Логово проклятых Зверев Сергей
Стелла постояла у окна, потом подтащила к нему кресло, извлекла из-под жакета маленький дамский браунинг и уселась.
Солнце постепенно клонилось к горизонту и уходило вправо, за здание гостиницы. Женщина по-прежнему сидела в кресле в напряженной позе и смотрела в одну точку за окном.
Где-то далеко грохотала канонада. Она иногда стихала, но через несколько минут снова слышалась артиллерийская стрельба. Потом за рекой, отчаянно гудя, прошел паровоз. Видимо, без состава.
Это не были звуки войны. Женщина знала, что это такое. Здесь все было гораздо проще. Венгерская армия почти беспрепятственно входила на территорию Чехословакии, которая исчезла с политической карты мира. А мелкие бои, стычки отдельных подразделений – не более чем случайность и наивность их командиров. Так ей казалось на основе всего того, что она увидела и услышала за последние два дня.
Миновало около двух часов, когда где-то неподалеку раздался шум автомобильного мотора. Он тут же исчез, и кругом снова воцарилась тишина.
Стелла чувствовала, что ее стало клонить в сон. Она положила пистолет на колени и решительно потерла лицо руками. Потом женщина поднялась на ноги, решила размяться, немного походить по номеру.
Но стоило ей только встать с кресла, как она сразу же увидела в окне лицо человека. Испуг ее был настолько силен, что женщина вскрикнула и сразу же выстрелила в окно из пистолета. Мужчина, висевший на альпинистской веревке, оттолкнулся ногами от стены, но Стелла все же умудрилась в него попасть, ранить в плечо.
Шухевич вскочил с кровати, когда следом за выстрелом раздался звон оконного стекла. Снаружи кто-то ударил по нему лопатой, и посыпались острые осколки. Роман схватил Стеллу поперек туловища, вместе с ней упал на пол, за кровать и, почти не целясь, трижды выстрелил в окно, по тем людям, которые пытались ворваться через него в гостиничный номер.
– К двери, быстро! – прохрипел он, понимая, что это, скорее всего, уже безнадежно.
Если эти субъекты лезут в окна, то уж двери они наверняка блокировали. Это Шухевич понимал. Просто окно – самый неожиданный и короткий путь в помещение. Не придется попадаться на глаза другим жильцам и персоналу отеля.
«Но кто за мной охотится? Неужели эта самая Стелла Кренцбах все же подставлена мне? Нет, она стреляла в них!»
Эти мысли вихрем пронеслись в его голове, когда он выпустил в окно еще несколько пуль и буквально выпихнул в коридор Стеллу, едва успевшую отпереть дверь. Шухевича охватила паника. Она заставила его напрочь забыть и о документах, и о том, что он сам не раз подумывал, как бы избавиться от своей спутницы. Сейчас Романа охватила жажда жить, спастись любой ценой. Эта женщина была для него щитом. Он все еще не был уверен в том, что она не подослана к нему. Если Стелла работала вместе с этими людьми, то они не станут стрелять в нее.
В коридоре Шухевич выстрелил в первого же человека, которого увидел. Тот метнулся в сторону и упал. Но повернуться назад, на шум за спиной, Шухевич не успел. Сначала коротко вскрикнула Стелла, потом его самого обхватили сильные руки. Крепкий удар по голове заставил сознание Романа помутиться.
Напоследок он увидел нечто весьма странное. Мужчина, в которого Шухевич только что выстрелил, вдруг вскочил с пола. Лицо этого типа показалось Роману знакомым. Он поднял пистолет и навел его на Шухевича. Выстрел вроде бы ударил прямо ему в лицо, но никакой боли от попадания пули, Шухевич не почувствовал.
Он только подумал, что вот и все, конец. Все его потуги занять в этом мире серьезное положение, получить власть над людьми закончились пустым пшиком. Жизнь была прожита слишком быстро и совершенно бездарно.
Он пришел в себя от боли в голове и всем теле. Его сильно трясло, но Шухевич не понимал, что стало причиной такой беды – то ли неровная дорога, то ли страшный озноб. Он опять провалился в тошнотворное бессознательное состояние, а потом почувствовал холод.
Это было приятно. Тело, сведенное судорогой, и онемевшая голова теперь болели меньше. Сквозь темноту пробивались голоса. Мужской Шухевичу был неизвестен, а вот женский явно принадлежал Стелле Кренцбах. Глаза Романа никак не желали открываться, но сознание медленно возвращалось к нему. Все трагические события промелькнули в его памяти.
«Нет, Стеллу называть предательницей, пожалуй, нельзя. Во-первых, она подняла тревогу и точно ранила одного человека, когда выстрелила в него прямо через окно. Ей ведь никто не мешал совершенно спокойно открыть то самое окно или дверь, как угодно, и впустить этих людей. Они без всяких проблем забрали бы документы, а я мог бы и не проснуться. Лежал бы сейчас в пустом номере отеля с головой, простреленной через подушку, или с перерезанным горлом».
– Смотрите, Стелла, он приходит в себя, – сказал мужчина. – Поменяйте ему компресс на голове, а я сейчас сделаю кипяток. Роман Иосифович, как вы себя чувствуете?
Шухевич со стоном поднял веки. Перед ним на корточках сидел тот самый мужчина, в которого он стрелял в коридоре отеля и не попал. Этот же человек вроде бы пальнул потом в самого Шухевича.
«Неужели он тоже промахнулся? Выстрел был направлен точно мне в лицо. Или нет? Непонятно. Одежда на мне мокрая, поверх нее наброшено какое-то одеяло. Лежать неудобно. Что-то впилось в бок. В ноздри лезет запах прелой травы. Вокруг кустарник, низкорослые деревья. Где это мы?»
– Нам удалось уйти и оторваться от преследования, – заявил мужчина, угадав мысли Шухевича. – Мы переправились через Тису, и теперь вокруг нас уже Румыния. Сейчас мы находимся в тихом месте, в лесочке возле дороги. Вот отдохнете, и двинемся на юго-восток. Отсюда совсем недалеко до Кишинева.
– Кишинев? – сказал Шухевич, поморщился от боли в голове и попытался сесть.
Стелла и незнакомец бросились помогать ему, подхватили, подняли и прислонили спиной к стволу дерева.
– Да, лучше будет, если мы отсюда доберемся до Кишинева или до Черновцов. У меня там есть связи. Осмотримся, решим, что делать дальше, передохнем в безопасных условиях, – проговорил мужчина.
– Слушайте, а кто вы такой? – спросил Шухевич, прищурился и пристально глянул на этого человека.
Тот ему нравился. Невысокий, но статный, широкоплечий, с открытым лицом. В мужчине чувствовались сила, незаурядная боевая подготовка, хитрость и быстрота кошки. Как он тогда от пули увернулся! А ведь Шухевич стрелял в него с расстояния нескольких метров.
Было в этом человеке что-то надежное. Перетащить через границу женщину и раненого мужчину – это не так-то просто. Значит, у него есть опыт и в таких делах. Да и умен, это видно по глазам.
Был только один момент, который настораживал и раздражал Шухевича в этом незнакомце. Порода!.. Она чувствовалась в нем сразу. Дворянин, наверняка из офицеров. Такие господа воевать умеют, да вот только беда, они делают это, красиво говоря, в белых перчатках. Уж больно правильные, порядочные.
А на войне, да и в политической борьбе нужно совсем не это. Там кто кому первый глотку перегрызет, тот и наверху окажется, выживет.
– Я Ворон, – просто ответил мужчина. – Называйте меня так. Не будем головы забивать излишними биографическими подробностями. Сейчас у нас другие задачи. Нам надо бы выжить.
– Ворон? – переспросил Шухевич. – Вы были в составе «Карпатской сечи»?
– Вы должны помнить, Роман Иосифович, – проговорила Стелла. – Вы подписывали документы на создание группы Ворона. Туда передавались самые подготовленные бойцы из первого и второго батальонов.
– Так вы и есть тот самый Ворон, который собирался создать подразделение для ведения разведки, диверсионной деятельности и боевых действий в тылу противника?
– Все так, – сказал Ворон без улыбки, кивнул и опустил голову. – Только мы опоздали с реализацией этой идеи. Надо было начинать немного раньше. Тогда мы не позволили бы венгерским войскам так легко пройти по стране. Но, как я теперь понимаю, это было бы только отсрочкой конца. Одним подразделением многого не добьешься. Нужна система, концепция развития вооруженных сил, государственная военная доктрина. А мы успели собрать и вооружить несколько частей.
– Странно, – разглядывая Ворона, проговорил Шухевич. – Почему я вас лично не знаю? Вы должны были обязательно прибыть в штаб для назначения, принять командование.
– Видимо, вы просто не успели меня вызвать для представления и назначения, – сказал Ворон и улыбнулся одними губами. – Венгерские войска так неожиданно перешли границу, что нам сразу пришлось вступить в бой. А вообще-то мою кандидатуру предложил сам Волошин. Он намеревался лично курировать создание этой группы, потому что его политические надежды на поддержку Германии не оправдались. Кстати, вы знаете, кто напал на вас в отеле? Это были офицеры абвера. Документы, которые вы с таким трудом вывезли из штаба, теперь попали в руки немецкой военной разведки.
– Нам пришлось слишком быстро уносить ноги из отеля, – проворчал Шухевич, поглаживая свою больную голову. – Кстати, откуда вам известно, что это был абвер?
Ворон мягко улыбнулся, как будто разговор шел о выборе блюд на вечернем приеме, и проговорил:
– Я узнал одного из нападавших. Это обер-лейтенант Ганс Клее. Я был знаком с ним одно время. Он даже пытался меня вербовать, но потом потерял мой след.
– Теперь, стало быть, он снова напал на него, а заодно и на наш след?
– Отнюдь, Роман Иосифович. Я застрелил Клее там, в отеле. Вам еще показалось, что я пальнул в вас. Да и госпожа Кренцбах проявила себя выше всяких похвал, зацепила двоих. Вообще-то этот самый Клее был пренеприятнейшей личностью, скажу я вам. Мир праху его.
– Слушайте, Ворон, или как вас там еще. Скажите, а почему я вам должен верить?
– Это совершенно необязательно, – заявил тот и пожал плечами. – Если вы мне не верите и считаете, что я должен уйти, то так тому и быть. Только это, извините, паранойя. Документацию вы потеряли, сведениями, полезными немецкой или иной разведке, не располагаете. За вами сейчас не стоит никакой политической или военной силы. К вам незачем подсылать агента. Извините за откровенность, Роман Иосифович. Это я о том, что касается интереса к вам других личностей и структур. А лично я вижу за вами определенное политическое будущее, верю в ваши связи. Я знаю, что если буду держаться за вас, то смогу занять определенное положение в обществе. Мы с вами не совсем земляки. Вы из Галиции, я из Чернигова. Но мы оба хотим создать свое собственное государство от Сана до Дона, без польских панов, австро-венгерских баронов. И уж конечно, без большевиков.
– Вы монархист? – сухо спросил Шухевич.
– Нет. Я был офицером царской армии, дослужился до поручика, но являюсь сторонником самоопределения наций и лишен имперских амбиций.
– Вы хорошо говорите. – Голос Шухевича немного смягчился. – Просто, но убедительно. Чувствуется, что эти мысли обдуманы вами давно и прочно улеглись в вашей голове. Никакой путаницы. Хорошо. Вы пойдете за мной?
– Пойду, – ответил Ворон, посмотрел в сторону реки и улыбнулся. – Собственно, я уже давно с вами.
Они проехали Тимишоару. Ворон не спал, прислушивался к разговорам попутчиков. Ночной вагон поезда – это особая среда, может быть, даже отдельный мир, замкнутый в себе самом. Тем более что это обычный плацкарт. Здесь едут простые люди. Среди их поклажи вряд ли найдется кожаный чемодан. Узлы, сумки, корзины, а то и просто мешки.
Слова такие же простые, не касающиеся высших философских сфер. Люди говорили о войне, которая уже вот-вот коснется и здешних мест, о погибшем урожае, ценах на окрестных рынках и о том, как и чем лучше кормить детей.
Ворон не знал румынского языка, но здесь, на северо-западе страны, проживало очень много немцев, венгров, поляков и словенцев. Он часто слышал знакомые слова и выражения, постепенно понимая, что обсуждают усталые люди.
Ворон сидел у окна, положив голову на руки. Шухевич спал над ним. Стелла прилегла за его спиной, поджав ноги.
За окном глухая ночь, нигде ни огонька. Только мерный перестук колес. Паровозный дымок, влетавший в окно, щекотал ноздри, навевал воспоминания о былых временах. Ох уж эти поезда, сколько их было в его жизни с самого детства.
В вагоне что-то неуловимо изменилось, и Ворон мгновенно вынырнул из дремотного состояния. Пассажиры шушукались вполголоса, шелестели бумагой. То и дело слышалось слово «документы», в переводе совсем не нуждавшееся.
Ворон осторожно положил ладонь на голову Стеллы. Она открыла глаза, испуганно вздрогнула и попыталась встать. Он прижал палец к своим губам и незаметно покачал головой. Женщина кивнула и стала разглядывать пассажиров.
Ворон поднялся, повернулся лицом к Шухевичу, лежавшему на верхней полке, и убедился в том, что тот уже не спал.
– Что?.. – встревоженно спросил бывший начальник штаба «Карпатской сечи».
– Скоро югославская граница. Пассажиры суетятся. Видимо, контроль там весьма серьезный.
– Черт побери! Что же делать? – пробормотал Шухевич. – Рискнуть? Нас румыны не выпустят. Или югославы ссадят с поезда и передадут в контрразведку. Раньше здесь никогда не было досмотров.
– Раньше все было иначе, – философски заметил Ворон. – Но с тех пор как Лига наций фактически развязала англичанам руки и те запустили их в экономику страны, в Румынии многое поменялось. Война никогда не проходит даром для тех стран, на территории которых она проходит. А насчет югославов я с вами совершенно согласен. Они теперь с настороженностью принимают тех людей, которые едут с этой стороны. Нам придется прыгать.
– Может быть, будут еще остановки, – предположил Шухевич. – Надо справиться у проводника.
– Нет, до самой границы поезд больше не остановится. У нас примерно два часа на принятие решения. Но, извините, оно все равно может быть только одно. Нам надо срочно покинуть поезд. Сделать это лучше, когда мы будем проезжать Забудовский лесной массив. Там железнодорожные пути круто поворачивают, и поезд сбавляет скорость.
– А Стелла?
– Стелла у нас испытанный боец, – с улыбкой проговорил Ворон. – Она справится, я уверен.
Через пятнадцать минут они собрались в тамбуре. Ворон заставил всех проверить карманы, застегнуть их, если есть такая возможность.
Потом он озвучил свой порядок покидания вагона:
– Сначала вы, Роман Иосифович, потом Стелла. Я прыгаю последним.
– Почему так? – сразу же подозрительно спросил Шухевич. – Объясните, почему вам угодно прыгать последним?
– А вы давно в последний раз с поезда на ходу соскакивали? – вопросом на вопрос ответил Ворон и мило улыбнулся. – Я вот часто прыгал, признаюсь. Поэтому уверен, что смогу покинуть вагон сразу после Стеллы. Если с ней что-то случится во время падения, я довольно быстро приду ей на помощь, потому что буду всего в десятке метров от нее. Вы можете замешкаться. Мы окажемся на большом расстоянии друг от друга. А нам нужно как можно быстрее снова собраться и уйти подальше от железной дороги. Не исключено, что здесь, в вагоне, есть агенты румынской службы безопасности. Кто-то из них может заподозрить, что мы не просто вышли в тамбур покурить, а именно спрыгнули с поезда. Это понятно, я надеюсь?
Шухевич спорить не стал, только поиграл желваками и принялся застегивать пиджак на все пуговицы. Стелла буквально смотрела Ворону в рот и кивала при каждом его слове. Женщина была чуть бледна, но держалась хорошо.
Они убедились в том, что по вагону никто не идет в сторону тамбура, все пассажиры спокойно дремлют на своих местах, и открыли дверь. В тамбур ворвался сырой ночной воздух. Мимо подножки проносился кустарник, едва озаренный светом, падающим из окон вагона.
Шухевич спустился на нижнюю ступеньку подножки, придерживая рукой шляпу, нахлобученную по самые уши. Ворон поморщился. Он предупреждал этого господина о том, что ее стоит снять и держать в руке, а еще лучше – сунуть за пазуху. Но спорить с подозрительным и сварливым попутчиком он не хотел.
Шухевич выбрал подходящий момент и прыгнул. Скорость поезда была невелика. Он пробежал несколько шагов вдоль полотна, прежде чем споткнулся и упал в жиденький кустарник, торчавший возле откоса.
Ворон взял Стеллу за плечо и посмотрел ей в глаза, стараясь передать свою уверенность в благополучном исходе их опасного дела. Женщина благодарно улыбнулась и стиснула поручень.
Через миг она с отчаянием в глазах прыгнула с подножки в ночь. Ворон увидел мелькнувшее платье и блузку под распахнувшимся жакетом. Стелла упала сразу, как только ее ноги коснулись земли.
Больше не раздумывая, не медля ни секунды, Ворон прыгнул следом. Наверное, поезд уже начал набирать скорость, или же он немного поторопился, но земля встретила Ворона сильным ударом в ноги и бросила ему под ступни остатки истлевшей шпалы, которую рабочие почему-то не убрали от путей. Падать ему пришлось в темноту и совершенно наугад. Ворон весь сжался в один большой комок упругой плоти, закрыл голову руками, перелетел через кустарник, повалился на бок и прокатился еще несколько метров по склону.
Первая же мысль, которая мелькнула в голове, была такой: «Все цело, ничего не сломал. Хорошо!»
Стеллу он нашел буквально через минуту по тихим стонам в темноте. Поезд унесся вдаль, в сторону границы. Теперь местность освещала только россыпь звезд на небе.
Ворон пригляделся, осторожно подошел к женщине и присел на корточки рядом с ней. Стелла постанывала и держалась за правую ногу то ли в районе колена, то ли выше. Это было плохо.
Ноги при таких падениях обычно ломаются в области щиколотки, иногда не выдерживает берцовая кость, но чтобы выше колена!.. Не дай бог, перелом шейки бедра или сильный вывих тазобедренного сустава. В таких условиях, да еще и ночью! Пока они доберутся до врача или просто жилья, нога распухнет, и нужна будет экстренная хирургическая помощь.
– Что с вами, Стелла? Как вы себя чувствуете? – спросил Ворон. – Сильно болит?
– Да, – прошептала женщина сквозь слезы. – Страшно больно.
– Позвольте мне, – уверенно заявил Ворон, убирая руки Стеллы от ее ноги, за которую она держалась. – Поверьте, я умею.
Ворон задрал подол платья и принялся пальпировать ногу. Он осторожно ощупал женское колено, бедро с внешней стороны, потом перешел на внутреннюю.
Стелла странно притихла, потом он услышал ее страшно напряженный, угрожающий голос:
– Если вы хоть на миг заставите меня усомниться в крайней необходимости того, что сейчас делаете, я ударю вас по голове камнем!
Ворон с удовлетворением убрал руки и постарался не улыбаться, хотя ему сделалось весело от слов Стеллы. Во-первых, она вполне владела собой. Будь у нее по-настоящему серьезные повреждения, ей не было бы никакого дела до его вольностей. Во-вторых, он убедился в том, что боль у нее была только от ушибов и растяжения связок на стопе.
Тут из темноты, как привидение, прихрамывая и шепча ругательства, вынырнул Шухевич и остановился возле своих спутников.
– Ну и что у вас тут? – спросил он неприязненно.
– Стелла ушибла ногу, – после небольшой паузы ответил Ворон. – Пожалуй, она не сможет сама идти. По крайней мере быстро.
Шухевич еле слышно выругался, потом потянул Ворона за рукав в сторону.
Отойдя на несколько шагов от женщины, сидевшей на земле, он заговорил очень тихо, но горячо и энергично:
– Слушай, Ворон, с этим надо кончать. Ты что, не понимаешь, что она нам обуза? Какая от нее польза, зачем она нам? Ты – ладно, опытный боец, офицер с фронтовым опытом, можешь пригодиться. И вообще я тебе обязан тем, что ты мне жизнь спас. А она? Нас с ней ведь быстро возьмут пограничники. Не дури, Ворон, или как там тебя! – В руке Шухевича тускло блеснуло лезвие ножа. – Не можешь сам? Офицерская честь не позволяет так беспардонно обойтись с дамой? Ну и ладно. Я сам все сделаю.
Ворон перехватил руку Шухевича и стиснул запястье с такой силой, что нож мигом вывалился из пальцев и упал к ногам. Мужчины стояли друг против друга и шумно дышали. Шухевич был заметно слабее и быстро сдался.
– Я не «как тебя там», – зло прошипел Ворон в лицо своему противнику. – Михаил Арсеньевич Борович, поручик русской армии, к вашим услугам! Вы совершенно правы. Я действительно знаю, что такое офицерская честь. Если вы считаете, что ваша миссия важнее жизни вот этой женщины, которая готова служить вашим идеалам верой и правдой, то не можете претендовать на роль лидера и вождя. Именно вот такие рядовые идейные исполнители и несут на своих плечах всю тяжесть политической борьбы. Во всех ее проявлениях! – Ворон наконец-то отпустил руку Шухевича, но продолжал стоять прямо перед ним и говорить: – Я не люблю, когда отцы-командиры разбрасываются жизнями своих людей. Я слишком много убивал на войне и каждый день терял там своих товарищей. Собственную армию надо собирать по крохам, начиная вот с таких рядовых бойцов, как Стелла Кренцбах. Вы должны беречь каждого из таких преданных и способных людей. В противном случае вы со временем останетесь один и погибнете. Хотите вы этого или нет, но я буду тащить женщину на себе столько, сколько надо. Я знаю, куда мы пойдем.
– Ладно, – буркнул Шухевич. – Черт с вами. Вы правы. Но теперь вы мне расскажете, откуда взялись в «Карпатской сечи»!
– Я четыре года сидел в окопах. В четырнадцатом году ушел на фронт вольноопределяющимся. Воевал в Восточной Пруссии, а после ранения – здесь, в Галиции. Последнее звание я получил из рук генерала Брусилова. Потом все рухнуло, не стало армии. Дальнейшая моя судьба как две капли воды похожа на участь тех сотен тысяч офицеров, которые не приняли советскую власть. Если вас интересует моя протекция, то скажу, что я был представлен премьер-министру Волошину Николаем Михайловичем Алексеевым. Это сын генерала Михаила Васильевича Алексеева, основателя Белого движения. Николай Михайлович был участником знаменитого Ледяного похода, прошел всю гражданскую. Идея создания группы Ворона тоже принадлежит ему. Еще какие-то вопросы у вас есть? Может быть, мы оставим их на потом, когда наша спутница, которая нуждается в помощи, будет доставлена к лекарю или просто в человеческие условия?
– Я все еще не доверяю вам, Борович, – заявил Шухевич, покачал головой и с прищуром глянул на Ворона. – Но мне нравится, что у вас есть принципы и вы готовы отстаивать их в любой обстановке. Это может мне пригодиться. Хорошее качество. Ну и что мы делаем дальше?
– Дальше нам надо пересечь железную дорогу и пройти несколько километров на северо-восток. Там есть словенские поселения. Думаю, что нам удастся найти кров и договориться о том, как перебраться через границу. Словенцы ходят туда как к себе домой, навещают родственников. Пограничники смотрят на это сквозь пальцы, да и сами словенцы знают тут все тропки.
Когда Борович вернулся к Стелле, женщина уже стояла на ногах, опираясь спиной на деревянный верстовой столбик.
– Ну, – раздался в темноте ее напряженный голос. – Вы что-то решили?
– Мы… – Борович тихо засмеялся. – Да мы особенно ничего и не решали.
– Вы решили оставить мне жизнь или избавиться от меня?
– Стелла, какие глупости лезут вам в голову! Разве так можно? Я понимаю, что это результат травмы. Ну да ничего, я понесу вас, а вы дайте мне слово, что не будете капризничать. Вы ведь такой же солдат, как и мы с Романом Иосифовичем. Вам тоже не положено стонать и жаловаться.
– Подождите!.. – Женщина потерла лоб рукой. – Нести меня? Куда? Мы ведь сейчас находимся черт знает где.
– Отнюдь, – подходя к ней, с теплом в голосе произнес Борович. – Мы находимся в трех с половиной верстах от деревни Смислович. Там есть доктор, замечательный седоусый старик-словенец по имени Марко. А у него есть внучка, смышленая девчушка по имени Дарина. Когда-то она была в меня влюблена. Но я тогда был молод и красив. Совсем не то, что сейчас. Устраивайтесь поудобнее! – С этими словами Борович повернулся к женщине спиной и чуть присел, предлагая ей взобраться ему на спину и обхватить его поясницу коленями.
Поразмыслив немного, Стелла так и сделала. Когда она обхватила его за шею руками, он подхватил ее под колени и пошел вниз по насыпи. Шухевич шагал следом.
– Он предлагал убить меня? – спустя некоторое время тихо спросила Стелла в ухо Боровичу.
– Глупости, – лаконично ответил Ворон. – Вы с друзьями, и вам ничего не угрожает.
– Понятно, – заявила женщина. – Умеете вы ответить. Шухевич – личность жесткая, поэтому он и лидер, который всегда добьется своего. А скажите мне, что за роман у вас с Дариной?
– Обычное дело, – ответил Борович. – Красавец офицер, пусть и бывший, которому нет еще и сорока, и девица-фантазерка четырнадцати лет от роду, начитавшаяся романов о красивой любви. Эта особа взяла с меня обещание приехать за ней, когда она повзрослеет.
– И вот вы явитесь к ней с женщиной на закорках?
– В полном соответствии с образом благородного рыцаря, – заявил Борович, встряхивая Стеллу и пытаясь поудобнее посадить ее на своей спине. – Не переживайте так за девчушку. Она в прошлом году вышла замуж.
– А вы очень хорошо знаете эти места. Вы отсюда родом?
– Родом я из Чернигова. Здесь просто воевал, потом заглядывал иногда в эти места просто так, чисто из пустого любопытства.
Глава 3
Ледяной ветер мел жиденькой пылью по стылой земле. Январская оттепель 1940 года сменилась новыми холодами. Теперь над почерневшей землей на ветру мотались черные прутья кустарника, скрипели промерзшие голые стволы осин. Ветер поднимал и разбрасывал по лесу слежавшиеся пласты палых листьев.
Пограничники, укутавшиеся в брезентовые плащ-палатки, лежали на краю оврага. Они морщились, когда прелая замерзшая листва попадала им в лица, но терпели, не издавали ни звука.
Два десятка винтовок смотрели в сторону оврага. Он был извилистый и довольно длинный, тянулся почти на километр через лесной бурелом, потом расширялся и выходил к реке.
Среди старого кустарника, прошлогодних веток и упавших стволов были неплохо замаскированы три ручных пулемета. Пограничники ждали оуновцев.
Информация о том, что банда перейдет кордон и двинется на Шандровец именно сегодня, по этому самому маршруту, в штабе Туровского погранотряда была получена еще вчера утром. Оперативный резерв занял позиции на рассвете, когда с заставы пришло сообщение о том, что оуновцы благополучно пересекли государственную границу СССР.
Они шли осторожно. Восемнадцать человек, все вооружены немецкими автоматами, почти у каждого на ремне кобура с пистолетом, нож в чехле. У многих из брезентовых сумок торчали длинные рукоятки немецких гранат. Имела банда и четыре ручных пулемета.
Эти люди были хорошо вооружены и представляли собой особую опасность. Поэтому в соответствующих кабинетах было принято решение нарушителей уничтожить. Если, конечно, они не захотят сами сдаться после предложения пограничников.
Но опыт показывал, что публика подобного рода, да еще и с таким вооружением, сдаваться не желает и сопротивляется яростно. В состав таких групп, как правило, входили люди, люто ненавидящие советскую власть. Многие из них совершили на территории Советской Украины такие преступления, что были заочно приговорены к смертной казни. Эти головорезы и отщепенцы шли убивать из-за угла, взрывать и уничтожать. Щадить их было не за что. Они были вне закона.
Лежать пограничникам было холодно. Студеный ветер продувал насквозь брезент плащ-палаток, ватные бушлаты, штаны, гимнастерки и зимнее белье. Единственное, что солдаты могли себе позволить, так это медленно сжимать и разжимать пальцы. Руки должны быть теплыми, спуск винтовки – мягким, без рывка. Только тогда пуля попадет в цель.
Наконец-то вся колонна оуновцев втянулась в овраг. Среди кустарника и промерзших деревьев замаячили фигуры людей в теплых куртках, перетянутых ремнями.
– Внимание! – разорвал тишину резкий голос, усиленный рупором. – Говорит заместитель начальника погранотряда майор Тимченко! Всем сложить оружие, поднять руки и идти вперед. Кто сдастся, тому я гарантирую жизнь! Повторяю… – Договорить майор не успел.
Банда мгновенно рассредоточилась по днищу оврага и открыла огонь по склонам, на которых могли скрываться пограничники. Треск автоматов слился с винтовочными выстрелами. Пули взрывали мерзлую землю, подбрасывали ее вместе с лежалыми листьями и мелкими ветками. Деревья гудели в морозном воздухе, когда пули попадали в стволы.
Командир оуновцев понял, что это засада. Он решил, что силы пограничников невелики. Они наверняка прикрывали сразу несколько возможных направлений продвижения группы и, конечно же, предусмотрели тот вариант, что нарушители бросятся назад. Там они сразу же попадут под кинжальный пулеметный огонь. Значит, отходить нельзя, надо прорываться.
Его бойцы падали один за другим. Пограничникам с верхней кромки оврага было удобно выбивать противника, которому толком негде спрятаться.
Тут, снизу, захлебываясь длинными очередями, ударили вверх три ручных пулемета. Оуновцы с истошными угрожающими воплями бросились вперед. Они пытались прорваться к выходу из оврага, сцепиться с пограничниками врукопашную, зубами и ножами проложить дорогу на Украину.
Два ручных пулемета ударили с флангов и сразу скосили несколько человек, находившихся во главе колонны. Бандиты, ошалевшие от свиста пуль, не выдержали и бросились назад в поисках спасения. Они спотыкались о тела убитых и раненых.
Командир, пытавшийся их остановить, рухнул в мокрую листву с простреленной головой. Горячая кровь залила дубовые и кленовые листья, потемневшие за зиму.
Третий пулемет пограничников ударил убегавшим оуновцам буквально в лицо, в упор. В овраг полетели гранаты. Через минуту все было кончено.
В тишине, снова опустившейся на промерзший лес, стали слышны стоны раненых, голоса и кашель тех бандитов, которых по счастливой случайности пощадили пули и осколки гранат. Люди кашляли, задыхались в дыму сгоревшей взрывчатки. Кого-то рвало.
То в одном, то в другом месте стали подниматься руки. Остатки банды сдавались на милость победителя.
Борович поправил шарф, чуть сдвинул набок фетровую шляпу и глянул через стекло в зал со столиками. В этой кофейне, расположенной в исторической части Кракова, Стелла часто бывала одна или с парой коллег из своего идеологического департамента. Днем в заведении обычно было пусто. Лишь вечером сюда приходила молодежь и семейные пары послушать музыку, пообщаться. Вот и сейчас Стелла потягивала из маленькой чашечки остывающий кофе и смотрела на улицу, чуть припорошенную снегом, на редких прохожих, прячущих в воротники подбородки.
Войдя в кафе, Борович знаком подозвал кельнера, указал на столик, где сидела одинокая женщина, и распорядился:
– Коньяк, горячий кофе, шоколад!
Немолодой седовласый кельнер открыл было рот, но внешность визитера сразу отмела все сомнения. Это был состоятельный, уважаемый и, конечно же, платежеспособный человек. Дорогое длинное пальто из хорошего довоенного драпа, замшевые перчатки, штиблеты из натуральной кожи на толстой подошве, фетровая шляпа. Да, у этого пана водились деньги. Во внутреннем кармане его пиджака сейчас наверняка лежал тугой бумажник, набитый немецкими марками.
Кельнер кивнул, забросил на согнутый локоть белое полотенце и исчез за дверью. Борович неторопливо двинулся к столику Стеллы.
– Здравствуйте, – тихо сказал он, снимая шляпу. – Вы позволите?
Женщина обернулась, и ее щеки мгновенно вспыхнули.
– Вы? Господи, Михаил Арсеньевич! Да, конечно же… Куда вы запропастились? Я не видела вас и не слышала ничего уже два с лишним месяца. Грешным делом начала было подумывать, что с вами приключилась беда. А расспрашивать у нас о ком-то никак нельзя. Вы и сами это понимаете. Хотя с чего я взяла, что вы в курсе?
Борович небрежно бросил на соседний стул шляпу и перчатки, расстегнул пальто и уселся напротив Стеллы.
Он выслушал ее сбивчивую речь, улыбнулся одними уголками губ и проговорил:
– Нет-нет! Я, конечно же, в курсе, потому как работаю здесь, в центре. Я видел вас несколько раз, но не имел решительно никакой возможности подойти и заговорить. Все ждал, что доведется с вами вот так встретиться, посидеть за чашечкой кофе, вспомнить наши приключения.
Тут появился кельнер с кофейником, двумя свежими чашками белого фарфора, бутылкой коньяка. Он приподнял ее, продемонстрировал клиенту этикетку, заслужил удовлетворительный кивок и начал распоряжаться. Кельнер убрал пустую чашку и блюдце, смахнул со стола невидимую пыль и снова быстро сервировал его.
Стелла смотрела на ловкие руки кельнера, на то, как он разливал коньяк в маленькие синие рюмки, наполнял горячим кофе чашки.
Заговорила женщина только тогда, когда кельнер пожелал дорогим гостям приятного отдыха и удалился.
– Вы все такой же, Борович! Самый настоящий волшебник! Появились, очаровали, смутили.
– Пустое, – сказал Борович, улыбнулся, поднял рюмку и предложил: – Давайте выпьем за встречу.
Они пригубили коньяк.
Потом Стелла снова взяла в руки чашку и стала катать ее между ладонями, как будто нервно грела замерзшие руки.
– Мне кажется, Михаил Арсеньевич, что расспрашивать вас про ваши дела совершенно бесполезно, – заявила она. – Вы все равно ничего не расскажете. Понимаю, у нашего центра сейчас много задач. Разглашение сродни преступлению, предательству. Но я уверена, что вы находитесь при важном и серьезном деле. А я, как и посоветовал мне Роман Иосифович, занялась пропагандой и идеологией. Кстати, вы с ним видитесь?
– Да, довольно часто. Разумеется, по работе.
– А я часто вспоминаю наш побег. Вы ведь нас тогда спасли, всех на себе вытащили.
Борович сидел, с легкой улыбкой смотрел на женщину и попивал кофе.
Да, он тоже часто вспоминал эти события. Михаил тогда сильно рисковал, спасая Стеллу от Шухевича, настроенного весьма решительно. Ведь тот обязательно убил бы ее, постарался бы избавиться от балласта, который мешал ему быстро исчезнуть в приграничном районе Румынии и благополучно перебраться в Югославию.
Шухевич часто был сварлив и раздражен, но никогда не являлся злопамятным. Он всегда четко исходил из своего представления о том, нужен ему этот человек или нет.
Борович был необходим Шухевичу. Он не раз доказал свою полезность. Так было во время побега из Карпатской Украины, да и потом, когда они сидели в Югославии. Именно Борович убедил Шухевича перебраться в Краков, к Степану Бандере.
В Югославии у Шухевича нашелся то ли дядя, то ли еще какая-то седьмая вода на киселе. Особых родственных чувств Борович тогда между ними не заметил, но кров над головой у них появился.
Стелла быстро устроилась на работу. Оказалось, что она прекрасно знает немецкий язык и может на нем печатать. Ее взяли машинисткой в управление железной дороги с приличным для такой должности содержанием.
Борович попробовал поработать таксистом, потом попал в гараж, где руководил ремонтом потрепанного автопарка. Он довольно быстро сошелся с руководством, отменно наладил работу диспетчерской службы и вообще стал незаменимым человеком в гараже.
Шухевич постоянно писал какие-то письма, слал телеграммы, дважды телефонировал куда-то в другой город. Все это время он с неудовольствием требовал у Боровича денег на свою деятельность.
Михаилу не удалось узнать, куда и кому писал Шухевич, какие он налаживал контакты. Но судя по всему, тот мало чего добился. Сухопарый и стройный Шухевич теперь как-то сгорбился, черты его лица заострились, а губы превратились в тонкую упрямую складку.
Борович тогда голову сломал, размышляя, как ему убедить Шухевича перебраться именно в Краков, намекнуть, что там, а не где-то еще находится самый энергичный и перспективный националистический центр, работающий против Советского Союза. Надо было как-то подать Шухевичу идею о том, что именно в этом движении он найдет себя, свое место героя и освободителя Украины.
Шухевич клюнул осенью 1939 года. Правда, он долго интересовался, откуда у Ворона появились такие сведения. Боровичу снова пришлось ссылаться на свои мифические контакты с Николаем Михайловичем Алексеевым, который здесь, в Югославии, служил по военному ведомству и владел информацией по делам своей родной страны.
И вот задание выполнено. Борович в Кракове, в центре, возглавляемом Бандерой. Здесь активно готовятся диверсионные группы для засылки на территорию Советской Украины.
Более того, именно с подачи Шухевича Ворон был взят на инструкторскую работу. Теперь он сам готовил подобные группы, обучал оуновцев различным способам ведения диверсионной работы, разведки, выживанию вне населенных пунктов, владению оружием, тактике скоротечных огневых контактов. Борович много знал и умел. У него был немалый фронтовой опыт.
Москва ставила ему одну задачу за другой. По приказам, поступавшим с Лубянки, Борович все лучше понимал, что ситуация в Европе накаляется. Несмотря на пакты, подписываемые между разными странами, демонстративную дружбу между ними, в том числе и СССР с Германией, в мире творилось нечто не особенно логичное. Германии была отдана Чехословакия. Она под смешным предлогом напала на Польшу.
Борович все чаще задумывался над тем, что дальнейшие аппетиты Гитлера будут направлены именно на восток. Абвер без всякого стеснения курировал деятельность школ по подготовке диверсантов ОУН. Германия почти открыто поддерживала идею создания украинского государства без Советского Союза.
И вот теперь пришел еще один приказ из Москвы. Борович должен был получить доступ к департаменту идеологии и пропаганды, понять методику работы данного подразделения, выявить основные направления его деятельности.
Чтобы победить врага, надо знать его оружие. Нужно раскрыть людям глаза, доходчиво объяснить им, что нет и не может быть никакой этнической или иной розни между братскими народами СССР. Есть только происки международного империализма и фашизма, которые хотят ослабить мощь советской страны, поссорить ее народы между собой, завладеть несметными богатствами и мирными достижениями.
Борович откровенно обрадовался такому заданию. Значит, у него будет вполне легальная с точки зрения задания Москвы возможность восстановить отношения со Стеллой Кренцбах, чертовски милой женщиной, незаурядной во всех отношениях. Самой большой печалью Боровича оказалось то обстоятельство, что Стелла настроена была крайне антисоветски. Переубедить ее, перевоспитать, открыть глаза на реальную действительность? А удастся ли? И не навредит ли это ему самому, не сорвет ли выполнение основного задания?
Сейчас думать об этом ему не хотелось. Он сидел, слушал женщину, смотрел в ее лицо. Ему было хорошо и уютно. Она ведь искренне обрадовалась при встрече с ним, искала его, ждала.
Вчера Борович получил шифровку из Москвы. В ней говорилось, что Стелла Кренцбах – это псевдоним, который женщина взяла себе во времена подпольной работы, да так и сохранила его как основное имя. На самом деле она урожденная Ольга Новицкая. Ее отец преподавал до 1939 года во Львове, в коммерческом училище.
Ну и как теперь, зная настоящее имя этой очаровательницы, не проговориться и не назвать ее Ольгой. Такое милое, тихое и спокойное имя. Ей совершенно не к лицу быть Стеллой.
– Черт бы его побрал! – вдруг тихо, но злобно проговорила женщина и опустила голову.
Борович глянул в окно и поморщился. Снаружи у высокого большого окна стоял и глумливо улыбался Петро Агафьев. Лоснящееся красное лицо, постоянно мокрые толстые губы и сдвинутая на левое ухо шапка с меховой опушкой были слишком хорошо знакомы Боровичу.
Агафьев тоже занимался подготовкой ударных групп, как он любил их называть. Этот тип очень недолюбливал Боровича. За что, откуда пошла эта неприязнь, понять было не так уж и сложно.
Агафьеву ненавистно было все интеллигентное, по-настоящему культурное. Этот громила с мясистым лицом был по натуре садистом. В его группах был самый высокий процент травматизма. Он набирал к себе людей с точно такими же садистскими наклонностями, склонных к немотивированному убийству.
Но вот откуда его знала Стелла?
Агафьев исчез. Тут же хлопнула входная дверь, звякнул колокольчик, послышались тяжелые мужские шаги.
Борович не оборачивался. Он видел, как помрачнело лицо Стеллы.
– Вы как голубки тут сидите! – с глумливым смешком произнес Агафьев, подходя к столу.
«Если он сейчас сядет на мою шляпу, то я его ударю», – подумал Борович.
Он повернул голову к этому типу и вопросительно посмотрел на него. Однако Агафьев вовсе не собирался объяснять своего поведения. Он, кажется, был основательно навеселе.
– Ничего, если я нарушу ваш тет-а-тет? – спросил этот поганец, пододвинул свободный стул от соседнего столика, уселся на него и сложил красные волосатые руки на животе.
– Вы даже не дождались положительного ответа дамы, Петр Тимофеевич, – напомнил ему Борович. – Возможно, ваше присутствие здесь кажется ей несколько неуместным.
– Ну точно голубки, – развязно проговорил Агафьев и глумливо ухмыльнулся. – Я-то все ночи не сплю, думаю, чего это госпожа Кренцбах от меня свой носик воротит. А причина вот сидит, рядом. Во всей красе. Наш белогвардейский офицерик за ней ухаживает, оказывается. За веру, царя и отечество, значит, кровь на полях Галиции проливал, а теперь проникся идеями свободной Украины?
Читать бесплатно другие книги:
