Мечи Ямато Логачев Александр
– Зачем нам хозяин! Сами, что ли, не справимся…
Справились. Вскоре стол Артема оказался забит яствами так, что некуда было приткнуть пустую «колбу» из-под сакэ. Сакэ же полилось рекой. Как выяснилось, выпить японские цирковые были совсем не дураки. Особенно за чужой счет. Милая девушка с кроличьими зубками только и успевала подносить сосуды с подогретым напитком.
Их звали Сюнгаку и Рэцуко. Сюнгаку – коренастый. Рэцуко – долговязый. «Славные ребята», – такими они сейчас казались Артему.
«Что-то я разошелся. Надо сбавлять обороты, так можно сболтнуть лишнее или шляпу ненароком скинуть – и кирдык», – взывала к благоразумию та часть Артема, которая еще не попала под действие сакэ, меньшая часть. «Все равно я никуда отсюда не уйду», – заговаривала разум другая, большая часть, уже с сакэ познакомившаяся и желавшая добавки.
А разговор лился плавно, как сакэ. Цирковым нетрудно друг друга понять, пусть их и разделяют века и цивилизации. Артем рассказал парочку историй из жизни монастыря (все-таки надо было поддержать легенду о послушнике), но все больше беседа крутилась вокруг профессиональных тем. А после того как Артем присоветовал им несколько простейших трюков, с которыми те были незнакомы, они тут же стали зазывать «господина Ямамото» (Артем опять воспользовался этим именем) в свою труппу. И очень огорчились, когда Артем сказал, что он дал обет больше никогда не выступать перед публикой.
Судя по тому, как смотрел на их разгуляево хозяин заведения, когда семенил мимо, подобное здесь было не в порядке вещей. Поглядывал он скорее не с осуждением, а с удивлением (иногда чуть челюсть не отвисала до груди). Да и пес с ним! В конце концов, от Артема он сегодня получил немалые деньги, может и закрыть глаза на кое-какие отступления от заведенного порядка.
А потом в заведение вошел первый на сегодня самурай. Все как положено: два меча за поясом-оби, выбритый полумесяцем лоб, волосы на макушке связаны в пучок.
– О, Иширо! – покосился в его сторону коренастый Сюнгаку и нахмурился.
– Кто такой? – спросил Артем, уже без всякого аппетита отправивший в рот горсть риса, подцепив его куском лепешки. – Почему ваши лица омрачились?
– Ты играешь в кости? Ты не был в заведении господина Мегуро?
– Нет.
И тогда коллеги-циркачи рассказали Артему историю. История оказалась до боли банальной.
Азартные игры, наверное, появились еще в пещерные времена и тогда уже начали губить людей. Сначала, не иначе, играли в бросание дубин, ставя на кон лакомые куски от забитых мамонтов. Потом появились новые игры и новые ставки. В стране Ямато, например, прижилась и процветала игра в кости.
Долговязый Рэцуко играл. И не просто играл, а был заражен игрой, не мог прожить без игры. Коренастый Сюнгаку ходил со своим другом в игорные дома в надежде вовремя его остановить, и иногда, как ни удивительно, это ему удавалось. Чаще же – нет. Чаще всего долговязый проигрывался вчистую. Хотя бывало и выигрывал. Впрочем, последнее происходило чрезвычайно редко.
В городе Яманаси (так Артем наконец узнал, как называется этот населенный пункт) играли у господина Мегуро.
– А ронина Иширо господин Мегуро нанял для охраны своего заведения, – сообщил коренастый Сюнгаку.
– Заведение господина Мегуро уже закрылось? – спросил Артем.
– Оно открыто до утра, – сказал долговязый Рэцуко. Уж кому знать, как не ему.
– Почему же он здесь, а не рядом с господином Мегуро? – спросил Артем. И счел нелишним напомнить, хотя надобности в этом не было: – Долго я состоял послушником, оторвался от жизни, многое невдомек и удивительно… ик…
– Иширо – самурай, а Мегуро – просто богатый горожанин, – сказал Сюнгаку, допив очередную глиняную бутылочку сакэ. – Иширо уходит, когда считает нужным. Не будет же он спрашивать разрешения?
– Ох, уж этот Мегуро, все из-за него, – покачал головой Рэцуко.
– И так, – потом на пару завздыхали японские цирковые, – едва на еду удается заработать, а из-за таких, как Мегуро, совсем ничего не остается.
Да, сегодня они поедят, спасибо господину Ямамото, на завтра еды в животе хватит, за завтра они дойдут до города Дзути, там выступят и что-то, может быть, заработают и только тогда снова поедят.
– Совсем-совсем ничего не осталось? – переспросил Артем. – Ни медяка?
– Ни медяка, – грустно вздохнули оба.
Будь Артем трезв, наверное, такое ему бы в голову ни за что не пришло… Но трезв он не был. Жалость к собратьям по цирковым мучениям под воздействием по-прежнему рекой льющегося сакэ достигла вселенского масштаба. Он чувствовал себя обязанным что-то для них сделать. Это его, Артема Топильского, священный долг…
Пьяный океан расстилался перед ним во всей своей легко проходимой безбрежности, и, куда ни ступи, в том океане везде было по колено.
Он поманил собутыльников взмахом ладоней:
– Наклонитесь ближе и слушайте…
Глава пятая
ИГРА НА ВЫЛЕТ
Холод ночной
Даже мошек, летящих на пламя, —
И тех не видно...
Сики
В сей поздний час в гостях у мастера азартных игр были двое игроков. Одного Артем тут же окрестил про себя Гнилозубом, второго – Носатым. Игра у них шла как-то вяло, чувствовалось, что игроки продувают последние деньги, ставят уже по мелочи, без большой надежды отыграться, но даже слабенькую надежду хочется им продлить как можно дольше, поэтому и не выкладывают сразу все деньги на кон.
Господин Мегуро сидел в торце длинного узкого стола. Перед ним, роняя дрожащую тень на лакированную столешницу, стоял бамбуковый стаканчик. Когда приходило время, Мегуро брал его, подолгу тряс и выбрасывал на стол кости – синий и красный кубики. После чего делил горстку монет на столе в соответствии с тем, кто сколько выиграл. Свои монеты Мегуро сразу же укладывал в коробку и тут же плотно задвигал крышку. Коробку он немедленно прятал под столом.
Хозяин этого игорного заведения производил впечатление человека преуспевающего и жизнью весьма довольного: с солидным брюшком, с округлыми щеками, в белом, вышитом журавлями и хризантемами шелковом кимоно. Образ дополняли надменный взгляд и повелительные интонации. Вряд ли Мегуро получает баснословные барыши, все ж таки городишко довольно заштатный и крупной игры здесь не бывает, но свой верный, постоянный доход он, конечно, имеет – такие болезненно пристрастные к азартным играм люди, как долговязый Рэцуко, будут исправно приносить ему в клюве свою последнюю денежку. Поэтому хоть и не принадлежал Мегуро к самурайскому роду-племени, но среди горожан он, разумеется, человек заметный и влиятельный. Отсюда и жизнью своей доволен.
Артем устроился напротив двух других игроков – Гнилозуба и Носатого. Садясь, поморщился – опять придется подвергать себя мучениям. И без того весь сегодняшний вечер он провел в позе «сидя по-японски». Так долго высиживать на пятках ему еще не доводилось. С непривычки еще в чайном доме начало сводить мышцы и приходилось то и дело переносить вес тела с одной ноги на другую, вертеться и ерзать.
Зато прогулка по свежему и прохладному воздуху от чайного заведения до игорного – а это почти через весь ночной город – немного отрезвила Артема. Правда, отрезвила не настолько, чтобы вернулось утраченное благоразумие, но хоть руки-ноги сделались более послушными и в глазах перестало двоиться. Перед самым игорным порогом его даже посетила вполне здравая, трезвая мысль: «А стоит ли? Плохо ведь может кончиться». Но мысль эта утонула в затопившем разум океане хмельной бесшабашности. Море в эту ночь ему было стопроцентно по колено.
– Кто ты? Почему не снимаешь амигаса? – ворчливо спросил Мегуро у вновь прибывшего.
– Я не могу снять амигаса, уважаемый Мегуро, и вот почему… – Артем вздохнул и завел монолог про то, как он послушником служил. Произнося уже наизусть заученый за сегодняшний вечер текст, гимнаст огляделся. Висевшие на стенах этого помещения какэмоно[10] были сплошь нравоучительного содержания, например: «Кто груб и драчлив, тот подобен омерзительной гусенице». В общем, остальные и читать не стоило. В углу комнаты, неподалеку от хозяйского места, находилась ступенчатая бамбуковая этажерка. На ее полках стояли вырезанные из кости и дерева фигурки, деревянные коробки, чашки и кадушки, лежали какие-то свитки, на нижней полке Артем увидел чашечные весы. В приоткрытую дверь в соседнее помещение был виден сложенный на полу круглый очаг, над которым висел котелок со сплющенным с одной стороны краем, делавшем его похожим на чайник. Возле очага мелькала женщина. «Женщина – это плохо, это слишком много ненужного крика, – подумал гимнаст. – А некоторые так кричат, что куда там корабельному ревуну».
– И вот я здесь, – закончил Артем повесть об обетах и, демонстрируя серьезность своих намерений, выложил на стол серебряную монету.
Мегуро важно кивнул, показывая, что великодушно разрешает Ямамото оставаться в амигаса. Потом Мегуро нагнулся и постучал пухлым пальчиком по белой черте на столе – призвал делать ставки.
Артем узнал от своих новых знакомых, коренастого и долговязого, правила игры в японские кости. Правила оказались весьма простыми. Ставишь на чет или нечет. Хозяин бросает кости. Складываешь выпавшие числа и узнаешь, выиграл ты или проиграл. Куда уж проще…
Ага, вот и выяснилось, для чего нужны весы. Носатый достал из-за пазухи тряпичный мешочек, передал его Мегуро и показал три пальца. Игорных дел хозяин проворно поднялся, подошел к бамбуковой этажерке (при этом коробку с деньгами он захватил с собой, держа ее под мышкой), опустился там на колени, снял с полки весы, поставил перед собой. На одну чашку он поставил три крохотных бронзовых цилиндрика, а на другую стал сыпать из мешочка, полученного от Носатого, что-то темное, порошкообразное. Когда чашечки уравнялись, Мегуро завязал мешок, снял с весов чашечку с порошком, ссыпал его в маленькую деревянную кадушечку, потом плотно закрыл ее крышкой и вернул кадушку на полку.
«Перец», – вдруг понял Артем. Это был обыкновенный молотый перец. То ли черный, то ли красный.
В, мягко говоря, не очень трезвой голове Артема стали возникать, сменяя друг друга, планы, один грандиозней другого. Организовать транс-восточную, японо-индусскую компанию по поставкам из Индии пряностей, а из Японии возить им морем древесину кедра, готовые барабаны-тайко, сакэ и новые, предложенные им, воздушным гимнастом, технологии. Проложить торговые пути во все пределы и держать их под личным контролем, получая баснословные прибыли. А дальше можно будет и до Руси-матушки добраться. Основать Великий самурайский путь. А из Руси лен возить, пеньку, соболиные меха, медок…
Тем временем Мегуро вернулся на свое место за столом, достал из денежной коробки две мелкие монеты и толкнул по столу к Носатому. Тот поставил справа от черты. То есть на чет.
Хозяин взял в руки бамбуковый стаканчик, затряс им, выбросил кости на стол. Выпало «пять» и «два».
Ничем не выказал Носатый своего расстройства. Разве что чуть больше прежнего сгорбился. Почему так – Артем знал. Цирковые обмолвились, что выказывать свои эмоции за игорным столом, будь то радость или горе, есть проявление невыдержанности характера, что крайне предосудительно и даже непозволительно игроку в кости. Сначала будь добр покинуть заведение, а там уже рви на себе волосы и кляни предательницу фортуну…
Тут выяснилось, что и Гнилозуб намерен расплачиваться отнюдь не звонкой монетой. Гнилозуб вытянул из-под стола узелок, развязал горлышко, посмотрел с печалью на содержимое, подумал и показал Мегуро один палец. Хозяин опять поднялся, сходил к этажерке, все так же зажимая коробку с деньгами под мышкой, взял со средней полки ковшик, подошел к Гнилозубу, зачерпнул из его мешка что-то белое, крупчатое… Рис! «Ах да, – вспомнил Артем, – рис же у них тут даже более ходовая валюта, чем китайские деньги». В мерном ковшике Мегуро отнес рис к большой деревянной коробке, стоявшей возле бамбуковой этажерки, и высыпал его туда. А взамен риса выдал Гнилозубу одну монету.
Все делалось не спеша, с ритуальной основательностью. Если учесть, что вся игра – бросить на стол кости и посмотреть, что выпало, то подготовка к игре составляла большую часть действа.
А вот Гнилозубу удача улыбнулась. Он поставил тоже на чет и выиграл. К своей исходной монетке он присовокупил еще одну, точно такую же. Но с ходу делать новую ставку он не спешил. Видимо, прежде хотел переварить свое маленькое счастье.
Сыграв с этими двумя игроками, Мегуро вопросительно посмотрел на Артема. Мол, будешь ставить? Артем положил серебряную монетку слева от черты, то бишь поставил на нечет.
Игорных дел мастер Мегуро взял в руки бамбуковый стаканчик, затряс им. Застучали о его стенки кости. Выпало «шесть» и «четыре». Артем проиграл.
С печальным вздохом гимнаст поднялся на ноги.
– Не будешь больше играть? – спросил Мегуро.
– Буду, – сказал Артем, чуть приседая и тем самым разминая мускулы ног. – Но по своим правилам.
Гимнаст быстро наклонился, ухватил стол за край и опрокинул его на сидящих напротив Носатого и Гнилозуба. В один прыжок Артем оказался возле хозяина, но Мегуро проявил прямо-таки чудеса проворства. Хозяин игорного заведения вцепился обеими руками в коробку с деньгами, прижал ее к себе и перевернулся на живот. Теперь выдрать коробку из рук Мегуро можно было, только оторвав вместе с ней руки или огрев его чем-нибудь тяжелым по голове. Но зверствовать Артем не собирался. Ага! А если мы…
Артем метнулся к бамбуковой этажерке, схватил кадушечку с перцем, рванул назад, срывая с кадушки крышку. И тряхнул кадушкой над Мегуро.
Едкое красноватое облачко заклубилось над головой хозяина заведения. Мегуро закашлялся, перевернулся на бок, рефлекторно вскинул правую руку к лицу и принялся тереть глаза. Воспользовавшись ситуацией, Артем выхватил у него коробку. И бросился к выходу.
Удар по голени сбил Артема с ног, и гимнаст повалился точнехонько на этажерку, обрушивая ее на пол. Что-то прямо под ним хрустнуло, что-то с грохотом упало, что-то с шорохом рассыпалось и покатилось.
Бо-о-ог мой, какой позор! В трезвом состоянии он, акробат, «рожденный в опилках»[11] циркач, ни за что не свалился бы эдаким нелепым мешком, ставь ему хоть три подсечки, бей его хоть по трем голеням. А тут еще эта идиотская шляпа-амигаса съехала на глаза, и он перестал вообще что-либо видеть. Не увидел он и того, кто влепил ему ногой под дых и выдрал коробку. А это уж совсем поз-зорно, бли-ин…
Дыша часто и глубоко, Артем с трудом разогнулся и поднялся на ноги. Поправил шляпу. И едва не получил уже в лицо чашкой от весов… В последний момент Артем каким-то наитием все же сумел отклониться, и чаша разошлась с лицом буквально в миллиметре.
Гимнаст отпрянул и увидел, что Носатый вновь замахивается весами. Еще Артем успел заметить, что Мегуро сидит на полу и трет глаза, из которых градом льют слезы. Но главное – это то, чего Артем не увидел. А не увидел он в помещении ни Гнилозуба, ни коробки с деньгами. Вот оно как, значит…
Второй раз увернуться от металлической чашки акробату составило гораздо меньше труда. Только, спрашивается, что дальше? Потому что все пошло не по плану, пошло наперекосяк. Полетело все к чертям свинячьим!
Э-хе-хе, а задумка казалась такой простой и такой гениальной. Собственно, Артем ничего не выдумывал, он просто позаимствовал опыт криминального российского лихолетья последних лет. Наверное, всякий россиянин помнит, как в перестроечные годы начинающие бандиты из числа бывших спортсменов «уговаривали» тоже начинающих бизнесменов отдать им под охрану их ларек или магазин. Сначала требовалось наглядно продемонстрировать, как это бывает плохо, когда ларек или магазин стоит без охраны, а уж потом всего-то и оставалось, что предложить свои услуги.
Артем не предлагал своим новым японским приятелям брать игорное заведение под охрану. Он предлжил всего лишь вернуть похищенную коробку с деньгами (ясно, что про коробку и про то, где она хранится, ему рассказали японские цирковые), за что непременно должно было последовать вознаграждение. Коробку похищает «Ямамото», возвращают Рэцуко и Сюнгаку. И не придется бродячим цирковым голодать до следующего представления, и с «Ямамото», у которого тоже деньги не бесконечны, а путь впереди дальний, они смогут поделиться.
Идея японским циркачам понравилась до чрезвычайности, они без колебаний, даже можно сказать – с охотой, согласились. Тем более им самим и делать ничего не надо было, всю трудную работу добровольно взваливал на себя «бывший послушник монастыря на горе Энку». Вот такой был замысел, и он полетел ко всем чертям…
А тут еще Артем увидел, что из соседнего помещения выскочила пожилая женщина с кипящим чайником в руке. Не надо быть троемудрым академиком, чтобы сообразить, что сейчас последует. Быть ошпаренным кипятком акробату совершенно не хотелось. Увернувшись в третий раз от чашки весов, Артем толкнул Носатого в грудь, чтобы тот повалился на пол и загородил путь опасной женщине, и бросился на улицу.
Он добежал до угла дома и тут обнаружил еще одну неприятную вещь: Сюнгаку и Рэцуко, которые должны были ждать за углом появления «Ямамото» с деньгами, сбежали. «Чуть протрезвели, поняли, что впутываются в чреватое дело, и струсили», – решил Артем. Настроение упало ниже самого низкого плинтуса. Страшно захотелось еще чего-нибудь выпить. Слава богу, оставалась последняя монета – кстати говоря, та самая, золотая с выщерблинами по краям. Артем знакомой дорогой направился к чайному дому господина Симадзу Касю…
Глава шестая
НЕМНОГО О «ПОЦЕЛУЯХ ДОЖДЯ», «СЕРЕБРИСТЫХ КОШКАХ» И О ПРАВИЛАХ СВОЕВРЕМЕННОГО БЕГСТВА
Все ждала я, когда,
ну когда же услышу кукушку —
да так и заснула...
Тиё-лзё
…Артем недолго раздумывал над предложением Симадзу Касю. А предложил тот, когда Артем протянул ему золотую монету (в лучших традициях, трактирщик немедленно попробовал ее на зуб), к заказанным бывшим послушником комнате на ночь и пяти бутылочкам сакэ еще и гейшу. Впрочем, господин Симадзу не употребил слова «гейша», это уже Артем так для себя перевел, вспомнив стандартный набор былых представлений о Японии. Выразился трактирщик гораздо проще и яснее:
– Не желает ли господин послушник, чтобы его постель согрела женщина?
– Желает, – незамедлительно произнес Артем. И вовсе не потому он так ответил, что побоялся вызвать отказом подозрения. Дескать, странно это – человек, столь долго обходившийся без женщин, отказывается ублажить свою уставшую от воздержания плоть. Наверное, если бы послушник отказался, это как раз не выглядело бы странно: мало ли какие религиозные убеждения ему мешают согласиться. Нет, Артем согласился, не раздумывая, по другой причине. Женщина – это как раз то, что может растворить в себе все беды и неудачи прошедшего дня и ночи, вдохнуть в тебя новые силы, которые ой как понадобятся в дальнейшем, а это дальнейшее наступит уже завтра с рассветом.
«Будут ли меня искать в эту темную-темную ночь?» – этим вопросом Артем озадачился еще по дороге в чайный домик господина Симадзу. И пришел к выводу, что не будут. Потому что Мегуро нужна коробка с деньгами, и он отправит всех, кого сможет, искать Гнилозуба, укравшего заветную коробку. А бузотер в шляпе ему сегодня ночью будет не интересен. И он либо плюнет на него вовсе, либо отложит поиски на завтра. А завтра здесь не будет уже самого Артема…
Артем, признаться, ожидал, что его поселят в какой-нибудь келье метр на метр, но комнатка оказалась на удивление просторной, располагалась на втором этаже чайного домика, имела окно, по ночному времени сейчас закрытое ставнями; в ней был соломенный тюфяк и столик, на который Артем тут же определил прихваченные снизу пять бутылочек сакэ. Пол комнаты, ясное дело, был застелен циновками.
Как он станет выходить из положения невозможности открыть свое лицо, Артем уже подумал. Тут было над чем подумать. Заниматься любовью в шляпе-амигаса – это, знаете ли, не просто неудобно. Это гораздо хуже – это глупо и смешно.
Он успел приговорить всего лишь одну бутылочку сакэ, когда дверь чуть-чуть, буквально на ширину пальца, приоткрылась, и он услышал:
– Господин разрешает мне войти?
Господин разрешил.
Великой красотой девушка не блистала, но была мила, телом стройна и молода. Она принесла с собой бива – своего рода японскую гитару, больше, правда, похожую не на гитару, а на дутар. Но вот музыки Артему сейчас совершенно не желалось, как-нибудь потом.
– Как тебя зовут? – спросил гимнаст, показывая ей, чтобы присаживалась рядом с ним на тюфяк.
– Кэйко. – Она села рядом.
– А меня – Ямамото.
Надо сказать, Артем впервые в жизни имел дело с платной женщиной, сиречь представительницей древнейшей профессии, жрицей платной любви, женщиной легкого поведения – в общем, как хочешь, так и называй, а названий этих хватает. В прошлой жизни в том не было нужды. Да и вообще до сего дня он не представлял, как можно платить за любовь. Однако сейчас он понял, что можно, бывают такие моменты в жизни.
Артем не знал, о чем говорить, но не молчать же? И не набрасываться же сразу так прямо!
– Ты откуда родом? – спросил гимнаст.
– Я родом из Касивадзаки. – Говоря, она смотрела по здешнему женскому обыкновению не на мужчину, а в пол.
– Откуда?! – невольно вырвалось у Артема.
– Из Касивадзаки, – повторила девушка по имени Кэйко, похоже немало заинтригованная такой странной реакцией на свои слова.
Но ничего странного на самом деле не было. Просто Артем вспомнил переданные ему настоятелем монастыря слова чиновника Кумазава Хидейоши: «В селении Касивадзаки ты можешь обратиться к мастеру Мацудайра и к моей сестре, что живет в доме Мацудайра, и они тебе помогут».
– Это селение, известное тем, что там живет мастер Мацудайра? – спросил Артем.
– Да, – кивнула она. И добавила с гордостью: – Мастера Мацудайра знают по всей стране Ямато.
– Ты сама давно оттуда?
Она задумчиво принялась загибать пальцы. Загнула четыре.
– Четыре дня.
– И как здоровье мастера?
– Он здоров. Будь он нездоров, все в Касивадзаки знали бы об этом.
– А селение Касивадзаки далеко отсюда?
Вопрос не должен был ее удивить. Наверняка она уже знает, что перед ней паломник, если что-то и знавший раньше, за долгие годы окончательно оторвавшийся от мирской жизни. И вопрос ее не удивил.
– В пяти ри отсюда.
«Почти в двадцати километрах, в общем-то недалеко, четыре часа бодрого ходу, – подумал Артем. – Уж не есть ли такая близость – знак судьбы, а? Ее, так сказать, указующий перст». Полученные сведения требовалось немедленно всполоснуть. Да и в горле уже, между прочим, пересохло.
– Хочешь? – Артем протянул Кэйко бутылочку сакэ.
Акробат почему-то полагал, что девушка откажется. Может быть, ее показная скромность наводила на подобные мысли? Но та не отказалась. И глоток сделала весьма внушительный.
– Хочешь я тебе сыграю и спою? – предложила она.
– Давай лучше попозже, хорошо?
– Хорошо. А хочешь я сделаю тебе «бег жука по стеблю бамбука»?
Теперь уже она заинтриговала Артема. Заинтриговала настолько, что он согласился, не спрашивая, что это за «жук» такой.
– Только одно условие, – вдруг вспомнил Артем. – Господин Симадзу тебе говорил о моем обете?
Она кивнула.
– Я не могу показывать свое лицо людям. Поэтому я прошу, чтобы ты завязала глаза. Ты не против?
– Ты – очень странный, господин Ямамото. Как я могу быть против! Я сделаю все, что ты попросишь, господин. Завязать мне глаза можешь моей лентой.
Эти ее слова легли бальзамом на сердце. В этом что-то есть, когда женщина называет тебя «господин» и говорит, что сделает для тебя все, что ни попроси. Как говорится, все бы так.
– А это не помешает жуку бежать по стеблю бамбука?
– Не помешает, господин.
Вскоре Артем убедился, что и вправду ничто ничему не мешает. Он крепко завязал Кэйко глаза коричневой лентой, а потом, как попросила Кэйко, разделся и лег на живот. Сперва ничего не происходило. Он слышал только, как шуршит сбрасываемое кимоно. Потом его затылка коснулись теплые мягкие губы, а спины – соски небольших крепких грудей. Губы заскользили вниз, пробежали по шее и побежали по позвоночнику – как жук по стеблю бамбука.
Артем и не подозревал, что прикосновения языка и губ к этой, отнюдь не самой чувствительной в эротическом отношении, части тела могут быть так приятны. Язык нырял во впадинки между позвонками, огибал бугорки позвонков, губы захватывали кожу, оттягивали ее и тут же отпускали, а по телу Артема одна за другой, как «барашки» по Черному морю, бежали теплые волны и разбивались, как о волнорез, внизу живота. Артем ощущал, как нарастает в нем нетерпение…
– Хочет теперь господин попробовать «весеннего ветра над ячменным полем»? – спросила Кэйко, вдруг оторвавшись от «стебля бамбука».
– Господин хочет. А… Какая дорога ведет отсюда в Касивадзаки? – повернув голову на тюфяке, спросил Артем хриплым от возбуждения голосом.
– Та, на которой стоит чайный домик господина Симадзу, – сказала Кэйко. – На первой развилке надо свернуть направо и держать путь на гору ёси-то. Ее ни с чем не спутаешь – вокруг ее вершины всегда клубятся облака. Но если господин станет разговаривать, это ему помешает достичь вершины блаженства. Перевернись.
Артем перевернулся. И спустя несколько секунд желание разговаривать исчезло напрочь – будто и нет на свете вовсе такого желания.
Кэйко легла сверху. Ее мягкое тело пахло лавандовым маслом и еще какими-то душистыми травами. Она принялась двигаться на нем, извиваться, вроде бы случайно задевая уже совсем другой стебель «бамбука», который сейчас по своей упругости и устремленности вверх мог бы посоперничать с бамбуком всамделишным. Потом она впустила этот «стебель» в себя. И задвигалась в бешеном ритме.
А потом вдруг она выпустила «стебель» из себя и снова легла сверху. Так она и продолжала «издеваться» над Артемом. То возьмет в себя, то отпустит. Едва почувствует, что он стремительно движется к развязке, как выпускает из себя. В этот момент раздражение окатывало Артема. Хотелось крикнуть: «Куда ж ты! Стой!» Но когда он достиг вершины блаженства, вернее, орлом взлетел на нее, то сполна ощутил, что затянувшееся ожидание было не напрасно – это было подобно термоядерному взрыву или выплеску лавы из вулкана.
Когда вулкан стих, он вконец обессиленным рухнул на тюфяк.
Силы вернулись неожиданно быстро. Может быть, благодаря игривым пальчикам, поглаживающим бедра и… не только их. Можно сказать, только что закончился первый раунд любви, не было почти никакого перерыва, а Артем – чего с ним обычно не бывало – почувствовал себя всецело готовым ко второму раунду. Его готовность не могла укрыться от Кэйко. Как тут укроешься!
– Я сделаю тебе «поцелуй дождя». Хочешь?
И опять Артем не стал отказываться… Однако узнать, каков он, «поцелуй дождя», ему было не суждено.
В коридоре раздался топот бегущих ног.
– Ямамото, Ямамото! – раздался за дверью жаркий двухголосый шепот.
Артем узнал голоса – Рэцуко и Сюнгаку, жалкие трусы.
– Я занят! – крикнул гимнаст. – Утром!
– Это очень срочно, Ямамото! Очень и очень! Мы должны тебе кое-что сказать!
– Ладно, сейчас я вас впущу, ждите!
Проще будет отвязаться, поговорив с ними. В конце концов, у них с Кэйко вся ночь еще впереди.
Артем по-солдатски сноровисто оделся – любой сержант порадовался бы затраченным на это секундам.
– Кэйко, мне надо поговорить с этими людьми, – сказал Артем, надевая ненавистную шляпу-амигаса. Он опустился на колени рядом с тюфяком и снял с глаз Кэйко повязку.
Девушка не стала выспрашивать, что да почему.
– Господину достаточно выглянуть в коридор и позвать меня: «Кэйко!» Я тут же вернусь.
Она подхватила с циновок одежду и, держа ее в руках, выпорхнула в дверь мимо посторонившихся Сюнгаку и Рэцуко. Те немедленно вошли в комнату и задвинули за собой дверь.
Перебивая друг друга, долговязый Рэцуко и коренастый Сюнгаку рассказали Артему, что с ними произошло. Они делали все так, как велел Артем – ждали его появления за углом дома. Но вместо Ямамото увидели игрока, которого Артем прозвал про себя Гнилозубом, – тот пробежал мимо них, зажимая под мышкой коробку с деньгами. Уж эту коробку что Сюнгаку, что, в особенности, Рэцуко знали распрекрасно и ни с какой другой перепутать не могли. Догадавшись, что все пошло не по плану и денежки уплывают в неизвестном направлении, они вдвоем помчались за Гнилозубом. На вопрос Артема: «Почему никто из вас не остался дожидаться меня или не пошел посмотреть, не требуется ли мне помощь?» – ни Сюнгаку, ни Рэцуко ничего внятного ответить не смогли.
Гнилозуба они догнали без труда – все же тренированные циркачи. Гнилозуб отдал коробку без сопротивления, да и какие у него могли быть шансы! Завладев коробкой, Рэцуко с Сюнгаку побороли искушение забрать все себе и в согласии с первоначальным планом принесли коробку Мегуро. Игорный хозяин первым делом пересчитал монеты и остался очень доволен. Радость его была непередаваемой. Но, вопреки расчету Артема, он предложил не вознаграждение за труды, а работу. «Я откажу Иширо, мне не нужен охранник, который уходит, когда захочет, – сказал господин Мегуро. – Но мне будут нужны новые охранники. Ребята вы крепкие, быстроногие и честные. Хватит вам бродяжничать и собирать гроши. Пойдете ко мне? Только вы оба должны будете дать клятву, что сами никогда не возьмете в руки кости».
– Мы согласились, Ямамото-сан, и дали клятву, какую потребовал Мегуро, – сказал Сюнгаку, отхлебнув из великодушно врученного ему Артемом сосуда с сакэ. – Город Яманаси нам нравится, а странствовать уже надоело. Плохо только то, что Мегуро не дал нам денег прямо сейчас, а просить мы не посмели. Вдруг он рассердился бы и передумал брать нас в охранники. Завтра утром мы пойдем к нему. Если ты пересидишь ночь, то завтра утром, быть может, нам удастся что-то получить от него, и мы с тобой поделимся, Ямамото.
– Вот так всегда, – с грустью произнес Артем, поставив на столик опустевший сосуд из-под сакэ. – Делаешь кому-то добро, а сам остаешься ни с чем. Значит, у вас все хорошо? Поздравляю. Вы уж тогда не останавливайтесь на достигнутом, двигайтесь дальше! – Артем говорил раздраженно, он испытывал такое ощущение, будто его обманули. – Чего уж притормаживать! Подберите под себя другие игорные заведения в других городах и селениях! Как действовать, вам теперь известно. Если не поможет простая кража, можно разгромить заведение, можно два раза подряд разгромить. Наберите людей… хоть из числа все тех же бродячих артистов. Наверняка их немало болтается по пыльным дорогам. Назовитесь как-нибудь звучно. Например, якудза.
– Восемь, девять, три?[12] – удивленно переспросил Сюнгаку.
– Ну ладно, не нравится, назовитесь… да хотя бы белыми драконами. Вот смотрите!
Артем заголил левое плечо и показал им свою татуировку. В комнате раздалось дружное «ах!». Оба циркача невольно отшатнулись от Артема, а Рэцуко даже вскочил с циновок.
– Чего так испугались! – Артем натянул куртку на плечо.
– Ты отмечен знаком Бьяку-Рю? Ты не боишься его могущества? – испуганно пробормотал Рэцуко.
– Отмечен, отмечен. Не боюсь я ничего. Кстати, и себе можете наколоть, чтобы друг друга узнавать. Мол, у кого на плече дракон – тот наш человек. А еще можете говорить всем, что за вами стоит могущество Белого Дракона, чтобы вас все боялись. Установите в вашей организации простые и суровые правила. Кто не с нами – тот против нас. Кто предал нас или проболтался о секретах – того ждет лютая смерть. Кто в чем-то не слишком серьезно провинился и хочет, чтобы его простили, – пусть докажет искренность своего раскаяния, отрезав себе мизинец. Придумайте себе свой тайный язык, который будет непонятен непосвященным. Где-то так, словом, играйте по-крупному, а не ждите милостей от одного Мегуро.
Сюнгаку и Рэцуко слушали Артема, в полном смысле слова открыв рты.
– А что значит «пересидишь ночь»? – вдруг вспомнил Артем странную фразу Сюнгаку. – Почему ночь я должен пересиживать?
– Мы же ему еще не сказали… – Долговязый Рэцуко посмотрел на коренастого Сюнгаку.
– Нам тяжело тебе об этом говорить, Ямамото, – вздохнув, сказал Сюнгаку, – но самурай Иширо ищет тебя по всему городу. Он пришел к Мегуро, когда мы были там. Мегуро рассказал ему о случившемся. Иширо решил, что ты заодно с тем, кого назвал Гнилозубом. Иширо решил, что ты отвлекал внимание, чтобы Гнилозуб смог похитить деньги. Ты – чужой человек в городе Яманаси, поэтому Иширо будет расспрашивать о тебе в первую очередь на постоялых дворах. Постоялых дворов в этом городе два. Заведение господина Тэсэдая и чайный домик господина Симадзу. Иширо направился от Мегуро к постоялом двору Тэсэдая, но там он тебя не найдет и скоро будет здесь.
– Он убьет тебя, когда найдет, – сделал существенное добавление Рэцуко. – Нам бы очень этого не хотелось.
– Мне бы тоже, – пробормотал Артем. – А почему, скажите на милость, этот Иширо ищет меня, а не Гнилозуба?
– Он нам не говорил, – сказал Сюнгаку, – но мы с Рэцуко полагаем, что Иширо посчитал тебя более важным и более сильным противником.
Артем вдруг расхохотался. Он не стал делиться со своими новыми приятелями тем, что его так рассмешило. А рассмешило его то, что количество людей, желающих ему смерти, возрастает буквально с каждым днем.
– И где мне от него укрыться? – отсмеявшись, спросил Артем.
– Иширо очень опасен. – Рэцуко, похоже, истолковал смех «Ямамото» как демонстрацию презрения к опасности. – После того как Мегуро отказал ему от своего заведения, Иширо очень обозлился. Он не остановится, пока не найдет тебя и не убьет.
– Укрыться ты можешь в храме синто, – сказал Сюнгаку. – Мы проведем тебя туда.
– Тогда пошли, нечего рассиживаться! – Артем залпом допил остатки сакэ в последней бутылочке…
В коридоре он позвал Кэйко, и та немедленно выскочила из двери напротив.
– Дела вынуждают меня покинуть тебя, моя прелестная Кэйко! – Артем подошел к девушке, приобнял ее. – Но я тебя обязательно еще навещу.
– Буду ждать, господин, мне так жаль, что я не смогла показать тебе «поцелуй дождя», «касание лапки серебристой кошки» и «опадание цветков персика», – сказала Кэйко, и вроде бы в голосе ее слышалось искреннее сожаление – Артему по крайней мере хотелось в это верить.
Сюнгаку, который первым выглянул на улицу посмотреть, свободен ли путь, вновь заскочил в дом, рывком задвинул дверь и замахал руками от порога не хуже мельницы в ветреный день. Артем, дожидавшийся результатов разведки возле лестницы, сразу все понял – на подходе и, возможно, уже очень близко самурай Иширо. Гимнаст взлетел на второй этаж, остановившись на лестнице лишь на мгновение – еще раз приобнять попавшуюся навстречу Кэйко и сказать ей: «Я точно к тебе еще вернусь!»
– Вот он! – услышал Артем сзади крик. – Тебе не уйти!
А потом снова была комната с согретым телами и еще не успевшим остыть соломенным тюфяком, потом были распахнутые каратистским ударом ноги ставни, прыжок со второго этажа, приземление в треске ломаемых кустов на полусогнутые ноги, старт-рывок в темноту и раздавшийся за спиной новый треск кустов, потом был безумный бег по городу, растянувшийся не на один час, потому что самурай Иширо преследовал неотступно, проявляя чудеса внимательности и сообразительности, отыскивал все убежища Артема, и гимнаста выручали только его быстрые ноги. В конце концов Артему все же удалось оторваться.
Рассвет он встретил на пустынной утренней дороге. Дорога эта – если верить Кэйко, а не верить ей не было никаких оснований, – вела в Касивадзаки. У него не было ни единой монеты, ни крошки еды, ни заплечного короба. После ночной беготни он чувствовал невероятную физическую усталость и душевную опустошенность. Погулял, называется…
– Перст судьбы, – пробормотал Артем, оглянувшись на город Яманаси. – Судьба просто толкает меня в спину в направлении Касивадзаки. Так стоит ли ей противиться?
Глава седьмая
В ГОСТЯХ У МАСТЕРА КАИНКА
Лед растаял в пруду,
И снова зажили дружно
Вода с водою...
Тэйсииу
Мастер молчал, прикрыв глаза. Он размышлял. Ему было над чем поразмыслить.
Артем только что закончил свой рассказ. Он повторил мастеру почти слово в слово ту же версию, что когда-то изложил Хидейоши, до того с некоторыми вариациями – разбойнику Масанобу, а впервые испробовал ее на яма-буси… Артем вдруг поймал себя на мысли, что еще немного поотирается в здешних палестинах, еще разочков …дцать повторит свой рассказ и сам, того и гляди, поверит в то, что он никакой не воздушный акробат, а самый что ни есть доподлинный доисторический морячок из далекой таинственной Руси, корабль которого буйные шторма занесли в Желтое море и жестоко разбили о скалы. И что спасся из экипажа только он один. Или поверит в другую историю, которую недавно принял на вооружение, – про долгую жизнь послушником в монастыре. Человек – существо странное, себя может убедить в чем угодно…
А еще Артем поведал мастеру клинка об обстоятельствах их с Хидейоши знакомства, о бегстве из плена, о монастыре, куда Хидейоши привез его умирающим и тем спас ему жизнь, о пройденном Испытании, об убийстве всех монахов самураями Нобунаги. Понятное дело, Артем не забыл передать мастеру слова Хидейоши: «В селении Касивадзаки ты можешь обратиться к мастеру Мацудайра и к моей сестре, что живет в доме Мацудайра, и они тебе помогут». Артем не стал скрывать, что слышал их не от самого чиновника, потому как лежал в забытьи, когда тот покинул монастырь, продолжив путь в Киото, а от настоятеля монастыря, но разве это что-то меняет? Закончил свой рассказ Артем кратким отчетом о переходе по маршруту «монастырь – селение Касивадзаки» с посещением города Яманаси. А вот о своих похождениях в этом городишке Артем рассказывать не стал. Зачем тратить время уважаемого мастера на всяческие глупости и пустяки!
Теперь оставалось ждать, что мастер клинка скажет в ответ. Например, расплывется в улыбке и скажет: «Устраивайся, дорогой, будь как дома». Или неуловимым движением вырвет из ножен катану и снесет глупую бледнолицую голову. Между прочим, Артем уже успел убедиться в том, что фехтовальный мастер с мечом обращаться умеет. И весьма неплохо умеет. А было это так…
Артем пришел в Касивадзаки. Нашел дом мастера. Вопреки ожиданиям гимнаста, дом мастера стоял не отшибе, а в самом центре селения, являясь, можно сказать, его градообразующим центром. Двор окружала довольно высокая ивовая изгородь, и, судя по тому, как долго Артем шел мимо нее, на территории двора мастера Мацудайра могло поместиться еще одно маленькое селение.
На верхнем брусе декоративных ворот, представлявших собой один каркас без воротных половинок, было выведено: «Почитать императора, изгонять варваров». «Наверное, девиз этой фехтовальной школы», – подумал Артем.
В воротах Артема (закамуфлированного, к слову, все под того же пилигрима с низко надвинутой на глаза шляпой) встретил самурай… Самурай – это, конечно, громко сказано. Скорее, самурайчик. Совсем пацан, но уже, правда, с настоящими самурайскими мечами за поясом-оби и с воинственным выражением совсем детского лица.
– Стой, человек. Кто таков, куда идешь? Отвечай! – Он заступил Артему дорогу.
– Молодой господин! – Воздушный гимнаст низко поклонился, распрямился же не до конца и говорил, находясь в состоянии полупоклона. – Передай мастеру Мацудайра, что пришел человек от Кумазава Хидейоши. Я подожду ответа здесь.
В этой сцене Артем сам себе понравился. Во-первых, не перепутал, поставив собственное имя чиновника после родового имени, а не наоборот по российской привычке – у нас по обыкновению сперва называется имя, потом фамилия. Во-вторых, он, российский акробат двадцать первого века, уже более-менее сносно научился выполнять поклоны и правильно обращаться к здешним людям, в том числе и к самураям, по крайней мере немедленно не вызывая у них подозрения. Налицо успехи, господа.
Самурайчик важно кивнул, приказал ждать у ворот и ушел по дорожке в сторону большого дома. Кроме большого дома отсюда можно было разглядеть и множество других, разной высоты и ширины домов. «Просто какой-то крохотный городок, а не двор мастера Мацудайра», – подумал Артем.
Через несколько минут самурайчик вернулся и провел Артема в тот самый, увиденный издали, большой дом. Мастер принял гостя в зале для фехтования. Сквозь оклеенные полупрозрачной рисовой бумагой окна в зал проникали лучи закатного солнца, и на всем – на стенах, на развешанных по стенам какэмоно, на стойке с деревянными и бамбуковыми мечами, на соломенных матах, которыми был застелен зал, – лежали кровавые отсветы.
Мастер сидел на полу, он был в черной куртке, перетянутой темно-синим поясом-оби, и в черных штанах-хакама. Прямо за ним висела вертикальная матерчатая полоса с надписью: «Кто беспечен в малом, беспечен во всем».
– Меня зовут Ямамото. – Артем глубоко поклонился.
– Садись. – Мастер ладонью показал на место перед собой. – Сними амигаса.
– Я не могу снять амигаса прямо сейчас, господин Мацудайра. – Артем опустился на пятки. – Сперва я должен объяснить, кто я и откуда, иначе…
Договорить Артем не смог. Мацудайра вырвал катану из ножен, двумя взмахами клинка перерубил шляпные тесемки, завязанные у Артема под подбородком, третьим взмахом плоскостью лезвия сшиб шляпу с головы акробата.
Собственно говоря, что именно произошло в эти полмгновения, Артем осознал, лишь когда остался без амигаса на голове. Лишь тогда он проанализировал зрительные и слуховые ощущения, а последние были таковы: что-то смазанно помелькало перед глазами, и еще раздался свист рассекаемого воздуха. И вот Мацудайра снова как ни в чем не бывало сидит, упираясь кулаками в бедра, его катана вложена в ножны, а Артем сидит перед ним с открытым от удивления ртом.
«Не-ет, слишком грубо и прозаично описывать такое словами „вырвал меч из ножен“. Здесь без поэзии не обойтись, – полезло на ум Артему. – Наверное, поэтому японцы столь чувствительны к красоте и необузданно поэтичны – потому что стремятся во всем достичь совершенства, а описать совершенство грубой прозой невозможно».
А между тем, увидев перед собой не японца, а самого что ни есть откровенного и неприкрытого гайдзина, мастер клинка не взорвался гневом, не пошел кромсать чужака в капусту, да и вообще ничем не выразил даже мало-мальского удивления. Будто так и надо, будто звезды ему уже давно талдычили, что сегодня в гости всенепременно зайдет светловолосый чужеземец. Или же мастер превосходно владел собою, или же – от пришедшей на ум версии неприятный холодок пробежал по телу – уже с первого взгляда на фигуру в нелепой шляпе Мацудайра решил для себя, что пришелец не жилец, кем бы он там ни оказался и что бы он там ни наплел.
– Теперь говори, что тебя ко мне привело и откуда ты знаешь Хидейоши, – сказал Мацудайра.