Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал Поселягин Владимир

Я уже исполнил несколько композиций, но тут мама, что пригрелась, сидя у костра, попросила спеть ее любимую, грустную. «Генералы песчаных карьеров» нравилась многим, так что мне несложно, исполнил. Причем, играя тембром голоса, так проникновенно пел о доле беспризорника, что пробирало всех, кто был рядом. Даже старшина, что сидел чуть в стороне, шумно сморкался в платок, скрывая, что я до слез его довел. Потом, подумав, спел и военную песню, до этого я их не исполнял. Это была песня Высоцкого, а кого же еще можно перепеть в этой теме? Только его сплагиатить. «Он не вернулся из боя» вызвала оглушительную тишину, когда я закончил петь и положил пальцы на струны, гася их звучание.

– Сильно, – немного покряхтев, произнес старшина. – Тебе бы, парень, выступать. Чьи песни-то?

– Сын свои исполняет, – гордо сказал мама. – Он у нас очень одаренный ребенок.

– Молодец, давай еще, – многоголосо доносилось из темноты, показывая, что народу вокруг собралось немало.

– Сегодня последняя, про любовь, – улыбнулся я.

Особого смущения за плагиат я не испытывал, доберусь до Москвы, оформлю все как полагается, а пока исполнял, отшлифовывая творчество. Авторов я, конечно, грабил, но они в будущем и так получили свое, так что можно и мне на эту струю сесть, хотя бы обеспечить себе будущее. Исполнив, как и обещал, песню, многих она заметно тронула, я стал убирать гитару в чехол, когда осторожно перебираясь через слушателей, многие уже вставали, чтобы уйти, к нам подошел невысокий круглолицый мужчина в ладно сидевшем, хоть и помятом темном костюме. Может, и грязном, видимо не первый день идет, но в темноте не видно. А костер слабо помогал.

– Доброй ночи, – поздоровался он. – Константин Лабутин.

– Александр, это мой дед Гаврила Иванович, мама и бабушка, ну и сестры с братом, – в ответ представился я и представил остальных. Больше по привычке.

– А вы неплохо образованны, молодой человек, воспитание сказывается, – похвалил тот и сразу перешел к делу. – Александр… Можно называть вас Сашей?

– Не возбраняется.

– Отлично. Так вот, Саша, я работаю во Всесоюзном комитете по радиовещанию в Москве, помощник главного редактора. Скажем так, подбираю кадры, нахожу дарования. Ты меня поразил, честно. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться со мной в Москву и выступить там несколько раз? Такие песни, что ты исполняешь, нам очень нужны. Да что нам, народу нужны. Подумай об этом. С твоими родителями я поговорю, чтобы отпустили.

– Э-э-э, – протянула мама. – Не уговорите.

– Вообще-то мама хотела сказать, что мы и так двигаемся в Москву. Так что можем поговорить по пути, если вы к нам присоединитесь. Правда, мы едем медленно, думаю, вы понимаете почему, а вы, наверное, к железнодорожной станции идете. Она тут в тридцати километрах.

– Точно к ней и иду.

– Ну, уехать вам будет сложно, а вот мы сто процентов доедем. Кстати, если что, мы тоже к железнодорожной станции едем, там переезд шоссе и мост через реку рядом. Переберемся и там уже дальше поедем. На поезде, конечно, быстрее, если сесть удастся, но телеги мы не бросим, да и имущество тоже.

– Ты, Саша, все же не ответил на мой вопрос, согласен выступить или нет?

– Да я в принципе согласен, проблем с этим не вижу. Доберемся до Москвы, состыкуемся и решим, что и когда.

– Вот это деловой разговор, – обрадовался собеседник. – А так я согласен, пока едем до станции, успеем все обговорить. Адресами обменяемся, я свой адрес дам и номер служебного телефона.

– Без проблем.

Мама с бабушкой направились в палатку, там матрасы расстелены, самые младшие с ними, а те, что постарше, устроились под навесом на траве, с одними только одеялами. Лошади стреноженные спали на лугу, за ними лайки присматривали, так что, устроившись под навесом, нашему новому попутчику мы выдали запасное одеяло и отбыли ко сну.

К моему удивлению, ночь прошла спокойно, благополучно можно сказать, если не считать, что где-то в полночь в районе штаба полка была сильная перестрелка, доносилась даже орудийная стрельба. Про ружейную не скажу, далековато, чтобы ее слышать, вот пулеметы были. Да и слушал я недолго, пару минут, после чего снова уснул. Даже не удивился, что стрельба ночью, хотя немцы ночью воевать не любят, я не говорю, что не умеют, а не любят.

Утром после подъема, пока готовился завтрак, те, кого мы вчера кормили, остались, еще во время ужина им сказали, что обязательно покормим. У нас и у самих с продовольствием было негусто, но оставлять голодными детей и их матерей никто не хотел, так что покормим, а еду купим, благо есть на что. Вот так мама и пара помогающих ей беженок готовили, пока бабушка внимательно следила, чтобы наши дети умылись и почистили зубы, а то в этом деле пофилонить они были не промах. Дед носил стопки травы, и когда я закончил с размещением грузов, накидывал сверху скошенную траву. Снопы заметно примялись, похоже, ночью кто-то на них спал. Вчерашний мужичок за ночь не скрылся, честно помогал деду, потом отсел ото всех в сторону и жадно ел похлебку, из тарелки. Из-за того, что посуды не хватало, ели по очереди. Хлеба было мало, в деревне две краюхи купили, так что всем хватило по маленькому кусочку. После погрузки мы запрягли лошадей и, забрав всех беженцев, которые с нами остались, покатили дальше. Саперы стучали топорами в роще, которую мы покинули, стройматериал им так и не подвезли, а машин на другом берегу прилично уже скопилось. Еще ночью, до рассвета начали рубить с другой стороны рощи, а бревна по воде толкали вверх по течению к мосту. Проехали километров десять, уже искали место для обеда, как вдруг мама на повозке деда охнула. Что случилось, поняли все сразу. Похоже, наш братишка или сестричка просился наружу.

Медлить было нельзя, поэтому, остановив телегу, а я как всегда двигался впереди, и громко сообщив пассажирам о том, что дальше нам не по пути, причину и так все поняли, поэтому, извинившись, что не довезем до станции, попросил освободить транспортные средства. Помощник редактора, помявшись, все же спросил, нужна ли его помощь и, выяснив, что нет, с облегчением попрощался. Мы уже с ним обменялись адресами, я дал Танин, он мне свой с несколькими телефонами. Судя по тому, как тот в меня вцепился, его предложение было вполне серьезным. В общем, все попутчики заспешили дальше, а мы, решив уже сойти с дороги, чтобы найти подходящее место для стоянки, и она будет долгой, после родов перевозить роженицу в течение нескольких дней нежелательно, но тут я заметил, как три проехавших мимо грузовика с красными крестами на тентах, полные раненых, свернули на боковую дорогу и направились к не такому и далекому лесу.

– Медсанбат или госпиталь, – ахнул я.

Уточнив у мамы, что у нее только началось, мы ее положили на охапке травы в повозке деда и покатили за машинами. Три километра, и среди деревьев замелькали палатки. Тут же был пост из одного красноармейца с винтовкой на подъезде, видимо из охраны госпиталя, а это был полевой госпиталь. Уточнив у него по поводу повитухи, но тот молодой, ничего не знал, мы покатили дальше. Марина соскочила с моей телеги и рванула к палаткам, криками зовя врача. Там быстро разобрались, в чем дело, и прислали не врача, а недавно призванного сельского фельдшера, имеющего в приемах родов огромный опыт. Вон он с помощью дедушки, бабушка позади семенила с полотенцами, увел маму в одну из палаток.

– Ну вот и все, – сказал я. – Отъезжаем, разбиваем лагерь и будем ждать.

Мы удалились от госпиталя метров на двести по той же дороге, что вилась через лес, не стоит детишкам видеть страдания раненых, и стали разбивать лагерь. Чуть позже дедушка с Мариной подошли, их выгнали, одну бабушку оставили. С этой помощью с разбивкой лагеря закончили быстро. Я и тент натянул, и палатку под ним поставил. Потом стал возиться с костром, заодно устанавливая треногу. Марина, которая ранее помогала маме с бабушкой в готовке, уверенно взялась за приготовление обеда, хотя делала это в первый раз. Но ничего, справлялась, рыбный суп сварила из консервов и крупы. Даже картошки последние остатки использовала, почистив. В общем, справлялась, хозяюшка. А уж какая гордая стояла и разливала по тарелкам, не передать. Лайкам и Шарику тоже налили, но отставили, теплым можно кормить, но негорячим, потом поедят, когда остынет похлебка. Ведро крышкой закрыли, нам еще маму с бабушкой кормить, маму хотя бы бульоном. Дед тоже, чтобы отвлечься, делом себя занял, прихватив Димку, ушел на опушку, травы накосить. Как показал опыт, того, что он вчера вечером после преодоления реки накосил, было мало, ехать жестко, малышня жаловалась.

Для мамы я поставил палатку, матрасы, подушки, все приготовил. Но вечером бабушка пришла одна. Она молчала, довольно щурясь, кушала суп. Хлеб был, в столовой госпиталя пару буханок нам дали, обменял у повара на две банки рыбных консервов. Так что бабушка кушала вприкуску, но молчала, хотя мы все вокруг собрались ожидая. Кто? Так и выжидала, выдерживая драматическую паузу.

– Ну не томи, старая! – рявкнул дед.

Бабушка с укором посмотрела на него, отхлебнула с ложки супа и, вытерев полотенцем губы, спросила:

– Как внучка назовем, решили уже?

– Брат значит, – довольно улыбнулся я под общий шум и гам. – А что тут думать, Гаврилой назвать в честь деда.

Другие тоже придумывали, и после долгого обсуждения все же выбрали. Кириллом, в честь старшего брата отца, погибшего в Гражданскую. Кстати, воевал он за белых, против Красной армии. Вспоминать об этом у нас в семье не любили, но брат есть брат, мой дядя, хоть и погибший. Про маму бабушка сказала, что ее оставили пока, присмотрят в эту ночь, а завтра можно забрать, у нас в палатке отлежится. Ребенок здоровый, взвесили уже, три сто. Крепкий и орущий. Марина убежала к палатке, где лежала мама, мало ли что подать или помочь, ну и в тарелке супу отнесла с куском хлеба, а бабушка, забравшись в палатку, легла отдохнуть. Похоже, укатали ее роды не хуже мамы, пусть отдохнет. Так-то она вполне шустрая для своих лет, но все же возраст давал о себе знать. Чуть позже вернулась Марина, маму уже покормили, не нужно было приносить. Оставила тарелку, вечно голодная малышня быстро все выхлебала, и снова убежала.

Я же, еще раз пройдясь по лагерю, строго-настрого лайкам велел охранять имущество, те сытые были, покормленные, оставил за ними присматривать Шарика и, прихватив гитару, направился в госпиталь. Нужно поблагодарить медиков за маму и братика, да и концерт для раненых устрою, все легче будет.

Шум капель барабанил по навесу и листве деревьев, создавая тот неповторимый звук уюта и умиротворения. Правда мы были не в теплом сухом доме, а как раз на улице, но навес вполне неплохо закрывал нас от дождя, как и палатку, она тоже под навесом стояла. Внутри мама с нашим младшим братом, которому от роду было всего шесть дней, ну и бабушка. Места им хватало. Дождь начался еще ночью, сейчас полдень, а он не прекращался. Марина прямо под навесом готовила суп, дым слабо рассеивался, так что немного слезились глаза. За эти шесть дней лагерь у госпиталя мы так и не покинули, лишь обустроили его лучше. Каждый день утром нас навещал фельдшер, который принимал роды. Крупный мужик лет сорока пяти на вид. Маму принесли на плащ-палатке бойцы охранного взвода, ходить ей не рекомендовалось, малыша несла бабушка, едва поспевая за ними. Вот так устроили маму в палатке, и она там почти все время проводила. О ней бабушка заботилась, Марина так же помогала. Мы планировали дня через два двинуться, а пока ожидали, когда мама придет в себя. А тут еще этот ливень.

Оба наших транспортных средства находились под навесом, чтобы груз не намочить. Это лошадям пофиг, стоят в стороне, довольные. Так что мы устроились кто как, кто на повозке, кто под ней. Малышня под телегой устроили возню, в кучу-малу играли, но я на них внимания не обращал. Нашли себе занятие и ладно. Дед, накинув мотоциклетный плащ, ушел к госпиталю, за хлебом, повар не отказывался нам его давать, правда, уменьшив выдачу до одной буханки. Нормально, сейчас обед с хлебом поедим. Маринина похлебка уже доходила, она сегодня варила гороховый суп, для запаха покидав в него кусочки копченого сала.

Заметив, что дед возвращается, шлепая по лужам, я обратил внимание, что плащ не топырится от хлеба. Он что, его не смог получить?

– Нет госпиталя, – добравшись до нас, пытаясь восстановить дыхание, выдохнул он. – Похоже, еще ночью уехали.

– Точно, был какой-то шум перед дождем, я думала, это раненых новых привезли. Их же постоянно привозят, – сказала, отвлекаясь от готовки, Марина.

– Это плохо, – задумчиво покачал я головой. – Это очень плохо.

– Что не так?

– Если госпиталь эвакуировали, да еще так поспешно, значит, немцы снова прорвались. Сами знаете, наш Ленинградский фронт только драпать умеет.

– Са-а-аша, – с укоризной протянула Марина.

– А где я неправду сказал? Тут важно другое, похоже, мы в заднице, в большой заднице. Немцы рядом.

– Что делать будем? – деловито спросил дед.

– Сейчас, я думаю.

– Бросили нас? – спросила Валя дрожавшим голоском.

– Скорее просто забыли в спешке сообщить об уходе, – отмахнулся я.

Походив немного под навесом, тронув висевший на телеге чехол с гитарой, осмотрелся и кивнул сам себе.

– Дождь нам мешает, но он же нам и поможет. Немцы в такую непогоду не пойдут вперед, все дороги развезло, а мы на телегах проскользнем. Значит так, снимаем навес и делаем из него тент на повозку. Там малышню и маму с бабушкой повезем. Нам главное добраться до железнодорожной станции, за ней река и мост. Пересечем их, можно вздохнуть свободнее. До них примерно одиннадцать километров. Все, собираемся… Марина, ты не отвлекайся, перед отправлением покушаем, это обязательно.

Я уже давно стал командиром, дед еще перед отправлением это нормально воспринял, помогал, как мог, советами, но вперед не лез. Возраст, как говорится, не тот. Мы с ним использовали срубленные жерди и сделали каркас, потом сверху в два слоя расстелили брезент. Получилось вполне неплохо, ям нет, воде негде скапливаться. После того как хорошо покушали, накидали внутрь побольше травы, она сохла тут же под навесом, и мама, осторожно ступая, перебралась в повозку. Свернув палатку, мы расстелили ее на моей повозке. Запрягли лошадей и, устроившись на козлах, вывели телегу с повозкой на дорогу и направились к выезду, через который и въехали в этот лес. Со мной на телеге был только Димка, нам плаща вполне хватило на двоих, дед в таком же плаще правил, сидя на козлах позади нас. Его повозка была тяжелее, так и лошадей у него было две. Остальные все прятались под тентом. Самодельный, но вроде крепко сделали, пока не развалился, за этим Марина присматривала.

Выбравшись на разбитую техникой трассу, по обочине, стараясь не завязнуть, так и двинули под дождем к реке, и небольшому селу, что раскинулось на ее берегу с нашей стороны, там же и станция с мостом были. Вот их нам надо как можно быстрее пересечь. Водная преграда, если наши сядут за ней в обороне, шанс удержать некоторое время немцев есть. И неплохой шанс. Двигались мы фактически наугад, скорее угадывая, куда нужно править, чтобы не застрять, поэтому темную массу впереди первым углядел как раз Димка, он больше головой крутил, а не смотрел на дорогу, как я.

– Это что? – спросил он у меня.

– Машина вроде, – натягивая поводья, пробормотал я.

Дед позади тоже остановился. Мы проехали километров пять и уже успели упарить лошадей. От их шкур натурально пар поднимался. Лайки и Шарик прятались под палаткой, лишь изредка показывая носы. Под дождь вылезать они категорически не хотели. Спрыгнув в грязь, я похлопал Орешка по шкуре, поглаживая его по шее, и пристально всматривался вдаль. Дождь тут как бы волнами был, то метров на тридцать видно, то на сорок. И вот за этими сорока метрами Димка и углядел что-то инородное. Там действительно что-то было. Обойдя телегу, я подошел к повозке, дед уже осматривал своих коней, проходясь по их шкурам щеткой. Те, как и Орешек, были в грязи.

– Привал, отдохнем? – спросил он.

– И это тоже. Там на дороге что-то странное, вроде застрявшей машины. Пойду, гляну.

Как это ни странно, до этого нам попадалась только битая, а не брошенная техника, сам видел, как поврежденную или сломанную технику волокли в тыл на буксире. Вполне возможно, это наша машина, но все же поостережемся, что-то больно обводы у нее странные. Не легковушка, но и не грузовик. Подойдя к своей телеге и задрав край палатки, я закопался в солому, тут одна из лаек подобралась под палаткой и стала вылизывать мне лицо, так что отмахнулся от нее. Докопавшись до мешка с оружием, достал трофейную гранату и, пристроив ее за поясом под плащом, Димка, кстати, под палатку залез, и, поправив край защиты, чтобы груз не намок, стал уходить в сторону, чтобы сбоку подойти к машине.

Предосторожность оказалось не лишней, сблизившись, я опознал в неизвестной машине осевший на один бок немецкий бронетранспортер, то, что я не ошибаюсь, ясно демонстрировал бело-черный крест на броне. Осторожно подкравшись, стараясь издавать как можно меньше шума, я достал пистолет и, приведя его к бою, заглянул внутрь бронетранспортера через неплотно закрытые задние десантные двери. А там трое немцев сидели, натянули тент над боевым отсеком, железной крыши тут не было, а на горелке вроде примуса готовили ужин. Пахло очень даже аппетитно, чем-то мясным, не тушенка, а что-то колбасное. Огонек примуса освещал внутренности бронетранспортера, и я понял, гранату использовать не буду, жаба задушит. Столько хабара. Лишь бы лошадям сил хватило все увезти. Увезут, я сзади подталкивать буду, если потребуется.

Видимо, экипаж пытался сам вытолкать увязшую машину, я это понял по бревнам под гусеницами, но та окончательно завязла. Если бы они были не одни, что вероятно, то они ушли бы дальше, им задачу нужно выполнять, а эти сидели и ждали помощи, кто их выдернет из грязи. Это даже хорошо, помощи нет, никто не придет, так что можно спокойно прибарахлиться. Беспокоило только то, что немцы теперь точно есть впереди и, конечно же, позади, но я надеялся проскочить.

Потянув крайнюю дверцу, но та предательски скрипнула, и немцы, дернувшись, повернулись в мою сторону, но уже поздно. Ствол пистолета смотрел на них. Сразу загрохотали выстрелы, и пули дырявили френчи немцев. Ни один за оружие схватиться не успел, настолько неожиданным было мое появление и мой молниеносный отстрел. Пошатнувшись, ухватился за створку. Немного перенервничал, легкий упадок сил был, я убрал оружие и, проверив трупы, подранков не было, быстро освободил их от трофеев и стал выталкивать тела наружу, чтобы не мешали и не пачкали все кровью.

После, этого проверив примус, его уронили и потушили, побежал к нашим. Наверняка ведь волнуются. Как и ожидалось, дед занял оборону с берданкой у моей телеги.

– Что там? – спросил он, выходя мне навстречу из-за коня.

– Трое немцев было, на бронетранспортере. Застряли. Двигаем вперед, трофеи собирать. Их там много. Кстати, дед. Это тебе. Подарок. Часы наручные.

– А тебе? – с охоткой принимая подарок, спросил дед.

– У меня теперь их пять, всем раздарю, – засмеялся я.

Мы, шагая пешком, держа лошадей под уздцы, добрались до бронетранспортера, малышне велели не выглядывать, после чего по-хозяйски с дедом залезли в боевой отсек.

– Эх, справная военная машина. Нашим бы угнать, – похлопав по броне, вздохнул дед.

– Угоняли уже, помнишь, чем это закончилось? Мне одного леща хватило. Собираем трофеи и двигаем дальше. Давай снимать с креплений на стенках это противотанковое ружье. Патроны к нему я нашел в этих двух брезентовых сумках, пятьдесят штук всего. Не запасливые немцы нам попались.

– А это что? – стукнулся дед коленкой о тюк из брезента, теперь потирая больное место.

– Дождь, немцы пулемет с крепления сняли, он это. Тут еще два ящика с патронами к нему. Ха, картонные ящики.

Мы перенесли на мою телегу и ружье, и пулемет в чехле, также боезапас к ним. Помимо них два автомата МП и один карабин с оптическим прицелом, боезапас к ним, пару ящиков с гранатами и довольно солидные запасы продовольствия. Помимо них нашелся новенький ППШ с двумя запасными барабанными магазинами. Причем, осмотрев клеймо, я с изумлением узнал, что автомат произведен в сороковом году. Пилотная партия еще до принятия на вооружение, ручная сборка, раритет. Это оружие я точно никому не отдам. Все хорошо, вот только патронов к нему не было. Да и у меня к ТТ осталось всего семь патронов. А так все забрали, даже тент дед снял. А потом мы начали снимать канистры с бортов, их там четыре штуки было, по два с каждого борта, хотя держатели еще были, но пустые. Три канистры с бензином, одна пустая, но мы в нее залили из бака «Ганомага». Более того, облили его и подожгли, перед этим отогнав повозки подальше. Дождь не дал нормально разгореться, но мотор полыхал и дымил, так что испортили машину, что есть гуд.

Дальше мы так и двигались, чуть позже качество полотна улучшилось, похоже, гравийка пошла, так что, настегивая лощадей, а те и так заморенные были, мы гнали к селу. На въезде нас остановил пост. Добрались, наши. Сообщили, что видели застрявший немецкий бронетранспортер, объехав его стороной, но немцев больше не видели, и проехали дальше через село к мосту. Сержант, старший на посту, прежде чем пропустить нас, сообщил, что немцы часа четыре назад наскоком пытались проскочить, да огребли. Два мотоцикла укатили в расположение бойцы, остальные, расстрелянные, сбросили с дороги, поэтому мы их и не увидели. Хвастался, что три десятка немцев уничтожили, думаю, вряд ли больше десятка, ночь, не видно ничего, но пусть брешет, может, поможет, бегать перестанут. Потом был железнодорожный переезд и сам мост.

На мосту нас осветили фонариками и бегло осмотрели, что везем, вернее, пытались, наткнувшись на четыре оскаленные собачьи морды, боец только отшатнулся, а когда заглянул под тент, младший братик как дал реву. Не понравилось младенцу, что его разбудили, осветив фонариком. Да и мама с бабушкой тут же шипеть начали на бойца, так что тот махнул рукой: проезжайте. Вот мы и застучали колесами по настилу моста, он был одновременно и железнодорожным и автомобильным, так что, проехав, свернули с дороги чуть в сторону и у кустарника стали разбивать лагерь. Я понимал, что останавливаться не следует, но дальше лошади не пойдут. Вон, когда нам дали разрешение пересечь мост, лошади не обращали внимания на поводья, так устали, поводя боками. Пришлось под уздцы брать и вести пешком, ничего, перевели через мост, и вот встали. Молодцы наши лошадки, вывезли. С лагерем это я немного поторопился. Мы распрягли коней и стреножили их, почистив и дав напиться. Принесли воды от реки. Те, остудившись, стали пощипывать траву, а мы с дедом забрались под палатку, тут тепло, собаки нагрели, тут же и Димка спал, и тоже уснули. Даже ужинать не стали. Да и было там этого ужина, вон пусть Маринка кормящую мать кормит и малых, а мы до завтра потерпим, слишком устали, на ходу засыпаем.

Как вырубились с дедом и не заметили, а разбудила нас перестрелка, переходящая в бой, у села на другой стороне реки. Я еще только пытался вылезти из-под тяжелой, пропитавшейся влагой материи палатки, как к нам подбежал боец из охраны моста и передал приказ командира быстрее сваливать, немцы к селу подошли, а силы у наших и так небольшие. Легко сказать, сваливайте побыстрее. Это не такое и быстрое дело.

Дождь за ночь закончился, едва светать начало, но в воздухе влаги уже не было, хотя дороги до сих пор раскисшие. Димка, соскочив с телеги, побежал в кусты, мы с дедом торопливо последовали за ним. После чего, сделав свои дела, стали достаточно быстро, спешно запрягать лошадей. Тут еще нашим приспичило до кустиков, так что они ушли. Пока не было мамы с бабушкой, мы с дедом очистили колеса от грязи, да еще смазали оси. У деда была банка со смазкой, пахла как деготь, но вроде не оно. Пули уже свистели над головой, пара разрывов были в воде, когда мы, наконец, выкатившись на дорогу, стегая лошадей, помчались дальше, через километр сбавили скорость. А через два уже двинули неспешным шагом. Буквально через полчаса, после того как мы ушли от моста, сзади, дрогнув, раздался грохот взрыва.

– Это что? – спросил Димка, сидевший рядом.

– Мост взорвали.

– Ух ты.

Солнце, что поднималось, сушило землю, но тент и палатку мы убирать не спешили. Пусть подсохнут. Шарик так и сидел рядом с нами в телеге, а вот лайки бежали рядом, изучая окрестности. Лишь Белке чуть позже надоело, и она к нам запрыгнула. Так и двигались. Завтрак мы пропустили, не успели, придется терпеть до обеда. Собаки уже намекали, что пора подкрепиться, но мы пока не видели подходящего для стоянки места. Хотя нет, нам попалась деревня, полная беженцев, сюда и заехали. Везде дымились трубы, хлеб пекли, судя по запаху, так что нам удалось прикупить каравай горячего хлеба, и мы с дедом и Димкой позавтракали с салом. Остальные тоже перекусили бутербродами. Собак покормили. В деревне на полчаса задержались, после чего двинули дальше. Направление так и держали на псковско-московскую трассу. Тут до нее недалеко осталось, километров пятьдесят, там уже пойдем на Москву, никуда не сворачивая. Как дорога виться будет.

Малышня с интересом поглядывала на беженцев. Тут с ходу можно определить, где городские, а где деревенские. Деревенские все в темной, немаркой одежде, большинство с головными платками. Что маленькие девочки, что женщины, а вот городские в сарафанах, зачастую с непокрытыми головами. С сумочками или чемоданами. У деревенских только мешки со скарбом, у зажиточных еще и телеги. Мы, похоже, к последним относились, даже два транспортных средства имели. Судя по взглядам немногочисленных мужиков, не по чину имеем, надо бы отобрать. Правда, только взглядами намекали, не больше. Псины, что охраняли нас, ясно демонстрировали, что можно огрести. Проехав от деревни еще километров семь, мы встали на обед. Тент и палатка уже подсохли, поэтому мы их свернули и убрали тюками на свои места. Пока готовился обеда, дед из тряпья сделал неплохую люльку для младенца, главное, чтобы тот пылью не дышал. А ее скоро много будет, дороги на глазах сохли, лужи испрялись, морило, очень жарко было. А так вполне удобно получилось, каркас люльки из ивовых веток.

Остановились мы у живописного и широкого озера, берег неплохой, нашли песчаный пляж, так что малышня плескалась у берега, Марина уже дальше отплыла, умела все-таки плавать, а я на середину заплыл, ныряя и хохоча. Люблю воду, а в такую жару особенно. В Москве дом обязательно куплю со спуском к реке через огород, для этого и лодку приобрету. Только так и никак иначе. Когда стали созывать на обед, я нехотя погреб к берегу, есть мне хотелось не меньше, чем купаться. На свежем воздухе голод часто приходил, по себе знаю.

Когда обедали, я задумчиво осмотрелся и сказал:

– Останемся тут до завтра. Себя в порядок приведем, телеги, ну и постирушки устроим, пора уже.

У малышни мое решение вызвало только восторг, они из теплой воды и не вылезали бы. Да я и сам хотел порыбачить, рыболовные снасти у меня были.

– А немцы? – спросила мама.

– Один день ничего не решит. Уйдем, – успокоил я ее. – Кстати, деда, давай пулемет достанем и осмотрим. Я когда ощупывал чехол, что-то странное нащупал, как-то он слабо похож на «МГ-тридцать четыре». Ствол слишком толстый. Непохож на тот, что мы на коляске мотоцикла осматривали.

– Поглядим, – охотно согласился тот.

Поев, мы в окружении любопытной малышни достали тяжеленный тюк, как только под дождем да еще скользким от влаги его закинули? Спустили на траву и расстегнули.

– О, «Максим», – удивился я, разгибаясь.

– Это «МГ-Ноль восемь». У нас такой был, когда я в германскую воевал, – сказал дед, ласково протирая ствол пулемета. – На батарее трофейный был. Хороший аппарат, однажды, когда к нам немцы с тыла подбирались, хорошо он их причесал. Отбились тогда. Потом бомбой с эроплана его накрыло, так и бросили… А колесный станок где, да ленты нужны? Ты брал?

– Да, только там тренога была для него, станка не было, ну и ленты, пять вроде. Все снаряженные.

– Аккуратные немцы были, – пробормотал дед.

– Чего у них нормальных пулеметов нету, эту древность ставят на бронетранспортеры? – спросил я, зарывавшись в трофеи на телеге. Нужно треногу найти и сумки с лентами.

Вытащив все, что так или иначе относилось к пулемету, помог деду установить его на треногу и снарядить.

– Щитка нет, – пробормотал дед, примериваясь. – Хм, не помню, чтобы у нашего была пистолетная рукоятка и приклад.

– Модифицированный, наверное. Ручник сделали, только крепление не для сошек, а для станины, – ответил я, с интересом наблюдая за всеми действиями деда. – Ты из такого стрелял?

– Нет. Такой пулемет наш поручик в карты выиграл у какого-то пехотного офицера, прапорщика вроде. Сам всегда из него стрелял, он очень хорошим пулеметчиком был. А вот обслуживать не любил, чисткой солдат заставлял заниматься. Мне вот тоже пару раз приходилось. Сколько лет прошло, а все помню. Щитка точно нет?

– Нет, и в бронетранспортере не было. Я бы заметил.

Дед начал учить меня, как обращаться с пулеметом, для меня действительно незнакомая конструкция. Был бы привычный ПК, а тут незнакомое оружие. Называл его все «добрый пулемет».

Несколько раз перезарядив МГ, я разрядил его, отсоединил от станины, и мы, все сложив, отложили в сторону. Потом я достал противотанковое ружье. Дед несколько раз примеривался, положив ствол на борт телеги, и покачал головой. Нет, тяжеловат.

– Это да, – согласился я, тоже примерившись к прикладу. – Массы тела не хватает. Отдачей может с ног сбить.

– Сашка, смотри, опять летят! – крикнула крутившаяся рядом Ольга, показав на темные точки в стороне.

В принципе, несмотря на далекую канонаду, мы и так слышали гул самолетов. Немцы постоянно висели в небе, слышались бомбовые разрывы, иногда трескотня пулеметов, если что или кого штурмовали на дороге. Последнее обычно истребители. Бомбардировщиков мы, кстати, много видели, а вот штурмовики два или три раза. Достав бинокль, у меня и второй из бронетранспортера был, точно такой же, им дед вооружился, и стал рассматривать немцев.

– Двухмоторные бомбардировщики. На километровой высоте идут… Даже кажется, еще ниже. Одиннадцать штук, – вслух сказал я, прикинув скорость и высоту немецких самолетов.

Быстро рассчитав разные возможности, я крикнул Ольге:

– Быстро неси мне подушку мамы!

Та метнулась к повозке, рядом с ней стояла палатка, и прибежала обратно с подушкой. Подтянув подсумок с патронами, достал пять штук и протянул деду.

– Будешь подавать.

Приладив подушку к прикладу, я прицелился и, вспомнив об одном деле, крикнул:

– Всем внимание, сейчас выстрелю. Будет громко. Кире уши закройте.

– Держу, – услышал я голос матери.

Та, видимо, поняла, что случилось что-то серьезное, в лагере я бы просто так стрелять не стал. Ошибается, первый выстрел именно прицельный, нужно мне знать, чего ожидать от ружья. Выбрав приметное дерево на другой стороне озера, метров триста, прицелился в ствол, найдя темную точку, видимо сучок, и выстрелил. Громыхнуло прилично, не менее приличной отдачей получил в плечо, но ничего, помогла подушка, терпимо. Встав с земли, потирая ушибленную пятую точку, помассировал плечо и, подняв ружье, снова приладил его на телеге. Потом, взяв бинокль, присмотрелся.

– Кучность неплохая.

– В немцев пальнуть хочешь? – уточнил деда, подавая патрон. – Смотри, скоро пролетят, как раз мимо летят.

Те летели не прямо над нами, чуть в стороне, но несмотря на запредельную дальность для моих возможностей, я в себе был уверен. В самолет точно попаду, а там как повезет. Тем более строй, было заметно, начал снижаться, видимо, те подлетали к цели.

– Выстрел! – крикнул я.

Спустя две секунды прозвучал выстрел. В этот раз удалось удержаться на ногах, но плечо совсем онемело. Дед сразу подал патрон. Я снова прицелился и, крикнув о выстреле, произвел третий. Потом четвертый выстрел.

– Падает, – тихо, почти пробормотал дед. – Еще один. А чего это они не горят?

– Я в пилотов стрелял, – прислонив ружье к борту телеги, ответил я, баюкая потерявшую чувствительность руку. – Видишь, как полого пикируют… Хотя нет, вот один завалился на борт и падает, а второй так и снижается постепенно.

Грохнул взрыв на месте падения самолета. А чуть позже и второй, видимо так и снижаясь, врезался в землю.

– Ты в два самолета стрелял? – уточнил дед.

– Да, по две бронебойные пули. Ружье не пушка, тут не снаряды… Ладно, давай остальные трофеи посмотрим, и я ружье попробую почистить, хорошо оно постреляло. Представляешь, кучность у него отличная, пули как по нитке идут, даже не ожидал. Да и по виду заметно, что похоже недавно солдаты его получили, новое, не расстрелянное… О, онемение прошло, черт, как рука-то болит.

Скажу честно, несмотря на невозмутимый вид, я сам был ошарашен не менее других. Марина рядом прыгала от радости, хлопая в ладоши. Чтобы так сшибать самолеты, нужно не только орлиный глаз и Дар в стрельбе, но и удачу. Я реально стрелял по самолетам, прикидывая скорость пули и самолетов, чтобы выставлять прицелы чуть впереди бомбардировщиков, чтобы пули прошивали именно кабины пилотов, и получилось. Хотя бы одна да зацепила, а пули эти имели серьезный калибр, так что если тело летчика не разрывало, то серьезно травмировало и ранило, чтобы он не мог больше пилотировать. Последствия выстрелов были видны сразу. Упало два, а остальные полетели дальше как ни в чем не бывало, только перегруппировались, занимая места выбитых. Улетели недалеко, а в пределах видимости, километрах в пяти от нас, стали кого-то бомбить в лесу. Судя по черным жирным дымам, горела техника, отбомбились они удачно.

Кстати, два немца успели выпрыгнуть из того, что в штопор вошел, а второй так никто и не покинул. Все это далеко от нас было, километрах в двух, думаю, примут немцев наши бойцы, в той стороне между нашим озером и лесом, где шла бомбежка, одни поля, укрыться негде. Отсюда видно, как в той стороне к парашютистам пылило несколько машин.

Мы с дедом действительно осмотрели остальное оружие, но пробовать больше не стали, хотя и хотелось, вроде тех же автоматов и немецкой снайперки. Но моя стрельба по самолетам не понравилась Кириллу, и мама сейчас пыталась успокоить его, перекрыть тот рев, что стоял в палатке. Кстати, подушку обратно Ольга уже отнесла. Да и от мамы благодарность за сбитых принесла, поцелуй в щеку. Что творили немецкие стервятники на дорогах, мама знала не хуже меня, и то, что я приземлил двух, только порадовало ее. К счастью, наши выстрелы не привлекли внимание на дороге, там одни беженцы были, военных не имелось, иначе пришли бы поинтересоваться, кто тут палит. Вот так закончив с трофеями, дед порадовался еще двум прорезиненным плащам, двум одеялам и, вот удивление, надувной подушке, я сел за чистку противотанкового ружья. Плечо заметно отошло, так что я уже мог пользоваться рукой, хотя и больно. Ощупал и определил, что серьезных травм нет, просто сильный ушиб. Средства чистки тоже забрал из бронетранспортера, так что было чем. Почистил, завернул в кусок материи и убрал в телегу. Потом разбирался со снайперкой. Разобрал, смазал, протер и снова собрал. Неплохой механизм, нужно теперь посмотреть, как он в действии, но лучше дальше по дороге, сейчас это не сделаешь. Чуть позже будет время, испробую.

Закончив с трофеями, все продовольствие осмотрели бабушка с Мариной и, признав их годными, отложили в сторону, в общий запас. Мы с Мариной в школе немецкий изучаем, так что разобрать, что было написано на этикетках, смогли. Я так точно, как в школу пошел, серьезно засел за немецкий. Сам его ранее не знал, но старался, даже на дополнительные занятия по немецкому ходил. Говорить не могу, понимаю кое-как и читаю так же. Пока хватает, хотя уроки немецкого я не прекратил, мне учительница книгу-самоучитель по немецкому подарила, учился по нему. Марина вот нет, не желала.

Уже вечереть начало, когда я срезал с пяток ивовых веток, попалась погибшая ива, у которой ветки высохли и стали тверже. Для маленьких подойдет. Да, честно говоря, из всего кустарника только ветки ивы подходили для удилищ. Снасти у меня были, сделал пять удочек, из них две себе. Накопал червей, лопата у нас была, мы ею место для очага подготавливали, подготовил все и, найдя подходящее место, забросил снасти. Димка, Валька и Лука не могли пройти мимо, да и остальные малыши сбежались и сидели рядом, пристально следя за поплавками и обсуждая рыбалку. Оказалось, в озере неплохая рыба, первым поймал золотистого карпа. Похоже, в озере выводили рыбу. Да и карп здоровый, с ладонь деда. Насадив его на ивовый прутик, отправил малышню отнести добычу бабушке с Мариной, чтобы оценили. А то столько иронии от них было.

До наступления темноты мы взяли неплохой улов на четверых, полное ведро рыбы. Да и какой, сплошные карпы. Мелочь всю лайкам и Шарику отдали, те с немалым удовольствием похрустели рыбкой. Нет, точно тут выводили эту рыбу. Естественно, на ужин была уха с душистым укропом. Ох мы и попробовали. Заодно подумав, и я решил показать свои кулинарные способности. Взял сковороду, у нас было полмешка муки, мы кулеши из них делали, такие мучные сытные похлебки, а тут я замесил тесто на воде и соли и стал на сковороде печь лепешки. Ранее, в прошлой жизни, я это уже делал, на охоте или рыбалке, вот и повторил. Честно говоря, меня уже раздражало частое отсутствие хлеба, как и зависимость от деревень и сел, где можно его купить. А тут легко самому напечь, все просто. Бабушка, попробовав, была удивлена, она как-то не задумывалась, что можно вот так печь лепешки, настолько привыкла за последнее годы жизни сытно питаться и все иметь для кухни, дрожжи, яйца, ну и остальное. Даже печально покачала головой. Оказалось, она знала этот рецепт, но успела подзабывать за последнее время. Вот тут и Марина, которая не менее внимательно следила за моими действиями и проводила дегустацию, принялась месить тесто и печь лепешки. Сегодня мы уже поели ухи, хоть и без хлеба, но уже завтра хлеб будет.

В этот раз беженцы к нам не подходили, не просились к столу, мы были в стороне от дороги. Да и утром тоже спокойно поели, уху до конца вчерашнюю доели вприкуску с лепешками. Накрошили собакам в их миски с остатками бульона от ухи. Лепешки всем понравились. После чего собрались, дороги уже окончательно высохли, и покатили дальше. Канонада, что шумела ранее вдали, снова сблизилась. Блин, мы уйдем, наконец, от немцев или нет? Вот насчет проведенного дня отдыха у озера никто не жалел, и я в том числе. Всем был необходим этот отдых.

Вот так после завтрака, доели все, свежее сготовим в обед, мы собрались, погрузились и, приминая траву, покатили к дороге. Озеро находилось не у дороги, а чуть в стороне, лагерь наш был в низине, так что найти нас можно было лишь по дыму от костра, ну или из-за криков малышни, плескавшейся на мелководье. Вот и мы беженцев не видели. Слышали гул машин на дороге, сегодня утром колонны сопровождал не только рев моторов, но и пыль, что поднималась в воздух, что означало, дороги окончательно подсохли, значит, придется и нам поглотать ее. Лучше уйти от основных магистралей на проселочные дороги. Путь заметно удлинится, но зато будем идти одни, никто не мешает и не пылит. Для нас, с маленьким ребенком, это предпочтительнее. Тем более одиночек не бомбят. Телегу и повозку перед отъездом мы с дедом уже проверили, что нужно подремонтировали и подтянули. Меня немного беспокоило колесо на телеге, как бы менять не пришлось. С собой не было, не брали для снижения веса груза, нужно покупать и проводить ремонт.

Перед отъездом мы с дедом обошли лагерь, внимательно глядя под ноги. Лагерем мы вставали не в первый раз и прекрасно знали, что малышня что-нибудь да забудет или потеряет. Вот и в этот раз нашли одну ложку, судя по вычеканенным мной инициалам, Олину, и моток ниток с воткнутой иголкой. Последнюю, похоже, Марина утеряла, это она поправляла разошедшийся шов юбки у Луки. Вот и до нее дошло, а то хвасталась, что всегда что берет, кладет на место. Так что выезжали мы на дорогу при все еще пунцовеющей сестричке. Дорога не сказать, что была забита, но народу хватало, как в принципе и техники. Даже встали на обочине, пропуская длинную автоколонну крытых грузовиков. Не знаю, что везли к фронту, но машины груженые и, самое печальное, никакого прикрытия с воздуха. Зениток вообще не было.

Заметив брошенную машину, крытый грузовик, «Захар», он же ЗиС-5, я насторожился, а когда проезжал мимо, отметил, что рядом никого и поднята одна сторона капота. Они по бокам открываются. Видимо, закипел, крышка радиатора была не закручена, а просто прикрыта, и то криво. Может, водитель за водой ушел, может, еще что, но вокруг реально никого не было. Машина ранее двигалась в одном с нами направлении, у меня было желание пошукать в ней, вдруг брошена, а внутри что интересное и ценное, но при свидетелях еще мародером сочтут, тут это быстро. Даже не признают священного права трофея. Для меня это действительно священно, что мной в бою взято – то свято. Для теперешних командиров это пустой звук, все, что снял с тела противника, надлежит сдать, иначе навесят табличку мародер, и трибунал. Это так командиры, охочие до трофеев, сделали, чтобы те к их липким ручонкам приставали, а не к рукам простых красноармейцев. Таково мое личное мнение. К счастью, я не военнослужащий, к которым это относится, максимум оплеуху отхвачу, по малолетству, если за руку поймают. Однако все равно подобные моральные принципы не по мне. Нет, я знаю, кто такой мародер и кто такой трофейщик. Разница между ними действительно зыбкая, но я ее четко видел. Да, шакалить по грузовику, а по-другому это не назовешь, не стоит. С другой стороны, если один и обеспечиваешь только себя, можно пропустить добычу, но когда на твоих плечах вся семья, тут моральные принципы нужно задвинуть в сторону и сделать все, чтобы довести ее до Москвы и устроить не хуже, чем ранее, а лучше, чтобы было лучше. Уж извините за слоган.

Так что мы проехали мимо грузовика, а он точно не порожний, и покатили дальше. Буквально через километр, всего километров на пять удалились от озера, мы смогли увидеть, кого вчера бомбили немцы, из стаи которых мы ранее выдернули два летающих падальщика. Сидевшая рядом со мной Аня только охнула, рассматривая битую технику, пока я объезжал воронки. Убитых видно не было, все же тяжелое зрелище для детей, их похоронить успели, я видел аж три братские могилы в разных местах со еще свежей землей. А вот технику, ту, что была повреждена или сгорела, ее не тронули. Целую угнали, а вот у поврежденных стояло несколько машин и работали технари. Видимо, снимали нужные узлы. Да уж. Понять их тоже можно. Удивительно, но факт, при валовом производстве танков в Советском Союзе, не производились и не выпускались запасные части для этих танков. Я когда узнал, был в шоке. Мне об этом капитан-танкист рассказал, который лежал в госпитале, где рожала мама.

Я тогда в основном ходил по палатам тяжелораненых, безнадежных, как их считали, этот капитан был из них. Вот я, решив побыть рядом, и играл им, а когда уставал, расспрашивал. А вопросов у меня было много. Если они не скрипели зубами от боли, как этот капитан, все тело сплошной ожог, то с охоткой отвечали. Врать им на границе жизни и смерти смысла не было, так что я изрядно пополнил свой багаж знаний. Вот и оказалось, что на несколько тысяч заявленных танков боеспособными были чуть больше половины. Остальные просто доноры, с них снимали запчасти, чтобы боевые машины могли сдвинуться с места. Ну а когда подразделения покинули места дислокации, доноры-то на месте остались, так что неистощимый источник запчастей для танкистов это вот такие расстрелянные с воздуха колонны. Причем, самое интересное, запчасти с танков одной модели, но разных заводов, не подходили друг к другу. Да даже запчасти с одного завода, если попробовать перекинуть с одного танка на другой, тот тут пятьдесят на пятьдесят. Никакого ГОСТа. Фактически получается, каждый танк уникален в своем роде и неповторим. Вот и возили техники с собой изрядный запас и детали просто подгоняли на места, если не получалось, искали, что подойдет среди запаса. Если не находили, значит, танк превращался в очередного донора. Вот такой принцип. И это если в тылу спокойно, если он откатывается, о донорах обычно забывают. Тут же шла работа, значит, фронт пока стоит. Кстати, тот капитан-танкист прожил семь часов. Я только через пару минут, наигрывая заказанную им песню, заметил, что он мертв. Вздохнув, пересел к другому раненому, летчику-истребителю. В палатке безнадежных было одиннадцать коек. Умирал один, заносили другого. Конвейер, который не останавливался. За те пять суток, что я проводил в госпитале, на моих глазах умерло порядка двадцати тяжелораненых, среди них был один генерал-майор. Сильный мужик, все, что ниже живота, фактически отсутствовало, миной накрыло, разорвало, а крепился и как-то смог протянуть еще несколько часов. Умер у нас в палатке безнадежных. Его даже оперировать не стали, когда привезли, хотя адъютант пистолетом махал у носа хирурга, смысла не было, много раненых ждали своей участи и у них, в отличие от генерала, шансы выжить были. Может, кто-то удивится, что я только у безнадежных был, но я испытывал к ним чувство благодарности, уважения и, уж что говорить, жалости. Они ведь фактически брошенными были, умирали в одиночку или в окружении таких же бедолаг, а так я хоть как-то старался ослабить их мучения и умирали они, зная что рядом кто-то сидит и сопереживает, не чувствовали они себя одинокими, за что и были благодарны. Это был тот крест, что я взвалил на себя. Увидел их случайно и не смог пройти мимо, не отвернулся, пряча глаза, как другие.

Вздохнув и тряхнув головой, развеивая воспоминания, я осмотрелся. По моим прикидкам немцы раздолбали на узкой лесной дороге порядка двадцати танков. Из них штук семь в относительном порядке. В том смысле, что не горели. Лежали на боку или вверх гусеницами, некоторые без башен, но не горели.

– А что это за танк? – спросила Аня, указав на перевернутый корпус без гусениц и башни.

– «Тридцатьчетверка», – рассеянно ответил я. – Видимо, рядом упала тяжелая бомба, вон как его в сторону отшвырнуло, содрав гусеницы и башню. Наверное, раз пять перевернуло, и, если бы не эта полуупавшая сосна, так и дальше бы кувыркался.

Пока мы путешествовали, то не раз видели военные колонны, даже танковые начали встречаться, так что, указывая на разную технику, я учил своих, кто там движется. Но сейчас корпус был так обезображен, что сестренка была в сомнении, вот я ей и прояснил момент, который видел отчетливо, как и след кувырков корпуса танка на земле. Тут много было упавших деревьев на опушке, двигались мы еле-еле, да еще воронок хватало, так что определить, что тут происходило, было можно. Да и видели мы вчера эту бомбежку, что уж говорить, и черные столбы от горевшей техники тоже.

– Жалко их, – вздохнула сестричка.

– Это да, неприятно смотреть на битую технику, особенно если она наша… О, смотри, разбитая зенитка. Буксируемая тридцатисемимиллиметровая.

– Мы такие уже видели, да?

– Да. Наверное, это она приголубила один из бомбардировщиков. Помнишь, когда те возвращались вчера, один сильно дымил левым мотором?

– Помню.

– Точно ее работа.

Честно говоря, меня изрядно нервировало это движение по узкой дороге, я уже сильно жалел, что не съехал с дороги и въехал под тень леса. Немцам не трудно повторить налет, и жертв будет куда больше, чем у военных, дорога была буквально забита беженцами, среди них редко возвышались грузовики военных, что двигались так же неторопливо. Гражданские вроде тоже были, может, один, а то и два, не поймешь.

– Смотри, дорога, – указала Аня вправо, перекресток был метрах в тридцати от нас.

– Малоезженая, – сразу определил я. – Или на хутор ведет, или на какую-нибудь лесопилку. Тут вопрос, есть с нее второй выезд или нет.

Передал поводья Ане, свернуть на обочину за неимением оной было невозможно, а встать, так закупорим и так не широкую дорогу, так что, достав карту, стал изучать ее на ходу.

– О, смотри-ка, а у немцев эта дорога есть на карте. На смолокурню ведет. Хм, и вторая дорога, что от смолокурни из леса идет, тоже указана. Значит, поворачиваем.

Проехать поворот мы не успели, скорость была как у медленно идущего пешехода. Поэтому, привстав, натягивая поводья, я смог повернуть Орешка вправо, никого не задавив, и мы свернули на дорогу к смолокурне. Дед, что двигался с остальными позади, сделал так же. Мы проехали по дороге метров сто пятьдесят, и я остановил свою телегу. Нужно поговорить, да и малышню выпустить. Давно в туалет просились. Сама дорога пуста, видимо, беженцев она не интересовала, но судя по свежим после дождя следам, сюда сворачивали одиночки и небольшие группы. Одна прошла часа два назад.

Мужчина с явным плоскостопием, тяжеловесная женщина, и были следы груженого велосипеда. Видимо, скарб на нем перевозили. Закончив изучать следы, у меня это меньше минуты заняло, я сам сбегал в кустики, тоже приперло, знаете ли, и вышел к деду, что осматривал копыта одного из своих коней.

– Подкова болтается. Кузнец нужен, подковать. Если слетит, далеко мы не уедем.

– У нас же молоток и гвозди есть, временно сделаем, а в ближайшей деревне, где кузнец будет, перекуем, – ответил я.

– Да, тогда задержимся тут, – разгибаясь, кивнул дед и, осмотревшись, спросил: – А сюда чего свернули? Видно, что тут мало кто ездит.

– Я по карте посмотрел, дорога на смолокурню идет, потом от нее к опушке леса и дальше к ближайшей деревне. Там проселочными дорогами пару дней и свернем на трассу, что к Москве ведет. Вот дальше ориентироваться будет сложнее, карта трофейная заканчивается. А так все тропки указаны. А на дорогу с беженцами я не хочу. Пугает то, что немцы могут повторить налет, а у нас малые.

– Это да, дюже много танков немцы на дороге побили.

– Наверняка разведка донесла, воздушная или наземная. Иначе откуда они узнали, что танкисты именно тут окажутся?

– Может быть, может быть, – рассеянно пробормотал дед и направился за инструментами.

Мы поправили подкову, чтобы не болталась, и проверили их у остальных. У Орешка тоже одна имела люфт, и ее подбили. Видимо, пока преодолевали дороги в дождь, те и ослабли. Заодно почистили. Пока дед убирал инструмент, я осмотрелся. Малые поодиночке тянулись из кустиков, только что Димка вышел, подтягивая штаны и отряхивая на ходу босые ноги, видимо во что-то вляпался. Вернулась мама и, забрав у бабушки Кирюшу, отправила ту в кусты. Вот тут и Лука ко мне выскочила с большими глазами.

– Сашка, там воняет. Как тогда, где машины бомбленые были.

– Трупный запах чувствуется. Слабый, – пояснила вышедшая следом Марина.

– Ясно, – насторожившись, кивнул я и коротко крикнул. – Деда!

Тот меня понял, вооружился берданкой и стал поглядывать по сторонам, я проверил свой пистолет, о нем уже все знали, но в ствол патрон не досылал, сунул сзади за ремень. Нужно сделать кобуру скрытого ношения, а то неудобно. Сам пистолет был неплох, мне и в прошлой жизни доводилось из него изрядно пострелять в тире, так что опыт имелся. Единственно предохранителя не было, и при сильной встряске мог произойти случайный выстрел, а отстрелить себе что-то важное мне как-то не хотелось. Так что проявлял осторожность, приводя оружие к бою перед самым этим боем, но не ранее. Прихватив из своей повозки мелкокалиберную винтовку, я скользнул в лес, внимательно поглядывая по сторонам и себе под ноги. За деда и семью я был спокоен, дед был вооружен не только берданкой. Откинь брезент на краю, а там лежит снаряженный МП, из которого можно создать неплохую огневую завесу. Проще говоря, прострочить подозрительные кусты. Деда я научил использовать оружие, все же бывший артиллерийский унтер, человек достаточно технически образованный. Указал ему на слабые места в оружии, так что все магазины у него были снаряжены не полностью, на две трети, чтобы пружина в магазинах не ослабла. Они были известны своими слабыми местами.

Найти место преступления мне удалось, используя не только обоняние, но и следы. Я пробежался по ним, выйдя на дорогу, но чуть дальше, метрах в восьмидесяти от телеги. Даже Марине помахал, чтобы ждали меня на месте, мол, сейчас вернусь. Закончив с осмотром, я вернулся к нашим.

– Ну что там? – спросил дед.

– Отойдем.

Несмотря на неудовольствие остальных, активно греющих уши, мы все же отошли.

– Девчонка там, лет пятнадцати вроде. Сложно сказать, трупные пятна, целый рой мух поднялся, когда я подошел ближе. Беженка вроде. Дня четыре лежит. Следы дождь почти смыл, но кое-что читается. Пятеро их было, отловили ее, видимо, сама свернула на эту дорогу. Насиловали долго, если бы не дождь, там вокруг нее все в крови было. Потом мучили, долго и с фантазией… Суки. Даже головешками от костра прижигали. Плохой смертью она умерла, очень плохой. Я тело убрал в сторону, под ним четкие отпечатки подошв троих, я их запомнил, не спутаю. Остальные размыты дождем. Смог только разобрать, где ее схватили и куда ушли эти уроды.

– Куда?

– К смолокурне. Возможно, они там, но разворачиваться не будем. Встанем поближе, и я сбегаю на разведку. Не нравится мне это. После дождя тут прошло две одиночки, женщины, потом группа из семьи, мужчина, видимо пожилой, прихрамывал, с молодой женщиной и ребенком. Потом еще двое, мужчина с женщиной, у них был велосипед. Это те, кто после дождя прошел. Сохранилось часть следов и до дождя, это там, где листва прикрыла дорогу от капель, но тоже людей поворачивало сюда не так и много.

– И что?

– А то, что военные окрестности не проверяли, бандиты, что над девчонкой глумились, могут и на смолокурне отсиживаться и таких одиночек отлавливать.

– Хм, – задумался дед, после чего согласно кивнул. – Может и такое быть.

– Это да. Тут до смолокурни километра два. Может, я пробегусь, а вы тут по-тихому за мной?

– Хорошо. На твоей телеге я поеду. Автомат возьму, а моей Марина пусть правит, научилась уже.

– Вот и ладно. Я убежал. Через пять минут трогайтесь за мной.

Ничего, что с собой для осмотра места преступления брал, в телегу я не складывал, так что сразу рванул по лесу вдоль дороги к смолокурне, пока дед неторопливо возвращался к нашим. Ему вести наш крохотный караван следом за мной. Добежать я успел фактически до смолокурни, скрытой на крохотной поляне, когда услышал далекие хлопки и, кажется, даже смех.

– Из наганов палят, – задумчиво пробормотал я, остановившись и прислушавшись.

Было четыре выстрела, но мне показалось, что пять. Нет, все же точно пять, последний был сдвоенный, как один. Значит, у бандитов точно есть два ствола, но будем исходить из худшего, что они отлично вооружены, тем более сейчас это не проблема добыть оружие. Уверен, у них должен быть или наблюдатель или часовой, чтобы контролировал обе дороги, выходящие к смолокурне. Хотя по ширине эти дороги лучше назвать тропинками. Грузовик с трудом пройдет, для телег дорогу рубили, однако нужно сначала найти этого наблюдателя. Тут мне помогли сами бандиты, один из них вышел из амбара, дверь была открыта, и крикнул какого-то Свища, вот же кликуха. Всего на крохотной поляне было два строения, избушка и амбар. Судя по тому, что те ботали на фене, мне снова «повезло» нарваться на ворье, зеков, если проще. Причем, судя по истеричным ответам часового, он в иерархии в банде если не на роли опущенного, надеюсь, не надо объяснять, кто это, то очень близко.

Сам я к опушке подобрался по-пластунски, используя любую возможность и рельеф местности, чтобы подкрасться поближе. Страховался не зря, наблюдатель сидел на дереве, забирался он туда по веревке с навязанными узлами. После переклички тот, что вышел из амбара хохоча, рассказал, как толстуха бросалась на них с пеной на губах, когда те поджарили сыночка. Сейчас некто Кныш выбивал прикладом у толстухи золотые зубы. Та успела покусать его, причем разжать удалость челюсти, когда старуху окончательно дострелили. Сейчас золотые зубы заберет, и труп отправят к остальным. Причем бандит огорчался, что золота с этой семейки евреев взяли немного.

– Приклад, значит, винтовка или карабин. Будем знать, – пробормотал я.

Осторожно вернувшись вглубь леса, я хотел рвануть навстречу со своими, нужно их остановить и покумекать. Отпускать бандитов я не хотел, будем бить. Однако не повезло, я наткнулся на двух бандитов, что вышли мне навстречу из-за деревьев с пустыми носилками в руках. На них были потеки крови. Так вот как они относят трупы в лес. Почти сразу раздался предупредительный крик, и я в прыжке с перекатом ушел за дерево, застонав от боли в плече. Причем в прыжке из винтовки снял того, что шел впереди. Сразу перекатившись за другое дерево. А там, где я только что был, землю взрыхлили две пули из револьвера. Быстро перезарядив оружие, стал прислушиваться. Было слышно, как шумно дыша бандит бежал по лесу. Причем по звуку я понял, что тот пытается меня оббежать по широкой дуге. Не выглядывая, я высунул ствол винтовки и выстрелил. Почти сразу раздался вскрик и шум падения. Повезло, попал, куда целился, пуля не засела в стволе случайного дерева или ветки. Шумное дыхание стало прерывистым, похоже, тяжелое ранение, но я на такую уловку подаваться не собирался. Перезарядился и, выглянув, сделал выстрел. Добивающий. Вот теперь точно готов. А наблюдатель на дереве, поорав, смолк. Зря голос подавал, и так понятно, что к бандитам пришли чужие. Подбежав к первому убитому бандиту, выдернул из-под его туши карабин, повесив за спину. Винтовка у меня хороша, тихая и точная, но пуля слаба, стены избы или доски амбары ей будут не под силу. Вот чтобы бандиты не свалили, я рванул к смолокурне, но обходя ее по опушке. Мало ли сбежать вздумают. Надеюсь, дед услышал выстрелы, уже подойти должны, так что встанет и будет держать оборону.

– Ну что, граждане бандиты, уголовники и насильники. Пришел час расплаты! – крикнул я и тут же нырнул за мощный ствол дуба.

Уловка сработала, по мне стреляли из всего, что было у бандитов, позволяя сосчитать стволы. Похоже, было три винтовки или карабина, причем Мосина, и что удивительно, пулемет, по лязгу «дегтярь» а также автомат. Наш. Вроде ППД. Я слышал ранее, как работают и ППД, но один раз, однако все равно не спутаю, благодаря своему идеальному слуху. У ППД голос чуть глуше, тут был именно такой, значит точно он. Что ж, ППШ у меня уже есть, раритетный образец, теперь в коллекции и ППД будет. Пока бандиты тратили патроны по тому месту, где меня уже не было, я закончил маневр, обошел смолокурню, откуда велся интенсивный огонь, бандиты патронов не жалели, и, достав бинокль, стал рассматривать открытые проемы строений. Те, как держать оборону, не знали, поэтому так и мелькали, перебегая.

Перестрелка, а стреляли только бандиты, я своего присутствия не обозначал, позволила мне определить, сколько их было. Наблюдение только подтвердило это. Причем наблюдатель на дереве, там была сколочена площадка, да еще неплохо замаскированная, сидел тихо как мышь, не обозначая своего присутствия, но он был именно там, я это точно определил. Умный сукин сын, вполне возможно отсидеться, если что, наверху. Веревку он поднял к себе. Так вот, помимо наблюдателя было еще шесть бандитов, с теми, что я положил, получается девять. Немало. Нормальных бойцов среди них и даже хороших стрелков я не заметил, так что шансов у бандитов просто не было.

Вскинув винтовку и прицелившись, приложил приклад к правому плечу. Нет, если выстрелю, снова отсушу руку и больше стрелять не смогу. Перекинув винтовку к другому плечу, несколько раз примерился. Нормально, можно и так стрелять. Вот сразу и снял самого опасного на мой взгляд, а это именно наблюдатель. Защиты у того не было, и, несмотря на то что он сидел прижавшись к стволу дерева, замаскировавшись в густой кроне, попадание было точным. На землю он не свалился, оказалось, был привязан, так что повис на веревке в паре метров от земли, покачиваясь. Моего выстрела бандиты не слышали, сами стреляли так, что услышать его было просто нереально. Едва слышный хлопок, моя винтовка была очень тихой. Поэтому еще раз прицелившись, я снова выстрелил в наблюдателя, мне подранки не нужны.

В это время кто-то из бандитов, я так понимаю, главарь, стал выкрикивать, приказывая прекратить огонь. Сообразил, что запас патронов не бесконечен. Мне этого было не нужно, тем более я смог его рассмотреть в глубине ангара через открытые створки ворот, тот перебегал мимо опорного столба. Мой выстрел был точно в цель, пуля попала в голову. Бандитов это подхлестнуло, и те усилили пальбу, позволяя мне, незаметно перемещаясь по опушке, отстреливать их. Думаю, они не сразу поняли, что осталось их только двое. Причем один серьезно ранен. Я пока дважды использовал карабин, когда приходилось стрелять через дощатые стены амбара, их пули карабина брали легко.

Стрельба стихла, я тоже не стрелял, прислушиваясь. Это мне позволило определить, где уцелевший бандит, где раненый и так знал, он свое местоположение стонами выдавал. Однако я не добивал его, мне последний нужен был.

– Эй, менты, давай договоримся. У меня тут две заложницы есть! – услышал я предложение бандита, но слушать не стал.

Выстрелив из карабина на звук, с удовлетворением расслышал шум падения тела со второго этажа амбара. Сам амбар был обшит досками и пули карабина действительно легко пробивали их, так что фактически укрытий в амбаре не имелось. Почему-то в избе никого не было, все бандиты находились в амбаре. Нет, один пытался до дверей добежать, но не смог, пуля летела быстрее, чем тот бегал. После этого я снова выстрелил, и стоны раненого прекратились. Перебежав на другую сторону опушки, быстрым рывком добежал до дощатой стены амбара, он не бревенчатый был, как изба, и заглянул в открытый проем. Быстро пересчитав тех бандитов, что видел, прислушался. Полная тишина, даже было слышно, как мыши начали шебуршать где-то внизу. Убедившись, что живых не слышно, скользнул внутрь амбара и стал осматривать первый этаж с оборудованием смолокурни в виде чанов, да и второй, туда две лестницы вели с разных сторон. А вот ворота большие, грузовик заехать может. Проверка показала, что даже подранков не было. Тела бандитов и изувеченное тело пожилой женщины, похоже, ей прикладом всю челюсть разворотили.

После этого я осмотрел избу. Сомнений не было, бандиты именно тут и проживали, нары были сколочены еще работниками смолокурни, бандиты просто ими пользовались. Причем я собрал все оружие и снес его в избу. Судя по нему, те помародерили на одной из наших армейских колонн, разбитых авиацией. Другого объяснения нахождения столь разнообразного армейского оружия я не находил. Было два ручных пехотных пулемета ДП-27, к каждому по пять запасных дисков, четыре ППД, три в ящиках еще в консервационной смазке, причем с рожковыми магазинами. Не дисковыми. Один у главаря был, это он поливал из него опушку, чуть ствол не запорол, скотина. Потом девять СВТ-40, самозарядные винтовки. Они были свалены в кучу в углу, похоже, никто из бандитов не умел ими пользоваться, вот и не трогали, а прихватили так, от жадности. Потом двенадцать винтовок Мосина и шесть карабинов той же системы. Причем подсумков было мало, не снимали их бандиты с тел погибших, с пяток было. Еще шесть пистолетов ТТ и два нагана. Еще отметил несколько ящиков с консервами, бумажные мешки с сухарями и еще что-то из продовольствия. Карабин, снятый с тела бандита, внутри один патрон остался, я оставил тут же в избе.

Вот боезапас я обнаружил именно в амбаре, теперь понятно, почему они такую пальбу устроили, тут стреляй не хочу. Десять ящиков с цинками с патронами. Два ящика к ТТ, живем, и несколько десятков пачек к наганам. Помимо них четыре ящика с гранатами. Один с противотанковыми, две с оборонительными, классические «лимонки», и ящик РГД-33. У главаря я нашел настоящий «маузер», тот самый, комиссарский в деревянной кобуре, который тут же прихватит себе, затрофеил. Тем более «маузер» оказался под парабеллумный патрон, которых у меня хватало. Никаких наградных пластинок на нем не было, поэтому и забрал с чистой совестью.

В самом амбаре на свободной площадке слева от ворот стояло два транспортных средства. Один возок, хороший такой, крепкий. Но только для перевозки людей, не грузов, и обычная деревенская на вид телега, вроде моей. Вот только лошадей я нигде не видел. Без транспорта бандиты не могут, значит, где-то они держат лошадей. Меня обеспокоили слова бандита о заложниках, так что я стал внимательно осматривать амбар, ну и вокруг него пробежался. Нужно определить, сколько реально тут было бандитов, так что, пробежавшись, осмотрел обувь у всех, включая наблюдателя и тех двоих, что лежали в лесу. Нет, все точно, их было девять. Нашел по следам, в какую сторону увели лошадей, между прочим, трех, после чего вернулся в амбар. Все же был тайник. Причем старый, еще местные делали. Странно, что бандиты его нашли, если, конечно, тот не был открыт к их приходу, или кто из бандитов тут ранее работал. Может, и случайно нашли. Открыв крышку, обнаружил двух связанных женщин. Вот кляпов не было, чего же голос не подали?

– А я думал, мыши шуршат под полом… Чего молчите, язык отрезали? – тут же спокойно осведомился я.

– Бандиты обещали гранату кинуть, если мы кричать будем, – тихо сказала одна из молодых женщин.

– А-а-а, понял. Можете уже вылезать, побил я бандитов. Живых нет, не делайте таких кровожадных лиц.

На самом деле они не делали, были слишком испуганными, я просто старался их так приободрить. Похоже, не слишком получилось. Спустившись в погреб, осмотрел их обувь, развязывая.

– Ясно. Ты одиночка, а ты шла с ребенком и хромым мужчиной. Я ваши следы видел на дороге, что вела сюда. После дождя остаются отличные отпечатки. А я их читаю как книгу.

– Они убили отца и сына, – горько заплакала одна из молодых женщин.