Алена и Аспирин Дяченко Марина и Сергей

Пауза. Тишина. Шум ветра за окном.

– Такая музыка не всем нравится. И… ты сказала, что откуда-то пришла. Откуда?

Пауза. Тишина. Кошачье мяуканье.

– Почему?

Пауза.

– А почему ты сбежала, если там так хорошо, а здесь так плохо?

Аспирин остановил воспроизведение. Еще оставалась, как спасательный круг, версия узконаправленной записи (такая функция у диктофона была, и Аспирин мог включить ее по ошибке). Но как тогда быть с шумами? С этим орущим котом?

Алена вытирала стол. Вернее, просто терла тряпкой – стол давно был чистый.

– Скажи, пожалуйста, – Аспирин вытянул руку с диктофоном, – раз, два, три…

– Раз, два, три, – послушно повторила девочка. Аспирин включил воспроизведение – и услышал сначала свой голос, потом голос Алены: «Раз, два, три»…

– Спасибо, – сказал он и ушел в спальню.

Вечером в «Зеленой фее» к нему подкатился редактор журнала «Мачо».

– Слушай, хорошо пошла твоя статейка… Нет, не про женский оргазм, не льсти себе. Про функции.

– А-а, – сказал Аспирин. Месяц назад он под влиянием чистого вдохновения написал для «Мачо» статью, называвшуюся просто и безыскусно: «Женщина: основные и сопутствующие функции».

– Теперь надо письма читателей, – сказал редактор. – Причем баб. Одно письмо чтобы с философией, чтобы там были Бодлер и Ницше, и чтобы баба была синий чулок и звала автора жопой с ушами. Другое от блондинки, чтобы она по ходу дела нахваливала свои основные функции. А третье от домохозяйки, из тех, что ты обозвал «пылесосиками», и чтобы она предлагала тебе сделать минет…

– Ты сам так все хорошо понимаешь, – сказал Аспирин. – Ну и написал бы сам.

Редактор глянул на него в немом изумлении.

– Тебе баблос, что ли, не нужен? – спросил он наконец.

Аспирин смотрел на него сквозь завесу густого, стекольчатого, безнадежного опьянения. Он пил водку третий час подряд, но забытья не было – только тяжесть и муть, как в плохом сне.

– Я думал, вообще-то, что ты напишешь, – сказал редактор. – По пять тысяч знаков каждое письмо, ну, от блондинки можно восемь…

– Напишу, – сказал Аспирин. – Уговорил.

Редактор отошел, все еще поглядывая на Аспирина вопросительно. Это был не первый за сегодня вопросительный взгляд; Аспирин явно выбивался из колеи, не выходил на танцпол, не развлекал девочек, не тусовался – сидел в углу и хлестал водку, уж лучше вообще было не приходить…

Он встал, собираясь уйти, когда в полутемный, увитый лианами зал вошла Дашка, его актуальная подруга, на двадцатисантиметровых острых каблуках.

Она пришла с другой тусовки и была уже очень веселая. От нее пахло сладким и запретным. Утащив Аспирина в курилку, она повисла у него на шее и без предисловий цапнула в губы. Минут десять они мусолили друг друга, все больше и больше заводясь и распаляясь, потом Дашка пробормотала, не переставая целоваться:

– Все козлы. Поехали к тебе.

Они вышли из клуба и поймали такси. Аспирину полегчало: впервые за долгие часы он знал, чего хочет. На заднем сиденье машины было мягко, но тесно, золотой и острый Дашкин каблук поцарапал ухо водителю, тот обиделся, но Аспирин пообещал доплатить «за вредность».

Уже поднимаясь к лифту, он вдруг застыл с открытым ртом.

– Добрый вечер, Алешенька, – сказала консьержка тетя Света.

Аспирин дернул кадыком.

– Ты чего? – спросила Дашка.

Он втащил ее в лифт.

– У меня там дочка, – сказал, задыхаясь от нервного смеха.

– Чего?!

– У меня в хате дочка сидит, Алена из Первомайска… Ой, не могу…

– Обкурился? – предположила Дашка.

– Да нет, натуральная дочка… То есть, конечно, я ее в первый раз вижу…

– Не придуривайся, – Дашка нахмурилась. – А чего это у тебя ковер в коридоре?

Ковер так и стоял, свернутый в рулон, у двери, как в почетном карауле.

– Его кровищей вчера замарали, – Аспирин продолжал хохотать. – Тут такое было… Весь ковер в крови…

Дашка выпустила его руку. Заглянула в лицо:

– Аспирин… Крыша поехала?

Аспирин нажал на кнопку звонка – впервые, наверное, за все десять лет, что квартира принадлежала ему. Спустя минуту непрерывного трезвона изнутри послышался испуганный детский голос:

– Кто там?

– Открывай, дочура, папа пришел, маму привел, – Аспирин смеялся с повизгиваньем. – Давай, открывай…

Повернулся ключ в двери. Алена отступила вглубь прихожей – она была с ног до головы завернута в одеяло.

– А я думала, ты го-онишь, – протянула Дашка. Уголки ее губ опустились, она разглядывала Алену с любопытством и брезгливостью, как паука-птицееда. – Знаешь, Аспирин… Схожу-ка я в сортир для разнообразия.

И она прошествовала по коридору в туалет.

– Кто это? – тихо спросила Алена.

– Не твое дело, – сказал Аспирин. Смеяться он перестал, но горло саднило до сих пор. – Вот что, красавица… Бери одеяло, подушку, табуретку… бери и выметывайся в коридор.

– Куда?

– Пересидишь полчаса, ничего с тобой не случится, – Аспирин подхватил одной рукой табуретку, другой девочку, поволок то и другое за дверь. – Вот тут сядь и сиди, я тебя потом заберу. К звонку не прикасайся – убью. Ясно?

Алена сжала губы. Молча кивнула.

– Вот и хорошо, – Аспирин снова хохотнул. – Куплю тебе мороженое.

И он закрыл дверь, щелкнув сначала верхним замком, а потом нижним.

Из ванной выглянула Дашка:

– Проблема решена?

– Какая проблема, – пробормотал Аспирин, выбираясь из штанов, – какая, к чертям, проблема…

Подхватил влажную податливую женщину и потащил в спальню, в ворох не убранных с утра простыней.

Он проснулся как от пощечины.

На часах было семь. Дашка сопела, полуоткрыв рот.

Аспирин встал. Обошел квартиру. Закусив губу, посмотрел в дверной глазок…

Отпер входную дверь.

Алена спала на полу, свернувшись клубком в одеяле. Ее лицо было покрыто бороздками высохших слез.

– Может, примерим еще вот это платье? – голос Аспирина дрогнул от щедрости.

– Нет, спасибо. Мне не нужно.

Продавщицы, курсирующие вдоль стоек с детской одеждой, поглядывали на них с любопытством. Темноволосая дама лет сорока желала видеть мелодраму – рождение новой Золушки. Из провинциальной бедности в столичную роскошь, из безотцовщины в объятия папаши, и все ей будет по заслугам – квартира, жених и юридическое образование. Молодая крашеная блондинка предпочитала криминальные сюжеты: Аспирин в ее глазах был демоном-соблазнителем, покупающим душу ребенка за недорогие шмотки. К счастью, блондинку почти сразу вызвали к кассе, и покупатели избавились от ее назойливого внимания.

Пока Алена покупала колготки, носки, белье, Аспирин маялся неловкостью. Потом дело дошло до крупных покупок; у входа в отдел стояла кукла-манекен в бальном платье с корсетом и кринолином. Аспирин посмотрел на цену и решил, что эта пробка для дырявой совести – как раз подходящего диаметра.

– Зачем мне? – удивилась Алена. – Куда я в нем?

– Увезешь в Первомайск, – сказал Аспирин, все естественнее входя в роль. – Покажешь маме… В школу, к конце концов, на новогодний бал…

Темноволосая продавщица слушала и млела. Алена приподняла уголок рта:

– Нет, спасибо. Мне нужнее теплая куртка. Потому что уже почти осень, и в футболке холодно…

Стараясь не смотреть на продавщицу, Аспирин прошел за девчонкой в глубину душного, пахнущего новой тканью отдела. Они купили Алене осеннюю куртку и спортивный костюм.

– А теперь давай выберем сумку, – сказал Аспирин.

– Зачем?

– Чтобы вещи сложить. Иначе как ты повезешь все это в Первомайск?

Алена ничего не сказала. Аспирин купил школьный ранец с Винни-Пухом и затолкал туда новоприобретенное барахлишко. Алена все так же молча надела ранец на спину.

– Кстати, – небрежно заметил Аспирин, когда они проходили мимо канцелярского отдела, – тебе для школы ничего не надо? До сентября осталось пара недель, а там – первый звонок, все такое… Тетрадки? Дневник? Пенал?

– Я не буду ходить в школу, – сказала Алена.

– То есть? – Аспирин изобразил крайнее удивление.

– Я буду ходить в музыкальную, – Алена смотрела мимо него. – Мне надо выучиться играть на скрипке. Больше мне ничего не надо.

– Так дело не пойдет, – сказал Аспирин и с удивлением услышал с своем голосе «отцовские», почти садистские нотки. – Дети должны ходить в школу. Каждый день. На полдевятого утра. Ты в своем Первомайске училась?

Алена молчала. Аспирин заметил, что кассирша канцелярского отдела внимательно прислушивается к разговору. Властным движением взяв Алену за руку, он повел ее к выходу из магазина.

У нее была мягкая безвольная ладошка. Аспирин понял, что впервые держит ее за руку – впервые с того вечера, как привел находку в дом. Трудно поверить, что прошло всего три дня.

– Уж если я тебе отец, – говорил он, протискиваясь сквозь негустую толпу, – то и отвечать за тебя должен. Правильно? Проверять уроки. Ходить на собрания. Наказывать, если что. Таков мой отцовский долг… Так что подумай: может, тебе лучше вернуться в Первомайск прямо сегодня?

Алена молча забралась на заднее сиденье машины.

– А то ведь на вокзал недолго, – Аспирин завел мотор. – Возьму тебе билет… Дам денег на постель, на ужин… Как?

– Хорошо бы для начала пообедать, – пробормотала Алена.

Аспирин вздохнул, расплатился с парковщиком и вырулил со стоянки.

Поздно ночью, когда сессия в «Куклабаке» потеряла накал и сменилась расслабленной тусней, к Аспирину подсел Вискас:

– Леха, ты живой?

Аспирин весь был – кладбище отработанного адреналина. Он исчерпал свой сегодняшний ресурс; разговор с Вискасом пришелся не ко времени. Аспирин открыл рот, чтобы сказать ему об этом, но не успел.

– Что там за маньяк у тебя в квартире? – негромко спросил Вискас. – Как это он двух конкретных мужиков порезал?

«А ты откуда зна…» – хотел спросил Аспирин, но не спросил. У Вискаса была сложная биография: до «Куклабака» он работал вышибалой в крутейшем казино, а перед тем еще где-то, а до этого, говорят, служил в органах, причем где, как и в каком чине, Аспирин не стремился узнать.

– Я был в эфире, – сказал он сонным скучным голосом. – Квартира на замке…

– На охрану не брал, – уточнил Вискас.

– Ну, забыл, – буркнул Аспирин. – У меня тут такое… родную маму забудешь…

И он очень конкретно, в мельчайших подробностях поведал Вискасу о том, что случилось во вторник. Приближалось утро, клуб понемногу пустел; Вискас курил, кивал и хмурился.

– Тех двоих в дурку перевели, – сказал после особо длинной затяжки. – Может, они под этим соусом откосят от статьи… Хотя вряд ли. У обоих уже по две ходки есть…

– Чудовище, – Аспирин ухмыльнулся. – С лапами и когтями. В шерсти. Конечно, по тем двоим дурка плачет…

– Плохо это, Лешка, – озабоченно сказал Вискас. – И ведь не понятно, зараза, откуда ветер дует… Сколько твоя хата стоит на сегодня, ты узнавал?

– Э-э, – Аспирин запнулся. – В каком смысле?

– Все равно не сходится, – Вискас раздавил сигарету в пепельнице, фильтр корчился, будто червяк. – Две комнаты, шестьдесят метров, дом хороший, зато район – дрянь… Из-за такой малости серьезные люди даже не почешутся. Нет. Не похоже. Мистика какая-то.

– Мистика, – подтвердил Аспирин. – Витя, слушай. Если ты заберешь от меня эту девку и все, что к ней прилагается…

– Я вас вчера видел, – сказал Вискас, закуривая снова. – В Мак-Дональдсе.

Аспирин осекся.

– Ты какой-то, – Вискас поводил рукой, разгоняя дым, – то задушить ее хочешь… То нянчишься, в Мак-Дональдс водишь, чаем поишь…

– Так мне ее жалко, – пробормотал Аспирин. – Ясно ведь, что ребенка втравили. Заставили. А она… ничего себе. Развитая. Не по годам развитая, я бы так сказал. И музыку любит.

– Себя пожалей, – жестко сказал Вискас. – Сними копию с ее свидетельства и дай мне. Я по своим каналам попробую… узнать.

Глядя, как Витя Сомов идет через зал – как хозяин по рингу, как хищник по саванне, – Аспирин вдруг вспомнил его слова: «Я на тебя как-нибудь бомбил наведу. В воспитательных целях».

В понедельник с утра позвонила мама. Безо всякой причины. Наверное, и в самом деле существует такой девайс, как «материнское сердце», и он безотказно срабатывает, когда у чада проблемы.

– Все хорошо, – соврал Аспирин, глядя, как Алена в наушниках валяется на обновленном («Химчистка на дому») диване. – А у вас?

Его родители жили в Лондоне уже почти десять лет. Оба работали на Би-Би-Си. Одно время активно пристраивали Аспирина, но тот отказался: у него в ту пору была совершенно чумовая любовница, девица семнадцати лет, с семнадцатью кольцами в разных частях тела. Она питалась яйцами и сырой морковкой, зимой и летом ходила в монашьем платке, спать могла только на голом полу и только головой к востоку, а потому вместо часов носила на запястье маленький компас. Они с Аспирином втюрились друг в друга с первого взгляда и предавались любви как кошки: в парке на скамейке, на пляже в песке, на капоте чужой машины, короче, были счастливы на всю голову, и ни о каком переезде Аспирин не желал и слушать…

– Все хорошо, – повторил Аспирин, стараясь, чтобы голос звучал беспечно. – Ма… Я вот что подумал. Я тут затра… замотался совсем, хорошо бы проветриться… Может, я к вам приеду?

– А что у тебя с визой? – спросила мать после паузы.

Аспирин не помнил, что у него с визой, но у него были хорошие знакомые в посольстве.

– Решим, – сказал он уверенно. – Вы приглашение вышлите на всякий случай, да?

– Так у тебя все нормально? – спросила мать в третий раз.

Алена лежала на спине, зажмурив глаза и покачивая головой вправо-влево. В музыкальном центре вертелся Вагнер: «Лоэнгрин», прелюдия к третьему акту.

Аспирин уселся на подлокотник кресла. Девчонка не открывала глаз и вообще, кажется, не замечала его присутствия. Лицо ее не было расслабленным: Алена проделывала, по-видимому, немалую внутреннюю работу.

Аспирин вспомнил, как она подобрала на пианино мелодию, от которой у него чуть крыша не поехала. И эти струны, которые она не решалась взять, и тогда гость в камуфляжных штанах уронил их на пол…

Уголок пакета со струнами торчал из кармана Алениной спортивной курточки. Аспирин подошел на цыпочках, двумя пальцами взялся за этот уголок…

Алена открыла глаза. Ее рука уже держала Аспирина за запястье: больно и цепко.

– Отпусти, – сказал он резко.

Она выпустила его руку. Накрыла ладонью сторуны, поглубже затолкала в карман. Сняла наушники:

– Зачем ты это делаешь?

– Что?

– Зачем ты полез?

– Хотел проверить, ты совсем отрубилась или еще что-то воспринимаешь, – Аспирин усмехнулся. – Валяешься, как зомби в нирване… Может, тебе Катю Лель поставить?

– Не надо мне Катю Лель, – Алена снова нахлобучила на голову наушники. – Будь добр, не мешай мне.

– Да?!

Аспирин выключил музыкальный центр. Встал перед диваном, уперев руки в бока:

– Не мешать, да? Еще чего? Посуда не мыта, в доме жрать нечего, хлеб заплесневел… А ну давай в магазин!

Не говоря ни слова, Алена поднялась и пошла в прихожую. Аспирин тащился следом:

– Три дня подряд задницей диван протираешь, юный Моцарт, блин… Понравилось, да? Удобно у папы на шее?

– Что купить? – бесстрастно поинтересовалась Алена, натягивая кроссовки.

– Ты хозяйка, тебе виднее! Мясо какое-то должно быть в доме, овощи… вот тебе деньги, сдачу принесешь.

Он запер за ней дверь и перевел дыхание. Вот, значит, как. И так можно. Посмотрим…

Он вышел на кухню и сразу же увидел Мишутку, восседающего на стуле. Пластмассовые глаза смотрели поверх Аспириновой головы.

Аспирин выругался. Плюшевый медведь, как и следовало ожидать, остался к ругани равнодушен. Аспирин протянул руку, желая взять игрушку и рассмотреть повнимательнее, но в последний момент засомневался. Он уже готов был смалодушничать, когда зазвонил телефон и избавил его от выбора.

Звонил Вискас, и был он в отличном расположении духа.

– Кальченко Любовь Витальевна в самом деле проживает в городе Первомайске, и она, между прочим, замужем. Так что твоя крошка смылась от отчима, скорее всего, или просто захотела легких каникул… Мой тебе совет: дай ей денег, посади на поезд и – вперед.

– А если она не захочет?

– То есть как не захочет? Ремнем по заднице, и не морочь мне больше голову!

Аспирин вяло поблагодарил Вискаса за помощь. Витя Сомов скорее поверил бы в плюшевого медведя-убийцу, чем в тот простой факт, что Аспирин никогда не спал в Крыму ни с какой Любой… Впрочем, теперь он и сам не был в этом уверен. Больше десяти лет прошло – он тогда был молодой, легкий на подъем, мог смотаться в Крым просто так, на выходные, жить в палатке, питаться рапанами и мидиями, и вокруг ходили табунами веселые девчонки с длинными загорелыми ногами…

Аспирин вздохнул, вдруг ощутив себя стариком. Юность далеко позади; теперь его в палатку калачом не заманишь, подавай номер-люкс со всеми удобствами. Может, и прав Вискас, может, и была Люба… Аспирин когда-то читал в каком-то журнале, что детей, родившихся в результате «курортных романов», в больницах называют «подснежниками» – они появляются на свет ранней весной.

Интересно, когда у Алены день рожденья?

Он полез в ящик стола и вытащил запаянное в ламинат свидетельство. Пятнадцатого марта. Вот оно что.

В квартире потемнело. Там, снаружи, снова шел проливной дождь. Аспирин сидел на диване и улыбался – ну его все на фиг, хватит ребусов. Пусть будет Люба. Пусть будет Крым. Пусть у него будет внебрачная дочь, ладно, убедили. Этот босоногий – ее отчим-албанец. Почему албанец? А фиг его знает, не наше дело. Диктофон? Сломался или заглючил. Мишутка? Аспирин нервно засмеялся. Мишка очень любит мед, почему – кто поймет… Нет-нет, пусть Вискас будет прав: она его внебрачная дочь, у нее в семье проблемы, ей захотелось легких каникул. Так что же, новоявленный папаша? В «Мак-Дональдс» он ее сводил, завтра сводит еще в зоопарк. Если зайдет речь об алиментах – ничего страшного, он отстегнет ее мамаше – от официальной зарплаты, конечно… Ну, будет присылать подарки на праздники. Когда-нибудь купит путевку в санаторий. Люба замужем, значит, пристроена.

Все еще улыбаясь, он снова направился в кухню – хотелось кофе под сигаретку. Он потянулся к чайнику – и замер.

Мишутки на стуле не было.

Аспирин нагнулся, ожидая – очень надеясь – увидеть медвежонка под стулом на полу. Но и там ничего не было, кроме хлебных крошек.

Блин, сказал сам себе Аспирин. В квартиру никто не входил. Или?..

Он быстро прошелся по комнатам, заглянул в ванную, в туалет, на балкон. Проклиная все на свете, сунулся под кровать, открыл шкаф-купе в прихожей. Нигде не было следов чужого присутствия, но и медведя не было, вот в чем заковыка, а ведь Аспирин, сидя в гостиной, никак не мог пропустить возвращения Алены…

У которой, к тому же, нет ключа.

Дождь снаружи все лил и лил. В доме сделалось так темно, что пришлось включить свет.

Я же его видел, в сотый раз говорил себе Аспирин. Я еще хотел его взять… И тут позвонил Вискас…

Он обшарил кухню, заглядывая даже в навесные шкафы. Медвежонка не было. В спальне хлопнула форточка – Аспирин подпрыгнул.

– Кто здесь?

Ему померещились шаги в гостиной. Оказалось, порывом ветра протащило по полу полиэтиленовый пакет.

Он поднялся на цыпочки и сунул руку за пистолетом. И тут же с воплем ее отдернул – пальцы наткнулись на мягкое, ворсистое. Медвежонок лежал на шкафу, плюшевым тельцем перекрывая доступ к пистолету, да как, черт побери, он мог там оказаться?!