Призраки Паланик Чак
Глядя на монитор в гримерке, зализанный молодой человек объясняет, что если камера «держит» только ведущую и гостя и никогда не показывает общий план, то есть зрителей в студии, это значит, что там сидят только старухи с плохими зубами. Гостевой администратор – человек, отвечающий за набор зрителей для съемок в студии, – наверное, заключил сделку. Он набрал старых кошелок, чтобы заполнить студию в семь утра, а телеканал, в свою очередь, обещал дать рекламу Ярмарки ремесел «наших пенсионеров». Собственно, так они и набирают массовку для съемок. На Хеллоуин в студии сидят молодые люди, а канал рекламирует их акцию по сбору денег на охрану домов с привидениями. На Рождество в студию набиваются старики и старухи, которым нужно привлечь внимание к своим благотворительным базарам. Фальшивые аплодисменты в обмен на дармовую рекламу.
На мониторе в гримерке экстренный выпуск новостей центрального телевидения снова сменяется местным вещанием. Ведущая предлагает посмотреть анонс завтрашней передачи «Прическа и макияж: полное преображение», потом идет отбивка: очень красивая картинка с дождем, металлический звон – и пошла реклама.
Судно затонуло. Несколько сотен погибших. Художественный фильм – в одиннадцать.
Зализанный молодой человек мысленно переписывает свою речь о пользе видеокурсов по инвестициям, чтобы включить туда форс-мажорные обстоятельства. Непредвиденные катастрофы. И как это важно для тех людей, которые зависят от вас, чтобы у вас был хороший, солидный инвестиционный план. Он сам – свой продукт. Он не пользуется никакими записями.
Он: камера за камерой.
Лайнер тонул на экране достаточно долго, так что наша блондинка, похоже, уже не вписывается в формат.
Еще до конца рекламы, до того, как пойдет репортаж о ситуации на дорогах, с крупными планами сверху и закадровым голосом диктора, шеф-редактор проводит щетку для удаления пятен обратно в гримерку. Повесит петличку видеокурсам по инвестициям. А колесу-тренажеру скажет: «Спасибо, что вы пришли, но мы тут задержались с прямым включением и уже не вписываемся в формат… нам действительно очень жаль».
И охранник проводит блондинку до выхода.
И все для того, чтобы ровно в десять переключиться на эфирную сетку центральных каналов: мыльные оперы и ток-шоу со знаменитостями.
Старый прыщ на мониторе: у него точно такие же рубашка и галстук, как у зализанного молодого человека. Точно такие же голубые глаза. Он все делает правильно. Просто сегодня явно не его день.
– Сделаю вам одолжение, – говорит нашей блондинке зализанный молодой человек. Он по-прежнему держит в руке ее «толстую» фотографию до. – Вы примете добрый совет?
Она говорит: да, конечно, – и берет бумажную чашку с остывшим кофе и со следами помады на краешке, точно такого же розового оттенка, как у нее на губах.
Эта блондинка с ее бликующими волосами, сейчас она личная ЗПВ зализанного молодого человека.
Главное, говорит он, не давай всем этим Ромео с утренних ток-шоу затащить тебя в постель. Он не имеет в виду эфирных ведущих. Он имеет в виду гостей, приглашенных на передачи: разъездных продавцов с их чудо-швабрами и брошюрками «Как стать богатым». С которыми ты сталкиваешься в гримерках в ЗПВ по всей стране. Вы мотаетесь из города в город, вам так одиноко. Целый день на ногах, а по вечерам – одинокий гостиничный номер.
Судя по личному опыту: эти романы в гримерках – они ни к чему не приводят.
– Помнишь ту девушку, что продавала колготки «Надень и худей»? – спрашивает он.
И блондинка кивает: да.
– Это моя мама, – говорит зализанный молодой человек. Они познакомились с его отцом на таких вот «торговых турах». Они постоянно встречались в гримерках. Но он на ней не женился. Бросил ее, как только узнал, что она забеременела. А она потеряла работу, потому что компании не нужна беременная продавщица колготок для похудения. В детстве зализанный молодой человек только и делал, что смотрел передачи типа «С добрым утром, Болдер» и «Пора вставать, Тампа», пытаясь понять, который из этих улыбчивых, говорливых дяденек – его папа.
– Я поэтому и пошел в телекоммивояжеры, – говорит он нашей блондинке.
Потому что дело есть дело, вот его главный принцип.
Блондинка говорит:
– Ваша мама, она очень красивая…
Его мама… Он говорит: эти колготки, «Надень и худей», в них, наверное, содержался асбест. У нее потом был рак кожи.
– Она была такой страшной, когда умерла, – говорит он.
В любую секунду может открыться дверь, и в гримерку войдет редактор по гостям и скажет, что ей очень жаль, но программа уже не укладывается во время и кого-то из приглашенных придется «выкинуть». Она посмотрит на нашу блондинку с волосами, которые «воспламенятся» в кадре. Посмотрит на синий спортивный пиджак зализанного молодого человека.
Блок F выпал сразу, как только они переключились на тонущий лайнер. Блок Е – консультант-колорист, как написано в верстке, – отпал, когда стало понятно, что они в глубоком перебое. А потом они вычеркнули и Блок D: детские книги.
Вот печальная правда: даже если ты выкрасишь волосы в правильный цвет, не «бликующий» на картинке, и сумеешь изобразить жизнерадостную улыбку, и прямо-таки изольешься весельем, все равно может так получиться, что какой-нибудь террорист с резаком для картона «перебьет» твои законные семь минут. Да, по идее, тебя могли бы отснять уже после программы и пустить твой сюжет в записи в завтрашней передаче, но так не бывает. Все передачи у них расписаны на неделю вперед, и если завтра тебя дадут в записи, это значит, что им придется выкидывать кого-то другого…
В эту последнюю минуту наедине, пока в гримерке нет никого, кроме них двоих, зализанный молодой человек спрашивает у нашей блондинки, как она смотрит на то, чтобы он сделал ей еще одно одолжение.
– Хотите отдать мне свой блок? – спрашивает она. И улыбается, точно как на фотографии. И у нее очень даже неплохие зубы.
– Нет, говорит он. – Но когда кто-то пытается с тобой общаться… быть с тобой обходительным и любезным… когда кто-то хочет тебя рассмешить… – говорит зализанный молодой человек и рвет ее страшненькую фотографию на две половинки. Потом складывает их вместе и рвет еще пополам. И еще. И еще. На кусочки. На конфетти. Он говорит: – Если ты хочешь иметь успех на телевидении, постарайся хотя бы изобразить улыбку.
Хотя бы сделай вид, что люди тебе не противны.
Там, в гримерке, у блондинки отвисает челюсть. Она хлопает ртом в ярко-розой помаде: раз, другой, третий – как рыба, которую вытащили из воды, и говорит:
– Ах ты сволочь …
И в это мгновение входит редактор с этим пожилым дядькой, который для удаления пятен.
Редактор говорит:
– Так, ладно. У нас есть всего один блок. Думаю, пустим видеокурсы…
Старый Прыщ смотрит на зализанного молодого человека, как смотрят на покупателя в универмаге, который заказывает товаров на полмиллиона, и говорит:
– Томас…
Блондинка просто сидит, держа свою чашку с остывшим кофе.
Редактор снимает маленький радиомикрофон с ремня пожилого дядьки и отдает его зализанному молодому человеку.
А он говорит пожилому:
– Доброе утро, папа.
Старый Прыщ хватает его за руку, трясет ее и говорит:
– А как твоя мама?
Девушка, что продавала колготки «Надень и худей». Девушка, которую ты бросил.
Наша мисс Блондинка встает. Поднимается на ноги, чтобы уйти восвояси, сдаться, признать свое поражение.
Зализанный молодой человек проверяет выключатель на микрофоне и говорит:
– Она умерла.
Умерла, ее похоронили, а где, он не скажет. А если скажет, то назовет не тот город.
И вдруг – брызги и плеск.
Его волосы и лицо – холодные и мокрые.
Он весь в кофе. В холодном кофе. Рубашка и галстук испорчены. Волосы, прежде зализанные назад, облепили лицо.
Наша блондинка забирает у него микрофон и говорит:
– Спасибо за добрый совет. – Она говорит: – Видимо, следующей пойду я …
Но что хуже всего, хуже слишком светлых волос, «бликующих» в кадре, хуже его испорченной прически и залитой кофе рубашки: наша изящная стройная девочка влюбилась в него до беспамятства. Вот такая херня.
4
В холле, обтянутом синим бархатом, что-то с грохотом катится вниз по лестнице – из сумрака на балконах первого яруса. Ступенька за ступенькой, грохот все громче. Вот он уже обретает зримую форму чего-то черного и круглого. Оно катится вниз, со второго этажа. Это шар для боулинга. С глухими ударами – вниз по ступеням широкой лестницы. Черный, беззвучный, шар Сестры Виджиланте пересекает холл, выстланный синим ковром, – мимо Коры Рейнольдс, который сидит, лижет лапу, мимо мистера Уиттиера в инвалидной коляске, который пьет растворимый кофе, мимо Леди Бомж с ее бриллиантовым мужем – потом ударяется в двойные двери, черный, тяжелый, и исчезает в зрительном зале.
– Пакер, – говорит Леди Бомж своему бриллианту. – Мы здесь не одни, в этом доме. Здесь есть что-то еще. – Понизив голос до шепота, она спрашивает у бриллианта: – Это ты?
Этот маленький стеклянный квадратик, который надо разбить только в случае пожара, – Мисс Америка уже его расколотила. Она обходит все эти маленькие окошки в красных металлических рамках, рядом с которыми на цепочке висят молотки; разбивает стекло, дергает рычажок. Сначала в холле. Потом – в галерее, отделанной в стиле китайского ресторана: сплошной красный лак и гипсовые Будды. Потом – в вестибюле в подвале, в «храме майя», под плотоядными взглядами резных индейских воинов.
Потом – в галерее «Тысяча и одной ночи», что идет вдоль балконов второго яруса. Потом – в аппаратной под самой крышей.
И ничего не происходит. Сирены не включаются. Никто не пытается проломиться сквозь запертые пожарные двери, чтобы спасти ее. Чтобы спасти всех нас.
Как ничего не происходило, так ничего и не происходит.
Мистер Уиттиер сидит в холле, на диване, обтянутом синим бархатом, под стеклянными листьями огромной люстры, что нависает над ним серым искрящимся облаком.
Хваткий Сват уже называет все люстры «деревьями». Ряды больших люстр, по центру каждого зала, каждой галереи, каждого холла. Он называет их стеклянным садом, выросшим из потолка на цепях-стеблях, обернутых бархатом.
В одних и тех же огромных залах каждому видится своя собственная реальность.
Граф Клеветник пишет в блокноте. Агент Краснобай снимает на видео. Графиня Предвидящая носит чалму. Святой Без-Кишок ест.
Директриса Отказ занята метанием игрушечной мышки. Кидает ее с размаху, и мышка летит, и падает где-то на полпути к дверям в зрительный зал. Пока Директриса Отказ растирает плечо после броска, кот по имени Кора Рейнольдс приносит мышку обратно, взбивая лапами клубы кипящей пыли.
Миссис Кларк наблюдает за ними: одна рука лежит поперек груди, поддерживает бюст снизу, другая запрокинута за голову, растирает шею. Она наблюдает за ними и говорит:
– На вилле Диодати было пять кошек.
Святой Без-Кишок ест «Блинчики с вишней» быстрого приготовления, прямо из майларового пакета, пластмассовой ложкой.
Подпиливая ногти мягкой наждачной пилочкой, Леди Бомж наблюдает за тем, как каждая ложка сочной розовой массы исчезает у него во рту. Она говорит:
– Как это вообще можно есть?
И больше ничего не происходит. И дальше – опять ничего.
Пока Мисс Америка не встает в центре комнаты и не заявляет, обращаясь ко всем присутствующим:
– Это незаконно.
То, что сделал мистер Уиттиер, это похищение. Он держит людей против воли, а это уже уголовное преступление.
– Чем быстрее вы возьметесь за выполнение своих обещаний, – говорит мистер Уиттиер, – тем быстрее пролетят эти три месяца.
Швыряя игрушечную мышку, Директриса Отказ говорит:
– А что это за вилла Диодати?
– Дом на озере Комо, – говорит Леди Бомж своему бриллианту.
– На Женевском озере, – говорит миссис Кларк.
Мистер Уиттиер стоял на том, что мы всегда правы.
– Вопрос не в том, прав кто-то или неправ, – говорил он.
На самом деле мы не бываем неправы. В своем понимании.
В своей реальности.
Мы никогда не бываем неправы.
Мы все делаем правильно.
И все правильно говорим.
В своем понимании ты всегда прав. Все, что ты делаешь – все, что ты говоришь, как ты себя преподносишь, – в момент совершения любого действия, это действие автоматически становится правильным.
Мистер Уиттиер подносит чашку к губам. Его руки трясутся. Он говорит:
– Даже если ты вдруг решил, что сегодня ты будешь пить кофе неправильно … из грязного ботинка… все равно это будет правильно, потому что ты сам это выбрал. И сам так решил.
Потому что ты просто не можешь сделать что-то неправильно. Ты всегда прав.
Даже когда ты говоришь: «Ну, я и дурак. Признаю, был неправ…» Ты все равно прав. Прав в том, что когда-то ты был неправ. Даже когда ты ведешь себя как последний кретин, ты все равно прав.
– Даже самая глупая мысль, – говорил мистер Уиттиер, – все равно она правильная, потому что – твоя.
– Женевское озеро? – говорит Леди Бомж с закрытыми глазами. Обхватив голову одной рукой, она растирает виски большим и указательным пальцами и говорит: – Вилла Диодати – это, где лорд Байрон изнасиловал Мэри Шелли…
И миссис Кларк говорит:
– Он ее не насиловал.
Каждый из нас обречен на то, чтобы всегда быть правым. Обо всем и во всем.
В этом подвижном текучем мире, где каждый по-своему прав, и каждая мысль, с момента ее воплощения – тоже правильная, скажет вам мистер Уиттиер, есть единственная постоянная величина: то, что мы обещаем.
– Три месяца, вы обещали, – говорит мистер Уиттиер сквозь пар от кофе.
И вот тогда кое-что происходит, но так – по мелочи.
Смотришь – все вроде нормально, но уже в следующую секунду все внутри обрывается. Жопа сжимается. Рука сама подлетает ко рту.
Мисс Америка держит в руке нож. Свободной рукой хватает мистера Уиттиера за узел галстука и тянет его к себе. Мистер Уиттиер роняет чашку, обжигающе горячий кофе разливается по полу. Его руки безвольно обвисли. Они трясутся, слабо взбивая пыльный воздух.
Серебристый пакет Святого Без-Кишок падает на пол, блинчики быстрого приготовления вываливаются на васильковый ковер: липкие вишни и восстановленные взбитые сливки.
Кот набрасывается на вкусное.
И Мисс Америка говорит, глядя прямо в глаза мистера Уиттиера с расстояния в полдюйма:
– То есть я буду права, если я вас убью?
Нож – один из набора, который привез с собой Повар Убийца в своем алюминиевом чемоданчике.
И мистер Уиттиер тоже смотрит ей прямо в глаза. Они так близко друг к другу, что их ресницы соприкасаются, когда он моргает.
– Но все равно вы отсюда не выйдете, – говорит он. Немногочисленные седые волосинки свисают с макушки. Голос – полузадушенный хрип, из-за галстука, давящего на шею.
Мисс Америка тычет ножом в сторону миссис Кларк и говорит:
– А она? У нее что, нет ключа?
И миссис Кларк трясет головой: нет. Ее глаза широко распахнуты, но силиконово-пухлые кукольные губки по-прежнему сжаты.
Нет, ключ спрятан где-то в здании. И только мистер Уиттиер знает, где именно.
И все-таки она будет права, даже если убьет его.
Если она подожжет здание в надежде, что пожарные увидят дым и спасут ее раньше, чем мы все задохнемся – она опять же будет права.
Если она выковыряет ножом молочно-белый от катаракты глаз мистера Уиттиера и бросит его коту вместо мячика – она будет права.
– В свете чего, – говорит мистер Уиттиер, чей галстук зажат в кулаке Мисс Америки, чье лицо сделалось темно-красным, а голос стал сдавленным шепотом, – давайте начнем с того, что выполним свои обещания.
Три месяца. Напишите свои шедевры. Конец.
Мисс Америка разжимает кулак. Мистер Уиттиер тяжело падает в инвалидное кресло, так что оно запрокидывается назад, отрываясь передними колесиками от пола. Потом колесики опускаются на место. В воздух вздымается облако пыли. Мистер Уиттиер хватается за воротник обеими руками, распускает галстук. Потом наклоняется, поднимает с пола чашку из-под кофе. Немногочисленные волосинки свисают седой бахромой с лысого черепа в старческих пятнах.
Кора Рейнольдс продолжает есть вишню и сливки с пыльного ковра у кресла Святого Без-Кишок.
Мисс Америка говорит:
– Это еще не все … – и замахивается ножом, как будто целясь в собравшихся. Один быстрый замах, одно движение руки – и нож вонзается в спинку дворцового кресла в дальнем конце холла. Лезвие утоплено в синем бархате, рукоятка еще дрожит.
Агент Краснобай говорит из-за своей видеокамеры:
– Снято.
Кора Рейнольдс продолжает облизывать липкий ковер своим розовым замшевым язычком.
Граф Клеветник что-то пишет в блокноте.
– Так что там на вилле Диодати, миссис Кларк? – говорит Леди Бомж.
– Там было пять кошек, – говорит мистер Уиттиер.
– Пять кошек и восемь больших собак, – говорит миссис Кларк, – три обезьянки, орел, ворон и сокол.
Это было в 1816 году. Компания молодых людей приехала летом на виллу у озера. Почти все время они просидели дома – из-за непрекращающегося дождя. Женатые и неженатые. Мужчины и женщины. Они читали друг другу истории о привидениях, но все книги, которые были на вилле, были откровенно плохими. И молодые люди решили, что надо самим что-нибудь написать. Страшные истории. Чтобы развлечь друг друга.
– Как на «Круглом столе в „Алгонкине“? – спрашивает Леди Бомж у бриллианта у себя на пальце.
Просто компания друзей, которые пытаются напугать друг друга.
– И что они написали? – говорит мисс Апчхи.
Эти заскучавшие люди из среднего класса, просто пытавшиеся убить время. Запертые все вместе в сыром летнем доме.
– Да так, ничего особенного, – говорит мистер Уиттиер. – Всего-навсего «Франкенштейна».
– И «Дракулу», – говорит миссис Кларк.
Сестра Виджиланте спускается по лестнице со второго этажа. Проходит через холл, заглядывает под столы и за кресла.
– Он там, – говорит мистер Уиттиер, указывая размытым трясущимся пальцем на дверь в зрительный зал.
Леди Бомж смотрит туда же, на большую двойную дверь в зал, за которой скрылись и Мисс Америка, и шар для боулинга.
– Мы с мужем были мастерами по скуке, – говорит Леди Бомж и заставляет нас ждать: идет через холл – три, четыре, пять шагов, – чтобы вытащить нож из спинки кресла.
Держа нож в руках, она смотрит на лезвие, проверяет его пальцем, какое оно острое, и говорит:
– Уж я-то знаю, как заскучавшие богатые люди убивают время…
Врачебный консилиум
Стихи о Леди Бомж
– Для того чтобы ты исчез, – говорит Леди Бомж, – нужно не больше трех докторов.
Исчез до конца своих дней.
Леди Бомж на сцене. Ноги гладкие – без единого волоска.
Ресницы густо накрашены черной тушью.
Зубы отбелены до жемчужного блеска. Кожа выровнена массажем.
Бриллиант на кольце горит, как маяк.
Новый льняной костюм, претерпевший не одну примерку, подкройку, подшивку, подогнан до миллиметра исключительно под нее.
Она вся – живое воплощение неподвижности – сидит, даже не шелохнется, пока целый штат опытных специалистов занимается ею – и только ею, – за большие деньги.
На сцене вместо луча прожектора – фрагменты из фильма:
Как вуаль на лице, сотканная из женщин в мехах. Легкое дуновение шелка.
Кадры сменяют друг друга: доспехи из золотых и платиновых украшений, предупреждающие сигналы.
Красные вспышки рубинов, канареечно-желтый отблеск сапфиров.
– Когда у тебя отец – гений, это невесело, – говорит Леди Бомж.
Или мать, или муж, или жена… спросите любого.
Из тех, кто богат.
Но всего-то и нужно, что трое врачей…
Врачебный консилиум по вопросу о принудительном лечении.
– По-настоящему неординарные люди, – говорит она, – по-настоящему счастливы только тогда, когда полностью посвящают себя своему занятию.
Если бы Томас Эдисон был жив.
Мадам Кюри, Альберт Эйнштейн.
Их жены, мужья, дочери и сыновья, не раздумывая, подписали бы все необходимые документы.
Незамедлительно.
– Чтобы защитить свой доход, – говорит Леди Бомж.
Нескончаемый поток денег, поступающий с гонораров и отчислений за использование изобретений и патентов.
Вуаль, сотканная из терапевтических процедур и сеансов маникюра, из благотворительных приемов и театральных лож, струится по разглаженной коже лица Леди Бомж.
Она говорит:
– И мой отец не исключение. Но все это делалось для его же блага.
– Он начал… чудить, – говорит она. – Встречался с молоденькой женщиной.
Прикрывал лысину волосяной накладкой.
Перестал делиться доходом с запатентованных им изделий.
Забросил работу.
Так что, после беседы с тремя докторами, он оказался там, где оказался.
Вместе с остальными гениальными изобретателями.
Под замком.
Без телефонов.
До конца своих дней.
Из-под вуали частых островов, коннозаводческих выставок и земельных аукционов Леди Бомж говорит:
– Правильно говорят: яблоко от яблони недалеко падает.
Она говорит:
– Каждый из нас – тоже гений.
Только каждый по-своему.
По трущобам
Рассказ Леди Бомж
Когда прекращаешь смотреть телевизор и читать газеты, самое тяжкое – пережить эту первую утреннюю чашку кофе. В первый час после сна очень хочется быть в курсе всего, что творится в мире. Но ее новое правило: никакого радио. Никакого телевизора. Никаких газет. Глухая завязка.
Покажите ей свеженький номер «Vogue», и миссис Кейс все равно не соблазнится.
Газеты приходят, но она просто выкидывает их в мусор. Даже не разворачивая. Мало ли, какой там может быть заголовок:
«Убийца продолжает охоту на бездомных»
Или: «Зверски убита очередная бомжиха»
Как правило, утром за завтраком миссис Кейс листает каталоги. Вот так закажешь однажды по телефону какую-нибудь чудо-подставку для обуви, и тебе до конца твоих дней будут слать каталоги: еженедельно, целые горы каталогов. Предметы домашнего обихода. Для дома и сада. Для экономии времени. Для экономии места. Всякие хитрые приспособления и технические новинки.
Там, где раньше стоял телевизор, на кухонной стойке, она поставила аквариум с ящерицей, которая меняет окраску под цвет обстановки. Тут ты тоже нажимаешь на кнопку, чтобы включить лампу обогрева, но аквариум не сообщит тебе в новостях, что в городе застрелили еще одного забулдыгу, а тело сбросили в реку, и что это была пятнадцатая жертва охоты на местных бомжей, которых находят заколотыми, застреленными и сожженными; городские бездомные в панике, и, несмотря на недавнюю вспышку туберкулеза, чуть ли не дерутся за места в ночлежках – лишь бы не ночевать на улицах. Товарные вагоны уходящих из города поездов под завязку набиты бомжами. Защитники прав неимущих утверждают, что эти нападки на нищих инициированы городскими властями. Как бы ты ни ограждал себя от информации, все равно что-то просачивается. Достаточно просто пройти мимо газетного киоска. Или проехать в такси с включенным радио.
Покупаешь стеклянный аквариум, ставишь его вместо телевизора, и у тебя есть только ящерица – создание настолько тупое, что каждый раз, когда домработница передвигает в аквариуме камешек, эта зверюга считает, что очутилась в каком-то другом, незнакомом месте.
Это называется «спрятаться в кокон», когда мир сжимается для тебя до размеров квартиры.
Мистер и миссис Кейс – Пакер и Эвелин – они не всегда были такими. Раньше ни один дельфин, запутавшийся в рыболовных сетях, не мог умереть без того, чтобы они не бросались выписывать чек. Или устраивать благотворительную вечеринку. Банкет в память погибших, разорванных в клочья фугасами. Танцевальный вечер в помощь пострадавшим от тяжелых травм головы. Жертвам фибромиалгии. Булимии. Коктейль и тихий аукцион в пользу больных, страдающих синдромом повышенной раздражимости толстой кишки.
У каждого вечера была своя тема:
«Мир во всем мире»
Читать бесплатно другие книги:
