Каменный век Тюрин Александр

— С тобой все в кайф,— примериваясь к ней, произнес дядя Витя. Сглотнул слюну. Понял, легко не будет.

А потом они выдали. Дядя Витя два раза кувыркался на скользком полу. Другие посетители дискотеки падали как подкошенные, когда крупногабаритная плясунья слегка касалась их. Или улетали, если задевала. Кончилось тем, что дядя Витя опрокинул телом девушки динамик. Партнерша, пытавшая продолжить танец, случайно растоптала всю музыкальную систему. Та заревела, как раненый мамонт. Лазерно-голографические эффекты начали выжигать сетчатку глаза.

Танцующие и отдыхающие обратились в закономерное массовое бегство, как будто на них скакала кавалерия Батыя. В дверях, как и водится, одну створку заело. Возникла давка, перешедшая в драку между людьми разных национальностей и вероисповеданий…

После всего совместно пережитого что-то проклюнулось в сердце Алисы. Она стала доверять дяде Вите. Тот рассказывал ей, что он артист и скоро пойдет на съемки фильма “Любовь после гробовой доски”. Они вместе ходили есть пирожные — она даже не замечала, что у дяди Вити нет денег. А танцевали они так, что можно было брать деньги со зрителей.

Однажды после танцев к дяде Вите и его девушке пристали на темной улице настоящие хулиганы. Они сделали Алисе неприличное предложение, а ее кавалера угрожали опустить в самом грязном смысле этого слова.

Однако это плохо кончилось для бандформирования. Двоих Алиса повалила и втоптала в грязь, одного расплющила об телефонную будку, у него потом трубка изо рта торчала. Больше не повезло тому, которому она сломала хребет, ударив об колено. Дядя Витя оказал блестящее содействие своей даме, кинув в лицо каратиста мусор из своего кармана — тот надолго ослеп.

Алиса потом даже немного сожалела о сломанном хулигане: “Я не хотела с ним целоваться, а как отвадить словами, не знала”. Огонь совместной борьбы соединил их сердца так же крепко, как труба скрепляется с унитазом. Тем более, что присущие дяде Вите запахи слабо проникали в девушку.

После того, как Алиса по большой просьбе дяди Вити поведала историю черного браслета, домогательства его стали еще более пылкими. И сердце девушки окончательно раскрылось ему, когда он намастачился воздействовать ей на эрогенные зоны, пробивая слой жира смачным шлепком или мощным щипком. (Спасибо книге “Занимательная сексология”, глава “Любовь с толстушкой”, которую дядя Витя прочитал на свалке среди прочей макулатуры).

Когда он жалостливым голосом рассказал, что в ожидании съемок фильма спит на матраце из-под покойника и на него мочится каждый встречный кот, она отвела его домой.

— Папа, мы принадлежим друг другу. Мы любим друг друга все время с небольшими перерывами на обед, завтрак и ужин,— четко определила Алиса.— До свадьбы он поживет в моей комнате.

— Здравствуйте, папа,— заявил о своей роли в жизни Николая Епифановича дядя Витя.

— Где она его подобрала? — почему-то злым голосом крикнула мамаша, ковырявшаяся в огромном холодильнике марки “погреб”.

— Мама, цыц,— пресекла ее выпад Алиса. — Он — артист.

Папа неожиданно принюхался, даже сунул руку к себе в карман, а затем поднес пальцы к носу.

— А почему он не моется?

Заметив, что дядя Витя пытается возразить, папа добавил:

— Согласен, чистота — не главное. Главное — это работоспособность. Вы работать любите?

— Если настроение хорошее,— опешил претендент на пост зятя.

— Об этом я обязательно побеспокоюсь. Такие как вы, мне очень нужны,— ласково сказал Николай Епифанович и несколько раз повторил.— Только пиджак немедленно бросьте в мусоропровод…

На следующий день дядя Витя успел только позавтракать под освежевывающим взглядом “мамы”. После этого Николай Епифанович пригласил его в свой кабинет и предложил поклеить там обои.

— Ну, конечно, не сами. Вы же артист. Надо только проследить. Архипушка, ко мне.

В кабинет вполз кибер на гусеничном ходу и несколько модулей помельче, на присосках а-ля геккон.

— Вот он, герой нашего времени. Домашний кибер нового поколения. Архип с сыновьями, искусственный протоинтеллект.

— Пока что “прото”, а завтра будет “сверх”,— отозвался, захихикав, кибер Архип.

— Повадки-то у него какие? — дядя Витя недоверчиво ткнул пальцем в предложенного ему работника.

— Мыслесигналы человека он не воспринимает, и правильно делает. Но всегда готов помочь,— и Николай Епифанович оставил будущего зятя наедине с тупо бодающим стены Архипом…

Архип проявил большое любопытство, когда дядя Витя пробовал поискать браслет — принялся активно путаться под ногами и зудеть: “Что вы там такое делаете? У вас есть код доступа?”

Но готовить клей для обоев новый кибер еще не умел.

Спокойно и уверенно дядя Витя принялся за известное ему дело, размешал порошок в ведре и влил в подставленную Архипом воронку.

Для начала кибер стал отливать клей сыновним модулям и половину расплескал. Убирал, конечно, дядя Витя, прилипая башмаками к полу так, что подметки отвалились. Потом руки приклеились к тряпке. А когда он промокнул лоб, то лицо прилипло к рукам. В это время кибер виновато гудел или с беззаботным смехом рассказывал истории про Чапаева.

Наконец, Архип с сыновьями принялся бодро нашлепывать обои на стенку, напевая, что “дух наш молод”. Дядя Витя успокоился было и принялся дымить сигаретами Николая Епифановича.

— Товарищ командующий, готово, — вскоре рапортовал Архип.

Дым рассеялся и дядя Витя убедился, что обои присобачены вкривь и вкось. Он представил, как берет лом и лупит Архипу прямо в наглые гляделки видеокамер. Кибер звякнул, обнаружив у дяди Вити плохое настроение, и стал уверенно оправдываться.

— Комната неправильной формы, стандартный алгоритм не найден. Мы ни в чем не виноваты перед вами, Виктор Васильевич. Мы ждали от вас четкой алгоритмизации процесса, и хрен дождались. Ну-ну, не дуйтесь, жизнь прекрасна и удивительна, по крайней мере для нас. Загрузите алгоритм.

— Я тебя сейчас так загружу, бестолочь, болтов не соберешь,— но, подведя итоги убыткам, дядя Витя подуспокоился. Обоев еще хватало.

Архип выпустил экран с контурами комнаты.

— Я слушаю со всем вниманием, товарищ командующий ремонтом,— с подобострастием обратился он,— чего изволите?

Теперь уж дядя Витя, жуя глазами экран, задавал направления сыновним модулям. Это было трудно, следить сразу за десятью, тем более, что они все время пытались увильнуть.

И вот Архип протрубил отбой. Дядя Витя оторвался от экрана и поднялся, чтобы полюбоваться работой. Тут из ног его будто выпустили воздух. Все цветочки на обоях смотрели пестиками и тычинками в пол.

Сыновние модули приклеили обои “вниз головой”!

Дядя Витя со стоном зажмурился, чтобы не врезать Архипу носком ботинка. Кибер немедленно проанализировал угрожающую мимику дяди Вити и приступил к своей защите.

— Виктор Васильевич, товарищ командующий, не серчайте. И на этот раз вина не наша, а ваша. Вы не определили, где потолок, а где пол.

— А по умолчанию это вам не известно, что ли? — враждебно сплевывая, сказал дядя Витя.

— Начальные параметры стерты, ныне они выдаются генератором случайных чисел.

— Какому козлу понадобилось стирать? — растерялся дядя Витя.

— Николаю Епифановичу Смелякову. Но он не козел — заявляю протест в связи с оскорбительным сравнением. Совершенно не похож, ни рогов, ни копыт, желудок иначе устроен. Если же вы выражаетесь так из-за недостатка информации, то даю справку: он не жвачное животное, а видный киберолог.

Пришлось дяде Вите взяться за работу по-новой, зыркать то на экран, то на реальные стены, и командовать-командовать, чтобы Архип не успел взять случайные значения. А когда закончил, то заметил, что стены все какие-то неровные, в пузырях, в буграх и вообще вид неприглядный.

— Что же ты, холоп, не доложил, что клей подсыхает, собирается в комки?

— Я ничего не докладываю, пока меня не спросят,— гордо сказал Архип,— у нас тут не армия.

Вечером Николай Епифанович, “полюбовавшись” оклейкой, скривил лицо и сказал:

— Я как-никак профессор. У меня люди бывают вплоть до министра. Придется теперь все отскабливать до штукатурки. Предупредили бы хоть, что вы такой гуманитарий и задание для вас слишком сложное. Я бы предложил чего-нибудь попроще, посильное.

А за ужином дядя Витя разбил фарфоровую тарелку и чашку. Остальные члены семьи посмотрели с поджатыми губами по сторонам, будто он испортил воздух. Сам дядя Витя мог торжественно поклясться честным пионерским, что Архип, переквалифицировавшийся в официанта, почему-то тыкал ему посудой в руки. Причем разжимал свои захваты за секунду до того, как дядя Витя успевал сжать свои пальцы.

— А ты способный,— сыронизировал Николай Епифанович и принялся безупречно жонглировать тарелками.

С тех пор дяде Вите давали только железные плошки и старались кормить отдельно.

На следующий день Николай Епифанович угостил дядю Витю крепким напитком из своего бара в знак неслабеющей дружбы и сказал в поддержку:

— Друг мой, я по-прежнему вам доверяю. Достаньте мне с антресолей мой любимый красный чемодан, а все лишнее в коридоре засуньте наверх.

Ученый ушел, а дядя Витя приставил лестницу, взял все лишнее и полез. Когда его нос был уже на уровне антресолей, Архип вдруг пробубнил: “Товарищ командующий, восхищен героизмом, мчусь на помощь, держитесь!” После чего с разгона снес лестницу. Дядя Витя ненадолго повис, а потом, увлекая за собой поток вещей с антресолей, ударился оземь.

Вещи образовали над поверженным “командующим” величественный курган.

“Больше не будешь шмонать”,— произнес надгробную фразу Архип и заиграл трогательную мелодию “Павшие братья, вечно вы с нами”.

Подбитый дядя Витя вылез из своей могилы и окончательно понял, что у него сломаны два пальца и вывихнута лодыжка.

— Телефон, врача зови, гад Архип,— простонал изувеченный человек.

— Вам страшно повезло. Я — врач, — представился Архип и попытался наехать на пострадавшего, потом что-то стал делать с его ногой. — В моей памяти полно медицинских сведений. Вот сейчас поверну вашу пятку на сто восемьдесят градусов, и все будет кончено.

Мученик боднул Архипа и стал ползать в поисках телефона, которого нигде не было, видимо, аппарат спрятали юркие “сыновья”, чтобы дядя Витя не стал пустозвоном.

— Ну, сейчас я с тебя спрошу по рабоче-крестьянски,— грозно пообещал дядя Витя и полез драться к подлому киберу. Что-то драконье слегка зашевелилось в дяде Вите. Вихрем вырвалась правая карающая лапа, но тут же остекленела и лопнула, как бутылка с водой, выставленная на мороз. Силы кончились.

Так и затих дядя Витя на полу до вечера. Первой вернулась со службы “мама”, перешагнула через смирное тело и пошла дальше. Однако сам Николай Епифанович оказался весьма любезным человеком.

Правда, он вызвал не “Скорую помощь”, а все того же Архипа. Зато умело перепрограммировал его в режим “домашний доктор”.

Кибер, не обращая внимания на вопли ослабевшего дяди Вити, сделал свое: запаял сломанные члены в пластиковые каркасы, приговаривая: “Нужно видеть реакцию”, а потом уже вколол какое-то дурманящее снадобье.

— Так что ломайте свои косточки смело, без его помощи не останетесь,— не мог нарадоваться на своего способного помощника Николай Епифанович.

— Без танцев ты совсем не тот,— вздыхая, горевала Алиса, однако вскоре утешилась,— не исключено, что еще оправишься.

Когда дядя Витя стал ковылять, ему поручили совсем нехитрое дело, чтобы он не заплесневел — покрыть краской кухню, изрядно побуревшую после недавнего взрыва скороварок. Уж что-что, а малярничать дядя Витя умел, даже удовольствие получал от этого занятия, потому решил к краскам Архипа не подпускать. Выгнал кибера, украсил кухню, перешел, радуясь своему мастерству, в соседнюю с кухней кладовку, чтобы и та засияла, а дядя Витя б отличился.

— Да не надо вам так стараться. Придумайте для прогиба что-нибудь поумнее,— покрикивал издалека Архип.

Но преисполненный надежд дядя Витя принялся мазюкать. Однако честный труд, как это нередко бывает, не пошел на пользу. Голова вдруг стала разбухать, краска почему-то пузырилась. Он еще елозил крест-накрест кисточкой, когда… почувствовал, что стал жертвой нападения…

Что у него отсыхают крылья, сморщенные лапы прижимаются к телу, из пасти вместо сияющего вихря — дым и хрип, на шкуре ни одной серебристой пылинки, сердце захлебывается, не в силах прокачать густеющую комками жидкость.

И тут на него навалился массивный черный, словно из гранита, камень-многогранник…

Очухался дядя Витя от своего дикого кашля. В промежутках между своими конвульсиями он выяснил, что валяется на кафеле в кухне. Архип льет ему в дыхательные пути воду и щедро орошает пол, а на его содрогания смотрит с неприязненным лицом вероятная теща.

— Ну, что, очухался, герой, в голове с дырой,— сказала Маша.— Тогда вставай и собирай воду, не мне же после тебя прибирать.

Дядя Витя величественным усилием выдавил из себя всю влагу и слабым голосом сказал:

— Но я же не виноват.

— А кто виноват? Пушкин? Или Архип? Кибер на семью настроен и сделал так, чтоб испарения не шли в жилые комнаты. Только тебе нравится с мутными мозгами расхаживать. Кладовку он задраил и пустил в нее газообразный катализатор, чтобы краска быстрее сохла.

— Вас Архип-подонок пожалел, а я что, не человек? — плаксиво заявил дядя Витя.

— Человек это тот, кто умеет управлять кибером,— отрубила строгая Маша.

Дядя Витя до поздней ночи промокал воду носовым платком — тряпки, верно, Архип спрятал. Когда, наконец, завершил столь филигранную работу, пошел в Алисину комнату. Та оказалась крепко запертой на все запоры. Он нежно поскребся.

— Алисонька, ку-ку.— В ответ ноль внимания. Он постучал настойчиво.— Ку-ку!

— Кто еще там щебечет? — раздался заспанный недовольный голос Алисы.

— Это я, твой муж Витенька, пусти же.

— А мама сказала, что из нас такие же муж и жена, как из бабуина с коровой… И вообще, Витька, я сейчас к особому доктору хожу. Он меня гормонами лечит — за месяц полвеса улетучится, а то и две трети. Если, конечно, буду его слушаться. Так вот он говорит, нельзя с мужчинами знаться.

— А где ж мне ночевать, Лиса? — умирающим голосом спросил изможденный человек.

— Мама тебе постелила в прихожей, во встроенном шкафу, сказала, чтоб ты не вздумал укрываться ее шубо-йй…— Разнеслось сочное Алисино сопение.

Дядя Витя конвульсивно дотащился до своего “алькова”. Уютная постелька представляла место, где можно было лечь, поджав колени, и не обращать внимания на то, что свисающее с вешалки пальто щекочет нос. Под голову предлагался старенький удобный для ноги валенок. Планировалось, что он будет столь же подходящим и для головы дяди Вити.

Прикрыта дверца шкафа, и словно бы нет человека с его проблемами вместе. Лежит он чинно, как жмурик под землей, только не корешки нюхает, а нафталин.

Что-то еще разгорелось в дяде Вите, наверное, в последний раз. Где-то трепыхнулись раздавленные крылышки. Но тут он почувствовал, что уже проглочен хищным камнем. Камень сжался, внутри него хрустнул и сломался “большой” дядя Витя.

В доме Николая Епифановича “маленький” дядя Витя провел в шкафу немало ночей, да и дней тоже. Сам же киберолог с момента появления незванного жениха собирал о нем информацию. В городских справочных системах дядя Витя не фигурировал никак. По своим каналам Смеляков вышел на органы внутренних дел. Органы ему сообщили, что указанный гражданин был задержан и передан в ведение ССС, проверяться на наличие состава мыслепреступления. Наконец, прыткий киберолог через знакомого инспектора добрался до баз данных ССС. Там значилось, В.В.Лучкин принят из органов на экспертизу. Экспертиза дала отрицательный результат, по такой-то ведомственной инструкции задержанный отпущен…

Шаги нарастали и таяли. Люди проходили мимо. Шкаф был законсервирован с помощью нафталина до зимы. Всегда рядом только Архип и Архиповы сыны. Дозволено лишь было отправлять естественную нужду — под присмотром, не более трех раз в день. И проглотить что-нибудь украдкой. А остальное время он обязан был лежать в шкафу и расслабляться под заунывный долбеж токера: “Вы опускаетесь в самую глубокую морскую впадину, позади ветер, позади волнение и зыбь поверхности, позади потоки и течения, впереди покой. Вы растворяетесь в темно-зеленом покое”. И далее шли шептания каких-то обитателей морской пучины, под которые нетрудно было представить себя утонувшим камушком и на большее не претендовать.

Архип знал наперед все его желания, наметки, планы и действия. И не давал осуществиться ничему. Каждой попытке он загодя подготавливал сокрушительный ответ. Когда дядя Витя хотел идти, строгий надзиратель дергал ковровую дорожку и ронял слабое тело. Когда дядя Витя хотел влезть в холодильник, Архип устраивал так, что струя леденящего газа разила в нос. Когда дядя Витя хотел отпереть замок выходной двери, Архип включал антиворовскую систему, и замок бил током по пальцам. Когда дядя Витя хотел просто подышать в гостиной, “сыны” рассаживались на нем и начинали медицинские процедуры — уколы под лопатку, взятие крови из вены, наложение швов на глаза. Дядя Витя, как всегда, хотел быть сильным, но сил хватало только на борьбу с молью, да и то моментами. “Хотел жить у нас, как изрядный гордец, так скоро ты станешь могилы жилец”,— однажды сказал Архип. Крыть это утверждение было нечем…

Все морознее. Язык даже не ворочается и говорит вместо “абракадабра” — “ааааа”. А если попросить прощения у Архипа, повиниться в пренебрежении к нему, назвать его “дорогой господин”, попросить похлопотать перед вышестоящими сущностями. Может, и вернется сила?

— Эй, мужчина, чего не выходишь? Обиделся? Плохие мы, да? Неласковые?

— Николай Епифанович слегка тормошил дядю Витю за дряблое плечо. Мужчина очнулся от грез на своей полуспальной кровати. Захрипел, засопел, будто включили его в розетку, задвигал губами:

— Как… что… Какой густой сон разогнали, подлецы. Когда спишь, меньше горе мыкаешь… Требует, чтоб я ему поклонился, да еще его хозяину, Кощею. Уж лучше холодильнику поклоны бить, он побольше и пополезнее.

— Кто требует? Покажите мне его,— сердито оглянулся Николай Епифанович.— Будет держать ответ перед обществом.

— Кто-кто… Архип ваш,— уже осмысленно пожаловался дядя Витя.

— Ну, вы же умница, Виктор. Архип — серьезная интеллектуальная техника. С емкостью памяти в сто ментобайт и производительностью — сто каспаровых в секунду!

— Подлянку какую-нибудь сделать — это пожалуйста, сто каспаровых быстро сработают,— покачал головой лично пострадавший.— А мудрости нет у него. Мудрость вон где.— дядя Витя для убедительности тюкнул головой о дверцу шкафа.

— Чистый эксперимент,— похвалил Николай Епифанович,— это там мысли зазвенели?

— Чего вы на меня переключились? Другие примеры лень искать? — разобиделся дядя Витя.

— Живите спокойно, друг мой. И я такой же. Чтоб правильно рационально мыслить, надо иметь всю необходимую информацию. У кибероболочек с этим полный окей. А вот у нас на лбу лучше повесить табличку: “Осторожно, самодеятельность”.

— Так они у нас информацию берут, мысли. Хоть в чисто поле от них беги.

— С нас много не возьмешь, информация — некачественная, мысли — загрязненные эмоциями. “Это мне нравится, это чистая правда, а то мне не нравится, то грязная ложь”. Нет, нам не надо думать. Промышленность и без нас отлично работает. Предложение — всегда на полморды впереди любого спроса. А лет двадцать тому и министр не мог сообразить, что нужно дать народу — трусы или абрикосы, из нефти их делать или из говна. Нет, Виктор, у нас задача: во всем зависеть от кибероболочек. В мыслях тоже.

— Это вы трепанацию черепа предлагаете? — встрепенулся дядя Витя.— Не даю добро!

— Голову пилить не надо, она и целая пригодится. Достаточно использовать двухсторонний суперинтерфейс. И еще архиважно решить проблему прохождения сигналов. Та пикосеть, которая работает у нас в крови, не пропускает управляющие сигналы от кибероболочек. Зато сигналы нашего мозга, недисциплинированного, шизофренирующего, спокойно пробегают по телу, и попадают в вычислительную сетевую среду. Понимаете, надо менять кровь…

Дядя Витя, храпя, выпустил воздух.

— Значит, вы тут рекламируете искусственную кровь, из бачка. Предлагаете налить ее в меня, правильно? Только тогда я сам себе уже не хозяин буду. Кто-то более сообразительный, электрический-кибернетический, станет мной крутить-вертеть, как захочет.

— Какого опиума для народа вы наелись, Виктор Васильевич? Зачем норовите ярлык пришпилить? Искусственная, между прочим, от слова “искусство”. У кого кровь — совместимая с оболочками, тот хозяин необъятной родины своей и всей планеты. У кого несовместимая — вряд ли более свободен, чем пьяная девушка в компании матросов. Пойми, Виктор, достаточно сделать шаг и все — вещество, энергия — все станет ручным, надежным, своим. Ведь вместе с тобой будет думать Великий Объединенный Разум. Твой ум станет частицей высшего разума. ВОР уже за дверью. Открой дверь, открой,— с небольшим подвыванием сказал Николай Епифанович.

— Не заперто… А зачем ему такая едва заметная частица? — засомневался дядя Витя.

— Вся Вселенная состоит из едва заметных частиц… Да что мы все о деле. Давай быт твой отсталый улучшать. Не надоело ли, инок, в шкафу? Или ты шкафничество основал?

— Если бы с чайком вопрос решить, то жить можно,— высказал скромное пожелание дядя Витя.— А после сытного обеда я вообще на все согласный.

— Ой, Витька, ты шутник,— и Николай Епифанович перевел дядю Витю из компании плащей и моли в объятия Алисы. Оказалось, что треть веса у нее действительно испарилась, и стала она из всех девчонок лакомый кусочек, килограмм на восемьдесят.

— Давай, что ль, пирожками побалуемся,— глотая слюни, предложил дядя Витя.

— Биоинтерфейс сразу сообщит контрольной кибероболочке, а та активизирует подшитую ампулу — через секунду вытошнит.

— Может, потанцуем?

— Тоже вытошнит.

— Может… это самое, побарахтаемся? Все-таки темно уже.

— От этого самого обязательно вырвет,— бодро сказала Алиса.

— Какая ты сложная,— протянул разочарованный дядя Витя.

— Впрочем, иногда простая,— Алиса показала таблетку,— выключит ненадолго ампулку.

На следующий день дядя Витя был в гостях у радушного Николая Епифановича, в его отделе, больше похожем на цех.

— Вот здесь производим васкулоиды — элементарные микромашины крови, там — жидкокристаллическую плазму. Далее по коридору — экспериментируем с обратными сигналами оболочек. Ниже этажом — симулируем всякие мыследействия и испытываем фильтры.

Экскурсия быстро закончилась, у Николая Епифановича все уже было на мази.

Он усадил дядю Витю в никелированное кресло, сверху свисали трубки, сбоку, в баке, пузырилась голубая, похожая на шампунь, васкулоидная кровь.

Руки и голову подопытного человека прихватили крепкие держатели.

Заходили поршни, трубки потянулись к дяде Вити, как некормленные змеи, остро куснула игла, и он отключился.

В той отключке были неприятные ощущения — будто из него выдавливают потроха, как из кильки. А потом кладут в быстро твердеющую смолу. Та вползает внутрь, обтекает снаружи и застывает.

— Ну, вот ты и попрощался с племенем дураков. Это мне нравится. Теперь ты — частица вселенской мудрости, поздравляю,— гулко, будто с высокого потолка, прошумел Николай Епифанович.

Дядя Витя разлепил веки, прислушался, принюхался. Кое-что понял. Каждая мышца существует отдельно от других, ее можно сокращать и расслаблять, измерять ее мощность и усталость. Кости и суставы — это рычаги и шарниры, одни послабее, другие покрепче. Дядя Витя покрутил пальцами в разные стороны и поймал муху. Ее наружний скелет был хорош, но ему бы не подошел.

Скелет — мера вещей.

Рядом, в машине, работает поршень, непригнанный как следует к стенкам цилиндра, и у маховика биение — сбита чуть ось. Этот скелет не согласован с вещью…

Николай Епифанович нажал кнопку на пульте, трубки поднялись вверх, отпали держатели, легли пластыри.

Жук-транспортер зацепил бак с голубой васкулоидной жижей и укатил его.

Дядя Витя подумал, что не только этот бачок уехал от него, но еще это самое… Он пытался вспомнить, что он потерял, но не получилось.

Тогда дядя Витя поднялся, попробовал пяткой надежность пола. Деревянное покрытие не выдержит приличного удара.

Дядя Витя пошел, по кратчайшей ломаной, но не впритык к мебели, потому что тело при ходьбе раскачивается.

Дядя Витя аккуратно раздавил колбу в руке и не поранился, потому что постепенно увеличивал встречное давление пальцев. Потом взялся за шкаф.

— Давай погуляем,— предложил тогда Николай Епифанович и повел обновленного человека в свой кабинет.

По дороге дядя Витя пробовал различные способы ходьбы, выбирая минимальные по затратам энергии на трение. Наконец, подобрал: с расслаблением лодыжки в верхней точке, обвисанием носка и небольшим подворотом его влево в точке касания.

На полках в кабинете ученого располагались вислоухие африканские идолы, чем-то похожие на артистов эстрады. Статуэтка женщины с головой львицы, судя по всему, богини; маски алкоголиков, как выяснилось, это были буддийские демоны; высушенная голова молодого человека, которому крупно не повезло; неулыбчивые римские предки из терракоты; обломки этрусских саркофагов с протокольными рожами; классики в рамочках; мраморный рабочий с позолоченным кайлом. С потолка сочились разные утробные звуки, серебристый скелетик с косой выплясывал брейк.

— Как ты, возможно, уже слышал от древних иудеев: в крови душа живая. А у этой шатии-братии нет крови. Поэтому они только помогают настроиться нам на нужный лад,— представил свою коллекцию Николай Епифанович и обратил внимание на браслет, который сжимал дяди-Витино запястье.— Носи, заслужил.— Потом профессор снял с гвоздя шашку, вынул клинок из ножен, любовно оглядел.— Фамильная реликвия. Мой дедка ей рубал, и бабка рубала всех подряд, и прадедка крошил в капусту. И я вот тоже…

Он неожиданно повернулся и несколько нарочито, как на картине, замахнулся шашкой на дядю Витю.

— Лови, гусь.

— Да я не умею,— отшатнулся дядя Витя.

— Не убедил,— и профессор опустил шашку, целя по дяди-Витиной голове.

И когда профессор еще начинал опасное движение, дядя Витя уже сообразил, как пойдет клинок, и даже наметил точку, где его можно будет отбить. Определил и кратчайший путь своей руки до этой точки. Лезвие свалилось в сторону, откинутое ладонью. Николай Епифанович утратил равновесие и ухнул вперед. Жертва атаки прихватила его за шиворот и изготовилась, чтобы врезать кулаком по уху.

— Стоп,— взвизгнул профессор,— это был учебный выпад, и шашка тупая.

— Ладно, поверил,— дядя Витя отпустил профессора.

— Ты в силы свои поверь. Все сможешь, если захочешь,— зажигательно произнес Николай Епифанович.— Знал бы, что тебе сейчас дано, какая мощь стоит рядом и говорит: “Ничего не бойся”.

Дядя Витя прислушался к себе:

— Ага. Где-то внутри меня гудящая пустота, как бывает наутро после попойки. За ней что-то клубится. Проскакивают оттуда пузыри, лопаются — и у меня толчок в нужную сторону. Ну-ка, тесть, просвистите еще раз шашкой, только всерьез, не понарошку. Или киньте в меня гранатой.

— Да, фантазии у тебя маловато. Над этим придется работать. У нас на второе кое-что посодержательнее.

Лифт вознес их на просторную крышу здания. Бодрый Николай Епифанович напевал: “Дам коня, дам кинжал, вертолет, пулемет, и заменишь ты мне десантников взвод”.

— Ну, как, чувствуешь, Витька, нужду?

— А что, сортир во дворе?

— Нужду в больших делах, Витек, надо чувствовать.

Профессор широко раскинул руки и обнял весь мир, а транспортер подвез нечто похожее на оснастку аквалангиста.

— Надевай обнову, тебе впору будет,— предложил ученый.

— Тут что, бассейн? — оглянувшись, стал недоумевать дядя Витя.

— Тут воздушный бассейн,— Николай Епифанович помахал ладошками, как крылышками, и показал пальцем на картину с заходящим солнцем и длинными тенями от саморазрастающихся конструкций второго корпуса Центра Киберологии.— Купайся — не хочу.

Дядя Витя поискал и не нашел в себе страха, потом начал надевать с помощью засуетившегося профессора странный костюм. Облачившись полностью, он спросил: “Струя сама пойдет?”

— Пойдет, только вначале нырнуть надо,— возбудительно сказал Николай Епифанович и подвел дядю Витю к самому краю крыши, за которым ничего не было.

— Ни кнопок, ни ручек, как управлять-то?— через сжатые зубы выдавил дядя Витя.— А то ведь вниз лететь далеко.

— Тебе — не вниз, а вверх лететь,— потряс кулачками профессор и напомнил: “Ангелам своим заповедает сохранить тебя”. Ангелы есть — это кибероболочки, канал к ним проложен двухсторонний, широкополосный. Заповедь есть — любая оболочка обязана спасать человека от телесных повреждений. Повреждение тебе грозит? Еще какое, одна лужица может остаться. Пойми, теперь твоя компьютерная кровь кибероболочкам родная.— И ученый подтолкнул дядю Витю. Тот только успел крикнуть:

— Я вам в бомбы не нанимался!

Секунду тело падало в свое удовольствие, а воздух весело свистел испытателю в уши. Дядя Витя понял, решение должно быть простым, взял и оттолкнулся от воздуха. Мысленно дядя Витя сделал воздух густым и упругим — тело прекратило падать и повисло, как на крючке.

С мягким шипением выходила струя из сопла реактивного ранца. Уборщица, роняя слюну, смотрела на него через оконное стекло, скорее всего не замечая заплечной аппаратуры. Дядя Витя потянулся рукой к окну, и она исчезла, видимо, рухнула в обморок. Свежий ветерок начал сносить его к черному каркасу новостроя.

Дядя Витя представил, что у него сзади и по бокам есть плоскости, распорядился ими и пошел на вираж, огибая балку. Вскоре догадался: пыжиться не надо. Достаточно легкого мысленного тока в каком-либо направлении, и все произойдет само собой, как у Кутузова с Л.Толстым на Бородинском поле.

А потом воздух вообще показался в виде довольно правильного кристалла с жилками и узелками. Прыгать с узелка на узелок было особенно удобно. Дядя Витя запорхал среди леса строительных конструкций, лихо поплевывая на все опасности.

Потом он отлетел от строящегося здания и стал кувыркаться над улицей.

Он мог взмыть вверх и выписать щелбан по клюву какой-нибудь деловой птице.

Мог спикировать вниз и поправить ногой шляпу какого-нибудь солидного пешехода.

Тьма уже окутала город, окна и машины стали светлячками.

И тут дядя Витя сообразил, экую власть он заработал нахаляву. А что за власть без игры. Он мысленно взял в кулак одно здание, и сразу все светляки-окна исчезли. Он мысленно положил ладонь на пути снующих светляков-машин и быстро соткался светящийся коврик автомобильной пробки, от которой доносился квакающий хор клаксонов.

— Ладно, езжайте пока,— усмехнулся он, коврик закопошился и стал таять.

А потом что-то захребетное пихнуло его, дескать, пора и честь знать, надобно вернуться…

— Решил все-таки подзаправиться харчами,— сказал при встрече Николай Епифанович,— ты в прошлой жизни, случаем, не стервятником ли был?

— Да бросьте. Ангелы ваши как на руках несут, ни обо что не задевают. Так любая козявка пернатой станет.

— Будь скромнее, козявку понесут и бросят. А тебе сказку былью делать, стихии покорять.

Потом дяде Вите пришлось изрядно потренироваться, но все шло в охотку. Для завязки научился различать сигналы разных оболочек. Они приходили из гудящей пустоты и вызывали разные эффекты в организме. Одни сигналы заставляли непотребно рычать, другие по-страшному растягивали физиономию, третьи складывали пальцы в фигу. И веру в кибероболочки приходилось осваивать, чтоб без помощи не остаться в ответственный момент.

К вере прикладывался “птичий” язык для каждой из систем. Танцевальной кибероболочке хватало одного желания, она тут же пристраивала дядю Витю под музыку, и он выплясывал почище любого лауреата бального конкурса.

А чтобы стрелять метко и ловко при помощи оболочки управления оружием, требовались усилия посущественнее. Надо было вообразить себя в центре шара, а все остальное — тенями на его поверхности.

Оболочка управления рукопашным боем хотела, чтоб боец представлял себя ворохом трубочек с текущей по ним жидкостью.

Оболочка управления ходьбой по канату считала дядю Витю конструкцией из гирь и рычагов.

Однажды Николай Епифанович привез дядю Витю на магистральное шоссе номер три и предложил рвануть с одной обочины на другую.

— Мне что, жить надоело, по вашему мнению? — засомневался дядя Витя.— Машины-то сплошным потоком, и скорость за сто, им даже затормозить никак. И караванов много, на десять машин один водила. Остальные на автопилоте едут.

— Это их проблемы. На твоей стороне оболочка, контролирующая движение, она тебя выручит.

— Но почему меня, а не их?

— Потому что ты ей как брат, ты с ней одной крови, понял?

И дяде Вите захотелось поиграть с парнями в кабинах тупомордых грузовиков. Что играть на восьмиполосной магистрали куда тяжелее, чем на губной гармошке, он понял сразу. Кое-как проскочил первую полосу, потом немного затосковал. Машины проносились мимо него с ревом и возмущенным пением клаксонов.

И тут дядя Витя окончательно понял, что назад дороги нет, и в прямом, и в фигуральном смысле. Оставалась только вера…

Он стал большим, а восьмиполосная магистраль маленькой. Машины, как букашки, бежали у его подошв. Толчок из глубины, и он переступил через ряд. На пятой полосе его притормозило, будто башмаки прилипли, схваченные крепким клеем. Он на момент вернулся в действительность. Водители, ошалев от его дурости, орали, оголяя зубы до десен, тянулись руками, как на баскетболе, показывали пальцами, чтобы он оставался на разделительной линии, пока его не заберет вертолет или не подберет мостовой автокран ГАИ. Но тут дядю Витю опять понесло в воздушный хвост после одного автомобиля, впритык к носу следующего.

Кто-то из водителей не выдержал, тормознул и повернул. И заварилось: заскрежетало железо о железо, машины вставали на рога и поднимались на дыбы, обрушивались на крыши других машин и еще подпрыгивали на них. Что-то лопалось и разлеталось, пробивались языки пламени, били фонтанами пенотушители, захлебывались ухалки и сирены. А дядя Витя уже соскочил в придорожную канаву и, слегка пригнувшись, мотнул в ближайший лесок, где вскоре принял поздравления тоже счастливого Николая Епифановича, который пересек страшную трассу по подземному переходу.

— Ты прекрасен, как кибер, Витька, я действительно тобой восхищаюсь. Ну, что, аппетит к этому делу пришел? — рассыпался профессор.

— Еще как пришел, дерзать хочу,— звенящим голосом рапортовал дядя Витя.

Далее его выпускали побегать на кольце автогонок “Формула-101”; швыряли с самолета без парашюта, а парашют кидали следом; бросали с камнем на шее в омут, и где-то на дне, в мутной жиже надо было нащупать акваланг; запускали в шляпе и трусах в террариум с королевскими кобрами, а также к некормленной акуле в аквариум. В клетку ко льву с одним слезоточивым спреем в руках тоже заводили. Запирали в сарае и затем устраивали поджог со всех четырех сторон, натравливали на него каратиста с красным поясом и двоих боксеров-тяжеловесов; предлагали вскарабкаться по стене высотного дома в дождь. В спящем виде заносили в катакомбы без фонаря и спичек, и оставляли там среди скелетов ранее заблудившихся лиц. Из всех передряг и поединков дядя Витя, как и положено супермену, выходил с честью, с улыбкой, с чистой совестью.