Мечи Дня и Ночи Геммел Дэвид

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

На крутом склоне Скилганнон спешился, бросил поводья гнедого на землю и поднялся на вершину. Каменистая земля тянулась от гор до самого моря. В отличие от чужеземных пустынь здесь не было палящего зноя — пустыней эту землю делала только бесплодная почва. Под здешними ветрами выживали лишь чахлые кусты да колючки. Немногочисленные деревья высохли и ломались от малейшего прикосновения.

Горло у Скилганнона пересохло, волосы поседели от пыли, глаза слезились. Внизу никого не было, и он махнул рукой, подзывая к себе остальных.

— Пока их не видно, — сказал он подъехавшим Декадо и Алагиру.

— С чего ей вздумалось предупреждать тебя? — спросил Декадо.

— На это я не могу ответить.

— Я все-таки думаю, что она солгала, — сказал Алагир. Утренние события тяжело сказались на молодом командире.

После нескольких дней плавания они сошли на берег и двинулись к северу. Солдаты рады были оказаться на суше, джиамады тоже. За два дня, без всяких происшествий, они добрались до гор. Звери со Ставутом убили восьмерых диких баранов, и все поели свежего мяса.

Первая трагедия произошла этим утром.

Скилганнон наконец увидел своими глазами огромный кратер на месте храма. Удручающее зрелище. Вопреки рассказу Гамаля Скилганнон все-таки лелеял надежду, что тот ошибся и попал со своим спутником не в то место.

Всадники остановились на краю кратера. Шакул полез было вниз, но зашатался и чуть не упал. Багалан, адъютант Алагира, спрыгнул с коня и побежал ему на выручку. Раздался крик. Шакул схватил молодого офицера в охапку и вместе с ним отступил назад. Багалан корчился в его руках, изо рта струей била кровь. Шакул опустил его на землю. Алагир, первым подоспевший к юноше, увидел, что сквозь доспехи тоже сочится кровь. Тело Багалана сотрясли судороги, и он умер.

Алагир осмотрел его доспехи. Окровавленный ворот перекорежился, панцирь треснул, кольчуга впилась в правое бедро. Доспехи как будто ожили и растерзали своего владельца.

Скилганнон не стал напоминать, что наказывал всем держаться подальше от кратера. Истерзанный труп Багалана напомнил об этом лучше всяких слов.

— Негоже дренайскому воину так умирать, — сказал Гильден. — Мы даже доспехи с него снять не можем. — Алагир попытался вынуть меч Багалана из ножен, но оплавленный клинок не желал выходить.

— Что же это за колдовство такое? — спросил он с мертвенно-бледным лицом.

— Не знаю, — сказал Скилганнон.

Один из солдат с ругательством показал на кратер. Шлем Багалана, подскакивая на пыльной земле, менял форму, точно под ударами невидимого молота. Потом он, мерцая на солнце, поднялся над землей и полетел на север. Солдаты молча проводили его взглядами.

— Отойдите от края, — велел Скилганнон. — Разобьем лагерь вон там, у тех скал. Едем со мной, Алагир, — позвал он, садясь в седло. — Надо выбрать оборонительную позицию.

Алагир отошел от тела, сел на коня, и они с Декадо догнали едущего на восток Скилганнона.

— Может, эта сука тебе солгала, — сказал Алагир.

— Возможно, но я так не думаю. Поэтому, пока не убедимся в обратном, будем предполагать, что имеем дело с тысячей кавалеристов и двумя сотнями джиамадов. На открытом месте с ними драться нельзя — они нас возьмут в клещи.

— Я видел Вечную Гвардию в деле, — заметил Декадо. — Великолепное зрелище, доложу вам. Не хочу обижать тебя и твоих людей, Алагир, но я бы поставил на них. Может, нам лучше оставаться в движении, чем выбирать место для боя?

— Посмотри вокруг, Декадо, — сказал Скилганнон. — Никакого прикрытия, деревьев нет, водных источников мало. Укрыться негде, бежать некуда. Единственный выход — найти храм и остановить магию.

— Ты еще не видел, как дерутся Легендарные, — добавил Алагир. — Бьюсь об заклад, мы обратим твоих Вечных вспять.

— Принимаю — но кто мне заплатит, если ты проиграешь?

— Мы никогда не проигрываем.

— Ладно, поехали дальше, — прервал их спор Скилганнон. В последующие два часа Скилганнон часто останавливался и расспрашивал Алагира о возможном маршруте гвардейцев. Алагир, никогда не бывавший так далеко на севере, мало что мог сказать ценного.

— Они скорее всего сели на корабль в Драспарте, — предположил Декадо, — и поплыли вдоль побережья. Вон за теми горами впереди лежит Пелюсидское море. Порт на том берегу только один. Вернее, рыбачья деревня, но в ней есть пристань. Я там останавливался два года назад после Шеракской кампании и припоминаю дорогу, ведущую оттуда к старым серебряным рудникам.

— Нам сгодился бы перевал, — сказал Скилганнон. — Какое-нибудь узкое место. Тогда бы мы были на равных.

— Слишком многого хочешь. Обычно через горный хребет ведет не один перевал, а несколько. Если мы соберемся у одного, что помешает гвардейцам найти другой и зайти к нам в тыл?

— Сначала найдем хоть один, а потом обсудим, как его удержать.

И Скилганнон поехал к красной скале, торчавшей, как копье, над другими утесами. Там он спешился и стал карабкаться вверх. Алагир и Декадо смотрели снизу, как он поднимается.

Камень был мягким, и Скилганнон осторожно пробовал каждую опору, прежде чем ухватиться за нее или поставить ногу. Несколько раз скала крошилась и осыпалась под его пальцами. Посмотрев вниз, он решил, что поднялся уже футов на двести выше своих спутников.

С вершины ему открылись глубокие трещины в горной гряде, обозначавшие перевалы. Декадо не ошибся — их было несколько. С такого расстояния Скилганнон не мог отличить сквозные проходы от глухих ущелий, но в дальнем конце одной из расселин виднелось море. Скилганнон, собираясь с духом для предстоящего спуска, продолжал изучать лежавшую перед ним местность. Запечатлев ее в памяти, он полез вниз. На ровную землю он, при всей своей ловкости, ступил с большим облегчением.

Рассказав спутникам о том, что он видел, Скилганнон послал Алагира за остальными и велел им ехать прямо на восток, к остроугольному проходу в горах.

— Мы с Декадо осмотрим все перевалы, — сказал он, — и подумаем, где у нас больше всего возможностей для обороны.

— В жизни не видал такого оптимиста, как ты, родич, — заявил Декадо, когда они остались одни. — Ты в самом деле веришь, что эти деревенские парни побьют Вечных?

— Не важно, во что я верю. Я уже сказал, что бежать нам некуда и спрятаться негде. Остается одно — драться. А когда я дерусь, Декадо, я побеждаю — и во главе армии, и в одиночку.

— Я, не в пример большинству людей, люблю наглость, — весело ответил Декадо. — Она освежает. Сам я думаю точно так же. Не родился еще человек, которого я не убил бы на поединке. Ты ведь понимаешь, что это значит?

— И что же, по-твоему, это значит?

— Один из нас заблуждается.

— Или оба. Счастье, что мы с тобой на одной стороне.

— Счастье переменчиво, — хмыкнул Декаде Скилганнон сел на коня.

— Расскажи мне все, что знаешь о Вечной Гвардии. Как их учат, какая у них тактика, какое вооружение.

— Конные или пешие, они всегда атакуют. И всегда побеждают — как и ты, родич.

Унваллис о многом мечтал в своей долгой жизни, и почти все его мечты сбылись — кроме одной. Ни одна из его многочисленных женщин почему-то так и не родила от него. Он всегда немного сожалел об этом, но сейчас не испытывал ничего, кроме счастья.

Он лежал в королевской постели. Джиана свернулась рядом, положив голову ему на плечо, закинув на него ногу. Она спала совсем как ребенок, и Унваллис испытывал к ней чисто отеческую нежность. Он лежал тихо, поглаживая ее длинные черные волосы. Разум говорил ему, что это только иллюзия, что рядом с ним спит жестокий тиран, на чьей совести гибель целых народов. Но чувства в темноте шатра говорили громче и побеждали разум.

Так прошел час. Унваллис задремал и внезапно проснулся.

Открыв глаза, он увидел над собой серое лицо Тени. Укол кинжалом в плечо, и Унваллиса быстро сковал паралич. Еще две Тени подошли к ложу. Джиана вздрогнула и хотела сбросить с ног одеяло, но они тут же набросились на нее.

Унваллис даже пальцем не мог шевельнуть, чтобы ей помочь. Даже веки его не слушались, и у него на глазах серое лезвие кинжала вошло в сердце Джианы. Она упала на постель, глядя мертвыми глазами в неподвижные глаза Унваллиса. Еще миг, и Тени стащили ее труп с кровати.

Он не видел, как они вынесли ее из шатра. Несколько мучительных часов он пролежал с раскрытыми, пересохшими глазами. Потом пришел Агриппон с лекарем. Вдвоем они усадили Унваллиса. Вскоре он стал чувствовать свои руки, а следом пришла страшнейшая головная боль.

Когда дар речи вернулся к нему, он произнес одно только слово:

— Джиана.

— Тени уложили часовых, — сказал Агриппон. — Мы не нашли никаких следов.

— Ее убили, — сказал Унваллис. — Кинжалом в сердце. И унесли ее тело.

Алагир, сидя на каменистой почве у кромки воды, снял шлем и кольчугу. Солнце пригревало, но от пруда веял прохладный ветерок. Кругом блаженствовали Легендарные, не считая высланных на восток разведчиков. Напоенные кони стояли в тени утеса.

К нему подсел Гильден, тоже без лат, в одной серой рубахе до колен. Сейчас он больше походил на строгого учителя, чем на солдата.

— Твоя рубашка знавала лучшие дни, — заметил Алагир.

— Да, раньше она вроде была зеленая. — Гильден поплескал водой на лицо. — Любопытно знать, какая тут глубина.

— Откуда этот пруд вообще взялся? Дождевая вода натекла в яму?

— Трудно сказать. В пустыне такие вот водоемы могут быть связаны с колодцами и даже с подземными озерами. Потому, наверно, древние и проложили дорогу близко к этим утесам. Отличное место для караванщиков, ехавших от моря в Гульготир или Гассиму. Тут тебе и отдых, и водопой. — Гильден посмотрел на ту сторону пруда, где сидела Аскари с мрачным Харадом. — Красивая девушка. Ставуту повезло.

— Хорошо бы нам всем повезло. Скоро мы встретимся с Вечной Гвардией и двумя сотнями джиков.

— А где он сам, Ставут? — Гильден огляделся по сторонам.

— Он и вся стая ушли с Декадо и Скилганноном. Разведать другие перевалы, посмотреть, где Вечные могут нас обойти.

— Хоть бы они вовсе нас не нашли, — засмеялся Гильден.

— Знакомое чувство. Но что мы в таком случае будем делать, дружище? Вернемся домой и поляжем в стычке с другим таким же полком или с двумя полками, с тремя?

— Твоя правда.

Аскари пришла к ним, обогнув пруд.

— Такая чудесная вода, а никто не купается. Почему? Гильден засмеялся, Алагир же покраснел и промямлил:

— Да мы, знаешь ли... неважно плаваем.

— Я чего-то не понимаю? — спросила Аскари у Гильдена.

— Похоже на то, девушка.

— Слушай, Гил, заткнись! — угрожающе произнес Алагир.

— Наше общество придерживается древних ценностей, порою невероятно глупых, по правде сказать, — как ни в чем не бывало продолжал тот. — Женщины у нас делятся на три категории: непорочные девы, жены и шлюхи. Первые две категории пользуются почетом, третья служит для удовольствия. Удовольствие этого рода, разумеется, сопряжено с тяжелым гнетом вины.

— Это как-то связано с купанием? — удивилась Аскари.

— Враг может показаться в любую минуту. В мокрой одежде драться несподручно, поэтому купаться мы можем только нагишом. А при тебе, непорочной деве, — заржал Гильден, — ни один дренай раздеваться не станет.

— Но ты-то не разделяешь этой стыдливости? — вкрадчиво спросила она.

— Я побывал на юге, за Дельнохскими горами, и знаю, как другие люди живут.

— Тогда скидывай свою рубаху и покажи пример товарищам по оружию.

На этот раз Алагир засмеялся, а Гильден покраснел.

— Ну нет. Что бы я там ни говорил, а то, что с детства вдолбили, так просто не выкинешь.

— Значит, Легендарные — всего лишь робкие мальчики, которые стыдятся показать свою наготу? И ты тоже, Бронзовый Князь?

— И я тоже. Но искупаться все-таки хочется.

Алагир скинул с себя рубашку, штаны и плюхнулся в воду. Легендарные завопили, захлопали в ладоши, и несколько человек присоединилось к командиру.

Наслаждаясь прохладой, Алагир подплыл к Хараду, сидевшему с топором на коленях.

— Давай и ты с нами, дружище.

— Я плавать не умею.

— Да это легко. Положи топор и прыгай. Я мигом тебя научу.

— Ладно. — Харад вдруг усмехнулся, разделся и вошел в воду. — Дальше что делать?

— Вдохни поглубже и ложись на спину. Воздух в легких удержит тебя на плаву.

Харад попробовал лечь, но поскользнулся, ушел с головой под воду и вынырнул, отплевываясь.

— Я буду поддерживать твою спину, — приободрил его Алагир. — Вдохни, и мы пустим тебя в плавание.

Аскари, наблюдая за ними, сказала Гильдену:

— Ты уже стар для солдата.

— Спасибо на добром слове, — кисло ответил тот.

— Я не хотела тебя обидеть. Напротив. Ты должен быть очень хорошим бойцом, раз прожил так долго.

— Повезло, вот и все.

— Есть у тебя семья? Дети?

— Только эти вот робкие мальчики, — усмехнулся он. — Когда-нибудь они снимут с меня доспехи, уложат в могилу и споют над ней величальную. Другой семьи мне не надо.

— День слишком хорош, чтобы говорить о могилах и смерти. — Аскари встала и начала раздеваться. — Пошли, Гильден, поплаваем. — Она подала ему руку. Он помедлил и со вздохом стянул рубаху, обнажив множество шрамов на груди, плечах и бедрах. Держась за руки, они вошли в пруд.

В это время к пруду подъехали Скилганнон и Декаде При виде их Алагир оставил счастливого Харада плавать на спине и вылез на берег. Декадо отошел, чтобы выкупаться в стороне от других. Скилганнон выглядел усталым, глаза у него покраснели, лицо осунулось.

— Тебе тоже не мешало бы искупаться, — сказал Алагир.

— Мы нашли еще три перевала, по которым они могут пройти. У нас недостаточно людей, чтобы оборонять все. Может быть, есть и другие проходы. Эти ущелья — настоящий лабиринт. Ста-вут до сих пор там рыщет.

— Для начала они ударят на нас прямо в лоб. У них так заведено. Видишь врага — убей его. Они крепко верят в свое превосходство.

— Согласен. Декадо такого же мнения.

— Что же тогда тебя беспокоит?

— Кроме того, что нас вчетверо меньше? — усмехнулся Скилганнон. — То, что они могут перекрыть нам дорогу к храму. Если я туда не попаду, вся эта затея окажется напрасной.

— Уже оказалась. Мы это видели своими глазами. — Обсохший Алагир натянул штаны и рубашку. — Расколошматим гвардию и пойдем назад, в Сигус.

— Магия все еще действует — значит, он должен быть там.

— Насчет магии я не знаю, но храма там нет. Может, они перенесли источник в другое место. В другую страну. За море.

— Все может быть, — устало сказал Скилганнон. — Но в пророчестве сказано, что я должен найти ответ, а я здесь, не за морем.

Он отвел обоих коней на другой берег пруда. Алагир помог ему расседлать и почистить их, и оба воина вышли через пролом в обступивших пруд скалах на дорогу. Здесь она насчитывала в ширину около тридцати футов и круто шла под уклон, на восток. С ее края была хорошо видна воронка на месте храмовой горы. Над ней мерцали волны нагретого воздуха. Скилганнон, с трудом оторвав от нее взгляд, сказал Алагиру:

— Вот хорошая позиция. Врагу поневоле придется наступать в гору, а скалы и пропасть не дадут им обойти нас с флангов. — Он прошел по дороге вниз, где она, сузившись до пятнадцати футов, закладывала крутой поворот и спускалась дальше, на дно каньона. — И они не успеют как следует построиться для атаки. Здесь могут двигаться в ряд не более пяти-шести всадников, а за поворотом они попадают под выстрел. Вряд ли они станут подставлять своих лошадей под залпы закрепившихся на высоте лучников.

— Верно, — согласился Алагир. — Они будут сражаться пешими.

— Или вышлют вперед зверей.

— Думаю, зверей они пока попридержат.

— Что так?

— Не хочу показаться хвастуном, но мы отборные бойцы, Скилганнон. У нас громкая репутация. Думаю, гвардейцы захотят ее испытать. А вот когда мы им расквасим носы, дойдет очередь до зверей.

— Пожалуй. — Скилганнон снова вышел на край дороги и посмотрел вниз. — По прямой до дна каньона отсюда всего полмили, но по извилистой горной дороге вчетверо или впятеро больше. Не знаю, как у них с водой, но их кони, даже напоенные, устанут, а солдаты взмокнут и будут изнывать от жажды.

Они помолчали. Алагир, глядя на дорогу, представлял себе, как по ней поднимаются гвардейцы в черных с серебром доспехах и шлемах с высокими плюмажами. Скилганнон прав. Дорога шагах в ста пятидесяти от пруда слишком узка, чтобы построиться для атаки. Им придется наступать в относительном беспорядке, формируя ряды под градом стрел. Алагир прошел к этому узкому месту и побежал в гору, считая про себя.

— Ну, сколько? — спросил Скилганнон.

— Буду удивлен, если мы дадим меньше шести залпов до того, как они столкнутся с нашей первой шеренгой.

— Это около полутора тысяч стрел, — подсчитал Скилганнон. — Против тысячи человек в тяжелых доспехах и со щитами.

Не меньше половины стрел от них просто отскочит, половина другой попадет в кольчуги и панцири, не причинив никакого вреда.

— А половина оставшейся четверти нанесет только легкие раны, — завершил Алагир.

— Значит, из боя выбывает от силы сто двадцать пять человек. Остается восемьсот семьдесят пять против двухсот пятидесяти. В рукопашной они превосходящим числом оттеснят нас назад. — Скилганнон прошел по дороге до входа на пруд. — Будет естественно, если мы отойдем сюда. Проход узкий, и его легко защищать. Однако это самоубийство, потому что другого пути для отступления нет.

Он прошел еще шагов двести до вершины подъема. С этой точки дорога начинала спускаться в пустыню.

— А если мы отступим дальше этого места, они окружат нас и перебьют всех до последнего.

— Ты начинаешь нагонять на меня тоску, — пробурчал Алагир.

— Готовься к худшему, надейся на лучшее, — со смехом произнес Скилганнон, хлопнув его по плечу. Они присели на корточки, разглядывая дорогу.

— Можно отправить небольшую часть конных вниз, — предложил Алагир, — и ударить по ним, когда они будут двигаться в гору. Так они потеряют больше людей.

— Верно, но в таком случае они могут послать вперед джиков, и те разделаются с нашими конными. Надо, чтобы гвардейцы атаковали первыми. Тогда мы собьем с них спесь и заставим вспомнить, что они тоже смертны. После этого атака зверей будет выглядеть как последнее, отчаянное средство. А если мы и зверей отобьем, день будет наш.

— Вот это мне уже больше по вкусу.

— С каким наименьшим числом людей ты сможешь здесь продержаться? — Скилганнон показал на самый широкий участок дороги.

— С сотней. Может, с полутора сотнями.

Скилганнон, оглядев скалы слева от дороги, оставил Алагира в широком месте и поднялся шагов на пятьдесят вверх.

— Обстрел будем вести непрерывно, — сказал он, вернувшись. — Когда они начнут наступать, мы встретим их здесь. Затем задние ряды лучников отойдут вон туда, на скалы, и будут стрелять поверх наших голов по неприятелю, который неизбежно собьется в кучу. Сколько у каждого стрел?

— Тридцать.

— Если первая атака захлебнется, мы пополним запас, выдергивая стрелы из мертвых. Все зависит от этого первого раза. Надо продержаться подольше, чтобы поколебать их уверенность. Мы с Декадо станем в центре первой шеренги.

— Я тоже.

— Да. И в Бронзовых Доспехах. Это приободрит людей.

— Я тоже так думаю. А где будет драться Харад?

— Трудный вопрос. Он парень храбрый и сильный, но совершенно неопытный. Вдобавок с топором можно сражаться только на близком расстоянии, при поддержке товарищей. Ему нужно место для размаха. Я пошлю его со Ставутом и зверями для охраны других перевалов.

— Жалко. Ты верно сказал, что Бронзовые Доспехи поднимут наш дух, а если к ним добавить еще и топор Друсса...

— Может, под конец дело и до него дойдет.

После долгого подъема Ставут, Шакул и Харад вышли на плоскогорье, откуда змеилась на восток узкая расселина перевала. Здесь их ждала остальная стая. Харад, которому кто-то из Легендарных одолжил флягу с водой, прополоскал рот от пыли. По спине у него струился пот. Эта сухая земля рождала в его сердце тоску по родным лесам. Вспомнив о них, он вспомнил и Чарис, с улыбкой несущую ему обед. Харад помрачнел, мучимый горем и яростью.

— Милях в двух впереди, — сказал ему Ставут, — эта тропа выходит на старую дорогу. Если они решат разделиться, то один из отрядов пойдет здесь.

Харад предпочел бы драться вместе с Легендарными, а не зверями. Он все еще к ним не привык и восхищался Ставутом, который расхаживал среди них, хлопал их по бокам и отпускал шуточки, которых звери, по мнению Харада, все равно не понимали. Сейчас они подремывали, растянувшись на солнцепеке. Ставут зевнул и поскреб отросшую бороду.

— Ты знаешь какие-нибудь истории про Друсса? — спросил его Харад.

— Знаю, только ведь это все сказки. Он был женат на принцессе. Ее выкрали из дворца по наущению чужеземного короля, который в нее влюбился. И увезли за море, но Друсс отправился за ней и вернул назад.

— Рассказчик из тебя аховый, — заметил Харад.

— Древняя история меня, признаться, мало интересует. Он еще, кажется, дрался с повелителем демонов — или с кем-то таким.

— И почему это все герои женятся на принцессах?

— Ну, на то они и герои. — Ставут посмотрел на тропу впереди. — Хоть бы они не пошли по этому перевалу.

Шакул вдруг вскочил, поднял голову и раздул ноздри. Другие звери тоже зашевелились, и Ставут выругался.

— Твое пожелание не исполнилось, потому что ты плохо рассказываешь, — сказал ему Харад.

— Много джики. Скоро здесь, — сообщил Шакул.

— Сколько их? — спросил Ставут.

— Большая стая.

— Больше нашей?

— Много раз больше.

Ставут опять ругнулся и вытащил кавалерийскую саблю, которую дал ему Алагир.

— Ты бы держался подальше от драки, — посоветовал ему Харад. — Если не умеешь пользоваться этой штуковиной.

— Очень смешно, — процедил Ставут. Шакул снова понюхал воздух и сказал:

— Не все идут.

Тропа, ведущая вниз, имела в ширину двадцать футов. Справа от нее высился отвесный утес, слева зияла пропасть.

— Шак, — сказал Ставут, — надо выкатить побольше этих больших камней на край обрыва.

— Камни?

Ставут подошел к большому валуну и притворился, что толкает его.

— Будем скатывать их вниз, на врага. Взяли, ребята! — закричал он. Шакул тоже налег на валун, но тот не сдвинулся с места.

— Не идет, — сказал джиамад.

— Надо всем вместе. Грава, Железный, Уголь, сюда! — Те пришли на подмогу, и камень медленно покатился вперед. — Теперь осторожно, — предостерег Ставут. — На самый край. — Харад тоже приложил свою силу, и они установили валун в нужном месте. Вскоре защитники подкатили к началу тропы целый ряд огромных камней и стали ждать.

Далеко внизу показались первые вражеские джиамады. С ними был офицер на пегом коне. Ставут приказал своей стае отойти назад, но опоздал, и офицер их увидел. Он махнул рукой, и джиамады ринулись вверх по склону. Все здоровенные, как Шакул, и еще громаднее, вооруженные железными палками. Харад насчитал больше сорока, и бежали они очень быстро. Офицер тоже не отставал. Он обнажил саблю, и черный плащ реял у него за спиной.

Когда они добежали до середины склона, Ставут взревел:

— Толкай!

Шакул и другие скатили за край первый валун. За ним последовали второй и третий. Первый остановился шагов через десять, но второй покатился дальше, набирая скорость. Шакул с Гравой бросились к застрявшему первому, столкнули его с места и мигом вернулись назад.

Теперь уже пять камней катились вниз, подскакивая на ходу. Один из них ухнул в пропасть задолго до встречи с врагом, другой ударился об утес и остановился, но три других неслись прямо на джиамадов. Те, заметив опасность, повернули назад. Офицерский конь стал на дыбы. Валун угодил прямо в него и скинул в обрыв.

Офицер успел освободить ноги из стремян и спрыгнул с обреченного скакуна.

Харад следил за ними сквозь поднятое обвалом облако пыли. Не меньше десяти джиамадов свалились в пропасть или были раздавлены. Остальные строились для новой атаки. Офицер, потерявший свой шлем с плюмажем, взмахнул саблей, указывая наверх, и звери снова рванулись по склону.

Стая Шакула ждала их. Ставут стал в середине, Харад рядом с ним.

— Ненавижу драки, — сказал Ставут.

— Тогда ты выбрал плохое место, — проворчал Харад.

— Бей их! — во всю глотку заорал Ставут, и стая с ревом кинулась на врага. Харад бежал вместе с ними. Большущий зверь замахнулся на него железной дубиной. Харад, пригнувшись, рубанул его Снагой по ребрам, плечом отпихнул в сторону и схватился с другим. Шакул схватил своего противника за горло и пах, поднял в воздух и швырнул на других, бежавших за ним. Сабля Ставута лишь слегка оцарапала налетевшего на него зверя. Тот сгреб Ставута за грудки и потащил в пасть, но Шакул треснул его сбоку по голове. Зверь бросил Ставута и сцепился с Шакулом.

Ставут вскочил и подобрал упавшую саблю. Плоскогорье гудело от рыка и воплей. Шакул перегрыз врагу горло и снова бросился в бой. Харад рубил с неослабевающей силой, кроша мех, мясо и кости. Ставут поспешил ему на помощь, перескакивая через убитых зверей и уворачиваясь от дерущихся. Гвардейский офицер устремился наперерез. Ставут блокировал его выпад и спасся от второго, отшатнувшись назад. Острие, однако, прорвало ему рубашку и задело грудь. Он замахал саблей, держа ее обеими руками, но это не возымело успеха.