Привычное проклятие Голотвина Ольга

– Арби Золотое Жало! – торжественно представился он. – Из Семейства Лейтуш!

Таким тоном придворный герольд провозгласил бы явление государя.

Хозяин с широкой улыбкой обернулся к жене:

– Как, дорогая? Перезимуем с музыкой?

Бескрайнее море леса с желтеющими вершинами, среди которых островками темнели макушки елей. Серо-стальная полоса реки. И кораблик – маленький, словно игрушечный.

Серая птица, накренив расправленные крылья, поймала нисходящий поток воздуха.

Не может быть, чтоб она ошиблась! Ее враг должен быть на корабле! Не стал бы он пробираться в Джангаш по лесным дорогам, которые могут уже сегодня превратиться в хлюпающий кисель!

Плавно приблизилась палуба.

Бородатый верзила у руля. Матросы ставят парус. Темноволосая девица, указывая на берег, что-то говорит своему спутнику – бледному человечку с заметной лысиной.

Неужели все-таки ошибка?!

Не успела Вастер почувствовать всю глубину отчаяния, как открылась дверь каюты в палубной надстройке. Вышел румяный толстяк-капитан. А за ним – человек в синем плаще.

При виде ненавистного лица Вастер чуть не ринулась в атаку. Но вовремя удержала себя на безопасной высоте. Это не старикашка с палочкой. Такой ухватит за крыло – да шмяк о палубу! А главное – у негодяя бумаги! Их кто угодно с мертвого тела возьмет.

Птица закачалась на распахнутых крыльях. Внезапно вспыхнула надежда. Впереди у корабля – опасные пороги, что называются Пенными Клыками. А вдруг корабль разобьется и пойдет ко дну?

Да, Вастер подождет до Пенных Клыков, а там видно будет.

– Что-то Молчун мне на глаза не попадается.

– И не попадется. Я отправила его на пасеку, у нас меда мало осталось. Завтра вернется… Как думаешь, стражники у нас долго проторчат?

– А куда им спешить? Назад, в замок? Там десятник враз к делу пристроит. А здесь они вроде как не дурака валяют, а какого-то беглого ловят. Уж до завтра наверняка будут вино хлестать, тем более что дождь собирается. Мне вот интереснее, что за мальчишка к нам забрел – тот, что не назвался. Одежа плохонькая, а руки не натруженные. И перстень снять забыл – не из дешевых. И заплатил вперед без писка…

– Я его напрямик спрошу, кто да откуда, на женщину не обидится. А что ты думаешь про певца? Уж больно выхваляется…

– Вечером споет, тогда скажу, что о нем думаю. А что нос задирает, так ведь в их ремесле скромность еще никого не прокормила и…

Кринаш не окончил фразу: лежавший у его ног черный пес вскочил и разразился таким свирепым лаем, словно к воротам приближалась сама Хозяйка Зла.

Дагерта обернулась к калитке, поспешно натянув на физиономию лучезарную улыбку, предназначенную исключительно для гостей. Но улыбка сразу увяла, а Кринаш негромко ругнулся и бросил взгляд в сторону топора, всаженного в дубовую колоду.

За приоткрытой калиткой мялись двое парней весьма потрепанного вида. Один, как на посох, опирался на лук со спущенной тетивой. У второго в руке была дубинка, а из-за пояса торчали два метательных ножа.

– Явились! – встретил их хозяин недоброй усмешкой. – Холодом потянуло? Ищете, где зазимовать? Не боитесь, что оглоблей привечу?

На пороге конюшни возник Верзила. Небрежно прислонился к дверному косяку – мол, притомился работник! Но вилы из рук не выпускал.

Дагерта, не отводя глаз от непрошеных гостей, протянула руку к поленнице, нашарила суковатое полено.

– Ну, что так неласково – «оглоблей привечу»? – примирительно сказал смуглый косоглазый парень с хитрой рожей. – Повстречай мы тебя на лесной тропе, поучтивее бы вели беседу! Или забыл, как мы на этом самом дворе клялись тебе в вечной дружбе?

– Не в дружбе, – брезгливо уточнил Кринаш, – а что не станете пакостить моей семье и гостям. Ни тебе, Бурьян, ни шайке твоей поганой, ни атаману вашему я другом сроду не был.

– Да ладно, какая разница! – еще дружелюбнее продолжал Бурьян. – Главное, ту клятву дали, верно?

Суровая Дагерта хихикнула, как девчонка. Она прекрасно помнила, чем завершилась затяжная война с шайкой. Кринаш тогда ухитрился похитить атамана из-под носа у его дружков. И пообещал утопить Хвата в отхожей яме, если ватага не поклянется впредь не посягать на его имущество, на его близких и гостей…

– А я вам ни в чем не клялся, – широко улыбнулся хозяин. – Не надейтесь здесь зимовать, я лучше троллей на постой пущу. И закройте калитку, пока мой пес от вас блох не набрался… А ну, цыц, Хват, пошел в будку!

К удивлению Кринаша, разбойничьи физиономии расплылись в довольных ухмылках.

– Слышь, Горластый, Кринаш пустобреха назвал Хватом! – обернулся Бурьян к своему молчаливому приятелю. – Оно, конечно, верно, да только не обидно ли для псины?

Горластый кивнул.

Дагерта недоверчиво глядела на разбойников. Верзила хмурился. А Кринаш первым сообразил, в чем дело. Откинул голову, расхохотался, ударил себя ладонями по бедрам:

– Он все-таки смылся от вас? С добычей, ясно-понятно? Ай да Хват! Ну, ловок! Такой на эшафоте у палача удавку стибрит! Я ж вас остерегал, дурни вы лесные!

Пес лаем вторил этой восторженной речи.

Разбойники пристыженно маялись за калиткой. Им самим было непонятно: почему не заподозрили главаря в коварных умыслах? Не зря Хват норовил в одиночку припрятать самую ценную добычу! Говорил, так добро целее будет. (Поэтому, кстати, лесная братия так дружно выручала вожака из плена. Если бы он – единственный! – не знал, где зарыты общие денежки, так и пропади он пропадом, пусть бы его и впрямь в отхожей яме утопили!) И теперь, когда разбойникам в кои веки досталось настоящее сокровище, они ему даже порадоваться толком не успели.

Впрочем, о сокровище они Кринашу рассказывать не собирались…

А хозяин постоялого двора унял смех и сообразил, что упустил нечто существенное.

– Что встали у калитки, как нищие? – сказал он мирно. – Заходите, недотепы ограбленные! Рассказывайте, кто у вас теперь в главарях ходит? Комель?

Когда живешь в глуши бок о бок с разбойничьей шайкой, известие о новом атамане важнее, чем весть о смене короля в далекой столице. Кринаш не только знал разбойников в лицо и по кличкам, но и представлял, на что способен каждый из них. Как он добывал такие сведения? Да на постоялый двор слухи сами стекались, знай держи ухо настороже!

– Комель? – переспросил Горластый. – Не… Мы это… костер ему на днях сложили.

У разбойника был слабый, писклявый голос, поэтому он предпочитал молчать.

– Надо же! – удивился Кринаш. – Кто ж его сумел ухайдакать? Я думал, у вас нет таких!

– А ты наших наперечет знаешь? – хмыкнул Бурьян. – К нам прибились остатки бывшей команды Сарха – слыхал про такого?

Вот это была уже всем новостям новость!

Кринаш посерьезнел и внимательно выслушал невероятный рассказ о гневе богов, обрушившемся на корабль речного пирата – распахнулась Грань Миров и вновь сомкнулась, поглотив наррабанца. Корабль сгорел, из команды уцелела разве что треть.

– Вот оно как! – присвистнул Кринаш. – И вы решили объединить шайки? Ясно-понятно. И кто ж теперь вами командует?

Калитка скрипнула, растворилась пошире.

– Я командую, – прощебетал прозрачный голосок – словно птица спорхнула с ветки.

Кринаша трудно было поразить. Но сейчас он ошеломленно взирал на возникшее перед ним хрупкое существо.

Сначала – из-за снежно-белых волос – ему показалось, что с ним заговорила маленькая старушка. Затем он сказал себе: «Ребенок, ясно-понятно, лет двенадцати!» А когда кроха в мальчишеской одежде встретилась с ним глазами, Кринаш понял, что вновь ошибся. У ребенка не может быть такого быстрого оценивающего взгляда. Холодные светло-голубые огни на миг сверкнули из-под длинных ресниц – и мужчина понял, что его изучили до последней косточки и назначили ему цену (кажется, не очень высокую). Женщина или девушка, уже освоившая все хитрости своего непостижимого племени. Но сколько же ей лет?.. А Серая Старуха ее знает!

Одно совершенно ясно: родом эта особа из Ксуранга. Тут уж не ошибешься: матовая гладкая кожа, тонкие неподвижные черты лица – словно дорогая фарфоровая кукла. Из-под корней волос по высокому лбу сбегает на висок тонкий завиток татуировки.

Настоящая ксуури! Это можно понять и с закрытыми глазами, если прислушаться к щебету, который у них называется речью. Откуда она здесь взялась? Ксуури – домоседы. За свои непроходимые горы почти не выбираются и чужаков к себе пускают неохотно…

Диковинная гостья правильно истолковала замешательство хозяина.

– Да, я ксуури. Когда я покидала мою страну, меня заставили оставить там имя. Называй меня Уанаи, что означает «изгнанница». – Взгляд голубых глаз скользнул мимо Кринаша. – Ой, это коза? Я никогда не видела живую козу. Можно ее погладить?

Сейчас она не выглядела взрослой женщиной. Этакая городская девчушка, впервые попавшая на крестьянский двор.

Из десятка ответов, смятенно суетившихся в мозгу Кринаша, на язык пробился один, не самый удачный:

– Осторожно, она бодается.

– Ничего, – пропела Уанаи и скользнула мимо хозяина к хлеву, откуда выглядывала любопытная черная голова с острыми рогами. Ксуури принялась нежно гладить козу. Вредная демоница на копытах, гордо носившая кличку Злыдня и не подпускавшая к себе никого, кроме Дагерты и Молчуна, смирно подставляла лоб под прозрачную белую руку.

Кринаш перевел ошарашенный взгляд на разбойников.

– Все так, – печально ответил Бурьян на его невысказанный вопрос. – Вот это самое нами теперь и командует.

– Сами удивляемся! – подтвердил Горластый.

Девчонка продолжала играть с козой. Тем временем Бурьян при поддержке Горластого поведал изумленным слушателям историю, в которую Кринаш не совсем поверил.

Оказывается, чужеземное создание объявилось в шайке в день, когда бывшие лесные молодцы Хвата затеяли объединиться с бывшими речными пиратами Сарха. Потому и возникло недоразумение. Пираты решили, что странная девица – из разбойничьей ватаги. Может, попала им в лапы как добыча и осталась для забавы и утехи. А разбойники решили, что белобрысую притащили с собой пираты.

Ошибка обнаружилась, когда принялись выбирать атамана. Особо не спорили: конечно, это будет Комель, в чьем характере удачно сочетались наглость и свирепость. С ним и Хват в свое время держал ухо востро. Люди Сарха немного потрепыхались, но никому не хотелось драться насмерть с неистовым кабаном, рожа которого была искажена злобной радостью: «А вот кого в клочья порвать?!»

Еще немного, и Комель был бы объявлен вожаком. Но тут на всеобщее обозрение вылезло белоголовое чудо и расщебеталось на всю поляну. Ей, мол, не нравится Комель, этот, как она выразилась, тролль с горячими углями вместо мозгов. Из него, мол, атаман, как из бешеной собаки звездочет. Если ватага не может предложить никого лучше, чем страдающий зубной болью хряк, то придется ей, Уанаи, взять дело в свои руки.

И все это ровным, приветливым, даже чуть извиняющимся голосом.

Парни онемели. Комель первым пришел в себя и потребовал, чтобы тот, кто привел сюда эту шлюшку, немедленно задал нахалке хорошую порку. Выборы атамана – дело серьезное, нечего делать из них ярмарочную потеху.

Тут все зашушукались: что, мол, за девка, откуда взялась? А та без объяснений провела у ног разбойника черту и произнесла положенные слова вызова. Знает, стало быть, лесные обычаи.

Шутки кончились. Слова вызова нельзя не услышать. И отказаться от них нельзя. Из двоих один уже мертв, а кто – покажет поединок. Парни потребовали, чтобы Комель выбрал оружие. Тот обложил всех раскаленной бранью. Какое оружие, так их всех да перетак, через пень да об корягу! Он эту щуплую сучку задавит голыми руками! А прежде чем задавить, поимеет на глазах у всех, чтоб неповадно было потешаться над лесными порядками!..

– Только не говори, что малышка дралась с тем двуногим быком! – не выдержал Кринаш.

– Дралась? – почесал в затылке Бурьян. – Я бы это дракой не назвал – а, Горластый?

Второй разбойник хмуро кивнул.

– Какая же это драка? – развел Бурьян руками. – Она ему в первый же миг пальцами выбила глаза. А во второй миг перебила горло ребром ладони. Он еще на земле хрипел и корчился, а она от него отвернулась и вежливо спрашивает: «Кого еще я должна убить?»

Кринаш невольно глянул в сторону хлева, на пороге которого хрупкая гостья почесывала козу между рогами.

Бурьян меж тем рассказывал, как здоровенный пират по кличке Сом объявил: он не станет подчиняться бабе! Бабье дело – ублажать мужика и ни в чем ему не перечить. А если мелкая дрянь исхитрилась убить лесного молодца на позор всему бродяжьему народу, то такую девку надобно немедля истребить, чем он, Сом, сейчас и займется. Да чтоб не голыми руками драться, а двуручными мечами. Он желает поглядеть, сумеет ли тощая иноземная паскуда хотя бы поднять настоящее мужское оружие! (Пираты, знавшие Сома, уверяют, что это была самая длинная речь, произнесенная их приятелем за всю его жизнь.)

Ксуури учтиво напомнила, что вызов бросает Сом, поэтому выбор оружия принадлежит ей. Но она не хочет спорить из-за пустяка. Мечи так мечи.

Общими усилиями были найдены две жуткого вида двуручные оглобли. Парни принялись биться об заклад: поднимет или не поднимет? Речь, конечно, шла не о Соме.

К удивлению разбойников, Уанаи подняла меч. И даже приняла защитную стойку, хотя видно было, что чудеса ловкости в обращении с клинком она показывать не станет.

А Сом легко вскинул грозное оружие, играючи завертел над головой.

Уанаи ахнула и с уважением спросила:

«Как ты можешь его держать? Ведь рукоять раскалена добела!»

Тут Сом взвыл и выронил меч. А коварная чужеземка не стала терять времени. Чтоб зарубить безоружного, особого умения не надо… Но что интересно: рукоять меча (Бурьян сам трогал!) оказалась холодной. А ладони покойного Сома были жестоко обожжены – все парни видели, вот Горластый может подтвердить…

Дружок Бурьяна ничего подтвердить не успел. Уанаи, которой надоело изучать силуранскую домашнюю скотину, вернулась к настороженному Кринашу, на ходу отряхивая маленькие узкие ладони.

– До сих пор я видела коз только на рисунках, – виновато объяснила она. – Впрочем, мы побеспокоили почтенного Кринаша по делу, и он прозорливо угадал это дело. Впереди суровая зима, а лесной шалаш – не самое приятное место в морозы.

Она тронула руку хозяина и ласково, просительно заглянула ему в глаза.

Кринаш оказался во власти нового для себя чувства. Вот перед ним стоит самый близкий, самый родной человек. Давно пропавшая родственница, которую он всю жизнь разыскивал. И вот она нашлась! Надо вести ее в дом, ставить на стол лучшее вино, резать кур… хорошенько угостить дорогую гостью и этих славных парней, ее друзей…

Кринаш тряхнул головой и очнулся. Он что, спятил? Какие, к Хозяйке Зла, родичи? Есть Дагерта и малыши, а больше никого не было, нет и не будет! Родичи, ха! Родичи – это папаша, который забыл мальчишке имя дать. И мамаша, которая подбросила его чужим людям и смылась неведомо куда…

Кринаш Шипастый Шлем, человек без родни, твердо взглянул в умильные голубые глаза:

– Ты это брось, крошка, здесь тебе не Ксуранг! Атаманишь у этих волков блохастых? Поздравляю. Но на моем дворе хозяйничать не будешь.

Гладкое лицо Уанаи не дрогнуло, только зрачки чуть расширились.

– Ты очень сильный человек, – уважительно прощебетала ксуури. – Если захочешь выгнать нас, мы уйдем без спора. Но неужели нельзя хотя бы переждать ненастье?

Хозяин ненадолго задумался. Хвата он вышвырнул бы за ворота в любую погоду. Но выгнать под дождь женщину… или девчонку – кто их разберет, этих ксуури…

– Ладно, – решился Кринаш. – Можете даже заночевать, если до вечера погода не уймется. Яснопонятно, за плату. И оружие – в сарай. Согласны?

– Конечно! – ответила за всех маленькая атаманша.

– Тогда – лаини слау, тали! – Кринаш широким жестом указал на дом и с удовольствием увидел, как расширились глаза Уанаи.

– Ты знаешь язык ксуури?

– Несколько слов. Нахватался, когда сопровождал ваше посольство в Джангаш. А вот чего не понимаю: вы же носите длинные волосы, даже у мужчин косы до пояса. А у тебя…

Гостья подняла руки к своим коротко остриженным снежным волосам.

– Я оставила их там же, где имя, – прощебетала она любезно. – Мне приказали остричь волосы, когда изгоняли из страны.

«Еще загадка! – подумал Кринаш. – Ксуранг далеко. Пока она сюда добиралась, волосы должны бы отрасти. Подстригает сама? Медленно растут? Или она перенеслась в наши края каким-то чудом?»

– Эй! – окликнул он идущую к дому ксуури. – За что тебя изгнали-то?

Та не услышала. Или не пожелала ответить.

– За многочисленные преступления, – хором сказали за его спиной два мужских голоса.

– Что? – обернулся Кринаш.

– За многочисленные преступления, – повторил Бурьян. – Она всегда так отвечает. Ох, чует мое сердце, вспомним мы еще добром Хвата, хоть он и сволочь!

С птичьего полета видно было, как сузилась Тагизарна, как белой шапкой взбивается пена вокруг хищных темных валунов. Пенные Клыки!

Распахнув широкие крылья, Вастер вцепилась взором в корабль. Если б взглядом можно было потопить проклятое судно!..

Нет! Не дрогнула рука у толстого капитана, который сам стоял у руля. И тролли не высыпали на берег, швыряя в корабль громадные камни!

Ах, чтоб его Серая Старуха в щепки разнесла! Прошел! Проскочил!

Впрочем… почему так тревожно засуетились матросы?

Птица снизилась. Теперь до нее долетали обрывки голосов:

– Зацепило все-таки!

– Сильно хлещет?

– До пристани продержимся!..

До пристани?.. Птица взмыла выше. Вот речная излучина, а за ней – обнесенный частоколом постоялый двор. И дощатая пристань. Значит, корабль причалит здесь?

Тогда именно здесь Вастер встретит своего врага!

Разнося миски с кашей и жареной рыбой, Дагерта настороженно поглядывала на гостей. Ой, не вышло бы потасовки! Чего еще ожидать, когда нос к носу сходятся лесные волки и сторожевые псы?

Вот они – сидят, искоса поглядывают друг на друга. Справа – двое стражников из Замка Трех Ручьев. Добротная одежда, черно-синие перевязи на груди: люди Спрута. Один широкоплечий, высокий, лицо утонуло в курчавой бороде. У того, что пониже, круглая смешливая физиономия и выпирающий над поясом кругленький животик.

Слева молча склонились над мисками Бурьян и Горластый. Рядом – эта белобрысая, их новая атаманша. С первого взгляда можно принять за девчушку, но Дагерту не проведешь: баба, да еще и хищница!

А между ними уплетают кашу певец Арби и бедно одетый паренек, у которого еще надо выспросить, кто он такой и куда путь держит…

– Слышь, приятель, – окликнул певца высокий стражник, – ты сюда пришел от верховий или со стороны Джангаша?

– Из столицы, – охотно откликнулся Арби. – Не слыхали снизу по течению отголоски рыданий? Это плачет покинутый мною Джангаш!

– Снизу, да? А не встречал по пути такого человека: лет сорока, сутулый, тощий, одноглазый, бороденка с проседью, одет в жуткую рвань? Мы беглого ищем.

– Вообще-то встречал как раз такого, – возвел поэт глаза к потолку. – Ну точь-в-точь! Только одежа справная, суконная.

– Может, снял с кого, – подался вперед стражник. – Где ты его видел? Давно?

– Пожалуй, и не такой уж сутулый, – продолжал рассуждать Арби. – И не на сорок выглядит, а помоложе. Тощий? Навряд ли, брюшко как у твоего приятеля… и бороды не было… верно-верно, гладкий двойной подбородок, так что насчет проседи ничего не скажу.

– Да что ты нам голову морочишь… – начал наливаться гневом стражник.

– Не сердись! – примирительно поднял ладонь Арби. – Ты же сказал: одноглазый! Вот я и подумал… Хотя постой-ка, пожалуй, у того были два глаза… Зато помню совершенно точно – и тут ты меня не собьешь! – он назвался здешним мельником.

Не успели стражники огрызнуться на явное издевательство, как вмешался Бурьян:

– Одноглазый, говоришь? Тощий? Борода с проседью? Припомни, Горластый: не с ним ли мы вчера повстречались?

– Похоже на то, – серьезно кивнул Горластый. – Я бороду не разглядывал – есть там проседь, нет ли. А так все сходится.

Забыв про шутника-певца, оба стражника насторожились, как псы, учуявшие след.

– Вчера? И где вы его видели?

– Да здесь, выше по реке, – услужливо объяснил Бурьян. – Он ехал верхом на драконе и играл на свирели. Просил передать, чтоб вы его не искали. У вас, мол, в замке такая тоска беспросветная, что крысы-мыши-пауки уже разбежались, теперь и людям пора врассыпную.

Низенький стражник рванулся к обидчику, но товарищ удержал его за плечо и сказал ядовито:

– Тоска, да? Верно, у вас повеселее живется! Вон какую кралю чужеземную себе раздобыли! Небось из кожи лезет, чтоб вас распотешить!

К разочарованию стражников, их недруги невозмутимо продолжали уплетать рыбу. Мол, ксуури сама за себя постоит!

Ободренный их молчанием, толстый стражник поднялся со скамьи, подошел ближе к Уанаи, оперся на столешницу возле самого ее локтя:

– Много люди болтают про дальние страны. Вроде в Ксуранге и люди не как люди, и бабы не по-нашему устроены…

Женщина даже не смотрела в сторону обидчика, розовым кошачьим язычком слизывая с ложки кашу.

– В Ксуранге небось и детей клепают не по-людски. – Стражник расплылся в гнусной ухмылке. – А я б не отказался поиметь тебя по-вашему, по-чужеземному. Может, договоримся? Я заплатить могу. Интересно же!

Будь на месте Уанаи другая женщина, Дагерта осадила бы наглеца. Но белобрысая ксуури вызывала у хозяйки неприязнь. К тому же она, как и Бурьян с Горластым, считала: раз баба сунулась в мужские игры, так нечего ей пищать и прятаться за чужие спины.

Атаманша и не пыталась пищать и прятаться. Не спеша отставила миску, спокойно взглянула в наглую рожу стражника и любезно прощебетала:

– Это хорошая мысль. Нет-нет, платить не нужно: я и сама скучаю по старым добрым обычаям моей родины.

Стражник поперхнулся, но взял себя в руки и продолжил напористо:

– Так, может, на сеновале, а?

– Сеновал – место не хуже прочих, – так же ровно и вежливо прожурчала ксуури.

Вот тут бы Дагерте и вмешаться: сказать, что ее дом – не бордель, что нечего на ее сеновале собачьи свадьбы играть. Но помешало неясное ощущение: что-то здесь не так!

То же почувствовал и стражник. Он с подозрением уставился в безмятежное личико ксуури: мол, в чем подвох-то? И сказал с напускной развязностью:

– Так пошли, что ли?

– Прямо сейчас? – почтительно удивилась чужестранка. – Мой господин даже не хочет поговорить с другом или сделать какие-нибудь распоряжения?

Тревога с новой силой всколыхнулась в душе толстяка.

– Распоряжения? Какие, к Серой Старухе, распоряжения?

– Ну, как же! – потупила взор Уанаи. – Господин хотел ознакомиться с обычаями Ксуранга? А если делать все по древним традициям, мужчина, как правило, не выживает.

И вскинула глаза на стражника.

Что увидел толстяк на дне этих льдистых очей? Почему отшатнулся, побелел? Не сказав ни слова, он сел, взял ложку и начал старательно выскребать из миски остатки каши.

Всех вокруг пробрал невольный холодок. Всех – кроме бродячего певца Арби. Он, не отводивший глаз от лица Уанаи, приметил, как блеснули ее глаза, и подумал, что с чувством юмора у этих ксуури все в порядке.

Кринаш, стоявший на пороге, решил перевести разговор в другое русло:

– Так ты из Джангаша, Арби? – спросил он, входя и хозяйским глазом окидывая трапезную. – Что там нового, в столице?

– В столице, – торжественно ответил певец, – раскрыт коварный заговор!

Слова эти не потрясли никого. Кринаш весело хмыкнул:

– Опять? И кто на этот раз… заговаривается?

– Все та же Стая. Никак им не надоест. Несколько высокородных господ заперты в Замке Темного Ветра, а Шадхар Северный Дуб из Клана Вепря объявлен изменником, лишенным честного погребального костра…

– Ой уж! – протянула Дагерта из кухни. – Чтоб с Сыном Клана обошлись, как с поганым самозванцем? Да будь этот Шадхар хоть трижды заговорщиком…

– А что такое Стая? – раздался из-под стола требовательный голос.

Дагерта, гремя на кухне мисками, не расслышала вопроса сынишки. Кринаш как раз подошел к оконцу и глядел на огород, где Верзила по черным голым грядкам волок за рога упирающуюся козу Злыдню. Поэтому мальчишке ответил певец Арби. Вытащив Нурнаша из-под стола и посадив рядом с собой на скамью, он серьезно начал:

– Стая – это друзья принца Нуренаджи. Тебе рассказывали, как принцы Тореол и Нуренаджи тягались за престол? Двоюродные братья…

– Знаю, – гордо сказал мальчик. – Клан Орла и Клан Вепря.

– А когда принц Нуренаджи был мальчишкой, у него были друзья, подростки из Кланов. Они играли, будто они – стая, а он – их вожак. Подросли – стали поддерживать своего вожака в борьбе за трон.

Из кухни выглянула Дагерта и залюбовалась сынишкой, который слушал внимательно, как взрослый.

– Среди них был даже маг – Верджит из Клана Лебедя. Опасный чародей, хоть и молодой. Говорят, это он наслал колдовской сон на великого воина Керутана…

Голос рассказчика стал глухим, зловещим. Нурнаш притих в предвкушении чего-то захватывающего. Он слышал о заговоре Шадхара, но одно дело – обрывки взрослых разговоров, а совсем другое – история, похожая на сказку.

– Сотник Керутан Разбитый Щит по прозвищу Гроза Нежити очистил окрестности Джангаша от тварей из-за Грани. Зимой буду петь о его подвигах. Принца Тореола он учил владеть оружием и любил, словно младшего брата. Когда Керутана прямо во дворце объял непробудный сон, все шептались: «Стая, Верджит…» Но доказать никто ничего не мог.

– А что стало с Керутаном?

– Сотника так и не сумели разбудить и решили отвезти в замок, где прошло его детство, надеясь, что в родных краях с него спадут чары. По пути героя похитила влюбленная чародейка из Подгорного Мира и унесла к себе за Грань.

– Ух ты! А Шадхар – это кто?

– Он стоял за мальчишками из Стаи и незримо направлял их. Когда после необычайных событий, достойных быть воспетыми в балладах, Нуренаджи погиб, а Тореол пришел к власти, уцелевшие члены Стаи переметнулись к новому королю.

– А Верджит? – сжал кулаки мальчишка.

– Проиграл магический поединок с грайанской чародейкой – и потерял рассудок.

– Так ему и надо! А Шадхар?

– Тогда он вывернулся. Но не бросил плести интриги – и вот попался на горячем. Его ищут по всей стране.

– А! – догадался Нурнаш. Спрыгнул со скамейки, подошел к стражникам, встал перед ними, уперев кулачки в бок. – Вы ловите Шадхара? Одноглазого, тощего, сутулого?

Тут расхохотались не только стражники, но и все, кто был в трапезной. Дагерта взяла разобиженного сынишку за руку и утащила на кухню, там в два счета утешила его куском лепешки с медом. А Кринаш решил воспользоваться забавным случаем и кое-что выяснить.

– А кто знает, – преувеличенно грозно сказал он, – вдруг Шадхар и впрямь среди нас сидит? Вот, скажем, мы ж ничего не знаем про этого господина…

Светловолосый веснушчатый юнец лет восемнадцати под общими взглядами отчаянно смутился, даже уши стали пунцовыми.

– Я… я не Шадхар!

Снова грохнул общий смех.

– Мы догадались, – снисходительно объяснил хозяин. – Во время воцарения Тореола моему господину сколько было – шестнадцать лет, пятнадцать? Просто хотелось бы знать, кого в своем доме принимаю.

– Плохая примета – в дороге имя называть, – обиженно сообщил юноша. – А вообще-то я – бродячий лекарь!

– Вот как! – изобразил радостное удивление Кринаш, который не поверил гостю (молод для лекаря!). – Тогда господин может не платить за обед. Вечерком потолкуем о моей больной спине…

Заявление Кринаша вогнало гостя в панику.

– Я… не совсем лекарь… я по домашним животным… да, по скотине всякой!

– Ой, хорошо-то как! – поддержала хозяйка игру мужа. – У нас коза что-то ест плохо. И злющая стала – не подойти. Надо бы ее поглядеть!

Загнанный в угол юнец обреченно кивнул. Кринаш наблюдал за его агонией без жалости. Имя не назвать – это право гостя, но вот врать о себе…

Хлопнула дверь. Верзила сообщил с порога:

– Господин, сверху по реке идет «Летящий»!

– Но было же обещано, что мы не станем здесь задерживаться! Только причалим, узнаем, нет ли кого до Джангаша!

Бледный лысоватый человечек волновался, суетился, бросал несчастные взгляды то на невозмутимого капитана, то на Кринаша, то на худощавую высокую девушку, молча стоящую рядом с ним на пристани.