Солнечный луч. На перекрестке двух миров Цыпленкова Юлия
Герцогиню Аританскую унесли в спальню. Она была в полубессознательном состоянии после того, что сотворил с ней племянник, и на побег была явно неспособна. Впрочем, до момента пробуждения монарха с ней остались двое гвардейцев. Мага тоже вскоре связали, но прежде Элькос вытянул из него остатки сил, собрал все кристаллы, какие еще были при нем, а после передал воинам. А сам присел перед двумя оставшимися кристаллами, чтобы понять, куда вывел портал.
– Отлично, – стараясь более не поддаваться эмоциям, произнес магистр, – след четкий. Разбудим государя и отправимся за нашей будущей королевой. Главное – вернуть, а с тем, что с ней сотворили, я разберусь уже во дворце, когда девочка окажется в безопасности.
Неожиданно ему на плечо легла ладонь. Элькос обернулся и увидел Мейтта. Гвардеец присел на корточки и негромко произнес:
– Если решите дать ей сбежать, я хочу последовать за госпожой. Ей будет нужна защита.
Маг в изумлении округлил глаза, но взор капитана остался серьезным. А когда Элькос поднял голову, то обнаружил, что и остальные телохранители из моей свиты стоят рядом, загородив собой магистра и Мейтта от взоров остальных. И все они глядели на мага с ожиданием, но твердой решимостью в том, о чем толковал их начальник.
– Вы с ума сошли? – одними губами спросил Элькос.
– Он ее уничтожит, а мы ничего не сможем сделать, – ответил за всех Мейтт. – Мы верны государю, но почитаем свою госпожу. Если вы желаете ей добра, то мы готовы принять на себя удар и помочь вам ее спрятать. Лучшего момента не будет. Пусть исчезнет.
– Я даже не представляю, как это сделать, – признался магистр. – Это… хорошая идея, но, опасаюсь, невыполнимая.
О чем бы они в конце концов договорились, неизвестно, но в этот момент послышался голос одного из гвардейцев, оставшегося возле дивана, на котором лежал король.
– Государь очнулся, – то ли оглашая, то ли предупреждая, произнес он.
Капитан Мейтт на миг задержал на магистре пристальный взгляд и поднялся на ноги. Распрямился и Элькос. Его слова гвардейца задели за живое, но в это мгновение маг и вправду не представлял, что можно сделать. Переживания моих верных телохранителей оказались созвучны затаенным мыслям магистра, но всё было много сложнее, чем представляли несколько мужчин, сейчас склонивших головы перед пробудившимся монархом.
Да! Побег из-под венца мог стать благом, потому что уже был четко виден полный замысел короля. И даже если бы я решила быть хитрее и управлять супругом ласковым словом, ничего бы не вышло, потому что правитель Камерата делал только то, что считал нужным. Им нельзя было управлять, и это подтвердил бы каждый, кто знал Его Величество близко. Он позволял некие манипуляция с собой, пока они шли во благо его собственным устремлениям, но не тогда, когда монарх уже принял определенное решение. А он принял и теперь шел к его исполнению точно так же, как к оглашению выбранной им невесты. Ивер Стренхетт не терпел соперников и избавлялся от них нещадно что в любви, что в славе и величии, и Шанриз Тенерис должна была исчезнуть как яркая личность и государственный деятель. А значит, дорогой девочке магистра Элькоса пришел конец…
– Элькос, – король вырвал мага из тяжких размышлений.
– Да, государь, – склонил голову магистр. – Я готов открыть переход.
– Отлично, – кивнул монарх. Он был привычно собран, и от клокотавшей недавно ярости не осталось и следа. – Пора вернуть мою невесту. Открывай.
Элькос посмотрел на связанного мага. Король, проследив направление взгляда, велел:
– Четверо охраняют герцогиню и выродка, остальные с нами.
– Да, государь, – ответили гвардейцы.
Мои телохранители придвинулись к месту, где должен был открыться портал. Королю было безразлично, кто остался охранять арестованных, а кто идет с ним. Элькос мазнул взглядом по Мейтту и приступил к делу. А спустя минуту они уже вышли к небольшой деревушке, раскинувшейся на берегу озера. Луна заливала его поверхность, и к путешественникам сквозь пространство протянулась серебряная дорожка, потерявшаяся в прибрежных камышах.
Оглядевшись, монарх велел:
– Искать, – а после обернулся к магу: – Где мы?
– Сейчас узнаем, – ответил магистр и направился к деревне.
Окна домов были черны. За этой завесой тьмы жили цветные сны людей, заслуживших отдых полным забот днем. Но невесомые грезы уже через минуту были развеяны собачьим лаем. Верные стражи почуяли приближение чужаков.
– Да, раз она попала сюда, значит, могла искать помощи у селян, – сказал король и прибавил шаг.
Элькос посмотрел ему в спину и протяжно вздохнул. Он не был уверен, что я в моем состоянии поспешила бы к людям. Скорее всего, как полагал магистр, пропажа пряталась где-то неподалеку, пытаясь осознать себя хоть немного. Но нужен был огонь, тратить на освещение драгоценные запасы магии Элькос не хотел. А еще ему нужно было подумать. Недавние размышления не оставили умную голову мага. И… он надеялся, что гвардейцы отыщут меня, пока король будет в деревне, и уведут подальше.
Возле первого же дома их остановил вопрос, заданный на чужом языке. Они были не в Камерате. Впрочем, и не так далеко от родного государства. А вскоре король и маг с двумя гвардейцами, сопровождавшими монарха, вернулись к остальным с фонарями и начали обходить окрестности.
– Шанни, – звал король, и в этот раз в его голосе не было прежней злости. Он говорил мягко, даже ласково, но отчего-то Элькосу показалось, что так могли бы звать любимую собачку, и это неприятно кольнуло магистра. – Милая, выходи. Шанни, где ты? Выйди, я тебя не обижу. Шанни!
– Государь, – не выдержав, несколько резко окликнул его маг. И когда монарх обернулся, Элькос сказал: – Лучше бы вам ее светлость не звать. Она испугалась вас там, может прятаться и здесь. Давайте поищем молча. Тем более герцогиня не помнит своего имени и вряд ли отзовется.
Король не ответил, но некоторое время осматривал заросли какого-то растения в тишине. Они все искали, разбредаясь всё дальше. Магистр даже в какой-то момент подумал, что и вправду кто-то из гвардейцев успел меня увести, потому что начал заниматься рассвет, а результатов не было.
– Боги знают что! – раздраженно воскликнул король, усевшись прямо на траву. Роса, промочившая его одежду, помехой не стала, да и не был Ивер Стренхетт неженкой. – Куда она могла деться? Почему мы не ищем в деревне? Почему топчемся по берегу и лесу, когда она, возможно, где-то там?
– Не думаю, что она там, – ответил магистр. – Собаки залаяли сразу, едва мы приблизились, и тот крестьянин вышел раньше, чем мы вошли в деревню. Если бы Шанриз вошла в деревню, то этот мужчина увидел бы ее, а он сказал, что никого не было.
– Быть может, потому, что он и скрыл ее у себя? – сузив глаза, вопросил государь.
– Мы были в его доме…
– Но разве обыскивали?!
Чуть помедлив, чтобы задавить ответное раздражение, магистр произнес:
– Ваше Величество, нижайше прошу меня простить, но это не Камерат, и устраивать обыск в доме чужого подданного было бы ошибкой. Так нас примут за разбойников и окажутся правы. Мне бы не хотелось, чтобы на моего сюзерена напало мужичье. Нужно действовать иначе…
– Пожри тебя псы Аденфора, Элькос! – рявкнул монарх. – Моя невеста где-то здесь, и я хочу ее вернуть! Не для того я выжидал столько лет, чтобы сейчас всё потерять! Идем, я хочу осмотреть дом, если потребуется и дом за домом, и ты мне в этом поможешь. Если понадобится, то влезешь ему в голову. Ты услышал меня?
– Да, государь, – ровно ответил магистр.
Но обыск так ничего и не дал. Ни в доме крестьянина, который дал фонари, ни в одном из десяти других домов. Герцогиня Канаторская и королевская невеста исчезла. Надежда на то, что гвардейцам посчастливилось больше и они сделали то, что задумали, рухнула, едва магистр взглянул в мрачные лица. В какой-то момент им всем даже подумалось, что я утонула в озере, но от такого подозрения дружно отмахнулись, никому верить в подобный исход не хотелось.
В Аритан они вернулись одинаково злыми, измотанными и подавленными. Элькос предлагал государю сразу отправиться в столицу, но тот отмахнулся – в замке дожидались своей участи герцогиня и маг.
– Займитесь моей теткой, – велел мрачный монарх. – Она отправится к владетелю Аритана и должна выглядеть… хотя бы сносно. Я пообщаюсь с магом.
– Думаю, сеть, раскинутая ее светлостью, велика, – заметил Элькос.
– И я скоро всё узнаю, – ответил король. – Я уничтожу их всех, попомните мое слово, магистр. Заговоры – это мое дело, а вы, – он посмотрел на мага и отчеканил: – Верните мне жену! – После выдохнул и велел: – Приступайте.
Монарх уже собрался уйти к магу, и Элькос поспешил предупредить:
– Государь, он должен быть в разуме. Его разумом займусь я.
– Разумеется, – усмехнулся Его Величество, и каждый занялся своим делом.
А спустя некоторое время начался «покос». По обвинению в государственной измене были заточены пожизненно или казнены пять высокопоставленных сановников, командующий королевской гвардией и сошки поменьше. Навсегда утеряли милость несколько высоких родов, были подвергнуты наказаниям фрейлины герцогини Аританской и прислуга. Что до Ильмы Стиренд, то ее у государя отбили Дренг и Элькос, а графиня Энкетт взяла к себе компаньонкой и спустя год выдала замуж за одного из своих кузенов. Ныне ее милость успела разрешиться дочерью и, кажется, была вполне счастлива. Об иных причастных к заговору говорить не стану. Скажу только, что король вычистил ряды знати, среднего и простого сословия нещадно, и никто не думал его осуждать. Вслух так уж точно.
И как бы Ив ни тянул, но молчать долго о моем исчезновении было невозможно. Слухи из дворца и без того уже успели просочиться, а я была не той персоной, чье отсутствие могло остаться незамеченным. Но главное, приближался день свадьбы, а вести в храм было некого. И тогда о происшествии было объявлено, как объявлены и имена врагов Камерата, и народная ярость была направлена на заговорщиков.
Мои родные об исчезновении узнали почти сразу. После третьей попытки найти меня Элькос пришел к дядюшке.
– Куда пропала Шанриз? – спросил его сиятельство, увидев хмурого магистра. – Король запер ее во дворце? И почему вы так мрачны, друг мой? – А после подался вперед и впился в мага пристальным взором: – Что случилось? Он… он что-то сделал с девочкой?
Элькос устало потер лицо и ответил:
– И да, и нет. – А затем объяснил, что хотел этим сказать.
Далее было потрясение и сердечный приступ. Следом слезы Амберли и молчаливая ярость барона Гарда, а еще чуть позже известия докатились и до Тибада. Сам король явился к его сиятельству уже после оглашения печальных событий. Он долго сидел в молчании, постукивая кончиками пальцев по подлокотнику кресла, после порывисто поднялся и объявил:
– Если у вас возникнут вопросы или потребности, можете приходить во дворец, я приму и выслушаю. Дело вашего рода должно продолжаться. Вы под моим покровительством.
И ушел. Более ничего сказано не было. То же самое произошло и в Тибаде, разве только с той разницей, что в поместье приехал Дренг и передал моему отцу послание от государя. А к письму был приложен документ, в котором подтверждалось, что баронам Тенерис из рода Доло перешли права на графство Тибад, как и титул. В письме же государь уведомлял о своей поддержке, помощи и покровительстве.
Удостоился новой милости и мой кузен Томмил Фристен-Доло, он получил повышение и поместье в королевских угодьях. Но был еще кое-кто имевший непосредственное касательство ко мне. О нет! Я говорю вовсе не о человеке. Удостоился королевских милостей не кто иной, как господин Аметист. Теперь его баловали и ласкали лошадиное самолюбие в два раза больше. Еще полтора года назад монарх иногда навещал его, выгуливал и брал в Лакас. Впрочем, это было полтора года назад, когда магистр Элькос еще не покинул короля, потому знал в точности.
Но в год моего исчезновения Двор впервые остался в столице. Тогда были особенно активны мои поиски. Власти Бегренса и агенты Тайной службы Камерата рыли землю княжества и сопредельных территорий. Да и наше королевство прошли вдоль и поперек. Не забыли и Ришем. По приказу короля там следствие вели особенно придирчиво, однако даже эта усиленная работа не дала результатов.
Жизнь во дворце в этот период, особенно в первые полгода, была нелегкой. Месяца три государь был особенно желчен и придирчив ко всем подряд, даже к верному Дренгу. Чуть позже смягчился и стал чаще задумчив и молчалив. Однако придирался по-прежнему к любому, едва видел к этому повод. Но после того как миновали месяцев шесть-семь, повышенная раздражительность Его Величества пошла на убыль, и придворные немного выдохнули, решив, что время исцелило государя.
А ближе к окончанию первого года монарх призвал к себе Атленга и велел подыскать новую невесту. Это было объяснимо. Король Камерата ступал в пятый десяток, и тянуть дольше с рождением законного наследника было уже невозможно. Да и веры в то, что исчезнувшая невеста найдется, становилось меньше с каждым днем. Атленг выслушал пожелания монарха и приступил к поискам.
Спустя полтора месяца он предъявил королю портрет принцессы Атавера – юной Бранды, которой едва исполнилось семнадцать. Элькос как раз заглянул к королю, когда явился Атленг, и монарх поманил его.
– Кто это? – спросил маг.
– Ваша будущая королева и моя супруга, – ответил монарх, а затем развернулся к министру: – Отправляйте посольство. Подходит.
Атленг ушел, но магистр не обернулся, чтобы раскланяться с ним, Элькос продолжал рассматривать портрет юной принцессы, чья судьба отныне была связана с мужчиной, сильно превышавшим ее в возрасте, но разве такие мелочи могли волновать? Мага волновало иное.
– Стало быть, вы отказываетесь от Шанриз? – спросил он.
– А вы можете указать, где она? – почти с издевкой спросил монарх.
– Нет, не могу, – вынужденно признал магистр.
– И потому я отправлю посольство с предложением к ней, – король кивнул на портрет и отошел к рабочему столу. Они находились в кабинете государя.
Элькос промолчал. Он продолжал рассматривать ту, что должна была занять чужое место… или же, напротив, свое. Да, свое. Это было место принцессы Атаверской, но не баронессы Тенерис-Доло, оказавшейся на вершине власти стараниями ее несостоявшегося жениха.
– Что скажешь о моей новой невесте? – как-то устало спросил монарх, перейдя на вольную форму обращения.
– Я скажу, что она чем-то похожа на Шанни, – сказал магистр.
И это было так. Тоненькая, изящная принцесса имела рыжеватые, судя по портрету, волосы. Не столь яркие, как у предыдущей невесты, но глаза ее тоже оказались зелеными. И вроде бы обе женщины были разными, но в них и вправду улавливалась некая схожесть. Однако лишь внешне. Было ли у них внутреннее сходство, на тот момент оставалось неизвестным.
– Морт. – Магистр обернулся на призыв, и государь продолжил: – Ищи ее, слышишь? Если найдешь до свадьбы, то женюсь я на той, кого столько лет видел матерью моих детей. Даже если ты принесешь мне радостное известие в утро перед свадьбой, я выберу Шанриз.
– А если я найду ее после вашей свадьбы? – осторожно спросил маг.
Король в насмешливом изумлении приподнял брови, и магистр пояснил:
– Избавиться от жены, чтобы после жениться на бывшей невесте, не выйдет… Нет, избавиться, конечно, выйдет, но благовидного предлога уже не найти, даже если королева окажется неверна. Шанриз станет слишком явной причиной что развода, что смерти Ее Величества. Вы и Камерат наживете неприятностей…
– Я не идиот, – оборвал его государь. – Если я женюсь, значит, женюсь. В конце концов, королева не сможет стать мне помехой. Если найдешь Шанриз, я верну ее себе. Это моя женщина от первого взгляда и до последнего вздоха.
Элькос вдруг ощутил дурноту. Он подошел к стулу, сел и воззрился на короля, не решаясь спросить о том, что вдруг встревожило его. Монарх тем временем вернулся к портрету, сжал пальцами подбородок и застыл, разглядывая изображение принцессы более внимательно.
– Да, есть что-то от Шанни, Атленга стоит похвалить за старания, – наконец произнес государь.
Магистр открыл рот, но всё еще не решался облечь в слова мысли, от которых холодело в груди.
– Как считаешь, мой друг? – обратился к нему монарх.
Элькос поднялся со стула, неспешно приблизился и встал за спиной господина. Однако на портрет он не смотрел, вместо этого верховный маг Камерата сверлил взглядом затылок властителя. И тот обернулся. Брови короля вновь вопросительно взлетели вверх:
– Что?
И Элькос наконец спросил:
– Но если вы будете женаты, то, возможно, стоит девочку… отпустить?
– Отпустить? – переспросил Его Величество.
– Да, отпустить, – повторил магистр и вдруг разгорячился: – Шанриз всегда была полезна вам, государь, и она еще может приносить пользу. К тому же когда-то она мечтала о вашей дружбе, так, быть может, если она вернется, пришло время для этой мечты? Пусть живет своей жизнью, это ведь не отменяет вашего с ней общения. И государыне не придется ревновать, а ее родне…
– Отпустить? – будто и не слыша его, повторно переспросил монарх.
Он отошел к окну, заложил руки за спину и некоторое время молчал, глядя на улицу. И когда маг решил, что король не желает продолжать этого разговора, тот произнес, не спеша обернуться:
– Я никогда ее не отпущу. Шанриз Тенерис моя, даже если однажды я возненавижу ее. – После полуобернулся и продолжил: – Мне проще убить ее, чем отпустить.
– Что вы сказали? – вдруг охрипшим голосом спросил магистр, только что получивший подтверждение своим подозрениям.
Монарх усмехнулся и вновь посмотрел в окно.
– Не только я был для нее первым, но и она для меня. Во многом. Ты знаешь, мой старый друг, отказа я не знал ни в чем, ни в ком и никогда. Но если женщина сопротивлялась, я оставлял ее и брал ту, которая сама шла мне в руки. А Шанни мне хотелось завоевать.
– Просто она всегда отличалась… – вернувшись на стул, глухо произнес маг.
– Верно. Смелая до дерзости, отчаянная, легкая, озорная и себе на уме. В ней не было пустоты, в глазах светился ум. И даже в своей наивности она была очаровательна. Она привлекла меня, и я хотел заполучить этот бриллиант.
– Она оказалась к этому не готова.
– Да, – снова кивнул монарх. – Не готова. Но я хотел ее и потому пошел тем путем, который должен был привести ее в мои объятия. И когда моя тетка выпроводила несговорчивую девчонку, я даже одобрил. Не стал ни выговаривать, ни требовать вернуть ее. Думал, она придет жаловаться и тогда я утешу ее. Не пришла. Отправил Дренга, предложив ей себя. Отказала. Я спровадил главу ее рода и точно знал, что они поговорят. Его сиятельство до дрожи боялся потерять место при Дворе…
– Его боится потерять каждый.
– И вновь ты прав, маг, – усмехнулся король. – Только я опять был посрамлен. Шанриз пришла, но отчитала меня, как мальчишку, и попросила, но не за себя, а за родственника. Она ни за что не желала брать то, что я готов был ей дать. – Он вдруг поднял руку: – Молчи, я знаю, что ты скажешь. Ей нужно было мое покровительство и дружба, но не любовь. У Шанриз Тенерис всегда был свой путь. Я тогда не воспринимал ее затеи всерьез, а сейчас камератцы боготворят ее за то, что казалось пустым фантазерством. – Государь вздохнул и продолжил: – Потом был День Верстона. И, глядя на нее в храме, я осознал, что не могу ее отпустить. Этот бриллиант должен быть огранен мной и для меня.
Магистр поднял взгляд на короля и криво ухмыльнулся:
– Вы всегда любили редкие вещицы.
– И ты совершенно прав, как бы цинично это ни звучало, – ответил Его Величество. Он развернулся и уселся на подоконник. – Да, она всегда была другой, и потому моей. Но она оказалась чересчур своенравной и непредсказуемой, и я решил, что лучший способ привязать – это жениться. В тот день в храме я принял решение, что баронесса станет моей королевой. Я ее выбрал, Элькос. И с той минуты у нее уже не было права отказать мне. Впрочем, нашу жизнь я представлял несколько иначе. Думал, пока буду наслаждаться теплом солнечного лучика, постепенно смогу поднять до необходимой высоты, а после поведу к алтарю. Я не желал ее деяний, лишь собирался создать мыльный пузырь, за радужными переливами которого люди не увидят пустоты. И если бы у меня это вышло, то и требований перед свадьбой было бы меньше. Но… не вышло.
– Иначе она была бы не Шанриз Тенерис-Доло, – невольно улыбнулся магистр.
Государь усмехнулся и кивнул в очередной раз и вновь заговорил:
– Всё оказалось иначе. Вся наша жизнь вышла иной. Впрочем, какова женщина, такова и жизнь. Я стал свидетелем того, как у птенца прорезались перья, как он встал на крыло и как полетел. Поначалу я любовался, потом умилялся, после ощутил раздражение, под конец почти ненавидел. Моя женщина дарила себя всем, а я оставался лишь зрителем…
– Вы сейчас говорите как себялюбец, государь, – поморщился Элькос.
– А я кто, по-твоему, маг?! – неожиданно зло воскликнул монарх. – Я – центр этого королевства, его вершина! Я – ось! Я забочусь о вас, вы меня почитаете! Только так правильно, только так должно быть! Только так, – произнес он спокойнее и повернулся к магистру боком.
– Мы почитаем…
– Да, вы почитаете, – кривовато усмехнулся государь. – Ты всегда рядом, Дренг рядом, любой рядом, но не та, кого я назвал моей женщиной. У нее всегда был кто-то, кому она отдавала себя: дети, коммерсантские вдовы, ее род, учреждения, Канатор – мне оставались лишь крохи. А еще это повсеместное почитание. Этот ее талант заводить друзей даже среди тех, кто относился предвзято. Стоило нам разругаться, и те, кто казался мне близкими друзьями, смотрят на меня с обвинением во взоре. Мои советники всего за пару лет стали ее с потрохами. И однажды я заметил, что ось она, а я лишь ее орбита. И вот тогда пришло это странное смешанное чувство, признаться, испугавшее меня. Неутолимая жажда обладания и ненависть. Я не говорю о страсти, я говорю о том, что за семь лет мне так и не удалось заполучить ее. И сколько бы ни стремился привязать, она всегда ускользала между пальцев, будто какая-то вода. Вроде набрал полные пригоршни, склонился, чтобы сделать глоток, а руки пусты.
– И потому после свадьбы вы решили лишить всего того, что доставляло ей радость. Решили приставить надсмотрщиц, которые не подпустили бы никого, кроме вас, – сухо произнес магистр. – У нее остались бы только вы.
Король отсалютовал магу.
– И только я уже решал бы, когда и как воспользоваться этим правом. Только от меня зависели бы наши встречи и их необходимость в данный момент. И вот так было бы правильно
Он поднялся с подоконника, одернул одежду и вернулся за стол. Затем раскрыл папку и достал документ, с которым собрался работать. Однако, прежде чем начать, снова посмотрел на Элькоса и закончил:
– Я легче пережил бы ее смерть, чем освобождение от меня. Мертвой она бы уже никуда не делась. А ты говоришь – отпустить. Или со мной, или…
Монарх оставил фразу недосказанной и демонстративно опустил взгляд в документ. Это был знак, и магистр его понял. Он встал со стула, поклонился и направился прочь, точно зная, что ни в коем случае не скажет королю, если удача все-таки улыбнется и пропажа будет найдена. Лишь в одном случае – она сама захочет вернуться.
– Элькос, – голос государя остановил мага уже у двери. Тот обернулся и увидел, что монарх, прищурившись, смотрит на него. – Ты ведь не огорчишь меня, мой старый друг? Если узнаю, что ты скрыл от меня важное, я буду крайне огорчен. Мои откровения не должны быть использованы мне во вред. Ты всё еще мне верен?
– Да, Ваше Величество, я верен вам, – склонил голову магистр. – Я вас услышал и понял.
– Не задерживаю.
Элькос покинул кабинет короля. И едва за ним закрылась дверь, он понял, что его долгая служба королевскому роду подошла к концу. Магистр решил найти себе преемника. Теперь он не столько искал меня, сколько нового королевского мага. Нет, меня, разумеется, тоже, но более сосредоточился на своем последователе. И когда сообщил о своем решении монарху, тот лишь спросил:
– Почему?
– Так мне будет легче сосредоточиться на поисках Шанриз, – почти не солгал Элькос. – Я смогу с легкой душой покинуть дворец, зная, что ваша жизнь и безопасность в надежных руках. К тому же я уже изрядно извел свои запасы и должного уровня защиту не могу предоставить. Еще немного, и вы станете уязвимы.
– Может, вы и правы, – подумав, согласился король. – Но прежде чем вы утвердите своего преемника, представьте его мне. Возможно, я буду иметь возражения.
Однако возражений не было. Магистр выбрал лучшего, на его взгляд, мага. Он был ровесником короля, обладал немалым уже раскрытым потенциалом по нынешним меркам, разумеется, в меру честолюбивым и далеко не глупым. Поговорив с ним, государь согласно кивнул, и Элькос принялся за обучение преемника.
Новый верховный маг Камерата был готов заступить на свой пост незадолго до королевской свадьбы. Элькос хотел уйти сразу же, но он был приглашен самим государем и потому остался на срок празднеств. Хотя, признаться, дались ему торжества нелегко, потому что дворец и Двор уже изрядно ему опостылели. Однако долг верноподданного велел терпеть, и магистр терпел.
Уже на свадьбе он с пристрастием рассматривал юную невесту правителя Камерата и нашел, что схожесть со мной и вправду имеется, даже больше, чем показал художник. В королеве чувствовалась живость нрава. Она была прелестна ликом, стройна станом, и даже волосы оказались ярче, чем изобразил художник. Ее Высочество была смущена, но не подавлена. Улыбалась своему жениху и таила взор под длинными ресницами.
Государь казался очарованным. И если бы у алтаря стоял не Ивер Стренхетт, то можно было бы надеяться, что он наконец успокоится и будет счастлив подле своей супруги, напоминавшей яркий, но хрупкий цветок. Однако Элькос слишком хорошо знал своего господина, чтобы увериться в том, что он откажется от своих слов и намерений, какие огласил в кабинете во время их откровенной беседы.
Король Камерата мог быть очарован десятком юных прелестниц разом, но своего пути не менял. А потому и маг менять принятых решений не собирался. Да, он был верен государю, но отдавать тому Шанриз Тенерис, если бы она нашлась, не стал и под угрозой смерти. Долгие годы службы подошли к концу, и теперь каждый шел своей дорогой.
Глава 7
Улицы были заполнены народом настолько, что казалось, даже птичье перо не может проскользнуть между человеческими плечами. Сегодня государь Камерата Ивер II Стренхетт принимал поздравления своего народа. Младенца показали еще утром после его рождения. Потом были объявлены празднества, во время которых к королю шли родственники, послы других государств, важные сановники, придворные и высшая знать. Они подносили богатые дары, стремясь перещеголять друг друга в щедрости и роскошестве.
И пока над городом гремели фейерверки и знать соперничала между собой, кто больше поразит государя, по улицам столицы и всех прочих городов Камерата лилось полноводной рекой вино, раздавались яства за счет городской казны и немного государственной. Впрочем, в столице пиршество оплачивал сам король, как и циркачей с музыкантами, игравшими, казалось, в каждом переулке. Веселье длилось с утра до ночи и с ночи до утра.
Лишь только два человека не принимали в них участия: королева и сам наследник, в честь которого гремело королевство. Даже прислуга, меняясь, могла выкроить денек на шумную гулянку, как и фрейлины Ее Величества. Но юной матери этикет предписывал не покидать покоев, пока ее здоровье полностью не поправится. Что до младенца, то ему весь этот шум и гам был попросту безразличен. У Его королевского Высочества сейчас были иные интересы и потребности, кои и удовлетворялись в полной мере как им самим, так и его окружением, следившим за высочайшим желудком и его пеленками.
И вот по прошествии десятидневных празднеств пришло время счастливому отцу явиться перед своим народом, дабы подданные могли лично пожелать Его Величеству всяческих благ и увидеть его благосклонную улыбку и легкий кивок в знак благодарности. Люди несли цветы и кидали их под ноги монаршего скакуна. Так что если сказать, что столица в этот день цвела, то не будет никакой ошибки – улицы были завалены цветами. А где еще не проехал государь со свитой, по тротуарам текли цветочные реки. Но когда он появится, в воздух взлетят разом все букеты, заменив собой огненный фейерверк на живой и ароматный.
Закончатся же все гулянья, едва король вернется во дворец. Да, этот выезд был финальной фазой. И после этого дни покатятся по заведенному кругу. Юный принц будет расти и радовать успехами своих родителей, государь править своей страной, а подданные служить ему и отечеству кто как может. И только я оставалась незваным гостем на всем этом действе, потому что не сбиралась ни поздравлять, ни гулять на шумных улицах, а просто ждала, когда мы сможем отправиться в Тибад. Да и случайно попасться на глаза тому, кто смог бы донести во дворец, что видел меня, я считала полнейшей глупостью.
Впрочем, сегодня я сделала исключение. Во-первых, в толчее разглядеть одного-единственного человека сложно, особенно когда все взгляды устремлены в сторону процессии. А во-вторых, я вдруг поддалась желанию увидеть знакомые лица. Просто взглянуть со стороны на тех, с кем была близко знакома. Этакая небольшая меланхолия, за которой не скрывалось ничего, кроме минутного любопытства.
Одевшись в платье, купленное мне тетушкой, и накинув плащ, я выбралась на улицу. Дядюшка и тетушка ушли раньше. Они должны были приветствовать процессию вместе с высшей знатью столицы. По понятным причинам никто не заговаривал о том, чтобы я отправилась с ними. Да и сама я поначалу даже и не думала выходить из дома, но потом взвесила все за и против и отправилась наряжаться.
Прислуга меня не останавливала и в сопровождение не навязывалась. Никаких указаний у них на это не было, а я не просила компании. О, вас, должно быть, интересует, как отнеслись к моему появлению слуги, раз уж я упомянула о тех, кто работал в доме графа Доло? Не узнал ли меня кто-то из них? Все-таки прошло всего три года, а это слишком малый срок, чтобы забыть младшую родственницу хозяев, которая к тому же должна была стать их королевой, да и заменить целый штат за это время невозможно. И будете совершенно правы.
Если кто-то из слуг и поменялся, то мне об этом не было известно. Я мало кого знала по именам, больше наглядно. И почти все они были на своих местах, только вот узнать меня не имели ни единой возможности по самой простой причине – магистр Элькос. Мой добрый друг уже на следующее утро после моего появления в доме дядюшки принес мне безделушку – заколку с жемчужинкой.
– Пока люди будут видеть заколку, они не разглядят ни ваших черт, ни цвета волос, – сказал мне маг, вручив свой подарок.
– Но не будет ли это подозрительно? – засомневалась я. – Если черты мои будут расплываться…
– О нет, – отмахнулся Элькос. – Всего лишь искажение восприятия. Кто-то узреет нос картошкой, кто-то впалые щеки, кто-то обильные веснушки. Для одних у вас будут карие глаза, для других серые. Я могу создать постоянную маску, но это потребует больше сил, да и подпитывать маску придется хотя бы раз в два дня, иначе она поплывет, а это неудобно и расточительно. Нам с вами нужна каждая капля моих сил. Потому я даю вам зачарованную заколку. Ее резерва хватит надолго. Главное условие – ее должны видеть.
– Замечательно! – воскликнула я, и смысл скрываться под покровом дочери Левит отпал сам собой.
Теперь, наверное, вы задались вопросом, почему же я тогда опасалась попасться на глаза кому-то во время празднеств? И вновь ответ прост. В одиночестве на гульбище мне делать нечего, а сопровождать меня мог только дядюшка, но! Во-первых, он был женат, и если бы нас заметили, то после разговоров было не миновать. А во-вторых, он был уже в том почтенном возрасте, когда площадям предпочитают удобное кресло у камина. Оставался Элькос, но тут мог бы воспротивиться его сиятельство как глава рода и поборник моей чести. Все-таки маг был посторонним мужчиной. Что до балов, то мне совершенно не хотелось выдумывать, откуда я появилась и кем являюсь графу Доло. Да и риск попасть под подозрение был значительно выше, чем даже на том же народном гулянье. Так что я оставалась в выделенных мне дядюшкой покоях и занималась более важным делом – расшифровкой.
О нет, сейчас я не стану рассказывать о том, что мне удалось прочитать, потому что рассказывать нечего. Я пока попросту разбирала символы, чтобы после уже не спотыкаться на каждой новой комбинации. Так что оставим книгу и прочие вопросы, коих должно быть немало у благородной публики, а отправимся наконец смотреть на торжественный выезд Его Величества со свитой.
Уйдя подальше от аристократического квартала, я остановилась за спинами людей среднего и простого сословия. Ждать пришлось немало, потому что народ собирался задолго до начала выезда. Все хотели занять местечко получше, я же вперед лезть не намеревалась. И пока я пропускала других, дорога окончательно оказалась скрыта от меня чужими головами. Оглядевшись, я приметила водосточную трубу, крепление к стене которой имело достаточную ширину, чтобы наступить на него одной ногой и немного приподняться. К этой трубе я и отступила, пока никто другой не занял приглянувшееся мне местечко.
И вот теперь я просто ждала и слушала разговоры, лившиеся вокруг меня в изобилии. Ничего особенного. Две подруги, посмеиваясь, обсуждали своих мужей, успевших нагуляться за десять дней празднеств. Еще одна женщина отчитывала свою дочь за то, что та сбежала к своим подругам вместо того, чтобы идти в школу. Услышав это, я улыбнулась. Судя по одежде, девушка принадлежала к простому сословию, да и возраста была почти на выданье. Стало быть, она ходила в одно из учреждений, которые я открыла в столице для детей бедного и среднего класса, а не в школу при Доме Левит, где давали только начальные знания.
Потом подошли трое мужчин и две женщины. Они тоже обсуждали прошедшие гулянья и посмеивались. Однако мне это было малоинтересно, и вскоре я перестала следить за течением разговоров вокруг себя, пока не услышала, как сказала одна из недавно подошедших женщин:
– Жаль, что герцогиня Шанриз пропала. Сейчас бы ей хвалу кричали.
– Мы за ее светлую душу выпили, – отозвался мужчина. – Будет ей покой, а нам радость. У короля сыночек долгожданный родился.
– Тьфу, – сплюнула вторая женщина. – Может, живая, а ты «покой».
– Была б живая, уже бы нашли, – ответил тот же мужчина. – А раз не нашли, стало быть, и нет ее уже в нашем мире. Вот пусть ей хорошо и будет там, где теперь душа ее живет.
Они дружно вздохнули и вернулись к празднествам, а я, отвернувшись, усмехнулась. Какой бы смысл ни вложил в свои слова этот человек, но он был прав. И мир теперь у меня другой, и душе моей там хорошо… снова будет, когда вернусь. Сразу стало тоскливо, как бывало, лишь стоило подумать о невозможности оказаться там, куда стремилось сердце.
Прижав ладонь к животу, я шепнула:
– Мы найдем путь домой, обещаю.
А еще спустя пару минут послышался цокот лошадиных копыт, и по улице разнесся крик глашатаев:
– Государь Камерата!
Люди оживились и потянулись ближе к кромке тротуара, а я поспешила на свое крепление, чтобы увидеть процессию. На дорогу уже летели цветы, и народ закричал добрые пожелания наследнику престола и его отцу. У меня не было цветов, и кричать я не намеревалась, потому что на голос мой заколка не действовала. Да и не до криков мне было, потому что горло вдруг свело спазмом. Я увидела его.
Ив не изменился. Те же резковатые черты, те же черные волосы, та же горделивая посадка и едва приметная благожелательная улыбка, какую он обычно дарил своим подданным. Ничего не изменилось, кроме коня. Теперь короля вез скакун белоснежной масти. И пока я глядела на государя, мне вдруг вспомнился момент нашего знакомства на мое семнадцатилетие. Тот пронзительный взгляд, таивший толику иронии и любопытства. И как мое сердце забилось тогда…
Оно и сейчас отбивало взволнованный ритм, но это был лишь миг встречи с прошлым, и не больше, потому что я помнила всё. И его ласки, и его ревность, и его щедрость, и его себялюбие, и его коварство, и подлость. Я помнила всё и не сожалела об утраченном ни единой минуты. И все-таки это был мой мужчина, с которым я прожила бок о бок шесть лет из семи, что мы знали друг друга. Первый, но не единственный на всю жизнь.
Но вот король подъехал совсем близко, взгляд его мазнул по рядам людей, стоявших с моей стороны, и переместился дальше. А вместе с этим успокоилась и я. Дыхание выровнялось, и я перевела взор на сопровождение. Впереди монарха и по бокам, как всегда, ехали его гвардейцы. А на некотором отдалении следовали приближенные государя. Конечно же, среди них был и Олив Дренг. И, в отличие от своего господина, этот плут озарял улицу жизнерадостной улыбкой и подмигивал хорошеньким девушкам, каких успевал заметить.
Однако мое внимание привлек другой мужчина – его светлость герцог Нибо Ришемский. В седле он был не один. Перед ним сидел прелестнейший мальчик, которым мог быть только его сын – юный герцог Арвин Ришемский, а заодно запасной наследник престола. И останется им, пока у короля не родится второй ребенок мужеского пола. Впрочем, Нибо дышаться должно было уже легче. Но так как Арвин все-таки был вторым после принца, то и находился сейчас в свите государя.
А после я перевела взгляд на отца второго наследника. В нем тоже не было перемен. Нибо был по-прежнему хорош собой, только лощеность, какая имелась в пору нашего знакомства, исчезла окончательно. И это, пожалуй, добавило ему привлекательности еще больше. Все-таки невероятно красивый мужчина и ликом, и статью. Признаться, я залюбовалась. Впрочем, без каких-либо затаенных помыслов. Да и отношения наши до моего исчезновения давно успели измениться, и я относилась к его светлости с доверием и даже дружеским участием. Так что сейчас я любовалась другом, пусть не близким духовно, но всё же другом.
Возможно, мое внимание оказалось слишком пристальным, потому что и Нибо уже с минуту смотрел в мою сторону. Хотя для него пристальные женские взгляды не были чем-то необычным. Герцог Ришемский неизменно находился в центре дамского интереса. Мы даже встретились взглядами. И я уже собиралась устремить свой взор дальше, чтобы и он отвернулся, но в это мгновение тот самый мужчина, который пил за покой моей души, привстал на цыпочки. Я была вынуждена сдвинуться правее, однако положение мое стало вовсе неудобным. Покачнувшись, я охнула, постаралась перехватить трубу повыше и сбила с волос заколку.
Охнув повторно, я метнула взгляд на процессию, и на короткий миг время застыло. Глаза Нибо Ришемского вдруг расширились, и я поспешила исчезнуть из поля его зрения. Присев за своей заколкой, я прижала ладонь к груди – сердце мое неслось в бешеном галопе. Неужто узнал?
– Хэлл, не оставь, – прошептала я.
После надела заколку, выдохнула и распрямилась. Осторожно выглянув из-за плеча моего живого укрытия, я увидела, что процессия движется дальше. Кажется, ничто не потревожило ее мирного течения. Никто не вертел головой, не оборачивался и не выкрикивал мое имя. Даже Ришем, успевший уехать вперед, не предпринимал попыток разобраться, показалось ему или нет.
Далее находиться здесь я посчитала излишним. Мне более не хотелось рассматривать придворных. Жили они без меня эти три года, проживут и еще тридцать. И я, протискиваясь там, где толпа была особенно плотной, направилась прочь, теперь жалея, что решилась посмотреть на королевский выезд. Я уходила, браня себя и Ришема, зачем-то глядевшего на меня столько времени, что не упустил момента падения заколки.
Впрочем, ему ведь и вправду могло померещиться, потому что видел он меня без заколки короткий миг. Секунда-две, не больше. Вообразить за это время можно многое, а в действительности рассмотреть – нет.