Красноармеец Поселягин Владимир

На самом деле ничего я не видел, придумал всё. Мне это нужно было для того, чтобы отбежать и достать дрон – хочу изучить окрестности. Идти нам долго, дня два топать: ближайшая железнодорожная станция аж в шестидесяти километрах, там медицинский сортировочный узел, туда приходят санитарные эшелоны, туда мы и направляемся. Причём неспешно, так как раненых нельзя сотрясать. На одной из телег везли припасы в дорогу, как раз на два дня. Нам сухпай на три дня выдали, бойцы в сидорах несли, а мой – в хранилище.

Проверил дроном – вроде чисто. А вернувшись, сказал сержанту, что это тыловики из сорок пятой стрелковой дивизии, наших соседей. За ночь я дважды ещё отбегал: были какие-то мутные группы. Но ночь у нас прошла без проблем. Часть следующего дня мы отдыхали на берегу озера, там росли деревья, которые нас скрыли. Я, когда на часах не стоял, из воды не вылезал. Вечером, за два часа до темноты, мы двинули дальше и к ночи добрались до места.

Раненых сдали. У нас за эти три дня трое умерли в дороге, мы их в деревнях оставляли, договариваясь с местными, что похоронят на погосте. Сдав раненых, нагрузили на освободившиеся телеги боеприпасы, припасы, медикаменты и всё, что нужно воюющей дивизии, и отправились в обратный путь.

Вот на обратном пути мы чуть не встряли, но я подкрался и закидал немцев гранатами, а потом пустил в небо осветительную ракету. Наши подумали, что это сделали немцы, так что наши стрелки и пулемёт тоже поучаствовали. Немцы бой не приняли, отошли, а я в темноте успел собрать отличные трофеи. Теперь у меня два МП-40 с боезапасом и подсумками, пистолеты и немецкий карабин с оптическим прицелом – целый, осколками не побило.

Однако больше всего порадовали три тюка спальников – зелёные, армейские, облегчённые, осенне-весенние, для зимы тонковаты. Не знаю, зачем они немцам, лето ведь, ночью тепло, но вот были. Два попорчены осколками, но их я зашью, а один цел. Редкое и ценное приобретение. Нашёл ещё два рюкзака (не ранцы, где сверху шерсть телёнка, а нормальные), десантные, видимо; тоже чуть попорчены, но не беда, зашью. Пригодятся. Я даже сапоги снял, что уж про остальные трофеи говорить. Двух подранков добил, семь тел было, и все – моя работа.

А когда мы вернулись, меня затребовали в штаб дивизии. Дохромав до него (колено разболелось от долгой ходьбы), я был направлен к начальнику штаба дивизии.

– Видел твой рапорт, боец, но по нему отказали. Пришёл приказ направлять опытных бойцов и командиров в школу младших лейтенантов, готовить командиров взводов. Сам знаешь, какая у нас убыль в командирах. Ты у нас легкораненый, как раз долечишься за три месяца. Десять классов закончил, награды имеешь, вполне подходишь, нужно только звание тебе дать. Приказ комдивом подписан. Вот направление, младший сержант Одинцов. Сейчас документы тебе поправят, и через два часа с ещё тремя будущими средними командирами с попутной машиной отбываешь в Киев, где находится школа. Удачи, боец.

Надо сказать, я был ошеломлён. Очнулся, только когда мне поменяли информацию в красноармейской книжке. Саму книжку менять не стали, просто вычеркнули моё звание красноармейца и вписали новое. Теперь я младший командир. Все документы, необходимые для поступления в школу командиров, забрал старший нашей команды, он передаст их, когда прибудем в школу.

Тряхнув головой, я сходил к кухне, где мне выдали чай и перловую кашу в качестве ужина – вечер был. Ужиная, я осмысливал случившееся. Командиром становиться я не особо хотел: напомню, что для немцев командиры – цель номер один, обычные стрелки им не так интересны. Однако, судя по всему, командиром я как раз и не стану: учиться три месяца, выпуск в октябре, а уже в сентябре Киев с массой войск попадёт в окружение. Наши командиры любят кидать курсантов в бой – скорее всего, и с нами так же будет.

А там закрутится, и останусь я младшим сержантом, как и был, а то и вовсе простым красноармейцем. Однако два месяца в тишине, которые позволят мне восстановиться – это лучшее из того, о чём я мечтал. Так что решение комдива мне нравилось: я, получается, в плюсе, как ни взгляни.

Тут меня позвали. Я сходил и сдал винтовку: никто меня с ней в тыл не опустит, тут есть кому её вручить, роты пополнения часто прибывают в дивизию без оружия. Номер винтовки из красноармейской книжки уже был выписан, подсумки я сдал, а вот ремень оставил. А тут и машина за нами пришла, и мы направились в тыл.

Машина полна, лавок нет, на полу устроились, прижимаясь друг к другу, сидоры на коленях. Пятеро ехали в школу командиров, а остальные – попутные пассажиры, в основном интендант да его помощники. Кстати, в кабине машины ехал начальник политуправления дивизии, которому срочно что-то в тылу понадобилось. Если б не он, мы с каким-нибудь обозом добирались бы, а так быстрее получилось, уже ночью были на станции.

Под мерное покачивание машины все дремали, я даже уснуть смог. Вот такие полусонные мы и забрались в санитарный эшелон, который уже готовился отходить. Свободных мест не было, ехали в тамбуре. Эшелону везде зелёный свет, так что быстро добрались до города, а там и школы.

Между прочим, нас включили в ту же группу, где учились другие курсанты из нашей дивизии. Мы от них на неделю отставали, и вот включились в учёбу.

Сказать, что мне было тяжело – значит ничего не сказать. Чёрт, да я когда учился-то? Хорошо, что можно было потерю части знаний свалить на амнезию в результате травмы. Один из преподавателей даже ворчал: мол, зачем прислали контуженого? Однако другие парни здорово мне помогали, да и сам я всё свободное время, которого и так было мало, тратил на самоподготовку. Так что, в принципе, поспевал за остальными, был в середнячках. А парней за помощь подкармливал из своих запасов, потому что кормили в школьной столовой если не отвратно, то близко.

Учёба шла, месяц пролетел, как и не было, я даже не заметил, с такой-то нагрузкой. А давали действительно многое, и довольно интересное. Да и я за это время успел восстановиться. Меня наблюдал школьный врач, которому я передал заметки своего врача Лукина, и он поглядывал, чтобы нагрузка по физподготовке была для меня пока щадящей. Вскоре колено перестало давать о себе знать, да и шея тоже прошла.

Боевые действия шли так, как я и помнил. Бои на Смоленском направлении были серьёзные, но город немцы уже взяли. Шли бои за Ленинград. На юге всё было плохо: наша армия попала в окружение, Николаев уже взяли, скоро за Крым возьмутся.

Честно говоря, информации поступало крайне мало, новости мы узнавали в основном от новичков, прибывающих ежемесячно. В казарме целые словесные баталии шли на эти темы. Я в них не ввязывался, не люблю словоблудие. Не хотел говорить правду, всё равно никто не поверит. Успокаивать курсантов не моя работа, а комсорга, что тот и делал. А вообще я на курсе пользовался довольно большим авторитетом: хотя награждённые медалями и орденами тут имелись, лишь у меня одного их было сразу две.

В середине августа – это было семнадцатое, воскресенье – мы получили увольнительную. Утром вшестером покинули территорию школы и прогулочным шагом направились к остановке трамвая. Это была наша первая увольнительная, и парни обсуждали, куда пойдут. Хотели везде и всюду, но в итоге договорились пойти в кинотеатр на какой-то фильм, а потом в парк, где девчат хватает. Ну, может до войны и хватало, а сейчас – сомневаюсь.

– Что вы на меня смотрите? – спросил я, когда все повернулись ко мне. – Это ваши планы, дерзайте. А я на рынок: кое-что прикупить нужно.

Тут же выяснилось, что и другим тоже ну вот прямо срочно что-то там нужно прикупить. Так мы и поехали все вместе в переполненном трамвае.

Что мне не понравилось, так это легковушка, обычная на вид эмка, которая тронулась с места и покатила за нами. В машине шторки, и сколько там народу, не видно. А катила она точно за нами. До рынка был маршрут с пересадкой, и как они ни старались не выдавать себя, движение автотранспорта было не настолько массовым, чтобы затеряться. И видимо, запасной машины у них не было, использовали ту, что была.

Меня это очень напрягло. За кем идёт слежка? За мной или за кем-то из парней? Почему-то мне кажется, что интерес был именно ко мне. Кто это? Спецслужбы? Да на черта им следить? Могли ведь прийти, вызвать с уроков и поговорить со мной. Нет, это, скорее всего, немцы. Привет от «капитана»-пограничника? Вполне может быть. Неужели немцы так заинтересовались гильзами от «Вала», что пошли на всё, чтобы меня разыскать? А кто оставил эти гильзы, они знали: я сдал документы убитых патрульных. Да и когда майора-связиста брал, и «капитана» с его людьми валил, не только автомат использовал, но и «глок», а эти патроны, если не ошибаюсь, начали производить в двухтысячных.

Версия зыбкая, но слежка была.

Мы доехали до рынка и соскочили с задка: внутри трамвая свободных мест не было, держались друг за друга. Ну а дальше двинули к входу на рынок. Машина же проехала дальше и завернула за угол. Ну, меня такой уловкой не обмануть.

Договорившись с парнями через час встретиться у входа на рынок, я направился вглубь рядов. По пути незаметно достал армейский вещмешок: с ним я меньше внимания буду привлекать. К слову, нам выдали форму курсантов, не знаю зачем: мы могли бы и в своей форме учиться, а тут средства потратили на наше обмундирование. Не понимаю. Хотя форма была неплохая, до меня её один-двое носили, мне она нравится. Кроме того, выдали отличные сапоги. Парни, которые, как и я, были в обмотках, тоже радовались. А свою красноармейскую форму и обмотки я сохранил. На память.

Время было полдесятого. Я надеялся найти то, то хотел купить, что это ещё не успели распродать. А деньги у меня были: в доме вырезанных мной бандитов я нашёл несколько мест, где лежали деньги, общая сумма составила около тридцати тысяч советских рублей, что очень неплохо. Были ещё золотые украшения, и много, но это НЗ, для мирной жизни.

Помня о слежке и внимательно поглядывая по сторонам, я стал закупаться. У меня готовая еда к концу подошла, я ведь не один ел, вон сколько проглотов молодых. Чую, я тут оставлю немало средств. Первым делом направился в молочные ряды. Ну, прям молочных тут нет, но поспрашивал у местных, они подсказали, где можно купить. Простоквашу я уже выпил, от сметаны тоже ничего не осталось. Крынки помыл, вот с ними и стал закупаться, потому что если брать в таре продавца, то выходит очень дорого.

Я как делал: мне заливали в крынки сметану (она была свежая и вкусная, я пробовал), я убирал крынки в мешок, уходил, опустошал содержимое в хранилище и, возвращаясь, снова наливал. Шесть заходов за сметаной – литров двадцать, получается, купил. Потом простокваши пять крынок (больше не было), флягу молока литров на пятьдесят. Тут пришлось подумать, как убрать флягу в хранилище, но удалось сделать это без свидетелей. Творога купил килограмма четыре, сыров разных килограммов сорок, даже козий был. На этом всё.

О нет, купить я желал ещё немало – да даже хлеб, несмотря на то, что у меня ещё было чуть больше двухсот буханок. Но заметил соглядатая, слишком часто он мелькал. Работал профи. Похоже, один. Причём он явно обратил внимание на то, что вещмешок вмещает куда больше, чем можно предположить, глядя на него. Блин, спалился. Так что продолжать делать покупки на виду у соглядатая я не мог. Надо от него избавиться.

Закинув вещмешок за спину, я двинул к мясным рядам. По пути купил у двух торговцев солёное сало. Было и копчёное, но осталось мало – два килограмма. Тоже взял и убрал вещмешок. Парней своих я иногда видел, мелькали в других рядах, один так с петушком на палочке шёл и жмурился от удовольствия.

Я быстрым шагом покинул рынок и двинул в сторону жилых многоквартирных домов. Пройдя два дома, зашёл в подъезд третьего и, мигом взлетев наверх, подошёл к окну. Я видел, как тот парень подошёл к подъезду и зашёл внутрь, но только на шаг, внимательно слушая. Двери не хлопали, и он стал изучать подъезд на предмет второго выхода: мало ли, вдруг проходной.

Мягко ступая, я спустился по ступенькам и направил на него пистолет «Вальтер» с глушителем. Меня выдала тень, и парень резко обернулся, дёрнувшись рукой к ремню.

– Доставай, что у тебя там, – негромко, почти шёпотом сказал я.

Тот аккуратно извлёк и положил на пол наган.

– На немцев работаешь или сам немец?

– Я из НКВД, – буркнул он. – Если позволишь, достану удостоверение.

– Не куплюсь. Эту хрень другим дебилам говори. Что вас интересует? Секретное оружие?

– Да. – Он выпрямил спину и взглянул мне прямо в глаза. – Тебе предложат серьёзные блага, если сдашь его. Наши учёные были изрядно озадачены, изучая эти гильзы. Если будешь работать на нас, получишь землю, дом, женщину.

– Где машина? Второй твой подручный?

На это вражеский агент только настороженно ухмыльнулся, но отвечать не стал. Громче пистолет лязгнул затвором, чем кашлянул глушитель, и противник, получив пулю в грудь, мягко повалился на пол. Наповал – попадание в сердце, но я подошёл и выстрелил повторно, в голову. Наверху хлопнула дверь, и я, подобрав револьвер, поспешил обратно.

Дальше уже никто не мешал мне закупать пирожки, варёные яйца, пироги, хлеб, мясо, сало, овощи – те же помидоры и огурцы, да ещё два мешка молодой картошки купил. Взял, кстати, и полкоробки леденцов-петушков на палочке. Чай нормальный с трудом нашёл, всё смесь продать пытались. Мёд нашёл, с сотами и без. Вот так и делал запасы, постепенно заполнив хранилище почти целиком.

Когда подошёл к выходу, все парни уже были там, ждали меня. Я к тому времени успел прикинуть расклады. Сдать следящую за мной группу своим я не мог: начнут выяснять, чем это я заинтересовал немцев. Впрочем, можно сказать, что добыл у бандитов странное оружие, а когда майора-связиста взял, выкинул его, потому что патроны закончились. Что-то польское, видать секретное. Может, и прокатит. Да, есть шанс, что бандитов всех положат. А я их видел, машина чуть дальше стояла, полна пассажиров, аж присела. А там, где я их человека застрелил, заметна суета: машина подъехала, сотрудник милиции мелькнул.

– Серёга, – обратился я к одному из парней, – что-то я в туалет хочу. Идём, прогуляемся до скворечников.

– Да я не хочу.

– Идём, – надавил я тоном.

Тот удивлённо глянул на меня, но кивнул и, передав покупки остальным, последовал за мной. Мы ушли за ряды, и я, притянув его за шею, зашептал ему на ухо:

– Там на улице чёрная эмка с красными шторами на окнах. Внутри немцы. Это точно, я одного опознал: когда в плену был, тот подходил к конвоирам. Эта сука меня тоже узнала. Похоже, меня убивать будут, я же его видел, опознать могу. Там дальше, у жёлтых домов, что-то случилось: суета, милиция. Постарайся без резких движений дойти до них и сообщить о врагах. Я пойду вниз по улице, постараюсь увести их подальше от людей, от рынка, чтобы, если до стрельбы дойдёт, лишних жертв не было.

– Понял, – кивнул Сергей, внимательно посмотрел на меня и, развернувшись, быстро затерялся среди рядов.

А я вернулся к парням и, закинув вещмешок за спину, сказал:

– Парни, вы погуляйте по рынку, а у меня тут дела, нужно решить.

– Герман, что случилось? – спросил один из курсантов, статный парень, как раз комсорг нашего курса.

– Да ничего, с девушкой познакомился, хочу погулять с ней, – улыбнулся я. – Мой сидор возьмите, чтобы не мешал. Я там купил кое-что парням нашего взвода.

– А Серёга где? – спросил комсорг, пока один из парней закидывал лямки моего вещмешка себе на плечо.

– Прихватило его, чуть позже подойдёт.

Похоже, мне не поверили. Ну, врать я действительно особо не умею, тем более меня заметно потряхивало от адреналина. Резко кивнув парням, я быстрым шагом направился вниз по улочке. Отсюда было видно, что Сергей перешёл улицу и скрылся в подворотне, где и была суета. Вскоре показалась голова в фуражке, осмотрела эмку и скрылась. Начало положено, пора и мне.

Эмка почти сразу развернулась и последовала за мной. Чёрт, да я даже пятидесяти метров не прошёл, как она обогнала меня и притормозила. С заднего сиденья выбрались два сотрудника НКВД, оба лейтенанты, ладные такие и ловкие, бойцы не из последних.

– Гражданин Одинцов, – обратился ко мне один, – вы задержаны.

Тут рядом с визгом тормозов остановилась ещё одна машина, такая же эмка, из которой вышли ещё трое сотрудников НКВД. Первая парочка кинула на них быстрые взгляды, и один из них шагнул было ко мне, но я уже падал на спину, и удар кулака прошёлся над головой, сбив пилотку, а из окна машины диверсантов забил длинной очередью пистолет-пулемёт, срезав сразу двоих, видимо, настоящих сотрудников. Их машина также затряслась от попаданий.

Выдернув из кармана галифе ТТ, я выстрелил в грудь тому, который пытался меня вырубить, потом выпустил две пули в прыгнувшего на меня второго, рухнувшего на брусчатку, и откатился в сторону, продолжая всаживать пулю за пулей уже в машину. Сменил дрожащими руками магазин и продолжал стрелять, машина обзаводилась всё новыми и новыми пулевыми пробоинами. Мне помогал выживший сотрудник госбезопасности, а вот водила их машины был мёртв, лежал на руле.

Опустошив по машине второй запасной магазин, я вставил третий. Затем поднялся на ноги, поглядывая на помощника, укрывшегося за своей машиной, и, быстрыми шажками подойдя к расстрелянной эмке, заглянул внутрь. Водила и стрелок были мертвы, изрешечены, те двое в форме тоже: я знал, куда стрелять. Что меня удивило, я действительно опознал стрелка, у которого на коленях лежал наш ППД. Это он общался с тем «капитаном»-пограничником и был тогда в форме германского офицера, кажется капитана.

– Порядок, мертвы, – сообщил я громко.

От места убийства немецкого агента уже бежали вооружённые люди. Я также заметил, что метрах в тридцати лежали мои парни: оказалось, они за мной шли. Живые, просто упали и головы закрыли. Правильно сделали, видно, что фронтовики, первым делом нужно лечь и найти укрытие. Двое прятались за фонарным столбом. Вообще, улица быстро опустела, хотя отовсюду высовывались любопытные головы.

Тот сотрудник госбезопасности, что так здорово мне помог, подошёл, придерживая руку (он, оказывается, был ранен в руку плюс скользящее в бок), глянул в змеившееся трещинами и пестрящее пулевыми пробоинами окно машины, потом на своих убитых коллег и поморщился.

– Вот ведь…

В общем, меня задержали. Тут и Серёга был, он подтвердил, что это я сообщил ему о немцах. Меня забрали в управление госбезопасности, где мурыжили до самого вечера, но потом всё же вернули в школу. Я потерял пистолет ТТ, но была замена в виде нагана, так что остался при своём. Хотя то, что меня до сих пор ищут, напрягало. Чего им эти гильзы дались? Обычные СП-5.

В школе меня встретили меня как героя, о бое с немецкими диверсантами слухи по всему городу ходили. Парни сказали, что у меня глаза шальными были, не понравилось им, как я себя вёл, вот они и двинули следом, так что всё видели из первых рядов.

Впрочем, всё обошлось. На допросе я рассказал, где и как видел этого немца. Мол, при захвате майора-связиста, отчётливо рассмотрел, потому и запомнил. А потом в плен попал, и офицер мной заинтересовался, всё разглядывал меня – возможно, кто-то сдал, что это я их офицера пленил. Однако тогда он меня не задержал, а потом я со всеми бежал и его больше не видел, пока не опознал тут, на улицах Киева. Причём опознали мы друг друга одновременно. Это всё, что я сообщил, вполне хватило, по этой информации и работали. Про оружие у меня не спросили, просто изъяли. У фронтовика спрашивать, откуда пистолет? Это смешно.

Потом я продолжил учёбу. Чуть позже снова увольнительная была. На этот раз обошлось без слежки. В эту увольнительную я купил не еду, а отличный белый овечий полушубок, белую меховую шапку-треух, валенки, утеплённые штаны на лямках, три пары вязаных шерстяных носков и три пары перчаток. К тому моменту мы с парнями подъели продукты достаточно, чтобы в хранилище хватило места для этих покупок. А вот два шарфа и свитер пришлось убрать в вещмешок, места в хранилище для них не осталось. Ничего, пока учусь, освободится, тогда и уберу. Скоро холода, нужно готовиться.

Я всё ждал, когда построят личный состав школы и направят на фронт, но приказа всё не было. Уже больше двух месяцев учимся, через три недели выпуск. И вот наконец утром семнадцатого сентября нас всех построили на плацу, и начальник школы сообщил:

– Приказ командующего Юго-Западным фронтом – покинуть Киев и прорываться в сторону Москвы. Мы практически окружены. Старшим курсам провести аттестацию, младшим курсам выходить своими силами, присоединившись к какой-нибудь из воинских частей. Приказ вступил в силу два часа назад. Старшим курсам остаться, младшим получить оружие и сухпай. Удачи вам.

Стоит заметить, что комиссара школы не было, хотя тот всегда присутствовал на таких вот мероприятиях с построениями и часто брал слово. Да и многие преподаватели отсутствовали, а командиры школы были заметно бледны. Впрочем, это не отменяло их профессионализма.

Два младших курса получали оружие, припасы и покидали территорию. Их разбили на роты по курсам, и под командованием командиров школы они направились куда-то прочь. А вот нас, старший курс, аттестовали без экзаменов и выдали нам новенькую форму со склада. Кладовщик всё готов был отдать: всё равно жечь будут. Я тоже получил форму комсостава, фурнитуру (это всё самому придётся пришивать), шинель, фуражку, ремень, пистолет ТТ, кобуру и боезапас. Выдали также документы и направление в резерв Юго-Западного фронта: когда выйдем из окружения, направление поможет распределить нас по частям.

Пользуясь тем, что кладовщик отдал склад на разграбление, я прихватил две пары синих галифе своего размера, два френча, две фуражки, три пары байкового утеплённого зимнего нательного белья и портянки для зимы. Мы успели немного проесть мои запасы, так что всё это в хранилище ушло, свитер и шарфы я ещё раньше убрал.

Школа как комплектовалась: каждый месяц новый набор, в наборе – сотня курсантов, три взвода. Те, что проучились месяц, переходят на второй курс. Вот и получается, что я курсант первого взвода старшего курса. Сейчас я сидел в казарме в одном белье, как и многие из наших, и быстро работал иголкой с ниткой, приводя форму в порядок: мы слишком долго к этому шли, чтобы всё наспех делать.

Наших в казарме хватало, поэтому я сказал парням:

– Как закончите, не уходите, нужно поговорить.

– Эй, Одинцов! – окликнул меня помощник командира второго взвода, а теперь младший лейтенант Васильев, также пришивавший фурнитуру на форму. – Ты там не секретничай. Если есть что сказать, говори всем.

– Да? Пожалуй, так и стоит сделать. Значит, вот что я скажу. Вы в курсе, что есть опасность, близкая опасность скорого окружения?

– Да это все знают, – донеслось в несколько голосов.

– Отлично. Только эта информация трёхдневной давности. На самом деле немцы ещё вчера сошлись и завершили полное окружение. Мы уже не в оперативном окружении, а в полном. Задача у немцев стоит такая: быстро построить линию обороны по направлению к Москве (а наши части будут рваться в ту сторону), усилить её пушками, мины раскидать и не дать нам выйти из котла. А потом дробить котёл на несколько малых и уничтожать наши части, пленить. И когда весь наш фронт будет, по сути, уничтожен, только тогда они пойдут на Москву. А между немцами и Москвой наших частей нет, они все тут, в котле.

В казарме стояла полная тишина. Дураками парни не были, все осознавали размер той катастрофы, в которой очутился весь Юго-Западный фронт.

– Как интересно, курсант Одинцов, – донеслось от входа; обернувшись, я обнаружил нашего куратора, капитана Крылова, рядом стоял командир нашего курса, лейтенант Матюшин. – И откуда у вас такая информация?

– Информация секретная, – согласился я. – Однако я её получил. Знакомый служит в штабе, в охране.

– И что ты предлагаешь? – прямо спросил Васильев, которого не волновало, откуда у меня информация, а больше интересовало, что теперь делать. – Не просто так ты решил пошептаться со своими из взвода. Есть какой-то план? Выкладывай.

– План есть. Я видел, как части на машинах, технике и пешими колонами шли в сторону Москвы. Там их встретят и уничтожат. Тех, кто выживет, пленят. Немцев можно пройти только по-пластунски, как разведчики ползают за пленными – тихо, незаметно, ножом проверяя на минирование, ночью. Только так и никак иначе. Но не с криками «ура!» на пулемёты, без серьёзной разведки боем и поддержки артиллерией. Не пробить им оборону, лягут там. Там уже скоро будут строить вторую линию окопов, возможно, до третьей и не дойдёт. Так вот, пока немцы строят эту оборону, у нас есть два-три дня, а дальше они так сядут, ушки на макушке, что не пройти будет. Об этом я и хотел поговорить, объяснить ситуацию. Времени нет, нужно поторопиться.

Сказанное мной заставило многих задуматься. Я как раз закончил с френчем, натянул синие галифе, намотал портянки и надел сапоги. Надел и френч, застегнул пуговицы – как родной сидит. Я последние две недели физкультурой не пренебрегал, на хороших харчах уплотнился, на дрища перестал походить. Многие обсуждали, что я сказал, но тоже не мешкали, работали быстро. Я тоже, подтянув к себе шинель, начал пришивать петлицы (эмблемы и знаки различия на них уже были), а потом и нарукавные нашивки.

Двадцать минут – и я закончил. Надел шинель, опоясался, ремень на боку, портупея через плечо, тонкий ремешок планшетки – через другое, фуражка на голове. Многие тоже уже собирались, я не первый закончил. Подхватив сидор, спросил, осматривая парней:

– Ну что, кто со мной двинет?

Многие задерживались, хотя могли уже уйти. На множество голосов подтвердили, что отправляются со мной. Мы двинули в арсенал, получили карабины – к сожалению, тут было только такое оружие, да и то немного, остальное забрали два младших курса. Мне карабина не досталось, их и было штук пятьдесят, но не страшно, легче идти будет. Кстати, к нам присоединились и куратор курса с командиром, у Крылова жена и дети были.

И вот мы и двинули в сторону железнодорожного вокзала. Меня назначили проводником нашей группы. А по пути я заметил на параллельной улице строй в военной форме. Описав Крылову, что нам нужно на вокзале (уж этот добьётся своего), я отправил его вперёд, а сам добежал до соседей. Это были девчата-связистки, две сотни голов. У них училище рядом с нашим, их тоже дёрнули и приказали эвакуироваться своими силами. Старший у них был в звании майора.

Я сказал, что мы уходим, и предложил присоединиться к нам: тут столько девчат, не стоит их под немцами оставлять. Я понимаю, что тут много кого нужно спасать: гражданские, раненые в госпиталях. Но мне не разорваться, хотя бы этим помогу. Майор подумал и согласился, так что мы спешным шагом строем нагнали наших.

Крылов уже ругался с железнодорожниками, майор присоединился к нему. Железнодорожники не хотели гнать состав в тыл, объясняя это тем, что дорога перерезана. Так ведь нам и надо, чтобы они доставили нас туда, высадили перед немцами и вернулись! В общем, одну бригаду удалось уговорить. Погрузились в пустой эшелон с теплушками и поехали.

Уже стемнело. А дальше была серьёзная работа. С помощью дрона я изучил, что там и как, и затем лично сделал порядка двадцати рейсов, чтобы тихо и незаметно провести всех через позиции. Немцы остались позади, а мы спешно уходили вглубь уже наших территорий. Тут, кстати немцы тоже бывали, но лишь мотопатрулями, большие силы не гоняли. Если кого встретим, то нашей огневой мощи хватит, чтобы отбиться.