найдёшь! И еще налоги, которые зашкаливают! Можно с этой идеей расстаться.

Но почему-то не хочется расставаться. Не может быть, чтобы ни одной щёлочки. Ну, не бывает такого! Ну-ка еще подумаем, сначала как избежать билетов и всей прочей возни?

Никак, потребитель должен что-то получать на руки за свои доллары. Что-то с водяными знаками, степенями защиты и гарантиями, иначе с долларами не расстанется. Значит, печатать!

Ну, вот опять! А если всё же не печатать, а использовать какой-то другой инструмент, например, то, что уже покупается?

Чушь, ерунда. Что покупается, то уже покупается, это уже само по себе товар.

А если всё-таки подумать?

Ну, хорошо, коли так приспичило… Что хорошо покупается? Что покупается всеми, каждой американской семьей? Еда покупается: соль, хлеб, сахар, кока-кола…

Вот это уже ближе, уже что-то цепляет. Кока-кола? Печатать на ней лотерею? Впрочем, это уже делается, уже под пробки коды сют… Тогда что еще, что народ ест, что каждый американец ест? Ну, или потребляет? Сигареты? Далеко не все, у них тут здоровый образ жизни. Гамбургеры? Почти все, но бодаться с «Макдоналдсом»… Да и неповоротливы они, пока договоришься, пока согласуешь. Не вариант… Что еще употребляет средний американец? Ну, что?!

А почему только «употребляет»? Отчего так узко? Ведь человек не только употребляет, но еще освобождается… От того, что употребил. Чтобы заглотить следующую порцию тех самых гамбургеров. А?.. Ну, ведь так: поел, отдохнул и пошёл туда, куда даже президенты своим ходом! Это ли не самый ходовой товар, который в рулончиках и который покупает и использует каждый американец, включая детей и стариков. Который точно в каждом доме!

И чем это не лотерейный билет, если подумать? И ничего не надо печатать! Вообще ничего! Вот тебе и решение, которое пришло через… нет, всё-таки через голову!

– Мне нужно заказать у вас туалетную бумагу. Нет, по своему эскизу… Много, очень много, конечно если вы гарантируете серьёзные скидки. Печать? Цветная, на ней будет рисунок и название. Какое? «Золотой рулон». Да, именно так и написано будет золотыми буквами. Почему именно такое название? Не знаю, просто в голову пришло. И цвет… Золото выглядит очень притягательно для американцев, потому что ассоциации… Да, первую партию желательно через две недели. И еще… У вас свой технологический цикл – нарезка, намотка на рулоны… Там мне надо будет поставить нескольких своих работников… Ну, проследить за качеством, я отвечаю перед потребителем. Вот и договорились!

Первая партия туалетной бумаги «Золотой рулон» была выпущена миллионным тиражом через две недели и была отгружена заказчику… На этот раз одному, без партнёра – без Мигеля…

В мужском туалете торгового центра было оживлённо, потому что была объявлена распродажа – национальная забава Америки. Сотни американцев ломились к прилавкам, расталкивая друг друга локтями, мечтая получить что-то за полцены. Американцы очень падки на халяву. Покупатели давили друг друга в очередях, как тюбики из-под зубной пасты, и поэтому в туалетах тоже образовывались очереди… Все стояли и ждали. И вдруг!..

– А-а-а! – раздался вопль в одной из кабинок. – Не может быть! А-а-а!

Люди бросились к кабинке, потому что предположили худшее, предположили, что там, на унитазе, умирает в муках их соотечественник. Заколотили в дверцу, закричали:

– Что с вами, что? Вам плохо?

И кто-то уже набирал на мобильном спасателей.

Но их соотечественнику было хорошо. Было лучше всех!

Дверца распахнулась. На пороге стоял мужчина. Со спущенными штанами. Он стоял с рулоном туалетной бумаги в руках, и глаза его были безумны.

– Я… я отмотал… Я хотел… А там!.. Вот! Там двадцатка.

В другой руке у мужчины была зажата двадцатидолларовая купюра.

– Где там? – не поняли его.

– В рулоне. И еще какая-то бумажка. Вот…

На бумажке было золотом по белому написано: «Поздравляем, вы выиграли приз лотереи “Золотой рулон”!»

Мужчина, вдруг что-то сообразил и стал лихорадочно раскручивать рулон. И оттуда выпала еще пятёрка! И все рванули в кабинки и стали разматывать туалетную бумагу, но там были только обычные рулончики. Хотя нет… Еще в одной кабинке раздался радостный вздох, и все устремились туда.

– Что у тебя?

– У меня?.. У меня десятка!

И еще в пяти сотнях общественных туалетов по всей стране в рулонах туалетной бумаги счастливцы нашли свои десятки и двадцатки, а кто-то и полтинник. И в кабинках раздавались душераздирающие вопли торжествующих американцев, приблизившихся к своей заветной мечте!

– Двадцатка! В рулоне! Целая двадцатка!..

Так кричали, потому что так должны были кричать выигравшие в лотерее счастливцы… нанятые за сотку в день. Ведь обычные посетители сортиров могли бы и не прореагировать так бурно, а просто забрать деньги и уйти. А эти орали и прыгали без штанов, привлекая к себе всеобщее внимание и создавая ажиотаж. И если посчитать, если в день один наёмный статист посетит полсотни общественных туалетов, оборачивая по кругу одну и ту же двадцатку, то работа его окупится сторицей. А если иначе, если заказывать телевизионную рекламу и нанимать звёзд, то на это никаких денег не хватит.

– Смотрите!.. Смотрите!.. Десятка!.. В туалетной бумаге!.. В рулоне! В «Золотом рулоне»! В нём! Именно в нем! В «Золотом…»!

И никаких рекламных сверхзатрат, ибо лучшая реклама – это не говорящие головы по телевизору, а неординарные события, вроде покусанной человеком собаки. Или… нежданно обретённой в сортире двадцатки.

– Двадцатка! И еще двадцатка! В рулоне!.. В «Золотом рулоне»! Две двадцатки! Две…

Через несколько дней вся Америка, всё ее население, знала о волшебной туалетной бумаге. В общественных туалетах сматывались рулоны так, что их приходилось подносить чуть не каждые четверть часа. Все полы были устелены распущенными рулонами. Но деньги были только в «Золотом рулоне». И еще несколько сотен, уже не нанятых, уже просто определённых фортуной счастливцев нашли в означенных рулонах купюры.

После чего туалетная бумага поступила в продажу. И стала покупаться. Очень активно. И уже в квартирах рядовых американцев, в туалетах, раздавались радостные вопли: «Есть! Пятёрка!». Этому более всего радовались дети, которые вместо конфет и колы просили теперь родителей купить им пару упаковок «Золотого рулончика». А почему бы не купить, коли он стоил чуть дороже обычной туалетной бумаги? В первую неделю. Потому что во вторую подорожал на пятьдесят центов. Но это никого не остановило, так как рулон был не просто лотерейным билетом, но мог еще и в хозяйстве пригодиться, используясь по прямому назначению, что очень ценно для бережливых американцев. А если просто лотерейный билет, то его никуда не приспособить и даже для этих целей, его только в урну.

Но не все использовали «Золотой рулон» по назначению, кто-то просто покупал и здесь же, в магазине, разматывал бумагу в поисках вожделенных купюр, что служило дополнительной рекламой и… наращивало спрос.

Через неделю цена «Золотого рулона» подскочила на доллар. Но кто-то нашёл в рулоне стодолларовую купюру, а кто-то сразу две! Счастливцев показали по телевизору.

– Я захотел… я пошёл… сел… Ну и когда… А тут рулончик… Я отмотал – и вот! Сто долларов! И дальше еще сто!

– А за сколько вы купили «Золотой рулон»?

– За ерунду, за пару долларов. Так я еще ими пользоваться буду! Тут вообще без убытка, даже если денег не нашёл!

Покупатели смотрели и завидовали: ни черта себе сходил в туалет! Ну, потому, что две сотни – это вам не десятка, это уже серьёзно. На две сотни можно… И покупатели прикидывали, чтобы они могли купить на две сотни долларов.

Продажи пошли вверх. И принесли первую прибыль, которая разом окупила все расходы. Ведь если миллион покупателей, то это миллион баксов. В неделю! Практически без затрат. А если десять миллионов? Если рулончик купят десять миллионов американцев? Или пятьдесят? А лучше сто… И через неделю еще купят, потому что бумага пригодится, а лишние доллары не помешают.

Станки работали, крутили рулоны, в которые специально назначенные люди, под видеозапись, совали купюры: всё больше один, два доллара, или пятёрку, но иногда полтинник и даже сотню. Но если сотня, то это почти всегда была проплаченная реклама, которая подогревала ажиотаж.

– Я стал мотать и выпала «сотка»! Я так обрадовался! Но надо было, вы понимаете, продолжать, и тут… выпала еще одна «сотка». А потом еще восемь! Десять «соток» в одном рулоне! Я потом на них сразу тридцать упаковок прикупил, и вы представляете, нашёл в них еще семьсот долларов!

Такой счастливец!

Еще через неделю в продажу был вброшен «Платиновый рулон», который стоил пятнадцать долларов, но в котором меньше полтинника найти было нельзя. Если хочешь держать рынок, то твой товар должен быть разнообразным и рассчитанным на различные категории потребителя с разным достатком. Кто-то мечтает получить за доллар «сотку», а кто-то за «пятнашку» тысячу. О вкусах не спорят, но им потакают. Новый «платиновый» товар пошёл хорошо, работая в том числе и на «Золотые рулоны», потому что зазвучали совсем другие цифры.

– Я отмотал, а там «сотка», и еще, и еще… Там бумаги не было – одни только купюры! Да, повезло, очень повезло, я себе новую машину прикупил, на которую всё никак накопить не мог. Ну и, конечно, новые упаковки «Платинового рулона», потому что еще хочу дом приобрести…

Продажи шли вверх, деньги прибывали, деньги лились потоком, потому что американцы очень любят лотереи и любят… поесть. Так всё удачно совпало. И теперь оставалось лишь наращивать производство и поддерживать рекламу, чтобы в туалетах раздавались вопли: «Есть!», чтобы дети хвастались перед сверстниками вновь приобретёнными десятками, и чтобы кто-то периодически срывал куш из сотен, а потом, может быть, тысяч баксов за один рулончик.

Потому что эти тысячи не в счёт, если триста миллионов американцев приобретут хотя бы по одному рулончику в неделю, что составит… Однако! Вот и весь бизнес, простой и понятный. Как дважды два. Потому что верно: сейфы вскрываются не отмычками, а головой…

– Какая прибыль по штату Айова, сколько туда ушло грузовиков с бумагой? Неплохо, очень неплохо! Дайте там дополнительную рекламу, пусть кто-нибудь найдёт в рулоне тысячу долларов… Нормально, вы посчитайте! Если продажи после этого вырастут хотя бы на десять процентов, то эта тысяча… И готовьте новый товар. Готовьте… Пусть это будет алмазная серия… Хотя нет… Алмаз и туалетная бумага – как-то не созвучно, как-то царапает ухо… Пусть будет бриллиантовая серия. В «Бриллиантовый рулон» можно вкладывать билеты с призами. Например, телевизоры и айфоны. Может быть, даже с выигрышем автомобиля, почему бы нет? Только надо всё просчитать: стоимость рулона и призовой фонд, чтобы рентабельность, проценты прибыли и оборачиваемость…

Хотя куда больше-то! Ну, куда!

А всё потому, что это товар, отвечающий спросу. Спросу американцев на доллары и халяву. Это есть главная, воспитанная в поколениях, американская мечта. За которую они и платят!

И за которую… поплатятся! В самом скором времени!

Приёмная из тех, из верхних. Секретарь не из последних. Телефон – прямой. Проситель, который чёрт знает как в приёмную просочился.

– Нет, он не может… он занят… у него люди… Нет, исключено… Может быть, на следующей неделе… Вы можете обратиться в пресс-службу и задать им все интересующие ваше издание вопросы. Нет, прямых интервью не даёт… Что? Что передать? Конверт? Прямо сейчас? Но для этого существует канцелярия… Конфиденциальная информация? Ну, хорошо я попробую, хотя уверена, что…

Конверт был передан и вскрыт. В конверте находилась фотография. Всего одна.

– Где он?! Вот этот! – Хозяин кабинета указал на конверт.

– В приёмной ждёт.

– Сюда его, немедленно, пока не ушёл! И отмените все ближайшие встречи. Меня нет ни для кого!

– А если Белый дом?

– Даже если президент. Не соединять, я ушёл, уехал, я… умер!

Посетитель вошёл, сел. Бородатый, патлатый, в очках, каких-то наколках, за которыми лица не разглядеть. Потому что походы в такие кабинеты и такие разговоры никому не передоверишь, тут можно только лично. Но максимально обезличенно.

– Кто вы?

– Журналист.

– Откуда это у вас? – Хозяин кабинета поднял фотографию.

– Из моих источников, о которых я не должен распространяться. Я репортёр, информация – моя специальность, если хотите – призвание. Я ищу, нахожу…

– Что находите? Что это такое? Что?!

– Это? Если языком закона – совращение малолеток, может быть, даже с применением насилия, в особо извращённых формах, потому что сразу с двумя и точно не как миссионер, а очень разнообразно, с выдумкой.

– Послушайте, вы… журналист… Всё это происшествие не очевидно, и если провести тщательное расследование, то еще неизвестно…

– Этого я и добиваюсь.

– Чего?

– Официального расследования. Возможно, вы стали жертвой мистификации, или над вами кто-то подшутил, или хочет скомпрометировать вас… Всякое бывает. Но тогда тем более надо найти и допросить жертвы, свидетелей, соседей, провести экспертизы. Чему я, со своей стороны, готов всячески содействовать, освещая все подробности в средствах массовой информации. Потому что человек вашего уровня должен быть кристально честен, и любая тень, брошенная на него…

– Чего вы добиваетесь?

– Я уже сказал.

– Ну, хорошо, давайте начистоту. Я не знаю, откуда у вас это фото, но подозреваю, что есть и другие. Потому что если кто-то готовит против меня компромат, то вряд ли он удовлетворится одним только этим фотомонтажом.

«Журналист» согласно кивнул.

– Да, фотографий много, и еще видео- и аудиозаписи, показания потерпевших и, простите, некоторые заборы органики, ну, вы должны понимать, вы же судья… Вот, можете посмотреть, здесь копии протоколов.

«Журналист» открыл портфель, вытащил какие-то бумаги, пододвинул к судье. Тот схватил их и стал быстро листать и читать. И стал багроветь.

– Я думаю, – спокойно продолжал «журналист», – если сравнить собранный биологический материал с образцами тканей подозреваемого… простите, с вашими, то можно будет легко доказать… вашу непричастность к этому делу и примерно наказать шантажистов. Или… Вы меня слышите?

Судья всё слышал и всё понимал. Он понимал даже больше, чем слышал! Если бы он мог дать этому посетителю десять лет, он бы дал двадцать. Или сорок! А лучше усадил его на электрический стул! Но он не мог посадить посетителя, а тот…

– Хорошо, я понял, я согласен. Это было безнравственно. Но это было по обоюдному согласию…

– Тринадцатилетних девочек?

– Да, их. Вы знаете, современную молодёжь, особенно под влиянием Интернета… Знаете, как они друг с другом развлекаются? Они не были девицами. И потом, это было всего один раз, и случайно. И я… я заплатил… я за всё заплатил! – шёпотом сообщил судья.

– Я в курсе. Это станет отягчающим вашу вину обстоятельством. Потому что вы скрыли случившееся от правосудия, и не умолчали о нем под влиянием сиюминутных эмоций, но вполне сознательно предложили потерпевшей стороне деньги… Кстати, откуда у вас такая сумма наличными?

– Это вас не касается!

– Меня, согласен, не касается, но налоговую… Надеюсь, эти деньги были задекларированы?

Судья сжал кулаки. Но сдержался. Потому что понимал… Устроить скандал теперь значит подставиться, и тогда этот журналист, его коллеги и копы начнут рыть. А в той папке… Нет, тут надо спокойно, надо договариваться.

– Давайте считать, что я признал свою вину и раскаялся. Я действительно раскаялся! Поймите, нельзя человека за единственный в его жизни проступок, за ошибку, лишать всего. Тем более это не я, это они сами! Ну, кто бы на моем месте сдержался?! Это не по-человечески и не по-божески, толкать к пропасти оступившегося!

– Единственный? – удивился «журналист».

– Ну, конечно!

– А как же двадцать пять лет назад, во время учёбы в университете, в Оклахоме, где вы были на практике в школе? Помните? Вы преподавали историю, и дети сильно полюбили вас, потому что вы были молоды, обаятельны и красноречивы. И вы их тоже, но не всех, а одну ученицу. Как же ее звали? Не подскажете?

Багровый судья смертельно побледнел.

– Вы…

– Я уже говорил: я репортёр, занимаюсь расследованием разных интересных фактов и биографий. Моя профессия – это искать и находить. Я умею находить. Кстати, вы еще в скаутском лагере подвязались волонтёром… Но там не всё так однозначно…

Судья вздрогнул и сдулся. Натурально – осел и скукожился в своём огромном кресле.

– Что вы хотите? Деньги? Я заплачу, я заплачу больше, чем вы можете получить за свой материал. На какую сумму вы рассчитываете? Я дам вдвое.

– Мне не нужны деньги.

– А что, что вы хотите?

– Подружиться с вами.

Что? Что он сказал? Так вот в чём дело! Но тогда… Тогда это надежда!

– Я, кажется, понял. У вас какое-то дело, которое вы хотите выиграть? Чтобы я повлиял на решение, на судей. Какое? Я постараюсь помочь вам. Обещаю. Я могу!

– Нет, мне не нужно выигрывать судебный процесс. Я просто хочу дружить с вами. На долговременной основе.

Непонятно, решительно ничего не понятно.

– Вы, кажется, знаете вице-президента? Учились с ним вместе, семьями дружите?

– Что? При чём здесь он? Я ничего не понимаю!

Хотя начал, начал о чем-то таком догадываться.

– Вице-президент? Он-то точно ни при чём. Он в вашей оргии участия не принимал, очень добропорядочный семьянин. Или нет? Просто любопытно.

– Нет, это невозможно! – покачал головой судья.

– Почему? Я же не прошу вас разглашать государственные тайны? Так, мелкие бытовые сплетни.

– Исключено. Мы друзья, и я не могу!

– Вы его уже подвели! Когда всё вскроется, начнутся пересуды, полоскание грязного постельного белья. А вы его друг. Каково ему будет узнать и отбрёхиваться от прессы? Или вы думаете, что ваша грязь к нему не налипнет?

Да, верно. Этот скандал сильно навредит вице-президенту, потому что тот лоббировал и проталкивал его. А друзей надо выбирать, особенно когда ты публичная фигура.

– Вы подумайте, взвесьте вы же все статьи наизусть знаете! Я уже не про карьеру, я про срок. Сколько вам дадут по совокупности: совращение двух малолеток, к тому же еще беззащитных сироток, насилие в простой и извращённой формах, попытки скрыться от правосудия, взятка в особо крупных размерах, происхождение этих денег еще нужно объяснить. Или вы думаете, ваши подчинённые судьи и ваши друзья вас вытащат?

И тут он прав, никто за него впрягаться не станет. Топить станут, чтобы откреститься и самим на плаву остаться. Здесь друзей нет, здесь есть только попутчики. Никто за уголовника не вступится – сдадут, еще и старые грешки притянут, чтобы на его беде очки набрать. А уж конкурирующая партия! Та не упустит, та такие хороводы устроит, что и вице-президент не отмоется! Но должен же быть, должен быть еще какой-то выход!

– Да, забыл сказать о девочках… Одна из них теперь в реанимации, что-то вы ей там повредили, ну, потому как не совпали. Она совсем маленькая девочка, а вы еще тот кобель оказались… Порвали что-то, воспаление началось, в общем, покромсали ее хирурги везде, кругом. Но хоть жива. Что же вы так неосторожно, как со взрослой? Нехорошо всё это. Хотите выписки посмотреть? И рентгеновские снимки…

– Покажите!

– Вот, смотрите. Здесь и здесь. Чуть не убили бедняжку. А это уже… Какая там статья?

Судья отбросил снимки. Посмотрел. Жёстко.

– Я всё понял про выбор, который вы мне не оставили. Я согласен… Но только предупреждаю, вредить своему государству, своему народу я не буду! Есть черта, которую настоящий американец, как истинный патриот своего отечества, не преступит никогда и ни при каких обстоятельствах, чем бы это ему ни грозило!

Как сказал! А какой голос, какая посадка головы, какой артистизм! Недаром его девушки любят. И он… их. Ну да мы посмотрим… Как говорится: коготок увяз… а после за ножку, за хвостик, за клювик и так всю птичку припечатаем. Никуда не денется!

С этим пока всё…

– …Ребёнок – голова всмятку… Взятка… А может, его еще можно было собрать и вылечить – современная медицина чудеса творит, соскребут с асфальта фрагменты, сошьют, окропят, и жертва ДТП как новенькая, вприпрыжку бегает! А вы не проверили, скрылись, а вдруг он еще живой был? А это совсем другая статья! Представляете, что из этого пресса раздует! Да, забыл сказать, мать его, она того… С ума от горя сошла… Да-да. Сошла с ума и покончила с собой. А до того мужа зарезала, который с вами договаривался. И все родственники теперь очень злы и желают наказать виновного в трёх смертях. В трёх, в трёх! Дикие люди, у них там еще даже кровная месть практикуется. Такая история – очень трагическая. Для сериала и… журналистов… Деньги? Нет, деньги они не возьмут категорически! Они крови жаждут – скандал им подавай! Ну, не любят они янки, и всё тут! А я договорюсь, обещаю, я смогу, у меня связи… И не надо денег, я вам даже те ваши готов вернуть, коли замять не удалось. Почему? Потому что подружиться с вами хочу, симпатичны вы мне своими политическими взглядами и амбициями, и я хотел бы вместе с вами способствовать процветанию Америки. Как? Сейчас объясню.