Цепные псы пантеонов Чубаха Игорь
— Куда по копаному?! — заорал он на пленников, безжалостно топтавших ростки.
И странное дело, будто от его окрика, двое первых споткнулись на ровном месте, упали в туман и уже не встали. Следом упали еще двое. Последний растянулся во весь рост от Джи-Джи в каких-нибудь трех метрах, и даже подслеповатые глаза начштаба разглядели, что ноги бегуна до колен превратились в кровавую кашу.
Произошедшее дальше тоже никак не порадовало Олифанта. Через доли секунды тело пленника в самых разных местах вдруг начали буравить прущие изнутри, похожие на осьминожьи щупальца черви, один выполз из-под мышки и заизвивался, словно гусеница, мечтающая перебраться на соседний лист. Три других прободали грудь и затанцевали, сплетаясь и расплетаясь, будто брачующиеся кобры. Каких-то полминуты — и эта кишащая склизкая розовая дрянь обглодала жертву до косточек. Теперь стало ясно, откуда взялось чучело в вахмистрских обносках: ведь сам вахмистр был из породы рудных гномов, кости скелетов которых соединяются не хрящами, а чем-то похожим на шарниры. Именно поэтому гномам не особо страшны обвалы в шахтах, и именно поэтому скелет вахмистра Толбода не осыпался, когда черви обглодали мясо, а остался маячить памятником-чучелом.
А под носом у Олифанта шевельнулась земля, и вынырнувший розовый отросток стал принюхиваться к его сапогам... Как Джи-Джи бил рекорды по исчезновению с зараженной червями территории, в памяти стерлось, а вот как Олифанта сутки мариновали в сан-кубе под соусом из волчьего молока, к несчастью, запомнилось прекрасно. Потом расследование показало, что на экспериментальную делянку упало проклятие «солитерной чумы», причем это могло произойти как самопроизвольно, так и по злому умыслу...
Воспоминания гнома прервал властный голос, он исходил от портрета Гребахи Чучина, хотя изображение на полотне главнокомандующего «Старшей Эдды» не шевельнуло ни единым мускулом:
— По всем имевшим доступ к информации о провальных операциях начать полномасштабную проверку. И все же максимум внимания уделить проверке антииеромонаха обер-вампира дракульского толка Эрнста фон Зигфельда. Все свободны. Для спуска по ступеням используйте пароль «Маклин». — Это был тот же самый голос, который сказал оберсту «Войдите».
Ночь умирала где-то там — па востоке, — край неба озарился белым, и белый цвет, будто серная кислота, поедал мрак. Обреченному мраку ничего не оставалось, кроме как искать спасения в лесной чаще, и невольно он стал свидетелем странной сцены.
Один человек — в чем-то посконно рогожевом — без энтузиазма ковырял сырую землю штыковой лопатой и уже успел углубиться по колени. Здесь лопата все чаще стала натыкаться на узловатые корни, но землекопа это не очень огорчало, он не шибко торопился. Второй — в напяленном поверх военной формы цивильном длинном плаще — остановился метрах в пяти от первого и нервно гнул в руках офицерский стек.
— Каждая религия имеет, понятно, собственный пантеон богов разной степени крутости, и вся разгуливающая по миру нечисть, по сути, является богами-сержантами, богами-вахмистрами и богами вице-адмиралами сошедших с мировой арены религий-аутсайдеров. — Вещал, похлопывая себя по сапогу стеком, фон Зигфельд и чутко ловил косые взгляды пленника. — Но есть нынче «успешные», извини, смертный, за маркетинговый термин, религии: ислам, индуизм, конфуцианство, дзэн, православие, католицизм... которые негласно или гласно конкурируют между собой. Это как бы предпосылка. — Зигфельд вполне трезво оценивал боеспособность пленника и пытался отгадать, когда тот психанет и ринется на прорыв. А что пленник психанет, Зигфельд не сомневался ни на йоту.
Антон раз за разом стряхивал с ножа лопаты очередную пайку рыхло-сырой, богатой песком земли и надеялся, что его пристрелочные косяки остаются незамеченными. Кажется, судьба дразнит его последним шансом, вот только вопрос: исправно ли действует вне стен замка смирительная рубашка?
— Причем каждая церковь имеет не только официальную, открытую для смертных адептов сторону, но и тайную — аналог спецслужб у светских держав. И эти конфессиональные спецслужбы проводят спецоперации в подавляющем большинстве случаев силами завербованных представителей «ушедших в тираж» религий, чтобы «високосный» материал зря не пропадал, — хищно скалился фон Зигфельд.
А у Петрова перед глазами крутились кадры его бестолково истраченной жизни: первая сигарета на перемене за углом школы... как он с велика грохнулся в лужу... как они с Викой беседовали в летнем кафе, пили кофе с тополиным пухом, отплевывались и чихали тополиным пухом и были счастливы, как дети... А дальше Настя — как он приволок совершенно неспелый арбуз, а она делала вид, будто ужасно вкусно...
— Так, конфуцианство и буддизм привлекают к работе лис-оборотней и прочих, кто там еще есть в китайских эпосах. Ислам экспериментирует с дэвами, джиннами и другими персонажами из баек про Синдбада. Протестантизм и католицизм решают вопросы силами вампиров, вервольфов, скандинавско-валгальной нечисти и друидо-кельтской пурги. Православие обходится рекрутами от Даждь-бога до анчуток, шишлей и прочих мелких бесов, — нагонял смертную тоску Зигфельд.
Петрову так и хотелось ляпнуть, что его кормят бредом сивой кобылы под стебовым соусом. Но обстановка: мрак, сосны, как ни сачкуй, углубляющаяся могилка — подчеркивала, что все это очень серьезно. Антон наметил место для удара штыком лопаты — под длинным костлявым заостренным подбородком. Надо только, чтобы этот эсесовец подошел поближе. То что после баншей и големов глупая судьба свела Петрова с вампиром, сомнений не оставалось, и в этом ракурсе становилась простецкой загадка, для кого ботаник сейчас копает могилку. И было что-то особо издевательское в том, что кровосос перед прогулкой переоделся в воинскую форму. Интересно, на кой ляд?
Конечно, можно было приложить максимум усилий, чтобы последний приют ботаника удался по евростандарту, но Антон Петров мечтал истратить эти усилия на другое, он еще на что-то надеялся. А злодей, знай, читал лекцию, и его голос здесь, под непроглядной сенью колючих сосновых лап, звучал отчасти похоже на волчий вой.
— Из этих существ конфессиональными спецслужбами формируются боеспособные на мистическом уровне «иностранные легионы», — хитро улыбался фон Зигфельд. — Незримая для простых смертных война, иногда густо кровавая, с жертвами в миллионы банальных смертных (эпидемии, межнациональные конфликты, стихийные бедствия...), иногда префрезеративно скрытая от глаз посторонних, вечна.
Вопрос, зачем ему грузят все эти легендарно-ирреальные подробности, Антона не мытарил. Почему бы благородному вампиру и не побалагурить перед поздним ужином? Конечно, на лопату у Петрова выпадало мало надежды, по классическим шпаргалкам здесь гораздо больше выручил бы крепкий осиновый кол, да где ж ему взяться-то, в хвойном лесу? Вот и придется обходиться подручными средствами... Жаль, что больше не будет ни Вик, ни Насть, ни зеленого арбуза, ни тополиного пуха...
— Тактика подобной незримой войны — создание каждой стороной по каждому радиусу фронта мобильной инфернально-военной базы с приданной ей группировкой полевых войск, — тревожно глянул на часы фон Зигфельд. — Я служу восточной инферн-группе войск «Старшая Эдда», нам с православной стороны противостоит дивизион волхв-спецназа «Ярило».
Антон пошел на простительную хитрость: он стал приседать в коленках, чтобы со стороны могилка казалась глубже. Он молил Бога, в которого до последних приключений не верил, чтобы болтун-эсесовец подошел поближе проинспектировать качество земляных работ.
— Достаточно? — попытался Петров голосом выразить безмерный трепет.
— Ты, я вижу, примериваешься огреть меня лопатой? — надменно фыркнул фон Зигфельд. — Бессмысленная трата сил. Да и не угрожает ничего твоей жизни. Не дури, копай-копай.
Так Антон и поверил, будто его жизни ничего не угрожает, но делать нечего, метать лопаты по движущейся мишени его не тренировали. И опять спрятавшиеся в земле корни заскрипели под напором железа. Собственно, последней ставкой Петрова в игре не на жизнь, а на смерть оставались нечастые россказни из художественной литературы, дескать, вампиру смертельно и железо. Только вампир приблизится, тут мы и узнаем, где правда.
— Собственно, — будто украв подходящее слово в мыслях пленника, продолжил фон Зигфельд, — развал СССР и последовавший социальный кризис вплоть где-то до середины девяностых в России случился не по экономическим закидонам, а благодаря успешным операциям «иностранных легионов» Запада. Однако русский «иностранный легион» с девяносто восьмого года провел ряд ответных операций, и ситуация кардинально изменилась. — Вампир прокашлялся и поторопил: — Ты не дрейфь зря, не жажду я вкусить твоей крови, для «Старшей Эдды» ты слишком ценный кадр.
— Зачем же тогда учения по выкапыванию окопа в полный профиль? — Услышанному про развал СССР Петров верил и не верил, да и не важными для него сейчас были все тайны миропорядка. Судьба отсчитывала последние мгновения его последней весны.
— Загляни-ка в те кустики, что от тебя справа. — Сменил кровосос патетические завывания на сугубо деловой тон.
Антон заглянул, при этом изо всех сил стараясь не поворачиваться к болтуну спиной. Прозеванная ветка больно хлестнула по щеке, вторая низкая сосновая лапа заехала жесткой хвоей в ухо.
— Вот для этого друга ты и старался. Мерзейший, скажу тебе, тип по фамилии Фрязев.
Мрак растаял окончательно, оставив в воздухе лишь мрачно-грязно-рассветную память о себе. И теперь Антон узнал, как выглядит человек, пришедшийся вампиру по вкусу.
— А на вкус? — Петров ткнул лопатой в труп, поворачивая скукоженное тело лицом к себе. Лучше бы он этого не делал: такие рожи и в военной хронике не встретишь. Смерть наш Петров видал, благодаря праведным трудам на ГРУ, в разных обличьях, но такой постарался бы избежать любой ценой.
— А на вкус тоже так себе — рыбья кровь, осетрина второй свежести, обед на уровне придорожной кафешки. Так что поскорее бери эти объедки под закорки и вали в яму, а то солнце встает.
Антон не рискнул выпустить лопату из руки и отволок труп в яму за шиворот. Тот норовил зацепиться за сучки, но Петров благоразумно не истратил все силы на могилку, и тело успокоилось на дне в позе эмбриона. Дневной свет входил во власть, уже можно было разглядеть паркетный рисунок грунта на стенках могилы.
— Теперь аккуратно засыпь и припороши хвоей. Волки или бродячие собаки, конечно же, нашу могилку быстро бы нашли, только не водятся таковые здесь. Разве что какой-нибудь барсук...
— Так уж и не водятся?
— Там, где правит «Старшая Эдда», чужим крупным хищникам ловить нечего, — благосклонно улыбнулся вампир, любуясь, как трудится пленник. — Ну а тебя, мил человек, небось очень интересует, зачем же я тебе все по полочкам раскладываю?
— После того как обнаружился этот рояль в кустах, гораздо больше, — честно признался Антон. Страх потихоньку разжимал костлявые пальцы на его сердце.
— Ты — профильный ботаник, не побоюсь сказать, дико перспективный. И вот тебя оценили по заслугам — твой талант потребовался «Старшей Эдде». Некое время тому у нас кончилась пшиком операция «Генетически-модифицированный чеснок». Суть операции «ГМЧ» заключалась в следующем: используя новейшие биотехнологии, мы задумали вырастить сорт чеснока, совершенно безвредного для вампиров. А потом собирались тайно внедрить новую культуру повсеместно в сельскохозяйственных районах, где предполагается проводить силовые мероприятия с использованием кровососущих коллег. Ты даже не представляешь, насколько это для нашего мира важно! И вот теперь у руководства возобладало мнение, что опыты следует продолжить. И уже есть кандидатура на штатную должность начальника лаборатории, отгадай — кто это?
Остаточный мандраж еще колбасил мышцы и нервную систему Петрова. «Такие повороты слишком круты для моей лошадки», — всплыла в подкорке анонимная цитата.
— Типа, я должен пахать на врагов России? — будто ему поведали плоский анекдот, в сомнении хмыкнул Антон и сгреб на могилку последний ком земли. Притопнул. И подошвой разровнял горб загодя сметенной хвои, наводя глянец. В голову постучалась следующая цитата: «Он продавал всех, кто его покупал», — посмотрим, к месту ли?
— И много тебе дала твоя Родина? — Зигфельд подошел и отечески положил руку ему на плечо. — Это не твоя Родина, это Родина «Ред Ойла», они здесь, среди этих чахлых березок, — Зигфельд стеком указал на угрюмую стену сосен, — чувствуют себя полноправными хозяевами, что хотят — покупают, что хотят — продают, что хотят, то и творят. А мы тебе предлагаем стать одним из нас, тех, для кого разные «Ред Ойлы» вроде цветочной тли.
— Я не... — попытался стряхнуть дружелюбно-вампирскую руку с плеча Петров, но ему это не удалось.
— Нет, ты — «да»!!! Ты же мечтаешь отомстить «Ред Ойлу» любой ценой, ты ведь готов ради этой мечты жизнь отдать! А мы у тебя просим отдать только рабочее время. Захочешь оставаться примитивным смертным, пожалуйста, оставайся себе на здоровье. Захочешь стать оборотнем — соответствующую сумму вычтут из твоего оклада, но с тридцатипроцентной скидкой. Захочешь стать вампиром — это немного дороже.
— Я еще и плати? — перехватил Антон лопату половчее.
— У нас сорок процентов технического персонала — смертные. Нам очень нужен ботаник твоей квалификации. И если ТЫ, гражданин Антон Владленович Петров, согласен, в качестве доказательства ТВОЕЙ лояльности ТЫ должен передать нам формулу яда из черного тюльпана. — Зигфельд чуть спустил пары, но хватило запала и на посошок. — Подчеркну, за отдельную щедрую плату.
— У меня есть время подумать? — наконец высвободился Антон из-под покровительственно давившей плечо руки.
— До третьих петух... — Зигфельд не договорил, потому что Антон с разворота всадил ему в грудь штык лопаты.
Железо вошло горизонтально, по левую сторону грудной клетки, между четвертым и пятым ребрами. Звонко хрустнули межреберные хрящи, рассеченные ткани плаща и мундира забахромились и набухли густой, будто соус чили, кровищей. Зигфельд, подгибающимися в коленках ногами, отступил на шаг, растерянно созерцая, как под смачный чмок сталь вышла из груди. Закашлялся, отряхнулся и захлопал в ладоши:
— Браво, — было его саркастическое резюме, и тут же следы покушения исчезли, словно обработанные супер-пупер-моющим средством в рекламном ролике. — Учиться тебе надо, а не художественной литературой баловаться. Железом, конечно, можно убить вампира, но только учти — освященным железом, а какой председатель колхоза лопаты освящать станет? Ладно, проверку ты прошел, и я снимаю маску. Я — настоящий вампир, действительно дракульского толка, только на самом деле служу не «Старшей Эдде», а волхв-дивизиону «Ярило».
Лопата в руках Антона задрожала, мышцы сдались, и лопата упала. Если бы он родился барышней, лучшей обстановки для глубокого обморока не представить.
— Я — внедренный в «Старшую Эдду» агент, — от души веселился вампир, — и, уважаемый Антон Владленович, Родине жизненно необходимо ваше открытие.
Кто его знает, какого черта, но что перед ним сотрудник отечественных секретных служб, Антон поверил сразу и безоговорочно, наверное, сгодился институтский опыт узнавания «своих».
— Формула?
— У открытия есть частный эффект. Ваш яд, уважаемый Антон Владленович, — один из немногих ядов биологического происхождения, опасный не только для обычных смертных. В тысяча пятьсот тридцать третьем году в некой японской провинции всего дюжина ниндзя, удачно подсыпав яд, ликвидировала десятитысячный гарнизон крепости. С помощью вашего открытия, Антон Владленович, я смогу уничтожить «Старшую Эдду» под корень. Не стану объяснять, как важно решить такую задачу.
— Тут есть проблемка. Формула мне приснилась, я ее записал на спичечном коробке и тут же забыл. Действительно есть в этом рецепте некая дьявольщинка, сколько раз потом ни пытался запомнить — безнадега. Формула спрятана в Петербурге, и, поверьте, меня учили прятать. В общем, чтобы получить формулу на руки, мне нужны время и свобода.
Все сказанное Антоном было правдой на сто процентов, но одновременно и ответной проверкой. Если вампир Зигфельд истинно служит России, Антон свободу получит. Если — увы, пассаж про волхв-дивизион является лишней обманкой, вампиром будет придумана очень веская причина, почему Антону сейчас не видать воли как своих ушей.
Кажется, Зигфельд все это правильно прочитал в глазах пленника. Зигфельд свернул стек в баранку, невнятно шепнул над кулаком, и вместо стека в руке оказалось безыскусное медное колечко:
— Носи на счастье. Сделаешь полный поворот на пальце, обернешься помоечной чайкой и лети, куда надо. — Зигфельд с силой впечатал презент обалдевшему до ступора Петрову в ладошку. — Найдешь формулу, выходи на связь. А связаться со мной можно...
Глава 4
И из-под земли достанем
Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей,
Белеет мой парус, такой одинокий,
На фоне стальных кораблей.
Крышка гроба съехала с пробирающим до спинного мозга скрипом. Зигфельду как раз снилось, будто он, смертельно раненный, валяется на поле боя под Аустерлицем, рука судорожно сжимает боевое знамя, а проезжающий мимо верхом некий надутый французский чин, в эполетах по уши, небрежно бросает: «Какая прекрасная смерть!» Понятно, что вынырнул Эрнст фон Зигфельд из столь пафосного сна без всякого удовольствия. Вынырнул и слепо заморгал на едко резавший вертикальные зрачки янтарный электрический свет.
— Вставайте, фон, вас ждут великие дела, только они вам вряд ли понравятся, — раздался над ухом насмешливый голос.
Эрнст узнал чей: единого в трех лицах начальника разведки и контрразведки восточной инферн-группы войск «Старшая Эдда» штурмбан-вампира Дэмиена-Эдварда-Ральфа, и от такого открытия настроение Зигфельда не улучшилось. Эрнст продрал глаза и сел в гробу-ложе на пятую точку.
— Извините, что я перед вами в спальном ансамбле, — нашелся он, хотя особых поводов шутить не узрел. — Кстати, который час?
Окна апартаментов были наглухо задраены тяжелыми портьерами. Крышку гроба терпеливо держали на весу четыре одноразовых голема, рожами очень похожие на Дэмиена-Эдварда-Ральфа в сегодняшней его ипостаси: штурмбан для визита избрал личину Эдварда — заплечных дел мастера в аппетитно заляпанном кровью и комками костного мозга мясницком клеенчатом переднике. Дешевый маскарад, но Эрнст признался себе, что впечатлен. И истраченное гостем усердие просто обязано б4ыло породить в холодном сердце преждевременно разбуженного вампира Зигфельда гаденький страх. Мышцы так и подмывало вывернуть тело наизнанку и перепончатокрылой птахой шастнуть подальше отсюда, пусть ищут ветра в поле. Но разве от судьбы сбежишь?
Свой любимый приборчик «Детектор правды» палач с подлым коварством замаскировал под бьющий пучком света фонарик, ясен пень, где-то там, с обратной стороны, детектор сигнализировал, врет или не врет тот, кому луч шибает в радужку.
Еще четыре голема, такие же дебелые, скуластенькие и лысые, как попки, что не оставляло сомнения, кто их автор, успели вдоволь похозяйничать в апартаментах Эрнста. Телевизор, компьютер и музыкальный центр оказались вскрыты и разобраны на составляющие до последнего винтика, интересно, неужели ищейки предполагали там найти микстуру для тайнописи? Вывернутые из шкафа книги лохматыми стопками громоздились на мозаичном полу, и сразу становилось заметно, что каждую персонально пролистывали — небось искали шифры и коды. Рядом мятым комом пузырился богатый гардероб Эрнста, ешкин кот, со вспоротыми швами. Однако постарались.
На электронном циферблате высвечивалось «21:16», заход солнца должен был произойти еще только минут через тридцать, перепончатые кожаные крылья пока отдыхают.
— Ну и как, нашли в моем воротнике ампулу с концентрированным чесночным соком? — лучезарно улыбнулся Эрнст, не спеша покидать уютный гроб.
И получил небрежный тычок в нос, только алые брызги оросили шелк китайской пижамы.
— Шутить изволите, глубокоуважаемый гражданин Зигфельд, или как вас там по-настоящему? — улыбка на фасаде Эдварда плавно превращалась в хищный оскал. По краям рта вымахали клыки формата, до которого Зигфельду еще служить и служить. — Признавайся, жук колорадский, как твое настоящее имя?! В каком звании ты числишься в волхв-дивизионе «Ярило»? Капитан, майор, подполковник?! Кто еще на тебя работает в «Старшей Эдде»?! Кого ты успел завербовать?!! — Фонарик-детектор чуть не выдавил глаз.
Вершившая обыск четверка оторвалась от удовольствия копаться в чужом барахле и с равнодушными рожами выскребла Зигфельда из убежища. Его поставили на ноги, и он тут же согнулся, получив удар кованым сапогом в пах: совершенно не больно, но очень унизительно. У Эрнста с ходу появились три версии, зачем косящий сегодня под палача штурмбан балуется руко- и ногоприкладством. Наверное, проверяет, не укрылся ли под вампирской личиной простой смертный, прецеденты имели место. Очень может быть, отвлекает, не дает сосредоточиться, в расчете, что под горячку Эрнст сболтнет лишнее. И, конечно, вводит себя в соответствующее кровожадное состояние, этакий мышечный «аутотренинг». Ситуацию трудно было считать подходящей для демонстрации чувства юмора, но что еще оставалось?
— Если бы вы заблаговременно предупредили о своем визите, я бы подготовил достойные ответы по всем беспокоящим вас пунктам, — как ни в чем не бывало, ерничал, обливаясь кровавыми соплями, Эрнст, хотя холодок животного страха слюнявил и слюнявил босые пятки. С другой стороны, Эрнсту жизненно важно было проверить, насколько далеко готов зайти в экзекуции штурмбан. Широки ли его полномочия, или это лишь очередная штатная провокация-проверка на лояльность? Жаль, обожженные электрическим светом зрачки теряли нюансы общей картинки.
— Пациент не сознается и усугубляет... — прикусил губу серьезным клыком палач, — переходим к водным процедурам. — Он с ловкостью фокусника извлек из кармана пузырек прозрачного стекла и оглянулся на равнодушно держащую домовину гроба четверку. — Эй, олухи царя небесного, оставьте крышку и держите пациента по форме «Шива».
Големы перестроились и, храня постные рожи, распяли истекавшего слезами и кровью из расквашенного носа Зигфельда, аки на дыбе. По двое на каждую ногу, двое за руки, и один намертво вцепился в прическу, чтобы головой ни-ни. Последний внес из прихожей обшарпанный, всем в «Старшей Эдде» известный чемоданчик, щелкнул замками и деловито стал выкладывать на столик стерильно блестящие инструменты, очень похожие на хирургические.
Эдвард, чтобы беспрепятственно орудовать «фонариком правды», отдал пузырек ассистирующему голему. Тот осторожно, дабы ненароком себя не закапать, вскрыл склянку. Фон Зигфельд и до того чувствовал себя, словно жаба в лаборатории, а уж теперь... Сами по себе пытки хромированным железом он бы вытерпел, не моргнув, но если предварительно инструменты окропить освященной водой...
Будто паралитик, Зигфельд забился в напрягшихся руках големов.
— Проняло? — с одобрением зевнул палач и грозно потряс фонариком. Но от былого азарта остался пшик, не любил начальник, когда подозреваемые так сразу сдуваются:
— В чем меня обвиняют? — Кровавые усы малость подсохли, свое чувство юмора пленник благоразумно свернул в трубочку и засунул поглубже, чтоб не провоцировать развитие конфликта.
— Отпустите моего приятеля, — разрешил начразведки големам. Теперь его физиономия лучилась ванильным сочувствием и радушным вниманием. Сам себе голова поиграл в «злого следователя», теперь побудет «добреньким».
Зигфельду и палачу услужливо пододвинули стулья. Голем номер восемь — тот, что с пузырьком освященной воды, — бдительно отошел к занавешенному окну: вдруг отчаявшийся подозреваемый попытается в прыжке отнять флакончик, дабы причинить себе ущерб, не совместимый с жизнью...
А в это время в кабинете начштаба началась другая многообещающая беседа.
— Всегда остаются несущественные на первый взгляд мелочи, и я очень бы хотел, уважаемая Екатерина Кондаурова, чтобы мы сейчас с вами вместе повспоминали события последнего месяца и попытались вычленить эти реперные точки. Посмотрели бы эти мелочи на свет и на мрак и попытались их интерпретировать. — Джи-Джи прикрыл зевок ладошкой, бессонный день давал себя знать. — Отриньте ненужный страх, подобные беседы мне предстоят еще с минимум тридцатью сотрудниками «Старшей Эдды» самого различного ранга. — Джи-Джи поленился уточнять, что побеседовал уже с четырнадцатью работниками. — Это — в преимущественной мере рутинный труд, но именно так вычисляются и неумышленные просчеты, и недобрые замыслы. Вы готовы? — Гном сидел за столом, и даже в его родном кабинете мебель не давала ему дотянуться ногами до пола. Но это на сегодня была самая меньшая из проблем начальника штаба «Старшей Эдды» Моргана Джи-Джи-Олифанта.
Девушка стояла, нервно шелестя непрозрачным полиэтиленовым мешком, на входе ее, конечно же, обыскали, в мешке не было оружия. Заурядный человеческий череп, точно такой же, как на столе под носом у начштаба, такие папье-маше были нынче по «Эдде» в моде. Только не надо подозревать начштаба в дурном вкусе, за интерьер кабинета отвечал адъютант.
Джи-Джи приготовился к тому, что минут пятнадцать угробит на приведение рядового сотрудника в подходящее психологическое состояние, и только потом появятся шансы на конструктивность. Но девушка удивила мудрого гнома:
— Мне есть что доложить в этом или каком другом начальственном кабинете. У меня возникли серьезные сомнения в лояльности моего начальника антииеромонаха восточной инферн-группы войск «Старшая Эдда» Эрнста фон Зигфельда, — глубоко вздохнув, произнесла невольнонаемная Екатерина Кондаурова. — И сомнения основываются не на мелочах. — Решившись на поступок, она преобразилась, ну просто валькирия чистой воды.
Черт побери, она закладывала своего начальника с видом героини. Жертвенность, горящие фанатизмом глаза и все такое. «Я хочу занять место моего начальника», — мысленно перевел многомудрый Джи-Джи, но с языка в ответ на реплику у него слетело только скупое:
— И?..
— По собственной инициативе я настроила череп на столе своего непосредственного начальника на негласное наблюдение.
— Разве уровень подготовки невольнонаемного сотрудника позволяет работать с магией такого уровня?
— Основываясь на подозрениях, что деятельность моего командира наносит неумышленный, а может быть и умышленный вред задачам «Старшей Эдды», я пошла на превышение своих полномочий. Если я ошиблась, пусть меня накажут. Если я оказалась права, награды не надо.
«Мне хватит кресла моего начальника», — мысленно перевел Джи-Джи-Олифант, а в ответ лишь сказал:
— Вы меня очень заинтриговали, я слушаю, — ему не требовалось тратить жест на включение магнитофона, беседа записывалась с момента, как Екатерина переступила порог кабинета.
Невольнонаемная Кондаурова вынула череп из полиэтиленовой котомки и бережно водрузила на стол рядом с близнецом. Ткнула пальцем в уцелевший желтый зуб, и череп заговорил двумя голосами — Эрнста и мужским незнакомым.
«—...Итак, Антон Владленович Петров собственной персоной?.. Не дергайся, сие были одноразовые големы... Не морщи зря лоб, смертный, одноразовые исполнители создаются из праха для решения простой задачи и по ее выполнении возвращаются в прах. Эти служаки были созданы в твою честь и по твою душу. Я бы на твоем месте сейчас крепко задумался о другом, уважаемый Антон Владленович.
— Здесь какая-то ошибка. Да, меня зовут Антон, и фамилия моя — Петров. Только отчество — Викторович. Да, признаюсь, ваши... големы поймали меня, когда я скрывался... Но не от вас ведь скрывался. Я не знаю, куда попал, и не очень спешу узнать, ведь «многия знания — многия печали», я хоронился от вполне обычных бандитов, только с очень большими деньгами...»
«Черт возьми, — между прочим подумал умудренный гном, — а ведь так и меня писать на магнитофон начнут. Надо будет цыкнуть на адъютанта, чтоб убрал со стола эту модную дрянь...»
Пока вернемся в спальные апартаменты Эрнста фон Зигфельда.
— Ну, рассказывай, сам знаешь о чем, — жадно потер руки палач. Приемчик был затасканнейший, авось подозреваемый сдуру скопом выложит грехи, о которых никто и не догадывается.
— Черт побери, штурмбан, я готов искренне ответить на все вопросы, но пока вы откалываете штучки, будто сержант в детской комнате милиции. О чем это таком я должен знать?
— Ладно-ладно, не гоношись, это я по инерции, практики маловато. А ответь-ка мне, дружок, содействие в чем за последний месяц тебе оказывал начштаба?
— Подождите, штурмбан, я же хоть вам в подметки не гожусь, но профессионал. Объявите мой статус: подозреваемый, задержанный, арестованный, свидетель?
— Слушай, дружок, — лениво зевнул палач, — тоже не притворяйся, будто с пьяным гаишником беседуешь. Ты знаком с нашими методами: капель пять освященной воды на твою разговорчивость я легко могу пожертвовать. А вопрос я задам по-другому: это именно начштаба поручил тебе подыскать площадку и курировать строительство инженерных сооружений по операции «Генетически-модифицированный чеснок»?
— Подождите, штурмбан. Это ведь прошлогодняя операция, а никак не месячной давности, и официально она называлась «Легенда о кислом лотосе», название «Генетически-модифицированный чеснок» появилось позже, когда операция провалилась.
— Мне заговаривают зубы? Ну-ну.
— Да, я обеспечивал поиск площадки и строительство бытовых объектов, но совершенно был не посвящен, для какой огородной культуры и с какой целью провожу работы. Нормы секретности были соблюдены идеально.
— Зачем ты пытаешься выгородить начштаба?
— А зачем вы пытаетесь обвинить его, да и меня в том, в чем мы чисты?
Кому все было до лампочек, так это големам, а вот Эрнст чувствовал себя словно карась в сметане. Серьезней всего Зигфельда клинило от фонарика, одно неосторожное слово...
— Отгадай с трех раз, кто здесь задает вопросы?
— Если обвинения зашли столь далеко, дайте мне пневмопистолет с одним осиновым дротиком, и я хотя бы спасу свою честь. — Несмотря на прессинг, Эрнст выпендривался, будто у него всерьез за пазухой спрятан надежный козырь.
— Не прячься за красивые жесты. Может быть, я и дам тебе пневмопистолет, но сначала выпотрошу, как осетрину. Есть версия, что над полем для чеснока ты произвел девяносто процентов магических действий впрок, тебе оставалось только шепнуть в нужный момент последнее заклинание. Теперь будем сознаваться?
— А смысл? — Чтоб не ляпнуть лишнего, оставалось отвечать вопросами. Хотя бесконечно это продолжаться не могло, палач Эдвард скоро врубится, что допрашиваемый четко работает на слив «Детектора правды».
— Для Эрнста фон Зигфельда смысла нет, а вот для внедренного агента волхв-дивизиона такие вольты очень даже интересно совершить. Мы проверили другие участки, где ты выполнял какую-либо толику работ, и всюду обнаружили фон недосказанных проклятий.
— Я могу только лишний раз повторить, что я чист перед своими командирами. — Какими конкретно командирами, Зигфельд умолчал из уважения к «Детектору правды».
— И повторишь это под пыткой?
— Под пыткой, особенно в ваших опытных руках, я сознаюсь в чем угодно. В том, что я похитил карту обратной стороны Луны и продал дервиш-янычарам; в том, что кропил настоем серебра колодцы в округе «Старшей Эдды»; в том, что «Красный дракон» чуть не обернулся синей птицей... В чем еще надо признаться? — Увы, ни сном ни духом не подозревал фон Зигфельд, какие интересные магнитофонные ролики сейчас слушают этажом выше Джи-Джи и невольнонаемная Екатерина.
«—...Смена темы?
— Шевроны обозначают срок службы на «Старшую Эдду», двойной шеврон фиксирует второй век службы. Золотой скарабей, подчеркну, что не серебряный и не бронзовый, говорит о моей принадлежности к касте старших офицеров. Причем у нас, у старших офицеров, есть две моды обхождения с фуражкой. Или она распята обручем так, что передок выгибается по дуге, или обруч вообще выбрасывается, тогда фуражка получается стандартно мятая, будто кепка из кармана. А вот, служи вы в наших рядах, я бы не рекомендовал держать изображение пирамидного кирпича[4] на пуговицах, хотя это и требуется по уставу для нижних чинов...» — Выговорившись, череп вхолостую защелкал челюстью.
Джи-Джи еще с добрую минуту молчал, буравя невольнонаемную Екатерину непонятным взглядом. История повторяется: каких-то сто пятьдесят лет назад и у него была сотрудница — испанская карлица Сачита, и тоже, чертовка, нацелилась на место шефа. А ведь нешуточно ему нравилась, и все могло случиться по-иному.
— Я не услыхал здесь пока ничего предосудительного. Вот если ваш командир через часок, когда встанет из гроба и побреется, не доложит о столь интересном для нас яде, тогда — увы. Но ведь он обязательно доложит, и стоило ли здесь устраивать суету с прослушкой и нарушением допусков? — Еще ушлого гнома мытарил вопрос, почему сотрудница проснулась со своим доносом именно сейчас.
Не кроется ли здесь следующая подковерная игра? И если кроется, то против кого делается ставка?
— Конечно, стоило, герр начштаба. Я не остановилась на настольном черепе и навела ментальную связь между реальным черепом и черепом символизованным — на шевроне воинской формы. Благодаря этому получила возможность фиксировать беседы моего шефа, когда он при параде покидает кабинет.
— А не слишком ли далеко ты зашла, милая девочка? — Ему было искренне жаль эту дурочку, возмечтавшую о скорой карьере. Точно так же, как когда-то и карлицу Сачиту. Ему захотелось удержать эту глупышку от ошибки. Но беседа могла являться и провокацией, обычной штатной проверкой на лояльность.
— Я готова понести соответствующую кару, но прежде прошу выслушать продолжение беседы моего начальника и этого так называемого Петрова.
— Прежде чем мы послушаем, что там записал череп дубль два с Зигфельдовой тужурки, мне бы хотелось услышать не общие слова о вашей верноподданной любви к «Старшей Эдде», а четкое объяснение, кто вас научил настраивать черепа. — Он не желал, чтобы требование прозвучало жестко, но так уж вышло... Для себя вопрос звучал иначе: «Девчонка, ты уверена, что победителей не судят?»
— Герр начштаба, я должна покаяться, система учета выдачи секретной документации в нашей библиотеке имеет серьезные изъяны.
— Далеко пойдешь.
— Служу «Старшей Эдде»!
— Если не сломаешь шею! — Если это и провокация, то слишком мудреная. Провокациями в «Эдде» ведал недруг штурмбан, об умственных способностях которого гном оставался самого невысокого мнения. Правда, здесь осторожный Джи-Джи вспомнил вескую заповедь: «Никогда нельзя недооценивать противника». Оставалось обходиться ничего не значащими, лояльными репликами. Но, тысяча конургов, как эта девчонка повадками напоминала ту глупую карлицу Сачиту! Эх, где мои сто пятьдесят лет назад?
— Надеюсь, вы выслушаете запись.
— Ладно, — спрятал зевок под ладошкой гном, — врубай.
Нажатие на другой зуб родило продолжение беседы:
«—...Каждая религия имеет, понятно, собственный пантеон богов разной степени крутости, и вся разгуливающая по миру нечисть, по сути, является богами-сержантами, богами-вахмистрами и богами-вице-адмиралами сошедших с мировой арены религий-аутсайдеров...»
Пока звучит запись уже знакомой читателям беседы, самое время вернуться в спальные апартаменты Зигфельда этажом ниже.
— Начать пытку никогда не поздно, — мечтательно причмокнул палач. — А вот ты очень кстати заговорил об операции «Красный дракон»...
— Опять же, в том случае я выполнял сугубо частную задачу — найти девственницу и под благовидным предлогом привести ее в конкретное место. Опять же, в цели и задачи операции посвящен не был, допуском не вышел.
— Отсюда поподробнее.
Зигфельд вспомнил, как это было.
Ему выдали штатный прибор-искатель, этакий наручный компас со стрелкой, выточенной из роговицы единорога. И Эрнст стал беззаботно прогуливаться по «Гостиному Двору» от прилавка к прилавку, праздно разглядывая смазливых продавщиц и покупательниц и не забывая сверяться с компасом. Девственницу следовало завлечь буквально через дорогу — в фаст-фудовскую забегаловку «Гриль-мастер». Не везло Эрнсту минут двадцать. А потом его притормозила щуплая длинноногая девчоночка в форменном малиновом переднике. Студенточка первого-второго курса, весьма похоже — иногородняя, общажная, идеальный человеческий материал.
— Извините за беспокойство, мы проводим рекламную акцию, — вызубренно затараторила девчонка-промоутер, — вы курите?
Компас подсказал, что фройляйн — самое то, и Зигфельд кивнул.
— Извините, а какую марку вы курите?
— «Мальборо», — не стал врать по мелочам Зигфельд.
— Я представляю знаменитого производителя сигарет «Пэлл Мэлл», и мы предлагаем вам поменять вашу начатую пачку «Мальборо» на три новые пачки нашей марки!
Эрнст улыбнулся скорее не девушке, а своей удаче, и скосил глаза на приколотый к ее груди беджик, но вместо имени представительницы знаменитого производителя там было скучно написано: «Курение вредит вашему здоровью».
— Здесь нет подсказки, как вас зовут, милая барышня,
— Зовите меня Катей, — она с детским любопытством хлопнула ресницами.
— А я, уважаемая Екатерина, представляю бразильский кофе. И сегодня у нас тоже рекламная акция. И если вы пожертвуете пятнадцать минут, то я с большим удовольствием угощу вас чашечкой кофе в кафе напротив...
Эх, Катя, Катя, Эрнст фон Зигфельд позволил себе мимолетную улыбку; в то, что с ним предпочтут работать в режиме допроса третьей степени, он уже не верил.
— Пусть операция «Красный дракон» провалилась, к моей части работы претензий быть не должно. Девушка, которую я завербовал, — Екатерина Кондаурова — сегодня продолжает работать на «Старшую Эдду» в ранге моей подчиненной. Вы можете ее легко допросить, она сейчас в замке. — По гамбургскому счету, Эрнст не был столь уж уверен в своей подчиненной, как пытался создать впечатление. Мало ли что взбредет на ум ляпнуть этой девчонке? Но, кто не рискует, одевается в «секонд-хенде».
Начразведки пошевелил пальцами, державший Эрнста за патлы голем индифферентно разжал пальцы и отбыл из апартаментов за свидетелем.
— Вы продолжаете ручаться за свою подчиненную?
А вот это уже был очень интересный вопрос. Вопрос, которого Эрнст фон Зигфельд ждал, как режиссер премьеру.
— Не далее как тридцать часов назад она выполнила одно важное задание, позволяющее возобновить проведение операции «Генетически-модифицированный чеснок» с гораздо большими шансами на успех. — Тон у Зигфельда получился гораздо торжественнее, чем у какого-нибудь генерала от инфантерии, докладывавшего Наполеону о взятии Москвы. Интересно, что значил так вульгарно прерванный сон?
Палач занервничал, палач засомневался, кто тут главный:
— Черт побери, Зигфельд, перестаньте говорить загадками.
— Среди простых смертных мной выявлен, найден, пойман при участии Катерины Кондауровой и далее завербован ботаник необходимой нам квалификации Антон Владленович Петров. — Сверкнул белозубой улыбкой Эрнст фон Зигфельд, и детектор отрапортовал, что объект говорит чистую правду.
— Что значит «пойман»? Кто дал санкцию?
Эрнст подумал, не вывернуться ли ему эдак небрежно из ослабевших рук големов, плюхнуться в кресло и закинуть ногу на ногу, прежде чем пригласить гостя освоить второе кресло. Благо, не вспоротое по швам в поисках доказательств измены. Но это уже был бы перебор.
Это моя личная инициатива. Я не стал тратить время на многочисленные согласования после того, как узнал, что этот человек изобрел растительный яд, опасный не только для заурядных смертных, но и для нас.
— То есть? — Начразведки уже с удовольствием бы присел, но тогда получился бы не допрос, а дружеская беседа.
— Яд смертелен для большинства инферн-сущностей, независимо от пантеона, из которого сущность происходит.
— ?!
— Яд смертелен для инферн-сущностей. Я сказал «для большинства», но, возможно, для ВСЕХ!
— Так это же!.. — затряс подбородком палач. — Ну-ка, отпустите его.
Големы послушно убрали руки, Зигфельд вкусил свободу:
— Вот именно. А вы тут обвиняете меня в какой-то ерунде, в провалах «Кислого лотоса», «Красного дракона» и «Севера-Норда». О своем успехе я собираюсь лично доложить Гребахе Чучину. — Зигфельд гордо распрямил спину и наглой улыбкой обозначил, что именно на этот козырь и намекал всю нелицеприятную часть беседы. — В тысяча пятьсот тридцать третьем году в некой японской провинции всего дюжина ниндзя, удачно подсыпав яд, ликвидировала десятитысячный гарнизон крепости. С помощью этого открытия, господин штурмбан-вампир Дэмиен-Эдвард-Ральф, я способен уничтожить волхв-дивизион «Ярило» под корень. Да что там какой-то местный дивизион? Здесь наши пантеоны получают принципиально новое стратегическое оружие...
И, черт побери, детектор без запинки сигналил, что антииеромонах не врет.
— Вместе доложим. Где, ты говоришь, этот твой Тимирязев-Мичурин?
— Укрыт в только мне известном месте. — Теперь улыбка Зигфельда говорила, что он еще очень подумает, кого звать в соавторы-союзники.
В дверь сухо постучали — вернулся отправленный за девицей Катей голем.
— Екатерина Кондаурова находится на приеме у начальника штаба «Старшей Эдды» Моргана Джи-Джи-Олифанта, — равнодушно доложил глиняный болван и застыл по стойке смирно.
— Отправляйся обратно и, как только дамочка освободится, препроводи в мой кабинет.
Зигфельд на приказ голему внешне ухом не повел, но в душе-то признал, что подозрения с него снимать никто не торопится. Спасибо, хоть больше не тычут в глаз фонариком-правдолюбом.
— Ладно, не думай, что я примазываюсь к чужой славе, — брезгливо поморщился штурмбан, но если бы сейчас он проверил фонариком себя, то прибор показал бы сектор «ложь». — Здесь меня, прежде всего, интересуют вопросы обеспечения секретности, малейшая утечка чревата жуткими последствиями. Кстати, с какого-такого кондачка этот Петров согласился работать против православия? Он изначально какого вероисповедания?
— А он и не соглашался работать против своих. Я сумел его убедить, будто его призывают в ряды волхв-дивизиона. Серая вербовка.
— И он поверил?
— Он поверил на все сто. — Победная улыбка сделала вампира Эрнста похожим на эстрадного баптиста-проповедника.
— Ладно. Сколько времени требуется, чтобы приготовить Петрова к аудиенции у Гребахи Чучина?
Вслух это произносить уже было лишним, Зигфельд лишь многозначительно кивнул. Кивок означал, что Эрнсту от союзничества-соавторства палача никуда не деться.
— Я сейчас же отправляюсь за гражданином Петровым, а вы все пока свободны.
— Рановато хамишь, яд еще не спрятан у тебя за пазухой... — Любил начразведки, чтобы последнее слово оставалось за ним...
Этажом выше беседа становилась все интересней.
«— ...Носи на счастье. Сделаешь полный поворот на пальце, обернешься помоечной чайкой и лети, куда надо... Найдешь формулу, выходи на связь. А связаться со мной можно, набрав телефон справочной службы «ноль-девять» и сказав пароль «Брисингамен»[5]. Только учти, через три дня и телефонная служба, и пароль будут заменены», — отшипела последняя запись.
— Теперь я выполнила свой долг и готова принять любое наказание за нарушение субординации, — Опять она корчила из себя валькирию.
А вдруг не корчила? Да чтоб умудренный гном поверил? О, женщины, вам имя — лицемерие! Но, миллион урановых рудников, как эта девчонка напоминала ему испанку Сачиту! Эх, Сачита, Сачита, все могло бы сложиться иначе.
— Победителей не судят? — перевел ее слова уже вслух опытный Джи-Джи. — Может, и не судят, только ты еще, милая моя, не победитель. Черт возьми, ты мне ужасно напоминаешь одну испанку, погибшую сто пятьдесят лет назад, мне бы не хотелось, чтобы у тебя оказалась такая же судьба.
— Подождите, герр начштаба! Разве он сам не заявил, что служит в волхв-дивизионе?
— Помнится, когда он вербовал тебя, то заявлял, что работает с бразильским кофе. Тебе не знакома такая методика — вербовка втемную? Ты молода и слишком нетерпелива, нужно дождаться заката и проверить, собирается Эрнст докладывать о яде или нет?
— Но ведь он отпустил изобретателя на все четыре стороны!
— Оправдывается оперативной необходимостью.
— И даже отдал индивидуальное спецсредство — браслет системы «Чайка»!
— Ну и что? Внешне это обыкновенная оперативная двухходовка. Привести изобретателя, который сам не помнит формулу яда, — это одно. А вот в красивой папке положить на стол Гребахе Чучину готовую формулу — это, знаешь ли... Если яд — реальность, а не выдумка, тут, девочка моя, такие игры начнутся!
— У меня есть третье доказательство, что Эрнст работает на волхвов.
Ой, как она перла на рожон, заклятием «Великая Китайская стена» не остановить, ну точь-в-точь как та испанская карлица из полуторавековой давности грустного прошлого. Энергию бы этой наивной девчонки, да в мирное русло... Неужели Джи-Джи снова влюбился? Втрескался по уши? Если он напутствует Катю, убережет от ошибок, вместе они горы свернут!
— Если яд — не спекуляция, считай, восточные территории уже наши. А если нам удастся сохранить секрет года три, то мир сможет вернуться в границы империи Александра Македонского... Что ты сказала?
— У меня есть третье доказательство. — Катя шлепнула на стол конверт.