Пленница Устинова Татьяна

Кроме того, машина была восьмиместной. Как справедливо заметил мальчик Паша, их, прилетевших российских туристов всего семеро, с водителем и гидом получалось девять, и как они должны поместиться в этот рыдван? Вот что интересно.

Впрочем, гида это совершенно не волновало. Загрузив половину чемоданов, он жестом показал туристам, чтобы они залезали внутрь, затем ловко покидал им на ноги оставшиеся чемоданы и сумки и, не закрывая правую пассажирскую дверцу, вскочил на подножку. Сидевший на переднем сиденье Дима в изумлении покосился на него. Гид хлопнул его по плечу, прокричал что-то на непонятном гортанном языке и засмеялся. Так и тронулись в путь.

Кондиционер в машине то ли не работал, то ли просто не был включен. В открытые окна и дверь врывался теплый влажный воздух, гулял по салону, оставляя довольно приятный после московских морозов след на коже. Был вечер, дневная жара уже спала, по Наткиным ощущениям температура составляла градусов двадцать пять, не больше.

– Сколько нам ехать? – спросила Надя у гида по-французски.

Тот что-то быстро ответил, Натка, разумеется, не разобрала, что именно.

– Что он сказал?

– Часа два с половиной.

– Так долго? – изумилась Натка. – Наш отель настолько далеко?

Надя снова что-то спросила, и Натка невольно порадовалась, что в их маленькой группе туристов есть человек, владеющий французским языком. Непонятно, говорит ли гид по-английски, да и ее уровень владения этим языком не позволял спокойно болтать, получая нужную информацию. Лена всегда ругалась, что Натке лень заниматься языком, а она отвечала, что ей в повседневной жизни английский не нужен, хотя и следила, чтобы Сенька не отлынивал от занятий.

– Он говорит, что наш отель находится в джунглях, – сказала Надя.

– Как в джунглях? А море? – снова неприятно удивилась Натка. – Нам же обещали, что мы будем жить практически на берегу океана.

– Нганга говорит, что на пляж нас будут возить. Рейс утром и рейс после обеда входит в стоимость проживания. Это нашего гида зовут Нганга, – пояснила Надя. – А бунгало, в которых нам предстоит жить, расположены в джунглях, а не на побережье.

Натка снова приуныла, поскольку в мечтах по утрам купалась в море, а вечерами сидела на песчаном пляже, любуясь океаном на закате.

«И что ты хотела за такие деньги? – снова сердито спросила она себя. – Не к кому предъявлять претензии, моя дорогая. Хотела сэкономить? Сэкономила. Будешь жить в джунглях и ездить на пляж на таком вот раздолбанном рыдване. Будет этому Муку наука, как говорится».

Город за окнами машины довольно быстро закончился. Впрочем, городом это можно было назвать с большой натяжкой. Кончились кривые, узкие, очень грязные улочки с крытыми соломой полуразрушенными домиками, обмазанными грязной побелкой. Перед ними стояли пластмассовые стулья, на которых, развалившись, сидели люди, в основном мужчины. Между домиками на натянутых веревках сохло белье. Ужасная бедность била по глазам и в нос, воняло вокруг отвратительно, видимо, из-за огромных куч мусора, над которыми тучами роились мухи.

Какое-то время дорога вилась сквозь поля картошки и кукурузы, а потом нырнула в плотные джунгли. Заросли подступали практически к самой машине, картинка была довольно красивой, хотя и вызывала легкую тревогу. Зато мальчишки, Паша и Петя, были, разумеется, в восторге. Наконец, растительность стала редеть, и спустя пять-семь минут машина въехала на круглую, довольно большую площадку, вокруг которой стояли те самые обещанные бунгало – тростниковые постройки с соломенными крышами. Въехала и остановилась.

Нганга что-то сказал по-французски.

– Приехали, – перевела Надя. – Сейчас нас разместят на ночлег, а уже утром покажут, что тут и где.

Натка с тревогой озиралась по сторонам. Кроме бунгало, с виду совершенно одинаковых, на свободном от зарослей пятачке стояло еще какое-то странное полукруглое сооружение, огороженное с одной стороны обычной пластиковой шторкой для душа. Через не задернутую шторку Натка увидела привязанную к потолку большую садовую лейку.

– Это что? – Она показала пальцем на лейку, совершенно забыв про приличия.

Гид правильно понял ее вопрос без всякого перевода.

– Душ, – ответил он по-русски и повторил по-английски и по-французски: – Shower, douche.

Ну да, на русском и французском это слово звучало одинаково.

– А в бунгало что, душа нет? – в ужасе спросила Натка и снова ткнула пальцем сначала в сторону лейки, а потом в направлении одного из домиков.

И снова Нганга понял ее вопрос совершенно правильно. Понял, засмеялся и покачал головой.

Расселение не заняло много времени, может быть потому, что никакого ресепшена тут не было и в помине. Встречала их молодая и улыбчивая девушка, представившаяся Тути. Надю и Диму она увела в крайнее левое бунгало, туда же водитель оттащил их чемоданы. Веру с мужем поселили во второе бунгало, а их сыновей – в третье. Неожиданной самостоятельности мальчишки были рады, хотя уже заметно клевали носом. Часы на телефоне показывали местное время – первый час ночи, а в Москве уже и вовсе была половина третьего.

Натка вдруг почувствовала, что просто смертельно устала. Еще чуть-чуть, и уснет стоя. Наконец, и ее отвели к тростниковому домику, которому предстояло на ближайшую неделю стать ее пристанищем. Она зашла внутрь и обомлела. На земляном полу помещалась широкая кровать, представляющая из себя матрас, уложенный на четыре круглых, вкопанных в землю чурбака. Еще один чурбак служил столом. У противоположной стены стояла передвижная вешалка-кронштейн для одежды, под ней несколько плетеных корзин, видимо, вместо шкафа. Ни душа, ни умывальника в бунгало не наблюдалось. Правда, за небольшой перегородкой обнаружился переносной биотуалет. Самое страшное, что ни одной розетки Натка тоже не увидела.

– А свет? – спросила она Тути. Голос ее прозвучал жалобно. – Light, electricity for my phone?

– There, там, – радостно закивала головой Тути. – Я буду помочь. Утром.

Телефон, видимо, тоже понял, что до утра надеяться не на что, потому что обреченно сверкнул экраном и потух – выключился. Теперь Натка, первым порывом которой было позвонить Таганцеву и разрыдаться, никак не могла этого сделать из-за разрядившегося телефона. Тути помахала ей рукой и скрылась, притворив дверь. Натка осталась одна в темноте африканской ночи. С улицы в прорубленное в стене окошко без стекла попадало лишь немного света от уличного фонаря.

Бессильно опустившись на кровать, к счастью довольно удобную, Натка свесила зажатые между коленями руки и пригорюнилась. Конечно, самым лучшим выходом из ситуации было лечь спать, утро вечера мудренее. При солнечном свете все будет казаться не таким мрачным. Вот только есть хотелось ужасно. В последний раз нормальную пищу она принимала дома на завтрак перед тем, как ехать в аэропорт. Яблоко, съеденное в самолете, не считалось.

Вспомнив про яблоко, Натка полезла в сумку, в которой у нее оставались еще несколько булочек и апельсины. Сейчас она подкрепится и ляжет спать, а утром их покормят чем-то более существенным. Наверное. В этом отеле ни в чем нельзя быть уверенной. Впрочем, съесть свой нехитрый ужин Натка не успела. Очистив апельсин, она разломала его на дольки, но тут дверь ее бунгало отворилась и внутрь влетела довольно крупная обезьяна. Точнее, черная горилла. Точно такую же они видели по дороге, и то, что это именно черная горилла, сказал Дима, разбиравшийся в видах обезьян.

Подскочив к Натке, животное требовательно уставилось ей в лицо. Выглядело оно не агрессивно, но Натка все равно испугалась.

– Ты кто? – спросила она противным дрожащим голосом. – Что тебе надо? Ты апельсин хочешь? Это мой апельсин.

Горилла так явно не считала. Протянув лапу (или руку), она требовательно смотрела на Натку, оголяя зубы в наглой ухмылке.

– Ладно, попрошайка противная, на, – сдалась Натка и протянула очищенный апельсин незваному гостю. – Я булочку съем.

С последним постулатом горилла была явно не согласна. Протянув цепкую лапу, она схватила лежащие у Натки на коленях булочки и еще один апельсин и быстро-быстро запихала часть украденного в рот.

– Отдай! – закричала голодная Натка и выхватила у гориллы вторую булочку.

Обезьяне поведение постоялицы явно не понравилось, и она толкнула Натку в грудь, да так сильно, что та свалилась с кровати, пролетела через все бунгало и ощутимо впечаталась в противоположную стену головой. Хорошо еще, что стена была из тростниковых прутьев, а не из кирпича или бетона.

Подобрав с пола выроненный врагом трофей, горилла скрылась в дверях, даже не оглянувшись на поверженного противника. Кряхтя то ли от боли, то ли от унижения, Натка встала, доковыляла до двери, захлопнула ее и накинула крючок, который сразу не заметила. В данных условиях он был совсем нелишним. Еды у нее больше не имелось. Совсем. Оставалось только воспользоваться советом Планше, слуги Д’Артаньяна, уверявшего, что кто спит, тот обедает. Кое-как стянув с себя одежду, Натка упала на кровать, накрылась лежащим на ней одеялом (хотелось верить, что чистым, потому что в темноте этого было не видно) и в тот же момент уснула.

Новый год, встреченный в замке под Калининградом, оказался лучшим в моей жизни. Такой атмосферы настоящего праздника и новогодней сказки я не помнила с раннего детства. По крайней мере, в моей взрослой жизни сказка не существовала очень давно, с того момента, как я родила Сашку, оставшись без поддержки человека, которого считала близким и родным, и дальше шла по жизни сама, получая образование, делая карьеру, растя ребенка и постоянно вытаскивая из всяческих передряг младшую сестру. Точнее, если это и была сказка, то достаточно страшная, в которой практически за каждым поворотом прятался волк.

И вот сейчас я оказалась внутри новогодней, доброй, волшебной истории, в которой над набегающим на берег зимним морем шумели сосны, совсем не было снега, а температура днем доходила до плюс одиннадцати. Я никогда не бывала на море зимой, и сейчас меня просто завораживали его красота, сила и мощь. Сидя на балконе второго этажа, завернутая в теплый плед поверх пуховика, я могла смотреть на море часами.

В этом странном полузабытьи, в котором было так хорошо отпускать на морской ветер все накопившиеся за год тревоги, я провела практически весь день первого января. Периодически на балконе появлялся Виталий, приносил горячий глинтвейн или какие-то сложносочиненные бутерброды, подкладывал мне под локоть еще одну подушку, иногда опускался в соседнее кресло и тоже смотрел на море.

Мы оба молчали, и я все время думала о том, что по-настоящему определить, подходит тебе человек или нет, можно именно в таком вот длительном молчании, когда вместе с не произнесенными словами уходит все напускное и ненужное. Я вдруг поняла, что хочу провести рядом с этим мужчиной весь остаток своей жизни, и мне совершенно все равно, где я буду вот так сидеть с ним рядом и молчать.

Разумеется, периодически я бралась за телефон, чтобы убедиться, что у Сашки с Фомой все хорошо на их турбазе, где они отмечали Новый год с большой молодежной компанией. Да, у них все было прекрасно, и фоновый веселый гомон голосов это подтверждал. У Натки с Таганцевым тоже все было в порядке. Выспавшись, они к полудню уже приехали в деревню, где у Натки есть подаренный одним из ее бывших поклонников дом, а в соседнем дворе живут замечательные Татьяна Ивановна и Василий Петрович Сизовы, бывшие школьные учителя, бездетные пенсионеры, которые помогают Натке во всем, в том числе и в воспитании сына Сеньки, а теперь еще и дочки Настюши.

С Сизовыми Натка собиралась оставить детей на время своего отъезда в отпуск. Те были не против, разумеется, провести с Сенькой и Настей остаток каникул. Правда, поездка Натки должна была затянуться еще на пару дней, но Костя Таганцев уверял, что справится со всем сам. И привезет детей в город, и девятого января отправит их в школу и детский сад, и разберется в отсутствие Натки с домашним хозяйством.

Зная Таганцева много лет, я была уверена, что он справится, да и мы с Сашкой, разумеется, поможем, вот только сама идея отъезда моей младшей сестрицы на африканский курорт не нравилась мне так сильно, что я уже несколько раз встревоженно сообщила об этом Миронову.

– Лена, давай рассуждать логически, – ответил он, когда по поводу предстоящего отлета я вздохнула то ли в третий, то ли в четвертый раз. – Ты не относишься к числу людей, которые начинают паниковать без всякого повода. Значит, у твоей тревоги есть какое-то обоснование. Давай попробуем его вычленить, развенчать и успокоиться.

– Мы? Вдвоем?

– Да, потому что, если этого не сделать, ты не сможешь полноценно отдохнуть. Не только твоей сестре нужен отпуск, но и тебе тоже. Ты очень много работаешь, за все и всех отвечаешь, и я специально придумал это маленькое путешествие, чтобы ты могла расслабиться и выкинуть из головы все тревожные мысли. А ты вместо этого переживаешь из-за Натальи, с которой ничего плохого не случилось.

– Это пока, – мрачно сказала я. – Ты просто не так давно нас знаешь, иначе был бы в курсе, что Натка – просто чемпион по умению влипать в различные неприятности. Она в этом смысле очень похожа на их кота Веньку. Тот тоже, если притих, значит, накосячил и можно идти искать, что именно он разбил или испортил.

– Не уходи от темы, – строго сказал Виталий. – Раскладывай свою тревогу по частям. Что именно тебе не нравится?

– Натка действительно устала, – медленно начала я. – Она несколько лет не ездила в отпуск, все время работала, то из офиса, то из дома. И болела несколько раз, и в передряги разные попадала. Конечно, минувший год в целом оказался хорошим, она и замуж за Костю, наконец, вышла, и Настюшка у них появилась, но все это далось довольно большими нервами, так что она вымотана, это невооруженным глазом видно.

– Да, так же, как и у тебя, – согласился Виталий. – Я это заметил и привез тебя сюда, а Константин увидел, что Наталье нужно отдохнуть, и отправил ее в отпуск. Что не так?

– Мы поехали вместе, – сказала я, подумав. – И то, что я так замечательно себя здесь чувствую, во многом связано с тем, что ты рядом, со мной. А Натка уезжает одна. Если бы ты отправлял меня сюда, в Калининград, одну, я бы не поехала.

– У меня есть возможность поехать вместе с тобой, потому что моя работа позволяет на неделю выпасть из дел без особого ущерба. У Таганцева другая работа. Кроме того, у него немного другие финансовые возможности, и позволить себе отпуск на двоих он не в состоянии. Это не хорошо и не плохо, это просто данность, обстоятельства, с которыми надо считаться. И то, что он не сатрап, который приковывает жену к плите, говорит в его пользу. Если двое не могут отдохнуть, это не означает, что отдыхать не надо никому.

– Да, это я умом понимаю. И крайне признательна Косте, что он такой чуткий муж. И за детей я не переживаю. И за то, что Натка отдохнет, рада.

– Тогда что не так?

– Манзания, – подумав, призналась я. – Это так далеко, что кажется другим концом света. Там еще перевороты постоянные, то одна военная группировка к власти приходит, то другая. Мы только пару дней назад вспоминали с Димой, как рассматривали иск к туристической компании, которая отказывалась добровольно возвращать деньги за несостоявшийся тур в Манзанию, а люди не поехали именно из-за опасности переворота. МИД предупредил, что это небезопасно.

– А сейчас МИД предупреждал?

– Нет. Кажется. Я, признаться, не видела, но это же ничего не значит. Я могла просто пропустить. Да, мне не дает покоя, что Натка завтра улетает именно в Манзанию. Если бы она купила тур в Турцию, мне было бы гораздо спокойнее.

– И совершенно напрасно. – Виталий был абсолютно спокоен. – Вспомни, что несколько раз за последнее время там случались уличные теракты. И если бы твоя сестра улетела в Турцию, ты бы тоже беспокойно прислушивалась к новостям и переживала. Но люди продолжают ездить по свету, несмотря на то что любой перелет, в принципе, связан с опасностями. И вообще, переживать надо, когда что-то уже случилось. Да и тогда лучше не переживать, а действовать. А пока ты изводишься совершенно понапрасну.

– Да я не извожусь. – Я благодарно улыбнулась Виталию. – Мне так хорошо здесь, с тобой, в этом месте и в это время, что должно быть что-то, чтобы я не была совершенно уж неприлично счастлива.

– Счастье всегда выглядит прилично, – Миронов встал со своего кресла и ушел с балкона вглубь комнаты, продолжая говорить оттуда, – ты это запомни. Если бы я знал, что ты так опекаешь свою младшую сестрицу, то, ей-богу, предложил бы нам отправиться сюда на Новый год всем вместе. Места, как ты понимаешь, хватило бы. И твоя Наталья отдыхала бы на твоих глазах. Жаль, что я об этом не подумал, мне просто хотелось провести неделю с тобой вдвоем. Что тебе принести: еще глинтвейна или, может, шампанского?

– Давай выпьем шампанского перед камином, – сказала я, тоже вставая и направляясь к Виталию. – Ты совершенно прав, а я зря беспокоюсь из-за того, что еще не произошло. Прости, что я порчу тебе отпуск, который ты так тщательно продумал. Обещаю, что больше не стану ныть и жаловаться. И да, я очень рада, что нас здесь только двое.

На следующий день мы съездили на экскурсию на Куршскую косу. На улице было ветрено, поэтому я с легкой ностальгией вспоминала камин и теплый плед, предвкушая, как вечером снова смогу себе это позволить. У Сашки и Фомы по-прежнему было все в порядке, Сенька бодрым голосом доложил, что катался с горки и возил на санках Настю, Таганцев взял трубку и сообщил, что Натка благополучно улетела. Голос у него был спокойный – за свою любимую жену, мою сестру, он, похоже, совершенно не волновался. Вот и я не буду.

Впечатлений за день накопилось столько, что к вечеру я клевала носом, уютно устроившись на диване в объятиях Виталия. Натка не звонила и не присылала сообщений. Ближе к ночи я набрала Таганцева, который рассказал, что разговаривал с женой. Натка благополучно добралась до Муа-Майнды и теперь ожидала трансфер, чтобы ехать в отель. То, что ее встретили, а весь тур не оказался надувательством, окончательно меня успокоило.

На завтра у Миронова была назначена какая-то деловая встреча. Хоть он и говорил, что его дела могут подождать, на самом деле использовал любую свободную минутку в интересах бизнеса. Он попросил меня сопровождать его, и я, разумеется, согласилась. Обратно в наш арендованный дом-замок мы вернулись уже вечером, я с облегчением скинула туфли на шпильках и стянула нарядное платье. Все-таки к светской жизни я подходила мало. Обычная работающая женщина, что с меня взять. Впрочем, Виталий уверял меня, что я отлично справилась.

Сашка вернулась со своей турбазы и уже была дома, под надзором Фомы Горохова, разумеется, так что за дочку можно было не переживать. В течение дня я несколько раз набирала Наткин номер, чтобы узнать, как она устроилась в своем бунгало на берегу океана, но телефон абонента был выключен или находился вне зоны доступа к сети. Зная Натку, я полагала, что после долгой дороги она просто забыла зарядить телефон или вовсе потеряла зарядку. С нее станется. На всякий случай я поискала в интернете новости, касающиеся Манзании, но никаких сообщений нигде не нашла. Ну и ладно, будем считать, что все в порядке. Вечер я провела именно так, как и хотела, перед камином, с любимым мужчиной и снова с шампанским. Никакие тревожные мысли меня не посещали.

Утром четвертого января меня разбудил звонок Таганцева.

– Лена, тебе Натка не звонила?

– Нет, – ответила я, зевая, и посмотрела на часы. Половина восьмого. Для выходного дня совсем немного. – А почему ты спрашиваешь?

– Да с того самого раза, как она сообщила мне, что долетела, Натка больше не выходила на связь. И я не могу до нее дозвониться.

– Да, я вчера тоже не смогла, – согласилась я. – Кость, у них там на два часа меньше, то есть еще и шести утра нет. Она спит наверняка.

– А телефон почему не работает?

– Потому что она его не зарядила, ты что, Натку не знаешь?

– Знаю, но не могла же она за целые сутки ни разу не вспомнить о том, что надо зарядить телефон. При всей ее безалаберности мать она сумасшедшая, так что про Сеньку с Настенькой забыть никак не могла.

В спальню зашел Виталий, видимо, услышавший мой голос. Посмотрел вопросительно, задавая безмолвный вопрос, с кем это я с самого утра разговариваю.

– Костя, – сказала я. – Не может до Натки дозвониться, начал волноваться.

– Не знал, что твоя тревожность заразна. – Миронов засмеялся. – Ребята, вы оба выпускаете из виду одно немаловажное обстоятельство: у Манзании и России не подписан договор о взаимодействии сотовых операторов.

Я включила на телефоне громкую связь, чтобы Таганцеву тоже было слышно.

– И что это значит?

– Это значит, что там нет льготного роуминга. И любой телефонный звонок моментально съедает со счета практически все имеющиеся на нем деньги. Скорее всего, когда Натка позвонила из аэропорта, она не подключилась к сети Wi-Fi, а значит, у нее просто отключилась симка.

– Ужас какой! – воскликнула я. – И что же, она так и будет без связи всю оставшуюся неделю? А как же Wi-Fi в отеле? К нему же можно подключиться, чтобы звонить через WhatsApp?

– Это если в ее бунгало есть Wi-Fi. А его вполне может и не быть. А уж на пляже и подавно. Так что не переживайте оба. Она доберется до интернета и обязательно объявится.

В словах Виталия была такая безупречная логика, что звонок Таганцева меня даже не взволновал. Правда, я в очередной раз начала испытывать очень знакомое чувство, которое регулярно возникало у меня в отношении моей младшей сестрицы, и это чувство называлось злость. Почему-то у меня мобильный телефон всегда был под рукой и заряжен, и предупредить близких, что у меня все в порядке, я никогда не забывала. Я представила, как бегала бы по округе, оказавшись на каком-нибудь курорте без интернета и сотовой связи, чтобы найти точку доступа, и вздохнула. Натка такой обязательностью не обладала, и меня это ужасно раздражало.

День тянулся своим чередом. Я очень старалась с энтузиазмом откликаться на все развлечения, которые заранее придумал и воплотил для меня Виталий. Мы с удовольствием послушали концерт в Кафедральном соборе, пообедали в кафе в Рыбной деревне, где подавали удивительно вкусный глинтвейн, забрели в музей Мирового океана и вернулись в свой арендованный дом уже под вечер. Телефон моей сестры по-прежнему находился вне зоны действия сети. Значит, интернет она так и не нашла.

На всякий случай вечером, перед сном, я снова пробежалась по новостным сайтам, но не нашла никаких упоминаний о Манзании. Плохие новости доходят быстро, в этом я была убеждена, а раз их не было, значит, все в порядке. Я посчитала на пальцах, сколько дней нам еще придется быть без связи. Обратно в Москву Натка должна была вылететь одиннадцатого января и двенадцатого быть дома. Завтра пятое, значит, осталось потерпеть всего неделю, а потом сестрица объявится отдохнувшая, посвежевшая и загоревшая, и можно будет хорошенечко ее отругать за то, что она опять проявила безрассудство.

В оставшиеся до Рождества дни мы неспешно бродили по улицам старого Калининграда, сходили на экскурсию в знаменитый дом с горгульями в историческом районе Хуфен, в котором хранились предметы быта и искусства девятнадцатого века, выпили кофе в погребе, по заверениям экскурсовода сохранившем настоящий дух эпохи тевтонцев, а также прошлись по местам, имеющим отношение к мрачным сказкам немецкого писателя Гофмана.

Мы с Виталием много спали, наслаждались друг другом, делились любовью, валялись перед камином, поставив на пушистый ковер кружки с глинтвейном или бокалы с шампанским, бесконечно ели мандарины, много смеялись, и эта атмосфера полного счастья настолько затянула меня, что любые тревоги казались далекими-далекими и совершенно пустыми, не имеющими под собой ни малейшего основания.

За жизнью своей дочери я продолжала следить через ее блог, потому что Сашка как ответственный блогер-миллионник не делала перерывов на каникулы, исправно поставляя своим подписчикам самый разнообразный контент и, насколько я могла судить, также исправно получая деньги за рекламные заказы. У Сашки все было хорошо, и за меня она была крайне рада. А еще спокойна, как она выразилась, впервые в жизни. Глядя на Виталия, я понимала, почему. А еще улыбалась от того, что дожила до того момента, когда дочь может быть спокойна за меня, а не я за нее.

Вечер рождественского сочельника мы решили провести в нашем арендованном доме, вдвоем. Я запекла огромного гуся с яблоками, которого мы купили на рынке, приготовила два салата, Виталий съездил в винный бутик и привез бутылку очень дорогого, старого красного вина. Мы снова зажгли елку, упиравшуюся в гостиной в высокий потолок, растопили столь полюбившийся нам камин и часов в восемь уселись за стол.

Виталий разлил вино по бокалам, в нем красиво мерцало отражение гирлянд, было так тихо, что показалось, я услышала, как пролетел ангел. Мне вдруг пришло в голову, что такая атмосфера идеально подходит для того, чтобы сделать предложение. У меня даже голова закружилась от такого предположения и сердце забилось быстро-быстро.

«Не выдумывай, – строго сказала я сама себе. – Потом слишком больно будет разочаровываться».

Мой возлюбленный поднял бокал, покрутил его в пальцах. Покашлял, явно собираясь что-то сказать, и в этот самый момент у меня зазвонил телефон. Сашка! С учетом того, что мы разговаривали часа за два до этого, я вздрогнула.

– Да, Сань, – сказала я, стараясь скрыть внезапную дрожь в голосе. – Ты чего снова звонишь? Что-то случилось?

– Мам, я не хочу тебя пугать, – сказала дочь.

От этих слов и от серьезности ее голоса я, разумеется, испугалась еще больше.

– Я не хочу тебя пугать, но, кажется, наша Натка попала в беду.

– Что ты этим хочешь сказать? В какую беду? Откуда ты знаешь? Она звонила?

– Нет, она не звонила, и телефон у нее по-прежнему выключен. Просто я получила в своем блоге странное сообщение. Я вела стрим, и там есть такая функция, зрители могут оставлять сообщения.

– Александра! Вот мне сейчас совсем неинтересно, как устроен стрим! – возопила я.

Виталий поставил бокал на стол и очень внимательно смотрел на меня.

– В общем, да, ты права, это не важно. Так вот я получила сообщение, из которого следует, что наша Натка попала в тюрьму.

– Саша! Ты что, заболела? У тебя температура? – спросила я тревожно. – Как Натка может попасть в тюрьму? За что?

– Понятия не имею.

– И с чего ты тогда взяла, что она в тюрьме? Может, это какая-то дурацкая шутка?

– Может быть, и шутка, – согласилась Сашка, – только вдруг нет? Я сейчас перешлю тебе это сообщение, я сделала скрин экрана, посмотри сама, что это может значить.

Телефон звякнул, принеся сообщение. Я открыла его и уставилась на фотографию экрана Сашкиного ноутбука, на котором на фоне миленького личика моей дочери действительно было несколько строчек сообщений, в которых неведомые мне люди поздравляли ее с праздниками, желали приятного Нового года и присылали каких-то собачек и котиков. Одна из строчек гласила: «miotya Natacha w africansca #. SOS».

Я тупо смотрела на нее, пытаясь осознать, что именно тут написано. Виталий поднялся из-за стола, обошел его и встал за моей спиной.

– Тетя Наташа в африканской тюрьме, – прочитал он. – А SOS – это крик о помощи».

– Санька, а от кого послано это сообщение? – спросила я дочь, снова поднеся телефон к уху. – Там написано Паша Селиванов. Ты его знаешь?

– Нет, – сказала Сашка. – Это какой-то новый подписчик, он появился пару дней назад. Я думаю, что это какой-то Наткин новый знакомый из отдыхающих. Она показала ему мой блог, и когда случилась беда, он догадался именно таким образом дать нам знак. Мам, нужно что-то делать.

– Мы завтра же возвращаемся в Москву, – твердо сказал Миронов. – Лена, собирай вещи. Я пойду искать билеты на первый же рейс. Заодно посмотрю и билеты в Манзанию.

– Куда? – спросила я дрожащим голосом.

– В Манзанию, – ответил он. – Понятно же, что твою сестру нужно спасать и лучше делать это прямо на месте.

– Сань, мы завтра прилетим и все решим, – сказала я. – Пожалуйста, пусть Таганцев завтра к нашему возвращению приедет к нам домой, чтобы мы могли все обсудить.

Отключив телефон, я положила его на стол, встала и крепко-крепко поцеловала Виталия в губы.

Как ни странно, несмотря на все перипетии вчерашнего дня, Натка прекрасно выспалась. Постель в тростниковом домике оказалась удобной, веселый гомон непонятных птиц не мешал, а наоборот, убаюкивал, усталость же после перелета и последующего за ним разочарования была такой сильной, что спала она без задних ног, а когда проснулась, часы на руке показывали два часа пополудни.

Правда, часы Натка не переводила, и они, в отличие от телефона, показывали московское время, значит, в Манзании сейчас был ровно полдень. Уснула она около трех часов ночи, значит, проспала девять часов. Немудрено, что отлично выспалась.

Натка соскочила с кровати и посмотрела в окошко своего бунгало. По круглой площадке, по краям которой и стояли домики для туристов, ходили какие-то люди, по внешнему виду явно местные. Было их немного. Из будочки с лейкой вышла Надя из Нижнего Новгорода, на голове ее красовался тюрбан из полотенца, она принимала душ.

Да, помыться явно стоило. Падая с ног от усталости, Натка вчера улеглась в постель в футболке, в которой провела всю дорогу, только джинсы сняла. Она придирчиво обнюхала футболку и поморщилась. Да, срочно нужно в душ и переодеться во что-нибудь чистое. Еще довольно сильно хотелось есть, ведь вчерашний нехитрый ужин достался заглянувшей в гости горилле. А вдруг она вернется?

На крючке, ввинченном в стену, висело полотенце. Чистое. Достав из чемодана платье-футболку, Натка скинула с себя всю одежду, сунула ее в пакет для грязного белья, который всегда предусмотрительно возила с собой, накинула футболку, взяла косметичку с умывальными принадлежностями, сдернула с крючка полотенце, сунула ноги во вьетнамки и решительно откинула крючок, на который ночью заперла дверь.

Нади на улице уже не было; видимо, молодая женщина зашла в свое бунгало. Натка плохо помнила, кого куда поселили, но решила, что разберется. Пока же она двинулась к «душевой кабине», как называла про себя бунгало с лейкой. Интересно, вода там теплая или придется довольствоваться холодной?

У домика, служившего чем-то вроде ресепшена, стояли и сидели прямо на земле темнокожие мужчины, одетые почему-то в военную форму. При виде Натки они загомонили, быстро переговариваясь на непонятном для нее языке. Натка вдруг вспомнила, что под футболкой у нее ничего нет. Неприятный холодок побежал вдоль спины, но она тут же строго напомнила себе, что находится в туристическом месте, где ей вряд ли что-то угрожает. Да и футболка, к счастью, свободная и непрозрачная.

Душевая кабина была свободна. Натка зашла внутрь, заперлась на имеющийся там тоже крючок, разделась и, зажмурившись, встала под лейку, потянув за свисающую веревочку. К счастью, вода была, и теплая, нагревшаяся под жарким солнцем. Да, наверное, нужно учитывать, что мыться надо в светлое время суток. За ночь вода точно остывает.

Таких спартанских условий отдыха Натка не помнила с детства, когда вместе с родителями и старшей сестрой Леной отправилась куда-то под Сочи. Жили они тогда в частном секторе, комнату им сдала старая, совсем ветхая бабка с трясущейся из-за болезни Паркинсона головой. Все стены в комнате были увешаны тяжелыми, плотными, пыльными коврами, от которых Натка то и дело чихала, а душ стоял во дворе, и для того чтобы помыться, нужно было сначала натаскать ведрами воду из колодца в огромный бак, а потом дождаться, пока она хотя бы немного прогреется. Воду, конечно, таскал папа, это требовало немалых физических усилий, но прогреваться она не успевала, потому что бака, запасенного с утра, чтобы можно было помыться, вернувшись с пляжа, на всех четверых, разумеется, не хватало. Теплой водой споласкивали детей, потом мылась мама, а потом папа снова таскал воду, но уже для себя и мылся холодной, только крякая от холода.

Здесь же, несмотря на то что совсем недавно мылась Надя, вода была, значит, бак, к которому вела лейка, достаточно большой и уровень воды обслуживающий персонал все-таки поддерживает. Может, не так все и плохо? Конечно, привычными комфортными условиями тут и не пахнет, но ведь и страна экзотическая. Зато будет потом что вспомнить.

Натка с наслаждением вымыла голову, соорудила тюрбан из полотенца на голове, почистила зубы и снова натянула свою футболку. Теперь она чувствовала себя гораздо свежее, а от того увереннее. Когда она вышла на улицу, то обнаружила Пашу и Петю, увлеченно разглядывающих что-то в своем смартфоне. Их родителей нигде не было видно.

– Привет, – сказала Натка, подходя поближе. – Вы знаете, где тут кормят?

– Знаем, – солидно сказал Петя, – нас уже покормили. Нужно подойти к ресепшену и сказать Тути, что ты хочешь есть. Она поднос с едой принесет к тебе в домик. Мы ели кукурузную кашу с медом. Думали, противно, а оказалось довольно вкусно. А родители выбрали тушеное мясо с картошкой.

– На завтрак? – удивилась Натка. – Как-то я на завтрак мясо не хочу, хотя и кукурузная каша меня не прельщает. Я бы предпочла омлет и кофе с булочкой.

– Омлета не было, – включился в разговор Паша. – Тути сказала, что французский вариант завтрака можно найти в Алжире и Тунисе, а у них в Центральной Африке свои традиции. В основном они три раза в день едят именно мясо. А кукурузная каша чаще в ЮАР встречается, но по просьбе веганов ее теперь тут все-таки подают.

– А вы – веганы? – спросила Натка и, вспомнив свою племянницу Сашку, уточнила: – Точнее, вегетарианцы? Я знаю разницу, у меня племяшка – известный бьюти-блогер, помешанный на здоровом питании.

– Нет, мы мясо едим, просто на завтрак не хотелось, – ответил Петя. – Да и по приколу было что-то новое попробовать. А твоя племянница правда свой блог ведет? А то мы с Пашкой тоже хотим, но никак не придумаем, с чего начать. Вот, решили, что, может, в этой поездке получится. Из-за этого специально и кукурузную кашу ели, чтобы необычный контент набрать.