Сновидец. Мистер Невозможность Стивотер Мэгги

11

– Все любят живительные магниты, – заявила Джо Фишер.

– Я бы не сказала, что в восторге.

– Они нравятся всем, – настаивала Фишер. – Всем и каждому. Всегда.

Джордан в компании Джо Фишер находилась глубоко под землей, в винном погребе особняка на Честнат-Хилл, в каких-то паре миль от Бостона. Ей потребовалось всего несколько бессонных часов, чтобы свыкнуться с мыслью о существовании живительных магнитов и решить выяснить о них абсолютно все.

Потому что она обязана обладать одним из них.

Это реальный шанс на будущее.

Джордан не хотела звонить приспешнице Барбары и подтверждать, что заинтересована, но это, пожалуй, был самый эффективный путь. Казалось очевидным, что Боудикка не может единолично владеть всеми живительными магнитами в мире, поэтому требовалось узнать о них как можно больше, прежде чем отправляться на поиски. К тому же Джордан пришлись не по душе условия рандеву – встречу назначили на их территории, в настоящем подземном бункере, без шуток. Все попытки договориться о более приемлемом месте оказались бесполезными.

«Дело не в тебе, – объяснила Боудикка, – А в нас». Что ж, ладно. Судя по всему, если хранить живительные магниты чуть ближе к поверхности земли, они начнут воздействовать на всех зависимых города.

Джордан задалась вопросом, сколько грез продолжало существовать в реальном мире.

– Сколько их всего? – спросила она. В погребе пахло старостью, но в приятном смысле. Не плесенью, а скорее брожением. Кроме сотен бутылок, покоящихся горлышками наружу по обеим стенам, в конце зала также стояло несколько дубовых бочек. – Я имею в виду всего на планете?

Живительные магниты заполняли элегантную витрину дальше по проходу. Картины на задрапированных тканью мольбертах, разложенные на бархате старинные украшения и скульптуры, достигающие вершин резных колонн и дающие точное представление о размере помещения. Со вкусом подобранное освещение подчеркивало индивидуальность каждого экземпляра. Человеку несведущему было легко принять все это за эксцентричную распродажу произведений искусства для взыскательной публики.

Однако сами части экспозиции вскоре разрушали это впечатление.

Джордан ощущала совокупность их силы, направленную на нее.

Тело переполняли бодрость и энергия, вызывая желание действовать. Словно под воздействием кофеина.

Или наркотика.

Нет, ближе к реальности.

– Всего в мире? – переспросила Фишер. Судя по интонации, вопрос показался ей глупым. Как будто покупательница разглядывала щенка, выставленного на продажу, и спрашивала, сколько в принципе на свете щенков. Мысленно Джордан давно отнесла Фишер к тому типу амбициозных девиц, которым приходится прикладывать массу усилий, чтобы выглядеть учтиво; очевидно, она умела быть любезной, но, разумеется, не могла вести себя иначе, если желала двигаться вверх по карьерной лестнице.

– К сожалению, сейчас я не располагаю данной информацией. Это нетипичный вопрос. – Фишер умело намекнула, что подобный вопрос ставит под сомнение благонадежность покупателя.

Джордан пропустила суждение мимо ушей.

– Эта коллекция. Когда она была собрана?

– Несколько недель назад, в Лондоне. Она уже побывала в Бирмингеме и Дублине. А после отправится в Нью-Йорк, и затем в Вашингтон и Атланту, если к тому времени не окажется полностью распроданной. Кстати, патроны в этих пистолетах настоящие.

– Что? – удивилась Джордан, а затем взглянула на вооруженных охранников у двери. – Ох. Наверное, крайне волнительный опыт.

– Порой живительные магниты заставляют людей терять голову, – сказала Фишер. – И они пытаются украсть их, стоит только отвернуться. А иногда и отворачиваться не приходится.

– И тогда в ход идет проект «Патрон».

– Верно. Не торопитесь с выбором. – Фишер достала телефон. – Я пока подготовлю контракт.

Хладнокровное признание Фишер зародило ощущение, что где-нибудь в другом мире и при других обстоятельствах девушка была бы рада подружиться с Джордан, возможно, потому, что уже убила и съела всех остальных друзей. Они обе были молоды, примерно одного возраста. Просто избрали совершенно разные пути, чтобы пробиться на свет.

– Прямо в телефоне?

– А что еще нужно?

– Действительно, что же еще? – Пока Фишер углубилась в экран гаджета, Джордан подошла к маленькому столику с ножками в виде львиных лап у края витрины и взяла в руки одну из разложенных брошюр. И снова ее поразила гармоничность дизайна Боудикки (черный фон, белый крест на каждой странице, скрупулезно пронумерованные экспонаты, проданные предметы аккуратно выделены маркером). Она медленно шла по проходу, сопоставляя живительные магниты со списком, и вскоре сообразила, что они перечислены в порядке ценности или силы: от самых слабых к невероятно мощным.

24. «Пейзаж с овцами» работы Августа У. Флеминга. Хорошая работа. То, как художник передал игру света на холмах, заставляло зрителя поверить, что автору, вероятно, было очень дорого это место. А еще полотно было огромное, почти десять футов в длину, что не очень подходило Джордан. Может, поэтому картина оценивалась не слишком высоко. Никто ведь не станет ездить на работу с «Пейзажем с овцами» под мышкой.

23. «Автопортрет» Мелиссы К. Лэнг. Если верить брошюре, портрет Лэнг выполнен косметикой прямо на антикварном зеркале, с художественно отломанной половиной рамы. Джордан показалось, что его воздействие чуть сильнее, чем пейзажа, но по сути, работа выглядела одновременно очень хрупкой и невероятно уродливой.

13–22. Десять старинных серебряных ложек с ручками в форме лебедей. Предположительно когда-то их было больше, и собранные вместе, они, наверное, обладали мощной энергией. В брошюре сообщалось, что сейчас собрание имеет достаточную силу, чтобы поддерживать одного зависимого либо придать немного энергии другому ослабленному живительному магниту. В конце концов, ничто не вечно.

12. Урна герцогини. Согласно брошюре, всего их было две – по одной у каждого входа в поместье в Йоркшире. Джордан поинтересовалась, что же случилось со второй, и Фишер объяснила, что предмет был похищен некой женщиной в Лондоне, а затем обнаружен в десяти милях от города. И воровка, и урна погибли во время погони.

11. «Проклятый принц» кисти А. Блока. Абстрактное полотно, в равной степени мощное и красивое, говорилось в брошюре, одинаково подходящее, чтобы украсить собой и спальню холостяка, и прихожую, в зависимости от того, какого зависимого желает поддержать владелец. Джордан уговаривала себя, что не стоит волноваться, получил ли Диклан Линч ее открытку и собирается ли что-то предпринять. Однако ее раздражало, что, взглянув на картину, она сразу же задумалась, как бы на нее отреагировал Диклан, ведь работа очень напоминала те, что он хранил в секрете на чердаке своего дома.

7–10. Фигурки голубых соек в камне. Брошюра описывала лот как пример идеального живительного магнита: мощные, портативные, достаточно сильные, чтобы поддерживать владельца в сознании на протяжении нескольких месяцев или лет, и, что немаловажно для обеспеченных зависимых, предметы можно использовать незаметно и носить при себе. Все фигурки обладали примерно одинаковой силой. Каждая размером с увесистый мужской кулак и весит около пяти фунтов, так что магниты легко спрятать в глубоком кармане пальто. И проще простого украсть. Джордан была не настолько глупа, чтобы попытаться, но и немного удивлена, насколько заманчивой ей показалась идея.

5–6. Гранатовые серьги, 1922 г. Пара безнадежно устаревших и не самых красивых украшений, но, тем не менее, их удобно носить, и они сильны настолько, что даже одна из пары способна удержать зависимого на ногах. Именно поэтому их продавали по отдельности, к тому же за дополнительную плату Боудикка предлагала изготовить точную копию серьги, чтобы владелец мог получить полный набор.

4. Афганский ошейник. Вероятно, собачий. Около пятнадцати сантиметров шириной, красиво и замысловато расшитый бисером, с кожаными ремешками-застежками. Он идеально подошел бы для какой-нибудь гончей грезы, но использовать его для лучшего друга человека казалось пустой тратой ресурсов – мощности вещицы хватило бы, чтобы разбудить все грезы в радиусе сотен ярдов, если бы кто-то решился пройти с ним по городу. Вероятно, ошейнику суждено было оказаться вшитым в корсет или подкладку пиджака, хотя какая-нибудь отчаянная модница вполне могла попытаться украсить им изящную шею.

3. Помолвочное кольцо Мэри-Мэри-Озорницы. Джордан никак не могла решить, трогательно это или невероятно угнетающе. Красивое аккуратное колечко со столь же симпатичным маленьким бриллиантом и крошечными словами «Мэри-Мэри-Озорница», выгравированными на внутренней стороне ободка. Украшение рождало массу вопросов: кто такая Мэри? Она погибла? Неужели продала украшение? Свадьбу отменили? Почему кольцо оказалось оторвано от владелицы? Джордан спросила Фишер, но та не знала, и похоже, ее это не сильно заботило. В любом случае, вещь была настолько сильной, что при необходимости удерживала в сознании не только зависимую невесту, но и целую толпу ее подружек-грез.

2. Чернила. Небольшой флакон женственно изогнутой формы, наполненный темно-зелеными чернилами. Жидкость буквально кипела энергией, с легкостью пробуждающей зависимых от вечного сна. Она умоляла, притягивала взгляд, заставляла ощутить себя живым, бодрым, реальным, даже если ты и так уже живой, бодрый и реальный. Джордан почувствовала себя слегка под кайфом.

1. «Джордан в белом», автор Дж. Х. Хеннесси. Портрет, как отмечалось в брошюре, – одна из последних работ, написанных художницей перед смертью. В сравнении с другими живительными магнитами из верхушки списка этот лот не был достаточно мобилен, но это не имело значения. Картина ошеломляла. Портрет девочки с напряженным взглядом, позирующей в простой белой простыне и с собранными на макушке кудрями. Невероятно мощный. Любой покупатель был бы счастлив украсить им лучшее место в доме и оживить с его помощью целую семью грез.

Джордан очень долго стояла у картины, внимательно изучая «Джордан в белом». Сначала она рассматривала девочку, затем перевела взгляд на подпись: Дж. Х. Хеннесси и снова сосредоточилась на ребенке.

Мать писала портрет дочери.

И хотя Джордан являлась точной копией Хеннесси, она никогда не думала о Дж. Х. Хеннесси как о своей матери. Возможно, потому, что не знала Джей так, как знала ее Хеннесси. В конце концов, Джордан появилась на свет уже после ее смерти. Но постепенно девушка осознала, что это неважно; в памяти Джордан хранились все детские воспоминания Хеннесси, и воспоминания о матери должны были остаться столь же ясными, как остальные.

Но картина обнажала суровую правду. Она помнила далеко не все. Девочка на портрете выглядела настороженной, пугливой, совсем не той Хеннесси, которую знала Джордан, но это совершенно точно была она, на тот момент и Джордан, и Хеннесси в одном лице. Однако Джордан не помнила, как позировала, она вообще не знала о существовании портрета.

Эти воспоминания оказались ей недоступны.

Девушка чувствовала себя странно.

И не понимала почему. Может, причина крылась в том, что она обнаружила часть своей истории, или в воздействии живительных магнитов, а возможно, просто пыталась понять, не собирается ли Боудикка играть в игры с ее разумом.

Она простояла у портрета слишком долго, охранники занервничали. Вероятно, подумывали о проекте «Патрон».

Джордан указала на них пальцами, сложенными в виде пистолета, а затем повернулась к Фишер.

– Как создаются живительные магниты?

– Не понимаю вопроса, – ответила Фишер.

– Кто превращает эти штуки в живительные магниты?

– Разве это не другой вопрос?

– Картина. Ложки. Почему они оказывают подобное воздействие? Это не просто вещи, они работают по-другому, именно поэтому я здесь, не заставляй меня поверить, что я разговариваю сама с собой, подружка… Сила была кем-то заложена в них? Или они были такими изначально? – Джордан заметила гнев на лице Фишер и сама ответила на свой вопрос. – Ты не в курсе, как делают колбасу, которую ты продаешь.

– Вы очень странный человек, – проговорила Фишер.

– Что ж, ладно, – без всякой враждебности продолжила Джордан. – Чего это будет мне стоить? Полагаю, цена исчисляется не в деньгах. Деньги слишком ничтожны.

Фишер пожала плечами.

– Наши клиенты – люди, для которых деньги не имеют значения. – Ее слова прозвучали как хорошо заученная чужая речь.

– Позвольте угадаю, – начала Джордан. – Получив живительный магнит, я должна буду служить вам до скончания века, – она пристально вглядывалась в лицо Фишер. – Я заимствую одну из вещиц, и ты быстренько составляешь крошечный контракт в своем телефоне.

Фишер снова пожала плечами.

Джордан изучала ее, пытаясь понять.

– Поэтому ты здесь? Из-за магнита?

– Нет, многие из нас просто сделали выбор.

– Ах. Думаю, настал момент, когда ты сообщаешь, что решение следует принять быстро, поскольку магниты разлетаются как горячие пирожки.

И снова Фишер лишь пожала плечами.

– Вы облегчаете мне работу.

Она внимательно следила за Джордан, пока та медленно шла вдоль витрины с магнитами. Джо чувствовала, как кричат все ее инстинкты, требуя держаться поблизости. Вероятно, Фишер посчитала, что девушка пытается сделать выбор. На самом деле Джордан подыскивала объяснение, что же объединяет коллекцию. Все лоты являлись произведениями искусства. А точнее, все они были сделаны руками человека. Созданы человеком.

Их тайна гудела в ней.

– Я обязана узнать, – произнесла Фишер, замерев в конце прохода с живительными магнитами. – Поддерживаете ли вы еще отношения с Ронаном Линчем?

Сердце Джордан встрепенулось и, минуя потолок погреба, взлетело прямиком в небо.

Ну конечно.

Ей следовало знать, что это произойдет. Боудикка полагала, что существует только одна Джордан Хеннесси; а она каким-то образом умудрилась забыть об этом. И теперь ей виделись лишь два пути решения проблемы. Придумать причину, по которой она понятия не имеет о местонахождении Ронана после его столь фееричного исчезновения, или признаться, что она копия и вообще ничего о нем не знает. Трудно было решить на ходу, какая правда представляла большую опасность.

Или, возможно…

– По-твоему, я похожа на телефон? – спросила Джордан.

– Телефон?

– Он нужен, если хочешь связаться с кем-то. Телефон – вот решение. Но я не телефон. И не автоответчик какого-то белого чувака. Скажи, Фишер, тебе самой нравится, когда люди ведут себя, словно ты прямая линия с дорогушей Барб?

Вопрос произвел феноменальный эффект. Рот Фишер непроизвольно скривился. Тема Ронана была закрыта.

– С кем связаться, если я заинтересуюсь? – спросила Джордан. – Или если возникнут вопросы. С тобой?

Фишер выглядела смущенной.

– Вам ничего не понравилось?

– Они клевые. – «Пожалуйста, пожалуйста», – пело тело Джордан.

– Большинство людей готовы пойти на все, чтобы обладать одним из них.

Джордан усмехнулась.

– Ну что сказать, я странный человек.

Если Фишер и вспомнила, что это ее собственные слова, то не подала виду. И вместо этого сказала:

– Вам лучше принять решение побыстрее. В наше время многие стараются не заснуть.

12

– Ненавижу Филадельфию. Ненавижу ее причудливые маленькие улочки. – вещала Хеннесси. – Ненавижу Питтсбург. Ненавижу его сверкающие широкие реки. Ненавижу все, что находится между двумя этими точками на карте. А именно шоссе И-70: как оно изгибается, поворачивает, вздымается вверх и опускается вниз, как рухнувшая империя. Ненавижу. Эти амбары, как у Амишей, видели такие на календарях? Чистое отвращение. А стоянки дальнобойщиков? Да, давайте поговорим о стоянках грузовиков, ага. Их я тоже ненавижу. И еще коров. Черных, черно-белых, даже тех коричневых, у которых ресницы длиннее, чем у меня. Видимо, поэтому я ненавижу их еще сильнее. Ох. Ладно, а как насчет той песни «Аллентаун»? У меня от нее зуд. Я начинаю чесаться от одной только мысли о ней.

По подсчетам Ронана, Хеннесси перечисляла все причины своей нелюбви к Пенсильвании на протяжении уже порядка двадцати километров от границы штата. Не самая длинная ее проповедь, но, пожалуй, одна из самых ожесточенных. В полноценном монологе Хеннесси всегда было нечто гипнотическое и приятное. Она обладала резким, но слегка небрежным британским акцентом, от которого слова казались смешней и выразительней. А также особой манерой складывать слова в предложения, непрестанно ускоряя или замедляя ритм, что превращало их в музыку.

– Ненавижу исторические центры с мемориальными досками и параллельной парковкой. Ненавижу безликие окраины с антиблокировочными тормозами и спринклерными противопожарными системами. Ненавижу, как пишется название этого штата. Пееееенсильвания… Рифмуется с «печаль и я». Когда произносишь это слово, губы сами складываются, словно в приступе рвоты. Ненавижу, как местные называют поселения «тауншипами»[2]. Это города? Или корабли? И вообще на земле? Или в море? Плыву по течению, и якорь – мои чертовы принципы. И почему сокращенно ТНП? Тнп? Тнп? А как же СС «Аллегени»?[3] Вот так каламбур. Эт и город. И корабль.

Ронан промолчал. Он смотрел в окно, наблюдая, как холодный моросящий дождь окрашивает пейзаж в яркие цвета, и старался не думать о своих братьях, направляющихся в Бостон.

– Кеннивуд! – воскликнула Хеннесси с некоторой долей триумфа и глубоко вздохнула. В зеркале заднего вида Ронан видел, как она выдохнула на стекло на заднем сиденье и теперь водила пальцем по конденсату. – Ненавижу, когда люди едут в Кеннивуд, а потом рассказывают об этом, словно это то, что нас объединяет. Особый кеннивудский тип личности. Ура, Пенсильвания! Да, мы оба купили билеты на посещение этой достопримечательности и теперь связаны, как люди, вместе выжившие в зоне боевых действий. Ненавижу…

– Кроме того, – мягко сказал Брайд, – здесь живет твой отец, не так ли?

Хеннесси на мгновение притихла. Ей пришлось переключиться с монолога на диалог.

– Давай лучше поговорим о твоем отце. Итак, отец Брайда. Вы общаетесь? Это ему ты звонишь посреди ночи? Само собой, не по телефону. Это было бы слишком нормально.

Брайд слабо улыбнулся. Он всегда оставался сам по себе. От тайны к тайне – вот его путь. И защита силовых линий.

– Кстати, о звонках, как поговорил с семьей? – спросила Хеннесси у Ронана. – У них все в порядке, твой огород под присмотром в твое отсутствие?

– Заткнись, ради бога. – сказал Ронан.

– Как ты уже отметил, мой список вызовов намного короче. Девочки мертвы. Мама, ну, ты знаешь ее, вы встречались, – проговорила Хеннесси. – В моих снах. Раз сорок примерно. Дж. Х. Хеннесси, та самая художница-портретистка, вы, наверное, о ней слышали, а может, даже коллекционировали ее работы или только хотели приобрести. Больше всего она прославилась своей последней работой – автопортретом под названием «Мозги на стене». Она тоже не ждет моего звонка. Однако вы все еще не знакомы с другим персонажем, Биллом Дауэром, старым добрым папулей, тем самым, кто посеял семя, давшее ростки. Вот так! Как думаете, что он забыл в Пенсильвании, ненавистной Пенсильвании, да еще и в истории, рассказанной с подобным акцентом? Ну, Билл Дауэр родом из Пенсильвании, и туда же он и вернулся после премьеры шедевра «Мозги на стене». Впрочем, думаю, он оставил всю эту затею с семенами и ростками.

– И ты утверждала, что это у меня проблемы с отцом, – усмехнулся Ронан.

– Это как ветрянка, – ответила девушка. – Ею могут болеть несколько человек одновременно.

Хеннесси не сказала, звонила ли она Джордан, а Ронан не стал спрашивать. Правда заключалась в том, что сейчас при ярком свете дня телефоны действительно, казалось, принадлежали другой жизни, оставшейся для сновидцев в прошлом. Звонок Диклану не укрепил связь, наоборот, заставил Ронана еще сильней почувствовать их разобщенность.

– Ваша остановка, – сказал Брайд. – Мы на месте.

– И каков пункт назначения? – спросила Хеннесси. – Ты сегодня еще более «таинственный незнакомец», чем обычно. Снова картошка фри?

– Ты обмолвилась, что было бы неплохо подобрать еще одного сновидца, и поэтому я его нашел.

Ронан резко подобрался.

– Что ты сделал?

– Я обдумал предложение Хеннесси и решил, что она права, – ответил Брайд.

– Я просто дурачилась, – сказала Хеннесси. – Там, откуда ты родом, люди не шутят? Шутка – это такая вещь, которой можно шокировать или повеселить кого-то, используя преувеличение, а порой нарушая общественные нормы. После нее еще добавляют несколько слов ха-ха.

Брайд тонко улыбнулся ей.

– Ха-ха. Будьте настороже. Здесь опасно.

Однако с виду так не казалось. Тихая сельская долина, по-настоящему прекрасная, с нескончаемыми замерзшими полями, уходящими вдаль, к линии пологих гор на горизонте. Единственными признаками цивилизации были симпатичный старый особняк из камня и массивное здание Индюшачьей птицефабрики, служащей обителью почти тридцати тысячам птиц, никогда не видевших дневного света.

И где-то здесь был еще один сновидец.

– Необычное место, – произнес Брайд, когда они подъехали к особняку.

– Жаль, что в Пенсильвании, – проворчала Хеннесси.

Ронан уставился на дом. Вблизи он не казался таким причудливым, как издалека; старый выцветший камень, чуть покосившаяся крыша. На крыльце вывешен яркий праздничный флаг с изображением индейки. Собачья миска с надписью «ГАВ!» Лопата для снега с ярко-розовыми перчатками, продетыми в ручку. Все очень обыденно, живо и приветливо, что совершенно не вязалось с его внезапно подпорченным настроением. Идея об еще одном сновидце, свалившаяся как снег на голову, совсем его не радовала.

Хеннесси, казалось, тоже испытывала подобное чувство, потому что спросила:

– А мы не можем просто отправиться спасать другого сновидца и оставить эту тему?

– Веди себя прилично, – ответил Брайд.

Мужчина поднялся на крыльцо, позвонил в дверь и спокойно подождал. Что-то в его позе сейчас – руки, спрятанные в карманах куртки, выжидающее выражением лица – показалось Ронану смутно знакомым. Бывали моменты, когда Линч почти был уверен, что узнал его, а затем это чувство снова пропадало.

Дверь открылась.

На пороге возникла женщина. Она казалась именно тем человеком, которого ожидаешь увидеть за этой дверью, основываясь на вещах на крыльце. Очень приятным человеком. В ней всего было достаточно. Достаточно ухоженная, чтобы выглядеть не потерявшей связь с миром, но не настолько, чтобы казалось, будто она делает это не для себя, а в угоду обществу. Ее глаза улыбались достаточно, чтобы заметить искру юмора в них, но при этом брови оставались нахмуренными, ровно настолько, чтобы предупредить – она не все воспримет в шутку. Достаточно взрослая, чтобы знать, кто она есть, но не настолько старая, чтобы всколыхнуть его паническую неуверенность при общении с пожилыми людьми.

– Не против, если мы уйдем с холода? – спросил Брайд.

Ее губы сформировали букву «о», но женщина не издала ни звука.

– Твой голос. Ты… Брайд, – вымолвила она наконец.

– А ты – Рианнон. Рианнон Мартин, – сказал Брайд.

Ронан и Хеннесси переглянулись. «Что за чертовщина?» – говорил взгляд Ронана. «Думаю, твоя голова не единственная, в которой он побывал», – отвечали глаза Хеннесси.

– Да, это я, – сказала Рианнон. Она приложила руку к щеке, затем на мгновение прикрыла рот ладонью, позволив себе момент удивления и восхищения. А затем отступила назад, впуская их внутрь дома под защиту от моросящего дождя. – Это я. Да, конечно, входите.

Внутри особняк оказался еще менее величественным, чем сначала подумал Ронан; просто большой фермерский дом, облицованный камнем. Тем не менее было заметно, что он хорошо обставлен и любим, о нем заботилось не одно поколение. Ненастье за окном создавало полумрак в его стенах и придавало обстановке оттенок ленивой сонливости. Каждый огонек в доме светился золотой точкой в уютной полутьме, напоминая Ронану о присненных огоньках, которые он всегда носил в кармане.

Брайд взял в руки фотографию в рамке со столика у входа: женщина, мужчина, двое маленьких детей. Он вернул снимок на место.

– Следуйте за мной, пожалуйста, – Рианнон поспешила провести их в просторную гостиную, полную зеркал. – Присаживайтесь. Я принесу нам кофе. В такой день, как этот… Кофе. Или чай? Для молодежи? – Она поспешила прочь, не дожидаясь ответа.

Ронан и Хеннесси уселись на разных концах жесткого дивана и стреляли друг в друга еще более недоуменными взглядами, чем раньше, в то время как Брайд замер у резной каминной полки, задумчиво глядя в одно из зеркал. Ледяной дождь продолжал стучать в высокие окна.

– Пссс, – прошипел Ронан. – Она и есть тот сновидец?

Брайд продолжал смотреть в зеркало, как человек, крайне озадаченный тем, что он там увидел.

– А что ты чувствуешь?

– Святой Бенджамин Франклин, – протянул Ронан. – Только не начинай.

– Что ты чувствуешь? – настаивал Брайд.

– Индеек, – пробормотала Хеннесси.

– Да, – согласился Брайд. – И ничего кроме. Ронан?

Ронана спасло возвращение Рианнон. Женщина поставила поднос с напитками и печеньем и ретировалась за кресло. Ее руки беспокойно мяли обивку на спинке мебели, словно она делала ей нервный массаж спины, но лицо сновидицы оставалось добрым и обеспокоенным. Она беспокоилась о гостях, не о себе. Рианнон явно хотела, чтобы они почувствовали себя желанными гостями.

– Дом выглядит празднично, – сказал Брайд, несмотря на то что, переступив порог дома, он не удостоил обстановку ни единым взглядом, не считая той фотографии в рамке, что привлекла его внимание.

– Скоро Рождество, – ответила Рианнон. – Не знаю, проведу его здесь или у своей тети. Знаешь, она пригласила меня погостить. А я ответила, что могу заскочить к ней завтра, на случай, если ты вдруг приедешь… Я не знала, реален ли ты.

Брайд понимающе улыбнулся ей.

Рианнон снова поднесла руку к лицу и посмотрела сначала на Хеннесси, а затем на Ронана.

– Но это так. Вы очень даже реальные. И все трое выглядите точно как во сне. Ха-ха… Я же не приснила вас, ребята, правда?

– Не уверена насчет этих двоих клоунов, – сказала Хеннесси, – но могу вас заверить, я точно настоящая.

Рианнон прикрыла рот изящной ладонью.

– Ты даже разговариваешь, как в моем сне. Может, это действительно по-настоящему.

– Перестань, Рианнон, – нетерпеливо сказал Брайд. – Ты и сама это знаешь. Я же говорил – ты создаешь реальность. И я не для того приехал, чтобы твердить одно и то же. Ты чувствуешь это сердцем. Да и как бы ты смогла нас приснить? С такой силовой линией, в ее состоянии?

Истина задевала за живое. Брайд отыскал Рианнон Мартин так же, как нашел Ронана. Он приходил к ней как сновидец, проникнув в ее сны. Со сколькими еще сновидцами он общался подобным образом? Парень понимал, что не имеет права ревновать или злиться, что Брайд принадлежит не только ему и Хеннесси. Ронану было известно о дурной славе Брайда еще до того, как он их спас. Но зачем? Возможно, ради этого. Чтобы появляться в чужих мыслях.

– Итак, значит, ты сновидица, – произнесла Хеннесси. – Брайд нагрянул и в твои сны тоже, еще и нас с собой притащил. Я правильно понимаю? Да? Простите, я немного торможу. Этот тип, – она указала на Брайда, – не объяснил нам ничего, даже когда мы переступили порог дома. Воображает себя таинственным незнакомцем. Какие вкусные печеньки. Вот те, в форме звездочек. У тебя талант.

– О да, Рианнон сновидица, – сказал Брайд, вставая. – И при этом здесь, в этой опустевшей долине, она остается очень, очень хорошей сновидицей.

Рианнон покраснела.

– Ох, я бы так не сказала.