Участковый. От стажера до ведьмы Гончарова Галина
– Она его не открывает…
С точки зрения Ирины, в этом квартале на ночь надо было окна еще ставнями и решетками закрывать. Не то что открывать кому-то. И сажать у окна собаку. Или ставить капкан. Она бы точно так сделала.
Паранойя разыгрывалась при виде окон, в которые можно просто ногу поставить, прямо так, с улицы.
– Люсь, может, наряд вызовем?
– У тебя удостоверение с собой?
– Я не при исполнении.
– Мы только взглянем. И тут же вызовем, если надо. А если бабке срочно помощь нужна?
Ирина покачала головой. Но…
Ладно!
Авось, не убьют, да и их двое…
– Перчатки у тебя есть?
– Платком руку оберну.
Двор был тихим. Суббота, утро, кто спит, кто по рынкам гуляет, все заняты, всем не до соседей.
Дверь послушно приоткрылась под ключом.
– Нет, ну твою ж мать!
Да, эту картину Ирина уже видела. И угловой дом, кстати, тоже совпадал.
Все было разгромлено, а вот цветов… не было?
Нет.
Зато было тело пожилой женщины, которая лежала на диване и смотрела в потолок. И была она, похоже, безнадежно мертва. Да и запах сильно сомневаться не давал. Специфический такой.
– Люсь, тут – всё. Пошли, вызывать будем.
– Ты признаки насильственной видишь? Хотя тут беспорядок!… Все равно вызывать нужно…
Ирина огляделась. Признаки, не признаки… обыск есть, этого хватит. Не бабка ж тут все разносила в приступе безумия?
А вот ей хотелось проверить кое-что еще.
Подоконник.
Проходить в комнату не будем, потом голову оторвут, а вот сделать один шаг, чтобы приглядеться – можно. И шею вытянуть. Комнатка маленькая, этого с лихвой хватит. Подсветка в сотовом, чтобы было лучше видно.
Точно!
Здесь определенно стояли цветочные горшки! Вот и краска где выцвела, где нет! И грязь забилась в щели, так бывает, если цветок перельешь, вода и протечет на подоконник, а оттирать… видеть надо! И силы иметь!
Он же не пластиковый, он деревянный, старых времен. Попробовать фото сделать?
Ну-ка, еще увеличим, есть! Хорошая штука – смартфон. Многофункциональная.
Женщины вышли из дома, и Люся умоляюще посмотрела на Ирину.
Та вздохнула и принялась набирать уже известный ей номер.
СОГ, то есть следственно-оперативную группу долго ждать не пришлось. Полчаса – по городским дорогам и пробкам вообще ни о чем.
Во дворике сразу стало тесно – пять человек, да потом еще судмедэксперт и представитель Следственного комитета должны подтянуться.
А то!
Убийство предположительно, не хвост кошачий.
Кинолог с собакой посмотрел и поморщился.
– Опять!
Ирина посмотрела на мужчину лет тридцати пяти. А что – опять?
Долго выяснять не пришлось. Мужчина с собакой сделал несколько шагов вперед, овчарка поджала хвост, прижала уши, стала словно бы меньше ростом и даже слегка заскулила. А потом овчарка попятилась и уселась своей попой на туфли напарника, сообщая всем присутствующим, что вперед она ни за что, никогда, ни одной лапой, ни даже коготочком! Нет! Не пойду!
Всем видом она показывала, что вы, конечно, люди, и главные, но не пошла бы я отсюда? Страшно мне, страшно! И вообще, вы как хотите, а мне вот в туалет надо! Срочно, здесь и сейчас!
Все наблюдали за этим концертом с разным видом.
СОГ – с пониманием, Ирина – с сочувствием, остальные – с искренним удивлением.
– Мы с Найдой тут, в тенечке, подождем, – решил кинолог, направляясь на ближайшую скамеечку. – Нам тут точно работы не будет.
Следователь, кажется, это был именно он, махнул удостоверением в воздухе.
– Майор юстиции Демин, Следственный комитет. Ну, рассказывайте, кто, что, как…
Люся улыбнулась, поглубже вздохнула, показывая бюст, и направилась рассказывать. Ирина даже не лезла, ее сторона тут десятая.
Знать она ничего и никого не знает, адреса, пароли, явки – тоже у Люси. Ей и рассказывать, а Ирина лезть на глаза не будет, посидит тут, с кинологом.
Пусть профессионалы работают, все осматривают, да и знак, похожий на козла, тоже в протокол заносят. Серия ведь…
И никто, и ничего?..
Или все-таки кто-то работает в этом направлении? Может, удастся выяснить?
– Красивая какая.
Здоровущая овчарка принюхалась и шевельнула хвостом. Мол, ты мне тоже нравишься.
Говорила Ирина вполне искренне, собак любила, особенно таких, больших и умных, с серьезными глазами и улыбающейся пастью. Да и на хозяина никаких видов не имела, и духами не воняла.
Можно потерпеть. Пусть сидит.
– Можно?
– Найда, свои.
Ирина почесала подставленную лобастую голову.
– Умница какая.
Влажный собачий язык прошелся по руке. Мол, ты не отвлекайся. Языком разговаривай, а руками – чеши!
– Она у меня такая!
– А почему вы сказали, что пользы никакой?
Кинолог покосился с подозрением, и Ирина поспешила представиться. Даже удостоверение предъявила по всей форме.
– Коллега?
– Стажер. Пока…
– А потом участковый?
– Ага…
– А чего не к нам? Ты зверей любишь…
– Не люблю смотреть, как люди ведут себя хуже зверья, – язвительно ответила Ирина. Кинолог от души фыркнул.
– Это да. Как с овчарками пообщаешься, так потом в троллейбус войти тошно. Никогда собаки себе такого не позволяют, если это не последние шавки. Да и те… их-то жизнь заставляет, а люди для себя выбирают. Федя. Будем знакомы.
– Очень приятно. А почему все-таки…
– Да потому, что собака тут бесполезна. Вообще.
– Перец? Или химия какая?
– Что самое интересное – нет. А собака все равно в ту комнату не пойдет.
– Вообще никак?
– И ни за что. Найда уже в паре таких мест бывала… вот не сойти мне с места, она словно хищника чует. Большого.
– Хищника?
– Тоже не веришь…
– Да просто кто туда вместится-то? В эту конуру для кошки?
Федя только плечами пожал.
– Не знаю. Но выглядит это именно так. Боится она, понимаешь?
Ирина кивнула.
У них собака была дома. Понимала, конечно.
– И так в каждом месте?
– Ага, где эта рожа козлиная отметилась.
– Понятно…
Осмотр шел своим чередом. Судмедэксперт возился с телом, осматривая его, чтобы можно было отправить в морг.
Люся беседовала со следователем, оперативник опрашивал пока соседей, но все без толку. Никто ничего не видел, не слышал, не почувствовал, а человек померши.
Отчего? Вроде как смерть естественная. Инфаркт, похоже, но отчего? И до или после визита грабителя? Или вообще – во время оного? Много ли пожилой женщине надо?
Стукнули в окошко, вот и инфаркт пришел.
Соседи сходились в одном. Прасковья была одинокая, хоть и при родственниках. А не привечала она их никого. Не любила, не уважала, чуть ли не тряпкой из-под окна гоняла.
Найда попросилась в туалет, и кинолог вышел со двора. А к Ирине тем временем на скамейку подсел один из местных жителей, по виду не просыхающий уж неделю. А то и побольше, с месяц.
– Этот маньяк, значится, и до Парашки добрался?
Ирина пожала плечами.
Разговаривать с такими кадрами изначально бессмысленно. Знать-то они кое-что могут, да только вы никогда знать не будете, то ли это правда, то ли это их алкогольная галлюцинация. Живут по принципу: сам придумал, сам поверил… есть и другие, но этот – типичный синяк.
– Наверное, этот.
– Моя баба грустить будет. Они с Парашкой дружили.
У него еще и баба есть? Вот ведь… героическая личность!
Алкаш хмыкнул.
– А ты думаешь, я вовсе уж и мозги и дом пропил? Э, нет, я не алкаш, я пьяница.
– В чем разница? – заинтересовалась Ирина.
– Алкаш водочку кушает, пока не подохнет. А у меня запои. Да, раз в полгода срывает меня, вот, на пару-тройку недель, я свою норму выкушаю – и опять домой. А так-то я столяр не из последних.
Ирина покосилась на хибару, на которой не было никаких признаков столярного искусства.
– Не веришь? Это зря. Я вообще не здесь обитаю, хата эта моей бабе от матери досталась, а так-то у нас квартира на Мостовой. Просто баба моя там, дети, внуки… к чему им на такого деда смотреть? Меня, кстати, дядя Коля зовут. Николай Петрович, но это – там, в мастерской.
– Приятно познакомиться. Ирина. Лейтенант, стажер…
– Мелочь, короче, зеленая. Молодая поросль. Понятно.
Ирина пожала плечами, мол, есть такое, и поменяла тему.
– А вы уже… выходите из запоя?
– Не, это я как раз похмелился… Кстати, у нас про Парашку много чего интересного рассказывали. Она и с моей бабой дружит.
– Дружила…
– Ну да. Иконы ей отдала, штук шесть, моя их к нам утащила. Парашка говорила, что ее родственники все размотают, ни сберечь, ни сохранить не сумеют, им бы лишь сейчас пожить, а что там потом будет – гори оно ясным пламенем.
Точнее Ирина выяснять не стала. Судя по Люсиному рассказу… кто там был?
Дочка с повышенным порогом брезгливости? Внук? Интересно, по дочкиной линии, или как?
А, все равно, плохо это звучит… хотя не ей судить. Она никого тут не знала, любая ее оценка будет неправильной. Может, эта Прасковья такой заразой была…
– А вообще Прасковья добрая была?
Алкаш, то есть идейный пьяница, дробно захихикал.
– Парашка-то? Да ты что! Так могла приложить, костей не соберешь. Мать у нее, говорят, вообще ведьмой была.
– Серьезно?
– Я-то ее не застал. А Парашка рассказывала, к ее матери весь район мотался. След она искала, от пьянства отворачивала…
– Гадала на любимых…
– Вот это – нет. Парашка особо подчеркивала, что по бабьей магии ее мать не работала. Не тот дар. А ей, мол, не передался, и дочь неудельная, а внук вообще не родной.
– Да?
– Он дочкин от второго брака, усыновленный. А дочку Парашка еще с тех пор не любила, как та аборт сделала. Моя рассказывала, Парашка ее родить аж умоляла, говорила, другого шанса не будет… Ты что думаешь? Так и не родила потом Клавка.
Ну, после абортов это осложнение известное. Природу обмануть не выйдет, она свое возьмет, раньше ли, позже…
Эксперт, оперативник и дежурный участковый тем временем занимались осмотром места происшествия. Может, и Ира подпряглась бы, но места просто не было. Там и трое-то с трудом помещались.
Тело уже вынесли во двор и ждали труповозку. Так что пользы от Ирины не было, оставалось болтать с местным аборигеном. Вот, к примеру…
– А цветы Прасковья любила?
– У нее их много было. Она последнее время их раздавать начала по соседям.
– И вам тоже?
– Бабе моей. Та все к себе забирала, кстати, растения у Парашки были знатные. Все колосилось. Что хочешь могла вырастить! От помидоров до орхидеев!
– А дома или дачи у нее не было? Если она так любила растения, купила бы участок да возилась?
– Раньше было, потом продала. Возраст же…
– А чего отсюда не переезжала? Тяжело же! Вода из колонки, газа нет, баллон стоит…
– Парашка говорила – привыкла. Не хотелось ей. Не то, что не могла, а именно не хотела почему-то. Говорила – судьба такая.
Странно.
Осмотр шел своим чередом. Опрос свидетелей, Ирину с Люсей вообще попросили написать рапорт. Внуку звонили, тот приехать не смог, сказал, что сейчас в области. Часов через шесть в городе будет. Дал телефон дочки Прасковьи, то есть своей матери.
Кажется, той звонил следователь.
Ирина решила, что выходной не пропал. Что-то они сделать не успеют, но разве плохо вот так? Посидеть, подышать воздухом, никуда не торопясь поболтать с людьми, опять же, работы с нее не требуют, а рапорт напишем и отвезем. Дело нужное.
Следователь квалифицировал предварительно смерть Прасковьи как причинение смерти по неосторожности. Пока. Потом еще видно будет, после вскрытия, но скорее всего, это именно так.
Полез грабитель в окно, тут бабку и накрыло. С летальным исходом.
– ГДЕ МОЯ МАТЬ?! – Вопль был таким, что подскочил, кажется, даже труп Прасковьи. Пьяница свалился со скамеечки и потряс головой.
– Клавка, с-сука!
Глядя на то, что появилось во дворе, Ирина никак не могла согласиться. Разве можно сравнивать милейшее существо – Найду и вот это? Никак нельзя. Это оскорбление всего собачьего рода, со времен творения.
Ворвавшаяся во двор женщина больше всего походила на атомную бомбу. Хоть конусообразными, плавно расширяющимися книзу формами, хоть взрывом на башке, хоть пронзительным голосом. Жутким.
Рыжие лохмы топорщились во все стороны, круглое лицо кривилось в неясной гримасе, развевалась непонятная хламида, при виде которой задохнулся бы от восторга Альбус Дамблдор – столько на ней было бисера и блесток.
Следователь поспешил к вновь прибывшей.
– Здравствуйте, Клавдия Ивановна…
Увы, слова сказать ему не дали. Не предусмотрено было.
– МАМА!! – Трагический вопль. Потом бабища упала на колени рядом с телом и разревелась в три ручья. Или не разревелась?
Завыла – точно. Заголосила, заскулила.
– На кого ж ты меня покинулаааааа, сиротиииинушкуууууу…
Пьяница помотал головой.
– Ну все. Это теперь на два часа. Кликуша, е…
– Всегда так? – в полный голос уточнила Ирина. А чего стесняться, за этим воем бензопилу «Дружба» не услышишь, не то что собеседника.
– С детства. Парашка ее пока лупила, тут поприличнее было, а как Клавка выросла да замуж вышла, так с этой дурищей никакого сладу не стало. Пошел я, водовки хлопну. А то глядя на эту комедь – с души воротит. Тебе не предлагаю…
Ирина пожала плечами. Мол, я бы со всем нашим уважением, но – нельзя.
– Ну, сиди тогда. Хорошая ты девка, хоть и ментовка. А уши лучше заткни, эту дуру если палкой никто не треснет, она еще пуще разойдется.
И удрал.
Ровно через пять минут Ирина поняла, что дядя Коля, хоть и выпивши был, оказался со всех сторон прав. Именно так.
И разошлась пуще прежнего, и развизжалась, и конца-края этому видно не было. Но…
Безвыходно.
Они при исполнении, им нельзя ни бить, ни пить. А иногда так хочется!
Пойти, что ли, пока по району побродить? Недалеко?
Домик, вон, навестить, с ромбиком на дверце, пирожок какой купить…
Люся была занята. Она пыталась успокоить дочку потерпевшей, хотя Ирине показалось, что подруга больше демонстрирует майору свои красоты и виды, чем реально помогает.
Ну и ладно, должно быть у человека в жизни что-то хорошее? Какие-то приятные впечатления… посмотреть там есть на что. Пусть развлекаются.
Рапорт она напишет, нужды в ней нет, ну и чего?
Ирина отправила Люсе на телефон смс и выскользнула за ворота.
Вернулась она через час. Истерика еще продолжалась, алканарий как в воду глядел. Все выглядели изрядно утомленными, но дама не унималась.
Она СТРАДАЛА.
Красиво, вдохновенно, точь-в-точь как в сериалах. Ирина махнула Люсе и протянула ей пакет.
– Тут на всех. Спасибо дядюшке Робину.
Салатов не предвиделось, но булки с сосисками вполне достойная замена. И стаканчики с кофе и чаем, кому что понравится…
Из окружения истерички мигом исчезли четверо человек, почти материализуясь рядом, оперативник выхватил булочку и буквально вгрызся в нее.
– Шпашибо.
– Кофе. Салфетка. И вот – горчица, – протянула Ирина самое жизненно необходимое.
Мужчины жевали.
Истерика постепенно стихала, лишившись зрителей. Наконец тетка отряхнулась и встала. И была тут же препровождена в дом, разбираться, что пропало и что осталось.
Истерика пошла заново. Как оказалось, пропало ВСЁ.
Три магнитофона, три куртки кожаных, три портсигара золотых… нет, тех – шесть, иконы старинные, особо ценные, ваза хрустальная, картина…
Когда вы у матери были последний раз?
Э-э-э… около года назад. Или полтора.
Могла она это продать, подарить…
Нет ответа.
Обычно на всю процедуру, с допросами, протоколами и прочим, уходит три часа. Иногда даже меньше. Сегодня ушло шесть.
Потом квартиру опечатали, и все посторонние, в том числе и Ирина, наконец смогли тронуться со двора. Чтобы натолкнуться на дядю Колю.
– Уходите уже?
– Уже?
– Так Клавка могла и полдня блажить. Дурная баба, что тут скажешь? Парашка все сокрушалась, род прервался…
– Она с рождения такая?
– Ты знаешь, нет. Жена говорила, сначала Клавка нормальная была, а в какой-то момент как пошло и пошло… Парашку жалко. Хоть и стервь она была, а все ж баба правильная.
Дядя Коля как-то даже ссутулился. А потом вдруг просветлел лицом.
– Слушай, а погоди пару минут…
Ирина пожала плечами, переглянулась с Люсей и осталась на месте.
Дядя Коля влетел во двор и через пять минут вылетел оттуда с большим керамическим горшком, в котором покачивало листьями какое-то непонятное растение.
– Что это?
– Вот, возьми. Парашку помянешь. Это вербена, она ее на подоконнике выращивала, к чаю… у меня-то такого добра вагон на даче, а тебе, глядишь, и пригодится.
Кустики покачиваются под ветром, приятно пахнут.
– А давно вам соседка ее отдала? – сделала стойку Ирина.
Дядя Коля махнул рукой.
– Да не так, чтобы уж. Слегла когда, вот и отдала. Ей ухаживать не под силу было, а я все никак его до дома не дотащу. И поливать забываю… жалко, погибнет…