Жесткая рекогносцировка Пучков Лев
В этот момент Андижо быстро приставил «ствол» к виску Сохроба.
– Ту-дух!
Шлепнуло глуховато – звук выстрела утонул в рокоте работающей за забором техники.
Сохроб кулем рухнул наземь. Андижо сильно рисковал, выбирая такой угол выстрела, но рассчитал все правильно: большая часть того, что брызнуло из несчастного Сохроба, попала Анвару на лицо и рубашку.
– Апф… Апф… – Анвар, даже не пытаясь обтереться, сел на корточки и вернул в мир то, что было съедено им на завтрак.
– Извини, не хотел, – вроде бы даже искренне сказал Андижо, отдавая пистолет телохранителю. – Езжай домой, тебе надо отмыться… Давай, чего встали?!
Последнее предложение было адресовано «шкафчикам» Анвара. Не заставляя страшного контрагента повторяться, они подхватили плохо владеющего собой босса под руки и усадили его в «Мерседес». Спустя несколько секунд роскошный «немец», живенько обрулив стоящий позади него джип, со спринтерской скоростью припустил по полосе отчуждения прочь.
Андижо, согнав улыбку с лица, плюнул вслед уехавшим и ткнул пальцем в сторону коленопреклоненной троицы у забора. Один из «хлопцев», стерегущих проем, прислонил автомат к забору, достал из-за пазухи небольшой нож с кривым лезвием и схватил упитанного товарища с подпаленным глазом за шиворот…
Видели, как баранов режут? Если видели, вам будет все понятно. Если нет, живописать не стану – больно уж удручающее зрелище.
Упитанного и одного из дехкан «хлопец» прирезал сноровисто и быстро. Андижо безучастно наблюдал за процессом, закурив новую сигару, а его водила с одним из автоматчиков в это время упаковывали Сохроба в багажник джипа, заблаговременно выложенный, как выяснилось, целлофаном. Человек не чужой, из клана, похоронить надо с подобающими почестями.
Да уж, спонтанной вспышкой ярости тут и не пахнет – целлофан все объясняет. Напрасно мы понадеялись на Андижо, не оправдал он наших чаяний. Получается, зря пыхтели. Сдавать видеоматериал в органы – это даже не смешно. У нас в стране представителей наркомафии такого ранга не сажают в принципе…
А со вторым дехканином получилась небольшая загвоздка.
Вроде бы, как и первые двое, он впал в ступор, прямо воплощение слепой покорности судьбе, стоял на коленях, обреченно склонив голову… Но, почуяв прикосновение к шее смертоносной стали, внезапно рванулся, как раненый барс, сшибая наземь палача, и во все лопатки припустил в глубь посадок!
– Пятый – ложись! – глухо прошипел в наушнике голос Петрушина.
– Есть, – мгновенно отозвался Вася Крюков. – Дальше что?
«Габариты» у дальнего джипа рефлекторно вскинули автоматы, повели «стволами»… Тот, что ближе к забору, через секунду поднял «ствол» (товарищ в секторе), начал смещаться вбок.
Наверное, дехканин ушел бы: был он удивительно резв – куда там энерджайзеру, но… Вдруг провалился одной ногой в землю, едва ли не по самый пах!..
«Товарищ в секторе», как и полагается опытному бойцу, не замедлил воспользовался ситуацией.
– Та-та-та! – экономно выдал автомат, перечеркивая жизнь резвого дехканина. И тут же добавил для контроля: – Та-та, та-та…
Парень обмяк и завалился на бок. Двое у дальнего джипа, взяв оружие на изготовку, тотчас же направились к нему…
– Пятый, берешь обоих, – бесстрастно скомандовал Петрушин.
…А проблема заключалась в том, что бедолага провалился аккурат в скрадок Ростовского! Товарищ, видимо, глубоко штатский, бежал ровно по директрисе, где меньше растительности и легче перемещаться. Любой мало-мальски опытный вояка сразу бы нырнул в кустики…
– Работаешь через две секунды после нашего старта. Восьмой – выламываешься через секунду, как крикну. Потом оба лупите с места по забору и ближнему джипу – там водила. Перемещаться не надо, попадете к нам в сектор.
– Понял, – ответил Вася.
– Понял, – голос Ростовского показался мне каким-то болезненным.
– Седьмой, берешь ближнего к тебе у правого джипа. Потом – водилу, он без оружия. На мое «ложись» не реагируешь. Три, два, раз… Понеслась!!!
Уф-ф! Ох и тяжко после пяти часов неподвижного лежания, без разбега, сваливаться в режим боя… Когда лежишь в засаде и ждешь команды для нападения, есть время продышаться, разогнать организм, потянуть мышцы специальными упражнениями – короче, подготовить свою боевую машину к напряженной работе.
А тут получилось – как внезапный старт двигателя после ночи на морозе. Дрынь-дрынь – и поехали.
Из скрадка я выламывался целую вечность.
– Ложись!!! – бешеным буйволом взревел Петрушин…
…а я еще только-только справился со слоем дерна и даже окончательно не распрямился в своем разрушенном окопе.
Петрушин, как всегда, опередил: оглушительно рявкнул, метнул что-то в направлении джипов и помчался вперед.
Я заметил, в такие моменты время резиново растягивается и тобой постоянно владеет паническое чувство: не успеваю, не успеваю, медленно все делаю!!! Да, я тут все медленно делаю, как последний тюлень, а рядышком торчит куча народу с автоматами и с интересом наблюдает…
Оказавшись на воле и толком не сориентировавшись, я рванул во все лопатки к обозначенной цели, на бегу впитывая обстановку.
Спасибо Андижо – держит в охране воевавших товарищей. На «ложись» и летящий предмет среагировали правильно: мгновенно рухнули кто где стоял и прикрыли головы руками.
Эти двадцать пять метров до джипа я бежал страшно долго – наверное, секунды четыре, а то и пять. За это время успел освоиться с обстановкой и рассмотреть следующие моменты:
– к тем двоим, что упали в паре метров от скрадка Ростовского, из кустов вымахнула маленькая серая тень. Пока из вспучивающейся на глазах кочки рождался Ростовский, тень успела дважды коротко блеснуть тусклой сталью, забрала автомат у последнего, ею убиенного и, кульбитом уйдя в сторону, изготовилась для стрельбы лежа за елью;
– Андижо – большой респект от всех, кто понимает в военном деле. Ну просто очень реактивный товарищ. За неполные четыре секунды успел: упасть вместе со всеми, оценить обстановку, опять вскочить и даже принять какое-то подобие боевой стойки! Вот это боец, вот это лидер!
– Петрушин свистящим болидом походя снес со своего курса безоружного Андижо и, одним прыжком покрыв расстояние до джипа, скрылся из поля моего зрения. Его объект – автоматчик у правого фонаря, а я топал к багажнику;
– двое у забора (самые дальние) среагировали быстрее всех – к тому моменту, когда мне оставалось до джипа каких-нибудь три метра, они уже начали подниматься;
– а лично на моем участке работы случилась беда: водила оказался штатским!
То есть рядом лежал боец с автоматом, прикрыв голову руками, а водила, разинув рот (даже не попытался укрыться!), держался одной рукой за распахнутую крышку багажника, смотрел на меня широко раскрытыми глазами и… тянул из плечевой кобуры пистолет.
– Ту-дух!
Он успел-таки достать пистолет и шлепнул навскидку – в последний момент я «щучкой» прыгнул ему в ноги, уходя с линии выстрела, и сшиб стрелка на землю.
– Та-та! Та-та! Та-та! – заработало совсем рядом, с той стороны от джипа, куда пару секунд назад рывком ушел Петрушин.
У забора кто-то коротко, с подвывом, вскрикнул.
– Та-та-та! – обнадеживающе застрекотало с позиции Васи и Ростовского. – Та-та! Та-та! Та-та!
Со всей дури рубанув ребром ладони по горлу водилы, я забрал у него пистолет, извернулся, как уж, и, не дожидаясь реактивности начавшего подниматься бойца, дважды пальнул ему в голову. Посмотрел на водилу – готов, признаков жизни нет.
Все, у меня «чисто».
– Погоди, брат! – истошно взвизгнул Андижо. – Брат! Я…
– Та-та! – непримиримо вынес вердикт Петрушин.
– Аррр…
– Та! – и точка.
И – тишина.
Я осторожно выглянул из-за багажника: Андижо, подергивая ступнями, тихо отходил в лучший мир.
Двое у скрадка Ростовского, один у дальнего джипа (водила), двое у забора, двое у меня, один у Петрушина. Плюс Андижо собственной персоной.
– Четырнадцать, – подытожил Петрушин. – Кого-то зацепило?
Петрушин всегда считает. Привычка такая. Четырнадцать – это время, а не трупы. Четырнадцать секунд с момента старта – чистое время боя.
– В порядке, – подал голос Вася.
– А мне ляжку отдавили, – пожаловался Ростовский.
– Серый?
– Я в порядке! – голос мой прозвучал этаким несолидным хриплым дискантом.
Ну вот, неожиданная встреча закончилась со счетом девять – ноль.
Вообще-то, не планировали. Как я уже говорил, в наши обязанности не входит прямое вмешательство в исследуемый процесс. Увы, что поделать – издержки производства, сами понимаете…
Глава 2
Дилер
Во вторник, второго августа, хоронили Андрея Ивановича Исаева.
Погода была… Впрочем, сейчас уже и не вспомню, как там насчет погоды – в тот день у меня на душе было так скверно, что на подобные мелочи я просто не обращал внимания. Что там погода – я, «шифруясь», машину оставил где-то на подступах к кладбищу, а потом, когда уже все уехали, не сразу ее и нашел. Так расстроен был, что забыл, где поставил.
Вопреки ожиданиям народу на кладбище было немного, так что моя надежда затеряться в толпе не оправдалась.
Как-то так вышло, что, дожив до тридцати двух лет, я – Игорь Прыгунов – ни разу не участвовал в похоронах ветеранов правоохранительных органов. Наш кинематограф по этому поводу весьма скромен и молчалив, поэтому я руководствовался исключительно голливудским стандартом: сверкающий катафалк, вереница не очень новых, но вполне приличных и крепких авто, вся полиция штата в полном составе, жены, дети, оркестр, журналисты – в общем, изрядное столпотворение, на фоне которого некий тайный друг усопшего ни у кого не вызовет вопросов.
А здесь было, без учета квартета убогих из похоронной команды, всего одиннадцать человек. Мать, жена, сын, дочь и семеро сотрудников – наверное, самые преданные и верные. Вот поди тут и затеряйся!
Я стоял на чьем-то «семейном» участке, располагавшемся неподалеку от свежевырытой могилы, и наблюдал за ходом погребения. Руки мои, совершенно непроизвольно и безо всякой надобности, крепко вцепились в почерневший от времени штакетник невысокой оградки, взгляд застилала красноватая влажная пелена, а к горлу подступал здоровенный ком, готовый в любую минуту выскочить наружу и превратиться в безудержные рыдания.
Странно…
Исаев не был мне близким человеком. Не друг, не брат – курирующий опер. То есть связывали нас сугубо «производственные» отношения, началом которых был жесткий шантаж с его стороны. Так что, по идее, этак убиваться мне не стоило. Особенно в свете последних событий – те, кто побывал в моей шкуре, поймут, что я имею в виду.
Неделю назад Андрей Иванович учудил: отдал мне папку с моим «оперативным делом» и сообщил, что мою подписку он уничтожил.
Я в буквальном смысле впал в ступор. То есть разинул рот, сидел как истукан и хлопал глазами. Андрей Иванович усмехнулся, легкомысленно подмигнул мне (он был слегка подшофе) и совершенно спокойно заявил:
– Меня, по всей видимости, скоро завалят. Вот, хочу на прощание долги раздать. Чтобы, значит, никто из-за меня не пострадал…
– ???!!!
– Нет, я не шучу… В общем, ты теперь сам по себе, товарищ Бубка. В моем сейфе на тебя ничего нет. По всем документам ты проходишь под оперативным псевдонимом, без «привязок». Так что – свободен. Гуляй, куда хочешь…
Помимо всего прочего, кстати, следует заметить, что Андрей Иванович в любой момент мог упрятать меня на нары – минимум лет на десять.
Любой сексот «на подписке» (да и просто «на доверии») скажет: повезло! Это как индульгенцию выдали за все прошлые прегрешения, подарили чудесную возможность начать новую жизнь…
Теперь домовину с телом моего куратора тихонько опускают в жадно разверстую пасть земли. А всю компру на себя, которую он вернул мне, я сжег в тот же день.
Казалось бы, надо радоваться, благодарить судьбу за милость и строить планы на светлое будущее.
А я, как видите, не радуюсь.
Я в шоке.
Объясняю. Представьте себе: приходит к вам человек, этак мимоходом, хихикая и ковыряясь в ухе, сообщает, что его скоро убьют… А ровно через три дня вы узнаете, что человек и в самом деле умер. Это нормально? Да, следует, наверное, добавить: я среднестатистический тепличный индивид, профессия у меня самая мирная – врач. То есть смерть для меня, конечно, не в диковинку – в силу специфики работы, но до сего момента среди моих знакомых никто никогда этак вот планово, предварительно уведомив об этом, не умирал…
Знаете – как будто к Бездне прикоснулся. Насчет того, что она существует, я был в курсе… Но как-то в общих чертах: это были совсем чужие и безразличные мне люди…
А вот так близко никогда ранее с нею сталкиваться не доводилось. Между нами всегда был прочный и надежный буфер – дядя Андрюша.
А теперь, стало быть, у нас прямой и непосредственный контакт.
Ну и сволочь же ты, Андрей Иванович… Нехорошо поступил. Это то же самое, как если бы машинист разогнал локомотив до критической скорости и спрыгнул, предварительно сообщив пассажирам: ну все, я пошел… А вы тут давайте – как-нибудь сами!
В общем, бросил на произвол судьбы. Я ведь уже привык считать себя частичкой Системы. У меня была защита, «крыша», помощь на все случаи жизни. Если проще – я был «правильным».
Теперь я один на один со всем этим. Я просто преступник, безо всяких скидок и уважительных причин. Если захочу, воспользовавшись паузой в судьбе, «завязать», это надо будет очень сильно постараться. Аналогия с разогнанным локомотивом – это ведь не просто так, от фонаря. В нашей кухне, даже если очень захочешь, соскочить на полном ходу будет чертовски сложно. Как минимум можно ноги переломать и со здоровьем распрощаться…
А еще меня поразило мужество этого человека. Вот ведь не ожидал…
Я его всегда считал подленьким. Не подлецом и негодяем с большой буквы, а именно подленьким. То есть реального вреда он никому не делал, а так – пакостил помаленьку, пользуясь своим незаурядным умением манипулировать человеческими пороками и слабостями. Комплекция и облик у него, кстати, были как раз под стать: этакий мелкий тип с добреньким личиком и замашками школьного ябеды.
Ну так вот – человечек знал, что его убьют. Это было не какое-то там расплывчатое гипотетическое утверждение из серии «Все мы смертны и рано или поздно сдвинем лыжи, тут уж ничего не поделаешь…», а конкретное: «Через три-четыре дня меня завалят».
Он не стал сучить ножками, вопить о несправедливости судьбы, не забился в угол, обмирая от страха. А в первую очередь, как он выразился, – «раздал долги». То есть позаботился о том, чтобы устроить дела людей, которые от него зависели. И на которых, по большому счету, ему было наплевать.
Не уверен, что я на его месте смог бы вести себя хотя бы наполовину так же стоически. Так что земной поклон тебе, Андрей Иванович. Жил как придется, а смерть принял с большим достоинством…
Гроб опустили и начали засыпать.
Вообще, похороны были очень скромные, никаких тебе обрядов, служителей культа или просто даже оркестра.
Самоубийца… Бросился с крыши…
Тишина стояла в буквальном смысле гробовая, и даже через две оградки был слышен скрежет вонзающихся в землю лопат и глуховатый стук ударяющихся о крышку гроба комьев земли…
Представил вдруг – живо, как наяву: Андрей Иванович лежит с вечной своей ехидной ухмылкой, а на лицо ему сыплется земля…
Некоторое время бездумно стоял, вслушиваясь в этот душераздирающий стукоток… Потом забыл про конспирацию – такое смятение чувств навалилось, что совсем перестал соображать, – перелез через оградку, через вторую, подошел к могиле… У вдовы лицо каменное, взгляд безумный, такое впечатление, что она не понимает, что вообще сейчас происходит… Любила? Оказывается, и таких мелких пакостников кто-то любит…
Бросил горсть земли в могилу, взял за руку вдову, понес какой-то бред соболезнующего характера…
– А вы кто ему?
Это мать Андрея Ивановича. Из-за плеча безутешной вдовы, негромко, но требовательно.
Практичная дама. Такой момент, такой момент… Вроде бы убиваться надо, заходиться в рыданиях, в могилу лезть: на кого ты нас покинул, сынуля, сиротинушками оставил!!! Ммм-да…
– Я это… Ну…
А голова совсем не соображает – вопрос-то вроде простой, соврать что-нибудь и вся недолга… Друг детства? Мать наверняка бы знала… Коллега? Вон коллеги стоят, насупились, уставились подозрительно…
– …в общем – никто.
– ?!
А что сказать? «Я простой наркодилер, толкал „гердос“ под крепкой „крышей“ вашего сына»?!
– Понимаете… Я ему очень обязан. Очень. Ваш сын спас меня от тюрьмы…
Перечитал кучу книг, пересмотрел километры кино в рамках темы. Не то чтобы люблю терзаться, но иногда бывает – накатывает. Что-то внутри меня восстает против всего того…
Как правило, в сюжетах, близких к моему (из серии «как я стал драгдилером»), всегда присутствует какая-нибудь душераздирающая история слезоточивого характера. Вариантов море: дорогая операция смертельно больной матери, вызволение из цепких лап правосудия оступившегося младшего брата, спасение от кровожадных бандосов попавшей на «кидняк» сестрички – и далее в таком духе, семьдесят три страницы. Общая суть: внезапно и остро нужна куча денег для благого дела, а взять негде. Скрепя сердце и горько плача ночами от безысходности, переступаем через общечеловечьи принципы и начинам творить зло: воруем, грабим, становимся наемными убивцами, сутенерами… Или просто барыгами: начинаем потихоньку торговать драгами. Наркотой, то бишь.
Не знаю, есть ли в таких историях какая-то доля истины, или все это сплошь художественное вранье… Но лично у меня никакого извинительного мотива нет. То есть денег, конечно, не хватало, как и всем вокруг, но не так уж, чтоб совсем совесть продать и пуститься во все тяжкие. Получается, что я гад? Давайте я вам коротенько расскажу, как я докатился до жизни такой, а вы сами решите, так оно или нет.
Для начала скажу пару слов о моем родном городе. Дальнейшие события будут разворачиваться именно здесь, поэтому, если кто не знает, есть смысл поверхностно ознакомиться с пейзажем.
Черный Яр – небольшой городок в ста километрах к северу от Москвы, уютно раскинувшийся по обеим берегам самой знаменитой русской реки. Это наукоград во всех отношениях: научно-исследовательский центр ядерной физики, к которому прилагается необъятный комплекс лабораторий и опытных площадок, собственный университет, давший миру немало знаменитостей, и «силиконовая долина» – обширный жилой массив, заселенный молодыми специалистами, учеными, компьютерщиками и прочей творческой интеллигенцией.
С момента основания и до 2000 года Черный Яр был «закрытым» городом. «Распечатали» его, как видите, аж пять лет назад, но в плане администрации и порядка жизни все осталось практически в исходном состоянии.
Пример: один знакомый недавно попробовал зарегистрировать на своей жилплощади нерусского друга детства, который приехал искать работу в столице. Казалось бы, чего такого, да? В Москве некоторые бабуси в одной комнате по сорок человек регистрируют за деньги, и никто на это не обращает внимания.
А тут – не дали. Мотивировали так: вы что, забыли, где живете? Вы, может быть, думаете, что у нас «первый отдел» упразднили?!
Знакомый возмутился: моя частная квартира, что хочу, то и делаю! Ну, тут вы не правы, сказали знакомому. Переезжайте в другой город – и пропишите у себя хоть весь Северный Кавказ. А у нас этот номер не пройдет. Жаловаться? Да на здоровье! Хоть в Комиссию ООН по правам человека…
Как видите, все по-прежнему строго, четко и с полоборота – у нас не забалуешь.
Я свой город люблю, но расхваливаю его вовсе не из-за этого. Просто хотел наглядно провести параллель: если то, о чем я расскажу ниже, есть у нас, можно себе представить, что творится в других городах, не обремененных сенью влияния «первых отделов».
Сколько себя помню, у нас всегда на подстанциях «Скорой помощи» потихоньку торговали «кислотой» (ангидрид уксусной кислоты). Многие знают, для чего сия вещица нужна, а кто не в курсе – это значит, что вы просто счастливый человек! Оставайтесь и далее в приятном неведении, спать крепче будете.
Я до недавнего времени работал врачом «Скорой помощи». В «кислотном» процессе не участвовал по чисто техническим причинам, но кухню знаю. Участвуют там сестра, фельдшер и охранник (торгуют, как правило, ночью) – с высокого благословения начальства, которому и уходит львиная доля дохода. Выездной бригаде места в этой приятной цепочке нет, она в полном составе (бригада, а не цепочка) со свистом пролетает.
Ну так вот, я как-то сдуру проявил смекалку и изобрел способ втихаря и помалу тырить общественный ангидрид. Не подумайте чего плохого – это вовсе не для продажи или, упаси господь, для себя! Для друга брал. Сугубо из альтруистских побуждений.
Есть у меня такой друг – Людвиг Зверев… Не буду распространяться на старую избитую тему насчет подмены понятий «друзья – приятели – собутыльники», все и так в курсе. Людвиг как раз друг, и, пожалуй, даже единственный в жизни. Остальные – так, приятели.
Да уж, Людвиг… Как говорится – светлая печаль моей жизни. Родители мечтали, чтобы он стал великим музыкантом, этак вот обозвали с благими намерениями и вовсе без злого умысла. Представляете, как дитя мучилось в процессе становления?! За одно лишь «погоняло» (без вариантов – «Люда»!) можно было проникнуться к предкам лютой ненавистью и потом мстить им всю жизнь.
Но Людвиг добрый. Он у нас – местная мать Тереза. А докатился до жизни такой, подозреваю, все же из-за имени. Потому что в детстве и юности постоянно приходилось всем доказывать, что он вовсе не Люда, а весь из себя «крутой чувак». Приходилось поступки совершать. Делать вещи, присущие «правильным пацанам», показывать, что тебе не «слабо». Вот и привык.
Людвиг – студент-недоучка. Мы с первого класса этак бодренько бежали вместе по жизни, легко и просто поступили в «мед», а в конце четвертого курса он сошел с дистанции. Не то чтобы остался на обочине – плетется помаленьку дальше… Но без прежнего задора и планов на будущее. Какие тут могут быть планы?! «Планы» – это детские шалости. Это уже пройденный этап. Людвиг давно и системно «торчит» на опиатах. А в последнее время, благодаря одной скотине, – конкретно подсел на героин. Да, скотина – это я. Прошу любить и жаловать…
Короче, для Людвига я периодически совершал мелкие служебные преступления: списывал препараты группы «А», выправлял ему левые «терки», а под завязку крал «кислоту». «Под завязку» – потому что это длилось недолго. Вычислили меня быстро и без особых хитростей. Это ведь если вся система работает, воровать легко: снизу продают, сверху списывают и актируют. А когда у них самих воруют, они это дело моментально высчитывают, потому что это уже не государственное, общее, а свое, кровное.
Читать бесплатно другие книги:
