Средневековая история. Граф и его графиня Гончарова Галина

– Почему? – Ганц и сам думал примерно так же. Но послушать мысли графини ему было попросту интересно.

– Потому что граф знал, что принц его терпеть не может. Вот представьте. Человек, который вас ненавидит, приглашает вас… поговорить. Ваши действия?

– Кольчугу надену.

– А яд возьмете?

– Не знаю. Только если он у меня всегда будет с собой.

– Вместо соли?

– Кинжал бы взял.

– А я бы взяла яд. И возможно, Джайс тоже. Эдмон моложе и сильнее, справиться с ним честным путем – шансов нет. Остается отравление…

– Это мерзко и недостойно дворянина.

Лиля сморщила нос.

– Торговля тоже. Иртон ей занимался.

– Тоже верно. И все же… одно дело – торговать редкостями, а другое – травить принца.

– Редкостями?

– Думаете, – поймал Ганц мысль. – Какой-нибудь экзотический яд, оставленный себе… поиграть?

– Если бы мне в руки попалось, например, кольцо с ядом – я знаю, такие есть, я бы сразу с ним не рассталась. Ганц, Вы помните этот вечер, тут нам невероятно повезло. Словно Альдонай ворожит. Скажите, когда Вы вернулись второй раз – позы мертвецов не изменились?

Ганц задумался. Потом пожал плечами.

– Кажется, да. Хотя и не могу сказать, что точно изменилось.

– Они оставались так же, в креслах…

– Да.

Лиля кивнула.

– Скорее всего, а их одежда была в порядке?

– Вроде бы да. Я не обратил внимания. Или заметного беспорядка в ней не было, потому и в глаза не бросилось.

– Король их обыскивал. Полагаю, что-то подозревал, или думал…

– Что именно?

– Вот тут мы подходим к самому интересному. Если допустить, что Джайс Иртон отравил принца – а следом и себя. Такое может быть?

– С чего бы вдруг? То есть может, конечно. Но ведь у каждого действия есть обоснование, разве нет?

– Разве да. Абсолютно точное замечание. Итак, почему такое могло случиться?

– Почему граф травил себя – понятно. Слишком многие знали об их встрече.

– Чтобы уйти от процесса, казни и прочего…

– Это возможно. Но почему он отравил Эдмона?

Лиля прикусила ноготь. Тот наконец сдался и сломался. Но женщине было не до мелочей.

– Есть у меня одна идея, Ганц. Но лучше вы мне скажите, насколько я дура. А для начала…

Женщина встала и достала небольшую шкатулку. В ней были сложены все письма Джессимин Иртон к матери.

– Читайте.

Ганц пробегал их глазами. Откладывал в сторону, брал следующее… и когда он отложил последнее и поднял голову – Лиля увидела в его глазах тот же вопрос, что задавала и себе.

– Это – возможно?

– Вполне. Эдмон мог шантажировать графа – и тот…

– Насколько я поняла, Джайс готов был на все ради сестры и… детей. Чему тут удивляться. Мог ли у Эдмона быть компромат?

– Признания повитухи? Что-то такое… если и было – этого все равно не нашли. Ваше сиятельство…

– Ганц, это все должно остаться между нами. Сами понимаете – с таким знанием не живут.

Ганц отлично это понимал. И то, что Лиля – тоже понимает и будет молчать, заставило его чуть спокойнее вздохнуть. Не самоубийца же.

Он задумался. Нахмурился.

– Нет, что-то тут тогда с Ивельенами не складывается…

– Но Амалия…

– И что? У нас незаконные ничего не наследуют. Наоборот, никогда бы…

– А если Эдоард женился на Джессимин раньше, чем на Имоджин?

– Нет. Это уж вовсе невероятно. Но даже и тогда – Джес имеет право наследования, а Амалия нет. и бунт бы вспыхнул… нет.

– Ну так Джеса и пытались оставить без наследника. А меня – убить. И его бы – того, да вот в стране нету…

Ганц покачал головой.

– Нет, госпожа. Тут что-то не так…

Лиля вздохнула.

– Что!? Знать бы!

– Боюсь, единственный, кто знает – это король.

– Ну и Алисия, надо полагать…

– Вряд ли они нам что-то расскажут. И если что…

– Скорее нас закопают. Я понимаю. И буду молчать.

– Я тоже.

Ганц встретился взглядом с Лилиан. Они отлично поняли друг друга. Доказательств нет. А лезть в такие секреты короны… простите – уничтожат. Быстро и наповал, чтобы уж точно не выбрались. А этого никому из них не хотелось.

– И все равно, что-то не вяжется.

– Подумайте, Ганц. А я завтра съезжу к Ивельенам. Посмотрю на их ребенка…

Ганц усмехнулся.

Графиня и правда доверяла ему. Иначе бы…

Он-то давно понял, кто из двоих в паре Лилиан – Тахир дин Дашшар является чудо-лекарем. Но молчал. Незачем о таком говорить. Он на эту женщину работает и это выгодно, и хорошо… одним словом – незачем. Когда речь идет о личной выгоде, люди и не на такие чудеса способны.

***

Визит к Ивельенам Лиле радости не доставил.

Все были любезны, улыбались, раскланивались – и думали о своем. О чем думали оные Ивельены, Лиля не знала. А сама редкостно злилась. Твари неблагодарные. Уроды.

Спасай тут некоторых… принимай роды, вспоминай акушерство, которое она сто лет назад терпеть не могла! Пусть бы тебя, козу, та повитуха кинжалом прокесарила, посмотрела б я, как ты выживешь. И клизма в качестве лечения…

Питер вызвал не больше добрых эмоций. Жену-то он любит. Только вот… слизняк! И растекался там… ей-ей, на фоне Питера Лиле даже Джерисон Иртон заочно понравился. Подкаблучников она не любила и не уважала. Увы…

Лоран Ивельен мысленно был обозван скользким гадом. И Лиле казалось, что под его дружелюбной улыбочкой прячутся клыки.

Поразительно, как меняется отношение к людям, когда ты подозреваешь, что они проплатили твое убийство!

Тахира тоже приняли вполне радушно и предложили сразу провести к больной. Но мужчина отказался и потребовал, чтобы Лилиан Иртон шла с ним.

Ученица. И точка.

А не хотите – я удалюсь!

Вел Тахир себя настолько высокомерно, что Ивельены прониклись и таки пригласили обоих пройти в башню. Лиля фыркнула, подумав, что это обычай такой. Держать тех, кого не хочешь видеть, в башне.

Смешно.

Смеяться она перестала, когда перед ней открылась небольшая комнатка.

Девочка, сидящая на кровати, была мила и очаровательна. Этакая пышечка. Светловолосая, сероглазая, неуловимо кого-то напоминающая, а еще – с абсолютно отсутствующим выражением лица. Красивого, тонкого… приоткрытый рот, стекающая слюна…

– Она ходит? – просто спросила Лиля.

Амалия покачала головой.

– Едва ходит, плохо говорит….

Лиля долго расспрашивала о ребенке. И подумала, что скорее всего – девочка просто умственно неполноценна. Олигофрения… в какой степени? Да уж не в легкой. Скорее или тяжелая, или глубокая. Ближе всего это к идиотии.

Ребенок хуже развивается, почти не ест сам, только жидкую пищу, не говорит, ничему не учится…

И это – ее не залечили. Это от рождения… что ж, и такое бывает. Просто обычно такие дети здесь не выживают. Но тут… все-таки дочка маркиза, вот и выхаживают.

– Девочка умственно неполноценна, – многозначительно произнес Тахир. – Графиня?

Амалия не знала, что Лиля уже подала Тахиру условный знак «неизлечимо». Лиля кивнула и с видом примерной ученицы затараторила:

– Данное заболевание неизлечимо. Девочка всегда будет такой, как сейчас. При затраченных громадных усилиях, вы можете ее научить хотя бы на горшок ходить куда надо. Но не более того.

Строго говоря, Лиля ничего не имела против детей-олигофренов. И преклонялась перед людьми, которые их воспитывали. Но… средние века!

Кому нужно умственно неполноценное дитя?

Здесь критерии отбора, как в волчьей стае. Жестокие и рациональные. Девочка может стать матерью здоровых детей – а может и не стать.

И выбор, простите, сделают в пользу Сэсси и Джеса. Но кого же ей напоминает эта малышка?

Лиля посмотрела на Амалию. На Питера.

И едва не чертыхнулась.

Синие глаза и черные волосы Амалии.

Карие глаза и темные волосы Питера.

И по какому рецессивному гену у них родилась сероглазая блондинка? Да еще с отклонением?

Лиля, в отличие от многих, была уверена, что некоторые болезни в генах и заложены. Кто-то считал, что олигофрения – это из-за возраста матери, а она – что это из-за каких-то генов. Может, она и неправа, она не Грегор Мендель. Но…

Подумаю об этом дома!

Лиля внимательно осмотрела девочку. Нет, тут ничего не сделаешь. Малышка добрая, ласковая, контактная, но… это навсегда ребенок. Хотя герцогу с этим вопросом легче, чем инженеру. Что Лиля и высказала.

Можно содержать ребенка, растить, кормить, пытаться учить – может, что-нибудь и получится. А может, и не получится. Так тоже бывает.

Амалия слушала так, словно с нее шкуру сдирали.

Питер явно переживал за жену, а Лоран даже и не пошел сюда.

За жену. Не за дочь. И деду нет дела до внучки?

Лиля мысленно положила еще один кусочек в мозаику. Но пока сложить ее не получалось. Чего-то не хватало. Что-то выпадало из общей картины.

Амалия раз двадцать переспросила Тахира – правда ли, что все бесполезно. Мужчина подтвердил – и лицо у женщины стало вовсе уж убитым.

Кажется, она считала себя виноватой в чем-то… Тахир счел нужным ее утешить.

– Ваше сиятельство, вы в этом не виноваты. Звездная Кобылица сама прокладывает дороги…

Амалия внезапно разрыдалась в голос.

– Нет! Если кто и виноват – это я! Я!!!

И вылетела из комнаты, сильно напугав девочку.

Лиля принялась успокаивать малышку и попутно инструктировать служанку, которая за той ухаживала.

Питер извинился – и вышел вслед за женой. А Лиля напряженно перебирала варианты.

Светлые волосы, серые глаза… на кого похожа малышка?

Фалион?

Возможно. Но это не пример. Простите, сероглазых блондинов – пруд пруди. Вон, и его величество… Лиля прикусила палец.

Его величество?

Бред! Невозможно!

Но что еще остается думать?

Что-то она еще не учла. Надо бы поговорить с Ганцем. И срочно вспомнить генетику.

Или не генетику? Было, было у женщины полное ощущение, что где-то она видела это лицо, эти глаза… только там оно было с совсем другим выражением. Не бессмысленным, нет. Но капризным, надменным…

Где?

Иртон?

Нет, нет… хотя это определенно была галерея портретов. Капризная, надменная… не Иртон. Там все черноволосы и синеглазы.

Фалион?

Александр не показывал ей портреты предков.

Может быть – здесь?

Лиля твердо знала, что не успокоится, пока не вспомнит. Что, где, когда… нет, не успокоится. Значит – надо вспоминать решительнее. Задержаться здесь и опять посмотреть на портреты. Иначе…

Это как камешек в туфле, как кусок песни, застрявшей в голове, как иголка в шве… спокойно жить с этим – не получится!

Надо вспомнить, и как можно скорее…

Ивельены пришли обратно минут через пять. Амалия была заплакана, но держалась уверено.

Питер гладил ее по голове.

Тахир раскланивался, говорил, что обязательно подумает, что надо просто воспитывать девочку – и готовиться, что всю жизнь это будет вот такое бессмысленное существо, которое даже мать родную узнавать не будет.

Ребенок – на всю жизнь пустой чистый лист…

Слава богам, Лиля успела дать понять Тахиру, что им надо заночевать.

Тахир, готовый на все ради своей обожаемой ученицы-учительницы, тут же придумал, что осматривать таких больных нужно еще раз на рассвете, чтобы ее коснулась благодать Звездной Кобылицы…

Ивельены сомнений не выразили. Так вот… когда твой ребенок болеет – ты в кого угодно поверишь. Хоть в Звездную Кобылицу, хоть в лунную крокодилицу. Лишь бы помогли…

А за ужином Лиля навела разговор на древность рода Ивельенов. Мол, Иртоны тоже древние, но Ивельены, наверное, еще древнее…

Лоран Ивельен тему охотно подхватил и развил, добавив, что с Ивельенами часто роднились короли…

Лиля разахалась – и разговор постепенно дошел до фамильных портретов. После чего Лиле и было предложено еще раз прогуляться по галерее. Вместо сказочки на ночь.

Лиля тут же согласилась и провела в обществе старшего герцога весьма увлекательные три часа.

Общаться с ним было откровенно неприятно, ну да ладно. Главное она получила.

Средневековые портреты, при всей их своеобразности, обладали одним достоинством.

Они были реалистичны на сто процентов. Это вам не кубизм и не импрессионизм, до которых в этом мире еще долго не дорастут.

Если на портрете нарисованы голубые глаза – они и в реальности будут голубые. А не красные или зеленые.

***

До дома доехали без происшествий. Ганца Тримейна в поместье не оказалось, и Лиля попросила проводить его в кабинет, как только придет. А сама засела с десятком листов бумаги за стол и попросила ее не беспокоить.

Ганц постучался в дверь пару часов спустя – и тут же был атакован Лилей.

– Проходите, садитесь…

Ганц прошел, снял со стула листок со странными формулами типа АаВв х СсДд и надписями «доминантный», «рецессивный», 75% и 25% и осторожно уселся.3

– Лилиан?

– Ганц, я ничего не могу понять…

– На тему?

– Я видела третью дочь Ивельенов.

– С ней что-то не так, Ваше сиятельство? – Лиля сдвинула брови, давая понять, что без титулов.

– Она умственно неполноценна.

– Такое бывает, госпожа. И…

– Не проходит. Но она – сероглазая блондинка.

– И что?

– Ганц, Вы не понимаете? Хотя откуда бы… Значит, так. Ребенок наследует цвет глаз одного из родителей. Так – ясно?

– А если…

– Нет, если у одного из родителей голубые глаза – у ребенка могут быть серые, возможны частные случаи. Но Питер и Амалия не могли произвести на свет – такое чудо.4

– Почему нет?

– Чтобы получилась сероглазая блондинка… короче: светловолосых людей меньше, чем темноволосых.

– Допустим. И?

– Если вкратце, ребенок наследует цвет глаз и волос от кого-то из родителей. Максимум – от бабушек-дедушек. Но даже тогда будет выбрано то, что встречается чаще.

– То есть темные волосы…

– Ну да. А тут такое красивое сочетание: светлые волосы, светлые глаза, белая кожа. Это своеобразный признак… я тут посмотрела… Иртоны – все темноволосы и синеглазы. И в замке я видела фамильные портреты. Там они – все такие. Очень ярко выраженный признак. Близняшки у Амалии тоже синеглазые. Насчет волос – не знаю.

– И старшие.

– Очень сильная генетика. То есть, перебить ее можно только при наличии… даже не знаю чего!

– Вы намекаете, что Амалия Ивельен родила не от мужа?

– Один раз – точно. Я специально осталась там на ночь.

– Рисковали…

– Не будут же они меня травить в своем доме?

– Как знать.

– Для этого именно что надо знать. А я молчала. Ганц, среди Ивельенов пару раз встречались блондины. Лет этак… сто-сто пятьдесят назад. Этот ген столько не сохранится. Раньше размешается. Кроме того – они все темноволосы и кожа смуглая…

– Ивельены – южане. В их роду пару раз…

– Встречались ханганы. Это я слышала. Короче – блондинов от них ждать не приходится. Все пришлые, а те, кто рождались Ивельенами – как один и темноволосы, и темноглазы.

– А от кого тогда могла родиться девочка?

– Если не допросить герцогиню – шиш мы узнаем.

– И если допросить – тоже.

– Что вы предлагаете сделать?

– Идти к королю, госпожа.

– ЧТО?!

– А что нам еще остается? Только это…

– Но Ганц!

– Ваше сиятельство, вы хоть понимаете, что речь идет о заговоре против короны?

Лиля кивнула.

– Что если мы не доложим – мы станем соучастниками? И Феймо и Рокрест, кстати говоря, знают достаточно…

– Для чего?

– А вот так вот. Дело в том, Лилиан, что дворецкий – фигура сложная. Что-то он слышит, что-то додумывает… а наши друзья вирмане отлично умеют таких колоть…

– И?

– Это серьезный заговор. Все подробности он не знает, что у Ивельенов есть кто-то, имеющий права на престол. Есть документы, есть люди… и они готовы.

– Почему не начали?

– Рик уехал. А если свергать династию…

– То здесь. Это даже я понимаю. Какими силами они обладают?

– Человек двадцать. Но на ключевых постах. Есть пара отрядов наемников. Хороших отрядов…

– А почему я до сих пор не…

– Потому что эти отряды не у Ивельена. У его сообщников. Ваше сиятельство, давайте я расскажу…

Лиля кивнула.

И услышала неприятные вещи.

Как известно, мятеж в стране больше всего нужен заграничным друзьям. В данном случае – Авестеру.