Холодная вода Венисаны Горалик Линор

Сцена 14, записанная в честь святого Мартина, покровителя кондитеров, немых, святых заступников, слонов, чародеев и слабых верой

Когда Агата говорит: «Война», — круглые глаза Гефеста становятся такими огромными, что Агата пугается: вдруг он сейчас бросится прочь? Агата хватает его за крыло и говорит: «Война, война, война», — несколько раз, чтобы пузыри с красным словом повисли вокруг маленького габо, чтобы он не мог отвернуться. Резким движением крыла Гефест разбивает пузыри, дергается, пробует освободиться — и тогда Агата изо всех сил прижимаетсягубами к маленькому клюву, закрывает глаза и представляет все, все: и жутких браконьеров в темном лесу, и гору полированного габиона, и застывшее лицо ка’мистресс Ирены, и слова «чтоб мир перевернулся». Несколько раз Гефест пытается вырваться, но Агата не дает ему, дышит с ним одним дыханием, медленно-медленно — и убеждается наконец, что Гефест все увидел, все понял.

— Просто мы сбросим их в воду, — говорит Агата. — Понимаешь? Я всех к ним приведу. Просто надо много габо, понимаешь?

Все глубже и глубже — Агате тяжеловато дышать, вода в глубине совсем соленая, и у нее щиплет глаза. Гефест плывет очень быстро, Агата прижимается к его спине, обхватив шею маленького габо руками, и все равно боится упасть. Ей вдруг кажется, что она пропадет в этой темной глубине, запутается в водорослях и никогда не выберется или порежет ногу о мертвый коралл и истечет кровью. Ей становится жутко; вокруг мелькают габо, эти нижние этажи явно принадлежат им, но габо ненавидят людей, никто не захочет помочь Агате, господи, во что она ввязалась? Агата вжимает лицо в гладкие перья Гефеста, ей хочется спросить, далеко ли им еще, но от скорости небольшие пузырьки с ее словами улетают назад и рвутся, остается только терпеть и ждать, пока по сторонам мелькают перила перевернутых лестниц. Вдруг Гефест резко поворачивает — и перед Агатой открывается глубокий просторный зал; здесь почти светло, свет идет от огромных рыбьих скелетов с оскаленными пастями, висящих по стенам зала, и на секунду Агата столбенеет: до сих пор она видела только совсем маленьких, с палец, светящихся рыбок, да и тех мистресс Джула не давала как следует разглядеть, торопливо ведя свою команду на веревочке вдоль каналов. Агата вдруг понимает, что почти никогда не видела маленьких габо там, наверху, — им явно не разрешают подниматься в Венискайл одним. Гефест тихо кружится по зале, ищет кого-то; и вот уже Агата смотрит на Гефеста, а Гефест на Агату, и Агата понимает, что маленький трусишка не собирается ничего объяснять своему отцу — нет уж, это должна сделать Агата.

— Эх ты, — говорит Агата Гефесту.

Она силится подобрать слова, но старый габо, которого Агата, если честно, побаивается, охватывает ее крыльями — и вот они уже дышат вместе; и Агата думает обо всем, что увидела и узнала, — о габионе, и о ка’дуче, и о войне, и о непонятном тосте старого браконьера, и о том, как взрослые отказались ей помогать, но это ничего, они, наверное, просто не поняли, пусть габо на них не сердятся; а еще — о том, как габо сейчас поднимутся с ней наверх, и сбросят браконьеров в воду, и все станет хорошо.

— Только пообещайте, что вы дадите им утонуть, — быстро говорит Агата, оттолкнувшись. — Да?

И тут Агата понимает, что старый габоне смотрит на ее слова и вообще не смотрит ни на нее, ни на Гефеста, а смотрит куда-то в пустоту, и выражение лица у него — точьв-точь какое было у взрослых, когда Агата пересказала им разговор браконьеров. Маленький Гефест явно растерян, он наконец решается повторить отцу то, что сказала Агата, он даже открывает клюв — и тут старый габо резко закрывает сыну клюв крылом, смотрит ему в глаза — и Агате отчетливо кажется, что он твердо произносит: «Мальчик. Никогда. Больше. Не. Говори. Об этом». Лицо у маленького габо становится совсем как у Торсона, когда Мелисса сказала, что никуда не пойдет. Он бросается прочь, Агата мчится за ним, хватает его, обнимает двумя руками.

— Ничего, — говорит она. — Ничего; я познакомлю тебя с Торсоном, мы с Торсоном что-нибудь придумаем. И вообще, знаешь что? Ты сможешь летать наверх, потому что мы с Торсоном знаем такие места, где больших габо совсем не бывает, никто тебяне увидит. Ты будешь самым свободным габо на свете.

Сцена 15, записанная в честь святого Норманна, покровителя советчиков, беглецов, торговцев ненужными вещами, рыбаков, эпилептиков и шляпников

С Торсоном что-то не так — Агата видит это сразу, только не понимает что. Торсонне бежит ей навстречу, в руках у него нет мешка с одеждой, но главное — у Торсона что-то с лицом, он строит дрожащей мокрой Агате странные рожи, а обеими руками делает волнистые движения и показывает куда-то вниз. Агата смотрит себе под ноги, но ничего особенного не видит; тогда она озирается на маленького габо Гефеста, но тот явно так впечатлен своей первой самостоятельной вылазкой наверх, чтодаже летать не пробует — только сидит на земле и крутит белой головой. Агате так холодно, что на игру в загадки сил совсем не остается, — и вдруг из-за спины Торсона медленно выходит Мелисса. На Мелиссе красные шорты, белая рубашка с красным пятном на груди, Мелисса кутается в тяжелое синее пальто — Агата и думать забыла про сегодняшний праздник, про шествие и регату, про дюкку Марианну на золотых носилках. Мелисса всхлипывает, в руке у нее совершенно мокрый платок, она кое-как сморкается, на Агату не смотрит; сердце Агаты екает, она медленно пятится — но кто-то большой успел зайти Агате за спину и вдруг хватает ее, сжимает изо всех сил. Браконьеры! Маленький Гефест от ужаса взлетает и чуть не ударяется о низкие переплетения синих ветвей.

— Удирай! — кричит ему Агата. — Улетай! Улетай!

Гефест мечется среди ветвей, как канарейка в тесной клетке, и наконец исчезает в вышине, за сводами леса; руки сжимают Агату все сильнее. «Торсон меня выдал!» — в ужасе думает Агата, предательство ест ей глаза, как дым, вот-вот Агата заплачет. Ну уж нет, не видать браконьеру Агатиных слез; ей уже почти удается вывернуться и укусить браконьера за палец, как вдруг очень знакомый голос рычит:

— Да перестань ты брыкаться, дурочка! — а еще один голос, женский, кричит, оказывается, все это время:

— Перестань, да перестань же, Агата!

Рыхлая, полная рука, в которую Агата пытается вцепиться зубами, вдруг тоже кажется ей знакомой, и уж точно знаком Агате увесистый браслет из серебряных львов, зубами держащих друг друга за хвосты, — знак Гильдии Учителей. Руки разжимаются, задыхающаяся Агата отскакивает. Майстер Норманн трет ногу — Агата здорово стукнула его пяткой несколько раз, — а рядом с ним стоит мистресс Джула, смотрит на Агату так, будто та прогуляла как минимум полгода занятий. Мелисса рыдает еще пуще.

— Господи, да прекрати ты! — говорит ей Агата, оборачивается — и видит, что рядом с Мелиссой, оттеснив Торсона, стоит маленький, гладенький Берт, а за спиною у Берта — четверо дучеле, и в пляшущих тенях от синих ветвей их лица так страшны, что Агате делается нехорошо.

— Я не специально, — сдавленно говорит Мелисса. — Я плакала в туалете из-за Торсона, что он решил все равно пойти сюда… А этот, — она тычет в скромно стоящего Берта пальцем, как маленькая девочка, — этот… Я думала, он меня жале-е-е-ет…

Мелисса захлебывается плачем, Торсон протискивается к ней, оттолкнув старшего дучеле, и она зарывается лицом Торсону в плечо.

— Берт рассказал о твоих приключениях дуче нашего ва’, когда сегодня утром тот пришел освящать колледжию перед праздником, — очень ровно говорит мистресс, не глядя на Берта. — Дуче был исключительно недоволен. Наш ка’дуче, конечно, никогда не стал бы развязывать войну, война — это ужасно, а ка’дуче и дуче заботятся только о наших безопасности и благополучии; это все детские бредни, которые тебе, наверное, приснились, — ты понимаешь, Агата? — ровно-ровно говорит мистресс Джула и смотрит на Агату в упор. — Ты понимаешь, Агата? — с нажимом переспрашивает она.

«Когда вы хотите, чтобы один человек вас понял, а все остальные — нет, смотритене отрываясь ему в глаза, — учил их майстер Норманн. — Мы редко смотрим друг другу в глаза, этот человек сразу поймет, что ваши слова — особенные». Агата, уже собиравшаяся возмущенно спорить, закрывает рот, сглатывает слюну и кивает медленно-медленно. Ей кажется, что мистресс едва заметно выдыхает.

— Очень хорошо, — говорит мистресс, обращаясь к старшему дучеле. — А теперь, когда вы убедились, что девочка нашлась и в безопасности, я отведу ее в колледжию. Спасибо за помощь.

Она делает шаг к Агате, но старший дучеле жестко заступает ей дорогу.

— Ка’дуче хочет поговорить с девочкой, — сухо произносит он.

— С девочкой не о чем говорить, — мистресс Джула пытается обойти дучеле, но тот становится у нее на пути, загораживает тропу руками. — Она поверила в какой-то глупый сон, ей надо переодеться, поесть и прийти в себя. Позвольте…

— Ка’дуче хочет поговорить с девочкой, — безо всякого выражения повторяет старший дучеле, не подпуская мистресс к Агате.

— В любом случае это можно сделать завтра, — говорит мистресс. — Завтра мы пригласим ее родителей, и ка’дуче сможет…

— Ка’дуче хочет поговорить с девочкой, — в третий раз повторяет старший дучеле и добавляет: — Вы все поедете с нами.

Старший дучеле идет на Агату, расставив руки, словно собрался ловить кролика. Внезапно Агата понимает, что за жесты делал руками Торсон: вода! Агата может отсидеться под водой, дождаться ночи, доплыть почти до самой колледжии, вызвать камешками Торсона и Мелиссу, которую Агата уже почти простила, а дальше… Сейчас у Агаты нет времени думать, что дальше, — буквально несколько шагов отделяют ее от колодца, Агата прыжком разворачивается — и со всего маху врезается в одного из молодых дучеле, зашедших ей за спину.

Внезапно Агату полностью оставляют силы. Мокрая, голодная, замерзшая Агата садится на синюю бархатную траву и закрывает глаза. Молодой дучеле осторожно берет ее на руки, как маленькую, и несет к воде, к коричневой военной лодке.

Сцена 16, записанная в честь святопризванной дюкки Ласки, покровительницы завершающих дела, майстеров и мистресс, печатников, кошек и их хозяев

Когда Агата была маленькой, они с папой каждый год ходили смотреть на праздничную регату, на шествие с золотыми носилками, на дюкку Марианну. Агата требовала от папы всего сразу — мороженого, и бумажной короны ка’дуче, которая в этот день красовалась почти на каждой голове в праздничной толпе, и длинных ирисок, которыми торговали бассо-майстеры из Гильдии Кондитеров, и пакетикамелких сушеных рыбешек, которые в этот день подбрасывали в воздух, чтобы габо ловили их на лету, — всего, всего. Девочке, которая ехала на золотых носилках, изображая дюкку Марианну, Агата совсем не завидовала — лежишь себе, как дура, ни ириской не разжиться, ни мороженого не выпросить, — а вот кому Агата завидовала, так это тем богачам, которые купили себе место на регате: с канала было видно и сияющие, украшенные к празднику дворцы, и ка’дуче, выходящего благословить и поздравить Венискайл с праздником Свободы, — все, все. А сейчас ундов не видно, а военная лодка плывет по каналу, и тяжелые ладьи-гондо с длинными витыми носами расступаются, давая ей дорогу. Весь праздник как на ладони — вот только Агата смотрит прямо перед собой и не видит ни корон, ни огней, ни танцующей толпы; внезапно ей кажется, что праздник ненастоящий, что все это — вроде кукольного чаепития с крошечными чашечками в золоченом кукольном домике; Мелисса до сих пор любит играть в эти чаепития, а взрослая Агата говорит ей: «Вот и играй со своим Торсоном». Мелисса тут, рядом, — она больше не плачет, а только смотрит на Агату, как побитая собачка, а Агата совсем не смотрит на Мелиссу. И на габо, кружащихся над толпой, Агатане смотрит, габо тоже кажутся ей ненастоящими — не захотели помочь, такие же вруны, как все взрослые, а Гефест еще и трусишка, зачем только Агата с ним связалась. Толпа уже течет к собору са’Марко; сейчас, видимо, там, наверху, между прекрасными резными ставнями колокольни появится ка’дуче. Мистресс Джула сжимает Агате плечо, словно хочет перелить в Агату немножко сил, и от этого Агате еще хуже. «Они всё знают, — вот единственное, о чем может думать Агата. — Все взрослые всё знают; или нет? Или они… Просто не хотят про это думать? Просто думают, что если ничего не говорить, все обойдется?» Вдруг Агата вспоминает холодный взгляд старшего дучеле и то, как сухо он сказал: «Ка’дуче хочет поговорить с девочкой». Но не может же быть, что все взрослые боятся дучеле, это бессмыслица — только преступники боятся дучеле. Военная лодка пробирается среди наряженных, украшенных флагами гондо, внезапно толпа затихает, крошечная фигурка появляется между резных ставен собора. И тогда Агата — смелая, сильная, свободная Агата — вскакивает на ноги и кричит изо всех сил, кричит так громко, как только может:

— Будет война!!!

На секунду Агате мерещится, что вся набережная канала повернулась к ней другой стороной — но нет, просто там, где были затылки, теперь лица. Весь Венискайл смотрит на Агату; Агата чувствует, что сейчас у нее от страха подкосятся ноги и она глупо плюхнется обратно на скамью, поэтому она хватается за край лодки и кричит, показывая на ка’дуче там, на верху собора:

— Спросите его! Спросите ка’дуче! Будет война! Спросите его про габион! Они мучают габо, заставляют есть икру! Спросите его! Они говорят, мир должен перевернуться! Спросите его! Спросите ка’дуче!..

Агате кажется, что ее не поняли, что все должны закричать и потребовать от ка’дуче объяснений, но толпа молчит, только странные звуки доносятся до Агаты: это плач, но плачет не Мелисса, а кто-то в толпе. Агате кажется, что она вот-вот проснется. «Это точно сон, дурочка, — говорит Агате внутренний голос. — Ты стоишь один, как дурак, а все на тебя смотрят; ты кричишь — а тебя никто не слышит; ну-ка проснись!» — «Нет, — говорит себе упрямая, смелая Агата. — Нет, это не сон!» — и снова кричит изо всех сил:

— Будет война! Вы слышите? Будет война!!! Спросите ка’…

Сухая мужская рука зажимает Агате рот, Агату грубо валят на дно лодки, и она ударяется щекой о скамью. Что-то кричит мистресс Джула, но Агата слышит только голос старшего дучеле: «Быстро, быстро», — и лодка резко набирает скорость. Взвизгивает Мелисса. «Не буду плакать, — думает Агата. — Ни за что не буду плакать», — но слезы все равно текут у нее из глаз, и встречный ветер высушивает их за несколько мгновений. Странный ветер — он как будто дует во все стороны сразу, дует откуда-то сверху, Агата не может повернуть голову, но слышит, что крики всё громче и громче, — и вдруг понимает, что это кричит не мистресс, и не Мелисса, и даже не толпа. Габо! Над военной лодкой тучей кружатся габо, один из них, маленький, с голубоватым отливом, яростно бьет крыльями по лицу того дучеле, который удерживает Агату на дне лодки. Лодку раскачивает и швыряет из стороны в сторону.

— Швартуйтесь! — кричит старший дучеле. — Швартуйтесь!

Дучеле больше не держат Агату — они пытаются пристать к берегу, пытаются накинуть канат на кнехт, миг — и мистресс хватает под мышки Агату, а майстер Норманн — Мелиссу, Торсон прыгает следом за ними — и все они оказываются на пристани. Один Берт, аккуратный, гладенький Берт, забившийся в самый угол лодки, продолжает тихо сидеть, прикрываясь руками от крыльев габо.

— Берт! — кричит майстер Норманн. — Берт! — но Берт не отзывается, и тогда они бросаются бежать, бегут и бегут, пробиваются сквозь толпу, расталкивают акробатов и кондитеров и останавливаются, только когда за ними с грохотом захлопывается тяжелая дверь колледжии.

От тишины под сводами узкого и длинного холла колледжии у Агаты закладывает уши. От усталости она ложится на пол, Мелисса со стоном опускается рядом с ней.

— Что же ты сделала, девочка. Ах, что же ты сделала, — сдавленно говорит мистрессДжула.

— Я все сделала правильно, — упрямо говорит Агата. — Я все сделала как надо. Вы не имели права нам не говорить! Пугать нас водой! А там совсем не опасно!

В этот момент Агата вспоминает про габо, которые убивают людей, и про утопленников, которые людей сначала мучают, а потом навсегда затаскивают в воду, и даже про мертвые кораллы, которые запросто могут отрезать тебе ногу, если ты неловко за них зацепишься, — но Агата зла, ей кажется, все это не опасности вовсе. Надо просто перестать мучить габо! И бояться утопленников! И… И против кораллов наверняка можно что-нибудь придумать, вон ундам в их дурацких костюмах ничего от кораллов не делается.

— Я все сделала правильно! — повторяет Агата, и почему-то слезы снова щиплют ей глаза. — Я даже габо хотела помочь, и теперь они за меня, видите? Что вы меня тут держите взаперти и водите на веревочке, как козу?

«Не плачь! — говорит себе Агата. — Не смей плакать!» — но вдруг принимается всхлипывать, как маленькая девочка или трусливая Мелисса.

— Ну что я такое сделала? — жалобно спрашивает она. — Ну что такого я сделала?

— Теперь точно будет война, — тихо говорит Торсон. — Если кто-нибудь крикнет вслух: «Будет война!» — да еще и на полной площади людей, то войны уже не миновать. Верно, майстер Норманн?

Майстер Норманн молчит и не смотрит на Агату. Огромный колючий ком поднимается у Агаты в горле. И тогда Агата, самая свободная девочка Венисаны, нащупывает в кармане старый раздвоенный габионовый коготь, запрокидывает голову и быстро сглатывает слезы.

«Это еще не конец, — упрямо думает Агата. — Не конец».

Хотите знать, началась ли война в Венисане? Про это тоже будет книжка — обещаем.

Об авторе

^{Фото Анны Козловой}

Линор Горалик — поэт, писатель, эссеист, художник, автор ряда поэтических и прозаических сборников, романов, комикса «Заяц ПЦ» и книг для детей. Ведет авторскую колонку в газете «Ведомости», является постоянным автором журналов «Новое литературное обозрение», «Теория моды» и проекта «Сноб». Преподает курс по теории моды в Высшей школе экономики.