Сады пяти стремлений Панов Вадим

– Мерса, меня преследует запах сгоревшей нефы. – Помпилио поморщился. – Такое впечатление, что он повсюду.

– Вы не ошиблись, мессер. Шхуна оснащена двигателем внутреннего сгорания, поэтому запах будет преследовать вас всё ближайшее время. Я осмотрел машинное отделение и хочу отметить, что здешняя цивилизация достаточно развита. Во всяком случае, в области механики и металлообработки. Качество перегонки нефы меня не устроило, я могу сделать лучше даже в полевых условиях, но, возможно, наши новые друзья экономят и покупают дешёвое низкооктановое топливо. Ещё я задал механику несколько вопросов, из ответов на которые стало понятно, что на Траймонго не знают Философские Кристаллы, что, полагаю, и обусловило их увлечение двигателями внутреннего сгорания.

– Не сомневаюсь, что рынок назван Вонючим в честь сожжённой нефы, – скривился Помпилио, который терпеть не мог этот запах.

– Вероятно, мессер, – не стал спорить Мерса. И склонил голову, скрывая улыбку. – Что касается набора металлов, то он соответствует привычному. И применяются они так же, как используем мы.

– Хорошо. – Дер Даген Тур жестом показал, что доволен докладом, и перевёл взгляд на суперкарго: – ИХ?

– Наши новые друзья пребывают на одной из нижних ступеней местного общества, они не очень хорошо образованны, и их трудно назвать ценными источниками информации, но кое-какие сведения я из них выудил.

Здесь Бабарский немного кокетничал: все знали, что хитрый суперкарго способен превратить в ценный источник нужной информации даже самого тупого аборигена.

– Рыбаки видели, как мы появились?

– Говорят, всплыли из-под воды.

– Как такое возможно? – не удержался Мерса. – Разве мы не должны были выпасть из цеппеля?

– «Амуша» тут не было, – отрезал ИХ. – Даю слово, что аборигены о нём рассказали бы.

– То есть мы просто вынырнули из-под воды?

– Мы договорились рассматривать всё непонятное как результат действия неизвестной аномалии или Знака Пустоты, – напомнил Помпилио. Алхимик замолчал. – ИХ, продолжай.

– По словам местных, заселившие Траймонго люди сосредоточены на одном континенте, довольно большом, насколько я понял, и естественным образом поделённым на Сады и Небо.

– Сады и Небо? – переспросил Мерса.

– Ага, – подтвердил ИХ. – А сейчас мы находимся в Море.

– Я заметил, – язвительно отозвался Олли.

– Это третья составляющая мира в их понимании: Небо, Сады и Море.

– Может, они верят, что зародились в Море, живут в Садах, а потом возносятся на Небо? – предположил алхимик.

– Судя по их рассказам, Небо заселено обыкновенными людьми, – доложил Бабарский и тут же пообещал: – Я ещё поговорю с ними, может, получится переложить их путаные россказни на нормальный язык.

– Было бы неплохо, – хмыкнул Мерса.

– Если не получится – сами разберёмся. – Помпилио помолчал. – Что-то ещё?

– Континент, к которому мы приближаемся, поделён на пять Стремлений. Если я правильно понял, так они обозначают местные государства.

– Весьма странно.

– Полностью с вами согласен. Я переспросил несколько раз, но ответы не изменились: Стремления – это здешние государства.

– Может, название отражает метафорический смысл прикладываемых ими усилий? – предположил Мерса.

И добился того, что Бабарский и дер Даген Тур несколько секунд пристально его разглядывали.

Смутился, что у Олли получалось реже, чем у Энди, и промямлил:

– Ну, возможно.

– Ты снова перескочил? – поинтересовался ИХ.

– Нет.

– Местные помнят о Герметиконе? – спросил Помпилио.

– Конкретно наши новые друзья знают, что пришли из другого мира, предполагают, что где-то существуют другие заселённые людьми планеты, но особо над этим не задумываются – слишком много повседневных дел. Кстати, вы обратили внимание на то, как забавно они говорят? Пользуются стандартным универсалом, но тянут две гласные, причём те же самые, какие тянут тинигерийцы.

– Хочешь сказать, что мы в их секторе?

– Просто обратил внимание на странный говор, – развёл руками Бабарский, показывая, что делать выводы он оставляет дер Даген Туру.

– Если так, то, оседлав шторм, мы преодолели каатианский сектор, – протянул Помпилио. – Это очень много… много дальше, чем способен отправить цеппель астринг.

– Да, мессер, – согласился ИХ.

– Сколько существует Траймонго? – вернулся к расспросам дер Даген Тур.

– По косвенным признакам – примерно шестьсот лет.

– Что за «косвенные» признаки?

– Рыбаки сказали, что сейчас идёт шестьсот двенадцатый год по Новому календарю.

– Что тебя смущает?

– Я не знаю, с какого момента введён Новый календарь.

Помпилио покачал головой, вздохнул и кивнул на алхимика:

– Мерса у нас зануда, а не ты.

Бабарский хмыкнул.

– С вашего позволения, мессер, штатным занудой на борту «Амуша» является Хасина, – немного обиженно пробубнил Олли. – Это все знают.

– А из нас троих?

– Из нас троих – я, – вынужден был признать Мерса. – Извините.

Они рассмеялись, после чего Помпилио поднялся на ноги, потянулся, прищурился, глядя на северо-восток и произнёс:

– Кажется, приближаемся.

«Думаю, Энди, окажись ты на моём месте – обязательно подверг слова мессера сомнению, стал бы задумываться, прикидывать вероятности… А я сразу поверил в то, что всё будет хорошо. И считаю, что иначе было нельзя. Да, предположение мессера о том, что цеппель благополучно пришёл на Траймонго и сейчас разыскивает нас, прозвучало весьма оптимистично, но как ещё ему нужно было себя вести? Мы находимся на неизвестной планете, пока не вошедшей в Герметикон, и движемся к месту, называемому Вонючий рынок. Мы ничего не знаем о судьбе «Пытливого амуша», и это при том, что на его борту находятся самые дорогие для нас люди: Кира – для мессера, Аурелия – для меня. Встретимся ли мы? Живы ли они? Так вот, для того чтобы встретиться, для того чтобы они оказались живы, нужно всего лишь верить в то, что мы встретимся, и верить, что они живы. Только и всего. Верить. И когда мы с Бабарским поддались минутной слабости, мессер чётко нам продемонстрировал, что нельзя терять присутствие духа. И веру. Он показал, что нисколько не сомневается в успехе, и его решимость помогла нам собраться. А ведь это очень важно – не сомневаться на пути к выбранной цели. Идти твёрдо. И верить. Мессер не мог не беспокоиться, не мог не переживать – я понимал это намного лучше Бабарского. Но мессер знал, что переживания не помогут.

Только вера.

И твёрдость…»

Из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.

– Разве такое возможно? – удивился Аксель. – Я где-то читал, что океан физически не может покрывать всю планету.

– Такие случаи в Астрологических атласах ещё не зафиксированы, – подтвердил Дорофеев. – Но это не значит, что такой планеты не существует.

– На Кардонии океан покрывает семьдесят три процента поверхности планеты, – сообщила Кира. – Это самая большая доля из известных.

– Уже нет, адира, – вежливо уточнил Дорофеев. – Перед отлётом я читал годовой отчётный доклад Астрологического общества и обратил внимание на открытие планеты с долей океана в семьдесят восемь процентов.

– Подтверждённый доклад?

– Да, адира, официальный.

– Воды становится больше, капитан.

– Можно сказать и так, адира.

– То есть теоретически лежащий под нами океан может никогда не закончиться? – вернулся к интересующей его теме Аксель.

– Теоретически – да, – подтвердил Дорофеев. – Но я надеюсь на обнаружение суши.

– Я тоже, – вздохнула Кира. – Я тоже.

И на мостике наступила тишина.

Аксель Крачин занял должность старшего помощника капитана «Пытливого амуша» примерно два года назад и тогда же начал обучаться премудростям управления цеппелем. Впрочем, учеником он оказался способным, знания схватывал на лету, опыта практической работы тоже приобрёл достаточно, поскольку дер Даген Тур не сидел на месте, и претензий у Дорофеева к Крачину не было. Однако общих знаний ему иногда не хватало. Но Аксель старался. Старался так же упорно, как когда-то давно постигал премудрости Хоэкунса, добравшись в Высоком искусстве достижения цели до титула бамбадир. И это было главной причиной, по которой Помпилио предложил Акселю должность – дер Даген Туру потребовался ещё один высококлассный воин.

– В любом случае в океане есть жизнь, – произнесла Кира, указывая на очередной косяк рыб, хорошо заметный с высоты полёта цеппеля. – Без еды мы не останемся.

– Если Хасина подтвердит, что её можно есть.

Проверка воды, воздуха, растений и животных входила в обязанности корабельного медикуса Альваро Хасины, которому не терпелось изучить какую-нибудь живность с новой планеты. Он уже несколько раз предлагал Дорофееву снизиться и выловить «пару-тройку образцов местной ихтиологии», однако капитан не соглашался, аргументируя отказ отсутствием времени. Тратить драгоценные минуты на рыбалку в то время, когда Помпилио могла срочно требоваться помощь, Дорофеев и в самом деле считал глупым. Что же касается припасов, то он как раз ожидал доклад о состоянии дел от Теодора Валентина, который в обычное время являлся слугой дер Даген Тура, а сейчас принял на себя обязанности суперкарго, заменив пропавшего Бабарского. И как раз поднялся на мостик – предложить Кире чашку горячего шоколада.

– Теодор!

– Капитан.

– Вы приняли дела Бабарского?

– Полагаю, только законные.

Валентин слишком хорошо знал суперкарго, чтобы не проявить разумную осторожность.

– Разумеется, Теодор. В настоящий момент меня интересуют исключительно они.

– Да, капитан. Я как раз подготовил доклад…

– Что у нас с запасами?

Дорофеев понимал, что торопится, и потому не удивился тому, что Валентин отвесил ему вежливый полупоклон, после чего подошёл к Кире, предложил ей шоколад, кружку с которым принёс на маленьком серебряном подносе, и только после этого вернулся к делам:

– Единственная позиция, которая не вызывает беспокойства, – это продовольствие: имеющиеся на борту запасы гарантируют «Пытливому амушу» минимум три недели автономного полёта. Есть определённые проблемы с боеприпасами, поэтому я бы рекомендовал в ближайшее время избегать серьёзных сражений.

– Что по ним?

– Израсходовано сорок процентов пулемётных снарядов и половина пушечных. И вряд ли мы сможем восстановить боезапас до возвращения в цивилизованные миры. – Валентин многозначительно посмотрел на океан. – Даже если на этой планете отыщутся разумные жители.

– Это всё?

– К сожалению, нет. Мы потеряли больше половины запаса пресной воды.

– Что случилось? – нахмурился Дорофеев. – В бою повредили баки?

– Баки целы, капитан, однако их содержимое представляет из себя желеобразную массу, и мне нужно несколько цепарей, чтобы избавиться от неё.

– Когда это произошло?

– Полагаю, во время последнего перехода, – невозмутимо ответил Валентин. – Насколько я понимаю, он сопровождался необычными явлениями.

– Почему в таком случае не испортилась вся вода?

– По той же причине, по которой не потеряли свои свойства все проводники.

– Какие проводники? – не понял Базза.

– Электрические, – уточнил Валентин. – Бедокур доложил, что один из главных силовых кабелей внезапно стал диэлектриком. При этом остальные сохранили свои свойства. То же самое случилось и с водой: в некоторых баках она испортилась, в некоторых осталась такой, какой была.

– Гм… – Умение слуги дер Даген Тура быть в курсе абсолютно всех происходящих на цеппеле событий иногда приводило Баззу в лёгкое замешательство. – Я согласен с вашей оценкой, Теодор, и прикажу Бедокуру направить на очистку баков команду – это необходимо сделать как можно скорее.

– Благодарю, капитан. Позволите ещё один вопрос?

– Разумеется.

– Вы ведь планируете сообщить команде дальнейшие планы?

Дорофеев мгновенно понял, что стоит за вежливым вопросом Валентина, и вздохнул:

– Цепари волнуются?

– Да, капитан.

– Сильно? – подал голос Аксель.

– Наблюдается определённая и вполне естественная растерянность.

Валентин не стремился использовать в своей речи ярко окрашенные определения, но по тону, которым он произнёс слово «определённая», Дорофеев и Крачин поняли, что общее собрание следует провести как можно скорее.

– Они получат ответы.

– Очень хорошо, капитан…

Однако закончить фразу вопросом «Когда?» Теодор не успел: вперёдсмотрящий крикнул:

– Земля!

Старшие офицеры подошли к лобовому окну и устремили взгляды на показавшийся на горизонте остров.

– Не то чтобы земля… – протянул Крачин, оценивая размеры суши.

– Самая настоящая, Аксель, твёрдая, – улыбнулась Кира, сделав глоток шоколада.

– По всей видимости, остров необитаем, – заметил Дорофеев.

– Думаю, имеет смысл сделать короткую остановку, – произнесла Кира.

– Потеряем время, – вздохнул Дорофеев, не сводя взгляда с острова.

– Мы прошли больше двухсот лиг, – очень тихо напомнила рыжая. – Есть ощущение, что мы ищем не там.

Она похолодела, произнося эти слова, но знала, что права.

– Заросли свидетельствуют о наличии воды, – добавил Аксель.

– Курс на остров, – громко приказал Дорофеев. – Швартовочной команде приготовиться к посадке. – После чего понизил голос и следующую фразу произнёс только для Киры и Крачина: – Твёрдая почва под ногами взбодрит людей. Я выведу их из цеппеля и расскажу, что мы будем делать дальше.

А чтобы ещё больше поднять моральный дух команды, Кира предложила Дорофееву провести весьма значимую для Астрологического флота церемонию, и капитан согласился.

Но прежде требовалось совершить посадку.

Скепсис Акселя оказался преждевременным – остров оказался большего размера, чем путешественникам показалось сначала, однако густые заросли, среди которых то и дело попадались одиночные скальные столбы, делали его весьма неподходящим для приземления цеппеля, поэтому Дорофеев принял решение садиться на довольно широкий – метров сто, не меньше – пляж. Зато облёт острова подтвердил первоначальное впечатление – он оказался необитаемым. Определив скорость и направление ветра, Базза подвёл «Амуш» к пляжу, находящемуся с подветренной стороны, который рассекала впадающая в океан речушка, опустился до пятидесяти метров и отправил наземную команду в «корзине грешника». Оказавшись на пляже, цепари закрепили сброшенные якоря в обломках скал, после чего электрические лебёдки подтянули цеппель к земле. И всё это время их прикрывала вооружённая команда Акселя. Когда же «Амуш» оказался у земли, Крачин завёл отряд в лес, но, не обнаружив в зоне досягаемости опасных животных и даже их следов, вернулся на пляж, не забыв выставить у опушки наблюдательные посты.

Только после этого Дорофеев разрешил команде сойти на берег. Но не «погулять», а заняться неотложными делами: медикус Хасина и его небольшой отряд отправились к реке – взять пробы воды и выловить «пару-тройку образцов местной ихтиологии» для дальнейших исследований; остальные занялись осмотром «Пытливого амуша» и необходимым наружным ремонтом – после многочисленных столкновений в Трио Неизвестности и прыжка сквозь идеальный шторм цеппель в нём очень нуждался. Работа спорилась, и если у цепарей были вопросы – а у них были вопросы! – их пока держали при себе. И потому что понимали, что «Амуш» необходимо привести в порядок – ведь только на нём можно вернуться домой; и потому что перед высадкой Дорофеев объявил, что по окончании работ проведёт общее собрание экипажа. Услышав это, цепари работали споро, но закончили – с перерывом на быстрый обед – только через шесть часов. Цеппель подлатали, проверили и отрегулировали рули и закрепили расшатавшуюся мотогондолу. Хасина проверил воду, убедился в её пригодности и безопасности, распорядился собрать трубопровод с тремя очистными блоками, и наполнил отмытые и продезинфицированные баки.

И только когда с делами было покончено, Дорофеев приказал команде выстроиться на пляже, однако началось собрание неожиданно: капитан подал команду «Смирно!», и на пляж вынесли временный обелиск – металлический знак Астрологического флота, официально подтверждающий, что цеппель побывал на планете, а команда сходила на берег. Демонстративной установкой обелиска Дорофеев показал команде, что не сомневается в благополучном разрешении предприятия и уверен, что планета расположена недалеко от исследованных границ Герметикона.

И голос его звучал с необычайной твёрдостью.

– Властью, данной мне Астрологическим флотом, я официально объявляю эту планету частью Герметикона и определяю ей временное название Шога.

Яму под мощное основание обелиска выкопали заранее, поэтому цепарям осталось лишь установить и закопать основание обелиска, укрепив его крупными камнями, после чего Дорофеев продолжил:

– Теперь я сообщу официально то, о чём вы уже знаете или догадываетесь. Первое. Во время прыжка с Трио Неизвестности «Пытливый амуш» был захвачен идеальным штормом Пустоты, который, как мы сейчас видим, оказался сопряжён с неизвестной аномалией или Знаком. В результате сочетания этих факторов мы оказались на планете Шога, однако по косвенным признакам можно предположить, что Шога расположена недалеко от Герметикона и вскоре мы вернёмся домой. Второе. При переходе на планету несколько членов экипажа оказались за бортом. Как именно это произошло, нам пока неизвестно, однако в настоящий момент отсутствуют пятеро нижних чинов, два офицера – алхимик и суперкарго, а также мессер Помпилио дер Даген Тур.

На этих словах среди цепарей пробежал ропот. Дорофеев понимал, что услышит его, поэтому поднял руку, призывая подчинённых к тишине, и спокойно продолжил:

– Мы внимательно изучили обстоятельства произошедшего и пришли к выводу, что наши товарищи могли покинуть корабль только здесь, на планете. А значит, мы их найдём.

Эти слова ропота не вызвали. Ведь старый закон гласил, что своих бросать нельзя, и все стоящие перед Дорофеевым цепари прекрасно знали, что их бы тоже искали. Может, не так долго, как будут искать Помпилио, но искали бы. Поэтому промолчали, лишь некоторые покивали головами в знак согласия.

– У нас есть предположение, как искать наших товарищей, и мы приложим все усилия, чтобы их найти, – закончил Базза. – Одновременно мы будем изучать звёздное небо, чтобы понять… где именно мы находимся. И как быстро Галилей сможет нас отсюда вытащить.

Дорофеев замолчал, давая понять, что сказал всё, что хотел, и через мгновение один из цепарей сделал шаг вперёд.

– Разрешите вопрос, капитан!

Базза молча кивнул.

– Каково состояние Галилея?

– В настоящий момент бортовой астролог «Амуша» проходит курс реабилитации. Переход дался ему нелегко.

Ответ не являлся ложью в той же степени, в которой не являлся правдой.

– Он поправится?

– Мы все на это рассчитываем. И нашу уверенность подкрепляет тот факт, что Аурелия не сомневается в успехе. В настоящее время Галилей не в состоянии выполнять должностные обязанности, но я и вахтенные офицеры достаточно подготовлены для работы с астрологическими картами и сумеем заменить Галилея.

– А с астрингом?

Все… все, без исключения цепари затаили дыхание.

– Я обладаю достаточными навыками работы с астрингом, – с прежней твёрдостью заявил Дорофеев.

– А опытом? – выкрикнул кто-то из строя.

Выкрикивать вопросы из-за спин товарищей запрещалось даже во время собраний, во время которых цепари получали определённые послабления. При этом нарушитель не имел в виду ничего плохого – он просто не сдержался и растерялся, когда на него зашикали со всех сторон.

– Он получит взыскание, – спокойно пообещал Бедокур.

Дорофеев кивнул, обвёл выровнявшийся и успокоившийся строй внимательным взглядом и улыбнулся:

– Если кто-то усомнится в моём опыте работы с астрингом, он сможет остаться здесь.

– Весьма доходчиво, капитан, – одобрил Бедокур.

Базза же выдержал ещё одну паузу и чуть менее жёстко произнёс:

– Это не первая наша переделка, и она не выглядит особенно сложной. Мы знаем что должны делать, мы знаем как должны делать, мы будем работать, если надо – сражаться, а главное – всегда стоять друг за друга. Мы отыщем наших товарищей и уйдём отсюда.

Дорофеев говорил заметно спокойнее, чем минутой раньше, однако чётко дал понять, что выступление закончено и пора возвращаться на цеппель. В этот момент Бедокур должен был скомандовать: «Разойтись!» – но не успел.

– Капитан! – Один из постовых, тот, который располагался у левого окончания пляжа, рядом с рифами, покинул пост и торопливо подбежал к Дорофееву. – Капитан!

В его голосе не было испуга, наоборот – радость, поэтому Базза жестом велел команде держать строй и повернулся к постовому:

– Что случилось?

– Разрешите доложить: только что обнаружено среди скал.

И цепарь протянул обломок медной таблички, на которой было написано: «Весёлая Дже…»

– Что это? – спросила подошедшая Кира.

– Судя по всему, это название разбившегося здесь корабля. – Базза позволил себе улыбку – настоящую, широкую улыбку. – Планета обитаема! И они говорят на универсале!

А вот это заявление было встречено громкими криками радости, за которые никто не получил взыскания.