Печать скорби Бушков Александр

– Ключник, загляни-ка.

Тут же с чмокающим звуком распахнулась дверца. Сварог, поразмыслив, немного подвинулся – и означенный Ключник послушно занял место рядом с ним. Ключник, буквально пышущий угрозой. Но пока не опасный. Как заряженный револьвер со взведенным курком, но – лежащий на столе вне пределов досягаемости.

– Расскажи-ка нам, – спокойно приказал ему Ольшанский, – что совсем недавно произошло в доме Светланы Артемьевой. Правду рассказывай.

Блондин едва заметно нахмурился и спросил:

– А с какого момента…

Он на миг запнулся, а Ольшанский этот миг прошляпил, и Сварог не замедлил этим воспользоваться:

– А с того, голубь ты мой, – ласково сказал он Ключнику, по-прежнему держа общую картинку под контролем, – с того самого момента, когда на горизонте нарисовался вертолет и принялся в две струи поливать людей лекарством от жизни…

Ё!.. Попал! Вот кто организовал нападение на праздник в Ледяном дворце. Ключник, кто же еще. И известно, по чьему приказу. И нет ни малейшего сомнения: дай Ключнику волю, и Сварог – моргнуть не успеете – уже превратится в доброкачественный и гарантированный труп.

– Спокойно, – жестко сказал Ключнику Ольшанский. – Выкладывай и не мельтеши. И не с вертолета начинай, а с гаишников.

Ключник помолчал малость и заговорил отрывисто скучным голосом, глядя в никуда:

– Наблюдатель на трассе передал на контрольный пост, что кордон ГБДД уничтожен неизвестными… точнее, неизвестным – всех бойцов из группы заграждения положил один человек, мужчина, которого якобы пули не берут. Причем, положил посредством двуручного меча. К сожалению, эту информацию принял не я, а мой… мой помощник, Константин Заславин. У него был приказ не допустить прорыва из Олеговой пустоши на этом участке… А Светлана Витальевна и неизвестный прорвались. Заславин запаниковал, вычислил хозяина… то есть хозяйку «Геландвагена» и послал ударную группу к ней домой. В коттедж в «Золотой пади». Меня в известность не поставил. Когда я узнал о нападении на коттедж, было… в общем, было уже поздно. Но это целиком моя вина. Никто не собирался стирать Светлану Витальевну… По крайней мере у меня, а значит, и у моих людей, такого приказа не было.

Он не врал.

– А что стало с мистером Заславиным? – спросил Сварог. Не то чтобы он в самом деле хотел знать. Спросил, просто чтобы не молчать, чтобы участвовать в беседе.

Значит, был, был наблюдатель там, на трассе…

– Заславин наказан, – кратко, но веско ответил Ключник. – Я дал ему шанс подняться, но Заславин им не воспользовался. Я допустил ошибку.

А Сварог явственно представил себе Красивые Сапоги, нюхавшего кокаин в кладовке Ледяного дома, а теперь лежащего где-нибудь в трех аршинах под землей… И ни малейшей жалости по этому поводу не испытал.

– Ну, разобрались? – нетерпеливо спросил Ольшанский. – Коля, трогай помаленьку. Не хватает только, чтобы нами занялась Дашка и чтобы мы продолжили наши выяснения в ментовском «обезьяннике».

– Вы эту рыжую имеете в виду? – Сварог небрежно мотнул головой в сторону подъезда дома. Джип мягко и мощно взял с места, покатил по улице. Второй тонированный «бомбовоз», брат-близнец первого, черной тенью двинулся следом.

Ольшанский и не скрывал своего облегчения от того, что отъехали от опасного места.

– Ее, ее имею в виду… – сказал он, расстегивая пуговицу рубашки. – К сожалению… а может, и к счастью, только в виду. Доводилось сталкиваться. Если вцепится, хрен отдерешь… Знаете, есть риск оправданный, а есть риск до невозможности глупый. А крутиться в поле досягаемости рыжей Дашеньки – это и есть верх ничем не оправданной глупости.

Ольшанский повернул голову, взглянул Сварогу в глаза.

– Мне нравится, как вы держитесь. Думаю, мы сработаемся.

– Зачем мне с вами срабатываться?

– А у вас другого выхода нет, – олигарх обезоруживающе растянул губы в улыбке. – Вы этого еще не поняли?

– Признаться, нет, – нагло ответил Сварог. – Я вообще медленно соображаю.

Ключник сидел рядом молча и неподвижно, положив руки на колени. Манекен, а не человек. Но манекен опасный, как Терминатор.

– Вы не боитесь, – серьезно отметил Ольшанский. – Это плюс. Хотя любой, я подчеркиваю – любой на вашем месте… – он помолчал. – Знаете, поначалу я действительно всерьез намеревался выудить из вас всю информацию, а потом примитивно утопить в Шантаре. Но… передумал. Потому что все это неспроста. Не верю я в такие совпадения. И ваше появление под именем Беркли, и звонок Пака, и его смерть…

Последние фразы он явно адресовал самому себе. Странный тип. И слишком много тараканов в голове…

– Что случилось с Паком? – спросил Сварог.

– Вы с ним знакомы?

– В Интернете нашел, – ответил Сварог честно. А что врать-то… – Сегодня ночью.

– Его убили, – буднично сказал Ольшанский. – Инсценировали самоубийство. И я даже подозреваю кто… Пак позвонил мне неделю назад, весь на нервах, сказал, что ошибся в расчетах и все произойдет не двадцать девятого сентября, а буквально завтра. Умолял взять его с собой. Я разобрался с тусовкой, подорвался, приехал – а он уже превратился в блин на асфальте…

Привратник яростно ударил ладонью о спинку водительского сиденья.

– Твари узкоглазые! Мало им китайщины, еще и к нам лезут… Наших людей убивают!

Сказать, что Сварог ничего не понимал, – значит, ничего не сказать.

Машины обогнули небольшой сквер с фонтаном, возле которого по утреннему времени резвились только дети и алкоголики, выехали на довольно оживленную улицу, влились в поток. Водитель Ольшанского вел «бомбовоз» не нагло – напротив: соблюдая, пропуская и даже перед пешеходными «зебрами» притормаживая. А Сварог почему-то был уверен, что это отнюдь не свойственный ему стиль вождения; во всяком случае, даже во времена Сварога (а точнее, во времена его пребывания на Земле) люди высокопоставленные и высокооплачиваемые позволяли себе ездить так, как им надо, а не так, как предписывают ПДД. И сейчас Сварог отчего-то был уверен, что времена ничуть не изменились. Так что, скорее всего, водила получил указания от «погибшего» для всех Ольшанского ехать аккуратно. А вот зачем – вопрос…

– Куда ты направляешься? – спросила Лана.

– Ты веришь, что я тебя не подставлял? – спросил Ольшанский.

– Да пошел ты…

– А вы? – Ольшанский повернулся к Сварогу.

– Я бы, конечно, ответил словами уважаемой госпожи Артемьевой, – осторожно сказал Сварог, – и тоже поинтересовался бы, куда мы, собственно, едем… Но не буду. Пока не буду.

– Расстрел праздника организовал я, – помолчав, негромко сказал Ольшанский. – Равно как и инсценировку собственной гибели. Узкоглазые обошли меня, получили Аркаим, и мне нужно было выиграть время, иного варианта я не видел. Такие дела… Но я не собирался убивать Лану, потому как незачем. Я вообще не знал, что она явится на презентацию. И про вас ничего тогда не знал…

«А ведь не врет», – отметил Сварог.

– И не твои люди залезли в мой дом и пытались убить нас, да?! – спросила Лана.

– Ты слышала, что сказал Ключник? Думаешь, он тоже врет? Люди, может, были и мои, но такого распоряжения я не давал. Впрочем, думай, как хочешь, оправдываться я не собираюсь… А еще мне кажется, что наш разговор свернул куда-то не в ту сторону. Сперва надо бы кое-что прояснить, а уж потом разборки устраивать…

– А вы, уважаемый гражданин Ольшанский, только рыжей Дашеньки боитесь и ничего более? – слегка надавил Сварог на олигарха. Что называется, в исследовательских целях. – Меня, например, нисколько не боитесь? Сами же признали, что застрелить меня, мягко говоря, трудновато.

Сидящий рядышком Ключник при этих Свароговых словах напрягся – это было заметно даже по его профилю. Ага, вот почему Ольшанский посадил его рядом: чтобы пресек в случае чего. Да и в самом деле было, ох было с чего напрягаться хозяйскому цепному псу.

– Нет, нисколько не боюсь, – твердо сказал Ольшанский. – И могу объяснить почему. Коля, ну-ка прижмись к обочине!

Водитель молчаливо выполнил приказ: свернул к тротуару, остановил машину. Так получилось, что они припарковались возле драмтеатра, аккурат напротив афиши, где анонсировалась пьеса некого Айгера Шьюбаша «Последний день Помпеи».

А что, очень даже символично…

– Ключник, дай мне купюру, – приказал Ольшанский.

– Какую, Сергей Александрович? – обернулся Ключник. Сварог отметил, что нелюбимое прозвище из уст начальника означенный Ключник сносит вполне.

– Любую, – нетерпеливо бросил олигарх.

Ключник запустил руку в карман, покопался там, выудил зеленоватого цвета бумажный прямоугольник, передал его шефу. Десятка, краем глаза разглядел Сварог. Конечно, он еще не стал экспертом по части того, что и почем в нынешнее, прямо скажем – странное время, но приблизительное представление о ценах уже составил, уже представлял, что червонец ныне купюра значимости невеликой. Значит, или Ключнику так уже повезло наугад вытянуть десятку, или Ключник скуповат по жизни. Ежели второе – хорошо. К скупому завсегда проще ключик подобрать. Это так, заметка на будущее, на всякий, как говорится, случай непредвиденных раскладов. Ключик для Ключника, каламбур, однако…

– Вот так, – Ольшанский недрогнувшими пальцами порвал купюру пополам. Половину протянул Сварогу. Сварог ее взял.

– Вот почему мы друг другу нужны. У вас одна половина Знания. У меня другая. По отдельности эти бумажки ничего не стоят. Так же по отдельности ничего не стоят наши части Знания… (Сварог не сомневался, что слово «Знание» Ольшанский именно так и произносит – с заглавной буквы, вкладывая в него некий особый смысл). Если мы не соединим наши половины, то и останемся с бесполезными бумажками на руках.

Сварог на всякий случай глубокомысленно промолчал. А потом спросил:

– Почему вы решили, что вторая половина… Знания у меня?

Ольшанский полез в нагрудный карман рубашки, достал сигареты. Признался:

– Ведь бросил. Год не курил. Сегодня разговелся. Но сегодня можно.

– А что, сегодня постный день? – с легкой подначкой спросил Сварог.

– Вот что определенно точно – день сегодня особенный.

Ключник перегнулся через Сварога, поднес зажигалку к сигарете шефа, дал прикурить. Выпустив ароматную струю, Ольшанский сказал с усмешкой:

– Надо сказать, для английско-подданного вы прекрасно владеете великим и могучим. Наверное, скажете, что выучили на курсах? Под гипнозом?

Сварог равнодушно пожал плечами.

– Увы. Я никакой не Беркли. И в аэропорту я не был. Вы принимаете меня за кого-то другого.

Ольшанский внимательно посмотрел на него – наверное, именно так он смотрит на какого-нибудь заместителя, который явился с докладом, что, мол, котировки акций по совершенно неизвестной причине упали на десять пунктов. Шумно выдохнул и потер лицо ладонями. Сказал:

– Ладно. Давайте, черт возьми, с самого начала. С представления, с имен. С того, с чего начинают нормальные люди, к коим мы, понятно, не относимся, иначе не сидели бы здесь, а шли бы сейчас там, – Ольшанский махнул рукой с сигаретой в сторону улицы, роняя пепел на пол и себе на джинсы. – Шли бы, размахивая полиэтиленовыми пакетами с пивом, чтобы выжрать его перед телеящиком под болтовню дуры-жены о сериалах… Впрочем, вернемся к именам. Мое вы знаете. Теперь позвольте узнать ваше? Коли уж вы настаиваете, что никакой вы не мистер Беркли…

– А когда это я называл себя мистером Беркли? – ответил Сварог вопрос на вопрос.

– Не мне, не мне! Но на таможне вы предъявляли паспорт на имя Чарльза Беркли. Прибыли вы из Конго. Ну не напрямую, конечно, а через Москву, что, впрочем, неважно…

Ого! Значит, второй Сварог оказался в Конго? Так его, болезного, не фиг демонам по цивилизованным местам разгуливать…

Хотя… Кто из них настоящий бес – это, знаете ли, еще ба-альшой вопрос…

Ольшанский между тем выдвинул вмонтированную между передними креслами пепельницу и размочалил о ее дно окурок. «Ага, нервничает, – отметил Сварог. – Очень хорошо. Так, глядишь, и проговорится о чем не хотел».

– Вашу мать! – воскликнул Ольшанский. – Я не поленился, сделал запрос… есть кое-какие завязки кое-где. Я сравнил номер паспорта моего хорошего знакомого профессора Беркли, эсквайра, и вашего! Совпадение один в один! Что на это скажете?

«Интересно, – вяло подумал Сварог, – а что сделал с настоящим профессором тот, второй…»

– Скажу то, что уже говорил: мало того, что я не знаю никакого Беркли, мало того, что не прилетал не из какого Конго… я вообще не был в аэропорту ни вчера, ни сегодня, ни неделю назад.

– Ваш двойник?

– Возможно.

– Шутите?

– В моем положении шутки противопоказаны, – очень серьезно сказал Сварог. И добавил: – Особенно в свете грядущего События…

Опа! Это задело, зацепило и заставило олигарха задуматься.

– Так кто же тогда вы такой? – спросил Ольшанский негромко. – И как вы попали на праздник?

– А вам, собственно говоря, какое дело? Я имею в виду – конкретно до меня какое дело? Что вам от меня нужно?

– Правильно, так его, – зло бросила Лана с переднего сиденья. – А то возомнил себя хозяином мира, понимаешь, перед которым все должны трепетать и отчитываться.

– Знаете, в чем ваша ошибка, господин Ольшанский… Или это вы его двойник? А то и родной брат самого Ольшанского?

– Бросьте ерничать, мистер Беркли, – поморщился олигарх. – Вы ничуть не сомневаетесь, что я – именно Ольшанский и именно Сергей Александрович. А вот кто вы… Как минимум вы серьезный про… Нет, не противник, это я неправильно выразился. Вы серьезный человек. И я все больше и больше убеждаюсь, что мы с вами сработаемся, хочется вам того или нет. Ну так в чем моя ошибка?

– Вы почему-то вообразили, что я испужаюсь вас и ваших ореликов, – Сварог кивнул в сторону Ключника. – Видимо, выработавшаяся за последние годы привычка, что все принимают перед вами позу покорности, не так ли? А я могу просто выйти. И увести за собой Лану. И вы, уважаемый… покойничек, ничего не сможете мне сделать. Во-первых, не захотите, элементарно испугаетесь. И что бы вы там ни говорили, пусть вы приказа не давали, но вы в курсе того, что произошло в «Золотой пади»…

Ольшанский едва слышно хмыкнул.

– Приятно иметь дело с умным человеком… Однако вы же не выскочили на ходу, не выскакиваете сейчас. Значит, вам по меньше мере любопытно: а что я такого знаю, чего не знаете вы?

Сварог кивнул.

– Что правда, то правда. Любопытен я, знаете ли, от природы. Но и скрытен – все от той же природы. И как вы посоветуете преодолеть это противоречие?

– Кажется, я знаю способ, – улыбнулся Ольшанский. – Называется он «откровенность за откровенность». Слово вы, слово я. Поскольку я позвал вас в гости, а не наоборот, то и начинать мне. Согласны на такой обмен? Ну а дальше уж как получится…

– Попробовать можно, – сказал Сварог, только и ждущий информации.

– Тогда спрашивайте. Что вас интересует в первую очередь?

Сварог поразмыслил и спросил:

– Вы сказали – «к обоюдной выгоде». Упомянули про часть Знания. Нуте-с, так какой выгоды вы ждете от меня, какую часть Знания вы намерены от меня получить?

– Не о том спрашиваешь! – буркнула Лана. – Спроси его, как он убивал всех, включая тебя и меня!

– Еще успею, – пообещал Сварог.

– Ваше право, с чего начинать, – пожал плечами Ольшанский. – Чего я жду от вас? Многого, признаться. Я жду от вас рассказа о том, что случилось с экспедицией профессора Беркли, что ему удалось узнать. И какое вы имеете к этому отношение. А уж имеете непременно. У вас паспорт на имя Беркли, вы прибыли не куда-нибудь, а в Шантарск, оказались не где-нибудь, а на празднике. Ну а на следующий день я встречаю вас у дома Серафима Пака – аккурат в то время, когда бедняга размазался по асфальту. Таких совпадений не бывает даже в бразильских сериалах.

– Вы не ответили на мой вопрос, господин Ольшанский, – слегка улыбнулся Сварог. Кажется, он поймал нужный тон разговора. – Я спрашивал о другом. Я спрашивал, часть какого Знания вы от меня хотите получить? А вы хитро увильнули от ответа. Так, знаете, у нас разговора не выйдет.

– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Ольшанский. – Я просто не успел договорить, а вы уже в бутылку… Меня интересует часть Знания об Аркаиме. О пирамидах. Об Истинной Пирамиде. О Предтечах. В общем, все, что удалось узнать профессору Беркли. Вот что меня интересует. А вас, – Ольшанский ткнул Сварога пальцем в грудь, – не могло в этот город привести ничто другое, кроме как желание добыть недостающую часть Знания. Ага, вижу при слове «Аркаим» у вас загорелись глаза. Однако…

Совсем рядом вдруг заиграла, сначала тихо, но становясь все громче, электронная музыка. Ольшанский, изогнувшись и пробормотав: «Извините», – запустил руку в карман джинсов, вытащил плоскую коробку, раскрыл, как раскрывают пудреницы и табакерки, приложил к уху. Это что же такое, телефон?

– Да. Где? Сколько? – голос Ольшанского изменился. Сейчас он говорил презрительно-повелительным голосом начальника, беседующего с подчиненным. – А ты? Ясно. Действуй по плану. Понял меня? Хорошо.

Ольшанский захлопнул крышку телефона. Нервно постучал коробкой по колену. Повернул голову, посмотрел на Сварога.

– Из города надо выбираться. Срочно. Очень срочно. Можем попасть в кольцо, прорваться сквозь которое скоро будет весьма затруднительно. Шевчук, сука… Можем продолжить наш разговор за городом.

– За городом, конечно, удобнее, – сказал Сварог. – Особливо ежели кто лелеет задумки нехорошие…

– Да бросьте вы, в самом деле! – скривился Ольшанский. – Чем мне поклясться, что и в мыслях нет от вас избавиться? А вовсе даже наоборот…

– Спелся с ним, да?! – зашипела Лана, поворачиваясь к Сварогу с переднего сиденья. – Сволочь ты. Он же нас чуть не укокошил!

Сварог колебался недолго.

– Ты можешь уходить, – сказал он ровно. И посмотрел на Ольшанского: – Она может уйти?

– Да ради бога, кто ж ее держит! – ухмыльнулся олигарх. – И вы, кстати, тоже можете валить. Хотя, повторюсь, это будет ошибкой. Поодиночке ни вы, ни я ничего не добьемся.

Детектор зафиксировал ложь. Что бы это значило?..

– С вами или без вас я покидаю Шантарск, – сказал Ольшанский. – Видите ли, я направляюсь в Аркаим. Прямо сейчас. Потому что время поджимает. Хотите – можете выйти. Хотите – можете ехать со мной. Я не неволю… Послушайте, вы, Беркли-неберкли. Вы что-то хотели узнать у Серафима Пака? Для того к нему и приехали? Так вот: скорее всего я знаю это «что-то». И нам есть чем обменяться. Ну, решайте скорее, времени нет…

Глава третья

МИРНЫЕ БЕСЕДЫ ЗА СТОЛИКОМ

Шантарск остался далеко позади.

Дорога тянулась то среди однообразных степных раздолий, то среди тайги. Два джипа, сверкающих никелированными частями экстерьера, на скорости под сто двадцать летели друг за другом по асфальтовой полосе, пугая встречный и попутный автотранспорт. Кортеж из двух машин цвета воронового крыла, с тонированными стеклами, с «мигалкой» на крыше первой машины выглядел весьма внушительно, и, понятное дело, никому из водителей на трассе даже в голову не могло прийти не пропустить их, подрезать или, тем паче, устроить с ними гонки на шоссе. Все заранее сторонились и покорно уступали путь-дорогу. Зато без труда можно было вообразить, какими могучими словесными этажами простые водилы провожали вконец оборзевшие буржуйские лайбы…

Лана молчала. Сидела, привалившись к мягкой боковине переднего сиденья, как-то вся сжавшись, и угрюмо смотрела в окно. Пребывая, похоже, в полном душевном опустошении.

Да и Сварог молчал. Бывает так, что сама по себе дорога завораживает, особливо ежели мчишь по ней на внушительной скорости. И ехал бы так, казалось, целую вечность: позади старые неприятности и странности, впереди – новые, торопить которые нет ни смысла, ни охоты, а за окном тянется, сливаясь в смазанные серо-зеленые полосы, сибирский ландшафт. И не хочется не то что разговаривать, а и думать ни о чем не хочется, и уж тем более что-то там прокачивать и анализировать. В чем тут причина – неизвестно, возможно, что-то сродни гипнотическому трансу, когда пациента усыпляют, монотонно раскачивая перед ним на цепочке какой-нибудь медальон…

– Куда все же едем, командир? – повернув голову, выдавил из себя вопрос Сварог. – И скоро ли остановка?

Вопрос этот он задавал во второй раз. На раз первый олигарх шантарского розлива сказал: мол, потерпите, салон автомобиля – не самое лучшее место для задушевных бесед, «скоро будет вам подходящая точка…» Но на этот раз Ольшанский удостоил Сварога более развернутого ответа:

– Вообще-то, мы едем в Старовск. Слышали про такой город Солнца?

– Сознаюсь в своей серости, не слышал. Сколько до него еще… и что мы там забыли?

– А град сей примечателен тем, что является последним форпостом цивилизации на этом направлении. Дальше – только безбрежная тайга аж до самой до границы с инородцами сволочного китайского роду-племени. Более ничем этот Старовск не примечателен. А вот что мы там забыли… По большому счету – ничего. А по малому… Кое-что заберем, кое-кто к нам должен присоединиться, малость отдохнем и двинем дальше.

– «Кое-что», «кое-кто»… Что-что, а туман ты всегда любил напускать! – уже значительно спокойнее заговорила Лана. – Я так и не услышала: какого хрена тебе надо было расстреливать праздник? Время ему выиграть надо было, надо же!..

Ольшанский повернулся к Лане. Хмыкнул, тряхнув седой шевелюрой.

– Оказывается, малыш, когда ты суровым голосом задаешь лобовые вопросы, ты чудо как хороша. Тебе бы, наверное, очень пошел прокурорский мундирчик…

– Да иди ты на хрен, тварь! – опять сорвалась Лана на крик. – И хватит называть меня «малыш»!

– Далеко ли мы продвинемся, если будем пререкаться из-за отдельных слов? – Ольшанский говорил нарочито медленно. – Впрочем, твоего душевного спокойствия ради, я, так и быть, не стану называть тебя «малыш», стану звать «радость моя». Так лучше? Ага! – Ольшанский наклонился вперед, что-то высматривая за лобовым стеклом. – Ну вот и обещанная остановка, голуби мои! Готовьтесь к выходу…

Придорожное кафе называлось «Руслан», о чем сообщала деревянная, стилизованная под нечто русское народное вывеска. Однако на резное деревянное крыльцо встречать гостей выскочил отнюдь не светловолосый русак в поддевке и картузе, а откровенно кавказский человек, смуглолицый и усатый. В его излишне суетных движениях и бегающем взгляде угадывался страх – машины к его заведению свернули уж больно непростые, поди догадайся, кто там за тонированными стеклами и чего можно от них ждать.

Ключник выскочил первым, открыл переднюю дверцу, помог выбраться Лане, потом выпустил шефа. Сварогу же ни одна сволочь не помогала, пришлось все сполнять самотужки. Блин, ну никакого почтения королевскому званию…

Ольшанский смачно потянулся, щурясь на солнце. Огляделся, на миг задержав взгляд на стоянке, где сейчас находились две большегрузные фуры и неприметный «жигуль». Чуть повернул голову в сторону замершего в напряженном ожидании кавказца.

Еще раньше хозяина на волю выбрались добры молодцы охранники из второго джипа, голов числом в три. Автоматы на их плечах не висели, однако от внимательного взгляда не могли укрыться характерные очертания под рубахами навыпуск. Водители джипов остались за баранками.

– Здорово, уважаемый! – обратился к трактирщику Ольшанский. – Звать тебя, небось, Руслан, и ты – хозяин этой ресторации?

– Хозяин, да, – часто закивал кавказец. – Я – Ахмет. А Руслан – брат мой. Его хотите видеть? Позвать?

– Вот что, Ахмет, – по-барски сообщил Ольшанский. – Давай-ка с тобой посчитаем. Так, так, – он деловито прошелся по скрипучим половицам крыльца. – Домик из бревен, вагонкой и сайдингом не обшитый, лишь крашеный. Ну, предположим, внутри имеется евроремонт, проверять идти лень… Та-ак, значит, что еще? Сараюшка с дровами, совсем копеечная беседка, хозблок с каким-то барахлом… А, от нее идет провод к дому! Значит, там стоит дизельный генератор. Приплюсуем и генератор. Ну, еще так и быть учтем всякую дребедень типа микроволновок, содержимого бара, запаса продуктов и даже… малэнкий маралный ущэрб, да? Короче, земеля… Двести тысяч зеленых долларов будет за глаза и за уши. Устроит тебя, Ахмет, такая сумма за твой «Шашлык-дональдс»?

– Все сделаем в лучшем виде, – с языка не на шутку перепуганного множащимися непонятками кавказца, видимо, слетела заготовленная стандартная фраза. – Шашлыки пальчики оближешь, дорогой…

– Значит, так, Ахмет, – Ольшанский шагнул на крыльцо и покровительственно опустил руку на плечо кавказцу. – Деньги получишь прямо сейчас. Потом сообразишь нам покушать. Шашлычки, чую, уже готовы, – Ольшанский шумно втянул носом воздух. – Ах, как люблю этот запах! Не из собачатины? Шучу, шучу… Накроешь вон там. – Ольшанский кивнул на отдельно стоящую беседку. – Принесешь все свое самое лучшее и свежее. И тут же, Ахмет, уезжаешь отсюда навсегда. Я покупаю твое заведение. За двести тысяч баксов. Ключник, выдай нашему другу и деловому партнеру обговоренную сумму. А заодно распорядись насчет перекусить.

И не дожидаясь вопросов и возражений, оставив кавказца на своих подчиненных, Ольшанский направился к беседке. Сварог и Лана последовали за ним. Олигарх зашел в беседку и с выдохом «фу-у-у» устало плюхнулся на лавку, будто только что пробежал стометровку, а не перебрался сюда с мягкого сиденья внедорожника.

– Мы перестали спешить? – Сварог занял место за дощатым столом напротив олигарха.

– Пока да, – сказал Ольшанский. – Задерживаться в городе дольше было чрезвычайно опасно. Счет шел уже на минуты. Эта сучка Даша могла крепко сесть нам на хвост. Нюх у нее, как у ищейки… Но мы вроде вырвались. Сейчас же спешку можно поумерить. Потому как мы идем даже с некоторым опережением графика… А кроме того, нам надо обговорить детали, выяснить позиции друг друга и определить расклад сил.

Олигарх посмотрел на часы (даже полный лох, совсем не разбирающийся в наручных часах, сразу бы понял, что за изделие, украшающее запястье Ольшанского, можно купить не один придорожный «Руслан») и сообщил:

– Мы опережаем график ровно на час. Этот час предлагаю провести в моем собственном заведении общепита. Всегда хотел попробовать себя в ресторанном бизнесе. Мечта идиота наконец сбылась.

Сварог задумчиво смотрел в сторону.

Что-то не клеилось.

Вот хоть убейте – не клеилось, и все! За двести тысяч долларов купить плевую придорожную забегаловку? Даже если доллар тут вообще ничего не стоит – достаточно посмотреть на рожу Ахмета и понять: такая покупка не лезет ни в какие ворота. Нет, некая сумасшедшинка в глазах Ольшанского определенно присутствует, это к бабке не ходи, но не до такой же степени… словно человек обналичил все свои чеки и кредитки и теперь сорит кэшем направо и налево. Словно завтра Конец света и деньги уже вообще никому не понадобятся.

О, Ключник как раз таки передает пачки зеленых фантиков кавказскому человеку Ахмету. Достает прихваченные банковской оберткой параллелепипедики из спортивной сумки, лежавшей сверху в битком набитом багажнике. (А что ж там еще такого интересного, в багажнике-то, что бабки валяются на самом верху?..) Ахмет рассовывает деньги по карманам, судорожно, с остановившимися глазами пихает за пазуху. Не приходится сомневаться: хлопцы Ольшанского быстро и доходчиво растолковали кавказцу, что принять предложение этого большого человека во всех смыслах гораздо выгоднее, чем гордо отвергнуть.

– Денежек не жалко? – Лана вытащила из пластикового стакана бумажную салфетку, обмахнула ею лавку и только потом села. Села рядом со Сварогом. – Ну, положим, скупым ты никогда не был, но и гусарства за тобой не замечалось.

– Просто сегодня особенный день, – весело сообщил Ольшанский, выкладывая на стол пачку сигарет и зажигалку в серебряном корпусе с крупным зеленоватым бриллиантом посередине. Рядом с пепельницей в виде тарелочки из алюминиевой фольги зажигалка смотрелась, как алмаз на помойке. – Последний день старой жизни, друзья мои, – сказал он торжественно. – Не то чтоб завтра не наступило никогда, но… Но завтра все будет по-другому. Прежние цели, старые фетиши – вся эта мелочь и суета враз сделается смешной и глупой, как… смешны нам сейчас конфетные фантики, которые в детстве представлялись величайшей ценностью. Завтра над всем сегодняшним мы станем смеяться. И деньги, эти зеленые бумажки, завтра станут тем, чем они и есть на самом деле – нарезанной на куски цветной бумагой…

– Ты не ответил на мой вопрос, – не спрашивая разрешения, на правах хозяйки (пусть и донельзя разозленной) Лана вытряхнула из пачки Ольшанского сигарету, прикурила от брильянтовой зажигалки. – Расстрел – это твоя работа?

Олигарх откинулся назад, разбросал руки по ограде беседки. Широко, открыто улыбнулся – так улыбаются только честнейшие из людей, добившись правды.

– Я ж уже говорил! Моя работа, только моя и ничья больше. Завтра наступает особенный день, друзья мои. Отпал всяческий смысл что-то друг от друга скрывать. Потому я и не стану отрицать, что это моих рук дело. Вернее, моего ума: руки были не мои. Грешен, – Ольшанский скорчил виноватую гримасу и изобразил шутовской поклон.

– И зачем тебе это понадобилось? – Лана, сделав всего несколько затяжек, растерла окурок о дно алюминиевой тарелки. – Выхода другого у него, понимаете ли, не было, времени не было, понимаете ли… Просто захотелось превратить наш городок в Чикаго? Дон Ольшанский, блин…

– Поверь мне, ты вообще ничего не понимаешь. Ничегошеньки.

Лана не затушила окурок как следует, он продолжал дымить, Ольшанский спокойно послюнявил палец и загасил его.

– Прежде всего, ты не знаешь размаха игры. А размах, я тебе скажу… – олигарх тряхнул седовласой гривой, покрутил головой. – Когда игра идет на такие ставки, правила у игры могут быть только одни: самые древние правила, по которым не может быть иных итогов, кроме победы или поражения. Никаких промежуточных состояний не признается. Вряд ли ты поймешь меня, малыш, если сама никогда не поднималась до таких ставок…

– Ну куда уж мне! – презрительно скривилась Лана. – Только все равно никогда не докажешь мне, что была необходимость убивать ни в чем не повинных людей!

– Была бы другая возможность – не убивал бы, – вмиг стал серьезным… очень серьезным Ольшанский. Сделал паузу и тоже закурил. – К сожалению, время поджимало, а ставки, как я уже сказал, слишком велики.

– И что это за ставки, позвольте поинтересоваться бедному страннику? – вклинился Сварог, чтобы прекратить эти выяснения отношений. – Аркаим?

– Ага, он самый, – тут же кивнул Ольшанский. – Территория в двадцать квадратных километров. Или историко-археологический заповедник «Аркаим». Презентация, позволю напомнить, и была посвящена окончанию тендера по приватизации сей территории…

– Каковой тендер вы проиграли, – напомнил Сварог.

– А вы когда-нибудь садились за карты с поездными каталами? Много ли шансов у пассажира выиграть, когда игра идет краплеными картинками, когда их сдают сами каталы? Когда проводники и дежурные менты у них на прикорме, а на подстраховке в тамбуре дежурит парочка амбалов? Вот то-то! Здесь та же самая история с теми же самыми шансами на выигрыш… разве что масштаб иной. И даже при моих, уж поверьте, весьма не слабых возможностях, честно выиграть борьбу было решительно невозможно…

Из кафе вышли двое мужиков в поношенных кожаных «косухах». Один из них держал в руках большую столовую тарелку, накрытую другой такой же тарелкой… Ага, понятно: это шоферы-дальнобойщики, которых культурно попросили закончить свои обеды и топать на выход, но разрешили забрать недоеденное с собой, щедро презентовав и заведенческую посуду. Вслед за шоферами из дверей «Руслана» выскользнули две черноволосые женщины с подносами. Почти бегом направились к беседке.

– Вам наверняка знакомо излюбленное выражение сегодняшних дней: «Бабло побеждает зло». Или вот еще: «Завалить проблему баблом». В точности соответствует тому, что произошло. – Ольшанский продолжал говорить, не обращая внимания на женщин, что вошли в беседку и теперь расставляли на столе тарелки с какими-то салатиками, бастурмой, лимончиком и икоркой, бутылки, стаканы. – Мои узкоглазые конкуренты баблом завалили все, что можно, и всех, кого надо. И здесь завалили, и в Москве. Этот Чжоу И, чтоб ему в его китайском аду… Словом, однажды я четко осознал, что ссать против ветра – пардон, мадемуазель, – нет ни малейшего смысла…

– О! – сказал Сварог, изображая внезапное озарение и при том намеренно малость переигрывая. – Некто Чжоу И выиграл Аркаим, который вам тоже был жизненно необходим. И тогда вы решили отступить. И выждать. И тем временем подготовить сокрушительный удар?.. Послать вместо Чжоу свой вертолет, но не пассажирский, а боевой?

– Чтоб у китаёз земля под ногами загорелась, – удовлетворенно кивнул Ольшанский. – А вы быстро схватываете суть! Ну да, чтоб все конторы, начиная от ФСБ и заканчивая ГБДД, землю носом рыли, выясняя, какого дьявола Чжоу И понадобилось с собственного вертолета изничтожать толпу ни в чем не повинных людей…

– Ну так а зачем вам нужен был Аркаим? – спросил Сварог.

Ольшанский, сволочь, лишь невинно улыбнулся.

Дальнобойщики тем временем забрались в кабины своих фур. Один, чуть задержавшись на подножке, скользнул взглядом по людям в беседке и, как показалось Сварогу, остановился на Ольшанском. А ведь мог и узнать: сибирский олигарх, по словам Ланы, был фигурой публичной, нередко мелькал в местных новостях. Кстати, и весть о его смерти должна была прогреметь по всей области…

А вот еще раз кстати: чего ж Ольшанский-то стал вдруг вести себя столь неосмотрительно? Приложил недюжинные старания, чтобы его считали навсегда погибшим, и вот на тебе – берет и запросто открывается встречным-поперечным! Мало ли кто кому брякнет: слух мигом разнесется, в прессу попадет. Случайностей и совпадений в жизни хватает. Сварог мог объяснить подобное безрассудство только одним – Ольшанский уверен, что ему уже никто и ничто не сумеет помешать… Так почему молчит об Аркаиме? Если уж Сварог ему, дескать, столь необходим…

– Никак нельзя было допускать, чтобы китайцы добрались до Аркаима, – это Ольшанский сказал, дождавшись, когда обслуживающие женщины отойдут. – Они бы там мигом развернулись. Тогда Аркаим можно было бы считать потерянным навсегда.

– И другого способа не было? Кроме расстрела?

– Ни одного, – убежденно сказал Ольшанский. – Думаете, я не рассмотрел все возможные варианты? Нет. Только акцией можно было отсечь китайцев от Аркаима, хотя бы на время. То время, что необходимо мне… особенно после звонка Серафима Пака. Событие произойдет завтра. Я успею. Они опоздают. Поверьте, был бы другой способ, я выбрал бы его.

– И что это за Событие, вы так и не ответили.

– Разве? А мне казалось, вы и так в курсе… Ну так отвечаю: завтра наступит конец старого мира и родится мир новый, – просто ответил олигарх. – И если роды нового мира буду принимать я, то я обрету такие силу и власть, которые не снились ни одному богу.

Олигарх взял бутылку коньяка, скептически хмыкнул, мол: «И это у вас лучшее?» – свернул пробку и набулькал себе, Лане и Сварогу граммов по пятьдесят. Именно в такой последовательности.

Значит, конец, вот как. Не больше и не меньше.

Нельзя сказать, что Сварог был удивлен – чего-то подобного он и ожидал. Об этом и говорил ему бес в обличье красотки…

«Вот ведь странно, – Сварог вдруг поймал себя на чудовищной по своей сути мысли. – Я разговариваю с убийцей… С человеком, который сам признал себя убийцей. На его совести не одна человеческая жизнь, я сам видел, что он натворил со своим вертолетом… И это только то, что я видел своими глазами! И тем не менее я спокойно что-то там обсуждаю с ним… Либо я настолько уже зачерствел душой, либо… – и тут опять накатило ненужное: – Либо это демоническая сущность проявляется…»

– А разве китайцев еще как-то можно отсечь? – спросил Сварог, качнув головой и прогоняя лишние мысли. – Контракт-то о перепоручении Аркаима все равно подписан…

– А вы не догадываетесь, в чем дело? – Ольшанский пристально посмотрел в глаза Сварогу. – Время это дает, что ж еще. Выигрыш времени, а значит, победу. Так и вышло, как задумывалось. Шум поднялся до небес. Еще бы ему не подняться, когда в одночасье полег чуть ли не весь шантарский истэблишмент, во всяком случае – то крыло чиновников и бизнесменов, что стояло за вице-губернатором. И вместе с ними смерть жуткую, лютую приняли иностранные гости и, что еще важнее, стратегические инвесторы. А это уже, дорогие мои, означает международный скандал и, самое главное, расследование высшей категории под контролем самой Москвы. Подобное расследование подразумевает, что под подозрением находятся все, невзирая на чины, звания и былые заслуги… – Ольшанский ухмыльнулся. – Ну разве что кроме погибших, включая и убиенного господина Ольшанского. Конечно, контракт никто не отменял и вряд ли намерен пересматривать, но уже объявили, что проходит проверка всех обстоятельств подписания договора и так далее. А сие означает, что никаких китайцев до окончания следствия к Аркаиму не подпустят. Собственно, чего я и добивался. Вернее, добился. Время выиграно. И выиграть-то надо было всего ничего…

Ольшанский выпил коньяк залпом, как водку, скорчил гримасу, которую можно было перевести как: «Хм, думал будет хуже», – подцепил дольку лимона. Закусил.

– Позволю себе глупый вопрос, – сказал Сварог, крутя на столе тупой столовый нож. – А кто погиб вместо вас? Случайностью ваша смерть никак быть не могла, видел своими глазами. Двойник? Или, быть может, имелся родной брат-близнец, которого вы и отправили на тот свет вместо себя?

В голову Сварогу пришла странная мыслишка: «А ведь не составляет труда подвести черту под бурной жизнью олигарха Ольшанского. Обойтись при этом без всякого колдовства… Хоть бы этим тупым ножом. Резко наклониться вперед, одно быстрое движение руки… Бандерлоги Ольшанского дернуться не успеют, как все уже будет кончено. А еще я могу перемахнуть через стол, прихватить олигарха в заложники и начать приказывать его псам: мол, бросить оружие на землю, отойти подальше от машины…»

Почему Ольшанский так в Свароге уверен? Неужели олигарх искренне считает, что желание Сварога узнать что-то там насчет Аркаима гарантирует ему, Ольшанскому, полную безопасность?! А ведь, похоже, так оно и есть, так Ольшанский и думает…

– Родных братьев не имеется, – серьезно сказал Ольшанский, опять же ничуть не кривя душой. – Равно как и сестер. А вам, как я погляжу, непременно надо выставить меня сущим монстром. Ладно, считайте кем хотите… – Ольшанский махнул рукой. – Да, да, с двойником вы в точности все угадали. К слову сказать, двойника я себе подыскал задолго до того, как началась борьба за Аркаим. Еще в то горячее перестроечное времечко, когда сколачивались российские капиталы. Не слышали о Зубкове?

Вопрос был адресован Сварогу, но Ольшанского опередила Лана:

– Алюминиевый магнат, убитый в позапрошлом году во время воровской сходки в недостроенном метро… Ты о нем?

– О нем, чтоб ему черти на том свете угольку подкинули, – кивнул Ольшанский. – В свое время угораздило меня оказаться с ним по разные стороны баррикад… А это для всех было чревато. Пришлось срочно обзаводиться за бешеные деньги броневиком, дополнительной охраной, двойником… и вообще черт знает чем. Я и на Тибет отправился, когда стало совсем горячо и надо было где-то переждать. Ну а меня здесь все то время успешно изображал двойник. А во второй раз – вчера. С Зубковым кое-как разошлись, и вообще все стало успокаиваться. Но с двойником я не разорвал, приберег человечка, подкармливал его все это время. Вот он и сгодился…

– Слушай, Ольшанский! – Лана вдруг резко придвинулась к столу. – А тебе нисколько не жалко всех этих людей, ни сном, ни духом не ведавших об Аркаиме, о тендере, о прочей херне, которая не стоит даже одной человеческой жизни? А скольких ты расстрелял! Я уж о себе не говорю, тут-то как раз мне все ясно… О других. И смотри, как ты говоришь. «Подкармливал», «сгодился». О людях, как о мусоре.

Ольшанский поначалу закатил глаза – типа, насколько его достали сумасбродные дурочки, – но потом вдруг шарахнул кулаком по столу изо всех сил, едва не разбросав шашлыки:

– Жалость, говоришь?! Невинные люди? Ну-ну! Где ты там невинных разглядела, дура! Я лично ни одного ягненочка не видел. Тебе перечислить всех поименно, кто там был? Половина – толстожопая чиновничья сволочь, озабоченная только тем, как бы еще где какой кусок отхватить. Другая половина – бизнесмены. Такие же, как я. Из тех, кто пробился наверх и сдружился с властью. А пробивались исключительно по головам. И по трупам. Как и я сам. Там еще присутствовала самая мерзкая из нынешних человеческих разновидностей – сынки. Мы-то хоть зубами свое выгрызали, а эти получили даром и теперь строят из себя наследных принцев! Вот уж кого ни капельки не жалко. Да и вообще, ты же покрутилась в нашем мире, кто там кого хоть когда-нибудь жалел? Сейчас ты скажешь: «А как же женщины?» А точно так же! Хочешь полного душевного и телесного спокойствия, так выбирай себе слесаря, пекаря, токаря или малобюджетного интеллигента. А если хочешь сытно жрать, спать на мягком, одеваться в бутиках от всяких карденов и шастать по заграницам, то будь готова, дорогуша, что машину с твоим дружком могут взорвать или упокоить с ним рядышком перекрестным огнем из дюжины автоматных стволов. Короче, ни учителей, ни врачей, ни детей, ни монашек на Олеговой пустоши не было…

– А если б были, хочешь сказать, это бы тебя остановило, – криво усмехнулась Лана.

– Я хочу сказать то, что уже сказал: ставки слишком велики. Когда идет игра по таким ставкам, земля горит на сто верст окрест от эпицентра. Это как падение метеорита. Метеорит ты тоже обвинишь в жестокости?.. Ладно, хватит пустого трепа. И вообще, я заканчиваю до поры с монологами, приступаю к вопросам. Я представился, я рассказал о себе, теперь ваша очередь, мистер Беркли. Или, может, все же назовете вашу настоящую…

Ольшанский резко оборвал фразу, потому что давешние черноволосые женщины принесли подносы, принялись с них сгружать одуряюще аппетитно пахнущие шашлыки, лаваши, зелень, помидорчики, две бутылки французского вина. Открыванием такой бутылки занял себя Сварог, пока женщины раскладывали еду. Он вдруг понял, что дьявольски проголодался. Когда он ел нормально в последний раз? Еще там, на Короне, бутерброды перед Ланиным компьютером не в счет…

– Ну так как все же вас звать и кто вы такой на самом деле? – спросил Ольшанский, когда чужие уши отдалились от стола.

Сварог налил вина Лане, потом себе, взял в руки бокал (дешевенький, с дурацким цветочком на стекле), поболтал вино по стенкам, отпил. Наверное, вино было все же французское, но явно не из элитных сортов. «А может, ты, ваше странствующее величество, просто избалован до невозможности винами из королевских подвалов?»

– Зовите меня Сварог. Просто Сварог. Это фамилия, но меня все так зовут, я привык… – Он деловито принялся стаскивать вилкой куски шашлыка себе на тарелку. – Я так понимаю, все зигзаги моей биографии вам не должны быть интересны. Ну какая, в сущности, разница, где родился, на ком женился, по каким краям мотало. Главное, что на сегодняшний день я – профессиональный искатель Аркаима. Эта точка на карте меня крайне интересует… равно как, я понимаю, и вас.

И он положил в рот кусочек мяса. К чести заведения, мясо оказалось превосходным.

В это время двое мужчин (давешний Ахмет и несомненно Руслан, поскольку был столь же черняв и при таких же усах) и невесть откуда взявшийся пацаненок лет десяти торопливо вышли откуда-то из-за кафе и направились к потрепанному «жигулю». Ахмет что-то вполголоса втолковывал брату, экспрессивно размахивая руками, Руслан же в высшей степени задумчиво косился на компанию за столом в беседке. Все трое погрузились в «жигуль» и споро отъехали, взрыкивая пробитым глушителем. Придорожная забегаловка «Руслан» отныне, пусть и без нотариального оформления сделки, перешла в безраздельную собственность олигарха Ольшанского. А кроме того, сейчас тут не осталось кроме них никого, никаких посторонних свидетелей – ну, кроме официанток и, может быть, еще поварихи. Факт сей Сварог просто констатировал, и не более. Объяснений причин, по которым Ольшанскому приспичило за сумасшедшие деньги покупать забегаловку, не прибавилось. Посторонние свидетели всяко бы его не остановили ни перед чем. Тем более превратить свидетелей в потерпевших – дело минутное…

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Давным-давно в Фиолетовой стране родился необычный Мигун по имени Маграб. Он ничего не умел делать, ...
Знаменитый роман Честертона «Человек, который был Четвергом» – занимательная история молодого Гэбрие...
«Сойдя с палубы атлантического лайнера и ступив на американскую землю, отец Браун, как многие англич...
«Два художника-пейзажиста стояли и смотрели на морской пейзаж, и на обоих он производил сильное впеч...
«– Да, – сказал отец Браун, – собаки – славные создания, только не путайте создание с Создателем....
«Прославленный Мускари, самобытнейший из молодых итальянских поэтов, быстро вошел в свой любимый рес...