Шведская семья Ивановых Колочкова Вера

С каждым днем она понимала, что не ошиблась. Что Валентин – ее мужчина. Хотя особого времени на раздумья не было. Как-то незаметно она уместилась в жизнь своего избранника, ненавязчиво старалась помочь, тщательно контролируя эту самую ненавязчивость. То девчонок из сада заберет, то холодильник заполнит продуктами, то ужин приготовит… Конечно, тут был хитрый расчет с ее стороны, который, как говорится, у каждого плута имеется. Но разве ее плутом в этой ситуации назовешь? Когда плутовство есть, там любви нет. А она любила. Еще как любила. И девчонки, Оля с Полей, вполне уютно в эту любовь вместились. Признали ее, приняли. Дети ж чувствуют, когда к ним с душой относятся, когда им не лгут.

Однажды, когда она уходила домой, Оля вдруг вцепилась в нее, расплакалась: «Не уходи, не надо, не отпущу! Я хочу, чтобы ты с нами осталась!» Валентин взял плачущую дочку на руки, прижал к себе, а на нее посмотрел так, что ей показалось, тоже сейчас заплачет – не уходи, не надо, не отпущу…

Конечно, это было преувеличением с ее стороны. Желанным преувеличением. Вовсе Валентин плакать не собирался, мужчины ведь не плачут. Зато слова его прозвучали почти музыкой для нее:

– И правда, Насть… Может, останешься? Хотя тебе самой решать, конечно… Я не настаиваю…

Самой решать! Господи, да она давно уже все решила! Только не надо в этот момент сообщать об этом с бурной радостью, чтобы его не смущать. Легче надо, как будто все само собой произошло, как будто она и не поняла сути его предложения. Плута иногда тоже надо включать. Не для себя, а для Валентина. Чтобы он не чувствовал неловкости момента.

Протянула руки, произнесла ласково:

– Иди ко мне, Олечка… Не плачь, что ты… Видишь, я никуда не ухожу? Сейчас мы с тобой пойдем к Поле, будем все вместе мультики смотреть… А потом я вас спать уложу. И сказку расскажу, и песенку спою… Какую ты хочешь сказку, Оленька?

– Ага… Мы уснем, а ты домой к себе уйдешь… – всхлипнула Оля, обхватывая ее ручками за шею. – Уйдешь, как в прошлый раз…

– Я не уйду. Обещаю тебе. Честно слово. Ты мне веришь, Оль?

Сказала и коротко взглянула на Валентина. Он стоял, уперевшись плечом в дверной косяк, смотрел на нее с благодарной улыбкой.

Так их судьба и решилась, в общем. А как иначе? Со стороны Валентина просьбу остаться в данном случае можно рассматривать как предложение руки и сердца, а ее обещание, данное ребенку, вполне можно приравнять к тому пресловутому женскому «да»…

Правда, потом был момент – отчаянно неловкий. Когда, уложив девчонок, она вышла к нему на кухню. Но, слава богу, он сам справился с этим неловким моментом, шагнул к ней, притянул к себе, обнял осторожно. И прошептал в ухо нежно:

– Я так тебе благодарен, Насть… Не бойся, все хорошо будет. Я всегда буду любить тебя, всегда… Завтра же пойдем в загс, подадим заявление. Ты ведь не против стать Ивановой, правда? Фамилия не ахти, конечно… Зато мы все будем Ивановы… Хорошая дружная семья…

– Я согласна, Валь. И фамилия мне очень даже нравится. А сейчас пойдем спать, а? У меня сегодня ночное дежурство было, потом я Олю с Полей в поликлинику на прививку водила, потом надо было им сандалики покупать… Я просто падаю от усталости, Валь! Сейчас возьму и усну в твоих руках…

Конечно, не так уж она и устала. Просто не хотела, чтобы все случилось вот так, сразу. А оно все равно случилось, да так естественно случилось, так бурно! Будто они давно уже были любовниками и ужасно скучали после долгой разлуки. Почти до утра не спали, только и сумели для сна урвать каких-то полчасика, пока девчонки не проснулись.

Она даже маме забыла позвонить с вечера и предупредить, что не вернется. Потом сунулась в сумку за телефоном, а там куча маминых вызовов! Ну, будут теперь разборки… И поделом, что ж.

Мать всегда остается матерью, и беспокойство ничуть не уменьшается, когда взрослый ребенок пропадает и не звонит.

Тут же отправила ей сообщение – извини, мол, не смогла позвонить, со мной все в порядке. Вечером все объясню…

Объяснение было трудным. Мама плакала. Не могла ее понять. Не хотела.

– И за что? За что ты его любишь? Что в нем особенного, скажи?

– Странный вопрос, мам… Что значит – за что? Любят ведь не за что-то, любят без всяких условий… Когда начинаешь размышлять, для чего и за что, это значит, и не любишь вовсе.

– То есть ты хочешь сказать, что с пустой головой влюбилась? Не размышляла, себя не контролировала?

– Ну да… Так и есть. Сердцу не прикажешь, мам, оно свою правду знает, ему наплевать на всякие там размышления и на самоконтроль.

– А это правильно, по-твоему? Правильно разве только на сердце рассчитывать? Да это ж беда, Настя, это беда… Он же, твой Валентин, тоже не слепой, он же видит, что ты безоглядно влюбилась! Он этим и пользуется! Ты хоть понимаешь, что ему не жена любимая нужна, а мать для детей? Что им-то как раз голый расчет и самоконтроль руководит? Ему не жена, ему мать для детей нужна, повторяю тебе еще раз, чтобы ты услышала меня наконец!

– А это не одно и то же, мам? Когда и мать, и жена? Пусть даже если расчет…

– Нет, милая моя, далеко не одно и то же… Ты просто обезумела, ты сейчас рассуждать здраво не можешь. Так послушай хотя бы, что тебе мать говорит… Хоть раз в жизни послушай!

– Я не буду слушать, мам. Я знаю, что ты скажешь. Тем более мне некогда… Надо себя в порядок привести, понимаешь? Мы с Валей сегодня в загс идем заявление подавать. А потом посидим где-нибудь, отметим… Кстати, ты не посидишь пару часов с детьми? К тому же тебе пора давно с ними познакомиться. Они замечательные девчушки, тебе понравятся!

– Нет уж, уволь! Не надо мне ни девчушек, ни мальчишек! Сама эту кашу заварила, сама и расхлебывай!

– Мам, ну зачем ты так… Я же знаю, что ты очень добрый и отзывчивый человек. У девчонок ни одной бабушки нет… Да у них вообще никого из родственников здесь нет…

– А ты не дави на мою жалость, не дави! Да, я добрый и отзывчивый человек, ты права! И мне в первую очередь свою родную дочь жалко! Ну куда ты хочешь вляпаться, куда, сумасшедшая? Сядь и подумай, охолонись немного! А то смотри-ка… Позвал вдовец с детьми замуж, а она и побежала, задравши хвост от радости! Куда бежишь-то, сама подумай?

Не стала она думать, конечно же. Потому что чувствовала себя абсолютно счастливой на данный момент. Бегущей задравши хвост, как некрасиво выразилась мама. Ну и пусть некрасиво, какая ей разница… И маме эту некрасивость можно простить. Да все и всем можно простить, когда внутри тебя счастье поет! На сто лет вперед простить…

Через месяц их расписали, и стала она Настей Ивановой законным образом. Оформила удочерение Оли и Поли, и прибавился к статусу замужней дамы еще один статус – материнский. И началась новая жизнь…

Трудная была жизнь, да. Девочки росли, не успели они с Валей опомниться, как пора было их в первый класс собирать. А еще она записала их в школу спортивных танцев, чтобы развивались физически хорошо. Способности у них были отменные, все вразнобой об этом говорили. Были у Вали все же поползновения насчет балетной школы, но тут она воспротивилась:

– Нет, Валь! Мы уже с тобой обсуждали когда-то эту тему! Там ведь режим, там строгости, там полная самоотдача… Да там надо в общежитии при школе жить, представляешь? Они ж подумают, что мы таким образом избавиться от них хотим, отстраниться… Нет, пусть лучше спортивными танцами занимаются! Чем плохо, скажи? Зато дома живут, под нашим приглядом…

– Да я разве спорю, Насть, что ты? Я же просто предложил… – покладисто согласился Валя. – Как считаешь нужным, так и поступай… Ты же мать, тебе виднее.

Как она ему благодарна была за это непринужденное «ты же мать»! И как старалась быть матерью, несмотря на все трудности воспитания! А трудности были, еще как были… Куда ж без них. С Олей они как-то сразу поладили, а вот Поля… Характерец у Поли был еще тот, оторви да брось. Своенравный, горделивый. Ты ей слово – она тебе два в ответ. И попробуй переспорь! Потому приходилось подстраиваться: и уступать, и хитрить иногда…

Семейных хлопот было много. Валентин после ее появления в семье весь ушел в работу, будто нагонял упущенное. Да и заработать старался побольше, чего уж там. Иногда совсем поздно домой приходил. Она понимала, никогда его ни в чем не упрекала. Однажды будто невзначай заговорила с ним о ребенке – мол, где двое детей в семье, там и трое… Он глянул виновато, проговорил осторожно:

– Давай чуть позже, Насть? Пусть девчонки подрастут… Кто знает, как они все это воспримут? Вдруг ревновать начнут…

Ее покоробил слегка Валин ответ. Что значит – «все это»? Рождение общего ребенка – это не радость, что ли? Оно называется – «все это»?

Впрочем, он тут же поправился, заговорил быстро:

– Конечно, у нас обязательно будет третий ребенок, Насть! Я просто хотел сказать… Не сейчас… Я же вижу, как ты устаешь… А девочки подрастут и будут тебе помощницами! Чем плохо, а?

Она улыбнулась, кивнула согласно. Он был прав – уставала она ужасно. Хорошо, что мама ей помогала. Она, хоть недовольна была поначалу, смирилась со временем и девчонок всем сердцем полюбила. Хоть и строга была с ними, но как-то по-особенному строга, как заботливая бабушка. Даже Полька маму больше слушала, чем ее…

И вот уже девять лет прошло. Девчонкам уже по тринадцать, а общего ребенка они с Валей так и не родили. Может, зря…

Настя вздохнула, глянула на часы, удивилась тихо – уже без десяти одиннадцать! Ничего себе, как быстро воскресное утро пролетело, можно сказать, псу под хвост! В доме работы невпроворот, а она сидит, воспоминаниям предается! Надо идти на кухню, обед готовить… Девчонки с тренировки голодные придут. Да и Валя скоро проснется, наверное… Он всегда по воскресеньям отсыпается, на неделю вперед. Работает много…

На обед она задумала рассольник сварить. И рыбных котлет нажарить. А на гарнир можно гречку… И салат, обязательно овощной салат! Главное, чтобы в меню калорий не много было, а то девчонки от обеда откажутся. Им форму держать надо. А Валентину вообще все равно, что на обед съесть, он в этом смысле неприхотлив…

Как назло, уронила пустую кастрюлю на пол, она грохнула гулко. Вот неловкая какая, Валю наверняка разбудила!

Он и впрямь через пять минут вышел на кухню – глаза припухшие, заспанные.

– Доброе утро, Насть… Ты чего тут хулиганишь?

– Да вот кастрюлю уронила… Я тебя разбудила, да?

– Все нормально, хорошо, что разбудила. Сколько можно спать? А девчонки где?

– На тренировку ушли…

– Что, и в выходной тренировка? А они тебе лапшу на уши не вешают, случаем? Придумали причину, чтобы гулять уйти?

– Нет. Я не верю. Зачем им обманывать? Мы ж их под замком не держим… Они и так могут идти, куда захотят.

– Ох уж эти мне танцы-шманцы… Лучше бы чем-то серьезным увлеклись. Еще и с такой гордостью тренировкой свои занятия называют… Это ж не спорт, какие еще тренировки!

– Так это спортивные танцы, Валь… У них там физическая подготовочка должна быть – будь здоров. Ты хоть раз видел, как они танцуют?

– Да видел, видел… Здорово, конечно. Но все равно… Это же танцы, не более того.

– Спортивные танцы, повторяю тебе! Ты знаешь, что они скоро на соревнования поедут? Всероссийские, между прочим?

– На соревнования? По танцам?

– Ну да… А чему ты так удивляешься?

– Да нет, ради бога… Просто я, наверное, от жизни отстал. Ничего в ваших делах не понимаю.

– В ваших? В каких это – ваших?

– Ну, в женских… В девчачьих…

– Да, ты мало с девчонками общаешься в последнее время. Можно сказать, совсем не общаешься. Вон даже про соревнования ничего не слышал. А они ведь готовятся, им это важно…

– Что-то я не понял… Это претензия или упрек?

– А как хочешь, так и считай. Как тебе больше нравится. Только факт остается фактом – надо больше рядом с детьми времени проводить, внимания им уделять больше надо!

– Ну ладно, не сердись. Насть… Ты же знаешь, как я много работаю.

– Так все работают… И я тоже работаю…

– Все, Насть, я понял, понял! Упрек принят, исправлюсь! Буду больше времени детям уделять! Действительно, свалил все воспитание на тебя… Несправедливо, однако… Понимаю…

Что-то нехорошее послышалось Насте в этой последней фразе. Обидное. Неправильное. Будто он извиняется перед ней не за то, что мало внимания девчонкам уделяет, а за то, что она им не родная. Не мать по большому счету, а посторонняя тетка, перед которой надо извиниться, что доставил большие и ненужные хлопоты.

Пока она пыталась понять, что это за черная тень внутри пробежала, Валя уже вышел из кухни, пробормотав на ходу:

– Я в душ… Жарко-то как сегодня, а?

Через полчаса снова появился на кухне, уже одетый, тщательно побритый и причесанный. Настя спросила удивленно:

– Ты куда собрался? Сегодня же воскресенье…

– Да я обещал Ивану помочь с машиной… Карбюратор у него забарахлил. Обещал к десяти подъехать, а времени уже – двенадцатый час! Он там ждет, в гараже… Обижается, наверное…

– А почему ты так оделся, Валь?

– Как я оделся?

– Ну… Джинсы новые надел, рубашку хорошую… Запачкаешь же все!

– Да ничего страшного, я у Ивана в гараже переоденусь. У него там полно всякого барахла. Не бойся, вся одежда чистой останется.

– Ладно, как знаешь. Ты есть будешь? Я сейчас сделаю что-нибудь по-быстрому, обед еще не готов…

– Нет, не надо. Я у Ивана перекушу.

– Где? В гараже?

– Ну что ты к словам придираешься, Насть, ей-богу? Что в этом такого ужасного, если я решил другу помочь?

– Да я не придираюсь… Я просто хочу, чтобы ты поел… Не хочу, чтобы у тебя опять гастрит разыгрался, вот и все. Давай я тебя накормлю!

– Некогда, Насть. Говорю же – опаздываю…

– Куда опаздываешь? В гараж? У вас что, встречи с Иваном по расписанию происходят? Чуть позже никак нельзя прийти? Иван сразу прогул поставит и выговор приказом по гаражу вынесет?

Спросила шутливо, а получилось все равно неловко. И сама испугалась этой напряженной тональности, будто она мужа подозревает в чем, как ревнивая женушка. И добавила торопливо, не дав ему ответить:

– Ладно, иди, иди… Иди, если опаздываешь…

Валя только плечами пожал возмущенно – мол, даже отвечать не хочу на всякие глупости. Повернулся, вышел из кухни. Вскоре из прихожей прилетел запах французского парфюма, безумно приятного – сама ему дарила на двадцать третье февраля. Бешеные деньги отдала за этот парфюм… Помнится, продавщица ее уговаривала с улыбкой – берите, берите, мол! Да, дорого, но вам же в конце концов и придется этим запахом наслаждаться…

Вспомнила, усмехнулась про себя. Наслаждаться придется, ага. Приплыл запах немного на кухню, и хватит с нее. Улетел… Иван в гараже теперь будет запахом наслаждаться.

Кстати, а почему в гараж надо непременно идти с этаким благоуханием? Вопрос интересный, конечно…

Нет, она была совсем не ревнива, не чуяла за собой такой грешок. Да и некогда было ревновать, слишком уж бурно жизнь крутилась. И вообще… В доверии как-то легче жить. А может, она просто нутром чувствовала, что есть у нее от ревности некая охранная грамота: Валентин ведь понимает, сколько сил она его детям отдает. Понимает и благодарен. Или благодарность вовсе не является индульгенцией от мужниных измен?

Подумала так – испугалась. И впрямь ведь, никогда она подозрениями не мучилась. Да и Валя ей повода не давал…

А может, и были эти поводы, просто она их не замечала? Или не хотела замечать? Жила себе и жила… Любила его безоглядно, детей воспитывала. Они ж столько времени требуют, столько сил и сердечных вложений…

Как женская душевная организация странно устроена все-таки! Попала в нее ложка дегтя и всю бочку с медом испортила! А главное, так быстро… И весь день пошел наперекосяк, и настроение к вечеру уже никакое. Даже чуткая Поля это заметила, спросила с тревогой:

– Что-то случилось, мам?

– Нет, что ты… Ничего не случилось…

– Но я же вижу! Ты какая насквозь перевернутая, я с тобой разговариваю, а ты будто не слышишь, о чем-то своем думаешь. И даже не спросила, как у нас тренировка прошла. Обычно всегда спрашиваешь…

– Ну? И как же она прошла?

– Да нормально… Я ногу немного потянула в щиколотке, сначала больно было, потом прошло.

– Точно прошло? Может, я посмотрю?

– Да не, не надо. А можно мы с Олькой вечером гулять пойдем?

– Идите, что ж… Разве я вас держу?

– А почему ты не спрашиваешь, куда мы пойдем? Ты обычно с пристрастием спрашиваешь!

– И куда вы пойдете, Поль?

– В парк хотим, на аттракционы. Денег дашь?

– Дам, конечно. Идите, развлекайтесь. У вас же каникулы. Но чтобы к половине девятого…

– Да знаем, знаем! Чтобы к половине девятого были дома как штык! Вернее, как два штыка!

Полька засмеялась, и Настя улыбнулась ей весело, стараясь казаться беззаботной. Хотя и чувствовала, как разрастается проклятая ложка дегтя внутри, занимает все больше пространства. Даже сопротивляться этому процессу бесполезно, хоть плачь.

Девчонки ушли, а она села в кресло, нервно сжав руки, попыталась сосредоточиться. Ну что она вдруг так запаниковала? Из-за чего? Что Валя в новых джинсах в гараж пошел? Что парфюмом надушился? Вот уж подумаешь, недолга какая… Ну да, джинсы, и что? Если есть новые джинсы, почему бы их не надеть в свой законный выходной? А парфюм… Так он по привычке за флакон взялся. Безусловный хватательный рефлекс сработал, вот и все. И хватит об этой ерунде думать, голову себе забивать!

Легче от этих внутренних приказов не становилось. Наоборот, только хуже. Будто сомнение, разросшееся до катастрофы, требовало от нее каких-то действий. По меньшей мере, доказательств требовало. Оставалось только два пути – или предоставить себе эти доказательства, или убедиться в их отсутствии напрочь. Нельзя дать себя уничтожить этой невесть откуда прилетевшей панической атаке.

Но где их добыть-то, эти доказательства, как добыть? Не заявляться же к Ивану в гараж с проверкой, это уж совсем будет – ни в какие ворота! Валя не поймет, ему ж стыдно будет перед Иваном…

Думала, думала… И надумала. Решила с Леной поговорить, с женой Ивана. Не прямо поговорить, а как-то обиняком вызнать… Ну, хотя бы тот факт установить, что Валя действительно в гараже у Ивана свой выходной проводит. Лена ведь должна быть в курсе, правда?

Вообще-то они с Леной не были подругами, не получилось у них как-то. Хотя предпосылки для этого были явные – если мужья дружат, то почему бы и нет? И потому надо было придумать какую-то причину для скороспелого общения. Ненавязчивую причину. Ни к чему не обязывающую. И она придумалась довольно быстро.

Поднялась решительно из кресла, нашла телефон, кликнула Ленин номер. Лена ответила довольно быстро, спросила удивленно:

– Настя? Привет… Слушаю тебя…

– Привет, Лен! Извини, что с просьбой к тебе обращаюсь. Ты бы не могла мне помочь в одном щекотливом вопросе?

– Да, конечно… Чем могу… А что случилось, Насть?

– Понимаешь, мне платье новое срочно понадобилось… У нас юбилей скоро будет у главврача. Все наши дамочки так модно всегда выглядят… А я как-то отстала в этом вопросе. А у тебя, я знаю, вкус отменный… Ты бы не могла сегодня вечерком со мной по магазинам пройтись? Будем считать, что я как к специалисту к тебе обращаюсь…

– К специалисту? – польщенно переспросила Лена. – Ты и впрямь считаешь, что я в этих делах специалист?

– Да… А разве не так?

– Ну, в общем… Да… Я рада буду тебе помочь… Тем более я сегодня вечером совершенно свободна! Иван как раз к матери на дачу уехал…

– Как уехал? Когда? – не удержалась от испуганных вопросов Настя.

– Да вчера с вечера еще… Сказал, что три дня у мамочки своей гостить будет. Ты ж знаешь, как трогательно он относится к мамочке… Я в эти отношения и не суюсь даже, чтобы лишний раз не раздражаться. Ну сама подумай – ведь зрелый мужик, а все за мамину юбку держится! Наблюдать противно! Еще и сказать об этом нельзя – сразу обидится. Вот я и стараюсь, как умная невестка, нейтральную позицию держать, наблюдать и не вмешиваться…

Лена все говорила и говорила, попав на свою излюбленную тему, и Настя слушала ее автоматически. Хотя внутри все криком кричало – уехал Иван… Еще вчера… На три дня, к мамочке… Уехал, уехал…

– Эй, Насть… Ты где? Ты не слышишь меня, что ли?

– Я слышу, Лен… Извини…

– А чего не отвечаешь? Я спрашиваю, где и когда встретимся? Лучше в центре, там бутиков больше… А какой ты суммой располагаешь, Насть? Если платье покупать, надо ведь, чтобы к нему и туфли соответствующие были. Новые туфли тоже потянешь, или как?

– Ой, Лен… Я неожиданно вспомнила – я ведь не могу сегодня… Я ж маме обещала сегодня дома быть… Она с минуты на минуту приехать ко мне должна… Извини, Лен, зря я тебя побеспокоила, извини!

– Да ладно, чего уж… Тогда скажи, когда за платьем тебе пойдем? Может, завтра? Я завтра тоже свободна!

– Нет, я не могу… У меня дежурство завтра. Прости… Потом как-нибудь созвонимся еще… В другие дни…

– Хм! Странная ты какая-то, Насть. Сама же позвала и сама же передумала… Я уж настроилось было, стойку сделала! Люблю по магазинам ходить, просто хлебом не корми, как люблю!

– Прости, Лен… Я потом тебе перезвоню. Пока…

– Погоди, погоди! Не выходи из разговора! Я ведь поняла, кажется, чего ты звонишь… Поняла, что тебе никакого платья не надо. Ты Валентина своего проверить хотела, да? Он тебе сказал, что к Ивану в гараж пошел? Правильно я угадала? Да ты не молчи, что ты! Дело-то ведь житейское! Я своего Ваньку все время, например, проверяю! И ничуть этого не стесняюсь! В конце концов, жена я ему или кто?

– Ну… В общем… Ты права, Лен, да…

Ох, с каким трудом далось ей это признание! А что было делать? Ведь Лена ее, между прочим, к стенке приперла, и было бы глупо все отрицать. Теперь придется и эту тему еще обсуждать… Тем более Лена за нее так радостно ухватилась:

– Выходит, я твоего Валю с потрохами заложила, да? Наврал тебе, что к Ивану в гараж поехал? Во дает, зараза… Представляю, как ты его встретишь, когда домой придет! И мой тебе совет – бей сразу и резко! Не давай ни на секунду опомниться!

– В каком смысле – бей? – испуганно переспросила Настя. – Чем – бей? Скалкой по голове, что ли? Или сковородкой?

– Ну, это хорошо, что ты в этой ситуации еще и шутить можешь… Молодец, отлично держишься! Нет, скалкой и сковородкой не надо, конечно… Это ж я так, в фигуральном смысле сказала. По психике бей, понимаешь? Сломай его сразу, чтобы сам во всем сознался и в ужас пришел от содеянного! И в ноги упал… Но сразу не прощай, постращай маленько. Мол, никогда и ни за что не прощу. Мол, душа моя женская нежная оскорблена навеки. Уж я-то знаю, что говорю… Была в твоей ситуации, и не раз! Мой Ванечка тот еще кобелина… Знаешь, сколько раз я его на вранье ловила и практически на месте преступления заставала? Да не сосчитать, что ты… И потому прими мой совет – бей сразу и резко, иначе вывернется! Вот я тебе расскажу, как в последний раз было…

Лена распалялась все больше и больше, щедро делясь собственным опытом. Настя слушала вполуха, думая только о том, как быстрее выйти из этого диалога: слишком уж явно слышались радостные нотки в голосе Лены. Злорадство бабское. Мол, не одна я такая, у всех бывает. И ты, мол, Настенька, тоже хлебни…

– А раньше ты что, ничего такого за ним не замечала, да, Насть?

– Нет, не замечала… Да я и не старалась как-то…

– Ну и зря! Надо все время руку на пульсе держать, ты что! Карманы проверять, в телефоне контакты просматривать, переписку опять же… Хотя кому я это говорю, господи? Ты ведь у нас не такая, Настенька… Это мы из простых, а ты…

Лена вдруг замолчала на полуслове, будто спохватилась, что скажет что-то неправильное. И тут же голос ее зазвучал в другой тональности, в ласково-просительной:

– Ой, Насть… Я ведь совсем забыла… Я ж тебя попросить хотела! Ты мою двоюродную сестру не посмотришь? Ну, ей бы анализы по-быстрому организовать, УЗИ пройти, кардиограмму… Ей карту санаторную срочно оформить надо, а сама ведь знаешь, как нынче по врачам ходить, как у каждой двери по два часа сидеть надо… Можно она подойдет, когда тебе будет удобно, Насть?

– Хорошо, пусть приходит… Завтра, во второй половине дня. Третий этаж, кабинет триста одиннадцатый.

– Ой, спасибо, Насть… Я в долгу не останусь, обещаю. И вообще… Нам надо почаще созваниваться, мы ж с тобой не чужие, правда?

– Да, Лен… Обязательно… Извини, я больше не могу говорить. Пока, Лен…

Новая информация так оглушила ее, что сидела еще долго в кресле, поджав ноги и глядя в одну точку. И почему-то сильно сжимала телефон в ладони, будто хотела выдавить из него послевкусие плохого разговора. Даже мыслей никаких в голове не было: ни возмущенных, ни отчаянных, ни испуганных. Никаких. А потом накатило вдруг изумление – да как же так-то, как же так получилось, ведь все у них было хорошо с Валей… Прекрасные отношения, налаженный быт, хлопоты с детьми – все, как бывает в счастливых семьях! Да он даже ни одной претензии за все время ни разу ей не высказал, недовольства не проявил! Как же так-то?! Как?

Или было недовольство? И претензии были – не высказанные? Просто она так растворилась в своем бытовом счастье, что не замечала ничего? Неужели она была так слепа, господи? Так любила безоглядно – до слепоты? Слишком старалась быть ему хорошей женой, а детям – хорошей мачехой?

Но ведь нет ничего ужасного в том, что она старалась… Разве можно за это наказывать? Разве можно вот так… Подло обманывать? За что? За что! За что-о-о-о…

Странно, но слез почему-то не было. А было одно желание – получить ответ на свой вопрос: за что? Немедленный причем ответ…

Подняла руку с телефоном, разжала ладонь, дрожащими пальцами кликнула номер Валентина. Долго слушала длинные гудки, пока не ткнулся в ухо металлический голос оператора – мол, абонент не отвечает, перезвоните позже.

Значит, трубку не берет. Не слышит. Занят. Так занят, что любые звонки – лишние. И лучше даже не представлять, чем он сейчас занят…

Но как, как не представлять-то? Разве внутренним приказом заставишь себя не представлять?

Надо на что-то отвлечься, вот что. Иначе можно с ума сойти. Да хотя бы с места сдвинуться, на ноги встать… Чего сидит в кресле, как изваяние?

И тут же вздрогнула от звонка в дверь – длинного, требовательного. Так только девчонки звонят – сколько раз им выговаривала, что нельзя так ее пугать! Ведь ключи есть, можно самим дверь открыть… Или это Валя пришел?

Бросилась в прихожую, кое-как справилась с замком – слишком руки дрожали. Распахнула дверь…

За дверью стояли девчонки, как-то странно обнявшись. У Оли лицо испуганное, у Поли – почти страдальческое. Оля проговорила быстро:

– Мам… Поля ногу потянула, я ее кое-как довела до дому… Как раз в том месте и потянула, в щиколотке, где болело после тренировки! Я тебе звонила, звонила, и все время было занято!

– Да, занято… Я с тетей Леной долго разговаривала… Поля, давай, я тебе помогу…

– Ой, больно, мам! – вскрикнула Поля, когда она подхватила ее с другого боку.

– Потерпи… Сейчас до кресла доковыляем, ты сядешь, и я тебя посмотрю…

Оказалось, ничего страшного. Вывиха нет, просто сильный ушиб. Огладила Полю по плечам, проговорила ласково:

– Ничего, до свадьбы заживет… Сейчас компресс сделаем, потом я тебе тугую повязку наложу… Но дня два полежать придется, поболит еще. И как тебя угораздило – два раза, и все в одно и то же место? Боюсь, что двумя днями тут и не обойтись…

– Да как два дня, мам? У нас же завра тренировка! А послезавтра городские соревнования!

– Ну ничего страшного, пропустишь соревнования. У тебя же уважительная причина, правда?

– Да как?! Как это я пропущу, ты что? У нас же с Олькой сольный выход, мы «семь сорок» танцуем! Сделай что-нибудь, мам! Укол какой-нибудь поставь, чтобы я боль не чувствовала!

– Ладно, ладно… Не волнуйся так. Давай хотя бы до завтра доживем, а там посмотрим… Давай я тебе до кровати помогу дойти. Ужинать тоже будешь в постели, ничего не поделаешь…

– Тогда и я буду в постели ужинать! – предложила Оля, преданно взглянув на сестру. – Как Полька, так и я!

– Ладно, как хочешь… – Настя махнула рукой, и девчонки взглянули на нее удивленно, не ожидая такой покладистости. – Сейчас я котлеты подогрею и салат нарежу… И все принесу…

Пока резала овощи для салата, еще три раза пыталась набрать Валин номер. И снова слушала гудки, и снова они обрывались голосом оператора…

– Мам… Давай, я тебе помогу! – услышала за спиной Олин голос.

– Да у меня уже все готово, Оленька… Сейчас принесу…

– А чего ты такая, мам?

– Какая – такая?

– Ну… Будто пришибленная. И глаза такие… Как у соседского спаниеля Тишки. Впервые тебя такой вижу… Что-то случилось, а мы с Полькой не знаем, да? Что-то с папой, мам?

– Нет, нет… Все в порядке с вашим папой. Не волнуйся.

Даже сама не поняла, как легко произнесла – с «вашим папой». Раньше никогда бы так не сказала. Потому что папа в их разговорах всегда фигурировал как «наш», а тут вдруг выскочило. Оговорочка по Фрейду, что ли? Пора уже отделять мух от котлет, что «наше», а что «ваше»?

Слава богу, что Олька ничего не заметила. Подхватила тарелки, понесла их в комнату.

– Я чай чуть позже принесу, Оль… – тихо проговорила ей в спину Настя.

Снова кликнула номер Валентина. И снова получила то же самое. Как в той песне: крикну – а в ответ тишина… Да, кричать было бы легче, наверное. И вообще… Хватит уже звонить! Надо просто взять себя в руки и ждать… Ведь придет же он домой рано или поздно!

Через час он вдруг позвонил, спросил с тревогой в голосе:

– Что-то случилось, Насть? У меня столько вызовов в телефоне… Что-то с девчонками, да?

– Нет. С девчонками все в порядке. Это у меня случилось, Валь. Вернее, у нас… Ты можешь прямо сейчас домой приехать? Иначе… Иначе я с ума просто сойду…

– Да что случилось, ты можешь вразумительно объяснить?!

– Нет, вразумительно не могу… И сама ничего не понимаю… Это ты должен мне объяснить – вразумительно…

– О господи… Ладно, сейчас приеду. Если уж так приспичило…

– Давай. Жду.

Опустила руку с телефоном, глянула на часы. А время-то и впрямь детское – всего-то девять часов! А ей казалось, вечность маетная прошла, пока дозванивалась… Наверное, Валя и не планировал так рано домой возвращаться! Наверное, у него в самом разгаре было все это… Как оно называется, даже слова не подобрать! Свидание? Любовь? Адюльтер? Фу, какое слово мерзкое – адюльтер…

Для себя решила, что все вопросы задаст ему прямо в лоб. Чтобы все было по-честному. И ответов от него потребует тоже честных. А потом… Что же будет потом? Как же они теперь жить будут – со всем этим? Ведь дальше с этим жить не получится…

Не получится, потому что не сможет она. Вот если бы не любила – смогла бы, наверное. А так… Слишком больно будет жить с этим дальше. Невыносимо больно.

Господи, а как же девчонки? Что ж она только о себе думает? Девчонки-то ей ничего плохого не сделали, они не виноваты ни в чем! Она же для них мать… Ой, что же теперь будет, господи? Неужели надо смириться с Валиным предательством из-за девчонок?

Так для себя и не определила разумного выхода. Да и есть ли он вообще, этот выход? Вот уже и дверь в прихожей хлопнула – Валя пришел…

Выскочила из кухни, закрыла плотно дверь в девчачью комнату. Не надо им предстоящий разговор слышать… Столкнулась с Валей в коридоре и отпрянула от него испуганно.

– Что с тобой, Насть? Ты чего от меня так шарахаешься? – спросил он почти весело, и эта веселость придала ей еще больше решительности.

– Иди на кухню, там поговорим…

– Ну хорошо, хорошо… Как скажешь…

Войдя вслед за ним на кухню, она так же плотно притворила дверь, развернулась, оперлась о нее спиной. И спросила тихо:

– Ты где сейчас был, Валь?

– Как где? У Ивана, в гараже… Я же говорил тебе утром!