Башня Зеленого Ангела. Том 1 Уильямс Тэд

Tad Williams

TO GREEN ANGEL TOWER

© В. Гольдич, И. Оганесова, перевод а русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Эта серия посвящена моей матери, Барбаре Джин Эванс, которая научила меня искать другие миры и делиться тем, что я в них нахожу.

Последнюю книгу трилогии, «Башня Зеленого ангела», являющейся целым миром, полным душевной боли и радости, я с огромной-огромной любовью посвящаю Нэнси Деминг-Уильямс.

Заметки автора

• И смерть свою утратит власть.
• И мертвые тела сольются с западной луной и тем,
• Кого скрывает ветер;
• Когда, свой выждав срок, их кости обретут родство с ничем,
• В оправе локтя и ступни родится свет звезды;
• Сошедшие с ума, они свой разум найдут,
• Проглоченные волной, восстанут из океанских пут,
• Влюбленных гибель вызовет любовь;
• И смерть свою утратит власть.

Дилан Томас (из «И смерть свою утратит власть»[1])

• Скажи всю правду, но не в лоб —
• обиняком коснись.
• Излишне резко заблестит
• ее святой сюрприз.

• О вспышке молнии дите
• предупреждают так.
• Пусть в силу исподволь войдет,
• Не то ослепнет всяк[2].

Многие помогали мне с этими книгами, начиная с предложений и моральной поддержки до серьезных логистических советов. Эва Камминг, Нэнси Деминг-Уильямс, Артур Росс Эванс, Эндрю Харрис, Пол Хадспет, Питер Стэмпфель, Дуг Вернер, Майкл Велан, милые сотрудники «Дау букс» и все мои друзья на «Джи Эни» вошли в маленький (но важный) список тех, благодаря кому я сумел закончить Историю, которая поглотила мою жизнь.

Моя особая благодарность за помощь в работе над последним томом Раздутого эпоса принадлежит Мэри Фрей, которая потратила невероятное количество сил и времени на чтение – за неимением лучшего слова – и анализ моего чудовищного манускрипта. Она с потрясающей энергией толкала меня вперед, когда я особенно в этом нуждался.

И, разумеется, вклад моих редакторов, Шейлы Гилберт и Бетси Волхейм, совершенно бесценен. Их главное преступление состоит в слишком хорошем отношении, и вот заслуженное наказание.

Тем, кого я перечислил, и всем моим друзьям и сторонникам, которых не упомянул, что вовсе не означает, будто я их забыл, моя самая сердечная признательность.

Краткое содержание «Трона из Костей Дракона»

Миллиарды лет Хейхолт принадлежал бессмертным ситхи, но они бежали из огромного замка под напором людей, которые после этого долго правили величайшей крепостью, а также Светлым Ардом. Престер Джон, Верховный король смертных, является его последним хозяином; в ранней молодости он одержал множество побед, обрел славу и теперь, сидя на Троне из Костей Дракона, правит страной несколько мирных десятилетий.

Саймон – неуклюжий четырнадцатилетний парень, один из кухонных работников Хейхолта. Его родители умерли, и единственной семьей стали горничные и их суровая командирша, прозванная Рейчел Дракониха. Если Саймону удается улизнуть из кухни, он пробирается в захламленные апартаменты доктора Моргенеса, эксцентричного ученого, живущего в замке. Когда старик предлагает Саймону стать его учеником, юношу переполняет ликование – пока он не обнаруживает, что Моргенес намерен учить его чтению и письму, а вовсе не магии.

Скоро старый король Джон умрет, и Элиас, старший из его сыновей, готовится занять трон. Джошуа, серьезный брат Элиаса, прозванный Одноруким из-за того, что лишился руки во время сражения, тем не менее ожесточенно спорит с будущим королем по поводу Прайрата, священника в красных одеяниях, пользующегося дурной репутацией и являющегося самым доверенным советником Элиаса. Вражда братьев нависает над замком и всей страной, точно предвестник беды.

Правление Элиаса начинается хорошо, но приходит засуха, чума свирепствует в нескольких районах Светлого Арда, вскоре на дорогах появляются разбойники, а из дальних деревень исчезают люди. Нарушается привычный порядок вещей, подданные короля теряют уверенность в своем правителе, но складывается впечатление, что ни Элиаса, ни его друзей происходящее совершенно не беспокоит. Джошуа неожиданно пропадает – чтобы подготовить восстание, как говорят некоторые.

Правление Элиаса огорчает многих, включая герцога Изгримнура из Риммерсгарда и графа Эолейра, посла из страны под названием Эрнистир, находящейся на западе. Даже родная дочь Элиаса Мириамель заметно встревожена, особенно из-за Прайрата.

Тем временем Саймон продолжает помогать Моргенесу, и они быстро становятся друзьями, несмотря на мечтательную натуру Саймона и категорический отказ доктора учить его чему-либо, даже отдаленно похожему на магию. Однажды, когда он в очередной раз бродит по секретным, с множеством запутанных лабиринтов, коридорам Хейхолта, Саймон обнаруживает секретный проход, и его там чуть не ловит Прайрат. Спасаясь от священника, он попадает в никому не известную подземную комнату и находит Джошуа, которого там держат, чтобы использовать для жуткого ритуала, задуманного Прайратом. Саймон возвращается к Моргенесу, вдвоем они освобождают Джошуа и приводят в апартаменты доктора, и тот указывает ему путь наверх по одному из тоннелей, расположенных под древним замком. Затем, когда Моргенес отправляет почтовых птиц к своим таинственным друзьям, сообщая им, что произошло, приходят Прайрат и королевские стражники, чтобы арестовать доктора и Саймона. Моргенес погибает, сражаясь с Прайратом, но его жертва помогает Саймону сбежать в тоннель.

Почти обезумевший Саймон бродит по темным коридорам под замком и оказывается среди руин древнего дворца ситхи. Он выбирается на поверхность на кладбище за городскими стенами, видит огонь и направляется в его сторону, где становится свидетелем странной сцены: Прайрат и король Элиас участвуют в ритуале вместе с белолицыми существами в черных плащах. Они передают Элиасу необычный серый меч по имени Скорбь, наделенный пугающей силой, и Саймон спасается бегством.

Жизнь в дикой местности на границе огромного леса Альдхорт оказывается невероятно тяжелой, и спустя несколько недель Саймон уже едва жив от голода и усталости, однако северная крепость Наглимунд, принадлежащая Джошуа, все еще очень далеко. Он направляется к хижине лесника, чтобы попросить еды, по дороге находит диковинное существо, оказавшееся в ловушке, и понимает, что перед ним ситхи, которых все считают мифическим народом или, по крайней мере, давно исчезнувшим. Возвращается лесник, но прежде чем он успевает расправиться со своим беспомощным пленником, Саймон наносит удар, и убийца падает на землю. Ситхи, оказавшись на свободе, задерживается всего на мгновение, чтобы отправить в сторону Саймона белую стрелу, а затем скрывается из вида. Незнакомый голос велит Саймону взять стрелу, потому что она является даром ситхи.

Маленький незнакомец оказывается троллем по имени Бинабик, который путешествует верхом на огромном волке. Он говорит Саймону, что проезжал мимо, но теперь намерен сопровождать его в Наглимунд. По дороге на долю Саймона и Бинабика выпадает множество приключений и невероятных событий: они начинают понимать, что им грозит более серьезная опасность, чем гнев короля и его советника, лишившихся своего пленника. Наконец, когда их начинают преследовать противоестественные белые гончие, помеченные знаком Стормспайка, пользующейся дурной славой горы на дальнем севере, они вынуждены направиться в лесную хижину Джелой, где рассчитывают укрыться, прихватив с собой двух путников, спасенных от гончих. Джелой, суровая женщина, живущая в лесу и имеющая репутацию ведьмы, выслушав их, соглашается, что древние норны, ожесточенные родственники ситхи, имеют какое-то отношение к нынешней судьбе королевства Престера Джона.

Самые разные враги, люди и не только, угрожают им на пути в Наглимунд. После того как Бинабика ранили стрелой, Саймон и одна из спасенных ими девушек, служанка из замка, вынуждены пробираться через лес. На них нападает лохматый гигант, но тут появляется охотничий отряд Джошуа и выручает их.

Принц отвозит их в Наглимунд, где ранами Бинабика занимается лекарь, и выясняется, что Саймон случайно оказался в самом центре жутких событий. Вскоре приходит Элиас и осаждает замок Джошуа. Спутница Саймона оказывается вовсе не служанкой, а переодетой принцессой Мириамель, сбежавшей от отца, который, как она опасается, сошел с ума под влиянием Прайрата. Со всего севера и других мест в Наглимунде к Джошуа, которого считают последней защитой от безумного короля, стекаются испуганные люди.

Затем, когда принц и его сторонники обсуждают предстоящее сражение, в зале советов появляется странный старый риммер по имени Ярнауга. Он член Ордена Манускрипта, объединяющего ученых. Моргенес и наставник Бинабика также в него входили. Ярнауга сообщает мрачные новости. Он говорит, что их враг не только Элиас, ему помогает Король Бурь Инелуки, который когда-то был принцем ситхи, – он мертв вот уже пять веков, однако его бестелесный дух правит норнами горы Стормспайк, бледными родичами отделившихся ситхи.

Жуткая магия серого меча по имени Скорбь стала причиной смерти Инелуки, а также нападения смертных на ситхи. Орден Манускрипта считает, что меч передан Элиасу как первый шаг какого-то непонятного плана мести, который приведет к тому, что весь мир окажется во власти Короля Бурь. Единственную надежду дает пророческое стихотворение, где, предположительно, говорится о том, что «три меча» могут остановить могучую магию Инелуки.

Один из них, серый меч по имени Скорбь, принадлежащий Королю Бурь, сейчас в руках их врага, короля Элиаса. Другой, риммергардский клинок Миннеяр, также прежде находился в Хейхолте, но где он теперь – неизвестно. Третий – Шип, черный меч величайшего рыцаря короля Джона сэра Камариса. Ярнауга и другие члены Ордена пришли к выводу, что он спрятан где-то на замерзшем севере. Несмотря на слабую надежду на успех, Джошуа отправляет Бинабика, Саймона и нескольких солдат на поиски Шипа, в то время как Наглимунд готовится к осаде.

Надвигающийся кризис действует и на остальных. Принцессу Мириамель невероятно раздражают попытки дяди ее защитить, она переодевается монахом и сбегает из Наглимунда в сопровождении таинственного монаха по имени Кадрах. Мириамель рассчитывает добраться до южного Наббана и убедить своих родственников помочь Джошуа. Старый герцог Изгримнур по просьбе Джошуа также меняет свой довольно узнаваемый облик и отправляется на ее поиски. Тиамак, живущий в болотах Вранна ученый, получает странное послание от своего прежнего наставника Моргенеса, в котором тот пишет о приближении тяжелых времен и намекает на то, что Тиамаку предназначено сыграть в них определенную роль. Мегвин, дочь короля Эрнистира, беспомощно наблюдает за тем, как ее семью и страну затягивает водоворот войны из-за предательства Верховного короля Элиаса.

Саймон и Бинабик вместе со своим отрядом попадают в засаду, устроенную Ингеном Джеггером, Охотником из Стормспайка, и его слугами. Их спасает появление ситхи Джирики, которого Саймон вызволил из ловушки лесника. Когда Джирики узнает о цели их путешествия, он принимает решение отправиться вместе с ними на поиски Шипа к горе Урмшейм, легендарному месту обитания одного из великих драконов.

К тому моменту, когда они добираются до горы, король Элиас начинает осаду замка Джошуа в Наглимунде, и, хотя защитникам удается отразить первые атаки, они несут серьезные потери. Создается впечатление, что армия Элиаса отступает и отказывается от своих планов, но, прежде чем обитатели крепости начинают праздновать победу, на северном горизонте зарождается необычная буря, которая направляется в сторону Наглимунда. Она служит прикрытием для наводящей ужас армии Инелуки, состоящей из норнов и гигантов, и, когда Красная Рука, отряд отборных слуг Короля Бурь, разбивает ворота Наглимунда, начинается безжалостная бойня. Джошуа и нескольким его соратникам удается бежать из разрушенной крепости, но перед этим принц Джошуа проклинает Элиаса за бессовестную сделку, заключенную с Королем Бурь, и обещает забрать у него корону отца.

В поисках Дерева Удун, огромного замерзшего водопада, Саймон и его спутники, встретив на своем пути множество жутких опасностей, взбираются на Урмшейм. Там в похожей на склеп пещере они находят Шип. Но, прежде чем им удается забрать меч, снова появляется Инген Джеггер и атакует их со своим отрядом. Сражение будит Игьярдука, белого дракона, спавшего многие годы подо льдом. Обе стороны несут серьезные потери. Саймон остается в полном одиночестве на краю утеса, а когда к нему начинает приближаться Игьярдук, поднимает Шип и замахивается. Его заливает черная кровь дракона.

Саймон приходит в себя в пещере горы Иканук в стране троллей. Джирики и Эйстан, солдат-эркинландер, выхаживают его. Они забрали Шип с Урмшейма, но Бинабика собственные соплеменники держат в плену вместе с риммером Слудигом, и им грозит смерть. У Саймона остались шрамы от крови дракона, а широкая прядь волос стала белой. Джирики называет его Снежная Прядь и сообщает Саймону, что хорошо это или плохо, но он теперь навсегда отмечен.

Краткое содержание «Скалы Прощания»

Саймон, ситхи Джирики и солдат Эйстан стали почетными гостями в городе на вершине горы в стране кануков – троллей, отличающихся невысоким ростом. Но со Слудигом – чей народ, риммеры, является древним врагом кануков – и другом Саймона, Бинабиком, обращаются совсем не так хорошо: родичи Бинабика держат их в заточении и им грозит смертная казнь. На аудиенции с Пастухом и Охотницей, правителями кануков, выясняется, что Бинабика обвиняют не только в том, что он покинул свое племя, но также и не сдержал брачную клятву, данную Сискви, младшей дочери правящей семьи. Саймон умоляет Джирики помочь, но у ситхи имеются обязательства перед своей семьей, и он не собирается ни при каких обстоятельствах вмешиваться в правосудие кануков. Незадолго до дня казни Джирики отправляется домой.

И хотя Сискви сердита на Бинабика за нарушение клятвы, она не может вынести мысль о его смерти. Вместе с Саймоном и Эйстаном она организует побег двух пленников, но, когда они ищут в пещере наставника Бинабика манускрипт, который обеспечит их необходимой информацией, как найти место под названием Скала Прощания – Саймон узнал о нем в одном из своих видений, – их снова ловят охваченные яростью вожди кануков. Но в своем посмертном письме наставник Бинабика подтверждает его слова о причине отсутствия, а содержащиеся в нем предупреждения наконец убеждают правителей, что опасность для всех земель действительно существует. Пленников прощают. Саймону и его спутникам разрешают покинуть Иканук, а также отнести могучий меч Шип находящемуся в изгнании принцу Джошуа. Сискви и отряд троллей сопровождают их до подножия горы.

Тем временем Джошуа и маленький отряд его сторонников спасаются из разрушенного Наглимунда и скитаются по лесу Альдхорт. Их преследуют норны Короля Бурь. Им приходится защищаться не только от стрел и копий, но и от темной магии, однако они встречаются с Джелой, женщиной, живущей в лесу, и Лелет, молчаливой девочкой, которую Саймон спас от жутких псов из Стормспайка. Необычная пара ведет отряд Джошуа через лес к месту, когда-то принадлежавшему ситхи, куда норны не осмеливаются заходить, чтобы не нарушить древнее соглашение, заключенное между разделившимися родственными кланами. Джелой говорит, что им следует идти к еще более священной для ситхи Скале Прощания, куда она направила Саймона, послав ему видение.

Мириамель, дочь Верховного короля Элиаса и племянница Джошуа, отправляется в путь в надежде найти для Джошуа союзников среди своей родни при дворе Наббана; ее сопровождает беспутный монах по имени Кадрах. Их захватывает хитрый и алчный граф Стриве из Пердруина, который говорит Мириамель, что намерен отправить ее к некоему человеку, чтобы расплатиться с долгом перед ним. К радости Мириамель, оказывается, что это священник Диниван, секретарь ликтора Ранессина, главы Матери Церкви. Диниван является тайным членом Ордена Манускрипта и надеется, что Мириамель удастся убедить ликтора отлучить Элиаса и его советника, священника-ренегата Прайрата, от Церкви.

Мать Церковь также страдает не только от Элиаса, требующего, чтобы она не вмешивалась в его дела, но и от Огненных танцоров, религиозных фанатиков, утверждающих, что Король Бурь посещает их во сне. Ранессин выслушивает Мириамель, и его охватывает сильная тревога.

Когда Саймон и его спутники спускаются с высоких гор, на них нападают снежные гиганты, в результате погибают солдат Эйстан и множество троллей. Позже Саймон размышляет о несправедливости жизни и смерти, нечаянно будит зеркало ситхи, которое ему дал Джирики для заклинания призыва, и оказывается на Дороге Снов, где сначала встречается с Матриархом ситхи Амерасу, а затем с ужасной Королевой норнов, Утук’ку. Амерасу пытается понять, что задумали Утук’ку и Король Бурь, и путешествует по Дорогам Снов в поисках мудрости и союзников.

Джошуа и остатки его отряда наконец выходят из леса и оказываются на луговых землях Высоких тритингов, где их практически сразу захватывает странствующий клан, во главе которого стоит марк-тан Фиколмий, отец любовницы Джошуа Воршевы. Обозленный на Джошуа за то, что лишился дочери, Фиколмий приказывает жестоко его избить, а затем назначает поединок, рассчитывая, что Джошуа погибнет. Но план Фиколмия не срабатывает, Джошуа остается в живых, Фиколмию приходится заплатить за поражение, и он отдает отряду Джошуа лошадей. На Джошуа производит огромное впечатление то, что Воршева испытывает стыд, снова оказавшись среди своих соплеменников, и он женится на ней в присутствии Фиколмия и всего клана. Когда отец Воршевы радостно сообщает, что солдаты Элиаса скачут по лугам, чтобы их схватить, принц и его спутники поспешно покидают лагерь и направляются на восток, в сторону Скалы Прощания.

В далеком Эрнистире Мегвин остается последней в своем роду. Ее отец король и брат погибли, сражаясь с пешкой Элиаса Скали, и она уводит свой народ в пещеры горы Грианспог. Мегвин посещают странные сны, и ее будто притягивают старые шахты и пещеры под Грианспогом. Граф Эолейр, самый доверенный подданный отца Мегвин, отправляется ее искать, и вместе они оказываются в огромном подземном городе Мезуту’а. Мегвин уверена, что в нем живут ситхи и они придут на выручку эрнистирийцам, как уже случалось в прошлом, но выясняется, что единственными живыми существами в городе являются дварры, странная группа робких делверов, имеющих отдаленное родство с бессмертными. Дварры, мастера работы с металлом и камнем, сообщают им, что меч Миннеяр, который ищет Джошуа, на самом деле известен под именем Сияющий Коготь и похоронен вместе с Престером Джоном, отцом Джошуа и Элиаса.

На Мегвин их слова не производят ни малейшего впечатления, она совершенно сломлена тем, что ее сны оказались бесполезными для народа Эрнистира. Кроме того, ее сильно беспокоит глупая любовь к Эолейру – по крайней мере, так она считает. Поэтому она придумывает для него поручение – доставить Джошуа и тем, кто спасся вместе с ним из Наглимунда, новость про Миннеяр, а также карты раскопок дварров, на которых изображены тоннели, в том числе те, что проходят под замком Элиаса, Хейхолтом. Эолейр озадачен и рассержен тем, что она его отсылает, но уезжает.

Саймон, Бинабик и Слудиг оставляют Сискви и отряд троллей у подножия горы и дальше идут по огромным ледяным пространствам Белой Пустоши. На северной границе огромного леса они обнаруживают старое аббатство, где живут дети и девушка по имени Скоди, которая о них заботится. Путники остаются там на ночь, радуясь, что им не придется снова мерзнуть, но выясняется, что Скоди совсем не та, кем кажется; с помощью колдовства она заманивает всех троих в ловушку, затем приступает к ритуалу, чтобы призвать Короля Бурь и рассказать ему, что ей удалось захватить меч Шип. Появляется кто-то из призрачных членов Красной Руки, но маленький мальчик разрушает заклинание, и из-под земли выбирается целая туча копателей. Скоди и ребенок погибают, Саймону и его спутникам удается спастись, главным образом благодаря яростной волчице Бинабика, Кантаке.

Практически обезумевший после прикосновения к его мыслям члена Красной Руки, Саймон скачет прочь от своих спутников, по пути налетает на дерево, теряет сознание и скатывается в овраг, Бинабик со Слудигом не могут его найти. Наконец, полные раскаяния, они берут меч Шип и отправляются к Скале Прощания без Саймона.

Кроме Мириамель и Кадраха, во дворец ликтора в Наббане прибыло еще несколько человек. Один из них – союзник Джошуа герцог Изгримнур, который ищет Мириамель. Другой – Прайрат, явившийся, чтобы передать Ранессину ультиматум короля. Ликтор возмущается и отлучает от Церкви Прайрата и Элиаса; посланник короля клянется ему отомстить и покидает банкетный зал.

Ночью Прайрат использует заклинание, которое ему дали слуги Короля Бурь, превращается в существо тени и убивает Динивана, жестоко расправляется с ликтором и поджигает несколько залов, чтобы бросить подозрение на Огненных танцоров. Кадрах отчаянно боится Прайрата, всю ночь уговаривает Мириамель бежать вместе с ним из дворца и в конце концов бьет ее по голове, а когда она теряет сознание, уносит на плече. Изгримнур находит умирающего Динивана, и тот передает ему знак Ордена Манускрипта, чтобы он вручил его вранну по имени Тиамак, а также просит отправиться в город Кванитупул на краю болот Наббана и найти там постоялый двор «Чаша Пелиппы».

А в это время Тиамак уже получил более раннее послание Динивана и направляется в Кванитупул, хотя его путешествие чуть не заканчивается, когда на него нападает крокодил. Раненый, страдающий от жестокой лихорадки, он наконец находит «Чашу Пелиппы», но там его не слишком сердечно встречает новая хозяйка.

Мириамель приходит в себя и обнаруживает, что Кадрах незаметно пронес ее в трюм корабля. Пока пьяный монах спит, корабль поднимает паруса. Их быстро находит Ган Итаи, ниски, чья задача состоит в том, чтобы защищать корабль от злобных морских существ – килпа. И хотя «зайцы» ей нравятся, она рассказывает о них владельцу корабля Аспитису Превесу, молодому аристократу из Наббана.

Далеко на севере просыпается Саймон, во сне он снова слышит женщину ситхи Амерасу и узнает, что Инелуки, Король Бурь, – ее сын. Саймон теперь совсем один, он заблудился в заснеженном лесу Альдхорт, где нет даже тропинок. Он пытается оживить зеркало Джирики, чтобы попросить помощи, но никто не отвечает на его мольбы. Наконец он выбирает направление, которое кажется ему правильным, хотя понимает, что у него мало шансов пройти много лиг по зимнему лесу и остаться в живых. Он перебивается жуками и травой и размышляет, что случится раньше – он окончательно сойдет с ума или умрет от голода. В конце концов его спасает появление сестры Джирики, Адиту, нашедшей его в ответ на призыв зеркала. Она творит какую-то особую дорожную магию, превращающую зиму в лето, а когда заканчивается ее действие, они с Саймоном входят в скрытую от посторонних глаз крепость ситхи Джао э-Тинукай’и, место фантастической красоты, где не властно время. Саймон счастлив, когда его приветствует Джирики, но всего несколько мгновений спустя, когда его приводят к Ликимейе и Шима’онари, родителям Джирики и Адиту, его радость превращается в ужас. Правители ситхи сообщают ему, что, поскольку ни один смертный не знает секрета Джао э-Тинукай’и, он останется там навсегда.

Спасаясь от очередных преследователей, Джошуа и его отряд выходят на северные луговые земли, но, когда они собираются оказать сопротивление врагу, видят, что это не солдаты Элиаса, а тритинги, бежавшие из клана Фиколмия, чтобы присоединиться к принцу. Следуя за Джелой, они наконец добираются до Сесуад’ры, Скалы Прощания, огромного холма, стоящего в самом центре широкой долины. Здесь было заключено соглашение между ситхи и норнами и произошло разделение двух родственных кланов. Измученный скитаниями и невзгодами отряд Джошуа радуется, что они нашли мирный приют – пусть и на короткое время. Они также надеются, что теперь им удастся узнать, каким образом три Великих меча позволят им победить Элиаса и Короля Бурь, как обещало древнее стихотворение Ниссеса.

Безумие Элиаса, который находится в Хейхолте, становится все сильнее, и граф Гутвульф, прежде бывший фаворитом короля, начинает сомневаться в его способности править страной. Когда Элиас заставляет его прикоснуться к серому мечу Скорбь, Гутвульфа практически поглощает необычная внутренняя магия меча, и он перестает быть прежним. Рейчел Дракониха, командирша горничных, живет в Хейхолте, и ее также возмущает то, что происходит вокруг. Она узнает, что Прайрат виновен в смерти Саймона (она думает, что он погиб), и решает действовать. Когда Прайрат возвращается из Наббана, она нападает на него с ножом в руках, однако могущество священника так велико, что он получает лишь незначительную царапину, но, когда поворачивается, собираясь с помощью огненной магии расправиться с Рейчел, вмешивается Гутвульф, и заклинание его ослепляет, а Рейчел в суматохе удается сбежать.

Мириамель и Кадрах говорят владельцу корабля Аспитису, что она дочь мелкого аристократа, Аспитис оказывает им гостеприимство, особенно Мириамель. Кадрах становится все мрачнее, а когда пытается сбежать с корабля, Аспитис приказывает заковать его в кандалы. Мириамель чувствует себя беспомощной и одинокой в ловушке на корабле, и в конце концов Аспитис ее соблазняет.

Тем временем Изгримнур проделывает долгий путь и оказывается в Кванитупуле. Там он выясняет, что Тиамак находится на постоялом дворе, но ему не удается обнаружить никаких следов Мириамель. Его разочарование мгновенно сменяется потрясением, когда он узнает в старом простачке привратнике, охраняющем ворота, сэра Камариса, величайшего рыцаря времен короля Престера Джона, того самого воина, которому когда-то принадлежал меч Шип. Все думали, что Камарис умер сорок лет назад, но что произошло на самом деле, остается тайной, потому что старый рыцарь практически лишился рассудка и стал подобен пятилетнему ребенку.

Бинабик и Слудиг несут меч Шип и спасаются от преследования снежных гигантов, построив плот, чтобы переплывать огромное неспокойное озеро, бывшее прежде долиной, на которой стояла Скала Прощания.

Заключение Саймона в Джао э-Тинукай’и скорее наводит на него скуку, чем пугает, но он испытывает сильное беспокойство за подвергающихся опасностям друзей. Его вызывает Первая Бабушка ситхи Амерасу, и Джирики отводит его в ее необычный дом. Она изучает воспоминания Саймона в попытке найти в них то, что поможет ей понять намерения Короля Бурь, а затем отсылает его.

Через несколько дней Саймона приглашают на сбор всех ситхи. Амерасу обещает рассказать им, что ей удалось узнать про Инелуки, но сначала она отчитывает свой народ за нежелание сражаться и нездоровые, навязчивые размышления о прошлом и в конечном итоге о смерти. Она достает одного из Свидетелей, который, как и зеркало Джирики, позволяет попасть на Дорогу Снов. Амерасу уже собирается показать Саймону и собравшимся ситхи, чем занимаются Король Бурь и Королева норнов, но в зеркале возникает сама Утук’ку и обвиняет Амерасу в том, что та слишком любит смертных и вмешивается не в свое дело. В следующее мгновение появляется один из членов отряда Красная Рука, и, пока Джирики и остальные ситхи сражаются с пылающим духом, Инген Джеггер, смертный Охотник Королевы норнов, врывается в Джао э-Тинукай’и и убивает Амерасу, заставив ее замолчать до того, как она успевает сказать соплеменникам то, что собиралась.

Инген убит, а дух из Красной Руки изгнан, но трагедия уже произошла. Когда ситхи погружаются в скорбь, родители Джирики пересматривают свой приговор и отпускают Саймона из Джао э-Тинукай’и, отправив с ним в роли проводника Адиту. Когда Саймон уходит, он замечает, что вечное лето, царившее в убежище ситхи, становится немного холоднее.

На границе леса Адиту сажает его в лодку и отдает послание от Амерасу, которое он должен передать Джошуа. Саймон плывет по озеру дождевой воды к Скале Прощания, где встречается с друзьями. Некоторое время Саймон и все остальные будут находиться в безопасности перед надвигающейся бурей.

Вступление

Гутвульф, граф Утаниата, водил пальцами по покрытому глубокими царапинами дереву Большого стола Престера Джона, охваченный беспокойством из-за царившего вокруг него молчания. Если не считать громкого дыхания виночерпия короля Элиаса и стука ложек по чашам, зал наполняло безмолвие – совсем не так должно быть, когда за столом собралось почти двенадцать человек. Тишина казалась вдвойне угнетающей для слепого Гутвульфа, хотя в ней не было ничего удивительного – теперь совсем немногие ели вместе с Элиасом, а те, кто оказывались в его присутствии, старались как можно быстрее сбежать, чтобы не искушать судьбу рискованными разговорами.

Несколько недель назад капитан-наемник по имени Алгарт, из Луговых тритингов, совершил ошибку, пошутив насчет слишком свободного поведения женщин Наббана. Такое расхожее мнение бытовало среди тритингов, которые не могли понять женщин, пользовавшихся косметикой и бесстыдно демонстрировавших окружающим слишком много обнаженных частей тела – по мнению жителей фургонов. Грубая шутка Алгарта осталась бы незамеченной в другой компании, а поскольку в Хейхолте было мало женщин, за столом Элиаса сидели только мужчины. Но наемник забыл – или не знал, – что жена Верховного короля, погибшая от стрелы тритинга, была родом из аристократической семьи Наббана. К тому времени когда подали сладкое в завершение ужина, голова Алгарта уже висела на роге седла стражника-эркинландера, который направлялся к воротам Нирулаг, чтобы насадить ее на один из кольев, где она стала угощением для дворцовых воронов.

Гутвульф подумал, что прошло уже много времени с тех пор, как разговоры за обеденным столом Хейхолта напоминали праздничный фейерверк. Теперь все ели почти в похоронном молчании, которое нарушали лишь вздохи потевших слуг – им приходилось выполнять двойную работу за исчезнувших куда-то товарищей – и редкие нервные комплименты аристократов и служащих замка, не сумевших отказаться от приглашения короля.

Гутвульф услышал, как кто-то тихо заговорил, и узнал голос сэра Флуирена, который что-то прошептал королю. Древний рыцарь только что вернулся из своего родного Наббана, где выступал в роли посла к герцогу Бенигарису, и сегодня ему выпало сидеть на почетном месте по правую руку короля. Старик рассказал Гутвульфу, что его дневная встреча с королем прошла самым обычным образом, но тем не менее складывалось впечатление, что во время ужина Элиаса что-то беспокоило. Гутвульф не мог этого видеть, но десятилетия, проведенные рядом с ним, создавали картинки вокруг каждого звука и странных слов короля. Кроме того, слух, обоняние и осязание, обострившиеся после того, как он ослеп, становились еще более яркими в присутствии жуткого меча Скорбь.

С тех пор как король заставил Гутвульфа к нему прикоснуться, графу стало казаться, что серый клинок почти наделен собственной жизнью, знает его и спокойно, но напряженно ждет, точно вышедшее на охоту животное, уловившее запах добычи. От одного его присутствия тело Гутвульфа покрывалось мурашками, и он чувствовал, как до предела напряжены его нервы и сухожилия. Иногда посреди ночи граф Утаниата лежал без сна, и ему казалось, будто он слышит меч сквозь толщу камня крепости, отделявшего его спальню от покоев короля, а серое сердце меча ритмично бьется, хотя слышит его только он.

Неожиданно Элиас резко встал, и скрип дерева по камню заставил всех замолчать. Гутвульф представил, как ложки и кубки замерли в воздухе и вино пролилось на стол.

– Будь ты проклят, старик, – прорычал король. – Ты кому служишь, мне или щенку Бенигарису?

– Я всего лишь сообщил вам, что сказал герцог, ваше величество, – дрожащим голосом пролепетал сэр Флуирен. – Но я считаю, что он не намеревался показать вам неуважение. Тритинги устраивают ему проблемы на границах, а вранны оказались весьма несговорчивыми…

– А какое мне до всех них дело?! – Гутвульф почти видел, как Элиас прищурился, ведь он столько раз являлся свидетелем того, как менялось в гневе бледное лицо короля, становилось землистым и слегка влажным. Гутвульф слышал разговоры слуг о том, что в последнее время король невероятно похудел. – Я помог ему занять трон, да проклянет его Эйдон! И дал ликтора, который не будет вмешиваться в его дела!

Сказав это, Элиас замолчал, и только Гутвульф из всех, кто находился за столом, услышал, как резко втянул в себя воздух Прайрат, сидевший напротив слепого графа. Элиас, который будто почувствовал, что зашел слишком далеко, слабо махнул рукой и вернулся к тихой беседе с Флуиреном.

Гутвульф несколько мгновений не мог справиться с потрясением, потом быстро схватил ложку и принялся есть, постаравшись скрыть неожиданно возникший страх. Ему стало любопытно, как он выглядит со стороны. Может быть, сейчас все на него смотрят – заметил ли кто-то, что он неожиданно покраснел? Слова короля о ликторе и вздох Прайрата засели у него в голове. Остальные, вне всякого сомнения, решили, что Элиас повлиял на выбор послушного эскритера Веллигиса, который сменил Ранессина на посту ликтора, однако у Гутвульфа имелись сомнения на сей счет. Беспокойство Прайрата, когда создалось впечатление, что король собирается сказать лишнее, подтвердило подозрения Гутвульфа: именно Прайрат организовал смерть Ранессина. А теперь Гутвульф уже не сомневался, что Элиас тоже это знал – возможно, даже приказал его убить. Король и его советник заключили сделку с демонами и отняли жизнь у Главного священника Бога.

В этот момент, сидя в небольшой компании, собравшейся за столом, Гутвульф почувствовал страшное одиночество, совсем как человек, оказавшийся на продуваемой ветрами вершине горы. Он больше не мог выносить груз обманов и страха и понял, что пора бежать. Лучше стать слепым нищим на самой ужасной помойке Наббана, чем еще хоть на мгновение остаться в проклятой, полной привидений крепости.

Гутвульф распахнул дверь своей комнаты и помедлил на пороге, позволяя воздуху из коридора остудить лицо. Была полночь. Даже если бы он не слышал печальные ноты колокола на Башне Зеленого ангела, он узнал бы более глубокое, холодное прикосновение к щекам и глазам, резкое дыхание ночи, когда солнце находится в своем далеком убежище.

Он испытал диковинное ощущение, когда понял, что теперь его глаза превратились в один из органов осязания и помогают «видеть», что происходит вокруг. Прайрат отнял у него зрение, и они стали самой чувствительной частью его тела, улавливали даже слабые перемены ветра и погоды лучше, чем кончики пальцев. Однако хотя слепые глаза оказались настолько полезными, ему было странно использовать их таким образом. Несколько ночей подряд Гутвульф просыпался, не в силах сделать вдох, в поту. Ему снилось, что он превратился в ползающее по земле бесформенное существо с мясистыми стеблями, растущими на лице, а ставшие бесполезными глаза шевелятся, точно рога улитки. В своих снах он все видел; осознание того, что он смотрит на самого себя, вырывало его из сна, он начинал задыхаться, снова и снова возвращаясь к настоящей темноте, ставшей его постоянным домом.

Гутвульф вышел в замковый коридор, продолжая удивляться тому, что остается в темноте, переходя из одного помещения в другое. Когда он закрыл свою дверь, оставив за ней тлеющие угли в жаровне, холод стал сильнее. Через открытое окно до него доносился приглушенный звон доспехов стражников на стене. Он прислушался к набиравшему силу ветру, печальная песня которого поглотила скрип их обмундирования. Внизу, в городе, залаяла собака. Где-то за несколькими поворотами коридора тихо открылась и закрылась дверь.

Гутвульф, покачиваясь, несколько мгновений стоял в нерешительности, затем сделал еще пару шагов от своей двери. Он сказал себе, что если собирается покинуть замок, то должен сделать это сейчас – и нет никакого смысла торчать в коридоре. Гутвульф знал, что ему следовало спешить и воспользоваться преимуществами, которые давал ему поздний час: когда весь мир ослеплен ночью и он снова с ним почти на равных. Что еще ему оставалось? Он больше не мог переносить то, во что превратился его король. Но уйти требовалось тайно. Несмотря на то что Элиасу сейчас не было никакой пользы от Руки Верховного короля Гутвульфа, граф сомневался, что бывший друг спокойно его отпустит. То, что слепой захочет покинуть замок, где он жил и его кормили, решится бежать от старого товарища, очень сильно попахивало предательством – по крайней мере, для того, кто сидит на Троне из Костей Дракона.

Гутвульф долго размышлял, прежде чем принял это решение, даже составил маршрут. Он спустится в Эрчестер и переночует в соборе Святого Сутрина, который практически опустел, и монахи с радостью принимали всех, кто осмеливался остаться на ночь в городских стенах. Утром он смешается с толпой людей, покидающих город по Старой Лесной дороге и направляющихся на восток, в сторону долины Асу. А оттуда… кто знает? Может быть, дальше в луговые земли, где, по слухам, Джошуа собирает армию повстанцев. Возможно, в аббатство в Стэншире или какое-то другое место, где он укроется, по крайней мере, до тех пор, пока невероятная игра Элиаса не уничтожит весь мир.

Все, хватит предаваться раздумьям. Ночь скроет его от любопытных глаз, а днем он спрячется в соборе Святого Сутрина. Пора уходить.

Но в тот момент, когда Гутвульф сделал несколько шагов по коридору, он почувствовал легкое, точно перышко, присутствие – дыхание, неопределенное ощущение, что рядом кто-то есть. Он повернулся и выставил перед собой руку. Неужели кто-то пришел, чтобы его остановить?

– Кто?..

Никого. Или, если рядом кто-то и находился, он стоял очень тихо, насмехаясь над его слепотой. Гутвульф ощутил странную потерю равновесия, как будто пол у него под ногами резко стал наклонным, сделал еще шаг и вдруг почувствовал могучее присутствие серого меча, и его со всех сторон окружила необычная сила. На мгновение он подумал, что стены расступились, колючий ветер промчался над ним и внутри него, но тут же исчез.

Что за безумие такое?

Слепой и напуганный. Он едва не заплакал. Потом выругался.

Гутвульф взял себя в руки и пошел дальше, оставив за спиной безопасность своей комнаты, однако его преследовало необычное чувство дезориентации, когда он пробирался по бесконечным коридорам Хейхолта. Его пальцы натыкались на странные предметы, изящную мебель, гладко отполированные, диковинной формы перила, непохожие на те, что остались у него в памяти. Дверь комнаты, в которой прежде жили горничные, была не заперта и раскачивалась на петлях, и хотя он знал, что внутри никого нет – Рейчел тайно вывела девушек из замка перед тем, как напасть на Прайрата, – он слышал где-то в глубине едва различимый шепот. Гутвульф вздрогнул, но не стал останавливаться; еще до того как он лишился зрения, Гутвульф понял, что Хейхолт стал странно переменчивым и непостоянным местом.

Гутвульф продолжал считать шаги. За предыдущие недели он несколько раз прошел по этому маршруту и знал, что до того места, где коридор поворачивает, тридцать пять шагов, еще две дюжины до главной лестничной площадки, затем он окажется в узком, продуваемом ветрами Виноградном саду. Еще полсотни шагов, и он снова под крышей и дальше пойдет по Прогулочному коридору капеллана.

Неожиданно стена под его пальцами стала теплой, а в следующее мгновение обжигающе горячей. Граф отдернул руку, тихонько вскрикнув от боли и удивления. По коридору пронесся слабый крик:

«…т’си э-иси’ха ас-иригу!..»

Гутвульф снова дотронулся дрожавшей рукой до стены и почувствовал только камень, холодный и сырой. Ветер трепал его одежду – ветер или бесплотная, что-то бормотавшая толпа. Ощущение присутствия серого меча было невероятно сильным.

Гутвульф поспешил вперед по замковым коридорам, едва касаясь пальцами пугающе менявшихся стен. У него появилось поразительное ощущение, что он единственное живое существо в коридорах замка. А диковинные звуки и прикосновения, легкие, точно дым или крылышки мотыльков, фантомы, убеждал он себя, его не остановят. Ведь они лишь тени магического вмешательства Прайрата. Он не позволит им помешать ему бежать из замка и не намерен оставаться пленником этого развращенного места.

Граф коснулся грубого дерева двери и, к своей огромной радости, понял, что рассчитал все правильно, с трудом сдержав возглас ликования и облегчения. Он добрался до маленькой дверцы Большой Южной двери. За ней – свежий воздух и помещения, обслуживавшие внутренний двор.

Но, когда он ее толкнул и шагнул наружу, вместо резкого холодного воздуха, как он ожидал, Гутвульф почувствовал горячий ветер и жар огня на коже. Незнакомые голоса, испуганные и наполненные болью, бормотали что-то непонятное.

Матерь Божья! Неужели Хейхолт загорелся!

Гутвульф шагнул назад, но не смог найти дверь, его пальцы скребли по камню, становившемуся все горячее под его руками. Бормотание медленно превращалось в говор множества взволнованных голосов, тихих и одновременно пронзительных, подобных жужжанию потревоженного улья. Вскоре его ноги заскользили по сырой земле общего двора, но одновременно каблуки стучали по гладким плиткам. Невидимый замок подхватило какое-то жуткое течение, он горел и содрогался, а потом вдруг становился холодным и прочным, и все это в полной тишине, его обитатели спали, не ведая о том, что в нем творилось.

Сон и реальность, казалось, полностью слились воедино, собственный мрак Гутвульфа наполняли призраки, которые что-то шептали, мешая ему считать, однако он продолжал идти вперед, полный мрачной решимости, что провела его через множество страшных кампаний, когда он служил капитаном в армии Элиаса. Гутвульф медленно шел в сторону Среднего двора и, наконец, остановился ненадолго отдохнуть около – по его подсчетам – места, где прежде находилось жилище замкового доктора. Он уловил кислый запах обгоревших бревен, вытянул перед собой руку и почувствовал, как от его прикосновения что-то рассыпалось, превратившись в гнилую пыль. Гутвульф рассеянно подумал про пожар, убивший Моргенеса и еще нескольких человек. И вдруг, словно в ответ на воспоминания, его окружило трескучее пламя. Оно не могло быть иллюзией – Гутвульф чувствовал смертоносный жар, точно могучий кулак, преграждавший ему дорогу, куда бы он ни поворачивал. Он начал задыхаться и в отчаянии закричал. Он в ловушке, в ловушке! И сгорит заживо!

«Руакха, руакха Асу’а!» – звучали призрачные голоса из-за стены огня. Присутствие серого меча уже проникло внутрь него, оно было везде. Гутвульфу казалось, что он слышит дикое пение Скорби и более тихие голоса его противоестественных братьев. Три меча. Три дьявольских меча. Они знали его.

Он услышал шорох, будто от множества крыльев, и вдруг почувствовал, что перед ним появился проход, пустое пространство в стене пламени – дверь, в которую вливался прохладный воздух. У него не было другой дороги, поэтому он накинул на голову плащ и неуверенно шагнул в коридор, где царили тихие, холодные тени.

Часть первая. Скала ждет

1. Под чужим небом

Саймон, прищурившись, посмотрел на звезды, которые парили в ночном небе. Ему становилось все труднее сражаться со сном. Уставшие глаза обратились к самому яркому созвездию, неровному кругу огоньков, паривших, казалось, всего на расстоянии ладони над разрушенным, похожим на скорлупу разбитого яйца, краем купола.

Вон там… Это ведь Вращающееся колесо? Созвездие действительно имело необычные овальные очертания – как будто небо, на котором висели звезды, вытянулось и обрело незнакомую форму – но если это не Вращающееся колесо, тогда что еще может сиять на такой высоте в середине осени? Заяц? У Зайца есть маленькая шишковатая звезда – Хвост. К тому же Заяц совсем не такое большое созвездие.

Острый коготь ветра пробрался в полуразрушенное здание. Джелой назвала зал, в котором Саймон находился, Обсерваторией, и он решил, что это еще одна ее сдержанная шутка. Только прошедшие долгие века сумели открыть белый каменный купол небу, а потому Саймон был уверен, что здесь не могла размещаться обсерватория. Даже загадочным ситхи не дано наблюдать за звездами сквозь потолок из прочного камня.

Ветер снова ворвался внутрь, на сей раз более пронзительный, и принес с собой облако снежинок. И хотя Саймон дрожал, он обрадовался: холод немного прогнал сон. Он не мог позволить себе уснуть – только не в эту ночь из всех ночей.

Итак, я стал мужчиной, – подумал он. – Ну, почти. Я почти мужчина.

Саймон задрал рукав рубашки, посмотрел на руку, попытался напрячь мускулы и нахмурился – результат ему совсем не понравился. Тогда он провел пальцами по волоскам на предплечье и нащупал жесткие шрамы в местах, где прежде были не слишком глубокие раны: следы черных когтей гюне, многочисленные порезы и царапины, которые он получил, когда поскользнулся и ударился о камень на склоне Сиккихока. Неужели ты становишься взрослым, когда у тебя появляются шрамы? Он считал, что раны учат и наделяют опытом, – но какие уроки он мог извлечь из того, что происходило с ним за последний год?

Не допускай гибели друзей, – мрачно подумал Саймон. – Это во-первых. Не болтайся по миру, где тебя могут преследовать чудовища и безумцы. Не заводи врагов.

Но это лишь слова, которые люди с удовольствием повторяют, снова и снова. Никакие решения не бывают легкими, хотя именно такими кажутся в проповедях отца Дреосана, где людям всегда предоставлен понятный выбор между Путем Зла и Путем Эйдона. Последний опыт Саймона говорил, что их приходится принимать, рассматривая одну неприятную возможность или другую, и все они имеют лишь слабое отношение к добру или злу.

Ветер, проникавший внутрь сквозь дыру в куполе, стал еще пронзительнее, и Саймон так замерз, что у него начали стучать зубы. Несмотря на красоту замысловатых стен, которые испускали жемчужное сияние, Саймону это место не нравилось. Углы казались какими-то странными, а пропорции явно должны были радовать чуждые глаза. Как и другие творения бессмертных архитекторов, Обсерватория полностью принадлежала ситхи, и смертные никогда не будут чувствовать себя здесь уютно.

Саймон нервничал, принялся ходить взад и вперед, ветер заглушал тихое эхо его шагов. Он решил, что одной из интересных деталей большого круглого зала были каменные полы, от которых ситхи давно отказались. Он пошевелил пальцами в сапоге, вспоминая теплые, заросшие травой луга Джао э-Тинукай’и. Он разгуливал всюду босиком, ведь там всегда царило лето. Саймон обхватил себя руками, пытаясь хоть как-то согреться.

Пол Обсерватории был выложен изысканно обработанными и подогнанными друг к другу плитками, но цилиндрическая стена казалась единым целым и, возможно, являлась частью самой Скалы Прощания. Саймон задумался: другие строения здесь также не имели заметных швов и соединений. Если ситхи вырубали самые разные строения, стоявшие на земле, из скалистых костей горы и таким же образом использовали Сесуад’ру – казалось, будто весь камень пронизан тоннелями, – как они узнавали, что пора остановиться? Неужели не боялись проделать лишнюю дыру, и тогда камень просто развалился бы на части? Эти вопросы завораживали Саймона не меньше любой другой магии ситхи, которую он видел и о которой слышал, недоступной смертным, – например, знание о том, когда следует прекратить работу.

Я хочу забраться наверх. Хочу взглянуть на луну.

Саймон прошел по гладкому каменному полу к одной из длинных винтовых лестниц, которая поднималась вверх, охватывая спиралью комнаты, и начал подниматься, считая шаги. Он уже делал так несколько раз в течение этой долгой ночи. На сотой ступеньке он сел. Алмазное сияние выбранной им звезды, раньше находившейся на полпути вдоль неглубокой зазубрины в разрушенном куполе, когда он приходил сюда в прошлый раз, теперь озаряло ее край. Скоро она скроется из вида за остатками купола.

Хорошо. Значит, какое-то время все-таки прошло. Ночь была длинной, а звезды безумно странными, но, по крайней мере, время продолжало свой бег.

Саймон встал на ноги и, легко преодолевая ступеньки, продолжил подниматься по лестнице, и хотя у него немного кружилась голова, он не сомневался, что долгий сон вернет все на свои места. Саймон добрался до верхней площадки, похожей на каменный воротник, который поддерживали колонны, прежде шедшей вдоль всего здания. Она давно разрушилась, и большая часть обломков упала вниз, остался лишь небольшой кусок пола, соединенный с лестницей. Верхняя часть высокой внешней стены находилась как раз над головой Саймона. Он сделал несколько осторожных шагов вдоль площадки к месту, где дыра в куполе сползла вниз и оказалась почти прямо над его макушкой. Саймон нашел надежную опору для пальцев, подтянулся наверх, спустил одну ногу со стены, и она повисла в пустоте.

Луна, словно рана на разорванном ветром покрывале из туч, светила достаточно ярко, и бледные развалины внизу сияли. Саймон выбрал прекрасное место для наблюдения. Обсерватория, единственное сооружение за внешней стеной Сесуад’ры, по высоте не уступало самим стенам, превращая все вокруг в одно низкое огромное здание. В отличие от других оставленных ситхи поселений, которые Саймон видел, тут не было высоких башен и шпилей, словно дух строителей Сесуад’ры отдыхал или как если бы они возводили здесь строения по какой-то утилитарной причине, а не гордясь своим мастерством.

Нельзя сказать, что руины выглядели ужасно: белый камень испускал собственный искрившийся свет, а дома за стеной подчинялись какому-то дикому, но очень логичному геометрическому рисунку. И хотя все здесь было меньше, чем в Да’ай Чикизе или Энки-э-Шао’сэй, скромные размеры и одинаковая архитектура наделяли поселение простой красотой, отличавшейся от великолепия других мест.

Вокруг Обсерватории и остальных важных зданий, вроде Дома Прощания и Дома Воды – их имена назвала ему Джелой, но Саймон не знал, связаны ли они как-то с тем, для чего их изначально построили, – вились тропинки и стояли сооружения поменьше, точнее руины, чьи переплетавшиеся детали были сделаны так искусно и казались настолько естественными, что напоминали лепестки цветов. Вокруг почти все заросло деревьями, но даже в них Саймон видел остатки порядка, так зеленая трава внутри ведьминого круга показывала, откуда начали расти грибы.

В центре бывшего когда-то потрясающе красивым поселения находилась необычная, выложенная плиткой плоская площадка, сейчас практически заросшая вездесущей травой, но даже в свете луны Саймон сумел разглядеть следы невероятно сложного, изящного рисунка. Джелой назвала площадку Огненным садом. Саймон, который был знаком только с творениями человеческих рук, решил, что здесь находился рынок.

За Огненным садом, по другую сторону Дома Прощания, Саймон видел неподвижные конические очертания белого цвета – палатки отряда Джошуа, заметно увеличившегося благодаря новым воинам, приходившим сюда вот уже целую неделю. Свободного места почти не осталось даже на широкой, точно обеденный стол, вершине. Некоторые из недавно прибывших устроились в пещерах под горой.

Саймон сидел, глядя на мерцание костров, пока не начал чувствовать себя ужасно одиноким. Луна казалась ему невероятно далекой, холодной и равнодушной.

Он не знал, как долго смотрел в темную пустоту. На мгновение ему показалось, что он уснул и ему снится сон, но он не сомневался, что странное ощущение невесомости реально – настоящее и пугающее. Он принялся сопротивляться, но его руки и ноги стали какими-то далекими, и он их не чувствовал. Казалось, у него остались только глаза. Его мысли сияли ярко, точно звезды на небе – когда были небо и звезды и что-то еще, кроме бескрайнего мрака. Саймона наполнил ужас.

Да спасет меня Усирис, неужели пришел Король Бурь и теперь в мире будет царить вечная темнота? Господи, пожалуйста, верни свет!

И, словно в ответ на его молитву, в глубокой темноте начали зажигаться огоньки. Не звезды, как ему сначала показалось, а факелы – крошечные точечки света, которые постепенно становились все больше, как будто приближались к нему издалека. Сияющее облако, подобное стае светлячков, превратилось в реку, а та в линию, вращавшуюся медленными спиралями. Саймон понял, что сотни факелов поднимались по извивавшейся по склону горы тропинке к Сесуад’ре тем же путем, которым он сам пришел сюда из Джао э-Тинукайи.

Саймон уже видел фигуры в плащах с капюшонами, молчаливую процессию, двигавшуюся с ритуальной точностью.

Я на Дороге Снов, – неожиданно понял он. – Амерасу говорила, что я ближе к ней, чем многие другие.

Но что он видит?

Строй факельщиков добрался до ровной площадки и остановился, образовав сверкавший в темноте веер, и свет залил оба склона горы. Они поднялись на Сесуад’ру, но в сиянии факелов Саймон видел, что это не та Сесуад’ра, которую он знал. Руины исчезли, колонны и стены были целыми и невредимыми. Неужели его глазам предстало прошлое, прежняя Скала Прощания или диковинное будущее – что, возможно, наступит, когда Король Бурь подчинит себе весь Светлый Ард?

Огромный отряд направился вперед, к плоской площадке, в которой Саймон узнал Огненный сад. Фигуры в плащах вставили факелы в отверстия между плитками или на каменные пьедесталы, и расцвел огненный сад, превратившись в поле, залитое мерцавшим переливавшимся светом. Пламя танцевало на ветру, и Саймону показалось, что рассыпавшихся искр гораздо больше, чем звезд на небе.

Он почувствовал, что его неожиданно повлекло за толпой вперед и вниз, в сторону Дома Прощания. Словно лишившись плоти, он промчался сквозь залитую светом ночь и каменные стены и оказался в залитом ярким сиянием зале. Там царила тишина, лишь громко шумело у Саймона в ушах. Вблизи образы, на которые он смотрел, казалось, переливались и обретали расплывчатые очертания по бокам, как будто мир частично лишился своей естественной формы. Охваченный беспокойством Саймон попытался закрыть глаза, но обнаружил, что его двойник на Дороге Снов не может избавиться от видений и ему остается только беспомощно за ними наблюдать.

Таинственные фигуры окружили стол, шары в альковах испускали холодный свет, и их голубое, ярко-оранжевое и желтое сияние отбрасывало длинные тени на украшенные резьбой стены. Еще больше глубоких теней рождалось от установленного на столе сооружения из концентрических сфер, похожих на большую астролябию, которую Саймон часто протирал по просьбе доктора Моргенеса, – но вместо латуни и дерева сфера состояла из теплого света, как будто кто-то нарисовал жидким огнем в воздухе диковинные картины. Двигавшиеся вокруг фигуры были расплывчатыми, но Саймон совершенно точно знал, что смотрит на ситхи. Такой гордой осанкой и текучей грацией не обладал больше никто.

Женщина ситхи в небесно-голубом платье наклонилась к столу и изящными огненными пальцами добавила собственный рисунок к сиявшей сфере. Ее волосы были чернее теней, чернее ночного неба над Сесуад’рой и окутывали ее голову и плечи облаком поразительной красоты. На мгновение Саймону показалось, будто он смотрит на молодую Амерасу, но хотя женщина обладала огромным сходством с Первой Бабушкой, какой он ее запомнил, он не мог не видеть различий.

Рядом с ней стоял мужчина с белой бородой в развевавшемся красном одеянии. Очертания бледных рогов украшали его лоб, и Саймону стало не по себе – он уже видел нечто подобное в других, более пугающих снах. Бородатый мужчина наклонился вперед и заговорил с женщиной, она повернулась и прибавила новые огненные линии к картине над столом.

И хотя Саймон не видел лица темноволосой женщины, он точно знал, кто стоял напротив нее – лицо пряталось под серебряной маской, тело скрывало снежно-белое одеяние. Словно в ответ черноволосой женщине, Королева норнов подняла руку и перечеркнула линией тусклого огня ее картину, потом снова махнула рукой и накинула слегка дымившуюся алую сеть на сферу, находившуюся с краю. Мужчина рядом с ней спокойно наблюдал за каждым ее движением. Высокий, крепкий, в черных, точно обсидиан, доспехах с шипами – он не прятал лицо под маской или еще как-то, однако Саймон почти не различал его черты.

Что они делают? Неужели заключают Договор о Расставании, о котором Саймон уже слышал, – потому что, вне всякого сомнения, он видел собравшихся на Сесуад’ре ситхи и норнов.

Смутные фигуры заговорили более оживленно. Пересекавшиеся огненные петли летели в воздух над сферами и замирали в пустоте, яркие, точно образ промчавшейся мимо огненной стрелы. Саймону показалось, что разговор перешел на более резкие тона: многие из призрачных наблюдателей сердито – такого гнева Саймон никогда не видел у знакомых ему бессмертных – подошли к столу и окружили главную четверку, однако Саймон по-прежнему ничего не слышал, только глухой рев, как у яростно воющего ветра или мчащейся воды. В самый разгар спора огненные шары вспыхнули и принялись метаться, словно языки пламени в костре.

Саймон жалел, что не может подобраться ближе, чтобы лучше все видеть. Неужели ему предстало прошлое? Может быть, оно просочилось из волшебного камня? Или это всего лишь сон, навеянный долгой ночью и песнями, которые он слышал в Джао э-Тинукай’и? Почему-то он был уверен, что перед ним не иллюзия, – происходящее казалось таким реальным, что ему представлялось, будто он может протянуть руку… протянуть руку… и прикоснуться…

Звуки начали стихать, свет факелов и сфер потускнел.

Саймон задрожал и очнулся. Он сидел наверху, на самом краю полуразрушенной Обсерватории. Ситхи пропали. Исчезли факелы в Огненном саду. И ни единого живого существа не было на вершине Сесуад’ры, если не считать двух стражей возле костра внизу, рядом с палаточным городком. Озадаченный Саймон еще немного посидел, глядя на далекий огонь и пытаясь понять, что же он видел. Может быть, это что-то значит? Или всего лишь следы, не имеющие смысла, имя, нацарапанное путником на стене, оставшееся после того, как он ушел?

Саймон начал медленно спускаться по лестнице из Обсерватории и снова направился к своему одеялу. От попыток понять, что означало видение, у него заболела голова, и с каждым проходившим часом ему становилось все труднее думать.

Завернувшись поплотнее в плащ – одежда под ним была не слишком теплой, – Саймон сделал большой глоток из своего меха. Вода одного из источников Сесуад’ры была сладкой и холодной, он выпил еще, наслаждаясь послевкусием травы и призрачных цветов, и принялся постукивать пальцами по каменным плиткам. Ему следовало забыть про сны и думать о вещах, о которых говорил Деорнот. В начале ночи Саймон повторял их в уме снова и снова столько раз, что в конце концов они стали казаться ему чепухой. Сейчас, когда он попытался сосредоточиться, он обнаружил, что литания, столь старательно внушаемая ему Деорнотом, вылетела у него из головы, а слова ускользали, точно рыба в мелком пруду. Мысли разбегались, и он принялся вспоминать обо всем, что с ним произошло с тех пор, как он сбежал из Хейхолта.

Какие были времена! Сколько всего он видел! Саймон не знал, можно ли это назвать приключением – ведь приключения всегда заканчивались благополучно. Он сомневался, что у его истории конец будет хорошим, к тому же много людей погибло, а потому слово «благополучно» казалось ему не слишком подходящим… И все же он столько пережил… Кухонный мальчишка даже в самых смелых мечтах не мог такого представить. Саймон Олух встречался с существами из легенд, участвовал в сражениях и даже убивал людей. Конечно, все оказалось труднее, чем он раньше думал, когда представлял себя капитаном королевской армии; и на самом деле намного печальнее.

Саймона преследовали демоны, колдуны стали его врагами, он подружился с аристократами, оказавшимися не хуже и не лучше кухонных работников, и жил в качестве гостя – пусть и против своей воли – в городе бессмертных ситхи. Если не считать безопасности и теплых постелей, единственное, чего совсем не было в его приключениях, так это красивых девушек. Впрочем, он познакомился с принцессой, которая очень ему нравилась даже в те времена, когда выдавала себя за обычную девушку, но она давно исчезла из его жизни, и только Эйдон знал, где она сейчас. С тех пор он практически не общался с женщинами – кроме Адиту, сестры Джирики, но она находилась далеко за гранью его понимания. Адиту походила на леопарда: красивая, но пугающая. Саймону не хватало кого-то вроде него самого, только, разумеется, заметно привлекательнее. Он прикоснулся к начавшей расти бороде, потом пощупал длинный нос. Она должна быть намного симпатичнее, чем он. Он нуждался в том, с кем мог поговорить – кто любил бы его и понимал, как никогда не сможет друг тролль Бинабик, кто разделял бы с ним мысли и переживания…

Тот, кто поймет все про дракона, – неожиданно подумал он.

Саймон почувствовал, как его зазнобило, и на сей раз вовсе не из-за ветра. Одно дело – видение про древних ситхи, и неважно, что оно было невероятно ярким. Многих посещают самые разные сны – он слышал, как безумцы на Площади сражений в Эрчестере громко рассказывали о них друг другу, к тому же Саймон подозревал, что рядом с Сесуад’рой такое происходило очень часто. Но он встретился с драконом, а мало кто мог сказать такое про себя. Он стоял перед Игьярдуком, Ледяным Червем, и не отступил. Он взмахнул своим мечом – ну, мечом: назвать Шип своим было бы невероятной наглостью с его стороны, – и дракон пал. Действительно потрясающее деяние, ведь никто из людей, кроме Престера Джона, не совершил такой подвиг, а Джон являлся величайшим из всех людей, Верховным королем.

Ну, да, Джон убил своего дракона, а я не верю, что Игьярдук умер, и чем больше о нем думаю, тем больше у меня сомнений. Вряд ли его кровь заставила бы меня чувствовать себя так, как тогда, если бы он не остался в живых. И вряд ли мне хватило бы сил его прикончить, даже с помощью Шипа.

Но, хотя Саймон в подробностях рассказал всем, что произошло на Урмшейме, и поделился с ними своими сомнениями, некоторые из тех, кто поселился на Скале Прощания, называли его Убийца Дракона, улыбались и махали руками, когда он проходил мимо. Саймон пытался не обращать внимания на это имя, но люди принимали его сдержанность за скромность. Он даже слышал, как одна женщина из новых переселенцев из Гадринсетта рассказывала своим детям невероятную историю с яркими подробностями о том, что мощный удар Саймона полностью отсек дракону голову.

Он понимал, что скоро наступит момент, когда то, что произошло на самом деле, не будет иметь ни малейшего значения. Те, кто хорошо к нему относились – точнее, к истории про дракона, – будут говорить, что он в одиночку прикончил чудовище. А те, кому до него нет дела, скажут, что это вранье.

Мысль, что какие-то люди рассказывают фальшивые истории о его жизни, злила Саймона. Ему казалось, будто они отнимают у того, что с ним произошло, значимость. Не столько воображаемые скептики – им никогда не удастся отобрать у него мгновение пронзительной тишины и неподвижности, когда он стоял на вершине Урмшейма, – сколько другие, те, кто преувеличивал или, наоборот, упрощал его деяние, сочиняя истории о спокойной храбрости придуманного Саймона, убивавшего драконов просто потому, что он мог, или из-за того, что они представляли собой зло. Они пачкали грязными пальцами незапятнанную часть его души. То, что тогда случилось, было гораздо важнее. Ему так много открыли бледные, равнодушные глаза чудовища, его собственный героизм и одновременно растерянность… а еще обжигающая боль, когда черная кровь… показавшая ему мир… мир…

Саймон выпрямился, сообразив, что снова начал клевать носом. О господи, сон такой коварный враг. С ним нельзя встретиться лицом к лицу и сразиться; он дожидается, когда ты отвернешься, и тихонько к тебе подкрадывается. Но Саймон дал слово, а теперь, когда готов стать мужчиной, его обещание должно быть священным обязательством, которое нельзя нарушить. Поэтому он ни за что не уснет. Сегодня особенная ночь.

Воины сна вынудили его принять решительные меры к тому времени, как начался рассвет, но им не удалось одержать над ним верх. Когда в Обсерваторию со свечой в руке вошел Джеремия, напряженный от осознания важности своей миссии, он обнаружил, что Саймон сидит скрестив ноги в луже быстро замерзавшей воды, мокрые рыжие волосы свисают на глаза, белая прядь напоминает сосульку. Но лицо Саймона сияло от триумфа.

– Я вылил всю воду из меха на голову, – сказал он с гордостью, но у него так отчаянно стучали зубы, что Джеремии пришлось попросить его повторить. – Я вылил воду себе на голову. Чтобы не уснуть. Что ты здесь делаешь?

– Пора, – ответил Джеремия. – Рассвет уже почти наступил. Пришло время уходить.

– А-а-а, – дрожавшим голосом протянул Саймон. – Я не спал, Джеремия, ни одного мгновения.

Джеремия кивнул и осторожно улыбнулся.

– Это хорошо, Саймон. Идем. В доме Стрэнгъярда разожгли огонь в камине.

Саймон чувствовал себя совсем замерзшим и слабее, чем он думал, и ему пришлось положить руку на худое плечо Джеремии, чтобы не упасть. Тот стал таким тощим, что Саймон с трудом вспоминал, каким его друг был раньше – толстым, с тройным подбородком, учеником свечника, который вечно пыхтел и потел. Если забыть о страхе, время от времени появлявшемся в темных глазах, Джеремия превратился в красивого молодого сквайра.

– Огонь? – Саймон, у которого кружилась голова, наконец понял, что сказал его друг. – Хороший огонь? А еда там есть?

– Огонь замечательный, – серьезно ответил Джеремия. – В кузнице… под землей я многому научился, и среди прочего – хорошо разводить огонь. – Он медленно покачал головой, затем посмотрел Саймону в глаза. В его взгляде промелькнула тень, подобная зайцу, прячущемуся от охотника в траве, но уже через мгновение появилась опасливая улыбка. – А насчет еды… нет, разумеется. Еще не сейчас, ты и сам знаешь. Но не волнуйся, свин, сегодня вечером тебе обязательно достанется кусок хлеба или еще что-нибудь.

– Пес, – сказал Саймон, ухмыльнувшись, и специально навалился на Джеремию так, что тот споткнулся под его весом.

Только благодаря ругани и взаимным оскорблениям им удалось не свалиться на холодные каменные плитки. Вместе, спотыкаясь, они вышли из двери Обсерватории под серо-фиолетовое небо. Свет с восточного горизонта проливался на вершину Скалы Прощания, но птицы еще не пели.

Джеремия сказал правду. Огонь, пылавший в комнате с палаточным потолком, в которой жил отец Стрэнгъярд, оказался обжигающе горячим – что обрадовало Саймона, он сбросил одежду и забрался в деревянную лохань. Оглядываясь по сторонам, он увидел белые каменные стены, украшенные резными ползучими растениями и крохотными цветами, огонь отбрасывал на них яркие отблески, и казалось, будто они шевелятся под розово-оранжевой водой.

Отец Стрэнгъярд поднял очередной кувшин и вылил воду Саймону на голову и плечи. В отличие от вынужденного, но добровольного купания, эту воду, по крайней мере, подогрели, и, когда она стекала по его замерзшему телу, Саймон подумал, что она напоминает кровь.

– …Пусть эта… пусть вода смоет грехи и сомнения. – Стрэнгъярд замолчал, чтобы поправить повязку на глазу, другой его глаз окружили морщинки, когда он попытался вспомнить следующие слова молитвы. Саймон знал, что священник нервничал, а вовсе не забыл нужные строчки. Стрэнгъярд провел большую часть вчерашнего дня, читая и перечитывая, и повторяя короткую церемонию. – Пусть… и пусть мужчина, омытый и не боящийся встать передо Мной, чтобы я заглянул в зеркало его души и увидел там твердость его сущности, праведность клятвы… праведность… клятвы… – Священник снова в отчаянии прищурился. – О!..

Саймон наслаждался теплом огня, чувствовал себя глупым и будто лишившимся всех костей, но ему эти ощущения нравились. Он был уверен, что будет нервничать, даже испытает ужас, но бессонная ночь прогнала все страхи.

Стрэнгъярд провел рукой по остаткам волос, наконец вспомнил последние слова церемонии и быстро добрался до конца, словно боялся, что память снова его подведет. Потом он помог Джеремии вытереть Саймона мягкими тряпицами, и они вернули ему его белое одеяние, на сей раз добавив к нему широкий кожаный ремень. А когда Саймон надел тапки, в дверном проеме появилась маленькая тень.

– Он готов? – спросил Бинабик.

Голос тролля прозвучал очень тихо и торжественно, как и всегда, с уважением к чужим ритуалам. Саймон посмотрел на Бинабика и вдруг почувствовал, как сильно его любит. Перед ним стоял настоящий друг, остававшийся с ним рядом во время всех трудностей и опасностей.

– Да, Бинабик, я готов.

Тролль вывел Саймона наружу, Стрэнгъярд и Джеремия следовали за ними. Небо у них над головами было скорее серым, а не голубым, с тучами тут и там. Они шли в утреннем свете и старались приноровиться к неуверенным шагам ошеломленного Саймона.

Вдоль тропинки, что вела к палатке Джошуа, выстроились зрители, примерно двести человек, по большей части тритинги Хотвига и новые поселенцы из Гадринсетта. Какого-то из них Саймон узнал, но близкие друзья ждали его впереди, вместе с Джошуа. Некоторые дети махали ему руками, родители одергивали их и что-то строго шептали, опасаясь нарушить торжественность момента. Однако Саймон улыбался и махал в ответ. Утренний воздух приятно холодил лицо, у него снова немного закружилась голова, и пришлось подавить желание громко засмеяться. Кто вообще мог о таком подумать? Он повернулся к Джеремии, но лицо друга застыло, а глаза были опущены – в молитве или медитации.

Когда они добрались до открытого участка перед палаткой Джошуа, Джеремия и Стрэнгъярд отстали и заняли места в неровном полукруге зрителей. Слудиг, который подровнял и заплел в косу светлую бороду, сиял, глядя на Саймона, точно гордый отец. Темноволосый Деорнот в рыцарских доспехах стоял рядом с ним, арфист Санфугол, сын герцога Изорн и старый шут Тайгер расположились неподалеку – шут, кутавшийся в тяжелый плащ, на что-то тихо жаловался риммеру. Рядом с входом в палатку Саймон увидел герцогиню Гутрун и юную Лелет. И Джелой. Лесная женщина держалась как старый солдат, вынужденный прекратить бессмысленную инспекцию, но, когда Саймон поймал взгляд ее желтых глаз, она коротко кивнула, словно признавала, что работа завершена.

На дальнем конце полукруга стоял Хотвиг со своими воинами, и их высокие копья напоминали лес деревьев с тонкими стволами. Белый утренний свет проливался сквозь собравшиеся тучи, диковинным образом озаряя их браслеты и наконечники копий. Саймон попытался не думать о других – Эйстане и Моргенесе, которым также следовало здесь присутствовать.

Между двумя группами находилась палатка с серыми, красными и белыми полосами, а перед ней стоял принц Джошуа – меч Найдел в ножнах на боку, тонкая серебряная полоска-венец на голове. Воршева замерла рядом с ним, распущенные темные волосы роскошным облаком окутывали ее плечи, а ветер играл локонами.

– Кто стоит передо мной? – спросил Джошуа, голос которого прозвучал медленно и размеренно, но он мимолетно улыбнулся Саймону, словно хотел смягчить свой суровый тон.

– Тот, кто будет произведен в рыцари, принц, ваш слуга и Бога. Сеоман, сын Эльференда и Сюзанны, – старательно выговаривая слова, произнес Бинабик.

– Кто выступает от его имени и клянется, что его слова правда?

– Я Бинбиникгабеник из Иканука, и я клянусь, что мои слова – правда. – Бинабик поклонился, и его знак вежливости вызвал легкие смешки в толпе собравшихся.

– Он совершил ночное бдение и исповедался?

– Да! – поспешно ответил Стрэнгъярд. – Он, да… я хочу сказать, да, он все исполнил.

Джошуа попытался спрятать еще одну улыбку.

– Тогда пусть Сеоман выступит вперед.

Почувствовав легкое прикосновение маленькой руки Бинабика к плечу, Саймон сделал несколько шагов в сторону принца и опустился на одно колено в густой, волновавшейся на ветру траве.

Джошуа подождал мгновение, прежде чем снова заговорил.

– Ты храбро мне служил, Сеоман. Во времена огромной опасности рисковал жизнью ради моего дела и вернулся с солидным призом. Теперь перед лицом Бога и твоих товарищей я готов возвысить тебя над многими людьми, но и возложить на твои плечи груз, который не суждено нести другим. Ты клянешься, что готов принять мой дар?

Саймон сделал глубокий вдох, чтобы его ответ прозвучал твердо и уверенно, а еще – убедиться, что не забыл слова, которым научил его Деорнот.

– Я буду служить Усирису Эйдону и моему господину. Буду подниматься и падать и защищать невинных. Я не отвернусь от своего долга и буду оберегать королевство моего принца от врагов, телесных и всех прочих. Я клянусь собственным именем и честью, и пусть Элизия, святая мать Эйдона, станет моим свидетелем.

Джошуа приблизился к Саймону и положил здоровую руку ему на голову.

– Тогда я объявляю тебя моим слугой, Сеоман, и накладываю обязательства рыцарского звания. – Он поднял голову. – Сквайр!

Джеремия выступил вперед.

– Я здесь, принц Джошуа. – У него слегка дрожал голос.

– Принеси меч.

После короткого замешательства – рукоять запуталась в сутане отца Стрэнгъярда – Джеремия подошел к Джошуа, держа перед собой кожаные ножны с мечом, гладко отполированным, но в остальном самым обычным, выкованным в Эркинланде. Саймон на мгновение пожалел, что это не Шип, но тут же мысленно обозвал себя зарвавшимся идиотом. Неужели ты не можешь хотя бы иногда быть доволен тем, что у тебя есть? – подумал он. Кроме того, он представил, как будет выглядеть, если Шип не пожелает участвовать в церемонии и станет неподъемным, точно жернов. Рука Джошуа неожиданно стала тяжелой, словно на нее лег сам черный меч. Саймон опустил голову, чтобы никто не заметил, что он покраснел.

Когда Джеремия аккуратно пристегнул ножны к ремню Саймона, тот вытащил меч, поцеловал рукоять, затем сотворил им знак Дерева и положил на землю у ног Джошуа.

– Я служу вам, милорд.

Принц убрал руку, вытащил тонкий Найдел из ножен и прикоснулся им сначала к правому плечу Саймона, потом к левому и снова к правому.

– Перед глазами Бога и твоих товарищей, встань, сэр Сеоман.

Саймон, слегка покачиваясь, поднялся на ноги. Свершилось! Он рыцарь! В голове у него метались тучи, такие же, как на низком небе. На мгновение вокруг повисла тишина, а потом зазвучали приветственные крики.

Через несколько часов после церемонии Саймон вынырнул из сна, наполненного удушающим мраком, и обнаружил, что едва не задохнулся в запутавшихся одеялах. Слабый зимний свет падал на палатку Джошуа, и руки Саймона разрисовали красные полосы, как будто кто-то пролил на них краску. Он сказал себе, что уже наступил день, он спал, и ему приснился ужасный сон…

Он сел на постели и с ворчанием принялся выпутываться из одеяла. Стены палатки пульсировали на сильном ветру. А вдруг он кричал во сне? Саймон надеялся, что нет. Было бы унизительно проснуться с воплями в тот день, когда тебя произвели в рыцари за храбрость.

– Саймон? – На стене палатки, возле двери появилась маленькая тень. – Ты проснулся?

– Да, Бинабик. – Саймон потянулся за рубашкой, когда тролль нырнул внутрь.

– Ты хорошо спал? Совсем не просто бодрствовать целую ночь, иногда потом это становится причиной плохого сна.

Страницы: 12345678 » »»