Империя травы. Том 2 Уильямс Тэд

– Ты винишь себя за то, за что другие не винят себя никогда, однако люди всегда будут тебя подводить. Если не лично, то группой. Твои идеи – такое же заблуждение, как вера эйдонитов, представление об идеальном Боге, который каким-то непостижимым образом умудрился создать человечество столь несовершенным. Быть может, это грандиозная шутка и мы не в силах оценить ее масштабы? Возможно, они думают, что их Богу настолько скучно, что лишь бессмысленные и пустые деяния Его созданий могут Его развлечь, или Он и в самом деле поставил перед ними задачи, которые ни один из них не в силах выполнить? Жестокость, мой болотный друг, – я называю такую идею крайней жестокостью.

Тиамак сделал несколько медленных вдохов.

– Быть может, я слишком много на себя беру, как ты говоришь, Энгас. Быть может, долгие годы мира неизбежно привели к ослаблению и постепенному распаду Ордена, нас осталось совсем мало, и мы разделены огромными расстояниями. Но непреложным фактом является то, что в тот момент, когда нужда в нас резко возросла, когда мудрость и знания стали единственным, что нам поможет, Орден манускрипта распался на части. На самом деле, нас осталось всего двое: Бинабик и я. Джошуа давно исчез, как и Файера, если она еще жива. Возможно, Этан сумеет что-то о ней разузнать, но я в этом сильно сомневаюсь, ведь в противном случае она бы обязательно с нами связалась.

– Может быть, дело в том, что мы до сих пор не можем отыскать никаких свидетельств существования «Короны из Ведьминого Дерева» и ее предназначения? – Энгас махнул рукой в сторону лежавших на столе книг и свитков. – Очевидно, что она имеет огромное значение для хикеда’я и зида’я. Мы нашли о ней не менее полудюжины упоминаний с того момента, как начали поиски, и почти все они отличаются друг от друга. Награда, предмет погребального обряда, стратегическая игра для развлечения ситхи… а что, если все это лишь ложный путь или обман, как сущность мечей, собранных во время войны Короля Бурь?

– Все возможно, – признал Тиамак. – Бессмертные, и в особенности королева норнов, разыгрывают очень длинную партию, и мы не можем понять ее смысла и целей. Однако факт остается фактом: когда Орден так необходим, он практически прекратил свое существование. И во многом по моей вине.

– Ну, я не в силах выдать тебе парочку членов Ордена из ничего, – с обидой сказал Энгас. – Я могу накормить тебя и выслушать жалобы. Но реформировать Орден не в моей власти, ведь я не являюсь его членом.

– Ну, если быть честным до конца, именно об этом я и хотел с тобой поговорить, – после некоторых колебаний продолжал Тиамак.

Энгас долго на него смотрел, а потом моргнул медленно и нарочито, точно лягушка, сидящая на частично затопленном дереве.

– Неужели?

– Ты сам сказал, что видишь многие вещи не так, как я, – продолжал Тиамак. – У нас с тобой совершенно разные опыт и жизнь, однако ты обладаешь одним из самых изворотливых умов из всех, которые я знаю, и умением замечать вещи, проходящие мимо меня. Твои научные изыскания, по твоим собственным словам, не обладают особой четкостью и строгостью – по правде говоря, ты позволяешь себе уходить в сторону, встретив понравившуюся тебе новую идею…

– И не только идею, – сказал Энгас, когда его повар принес поднос с луком-пореем, хлебом и сыром. – Красивое лицо или фигура могут также произвести на меня впечатление, хотя я могу лишь смотреть на них, да будут прокляты Небеса. – Он указал на стол. – Поставь все сюда и дай нам возможность побеседовать наедине – хорошо, Бреннан? – Энгас вздохнул. – Он весьма красив, не так ли? Но, хотя Бреннан отказался от сана священника, он все еще проповедует аскетизм. Еще одна причина презирать эйдонитов. – Энгас неловко потянулся к куску сыра. – Я прошу прощения за то, что перебил тебя. Ты говорил какую-то ерунду об Ордене манускрипта, и, насколько я понял, – хочешь, чтобы я стал его членом, правильно?

Тиамак кивнул.

– Все так. Нет смысла горевать о том, что следовало сделать в прошлом. Но мы можем попытаться исправить наши ошибки, даже если окажется, что уже слишком поздно. Я восстановлю Орден, и хотел бы, чтобы ты присоединился ко мне. – Он посмотрел другу и коллеге в глаза. – Ты готов?

Энгас покачал головой.

– Пусть боги любят тебя и присматривают за тобой, мой дорогой друг, – нет, нет, сто раз нет. Мне нужно очень многое сделать, а времени осталось совсем мало. Я провел почти четверть года в Эрчестере, пытаясь помочь тебе с ведьминым деревом и жуткой книгой епископа Фортиса, практически совсем забросив обязанности купца. Мало того что я сижу здесь, в темных покоях, пока Иссола пытается убедить короля Саймона пойти ей навстречу и подписать выгодные договоры для волчицы и ее проклятого синдиката, в то время как я пытаюсь читать древние тексты, – так ты хочешь, чтобы я еще больше погрузился в дела твоего Ордена? Нет, мой друг вранн с по-прежнему мокрыми ногами, это совершенно невозможно. Мои союзники и так очень мной недовольны.

Тиамак почувствовал, как у него сжимается сердце.

– Пожалуйста, Энгас. Ты должен понимать, что я обратился к тебе с этой просьбой не с легким сердцем.

– Что толку, если нас станет трое вместо двух, а один из троих калека, как я, неспособный никуда пойти самостоятельно – меня приходится носить, как Ликтора Видиана в его священных носилках, – пусть мне и не нужно, о чем я должен сразу сказать, надевать такие смехотворные шляпы?..

– Мы не остановимся на числе три. Я уже давно готовил брата Этана. И мне бы хотелось, чтобы ты с ним познакомился, я же читал тебе его письма.

– Тот самый Этан, которого сейчас водит за нос твой друг хирка?

– Этан не слишком опытен в житейских вопросах, но у него острый ум и доброе сердце. Да, брат Этан. И еще есть моя жена. Телия знает намного больше меня о самых разных вещах, и, как и ты, не переносит глупцов. Однако она намного вежливее тебя.

Энгас хрипло рассмеялся.

– О, значит, я могу присоединиться к тебе, твоей жене и эйдонитскому монаху, чтобы сразиться с надвигающейся катастрофой. Ну как тут можно отказаться?

– Конечно, ты можешь говорить все, что пожелаешь. Но я прошу тебя потому, что ты мне нужен, Энгас. Даже если мы переживем то, что на нас надвигается, нам необходимо сделать все лучше в будущем, если мы намерены предотвратить еще более страшные угрозы. Я не хочу умереть, когда Орден манускрипта будет находиться в полном упадке. Я не могу.

Некоторое время Энгас смотрел на него, и выражение его лица было не самым добрым. С немалым трудом он сумел поднести чашу с вином ко рту и сделать большой глоток. У него отчаянно дрожали руки.

– Сделка, – наконец сказал он. – Я предлагаю тебе сделку, лорд Тиамак, друг мой. Я пренебрегал своими обязательствами по отношению к Альянсу, помогая тебе отыскать смысл понятия «Корона из Ведьминого Дерева», а это кое-что для меня значит, если не для тебя. Мы месяцами просматривали бесчисленные старые тома, точно священники Усириса, пытающиеся найти обоснования для самоудовлетворения, и мои коллеги ужасающе на меня злы. – Энгас поставил чашу на широкий подлокотник.

Она едва не перевернулась, и Тиамаку пришлось подскочить к креслу и поставить чашу подальше от края, не обращая внимания на острый укол боли в ноге из-за резкого движения.

– Сделка? – спросил Тиамак. – Какого рода?

– Мне рассказали, что графиня Иссола прибудет из Пердруина через два дня. Будут публичные приемы, конечно, но король уже дал согласие на личную аудиенцию, чтобы обсудить с ней ее жалобы и требования.

– Конечно.

– Ну, вот мое условие. Если ты сможешь узнать, о чем на встрече говорили король и графиня, я присоединюсь к твоему Ордену.

Тиамак смотрел на Энгаса, наполовину уверенный, что неправильно понял его слова.

– Ты говоришь о личной аудиенции короля? Но это невозможно!

– Не беспокойся, тебе не придется прятать меня и мое кресло в тронном зале! – Энгас криво улыбнулся. – Молодой Бреннан стройный, как примула, и у него отличный почерк – ты же знаешь, что он не только мой повар, но и секретарь. Его можно спрятать в подходящем месте, где он будет все слышать, но его никто не увидит, и он запишет для меня их разговор. И тогда я смогу послужить моим коллегам из Альянса и не буду страдать из-за того, что уделяю им слишком мало времени, занимаясь проблемами твоего Ордена манускрипта.

Тиамак покачал головой. Ему стало холодно, и он почувствовал себя больным.

– Нет. Нет, Энгас, это невозможно. Я не могу предать доверие моего короля. И меня шокировало, что ты обратился ко мне с такой просьбой. Это было бы преступлением против всего, что мне дорого. – Он встал. – Прости меня. Я должен уйти. Сожалею, что отнял так много твоего времени.

Пока он шел по коридорам к своим покоям, Тиамак с тревогой почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Он постарался их сморгнуть, потом вытер рукавом, чтобы все следы исчезли к тому моменту, когда он окажется у двери.

Телия все равно почувствовала: что-то пошло не так, но после нескольких коротких ответов поняла, что Тиамак не хочет ей ничего рассказывать, и предоставила ему самому справляться с собственными проблемами. Он сел и попытался читать, но не мог сосредоточиться на словах. Тиамак чувствовал себя так, словно атака пришла с самой неожиданной стороны, как если бы к нему сзади подскочил грабитель и ударил дубиной по голове.

«Как я мог так ошибаться?» – думал он, и этот вопрос повторялся в его сознании снова и снова, как грохот колокола, в который звонит безумец.

Час спустя кто-то постучал в дверь покоев Тиамака. Молодой Бреннан выглядел суровым, как родитель ребенка, на которого напал один из его приятелей.

– Это для вас, милорд, – сказал он и вручил Тиамаку письмо с личной печатью купца. – Вы оба меня удивили.

Тиамак взял письмо дрожащими руками и вернулся к себе в кабинет.

«Мой любимейший вранн!

Позволь мне не тратить время на ненужные формальности. Ты был прав. Я предложил тебе бесчестную сделку и пожалел о своих словах, как только ты ушел, хотя мне потребовалось некоторое время, чтобы отсечь мякину моего гнева от зерна наших разногласий. Честно говоря, я был бы в тебе разочарован, если бы ты согласился. Во мне есть часть, которая иногда хочет убедиться, что другие столь же продажны, как я думаю, но это не та моя часть, которую я люблю.

Мне приятно, что ты чист сердцем, как я и подозревал, хотя боюсь за тебя в нашем опасном мире. Я позволил своему циничному сердцу взять над собой Вверх, в результате чего нанес вред нашей дружбе, которая для меня гораздо важнее, чем любой Альянс или Орден. Я надеюсь, что ты меня простишь, а если нет, придумаешь способ, который позволит мне однажды заслужить твое прощение.

Конечно, я присоединюсь к твоему Ордену ученых, если ты все еще готов меня принять. Я не полностью эгоистичен и вижу угрозы, которые беспокоят тебя. Как и ты, я опасаюсь будущего. Конечно, люди доброй воли, обладающие отважным сердцем, должны делать все, что в их силах, чтобы улучшить положение вещей, но так же должны поступать и те, чьи души не безупречно чисты, ведь таких, как я, больше, чем таких, как ты.

Дай мне знать, будем ли мы продолжать общение. Я плохо поступил с тобой, и за это никогда себя полностью не прощу. Я хочу, чтобы ты думал о моем поступке, как об ошибке слабого человека, которого посетила еще большая слабость.

Неизменно твой союзник, пусть я и перестал быть твоим другом.

Энгас эк-Карпилбин»

Когда Телия вернулась домой в начале вечера, она заметила, что настроение Тиамака улучшилось, но почувствовала, что сейчас им владеет не просто незначительное разочарование, а нечто большее, поэтому старалась говорить о самых простых вещах – цветах в саду и птицах, которых видела. Он принял ее подарок с благодарностью, и, поужинав холодным мясом и хлебом, супруги рано улеглись спать и провели мирную ночь.

Саймон оглядел небольшую группу собравшихся на совет. У него болела голова, и более всего ему хотелось вернуться в постель, хотя без Мири она уже не казалась ему надежным убежищем.

– Граф Ниал и графиня Рона, благодарю вас, – сказал он. – Вы, конечно, знакомы с сэром Закиелем, лордами Пасеваллесом и Тиамаком. – Он помолчал, на мгновение потеряв мысль. – Да. И еще с нами лорд Даглан, наш посол в Таиге, который вернулся, чтобы доставить нам ответ короля Хью. – Даглан, стройный лысеющий эркинландер, в жилах которого текла еще и кровь Эрнистира, выглядел мрачным. Саймон уже слышал новость и посчитал выражение его лица вполне подходящим. – В таком случае расскажите, что передает нам король Эрнистира, милорд.

– Он приносит свои извинения, но сейчас не может прислать своих солдат. – Лорд Даглан сделал вдох. – Он не станет собирать войско для войны, поскольку не считает угрозу настолько серьезной, как мы предполагаем, и утверждает, что даже если действительно норнов видели, это лишь незначительный рейд, который разобьется о защиту Эрнистира и Эркинланда, точно волна о скалистый утес.

– Лжец! – вскричал капитан Закиель, а потом огляделся по сторонам. Капитан понял, что из всех присутствующих он казался наименее взволнованным. – Я приношу извинение за слишком сильное выражение, ваше величество. – Я знаю, что Хью – ваш брат монарх…

– Мне никогда не нравилось это выражение, – сказал Саймон. – И в данный момент мне совсем не нравится король Эрнистира, так что не беспокойся о том, чтобы обуздать свой язык. Значит, Хью называет племянника Эолейра лжецом? Неужели он думает, что Элин выдумал историю об огромной армии норнов?

Даглан нахмурился.

– Он не сказал это прямо, но много говорил о том, что Элин находится под влиянием графа Эолейра, как он выразился. Король Хью утверждает, что дядя каким-то образом убедил молодого сэра Элина в угрозах, которых не существует.

Саймон откинулся на спинку трона, изо всех сил стараясь сдержать гнев.

– С тем же успехом он мог бы назвать меня лжецом прямо в лицо, если он так говорит об Эолейре, одном из самых осторожных и разумных людей, которых я когда-либо встречал.

– Сторонники Хью – большая часть двора – в последнее время потоками извергают подобную чушь, – сказал граф Ниал. – У меня сердце сжимается от боли, когда я произношу эти слова, но, я думаю, уже не вызывает сомнения тот факт, что король Хью хочет, чтобы ваши силы были измотаны сражениями с норнами – и тогда он сможет прибрать к рукам то, что останется. Даже в самом лучшем случае он не собирается и дальше оставаться под правлением Верховного Престола.

– Ну, тогда он проклятый предатель своего народа! – Саймон ударил кулаком по ручке кресла. – Неужели он не понимает, что норны не друзья смертным? Неужели рассчитывает, что они уничтожат Эркинланд, но позволят ему делать все, что он захочет?

– Главный вопрос состоит не в том, верит он в это или нет, – сказал Тиамак, – а почему? История показывает, что ситхи и Эрнистир были союзниками. Король Элиас единственный смертный, с которым норны подписали договор, но в самом конце они и его предали.

– Все дело в безумном почитании Морриги, – сказала Рона. – Оно одурманило разум Хью и многих его придворных.

Лорд Даглан кивнул.

– Графиня права, и ситуация быстро ухудшается. Только за прошедший месяц, со словами, что они возобновляют веру в богов Эрнистира, король и леди Тайлет построили святилище, посвященное Темной матери в самом Таиге.

– Клянусь колесницей Бриниоха! – Граф Ниал повернулся к Даглану, словно собирался схватить его за плечи. – Неужели это правда? Скажите, что я вас неправильно понял.

– Не могу. Они заявили, что это святилище Талам, которой до сих пор пренебрегали, но всем известно, что Талам Земли еще одно имя богини войны и смерти с тремя лицами. Вот почему ее перестали почитать – во всяком случае так было до сих пор. – Даглан повернулся к Саймону. – Чтобы быть честным до конца, ваше величество, я, конечно, отправлюсь туда, куда вы меня пошлете, но мое сердце подсказывает, что в Эрнистир лучше не возвращаться. Эрнисдарк стал странным, темным местом, по крайней мере, так мне представляется.

– О! Ваши слова разбили мне сердце! – воскликнула Рона. – Я никогда не думала, что мои соотечественники перейдут в тень так быстро и так беспечно. Моррига!

Пасеваллес откашлялся.

– Я понимаю ваше беспокойство и сожалею о том, насколько далеко от норм приличий, как складывается впечатление, ушел король Хью, но сожаления не решат нашу проблему, ваше величество. Если король Эрнистира нам не поможет, где мы найдем людей и оружие, необходимые для защиты Эрчестера от норнов? Герцог Осрик увел многих рыцарей и тысячу пехотинцев к границе с тритингами в поисках вашего внука.

– Мы получали какие-нибудь известия от герцога Гримбранда из Риммерсгарда? – спросил Саймон.

Пасеваллес кивнул.

– Сын Изгримнура остается нашим надежным союзником, но у герцога хватает собственных проблем. Норны все чаще стали появляться на Рефарслод, Лисьей дороге, они грабят фермы и поместья по всей ее длине, убивают людей и наводят на всех ужас. Герцог Гримбранд также опасается, что Хью строит планы по захвату земель на юго-западе Риммесгарда. Уже сейчас в фортах на их общей границе больше войск Эрнистира, чем в прежние годы.

– Клянусь проклятым Святым Деревом, – громко выругался Саймон. – Похоже, щенок думает, что он Тестейн! Неужели Хью планирует атаковать Хейхолт и занять Верховный Престол? Если бы у нас не возникали проблемы со всех сторон, я бы сам отправился в Эрнисдарк, чтобы преподать ему урок! Извини, Пасеваллес. Что может Гримбранд нам прислать?

– Он думает, что сумеет выделить тысячу пехотинцев и сотню рыцарей, но боится обнажить свои границы. – Пасеваллес печально улыбнулся. – Он просит, чтобы вы не считали, будто он увиливает от своих обязанностей. Он пришлет всех, кого сможет, но предупреждает, что они могут прийти не скоро, в особенности если норны перекроют дороги к северу от Эркинланда.

Саймон с шумом выдохнул.

– Ну, это серьезная головоломка. А что с герцогом Салюсером? Что пишет Фройе из Наббана?

Пасеваллес пожал плечами.

– Похоже на ситуацию у Гримбранда, однако проблемы герцога Салюсера возникли внутри самого Наббана – его брат и Далло Ингадарис, и все Пятьдесят семей скорее предпочтут воевать с тритингами ради собственной выгоды, чем отправить армию для защиты от угрозы, в существование которой они не очень верят.

– Они действительно думают, что мы выдумали норнов? Как они могли забыть, что всего тридцать лет назад Белые Лисы едва не уничтожили всех нас? – Саймон почувствовал, что у него горит лицо. Тиамак смотрел на него с тревогой, что только усилило гнев короля. – Значит, в тот момент, когда они нужны нам больше всего, все наши союзники заняты собственными проблемами!

Выражение лица вранна стало более задумчивым.

– Складывается впечатление, что кто-то плетет заговор, чтобы мы стали слабее, чем при обычных обстоятельствах, разве не так? – спросил Тиамак. – Как только королева Утук’ку посылает своих солдат в земли смертных, один из наших союзников внезапно вспоминает о древних религиях и начинает поклоняться темной богине. А посла, которого отправляют нам ситхи, пытаются убить стрелами тритингов.

– Я ничего не слышал о стрелах, – сказал Саймон. – Ты имеешь в виду женщину ситхи, которую едва не убили в Кинсвуде? Почему мне не сказали, что в нее стреляли стрелами тритингов?

– Потому что у меня не было доказательств – их и сейчас нет, – ответил Тиамак. – Из того, что стрелы оперены, как принято у тритингов, еще не следует, что стреляли именно они. Но интересно, что обитатели лугов стали причиной других наших проблем, и это дало повод Наббану не посылать к нам свои войска – и, конечно, возможное похищение вашего внука, принца Моргана.

Саймон вдруг понял, что у него голова идет кругом.

– Я не думаю, что понимаю тебя – ты хочешь сказать, что за всем стоит кто-то из тритингов? Мне казалось, нашим врагом является королева норнов.

Тиамак нахмурился.

– Она – наш самый страшный враг, тут нет никаких сомнений. Я должен подумать, ваше величество – записать все, чтобы иметь возможность оценить общую ситуацию. Я не знаю, как бессмертные могут незаметно для всех устроить для нас неприятности в Наббане, но остальное вполне им по силам – в особенности если они получают помощь от… от кого-то из наших.

– От кого-то из наших? – Саймон не понял, что сказал Тиамак. – Ты имеешь в виду тритингов? Или предполагаешь, что враг находится ближе? Мы знаем, что Эрнистир не заслуживает доверия, но… – Он посмотрел на Ниала и Рону. – Я имею в виду свинью Хью, конечно, а не добрых людей – таких, как вы.

Граф Ниал отмахнулся от его извинений.

– Пожалуйста, ваше величество. Я и сам ужасно разгневан тем, что творит Хью, поэтому только общая нужда и более серьезная опасность заставляют меня оставаться здесь. В противном случае я бы отправился в Эрнисдарк сегодня и обвинил Хью в преступлениях, которые он совершил.

– Нет, ты бы так не поступил, – заявила Рона. – В таком случае они бы просто тебя убили, а потом умерла бы я.

– Пожалуйста, прекратите, все, – взмахнул руками Саймон. – Никто никуда не поедет. Нам нужно о многом подумать, но еще больше требуется сделать. С помощью наших союзников или без них мы должны подготовиться к вторжению норнов в Эркинланд. Нам необходимо знать, где они сейчас находятся и что замышляют. Капитан Закиель, теперь ваша очередь. Расскажите нам, каких разведчиков мы можем послать, какие новости получены из Наглимунда, Леймунда и других северных пограничных крепостей.

Но, хотя Саймон очень хотел услышать новости от сэра Закиеля, на него обрушились собственные воспоминания о норнах и об их белых нечеловеческих лицах, которые преследовали его во сне столько лет.

«Мои худшие сны становятся реальностью. Нет, не худшие, – напомнил он себе и сотворил Знак Дерева, чтобы отвести злую судьбу. – Мири и Морган все еще живы. Они вернутся ко мне».

Пасеваллесу пришлось напрячься изо всех сил, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, когда он попрощался с королем и остальными и покинул тронный зал. Ему казалось, что мощный пульсирующий огонь пылает у него на спине, мозг кипит, и он с трудом скрывал дрожь в руках.

«Сопротивляйся гневу, – говорил он себе. – Гнев тебе не поможет». Ему ужасно хотелось иметь ясность взгляда сверху, божественного взора. Его обуревали ярость и страх из-за слов Тиамака – маленький человечек слишком близко подошел к истине. Вранн практически сказал королю и остальным аристократам, что кто-то из обитателей Хейхолта помогает врагам.

Некоторое время Пасеваллес шел по крепостным стенам, делая вид, что проверяет бастионы, но даже это место, дающее хороший обзор, не могло прогнать беспокойные, мрачные мысли. Он был так близок к победе – так близок! Однако каждый час, приближавший его к цели, также делал его положение более уязвимым. Неудача в одном из звеньев цепи – и его роль станет понятна всем. Наказание его не пугало, но сама идея поражения, мысль о несостоявшейся мести, горела в его душе так сильно, что ему хотелось кричать. Он спустился со стен и направился в свои покои канцлера.

Но, когда он к ним приближался, к нему подбежал паж, чтобы предупредить, что его ждет отец Боэз. Пасеваллес тут же развернулся и зашагал в противоположном направлении, к своей резиденции, он не хотел иметь со священником ничего общего. С тех пор как Боэз заменил Джервиса, упорный священник стал проявлять интерес даже к самым мелким проблемам и задавал неприятных вопросов больше, чем ног у сороконожки.

Однако все мысли Пасеваллеса сейчас занимал Тиамак. Если бы маленького человечка не связывали такие близкие отношения с королем, его давно можно было убрать, впрочем, существовало слишком много препятствий, не последним из которых являлась осторожность вранна. Пасеваллес подумал, не станет ли леди Телия более простой целью, но не смог убедить себя, что ее смерть принесет больше пользы, чем вреда. Овдовевшему Тиамаку будет совсем нечего терять, и он приложит еще больше усилий, чтобы отыскать предателя, в существовании которого уже почти не сомневался.

Пасеваллес даже рассматривал вариант просто отправиться к ним в спальню однажды ночью и убрать обоих с игровой доски раз и навсегда, но он знал, что в нем говорит разочарование. Он не для того зашел так далеко, чтобы потерпеть поражение из-за очевидных ошибок. Два десятилетия он потратил на то, чтобы стать незаменимым и полностью заслужить доверие короля и королевы.

Пока он шел к своим покоям, Пасеваллес на лестничной площадке натолкнулся на молодую горничную. Рядом с ней стояла большая корзина с бельем, и она опиралась руками в колени, переводя дыхание. Увидев Пасеваллеса, она покраснела еще сильнее, выпрямилась и сделала неуклюжий реверанс.

– О, милорд! Простите меня!

– Тебе нехорошо, дорогая?

– Нет. Просто корзинка очень тяжелая. Я остановилась, чтобы немного отдохнуть. – Она схватилась за ручки и начала поднимать корзину.

– Остановись, юная леди, ты себе навредишь. – Он немного помедлил, раздумывая. Все, кто проходили мимо него по лестнице, уже давно исчезли из виду, поблизости никого не осталось. – Я могу предложить тебе сделку. Но сначала скажи, как тебя зовут?

– Табата, милорд, рада вам помочь, – сказала она и сделала еще один реверанс, на этот раз более уверенно.

Ее лицо было круглым, но хорошеньким под краской румянца.

– Ну, Табата, вот мое предложение. Мне нужна твоя помощь для того, чтобы кое-что сделать наверху. И, если ты мне поможешь, я отнесу твою тяжелую корзинку, куда тебе требуется.

– Нет, милорд, я не могу вам позволить!

– Конечно можешь. Услуга за услугу – это честно, не так ли?

Она посмотрела на него с некоторой опаской.

– Но какая помощь может вам потребоваться от такой, как я?

– Ничего сложного, моя дорогая. Возможно, это даже покажется тебе приятным разнообразием в твоей обычной работе – ты ведь много работаешь, верно?

– О, да, хотя мне не следует так говорить. Старшая горничная иногда дает нам очень много работы, в особенности когда погода становится такой жаркой, как сейчас. – Она убрала локон с влажного лба.

– Тогда оставь белье здесь и пойдем со мной. Нет, сначала я должен быстро кое-что сделать. Отправляйся на верхний этаж и жди меня там. Давай, дитя, поторопись. Я занятой человек и не могу тратить на разговоры целый день.

Табата выглядела смущенной, но пошла вверх по лестнице. Пасеваллес подождал, когда она окажется на следующем этаже, наклонился, взял корзину и понес ее вниз. Он оставил ее на первом этаже рядом с дверью, выходящей в сад, и поднялся наверх. Как Пасеваллес и рассчитывал, его мысли пришли в порядок, ярость почти исчезла, и к нему вернулось спокойствие. Иногда такое случалось. Невозможно добиться серьезных результатов, если иногда не расслабляться.

Она ждала его в коридоре верхнего этажа, озираясь по сторонам так, словно никогда здесь не бывала.

– Кто-нибудь поднимался сюда? – небрежно спросил он, словно его не особенно интересовал ответ.

– Нет, милорд, только вы.

Пасеваллес зажег факел, который принес с собой, от канделябра на стене.

– Я хочу показать тебе комнату в конце коридора. Там ужасно пыльно, и никто не знает, как много слуг привезет с собой графиня Иссола из Пердруина, поэтому нам нужно подготовиться. – Он пропустил горничную вперед, вошел вслед за ней и закрыл за собой дверь.

Несмотря на то что Табата была горничной, ее немного удивило, что ее попросили исполнить работу горничной, но она постаралась сделать вид, что полна энтузиазма.

– Здесь не так уж плохо, милорд. Я все сделаю за час.

– Сначала я хочу показать тебе кое-что еще – ты уже бывала здесь раньше?

– Один или два раза убирала, когда только начала работать в замке.

– Ну, могу спорить, что этого ты не видела. – Он подошел к потайной двери за камином, снял канделябр и толкнул ее вперед. Дверь распахнулась почти бесшумно, но за ней была лишь темнота. Он повернулся к девушке и увидел, что она разинула от удивления рот и широко раскрыла глаза, румянец моментально исчез, и она сильно побледнела.

– Клянусь нашей Леди, что это такое? – спросила она.

– Зайди и увидишь. – Однако девушка не шевелилась, и Пасеваллес направился к ней, продолжая улыбаться. – Это действительно очень интересно, Табата. Ты никогда не догадаешься, что находится в конце прохода.

– Нет, я не могу это сделать, милорд, – в таких местах мне становится ужасно страшно. Я просто не могу.

– О, да, моя дорогая. – Теперь его мысли полностью прояснились, стали прозрачными, как воздух, чистыми, точно лед. Он видел все – представлял ясно и четко, его план открылся ему, точно прозрачный сияющий дворец. – Да, ты можешь. – Пасеваллес схватил ее за руку, зажал рот ладонью и потащил в сторону нетерпеливо ждущей темноты.