Хитник Бабкин Михаил

Глава 1

В городе наконец-то закончилась подготовка к завтрашнему празднику – в наступивших вечерних сумерках на громадном рекламном видеоэкране, поутру установленном возле здания мэрии, зажёгся приветственный лозунг: «Да здравствует Первое Мая!»

Что означало конец предпраздничной суете и напоминало гражданам о гарантированном Конституцией выходном дне, который надо потратить с толком. Ну, хотя бы основательно выпить-закусить, если лень станет ехать на дачи-огороды. Или вдруг погода не заладится.

Собственно, подготовка началась давно, за месяц до красной календарной даты, бывшей ранее государственно важной и значимой, а ныне называющейся скромно и политкорректно: «Праздник весны и труда».

А ещё это был день рождения мэра.

Весь апрель на центральных улицах трудились дорожные рабочие – в оранжевых куртках, при оглушительно рычащей иностранной технике – и меняли, где ни попадя, по известным только им секретным коммунальным планам хороший, всего лишь годичной давности, асфальт на новый. Не менее хороший.

Фасады соседних с мэрией зданий тоже спешно обновлялись, отчего воздух в центре города нестерпимо вонял нитрокраской, отработанным дизельным топливом и горячим асфальтом. В общем, пахло городской весной и обязательным, неотвратимым праздником!

Двери и козырьки магазинов за неделю до дня всеобщего трудового ликования украсились разноцветными воздушными шарами, а в витринах появились броские плакаты с сообщением о «первомайской распродаже с невероятными скидками! Только один день!» Голые, ещё безлистные деревья увесились гирляндами ярко мигающих по ночной поре лампочек; оживились уличные фотографы, навязчивые рекламные агенты и политические зазывалы. Впрочем, если фотографы и агенты действовали безмолвно, попросту суя в руки прохожих свои визитные карточки и рекламные листки, то зазывалы действовали гораздо наглее. От их разнобойных и противоречивых мегафонных криков, призывающих всех на первомайские митинги и демонстрации, а заодно к свержению чего-то там, поддержке кого-то там, непременной забастовке, недопущению и наказанию всех подряд – у непривычного человека тут же начинала болеть голова.

Глеб Матвеев был ко всему привычен и потому не обращал внимания ни на ремонт центральной улицы, ни на жестяные вопли партийных глашатаев, ни на прохожих. Глеб был сам по себе, а праздник – сам по себе. Да и то, какой к чёрту праздник, когда денег в кармане кот наплакал, в холодильнике пусто, а плата за снимаемую комнатёнку просрочена на месяц… Хорошо хоть владелец двухкомнатной квартиры был мужиком простым, без претензий: как ушёл дней десять тому назад в запой, так по сию пору и гулял где-то, напрочь забыв о своём квартиранте и его долге. Что Глеба, конечно, очень даже устраивало. Но от оплаты всё равно никуда не денешься…

Было Глебу двадцать семь и был он, говоря по-современному, «пожизненным лузером» – неудачником, плывущим в жизни по течению. Куда вынесет, туда и вынесет: обременять себя далеко идущими планами Глеб не собирался, его и так всё устраивало. Есть случайная работа и деньги – гуляем, нет денег – бутылки собираем. Или играем на гитаре где-нибудь в подземном переходе, пока музыкальные конкуренты не выгонят: у них там тоже всё схвачено, и «крыша» есть, и милиция своя, с пониманием. Но подзаработать немножко всё ж давали, из жалости – очень уж вид у Глеба странный был… не от мира сего, скажем так. Худощавый, роста выше среднего, тёмные волосы до плеч; брови домиком, печальные серо-зелёные глаза – зачастую Глеб прятал их за очками, тёмными и круглыми, один в один как у Джона Леннона; неухоженная, вечно растрёпанная бородка а-ля Гребенщиков и всегдашняя, стиранная до потери первоначального цвета бросовая одёжка из «Секонд хэнда». Плюс обувка из тех же запасов. Убогий вид, что и говорить… А убогих в подземных переходах старались не обижать, пускай себе! Как пришли, так и уйдут, чего уж там… Тем более, что на оскорбления Глеб не отвечал и в драку не лез – в общем, связываться с ним ни музыкальным конкурентам, ни милиции интереса не было. Ни денег отобрать, ни морду в запале побить, потому как вроде и не за что; одно слово – тоска ходячая, а не человек!

Разумеется «убогим» в обывательском смысле этого слова Глеб никогда не был. Но выглядеть недалёким полунищим было зачастую выгодно – во-первых, на него не обращала внимания милиция, когда он отправлялся за «бутылочной валютой» в городской парк имени писателя М. Горького, заодно проверяя глубокие урны на соседней с парком центральной улице. Во-вторых, жалостливые продавщицы на отработанном маршруте нет-нет да и подкармливали «бедненького мальчика» то пирожками, то чебуреками. А то и пивком угощали, если настроение было. Ну а в-третьих – и это самое главное! – его не замечали занятые своими делами прохожие. Нет, не то что бы нарочно нос воротили, не дошёл ещё Глеб Матвеев до той черты, когда человека не замечают демонстративно: Глеба не замечали подсознательно. Воспринимали как пустое место, соответственно его одежде и социальной значимости. Недочеловек, но и недобомж: нечто среднее, несущественное и ничем внятно не обозначенное. Как тень – много ли внимания на неё обращают?

Глеб прекрасно умел пользоваться этой своей незаметностью. Воровать он не воровал, упаси Боже, но вот оставленную на некоторое время без присмотра чью-нибудь сумку или портфель – если владелец слишком долго изучал ворон в небе или чересчур увлекался разговором по сотовому – законно объявлял своей находкой и уносил не слишком таясь, мгновенно исчезая среди прохожих. Словно невидимым делался… Впрочем, подобные «находки» у Глеба случались не часто и особой прибыли не давали.

Глеб Матвеев приехал в город лет пять тому назад из далёкого посёлка, не обозначенного не только на глобусе Земли, но и на подробной карте России; за славой и деньгами приехал, вот как. Прослышал, что в больших городах денег куры не клюют и любой маломальский толковый человек запросто может там сколотить себе приличное состояние, а после валять дурака и жить в своё удовольствие.

Ну, с состоянием у него ничего не вышло, не получилось как-то, а вот со всем остальным был полный порядок. Во всяком случае возвращаться в свой посёлок Глеб не собирался, больно надо! Лишь изредка писал письма отцу и матери, где сообщал, что у него всё хорошо, дела идут в гору, скоро заводик по производству плавленых сырков прикупит, тогда и денег пришлёт. А пока что замучили проблемы с фининспекторами, налоговой полицией и местными бандитами: всё точь-в-точь как по телевизору показывают, из жизни крутых бизнесменов. После чего шёл отправлять письмо на родину и попутно собирать пустые бутылки.

Родители Глебу не верили, обзывали его в ответных письмах «шпаной» и настоятельно требовали, чтобы сынок или немедленно женился на городской – для прописки и обуздания молодецкой дурости – или «вертался до хаты», где ему быстро вправят мозги на место. Тем более, что поселковый тракторист помер от дурного самогона и теперь есть рабочее место.

Насчёт женитьбы Глеб был не против, но как-нибудь потом, после… Когда дела и впрямь пойдут в гору: может, выиграет миллион в лотерею, а может, найдёт где сумку с килограммом стобаксовых купюр. Тогда и жениться не стыдно, почему ж нет! А пока для общения хватало Вики, тридцатилетней соседки по этажу, такой же как он мечтательницы и пожизненной «лузерши». Кстати, у соседки была знатная библиотека и Глеб волей-неволей приучился к чтению книг, чтобы соответствовать уровню Вики – не всё ж в постели с ней миловаться, иногда и поговорить с человеком надо! О вечном, умном: о поэзии, фантастике и детективах.

Вот так, в приятных мыслях о килограммовом счастье, брёл господин Глеб Матвеев по вечерней праздничной улице, мельком посматривая на разноцветные витрины, и по привычке заглядывая в решетчатые урны – всё равно стеклоприёмные пункты уже закрыты, чего зря посуду в руках таскать.

Однако мечты мечтами, а жрать хотелось до невозможности: сегодня Глеб весь день искал работу, хоть какую. Даже и не разовую, даже – эхма, трудиться так трудиться! – на целую неделю. Надо ж за квартиру платить, того и гляди хозяин из водочного заплыва вернётся… Но, как назло, все возможные места были заняты конкурентами, этими беспринципными сволочами и наймитами буржуев, которым плевать на всех, кроме себя. Вернее, плевать на Глеба… Эх, кабы Глеб занял какое из тех рабочих мест, он бы тоже поплевал на неудачников с большим удовольствием!

В карманах было негусто, всего пара червонцев с мелочью, особо не разгуляешься; в ближайшем продуктовом магазине Глеб купил полбуханки хлеба, маленькую бутылку дешёвой минералки и плавленый сырок (увы, не с его личного заводика) – вот и харч на сегодня. А что будет завтра, Глеба не беспокоило, уж как-нибудь да выкрутится! Не впервой.

Сев на лавочку напротив ресторана с лесным названием «Ёлки-палки», Глеб приступил к ужину. Конечно, хлеб с сырком – это вам не ростбиф с кровью и даже не покупные пельмени, но наесться можно. А если смотреть сквозь стеклянные окна на пирующих за столиками буржуев и представлять себя на их месте – жаренная на пахучем сливочном масле румяная куриная ножка, с гарниром из молочно-белого картофельного пюре; тающий во рту салат «Оливье» с нежной телятиной и дорогим майонезом; тонко нарезанные свежие помидорчики и огурчики, присыпанные не менее свежей зеленью; запотевший графинчик с хрустально-прозрачной водкой высшего качества, да под маринованные грибочки – то и хлеб сойдёт, чего уж там!

Однако доесть бутерброд из полбуханки и твёрдого сырка Глеб не успел. Громко хлопнула стеклянная дверь, едва не разбившись, и на улицу из ресторана выскочили двое – в чёрных костюмах и при галстуках, злые, орущие друг на друга; вмиг началась драка. Уж что не поделили эти два буржуя, Глеб не знал, да и дела ему не было до их проблем. Вон, вкусно поели-попили, дошли до кондиции и решили размяться, ногами-руками помахать, эка невидаль! Жаль, что оторвали от фантазий: хлеб вмиг стал хлебом, а сырок приобрёл вкус несвежего творога.

Попивая минералку, Глеб равнодушно смотрел, как два здоровяка мутузят друг дружку почём зря: происходящее чем-то напоминало ему гонконговские фильмы, очень уж профессионально дрались мужики, не по-детски грамотно. Прохожие, разумеется, кинулись врассыпную, но недалеко – даже спешившие немедленно остановились и стали поглядывать издали, чем закончится нежданное мордобойное дело.

И тут у одного из мужиков, лихо крутанувшегося на ноге, чтобы другой заехать в челюсть спарринг-партнёру, из кармана пиджака вылетело что-то тёмное, прямоугольное, и упало аккурат возле лавочки, на которой сидел Глеб.

– Опс, – встрепенулся Глеб, бросая недоеденный хлеб, – находочка! – он быстро огляделся, не видел ли кто ещё, и, наклонившись, ухватил тёмное и прямоугольное, на ощупь оказавшееся толстым, жёстким и с застёжкой. Портмоне, однозначно!

– Мне пора, – решил Глеб, вставая с лавки и собираясь, как обычно, незаметно нырнуть в собравшуюся толпу, раствориться в ней. Но тут случилось непредвиденное.

Бесцеремонно растолкав зевак, к месту драки выбежал милицейский патруль, да не обычный, а предпразднично усиленный: четверо дюжих молодцов в камуфляжках, с готовыми к бою дубинками. И одновременно в толпе завопил какой-то мерзкий пацанёнок, наверняка ябеда и маменькин сынок, уж Глеб таких достаточно повидал на своём веку:

– А вон тот у них кошелёк украл, я видел! Вон тот бомж, у лавочки! С козлиной бородой! – ближний к «бомжу» мент развернулся и без каких-либо разговоров цапнул его за плечо. Глеб, вспомнив свою любимую присказку: «Ноги мои ноги, уносите мою попу!», рванул с места в карьер, вырвавшись из крепкого захвата. Перепрыгнув через лавку, парень кинулся куда глаза глядят.

– Стоять! – истошно завопил позади него одураченный служитель порядка, – стоять, падла! – и тут же за спиной Глеба раздался топот казённых ботинок.

Глеб бежал не оглядываясь и не разбирая дороги: ветер развевал его волосы и бородку, делая Глеба похожим на удирающего от праведного наказания демона; над головой мелькали жёлтые нимбы тротуарных фонарей, то и дело высвечивая беглеца – спрятаться на центральной улице от милицейского ангела мести было негде. Краем глаза Глеб отмечал заинтересованные лица встречных прохожих, а краем уха слышал неотстающий топот: преследователь оказался упорным, то ли неохота ему было связываться с двумя ресторанными каратистами, то ли просто побегать захотелось, кто его знает!

Бежать поначалу было тяжело, сказывалось съеденное, но уже через полминуты Глеб почувствовал себя гораздо лучше – видимо, хлеб с сыром и минералкой пришли к выводу, что им сейчас не стоит вмешиваться в чужую разборку, целее будут, и провалились куда-то внутрь организма. Куда подальше.

Глеб нырнул в первую попавшуюся улочку – она была освещена не столь ярко – промчался по ней, отшвыривая мешающих дураков-прохожих; нырнул в другую, ещё темней, потом в следующую, потом ещё куда-то свернул… Топот за спиной Глеба уже давно стих, потерялся милицейский преследователь в лабиринте старых построек, тех, которые мэр в своё время обещал или снести, или благоустроить, но то времени не хватало, то денег, то желания… а Глеб всё бежал и бежал. Ноги сами несли его невесть куда.

Наконец до Глеба дошло, что погоня закончилась: тяжело дыша и часто оглядываясь – темно позади, ни черта не видно! Ни милиции, ни прохожих, – парень перешёл на шаг, потом и вовсе остановился. И осмотрелся по сторонам.

Глеб хорошо знал город, а в особенности прилегающие к главной городской улице древние застройки с кривыми улочками-переулочками и двухэтажными домами ещё дореволюционной постройки. Однако в подобном месте Глебу никогда бывать не доводилось. Мало того – скажи ему кто, что в старом районе города есть такая улица, никогда бы не поверил! Никогда!

Вообще-то Глеб бежал в сторону городского рынка и, по идее, должен был сейчас оказаться именно там – кстати, очень хороший рынок, на котором, особенно в летнюю пору, можно купить всё что угодно, причём не дорого. Кроме оружия, разумеется… Хотя поговаривали, что при необходимости и нужном количестве денег огнестрельное добро тоже найдётся.

Рынок был местом многолюдным, даже по вечерней поре; к тому же возле рынка, основательно въехав пристройками на его территорию, стояла церковь, монументальное строение с золотыми куполами и крестами, с высоченной башней-звонницей, – возле церкви, как правило, тоже не безлюдно, есть где затеряться…

Однако ни рынка, ни приметной даже в ночную пору златоглавой церкви поблизости не наблюдалось, не было их, словно никогда и не существовало.

– Да где же это я? – озираясь по сторонам, прошептал Глеб.

Неширокая улица тянулась вдаль, растворяясь в полумраке. Трёхэтажные дома с непривычно островерхими крышами тускло светились узкими, похожими на замковые бойницы окнами; чугунные фонари, явно газосветные, бросали на блестящую, словно мокрую брусчатку дрожащий бело-голубой свет. И, что самое поразительное, было ненормально тихо. Так тихо, словно все жители странной улочки массово уехали в честь первомая на Канарские острова, заодно прихватив с собой местных уличных собак, кошек и птиц.

Страшная была улочка, подозрительная.

Справа от Глеба, над каменными ступеньками с чугунными перильцами, по бокам дубовой двери висели два настенных светильника, круглые, карамельно-зелёного цвета. На изумрудном фоне каждого из них чётко высвечивалась алая надпись: «Аптека» – буквы были яркие и сочные, словно вплавленные в зелень стекла.

– Улица, фонарь, аптека, – сказал Глеб и нервно хихикнул. – Классика, блин. – Тут он вспомнил о зажатом в руке кошельке. Поднявшись по ступенькам поближе к зелёному свету – идти под чугунные фонари не хотелось, слишком они, те фонари, неправильными были, неуместными при нынешнем электрическом освещении – Глеб расстегнул кнопку-застёжку, раскрыл туго набитое портмоне как книжку и принялся изучать содержимое.

Первое, что увидел парень, были не деньги, хотя их в портмоне хватало – нехуденькая пачка в полсантиметра толщиной, то ли рубли, то ли доллары, поди разберись при зелёном освещении… Первым делом Глеб обнаружил тлеющую ровным бирюзовым светом карточку, наподобие кредитной: карточка лежала в отдельном прозрачном кармашке аккурат на развороте портмоне. Осторожно подцепив её ногтями, Глеб вынул карточку из кармашка и, пугаясь тому, что, может, она смертельно радиоактивная, оттого-то и светится, осмотрел кусочек пластика со всех сторон. Нет, ничего на той карточке не было, ни выдавленных цифр и букв, ни логотипа какого банка, ни обязательной магнитной полоски – ничего! Загадка, загадка…

– И долго мне ещё ждать, пока вы налюбуетесь адресной пластинкой? – желчно сказал кто-то позади Глеба неприятным, скрипучим голосом; Глеб от неожиданности чуть не рухнул со ступенек, ладно что перильце вовремя под руку попалось! Парень резко обернулся: пока он решал, опасна или не опасна бирюзовая находка, дверь за его спиной открылась – бесшумно, как в фильме ужасов. Тот, кто стоял в дверном проёме, несомненно явился оттуда же, из того же фильма: низкорослый аптекарь-старикашка в чёрном похоронном костюме странного покроя, застёгнутом до горла на громадные блестящие пуговицы, с чёрной же плоской шляпой на голове и зелёным вурдалачьим лицом. На ногах старикашки красовались высокие башмаки с серебряными пряжками размерами немногим меньше самих башмаков.

Позади аптекаря клубился серый туман – наверное, последствия какого-то неудачного лекарственного эксперимента: непростое оно дело, всякие новые пургены да касторовые масла изобретать! Вредная профессия, несомненно. Пожароопасная.

– Го… гоблин! – в полный голос воскликнул Глеб, таращась на зеленолицего старикашку, и лишь после вспомнил об изумрудных светильниках: ей-ей сплошной Хэллоуин, а не дежурное освещение!

– Где? – оглядевшись по сторонам, поморщился аптекарь. – Здесь? Ха! Вот не надо, молодой человек, этих ваших шуточек, не надо. Я знаю, что охранники – люди с особым чувством юмора, но всё же… – старикашка вынул из руки застывшего Глеба карточку и небрежно сунул её в карман пиджака. – Думаю, она вам больше не нужна. Давайте перейдём к делу, я и так уже опаздываю, – аптекарь раздражённо фыркнул, повернулся и ушёл в туман; заинтригованный Глеб, на всякий случай зажав нос пальцами, последовал за старикашкой – его, несомненно, с кем-то спутали, да, но отчего же не подыграть? Авось он с этой путаницы чего-нибудь и поимеет! Денег там, или дефицитных лекарств… Или, может, наркоту. Наркотиками Глеб не пользовался, водка для здоровья полезней, но знал одно место, где у него могли купить толковые «колёса» за вполне приличную цену. В общем, с дедом-аптекарем стоило пообщаться!

Как ни странно, само аптечное помещение было чистое, вовсе не задымленное. Несколько изумлённый Глеб даже остановился на секундочку, оглянулся – серый туман клубился лишь в дверном проёме, удивительным образом из него не вытекая.

– Это, наверное, дезинфекция здесь такая, особая, – в сомнении пробормотал Глеб, для проверки потыкав в туман кулаком, – от холерных микробов. Медицинское учреждение, всё ж таки…

– Молодой человек, с защитным пологом всё в порядке, можете не проверять, – приостановившись, нетерпеливо повысил голос аптекарь, – время! Время! Мне давно уже пора быть на празднике!

– Да-да, – спохватился Глеб, – разумеется, – и пошёл за старикашкой, с понятным интересом разглядывая дивную аптеку. Весьма необычную, надо сказать, уж Глеб всякие аптеки повидал, и государственные, и частные, и подпольные… Было с чем сравнивать.

Помещение оказалось без окон, просторным и высоким, ярко освещённым старомодно-хрустальной люстрой: ни газовых рожков, ни лампочек в люстре Глеб не заметил – похоже, светились сами хрустальные подвески. На стенах, под потолком, висели головы разных животных, большинство из которых Глеб видел впервые и понятия не имел, как они называются и где такие зверюги водятся. Единственная голова, которую он опознал, была массивная башка носорога с отпиленным под основание рогом – очевидно, аптекарь был знатным охотником! Гроза прерий и саванн, так его и растак…

Ещё вдоль стен высились белые шкафы со стеклянными дверцами: за дверцами, понятное дело, стояли всяческие разнокалиберные бутылочки с торчащими из-под резинок на горлышке записками, колбы с разноцветными жидкостями, длинногорлые фаянсовые кувшинчики и прочие медицинские банки-склянки.

Поперёк зала протянулся широкий прилавок с установленным на нём кассовым аппаратом невесть какого года выпуска – чёрным, громоздким, с вращающейся железной ручкой сбоку. Подобные счётные механизмы Глеб видел лишь в кино, про Америку тридцатых годов: именно такие кассы любили потрошить гангстеры, предварительно дав очередь в потолок заведения, для пущего эффекта. Или не в потолок, а сразу на поражение – в общем, когда как…

За прилавком, вдалеке, меж белых шкафов была видна дверь с большой понятной табличкой: «Вход только для персонала».

Рядом с кассой, абсолютно здесь неуместный, находился приличных размеров компьютерный монитор, ни к чему не подключённый. Глеб сразу представил себе, как по ночам коротышка-аптекарь подсоединяет тот монитор к системному блоку и, похрюкивая от возбуждения, лазит в Интернете по порносайтам – парень не удержался, захихикал.

– Не вижу причины для столь неуместного веселья, – надменно произнёс старикашка, останавливаясь возле прилавка и поворачиваясь к Глебу. – Вы опоздали на полчаса! Вам не хихикать надо, а горестно думать о том, что я сообщу завтра вашему начальству! Учтите, найти работу охранника по вызову после скандального увольнения, да ещё с подмоченной репутацией, будет не так-то просто… От меня теперь зависит, работать вам дальше в агентстве или нет.

– Виноват, исправлюсь, – вытянулся по стойке «смирно» Глеб, в душе посылая коротышку куда подальше. – Больше не повторится! Транспортные проблемы, господин аптекарь! Праздник, что поделать… Пешком бежал! Торопился, очень.

– Ага, – сказал аптекарь, уперев руки в бока и сверля Глеба злым взглядом. – Мда, действительно… Ладно, так и быть, прощаю в честь праздника. Но чаевых всё равно не получите, учтите! Не заслужили, да-с… Оплата будет стандартная, по таксе: сто долларов за ночное дежурство вам, десять агентству и ни цента больше! Утром и вручу.

– Рад стараться! – гаркнул от неожиданности Глеб: сто баксов за нефиг делать, да ещё аптека на всю ночь в его распоряжении – это, знаете ли, повезло так повезло. Редкостная удача!

– Ну-ну, – неопределённо ответил аптекарь, – будем надеяться… Спринт-шокер под кассой, бой-свисток там же, но пользоваться им только в крайнем случае, понятно? – Глеб охотно кивнул.

– Маршрутная карта обхода помещений на стене, вон там, – старикашка махнул рукой в сторону носорожьей головы: под ней действительно висело нечто цветастое, в рамочке, что Глеб поначалу принял за абстрактную картину. – Обходить каждый час. Особо обращать внимание на сейфовое помещение! Если оттуда, не приведи случай, пропадёт мой горшок, – аптекарь сделал драматическую паузу и, многозначительно разделяя слова, закончил фразу: – я… тебя… везде… достану.

Глеб промолчал, сказать было нечего: аптекарь однозначно и несомненно давным-давно сошёл с ума – ну на кой хрен, скажите, и кому нужен его ночной горшок? Тем более запертый в какой-то сейфовой комнате… И как подобным типам лекарства-то составлять разрешают, ведь потравит всех клиентов, зараза! Впрочем, это была не его, Глеба, проблема.

Убедившись, что охранник проникся важностью поручения, старикашка внезапно подобрел и, улыбнувшись Глебу щербатой улыбкой, сообщил:

– Ежели меня будут спрашивать всякие забывчивые, – он похлопал ладонью по монитору, – то я, само собой, на горе Брокен, в Гарце. Буду утром, часиков в восемь, не раньше. – Аптекарь подумал и нехотя добавил: – Ну-с, поздравляю с Вальпургиевой ночью, желаю спокойного дежурства и всякое такое! До завтра, – старикашка просеменил мимо опешившего Глеба, нырнул в серый туман. Потом, что-то вспомнив, наполовину вынырнул и, сварливо произнеся:

– Я сейчас включу защитный полог и запру дверь. К пологу не подходить, он чужих не признаёт, убьёт сразу, – окончательно исчез; за туманом лязгнул замок и Глеб остался один.

Опасливо косясь на серый туман, Глеб обошёл прилавок, присел и заглянул под кассовый аппарат: на полочке, в специальных зажимах, лежала белая дубинка с оранжевой рукоятью. Возле дубинки, в железной коробке под стеклянной крышкой, поблескивал хромом круглый, размером со средний мандарин, свисток на длинной цепочке. Глеб вынул из зажимов дубинку – неожиданно тяжёлую, словно сделанную из мрамора – достал свисток и принялся разглядывать табельные средства защиты и охраны. То есть выяснять, что в них такого спринт-шокерского и бой-свисткового.

С первым Глеб разобрался быстро: на рукояти дубинки нашлась кнопочка, которую он не раздумывая нажал – да и то, чего тут думать! Коли увидел где какую кнопку – сразу дави, не увидел – не дави… Простая житейская логика, всем и всюду понятная. Даже обезьянам.

Спринт-шокер вмиг налился яростно-голубым цветом, вокруг дубинки с сухим треском заплясали короткие молнии; запахло озоном и перегретой изоляцией. Глеб, открыв рот, с полминуты смотрел на электрическое чудо, а после убрал палец с кнопки.

– Поди, японская разработка, – уважительно сказал он, осторожно всовывая нагревшуюся дубинку за пояс брюк, – высоковольтная, на батарейках! Умеют самураи всякую оружейную фигню выдумывать, чего не отнять, того не отнять, – и перешёл к изучению бой-свистка.

Бой-свисток оказался штучкой помудренее спринт-шокера: во-первых, у него имелся предохранительный клапан с рычажком, закрывающий входное отверстие, и потому дунуть в свисток просто так, случайно, никак не получилось бы – вначале надо было нажать на рычажок. А, во-вторых, на свистке обнаружилась художественно выполненная гравировка: череп с двумя скрещенными под ним косточками. И с предупреждающей надписью, пониже косточек: «За необоснованное использование штраф в размере пяти лет жизни».

– Да ну его нахрен, – правильно рассудил Глеб, засовывая вредный свисток назад в коробку, – обойдусь как-нибудь одной дубинкой! Что это за порядки – подудел по приколу не вовремя, а тебя в тюрьму на пять лет… Буржуйский произвол, одно слово. – Сложив руки за спиной и по-гусарски выпятив грудь, Глеб подошёл к носорожьей голове и, покачиваясь с пятки на носок, ознакомился с маршрутной картой. Обходить аптеку каждый час он не собирался, ишь чего захотели, но узнать, где что находится вовсе не помешает… Опять же, шутки шутками, но всё же надо хоть изредка поглядывать на то сейфовое помещение с горшком! Похоже, чокнутый аптекарь не врал по поводу того, что сможет достать «охранника» где бы он ни был – разумеется, в случае пропажи того ночного горшка. И ещё у Глеба возникло нехорошее ощущение, что он вляпался во что-то не столь безобидное и прибыльное, как показалось ему сначала. Очень может быть, что услугами этой аптеки пользуются далеко не простые смертные, ох и не простые! Местные «крёстные отцы», например. Или вообще какая-нибудь тайная экстремистская организация с шахидскими поясами от радикулита… Искать и тырить наркотики Глебу совершенно расхотелось, пропади они пропадом! Жизнь дороже.

Судя по маршрутной карте, аптека была большой. Да что там большой – огромной! Настоящий лабиринт с запутанными ходами-коридорами, всяческими залами, зальчиками, подсобками и кладовыми, раскрашенными на плане в разные цвета. Маршрутную карту вдоль и поперёк испещрили тонкие стрелки-указатели, подписанные малопонятными пиктограммами; особо выделялись два помещения, помеченные красным кружочком и синим крестиком.

В кружочке была изображена то ли пивная кружка с жёлтой шапкой пены, то ли переполненный ночной горшок – теперь Глебу стало понятно, где находится сейфовый зал. Рядом с крестиком обнаружилась нарисованная решётка: что это могло означать, Глеб понятия не имел. Возможно, там хранились сильнодействующие лекарства, за крепкой-то решёткой. А, может, и не хранились… Кто их, сумасшедших аптекарей, знает!

В самом низу плана Глеб увидел сделанную тушью каллиграфически ровную надпись: «Маршрутная карта V-Аптеки. Для служебного пользования». А ещё чуть ниже: «Утверждаю. Лепрекон Хинцельман». И длинная узкая роспись, чёрной стрелой уткнувшаяся в фиолетовую мишень гербовой печати.

– Ничуть не сомневался, – понимающе хмыкнул Глеб. – А то я не знал, что в лекарственном бизнесе сплошь одни Хинцельманы Лепреконовичи да Зильберманы Абрамовичи заправляют… Мафия, понимаешь, – потеряв интерес к надписи, Глеб снял маршрутную карту со стены и, зажав её под мышкой, пошёл на обход аптеки, к двери с табличкой «Вход только для персонала». Проверять, на месте ли особо ценный ночной горшок аптекаря Хинцельмана Лепреконовича.

…Коридор, по которому шёл Глеб, иначе как «катакомбами» назвать было нельзя. Сложенный из тёсаного камня, с низким сводчатым потолком и бездымными факелами на стенах, он более соответствовал какому-нибудь феодальному замку, чем патентованному медицинскому заведению. Голубое пламя факелов, ровное и яркое, наводило на крамольную мысль, что горючим у них служит чистый спирт: впрочем, при таком сдвинутом по фазе аптекаре почему бы и нет? С него станется… Посмотрев на факелы, Глеб с недоумением покачал головой, сказал:

– А компьютер он к костру, что ли, подключает? – и отправился в путь, меланхолично насвистывая себе под нос жизнеутверждающий мотивчик про серенького козлика с бесхозными рожками и ножками.

От основного коридора там и тут ответвлялись узкие коридорчики-ходы, тоже со сводчатыми потолками, каменными стенами и железными дверями меж спиртовых факелов. Глеб, по-хозяйски уверенно, сунулся было в один из тех ходов, но, дойдя до ближайшей двери с надписью: «Лекарства списка А», очень некстати услышал за ней звон цепей и глухие, душераздирающие стоны; пятясь на цыпочках и стараясь не заорать от ужаса, бравый охранник поспешил убраться из жуткого места.

– Да чтоб я ещё хоть раз в ночные сторожа нанялся? – отдышавшись, невесть кому заявил Глеб. – Нафиг-нафиг, стерегите своих привидений сами! – Он достал из-за пояса спринт-шокер и крадучись пошёл дальше, не проявляя более никакого служебного рвения. То есть не заходя в коридорные дыры и делая вид, что их вообще не существует: если не смотреть опасности в лицо, то её как бы и нету! Очень, между прочим, удобная позиция. Особенно если деваться некуда.

Коридор неоднократно разветвлялся и Глеб, чтобы не заблудиться, то и дело сверялся с картой. Путь казался бесконечным как латиноамериканский телесериал с амнезийными дядюшками и коматозными тётушками; через некоторое время каменный пол ощутимо пошёл под уклон. Судя по плану, где-то здесь, в одном из ответвлений, находился зал с горшком имени гражданина Хинцельмана. Из-за которого, собственно, и было затеяно это дурацкое путешествие по местам всенародного страха – знал бы Глеб, что его здесь ждёт, хрена бы пошёл, просидел бы всю ночь за прилавком, зевая и рисуя слюнями чёртиков на экране монитора. Но что поделать: раз уж решил посмотреть на аптекарскую посудину, то надо закончить начатое, не возвращаться же назад впустую! Хотя, конечно, можно было бы и вернуться… но, откровенно говоря, Глеба и самого заело любопытство, что ж там за горшок такой – знать, очень и очень необычный, если учесть то, что «Лекарства списка А» охраняет цепной призрак. Вообще-то Глеб не верил в призраков, но тут, в подвальной тиши, при беззвучно горящих факелах, не то что в привидений – в окончательную победу марксизма-ленинизма поверишь! В отдельно взятом подземелье…

Сейфовое помещение располагалось в торце недлинного коридорчика, пропустить который Глеб никак не мог – у входа флуоресцентной краской был нарисован приметный красный круг. Стальная дверь с запорным колесом и толстенным бронестеклом смотрового окошка вызывала невольное уважение: именно за подобными дверями, как правило, находятся государственной важности документы с грифом высшей супер-пупер секретности… или уложенные штабелями, до потолка, тугие денежные пачки… или атомный реактор, мечта глобальных бомбистов-террористов.

Или здоровенный, размером с газовую плиту, чугунный горшок – доверху, с горой, заполненный блестящими в свете факелов золотыми монетами.

Глава 2

– Однако, – только и сказал Глеб, в изумлении рассматривая аптекарский горшок через бронестекло. – Круто местные лекарственники живут, ой круто! Пойти и мне, что ль, в лекари-аптекари? Тоже горшочек себе заведу, нехилый… Не, фиг возьмут, у меня лицо не той аптекарской внешности. Не хинцельманской.

Вдоволь налюбовавшись на золото и на всякий случай безуспешно покрутив туда-сюда запорное колесо, Глеб отправился в обратный путь. Сбитый с толку увиденным, он брёл по коридору, рассеянно поглядывая на карту и обдумывая извечную, понятную всем безденежным людям мысль: и откуда только у этих буржуев столько бабок берётся? Как они ухитряются-то? И яхты, понимаешь, и дворцы, и личные самолёты, и счета в банке… И горшки с золотом.

Придя в конце концов к выводу, что дедушка Ленин был ох как прав насчёт раскулачивания всей этой капиталистической сволочи, Глеб внезапно остановился и растерянно огляделся. Только сейчас он обнаружил, что увлёкшись революционными идеями, где-то свернул не туда… вообще невесть куда свернул! И, похоже, напрочь заблудился в лабиринте ходов.

– Это я неудачно зашёл, – сообщил сам себе Глеб, нервно почёсывая в бородке и сравнивая маршрутную карту с окружающей его действительностью: действительность никак не совпадала с нарисованным… Вернее, совпадать-то она, конечно, совпадала, да, но на каком участке карты и в каком её направлении – понять было невозможно.

– Надо искать какой-нибудь приметный ориентир, – грамотно рассудил парень, – где тут у нас ориентиры? Нету? Ну, тогда пойду дальше, авось чего и найду. – Вытащив на всякий случай из-за пояса спринт-шокер, Глеб отправился куда глаза глядят. То есть вперёд.

Коридор вскоре разветвился и Глеб, заявив, что его дело правое и он всё равно победит, свернул направо – а какая, в сущности, разница, куда идти! Главное, не стоять на месте.

Сколько блуждал Глеб по коридорам, сказать было трудно: часы он принципиально не носил, уверенно считая, что вольным людям эта буржуинская цацка и нафиг не нужна – творческий человек живёт по своим временным законам! Подчиняясь только велениям души и зову желудка.

Кстати, о зове желудка: Глебу опять захотелось есть. Но более всего ему хотелось пить… А лучше всего – выпить! Пивка там, или водочки от стресса… Очень уж нервная работа у охранников, очень. То горшки с золотом, к которому не подступишься, то привидения всякие, то дурацкие лабиринты без указательных знаков, издевательство, честное слово! Но пока не найдётся нужный ориентир, о еде и питье лучше забыть – решил Глеб. Но отчего-то не забывалось…

Ориентир нашёлся внезапно, причём знатный ориентир, можно сказать – радостный. Свернув в очередной коридор, оказавшийся коротким тупиком, Глеб упёрся в железную дверь-решётку. Дверь была заперта на висячий амбарный замок; за решёткой, на высоком стеллаже, располагались самые разнообразные по форме и размерам бутылки. Зелёное стекло заманчиво поблескивало в свете настенных факелов, душевно напоминая собой обстановку винно-водочного магазина: Глеб едва слюной не поперхнулся, представив, какие замечательные напитки находятся перед ним, только руку протяни! Хотя, возможно, это были обычные микстуры от кашля или поноса.

Над дверью висела белая эмалированная табличка с плохо различимой в коридорном сумраке надписью; отступив на шаг, Глеб поднял спринт-шокер повыше и нажал на кнопку. Ярко-голубое свечение дубинки не хуже фонаря высветило чёрные, выполненные готическим шрифтом слова: «Carcer ad spiritum».

– Это по каковски-то написано? – озадачился Глеб, таращась на невразумительную надпись. – Английский, что ли? Ээ… какой-то «каркер», ад и спиритум… бредятина, ей-ей! Нет, чтобы по-русски… всё бы им, медикам-вредителям, над трудовым народом издеваться!… Эге, я понял: спиритум – это ж и впрямь спиртное! То, что надо, – обрадовался парень. – Поди, марочное, коллекционное, не зря же под замком! А то и вообще чистый спирт… Ну и Лепрекон Абрамович, ну и удружил! Молодец, – Глеб выключил спринт-шокер, сунул его за ремень. Потом, вдруг что-то сообразив, с новым интересом глянул на дверь-решётку, на карту, где имелась пиктограмма в виде той решётки, и хлопнул себя по лбу:

– Вот же он, ориентир! Ай да я, ай да каркер спиритум! Сейчас бутылочку прихвачу и на рабочее место, хватит дурака валять, пора и делом заняться. – Глеб прижался к решётке, протянул руку: увы, до заветного стеллажа не хватало всего ничего, сантиметров десять.

– Тю, блин, – в сердцах выругался Глеб, – облом какой! Что же делать-то? Дубинкой, что ль, в какую бутылку потыкать? Нет, упадёт и разобьётся, никакого с того проку… – он закручинился, но ненадолго: когда чего-то очень хочется, даже обезьяна может проявить недюжинную смекалку! Не говоря уже о творческом человеке, у которого душа требует выпить.

– Врёшь, не возьмешь! – прорычал Глеб, выдёргивая ремень из брючных петелек, – и не такие преграды брали! – он бросил спринт-шокер на пол, торопливо продел ремень в его же скобу-застёжку и, вновь прижавшись к решётке, не целясь – куда попадёт, туда и попадёт – накинул самодельное лассо на горлышко одной из бутылок. После чего крайне осторожно стал затягивать петлю. А уж затем рывком сдёрнул бутылку с полки, в полёте поймал её свободной рукой и, счастливый до невозможности, вытащил посудину через ячейку решётки.

– Так-то, – невесть перед кем похвалился Глеб, – знай наших, – устроив ремень на место, парень подхватил дубинку и скоренько отправился в обратный путь, крепко прижимая трофей к груди. Теперь, когда Глеб знал где он находится, никаких проблем с возвращением в зал аптеки не предвиделось. А что до всяких призраков и чертовщины, так какой же русский человек её убоится, коли у него с собой полный флакон выпивки и непреодолимое желание с той выпивкой разобраться! Тут, пожалуй, чертовщине самой надо бояться, прятаться и не шуметь… Во избежание всяческих неприятностей, так сказать.

Аптечное помещение встретило Глеба мёртвой тишиной: ничего здесь за время отсутствия мужественного охранника не изменилось. Всё тот же защитный полог, всё те же головы на стенах, прилавок с кассовым аппаратом и монитором – хозяин аптеки, к счастью, пока не вернулся, а то, небось, было бы крику, увидь он Глеба с добычей!

Повесив маршрутную карту на место, Глеб поставил бутылку на прилавок, вернул спринт-шокер в зажимы и, облегчённо переведя дух – фиг он больше на обход пойдёт, фиг! – пошёл искать стакан и какую-нибудь закуску. Сейчас он накатит по первой, расслабится, а после не торопясь, потихоньку, изучит содержимое чужого портмоне: из-за всей этой свалившейся на него внезапной охранной непонятности Глеб напрочь забыл о найденном… ну, почти найденном, кошельке.

Стакан нашёлся у рукомойника, за одним из шкафов, а закуской послужил надгрызенный чёрствый пряник, обнаруженный под прилавком. Больше ничего съестного в помещении не было, разве что какими микстурами и таблетками попользоваться…

С сомнением оглядев пряник, Глеб на всякий случай ополоснул его под краном и положил на прилавок, сушиться. А после, глотая слюну в предвкушении, взял бутылку и, поднатужившись, хоть и с трудом, но выдернул из неё далеко выступающую длинную пробку.

Пробка выскочила с оглушительным хлопком, не хуже чем из бутыли с тёплым, старательно взболтанным шампанским; из горлышка вырвалось дымное облачко и тут же растаяло. А сама бутылка вместе с пробкой рассыпались зелёным пеплом, который, впрочем, тоже немедленно исчез.

– Офигеть можно! – пробормотал Глеб, ошарашенно рассматривая пустые руки, – что за фокусы, блин! Что за… – он поднял глаза и оторопел ещё больше. Потому что помещение, где он находился, изменилось до неузнаваемости. До дрожи в коленях, до обморочного испуга, до внезапного понимания того, что он, Глеб Матвеев, вот-вот станет таким же безумным как и господин Хинцельман Лепреконович с его страстью к цепным привидениям и чугункам с золотом. Если уже не стал.

Аптечный зал теперь освещала не люстра, а усеянное множеством самосветных грибов тележное колесо, подвешенное на цепи к неровному каменному потолку. Медицинские шкафы превратились в выдолбленные стволы деревьев, растущих из каменного же пола; головы на стенах нынче слепо ворочали глазами, беззвучно раскрывая и закрывая пасти. Монитор на покрывшемся мхом прилавке вдруг обратился в хрустальный шар, тлеющий мягким фиолетовым светом; защитный полог налился багровым лавовым заревом. А ещё в стене зала, неподалёку от прилавка, появилась новая, покрытая древесной корой дверь.

Неизменным осталось только четыре вещи: кассовый аппарат, маршрутная карта, рукомойник и стакан.

Глеб открыл было рот, собираясь заорать дурным голосом, завыть во всю глотку и кинуться прочь, хоть куда, хоть в защитный полог, а там пропади оно всё пропадом, когда кто-то шепнул ему на ухо: «Молчи, дурак! Лепрекон на подходе… Я сейчас тебе помогу», – и тут Глеба отпустило. Нет, вся окружающая его жуть никуда не исчезла, просто Глебу внезапно стало всё безразлично. По барабану стало! Ну, самосветные грибы, ну, головы с глазами… деревья до потолка, хрустальный шар – а и фиг с ними. Не кусаются же.

Глеб не успел удивиться случившейся в нём перемене: в изменившийся аптечный зал, сквозь враз потускневший защитный полог, ввалился Лепрекон Хинцельманович собственной персоной, явно пьяный и в весьма непотребном виде. Мало того, что аптекарь с трудом стоял на ногах, он ещё оказался весь измазан в грязи, словно его черти по болоту таскали; помятая шляпа обвисла полями, а на одной ноге отсутствовал башмак.

– Здравия желаю, господин начальник! – вытянувшись в струнку отчеканил бравый охранник Глеб. – Докладываю: за время моего дежурства никаких происшествий не произошло!

– Ык, – утробно ответил господин начальник, невидяще поводя глазами по сторонам точь-в-точь как его охотничьи трофеи, и осторожно, по стеночке, двинулся к одному из деревьев-шкафов, – младец… Щас я, ык… погди. – Аптекарь отсыпал трясущейся рукой с пяток таблеток из стеклянной колбы, проглотил их не запивая, и мгновенно начал трезветь. Во всяком случае взгляд у Лепрекона Хинцельмановича стал вполне осмысленным.

– Ты вот что, – приказал аптекарь, – ты тут побудь, а я по быстрому себя в порядок приведу, после наши дела и закончим, – Хинцельман скрылся за новой дверью.

Глеб, заинтересовавшись чудо-лекарством, подошёл к шкафу, взял колбу и прочитал написанное на ней чёрным маркером: «Каспарамид». Название отрезвляющего средства было знакомо, где-то Глеб его уже слышал, но поди упомни наверняка за всеми теми лекарственными телерекламами!

– Классный алко-зельцер, – с уважением сказал Глеб, собираясь отсыпать себе пригоршню таблеток про запас, но не успел – господин аптекарь действительно привёл себя в порядок по быстрому. И как он только ухитрился?

В этот раз господин Хинцельман выглядел куда как лучше: зелёная рубаха, алый жилет с громадными пуговицами, зелёные же короткие штаны, длинные голубые чулки и, само собой, башмаки с серебряными пряжками. В общем, нормальный вид городского дурачка, в очередной раз выпущенного из психбольницы на побывку – людей попугать, себя потешить.

– Как прошло дежурство? – строгим голосом поинтересовался аптекарь, напрочь позабыв недавний доклад Глеба. – Горшок проверяли? Звонки по инфошару были?

– Никаких происшествий не случилось, – повторно отрапортовал Глеб. – По… ээ… инфошару тоже никто не обращался. Так что давайте сто баксов, как договаривались, да я пошёл.

– Лады, – кивнул аптекарь. – Контрольная проверка, и вы свободны. – Глеб замялся, не понимая значения слов «контрольная проверка».

– Руки на шар положите, – подсказал Хинцельман, – вы что, первый раз на дежурстве? Вас должны были проинструктировать.

– Первый, – подтвердил Глеб, торопливо обхватывая хрустальный шар ладонями, – а инструктировали второпях, может, чего и упустили.

– Тем более нужна контрольная проверка, – назидательно сказал аптекарь, – а то всяко по первому разу бывает: случается, и обворовывают охраняемого, по незнанию последствий. Очень, знаете ли, нехороших последствий, – Глеб судорожно сглотнул, вспомнив зря украденную бутылку.

– Что там у нас? – аптекарь уставился в шар, посмотрел туда и парень. В хрустальной сфере поплыл фиолетовый туман, рассеялся, и Глеб увидел в глубине шара себя, только маленького, словно мультипликационного. Вот он ходит по коридорам… вот заглядывает в сейфовое помещение через бронестекло… вот подходит к двери-решётке и… и осмотрев амбарный замок, уходит прочь. Никаких попыток стянуть бутылку со стеллажа мультяшный Глеб, в отличие от реального, предпринимать не стал. И это было, по меньшей мере, удивительно… Нет, не удивительно – поразительно! Причём настолько, что Глеба от неожиданности прошиб пот.

– Тэк-с, – удовлетворённо хмыкнул аптекарь, – порядок. Ладно, претензий нет, – Хинцельман достал из кармана жилетки заранее подготовленную стодолларовую купюру, небрежно протянул её Глебу: – Держите, мы в расчёте. А теперь будьте любезны убраться вон, ко мне скоро важный клиент должен приехать.

– Разумеется, – согласился Глеб, пряча деньги в карман рядом с так и не изученным портмоне: он и сам не собирался задерживаться здесь ни единой лишней минуты.

– Адресную пластинку я верну в охранное агентство завтра, – сообщил аптекарь, с брезгливым видом протирая носовым платком оставленные Глебом на шаре отпечатки ладоней, – сотру с неё магокод доступа на мою улицу и верну. Так своему начальству и скажите.

«Какую пластинку?» – чуть не ляпнул Глеб, но вовремя вспомнил тлеющую бирюзовым светом пластиковую карточку, что обнаружил в кошельке. Ту самую, которая, похоже, непонятным образом и привела его сюда, к аптеке.

– Хорошо, я доложу, – согласился Глеб и не попрощавшись – а чего прощаться, коли дело сделано, оплата получена – вышел из аптеки.

На улице оказалось раннее утро, часов пять, не более: небо, ещё серое, постепенно наливалось синевой и обещало хорошую погоду; прохладный воздух был свеж и вкусен после лекарственных запахов аптеки. Глеб, то и дело оглядываясь на дверь с двумя зелёными светильниками по её бокам, поспешил мимо сырых от росы чугунных фонарей прочь – в ту сторону, откуда прибежал сюда прошлым вечером. Вернее, куда адресная пластинка приволокла.

Трёхэтажные дома смотрели на Глеба узкими окошками, холодно смотрели, равнодушно: за тёмными стёклами плотно закрытых окон не светилось ни одного огонька. И, как и вчера, на улице не было ни души.

Глеб поёжился и ускорил шаг – ему здесь не нравилось.

Улица всё тянулась и тянулась, напоминая Глебу бесконечный коридор жуткой аптеки. Вот только никаких ответвлений тут не предвиделось: улица была прямая как траншея газовой магистрали, ни отходящих тебе в сторону улочек, ни двориков, ни скверов, ничего!

Вскоре с левой стороны показались до боли знакомые дверь и два зелёных светильника. Глеб, не веря глазам, обнаружил, что вновь находится возле той же самой аптеки, из которой недавно вышел – уж он-то не спутал бы её ни с какой другой! Далеко обогнув каменные ступеньки, парень припустил бегом; через три минуты дверь и светильники появились вновь. Глеб, затравленно озираясь, побежал дальше…

Аптеку он миновал раз пять, прежде чем окончательно выдохся и, перейдя с бега на шаг, побрёл навстречу неизбежному – на очередное свидание с медицинским логовом имени Лепрекона Хинцельмана, пропади он пропадом вместе со своей аптекой и ста баксами за дежурство!

И только сейчас, немного успокоясь, Глеб услышал тот же самый голос, который вовремя предупредил его о возвращении Лепрекона: голос был тихий-тихий, на грани слышимости. Как будто кто-то изо всех сил орал за толстенной стеной – пытался докричаться до Глеба.

– Эй ты, кретин! – возмущался далёкий голос, – и сколько ещё ты собираешься бегать по закольцованной реальности, а? Тебе не надоело? Ты слышишь меня или нет?!

– Слышу, – пробормотал Глеб, останавливаясь и тяжело дыша. – Ты где? Ты кто? – Он осмотрелся, задрав голову: отчего-то Глебу показалось, что голос доносится сверху, с одной из крыш мёртвых домов.

– Ты башку-то опусти, – посоветовал голос, – нечего в небо пялиться, второе пришествие ещё не скоро будет… Кто я, да где я, оно тебе пока без разницы, успеешь узнать. Сваливать тебе отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше!

– Согласен, – Глеб облизал пересохшие от бега губы, – а как?

– Легко, – заверил его голос. – Закрой глаза и иди туда, куда я тебе скажу, в точности выполняя мои приказания.

– Вот ещё, – оскорбился Глеб, – да я принципиально ничьих приказаний-указаний не выполняю! Вольный я человек, понимаешь? И вообще, вдруг ты меня в какую ловушку заведёшь?

– Кретин ты, а не вольный человек, – устало сказал голос. – Кабы я хотел тебе пакость устроить, то не стал бы изменять показания инфошара при контрольной проверке. Да ты и так в ловушке, дурья твоя башка! Выглянет Лепрекон на улицу важного гостя встречать, а тут ты круги нарезаешь… Он же сразу смекнёт, что никакой ты не охранник, а так, козёл с бантиком. И вызовет орков из службы магоохраны!

– За козла ответишь, – твёрдо пообещал Глеб. – Найду – всю морду разобью!

– Ага, прям щас, – развеселился голос. – Закрывай глаза, ты, козёл с бантиком! – Глеб зло плюнул на брусчатку, выматерился и закрыл глаза.

– Прямо, – сказал голос, – прямо, прямо… направо.

– Там же дом, – не утерпел Глеб, – об стенку убьюсь.

– Направо! – категорично потребовал голос, – хватит выкобениваться, жить, что ли, надоело? – Жить Глебу не надоело и он, повернув направо, пошёл, выставив перед собой руки. Но ожидаемой стены перед ним не оказалось: вместо того, чтобы упереться в преграду, парень неожиданно оказался на нормальной, живой улице – это он понял, ещё не успев открыть глаза. Потому что вдруг подул ветерок, громко зачирикали воробьи, вдали зазвенел ранний трамвай, а на Глеба кто-то налетел, едва не сбив его с ног. Налетел, крепко ухватил за руку и рявкнул чуть ли не в ухо, дыша перегаром и чесноком:

– Мы этого козла ждём, или не этого? – Глеб открыл глаза.

Улочку Глеб знал – узенькая, с односторонним трамвайным движением, тихая, со старыми двухэтажными домиками и скамеечками возле подъездов – она находилась далеко от центра города. И как именно Глеб ухитрился оказаться в этих краях, он понятия не имел. Не иначе последствия беготни по закольцованной реальности…

Рядом с Глебом, нехорошо ухмыляясь, высился здоровенный мужик в чёрном костюме, при белой рубашке, чёрном галстуке и чёрных же туфлях – мрачный, в общем, тип. Мужик держал парня за руку железной хваткой, не вырваться, не убежать; ещё один такой же мрачный тип – с заплывшим от удара левым глазом, – стоял напротив Глеба возле чёрной иномарки, уперев руки в бока и сверля парня взглядом. Словно из ружья в него целился, прищурившись.

Морда одноглазого показалась Глебу на удивление знакомой, но где он её видел, вспомнить так и не смог. Ежели бы не подбитый глаз, тогда, может, и опознал бы.

– За козла ответишь, – автоматически вякнул Глеб, чем вызвал гомерический хохот обоих чернокостюмных: что их так рассмешило, Глеб не понял, но на душе вдруг стало погано. Парень оглянулся, на всякий случай ища путь к отступлению – увы, за спиной находился кирпичный забор с колючей проволокой поверху и бежать однозначно было некуда.

– Ну и как тебе ночное дежурство в вип-аптеке Лепрекона? – отсмеявшись, вкрадчиво поинтересовался тип с подбитым глазом. – Думаю, не скучно было, а? Золотишко не пытался стырить, нет? Зря, надо было попробовать. Или лекарства какие позаимствовать… Там, козлик ты наш, ой какие лекарства есть, о которых ты и слыхом не слыхивал! Эх, впустую ты туда прогулялся, впустую… Ну-ка, Вася, пошарь у него в карманах, авось мой бумажник отыщется. – И тут Глеб вспомнил, где видел одноглазого: у ресторана «Ёлки-палки»! Когда тот руками-ногами махал.

Вася, не церемонясь, обшарил карманы Глебы, вытащив оттуда не только бумажник, но и честно заработанные сто баксов, и даже мелочь всю выгреб, не побрезговал, зараза… Одноглазый заглянул в портмоне, убедился, что всё на месте, вложил туда трудовой заработок Глеба, захлопнул кошелёк и сунул его в карман пиджака.

– А где адресная пластинка? Ключ от зачарованной аптекарской улицы – где? – поинтересовался одноглазый, равнодушно поинтересовался, для проформы.

– Лепрекон забрал, – мрачно ответил Глеб. – А вы кто такие?

– Много будешь знать, скоро в астрал уйдёшь, – загоготал Вася. – Слушай, Петруха, а давай его здесь меморнем, а? Ну в самом деле, ещё домой к нему тащиться, обыск делать… Чего там, раз – и всё, – Глеб заорал во весь голос и попробовал вырваться из захвата, даже укусить Васю за руку попытался. Однако Вася кусать себя не дозволил: поймал Глеба за бородёнку, задрал ему голову повыше, в таком положении и зафиксировал – ни ойкнуть, ни выругаться. Глеб невольно уставился поверх иномарки в раскрытые окна дома напротив: в окнах маячили заинтересованные лица, с любопытством ожидая развития уличного скандала. Петруха тоже заметил ненужных свидетелей, хотя и был временно одноглаз.

– В машину, – коротко приказал он, и Глеб, как ни упирался, через десяток секунд оказался на заднем сидении иномарки, придавленный к спинке железной васиной рукой. Машина рванула с места, запетляла по улочкам, пробираясь к ближайшей магистрали.

– Адрес свой назови, – потребовал Петруха, поглядывая на Глеба в зеркальце заднего обзора. И тут Глеб с ужасом обнаружил, что изображение в зеркальце несколько отличается от оригинала: отражённая морда одноглазого была серого бетонного цвета и в частых бородавках. А единственный глаз – ярко-красный, как у покалеченного Терминатора. Наверняка и сосед Глеба, ежели посмотреть на него через зеркальце, выглядел ничуть не лучше. А то и хуже.

– Не скажу! – обнаглев от страха, внезапно заявил Глеб. – Собрались убивать, так убивайте здесь!

– Идея, конечно, хорошая, – подумав, согласился одноглазый, – да прав у нас на это нет… Мы ж не какие-нибудь там гоблины-беспредельщики, мы на государевой службе. Орки мы!

– Рассказывай ему, рассказывай, ага, – недовольно засопел Вася, – и охота тебе время на болтовню тратить! Всё равно через полчаса ничего помнить не будет.

– Уж лучше болтать, чем драться, – невпопад ответил Петруха, с недовольным видом потрогав распухший глаз. – Если б ты, Васятка, вчера не стал задираться, ничего б и не было… И портмоне я не потерял бы, с кодовой карточкой. И дурика этого у гостевого выхода не пришлось бы ждать.

– Сам виноват, – буркнул Васятка, – не стоило меня заводить. Договорились ведь, что лепреконовский горшок пополам, значит, пополам. А то покатили какие-то гнилые расклады с процентами, выяснения, кто больше разработкой дела занимался… Я, может, три года ждал, когда Лепрекон в нашу контору обратится! Три года в подчинении дурака-начальника – это, знаешь ли, перебор.

– Тихо! – оборвал его одноглазый, – нашлась, понимаешь, умная птица говорун. Думай, чего и при ком говоришь!

– А он всё равно у нас скоро беспамятным станет, – ехидно напомнил Вася, – чего ж и не потолковать-то на важную тему? О том, как ты, Петя, лоханулся.

– Ты, гнида, адрес давай! – свирепея, прорычал серорожий Петя онемевшему от услышанного Глебу. – Шутки закончились! Если сейчас не ответишь, то…

– Да назови ты им свой адрес, – прошелестел у ушах Глеба знакомый голос, – они ведь тебя всего изувечат, а своего добьются! Орки, одно слово… Говори, не бойся. Целее будешь, – Глеб и назвал.

Иномарка подъехала к глебову подъезду с шиком, едва ли не на полной скорости, затормозив аккурат возле ступенек подъезда. Старухи на подъездной лавочке чуть не вывихнули шеи, высматривая, кто ж такой именитый к ним с утра пораньше прибыл – может, свадьба? Всё ж таки Первое Мая, самое время для бракосочетания… Того и гляди, водки удастся выклянчить, или денег с земли насобирать. Или ещё чем полезным для пенсионного здоровья поживиться.

Однако когда из машины выбрались два чернокостюмных «шкафа», причём один с заплывшим глазом, второй со зверской ухмылкой на физиономии, и между ними поникший Глеб – старух как ветром сдуло. Только забытые кульки да вязания на лавочке остались.

В пассажирский лифт троица, разумеется, не вместилась, а грузового в старой девятиэтажке не было в целях плановой экономии образца семидесятых годов. Потому и пришлось им топать пешком до пятого этажа, где Глеб снимал комнату, идти, пугая своим видом куривших на площадках редких жильцов. К несчастью, хозяин квартиры всё ещё болтался где-то в загуле и помочь Глебу было некому – хотя бы «караул!» хором покричать, что ли…

Заперев Глеба в туалете, Вася и Петя по профессиональному быстро перерыли мягкие вещи в шкафах, особо не церемонясь – что пошвыряли на пол, что комом запихали на место; отодвинули от стен всю мебель, даже с телевизора корпус сняли, не поленились. Когда Глеба выпустили из туалетной одиночки, квартира походила на только что заселённую – когда мебель и прочее барахло в неё занесли, а расставить-разложить не удосужились, сразу сели отмечать новоселье.

– Прям как в тридцать седьмом, – ностальгически сказал Петя, разглядывая учинённый ими погром. – Помнишь, да? Весёлое время было, светлое… Молодые мы тогда ещё были, с идеалами. Старались!

– Да уж, – равнодушно ответил Вася, выковыривая из-под ногтей грязь, – сейчас тоже ничего. Жить можно, – он кивнул в сторону Глеба: – Замемори ему память на минус сутки да пойдём. Ничего у этого лоха нету… Случайный человечек. Козявка, – развернулся и ушёл прочь из квартиры, захлопнув дверь.

– Ну-с, дурилка ты картонная, – Петя достал из нагрудного кармана чёрные очки, нацепил их на нос и стал выглядеть куда как солиднее с невидимым теперь подбитым глазом, – считай, легко отделался, – с этими словами он поднял руку. Глеб успел заметить зажатое в ней нечто, похожее на длинную гаванскую сигару: в глаза ему пыхнул ослепительно белый свет и Глеб потерял сознание.

Глебу приснился очень странный сон.

Вообще-то все сны есть вещь странная и наукой до сих пор толком не объяснённая: откуда они, почему, и, главное для чего? Зачем, скажем, обычному бухгалтеру мелкооптовой закупочной конторы снится, что он – воин персидского царя Аншана Куруш, в латах, остроконечном шлеме и ярком полосатом плаще, плечом к плечу сотоварищами сражающийся с варварами урало-алтайских племён? А, скажем, крутому бизнесмену с финансовым оборотом порядка сотни миллионов долларов в год, мужику с десятком любовниц – что он маленькая девочка, танцующая на сцене в лучах софитов, полная невероятного восторга? И если первый сон можно рассказать в курилке друзьям, посмеиваясь и с удовольствием вспоминая детали, то второй никогда и никому не будет рассказан, хотя останется в памяти на всю жизнь.

А вещие сны? Кладезь информации, если уметь их правильно расшифровывать и применять к действительности: множество гениальных открытий было сделано именно во снах, как и множество верных предсказаний или философских откровений. Тех, которые порой меняли историю человечества.

Хотя, скажем прямо, подобные сны бывают весьма не часто, иначе бы все граждане Земли, поголовно, уже давным-давно забросили б всякую работу и дрыхли круглыми сутками в ожидании биржевых подсказок, умственного просветления и прихода нирваны как таковой.

У большинства же людей сновидения ни о чём, пустые, не оставляющие после себя никаких впечатлений, так себе сны – отвалялся в кровати положенное количество времени, проснулся по будильнику и пошёл на службу, деньги зарабатывать. К числу этих людей относился и Глеб: снов он почти никогда не видел, а если и видел чего, то в памяти наутро оставались лишь короткие, ничего не значащие обрывки. И потому Глеб никакого интереса ни к снам, ни к их толкованию не испытывал.

Однако в этот раз сон его был ярок, красочен и, можно сказать, вещественен. Даже запахи ощущались!

А снилось Глебу Матвееву вот что: будто мчится он бестелесным духом в громадном туннеле с радужно переливающимися, полупрозрачными стенами. Мчится с невероятной, запредельной скоростью; за стенами видны звёзды на чёрном фоне, много-много звёзд – и красных, и жёлтых, и белых, и голубых, прям-таки калейдоскопическое месиво! И всё это разноцветное крошево находится в постоянном движении, словно кто-то безостановочно крутит и крутит тот звёздный калейдоскоп, не в силах оторваться от захватывающего зрелища.

Туннель оказался извилистый, приходилось всё время контролировать своё движение, чтобы ненароком не вылететь за эфемерную стену; что там, за радужной плёнкой, Глеб не знал, но подозревал, что ничего хорошего.

Лететь было тяжело, потому что Глеб тащил с собой добычу. Где она находилась, в каком месте, оставалось непонятно – вроде бы внутри него: ведь ни рук, ни ног у духа нет… головы, верно, тоже нет, однако ж чем-то думается! Но этот вопрос интересовал Глеба сейчас меньше всего – за ним шла погоня. Серьёзная, неотступная, смертельно опасная… Заранее подготовленные ловушки преследователи миновали шутя, словно и не замечая их; отходные лазейки-канальчики, предварительно исследованные и помеченные маячками, исчезали, едва Глеб к ним приближался… А погоня всё ближе и ближе: Глеб чувствовал спиной – или что там у него нынче – усиливающийся ледяной холод. К тому же весьма некстати очнулась добыча: она активизировалась и в ужасе стала рваться наружу, стуча призрачными кулачками в призрачную же сущность Глеба.

Туннель впереди неожиданно сузился и превратился в тупик – подобного Глеб никак не ожидал! Сильны, сильны охранники мага Савелия, знаний и умения не занимать… молодцы, сказал бы он им, если б смотрел на происходящее со стороны. И если бы дело не касалось именно его, Хитника… тьфу, Глеба! Нда-а, жаль, что всё получилось несколько не так, как задумывалось – очень уж помирать неохота. А иного варианта охранники ему не предоставят.

И тут Глебу повезло.

Какой-то хак, явно начинающий, глупый и беспечный, вломился в заблокированный изнутри глебов менто-туннель, пробив его снаружи варварски тупым заклинанием – может, посмотреть хотел, что тут происходит, может, сам от кого-то удирал, кто знает! Но он, хак, оказался не в том месте и не в то время: Глеб швырнул его в сторону преследователей, а сам нырнул в затягивающуюся лазейку. Позади раздался истошный визг умирающего хака и злобный вой преследователей, обнаруживших, что вкус добычи не тот; вход позади Глеба затянулся радужным маревом. Последнее, что услышал Глеб, был хоровой рёв десяток глоток: «Ты покойник, Хитник! Ты покой…»

С запоздалым сожалением Глеб понял, от кого удирал хак: навстречу ему мчался запаковывающий демон – рогатый, многолапый, плюющийся мраком – стандартный магоохранник крупного учреждения, скорее всего какого-нибудь банка. Оборонительных заклинаний у Хитника не осталось, по пути все растратил, ну да чёрт с ними… уж лучше побыть век-другой запакованным с возможностью восстановления, чем утратить свою сущность навсегда. Как тот несчастный хак.

Больше Глеб ничего подумать не успел: демон поглотил его.

И запаковал.

Глава 3

Башка трещала будто с перепоя.

Глеб сел, продрал глаза, осмотрелся: разгромленная квартира походила на место затяжной массовой пьянки с не менее затяжным дебошем. И очевидная необходимость предстоящей уборки никакого энтузиазма у Глеба не вызвала.

– Орки проклятые, – вставая и потирая затылок, зло сказал Глеб. – Уроды! Мне что же, самому теперь порядок наводить, а? Ограбили, напакостили, в глаза каким-то лазером пыхнули, – и только тут сообразил, что знать о произошедшем он вроде бы не должен. Ему же… это, как его… на минус сутки память стёрли. Или не стёрли?

Во всяком случае, Глеб прекрасно помнил всё, что с ним недавно случилось. Но полной уверенности в том, что это произошло на самом деле, у Глеба не было: может, он палёной водкой с хозяином квартиры до беспамятки надрался? И они на пару домашнее хулиганство с беспорядками учудили… были уже прецеденты, были. А лепрекон с горшком золота и серомордые васи-пети всего лишь похмельный бред – чего только спьяну не приснится! Вот, снилось же, что он, Глеб, удирает по туннелю от кого-то, да ведь как правдоподобно снилось, до сих пор мурашки по спине бегают… Хотя, скорее всего, он её попросту отлежал. Ухитрился.

Кряхтя и почёсывая спину, куда только можно дотянуться, Глеб побрёл сначала в туалет, а после в ванную. Умывшись по-зимнему ледяной водой – горячей, разумеется, не было – Глеб принялся чистить зубы, разглядывая своё отражение в грязном зеркале над краном. На предмет синяков, царапин и прочих загульных последствий. Как ни странно, физиономия была в порядке, да и ощущение похмелья практически исчезло: жизнь явно налаживалась! Ещё поскорее бы забыть тот бред, что ему приснился, и тогда станет вовсе хорошо…

– Ну и рожа, – с отвращением сказал знакомый Глебу голос, – ну и харя… Как ты с такой-то мордой по улицам ходишь? Эта козлиная бородка, эти патлы, тьфу! Бомж, натурально бомж… слушай, а ты случаем не вшивый, а? Педикулёзом не болеешь? – у Глеба затряслись руки, он уронил зубную щётку в раковину и тихонько завыл: кошмар продолжался.

– Чур меня, чур, – простонал Глеб, пятясь от зеркала и истово крестясь, – опять всё тот же сон! Изыди, призрак! Вон, глюк! Вон!

– Нечего выть, – раздражённо произнёс голос. – Коли вляпался в историю, будь любезен смотреть правде в глаза. Нынче я – твоя правда! Вот и получай чего заслужил. Во-первых всё, что с тобой случилось – не сон. Во-вторых, я – не призрак. А в-третьих, тебе надо сваливать с хаты, засвеченная она… Орки в любое время могут вернуться, чтобы проверить, стёртая у тебя память или нет. А то и прибить на всякий случай, ежели им в башку такая блажь придёт, с них станется! Учти, я не всесильный – память тебе сберёг, но от физического воздействия вряд ли смогу защитить.

– Да кто ты такой, блин? – завопил Глеб, вылетая из ванной и затравленно оглядываясь по сторонам, – где ты? Хватит в прятки играться! Что за партизанские дела?!

– Стоять! – командирски рявкнул голос, – молчать! Тпру, кому говорю! – Глеб от неожиданности и остановился, замер, испуганно втянув голову в плечи.

– Так-то лучше, – пробурчал голос. – Значит, отвечаю по пунктам: сейчас я – нечто необозначенное и нематериальное… ээ… типа святого духа, чтоб тебе понятнее было. Более того: я вынужденно слит с твоей сущностью, не полностью и не навсегда, но слит. Грубо говоря, насильно вплетён в твоё менто-поле… ну, как бы стал на время частью твоего «я». Понятно?

Страницы: 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Однажды колдунья Бастинда приказала мастеру Астарху вырезать из дерева много жутких чудовищ на устра...
Невероятная, страшная и смешная история, которую каждый рассказывает по-своему....
Книга выдающегося исследователя Северо-Восточной Сибири С. В. Обручева (сына знаменитого путешествен...
Мэри Хортон, одинокая сорокапятилетняя женщина, не знавшая любви, увидела юношу удивительной красоты...
Мир волшебный – лишь в шаге от мира реального…...
Невозможное все же случилось. То ли волей высших сил, то ли золотом и интригами таинственных гоганов...