Генерал-майор Посняков Андрей

Взяв в руку носик курящегося кальяна, танцовщица втянула в себя дым и, чуть прикрыв очи, томно глянула на Дениса:

– Ну! Курите же!

Давыдов затянулся… Сразу же запершило в носу, так что молодой человек не удержался и чихнул, к вящему веселью Ульяны.

– Ой, знаете, я от кальяна тоже иногда чихаю! – всплеснув руками, сообщила та. – Вы сильно так не затягивайтесь, не надо… Медленно надо, вот так… Давайте, я покажу…

Их щеки соприкоснулись, и тут же возник поцелуй – обоюдно страстный, горячий, долгий. Теряя голову от нахлынувшей страсти, Дэн погладил танцовщицу по плечу, тронутому нежным золотистым загаром, затем рука гусара спустилась ниже, поласкала лопатки, спинку…

Девушка улыбнулась, поднялась и, без всякого стеснения сбросив тунику, снова прильнула с поцелуями, увлекая, укладывая Дениса за собой на софу. Лежа уже, гусар принялся гладить ладонями стройные девичьи бедра, жадно поймал губами крепкий, налившийся любовным соком сосок. Раздевая Дениса, танцовщица застонала, закусила губу, а руки гусара уже ласкали пупок, уже спускались все ниже и ниже, пока юная прелестница не оседлала его, а дальше лишь слышались стоны…

Пусть и не скоро, но все же неземное блаженство закончилось.

– Мне пора, – одеваясь, очаровательно улыбнулась Ульяна. – Проводишь, мон женераль?

– О, конечно! – Поспешно застегнув гарусный, с перламутровыми пуговицами жилет, Давыдов надел сюртук. – Я готов!

Прелестница же быстро облачилась в довольно скромное сереньое платье, водрузив на голову шляпку с вуалью.

– И я готова. Пошли. Там, в саду, коляска. С хозяином я уже попрощалась.

– Мы еще встретимся? – спросил Денис, галантно придержав дверь.

Танцовщица расхохоталась:

– Может быть. Наверное. О! Ты только позови меня, мон женераль.

– Но где тебя найти?

– Граф Федор, Американец, знает.

Юная нимфа оказалась довольно распутной девчонкой, по нынешним-то временам – и вообще! В постели знала много чего, много чего умела. Вот уж точно не деревенская, с опытом! И где только его получила? А ведь на вид – сама невинность.

Странно, но эта распущенность, это распутство Ульяны ничуть не отвращало Дениса, словно бы к этой несколько взбалмошной и веселой красотке не липла никакая грязь. Девушка хотела секса – и получала. Что в этом плохого-то? Правда, на определенные мысли сия распущенность наводила… И, похоже, не только одного Давыдова.

Проводив девушку до коляски, дожидавшейся в самом конце сада, и заранее распахнутых ворот, Денис уже направился было обратно к дому, как вдруг услыхал позади голоса… Кто-то ругался! Кричал! Резко обернувшись, гусар увидел у коляски сомнительного князя Эрдонова! И как только он там оказался, прилизанный черт? Подкрадывался? Следил? Да мало того, что следил! Еще и схватил Ульяну за руку, вывернув ее, а затем хлестко ударил по лицу зажатыми в левой руке перчатками.

– Шлюха малолетняя! Место свое знай.

Бородатый кучер не слезал с козел, лишь пытался уладить дело словами:

– Вы это, осторожней, ваш-бродь.

А вот Денис медлить не стал! Шлюха? Пусть так… И что с того?

– Бить женщину – мерзость, Эрдонов!

– Ах… Это вы…

Князь отнюдь не смутился и даже посоветовал Дэну не лезть не в свое дело.

– Поверьте, мы сами разберемся… Верно, ты?..

Последняя часть фразы предназначалась Ульяне. И та закивала, сдерживая рыдания:

– Да-да, разберемся. Вы ступайте, Денис.

Давыдов лишь зло усмехнулся:

– Не знаю, какие там промеж вами дела, но бить при мне женщину – оскорбление! И не только ее – меня. А ну отпустил ее, черт, живо!

– Ага! Сейчас!

Грубо оттолкнув танцовщицу, Эрдонов выхватил из кармана нож… и тут же получил от Давыдова кривой в челюсть! В Академии полиции Дэн по боксу был одним из лучших. Как славно обидчик девушек полетел в кусты! Застонал, но выскочить обратно побоялся… Лишь промычал:

– Жду вас завтра… Смыть оскорбление…

– Дуэль? – рассмеялся Денис. – Что ж, извольте. Дуэль так дуэль. Надеюсь, пистолеты у вас имеются? Да, и незачем куда-то далеко ехать. Встретимся здесь же, в саду. В полдень устроит?

Эрдонов что-то прорычал из кустов – наверное, соглашался. Сей сомнительный князь имел репутацию бретера, однако и Денис Васильевич не капусту на кухне шинковал.

Войдя в дом, Давыдов столкнулся на лестнице с Федором.

– А-а! Ты – вот он, – зашумел тот. – А я тебя ищу везде. Кстати, как девочка? Хороша? А! То-то же! Ну, пошли, пошли, познакомлю тебя с магом. Истинный провидец, Христом Богом клянусь! Из Милана. Явился к нам в Первопрестольную, да не один, а – тссс! – с великим князем Константином!

– Константин Павлович в Москве? – удивился Денис. – Что-то в газетах не писали.

– И не напишут. – Американец покивал головой со всей возможной серьезностью. – Цесаревич здесь тайно. С частным визитом, о чем знает весьма ограниченное число людей. Ну да бог с ним… Идем, дружище, идем!

Маг и провидец Джованни Джакометти оказался стройным блондином лет сорока с вытянутым лицом и желтыми прокуренными зубами. Он ничуть не походил на итальянца, обликом скорее напоминая какого-нибудь норвежца или шведа. Держался «маг и чародей» весьма уверенно, одет был солидно, а голос имел приятный и звучный. Этакий хорошо поставленный баритон. Вполне к себе располагал, вполне… Что и понятно – мошенник. Ну, любил Федор Американец подобного типа людей.

Все уже разошлись, и провидец отдыхал, сидя в кресле.

– Buon giorno! – Заметив хозяина с припозднившимся гостем, маг поднялся на ноги. – Добрый день.

– Скорей уж – добрый вечер, – глянув в окно, усмехнулся Дэн. – Вuona sera, синьор. Вы, говорят, из Милана?

– Из Бергамо… – Итальянец скромно потупился. – Такой городок. Недалеко.

– Знаю, знаю. – Давыдов неожиданно улыбнулся, по приглашению графа усаживаясь за стол. – Карло Гольдони, «Слуга двух господ». Труффальдино из Бергамо, так, кажется.

– О, си, си, синьор! Да! Мне тоже нравится эта пьеса. Grande! Grande! Perfetto!

– Да уж, Константин Райкин в роли Труффальдино хорош… – Дэн тут же осекся, сообразив, что сморозил не то. До фильма-то еще ого-го… Пока только пьеса.

– Так вы хотите узнать свое будущее, уважаемый синьор Давыдофф? – пододвинув кресло к столу, вкрадчиво осведомился провидец.

Говорил он по-русски очень хорошо, безо всякого акцента, что опять-таки наводило на вполне определенные мысли. Впрочем, мог и выучить, тем более если давно в России.

Денис улыбнулся и постучал пальцами по столу:

– Знаете, хотелось бы – прошлое.

– Прошлое? – моргнув, удивленно переспросил маг.

– Прошлое, – подтвердил гусар. – Сможете прояснить кое-что?

Подумав, синьор Джакометти вальяжно развел руками:

– Что ж, прошлое так прошлое. Никакой разницы нету. Прошлое, будущее… Река времени, вот и все.

– Говорят, в одну и ту же воду невозможно войти дважды, – выказал свою начитанность граф.

– Почему же? – Джакометти живо сверкнул глазами. – А если река петляет? Делает крюк? Тогда достаточно просто пройти по берегу. Срезать путь. Вот и мы так пойдем. По берегу. В прошлое, да… Положите руки на стол, синьор Давыдофф. Теперь вытяните их… Вот так… Любезный граф, велите слугам задернуть шторы. Все эти отблески заходящего солнца мешают… Ага, спасибо, грацие. Вы же, синьор, слушайте только мой голос… только мой голос… только мой…

Голос мага звучал вкрадчиво, тихо, завораживал, а перед глазами стояло прекрасное девичье тело, светло-русые, разметавшиеся по подушке волосы, синие чарующие глаза, а над верхней губой – едва заметная родинка…

– Наружные половые органы сформированы по женскому типу. Волосы светло-русые, средней длины, волосяной покров не нарушен. Глаза… синие… Губы средней толщины… Над верхней губой, слева, родинка размером…

Составлявший протокол осмотра трупа старший следователь СК майор полиции Давыдов попросил у эксперта линейку. Эксперт был свой, криминалист из РУВД, судебно-медицинский еще не прибыл, хотя должен был вот-вот, все-таки убийство…

– А с чего они взяли, что это убийство? – вернувшись с поквартирного обхода, риторически вопросил опер Олег Бекетов, капитан из местного отделения, всю жизнь проработавший здесь, «на земле».

Румяным своим обликом и повадками Олег сильно напоминал Давыдову гусарского поручика Дмитрия Бекетова. Такой же был заводной. Да, похож, похож… И вот эта убитая девушка тоже похожа… На Ульяну, танцовщицу, похожа! Буквально одно лицо. И еще родинка… Ну как тут не поверить в переселение душ?

– С чего, говоришь, убийство? – Оторвав взгляд от мертвого девичьего тела, распластанного на лестничной площадке между вторым и третьим этажами, Денис посмотрел на опера. – Думаешь, сама упала?

– А что? – принялся горячиться тот. – Что бы и не сама-то? Шла себе шла, задумалась, споткнулась – и вот. Одежда вон целая. Джинсы чистенькие. Кофточка… И вообще – никаких следов борьбы!

– Так голова-то не разбита! С чего б она тогда померла-то?

– Тогда, может, инфаркт?

– Сам ты, Олег, инфаркт, блин! – Денис в сердцах выругался и махнул рукой. – Сейчас эксперт приедет, посмотрит. Зуб даю, какое-нибудь телесное повреждение найдет.

Эксперт нашел, следователь как в воду глядел! Перелом шейных позвонков.

– Скорее всего, просто ударили ребром ладони. Ну, убийца единоборствами занимался или карате.

– Слыхал, инфарктник? – Денис повернулся к Бекетову, но тот сделал вид, что не расслышал. – Что там соседи?

– Да сверху – никто и ничего. А здесь еще не открывали.

Отойдя в сторону, капитан лениво позвонил в крайнюю дверь, по-старинному обитую темно-коричневым кожзамом. Такие вот совковые двери по нынешним временам – редкость.

– Ого, сережки-то! – снова нагнувшись над трупом, восхитился эксперт. – Видали? Крупные какие. Небось, немаленьких денег стоят!

– Ни черта они особо не стоят, – дождавшись подписей понятых – случайно зашедших на свою голову в подъезд парня с девчонкой, – Давыдов убрал протокол в папку. – От силы тысяч пять. Рубликов, не евро. Это фианит, искусственный брильянт, диоксид циркония. Я недавно такие жене на день рождения купил. Бижутерия от Сваровски.

– Это который Серафим? – захлопнув свой чемоданчик, подал голос криминалист.

– Сам ты, Леха, Серафим! – Денис не выдержал, расхохотался. – Серафим – это Саровский, который в пустыне, а это – Сваровски! Однако разница!

– Нет, это не Сваровски, – неожиданно возразила понятая, белобрысая худенькая девчонка в майке с изображением американского шок-идола Мэрилина Мэнсона и рваных до невозможности джинсиках. – Я в ювелирном работаю продавцом, разбираюсь. Это не Сваровски… Настоящий сапфир!

– Сапфир? – сразу же насторожился Дэн. – И сколько такие могу стоить.

– Тысяч восемьдесят… Ну, шестьдесят, уж никак не меньше, – девчонка говорила вполне уверенно, по всему чувствовалось, что в вопросе разбиралась. Даже труп перестала бояться, вот так. – У нас в магазине такие были, разобрали в момент.

– Инте-ерсное кино получается, – поджав губы, задумчиво протянул майор. – Почему же наш убивец такие дорогие сережки не подобрал? Это что же, заказуха выходит?

– Может, и не выходит, – только что вышедший из квартиры старший опер Бекетов хмыкнул в кулак и, пойдя к Денису, понизил голос: – Там, в квартире, бабулька интересная есть. Кое-что слышала.

– Слышала? Так пойдем.

Бабулю звали Феодосия Карповна, и для своих семидесяти шести лет выглядела она на редкость бодро и живенько. Да и квартирка, несмотря на входную дверь, вовсе не носила печать убогого советского быта с вечными полированными «стенками» – предметом нешуточной гордости, – трельяжами и прочей древней требухой. Мебель была достаточно современной, как и плоский телевизор в углу, имелся даже ноутбук, но тут бабуся призналась, что интернетом она овладела еще не совсем.

Войдя, Дэн невольно заинтересовался развешенными по стенам фотографиями, судя по всему, сделанными не так уж и давно.

– Это мы с подругами в Париже, на площади Трокадеро, – охотно пояснила Феодосия Карповна. – Это вот – сами видите – у Нотр-Дам, а вот это – в Италии.

– Хорошо вам, пенсионерам, – завистливо промолвил Бекетов.

– А я не только на пенсии, – старушка заулыбалась. – Я еще и в страховой компании подрабатываю. Хотите, и вас застрахую? От несчастного случая.

– Да застрахованы мы уже…

– Жаль. А то бы… Да садитесь, не стойте. Вон, на диван. Сейчас кофе сделаю.

Феодосия Карповна метнулась было на кухню, но Денис быстро придержал ее:

– Вы лучше расскажите, что именно слышали?

– Так я ж уже!

– Еще разок, пожалуйста. Очень интересно послушать.

– Ну, раз интересно… Слушайте.

Нынешней ночью, точнее, уже под утро (по времени как раз примерно в момент убийства), Феодосию Карповну привлек какой-то шорох в подъезде.

– Я-то не спала уже, вообще обычно рано встаю. Вот и думала, что собаки, они к нам часто забегают, дверь-то медленно закрывается. Думала, собаки, дверь открыла, выглянула, чтобы прогнать. А дверь-то у меня скрипит… Выглянула и вижу – кто-то метнулся вниз, к выходу.

– А на лестничной площадке, ну, наверху… Ничего не видели?

– Не, я туда и не посмотрела. Да и темновато было. Глаза-то у меня уж не те.

По всему выходило, именно пенсионерка и спугнула неведомого пока убийцу. Но если это обычный гоп-стопник, так выждал бы, потом вернулся. Однако убивать-то налетчику незачем… Так, может, убийство-то случайно вышло? Просто силу удара не рассчитал? Может, и так… А, может…

– Просыпайся, просыпайся, Денис! Открывай глаза, друже! Вот, молодец, брат. Ну что? Что видел?

Глубоко посаженные глаза Американца прямо лучились участием, откровенно перемежаемым недюжинной толикой любопытства.

– Видел. – Кивнув, Давыдов сглотнул слюну. – Прошлое видел… Багратиона князя…

– Петра Иваныча!

– Его. И еще Кульнева. Ах, ведь какие были люди! Богатыри. И каждый ради простого солдата рубаху последнюю мог снять. Поверь мне, Федя, так и было! Как вставать на постой, Кульнев самую худую избенку всегда занимал… А какие стихи писал! Вот сейчас я подумал, их издать бы!

– Так издадим, делов-то! – налив в бокал вина, заверил граф. – Ты выпей-ка, Денис… Ну, синьор Джакомо! – Поставив перед Давыдовым бокал, до краев наполненный красным бордо, Американец повернулся к магу. – Ну, удивил. Всех удивил. Даже Давыдова, а уж его-то удивить трудно. Верно, Денис? Да ты пей, пей… Какой-то ты бледный… Джакомо, ничего?

– Ничего, – кивнул провидец. – Некоторая бледность имеется, бывает. Пройдет. Хорошо б не вина, а водки выпить.

– Ага, водки? Это мы сейчас… Эй, кто там есть? Тащите-ка живо наливки… И водку, водку давайте. Какая у нас там есть? Только виленская… Сладковата, зараза… За другой послать… Хотя… Денис, виленскую водку будешь?

– Буду.

– Вот и молодец. Тогда у меня и ночевать останешься. Ведь останешься?

– Останусь. Только надо сестрицу предупредить…

– Предупредим. Я пошлю Алеута…

– И вот еще, Феденька, – встрепенувшись, вспомнил вдруг Денис. – Ты секундантом моим будешь?

– А то ж! С кем дерешься-то? И где, когда?

– С Эрдоновым. Завтра в полдень. У тебя в саду.

Сомнительный… Впрочем, нет, все-таки настоящий князь Николай Эрдонов явился минут за двадцать до объявленной схватки. С ним были два секунданта – молодые повесы из московских дворян, один из которых, повыше и поосанистее, нес приличных размеров коробку, обитую темно-зеленым бархатом. В сем ящике многоопытный дуэлянт Давыдов без труда опознал вместилище для дуэльных пистолетов. Подобные же, естественно, имелись и у заядлого бретера Американца. Настоящий «Ле Паж», или «Лепаж», как писали в России имя сего знаменитого оружейника. Стоило сие оружие очень дорого, для тренировок и войны не использовалось, только для дуэлей. В коробке кроме самих пистолетов, изящных и отделанных серебром, имелись и все необходимые причиндалы, включая шомпол, молоток и даже пулелейку. Каждый из стволов имел свой номер – «1» и «2».

– У меня тоже «Лепаж». – Оценив оружие соперника, Эрдонов холодно улыбнулся. – Если хотите, поменяемся.

– Можно и поменяться, – с безукоризненной вежливостью отозвался Денис. – Если вам так будет угодно, князь.

Меняться не стали, чего уж. Каждый своему оружию доверял, да и дуэльный кодекс в России еще окончательно не сложился, хотя общие правила знали и использовали все.

Со стороны Давыдова секундантами выступали хозяин дома граф Федор Толстой и срочно вызванный князь Петр Вяземский. Тот, примчавшись быстрее ветра, тут же бросился примирять обиженных, однако, поняв всю тщетность своей попытки, отстал, лишь предложив выбрать «какой-нибудь менее варварский способ дуэли». Ну да, ну да, именно так и называли в Европах российские виды пистолетной дуэли – всякие там «платочки» или «американку», когда стрелялись в упор, когда практически не было шансов обоим соперникам остаться в живых. Кто-то один да обязательно… Хотя как сказать…

Князь Вяземский с ходу предложил либо неподвижную дуэль с двадцати шагов, либо подвижную с барьерами. Эрдонов, как видно, испытывал нешуточное уважение к Петру и тотчас же согласился. Денис же пожал плечами – с барьерами так с барьерами.

Оставив противников наедине, в беседке, секунданты тотчас помчались размечать барьерами подходящую аллейку. Искоса поглядывая на приятелей, Давыдов уселся на лавку и безмятежно налил бокал шампанского из стоявшей на столике бутылки, специально по его просьбе принесенной Алеутом.

Усмехнулся, предложил нервно прохаживающемуся неподалеку Эрдонову:

– Не хотите?

К удивлению Дэна, тот не отказался, протянул руку… Уж пришлось налить. Выпили. Пусть не на брудершафт, но довольно мирно. Вернув бокал, князь почесал расплывшийся на скуле синяк – след вчерашнего удара – и неожиданно спросил:

– Как это вы так умудрились повалить меня вчера, словно матрешку? Что за искусство такое?

– Обычный бокс, – отмахнулся Давыдов.

– Бокс? Английская забава? Ну-ну…

Больше князь ничего не спрашивал, лишь, желчно ухмыляясь, повернулся спиной…

Стоял чудесный летний денек, солнечный, но не жаркий. Легкий ветерок колыхал ветви акаций, яблонь и слив, неподалеку, в кустах черной смородины и малины, беспечно щебетали птицы.

Между тем секунданты наконец разметили ристалище и подошли к беседке.

– Ну что, господа? К барьерам! – опытный бретер Федор Американец подал команду.

Все сразу же стали невообразимо серьезными, замолчали, и сразу же наступила какая-то зловещая тишина, даже птицы не пели. Хотя нет, все-таки пели, заразы. Им-то что?

В качестве барьеров секунданты использовали садовые грабли, меж которым было, верно, шагов двадцать пять, уж никак не меньше – тут, видно, подсуетился миролюбивый князь Вяземский. И никто ему не перечил. Даже Американец… Похоже, секунданты считали предстоящую дуэль пустой. Ну в самом деле, по сути из-за какой-то непотребной девки! Правда, вслух этого не произносил даже Американец – надо отдать ему должное. Ну, из-за девки… И не только из-за нее… Удар-то! Ах, славный же вышел удар! Как Эрдонов-то покатился! До сих пор вспоминает, ага… Так ему, паразиту, и надо!

– Господа, сходитесь! – отойдя в сторону, громко скомандовал Федор.

Соперники стояли по разные стороны барьеров, шагах в десяти. Каждый сжимал в руке заряженный пистолет – изящный «Лепаж». Впрочем, какой, на хрен, изящный? Эта посеребренная дура весила килограмма полтора минимум! Да по сравнению с этим чертовым «Лепажем» ТТ – просто детская игрушка.

Подумав так, Денис еще больше разулыбался, так вот с улыбкой до ушей и шагал. Соперник побагровел, видно, вообразил себе, что Давыдов над ним потешается! Разозлился, ага… Ну, давай-давай, эмоции при холодном оружии хороши, а при пистолетах всю злость и ненависть лучше засунуть в задницу до лучших времен. Холодный расчет! Терпение, ум и рассудок.

Двадцать пять шагов. Если б было десять, стрелялись бы наверняка. Однако князь Вяземский организовал все по-европейски… Ну да, мы, россияне, не какие-то там варвары, простого смертоубийства не допустим никак!

Двадцать пять шагов… Вообще-то для хорошего стрелка, каким считался Денис, ничто. Однако, если представить вместо врага мишень, то уложить пулю в десятку было бы весьма затруднительно даже для отличного стрелка. Кремневый пистолет – не «стечкин» и не «макаров». Ладно у стрелка всегда рука дрожит – живой человек все-таки, – так еще и ствол, собака, тяжелый, как чугунный утюг, и, самое главное, ударно-кремневый замок. Удар кремня по затравочной полке… Именно что удар. От него-то ствол и дергается, потому и прицельность ни к черту. Даже с двадцати пяти шагов.

И тем не менее каждый из дуэлянтов надеялся на успех. Впрочем, Давыдов сейчас об этом не думал. Просто тупо шел, шагал себе, делал свое дело. В конце-то концов не он заварил всю эту кашу. А угостил этого хлыща Эрдонова плюхой правильно, за дело. Ишь обиделся! Ну-ну…

Дэн шагал, не особенно торопясь, да и соперник не торопился, так что к барьерам оба подошли практически одновременно. И так же – одновременно – грянули выстрелы. Оба стреляли правильно, каждый держал пистолет, как продолжение руки…

Выстрелы! Грохот, пламя и дым! Что-то ударило в голову, у виска… В глазах потемнело…

«Неужели попал все-таки? – падая, подумал Денис. – Неужели – все?»

– Так, говоришь, по пивку? – старший опер Олег Бекетов оглянулся на дверь. – И что, можно у вас?

– А у вас в отделении, можно подумать, нельзя! – улыбнулся Денис. – Тем более рабочий день уже кончился… Да и пьянство мы тут не устраиваем. Так, по паре-тройке бутылочек. У меня, знаешь, жена не очень любит… Да и поговорим заодно. На, открывай! Пиво хорошее, дорогое, пробки не откручиваются.

– Да я понял уже.

Живенько откупорив бутылки поставленным на затворную задержку «макаровым» – способ, испокон века известный каждому сопливому постовому, – Бекетов хитровато ухмыльнулся:

– Вот-вот! Не просто пивка попить позвал… так, по-дружески… а именно что поговорить. Хитрый ты, Дэн!

– Не хитрый, а справедливый, господин капитан.

И дело решим, и пивка хорошего попьем. Что плохого-то?

Олег хлебнул пивка и, поставив бутылку на стол, склонил голову набок:

– Ну? О чем разговор будет?

– О Сваровски! О серьгах тех…

– Ну, и что там непонятного-то? Что там эксперты? Бижутерия? Или все ж дорогая вещица?

– Дорогая, – покивал Денис. – Как та понятая девчонка и говорила.

– А мы, кстати, камеры во дворе проверили, – вспомнив, похвалился опер. – Есть там парочка подозрительных типов, сейчас разрабатываем.

– Это хорошо. – Со смаком потянувшись в кресле, Давыдов вытянул ноги и поморщился. Новые, под мундир, туфли с утра еще сильно натерли пятки. А все жена, сказала «разнашивай»!

– Хорошо… – повторил Денис. – Но я сейчас не об этом. Не о вчерашней мокрухе… о другой.

– О другой? – Бекетов подозрительно прищурился.

– Да говорю же, о серьгах! – повысил голос следователь. – Понимаешь, я с месяц назад жене такие же… Нет, не такие же, а фианит, Сваровски купил… И вот выбирал когда, похожие вспоминал, в каком-то деле их видел. И дело-то серьезное, похоже, даже глухарь… Тоже там девчонка какая-то была убитая. Не я дело вел, кто-то из наших… Кажется, Игорь Тихомиров… Так он в отпуске, на звонки не отвечает. Начальство спрашивал, никаких серег не помнят. Ты случайно с Тихомировым тогда не работал? Оперативное сопровождение и все такое…

– Хм… Дай вспомнить… – Капитан задумчиво почесал макушку. – Серьги, серьги… Синие, точно?

– Ну да, синие… Только не знаю, фианит или сапфир настоящий.

– Девчонка, говоришь? Па-да-жди! – Судя по встрепенувшемуся оперу, он явно что-то вспомнил… Или пытался вспомнить – хоть так.

– Девчонка – серьги. Серьги… синие серьги – девчонка… – Бекетов обхватил себя за виски и вдруг хитро сверкнул глазами. – С пивом – не, не вспомнить. Как-то мысли плывут. Вот если бы для остроты мышления водочки!

– Водочки, говоришь? – Пожав плечами, Давыдов потянулся к сейфу. – Водочки нету… Вискарь будешь? Хороший, «Ред Лейбл».

– Вискарь? Ну, давай.

– Я и себе накапаю. Все равно машина сегодня у жены.

Плеснув на дно стаканов виски, Давыдов ухмыльнулся и пристально посмотрел на приятеля:

– Для остроты ума, говоришь? Ну, вздрогнули.

Выпив, закусили таблеточками «Тик-так», также завалявшимися в сейфе. Свежее дыхание облегчает понимание, как-то так…

– Так вот, о девчонке, – взбодрившись, потер руки Олег. – Было такое дело, да. Месяца три, что ли, назад, у железной дороги труп обнаружили. Девчонка. С переломанной, кстати, шеей. Покопались, но ни одного подозреваемого не установили, так и списали на несчастный случай. Да там, скорее всего, так и есть: в крови алкоголь обнаружили, да и девчонка из неблагополучной семьи. Как говорится, группа риска.

– Да бог с ней, с девчонкой… Серьги-то на ней были?

– Так были ж! – Бекетов протянул руку к пивной бутылке. – Да, помню, синенькие. Но драгоценные или этот твой… как его…

– Фианит.

– Да… Не скажу, не знаю.

– А экспертом кто был? – чокнувшись, осведомился Дэн.

– Так, скорее всего, Михалыч… – Опрокинув стакан, капитан невольно поморщился и бросил в рот сразу две горошинки «Тик-така».

– Э! Э! – охолонил его Давыдов. – Закуску-то не транжирь! Больше ничего нету. Ишь ты, сразу две заглотил. Не опер, а крокодил какой-то!

– Сами вы, господин майор, крокодил! Еще пивка открыть?

– Да, пожалуй. Так что там с экспертом?

– Ну-у, наверное, все-таки Михалыч. Хочешь, так я ему позвоню? У него ж память – сам знаешь.

– Позвони, сделай милость. А пиво я сам открою… Пистолет дай!

Пока Денис занимался пивом, Бекетов все же дозвонился до эксперта. Судя по разговору, тот долго не понимал, что от него хотят, но потом вспомнил…

– Да, да, Рехматова Екатерина, так, кажется, ее и звали, – подмигнув приятелю, обрадованно закричал капитан. – Серьги у нее такие были… синенькие. И даже справка из ювелирки есть, копия. Михалыч, ты в компе-то глянь, будь другом! Не, присылать не надо. Так, словами скажи…

Положив смартфон на стол, опер потянулся к пиву:

– Сказал, перезвонит… Так, говоришь, ты без машины? Придется на метро.

– Так и ты, что ли, без колес?

– А кто пиво пить звал? Сам знаешь, как сейчас в главке на это дело смотрят. Злые какие-то настали времена, недобрые.

Эксперт позвонил минут через пять. Сунув пустую бутылку под стол, Бекетов приложил трубку к уху:

– Ну, что там? Ага… Весь внимание! Сколько-сколько? Одна-ако…

Покачав головой, капитан посмотрел на майора почти совершенно трезвым взглядом:

– Знаешь, сколько у бедной девочки серьги стоили?

– Ну?

– По прейскуранту – восемьдесят шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей пятьдесят копеек! Сапфир в обрамлении белого золота! Вот так!

Тут уже и Давыдов не выдержал, протянул:

– Одна-ако!

Однако и на этом дружеские посиделки не закончились. Не успели друзья опустошить и полбутылки «Ред Лейбла», как смартфон Бекетова снова заиграл какой-то затейливый кавалерийский марш. Это снова оказался Михалыч, эксперт. Правда, теперь он не звонил, просто скинул фоточку…

– Вот эта самая убитая девчонка. – Опер поднес экран к глазам Дэна. – Глянь.

Девчонка как девчонка. Красивая, даже мертвая. Молодая. Светлые волосы, карие глаза… Очень знакомое, кстати, лицо… Как там ее зовут? Катерина? Черт! Катенька! Катенька Изольдова! Убитая недавно балетная, из бывших крепостных… Господи… Одно лицо! И та, что в подъезде, вылитая танцовщица Ульяна. Даже родинка имеется, как и у той… Боже, боже, бывает же так! И что все это значит? Какой-то знак?