Праздник на выезде Сойфер Дарья
Тяжело смотреть, как нормального парня планомерно превращают в эдакую невразумительную Масю без пола и права голоса. Нет, поначалу Глеб боролся за товарища самоотверженно и отчаянно: знакомил Макса с другими девушками, устраивал интервенции, таскал по клубам – все без толку. Пришлось сдаться, чтобы быть с другом до самого его печального конца, держать за руку до последнего свободного вздоха. До свадьбы то бишь. И все-таки каждый раз, когда Ксюша появлялась в радиусе ста метров, Глеба встряхивало, как на электрическом стуле.
Она спускалась по лестнице во всем своем белоснежном великолепии. Белый спортивный костюмчик, белая маска на лице, белые носочки. Словом, не женщина, а песец. Глеб ведь не раз предлагал Максу сводить эту чокнутую к психоаналитику! Сперва Глебу казалось, что она просто манипулирует Максом, своими белыми нарядами намекает на предложение. Но все оказалось куда хуже: кольцо ей вручили полгода назад, а она продолжала самозабвенно косить под снежную бабу. Да еще и уютную двухэтажную квартиру Макса переделала под себя. И барабанную установку убрала, и гитары со стены, превратила все в долбаную палату для умалишенных.
– Боже, уйди с моего коврика! – выпалила она, едва завидев Глеба.
– Я не Бог, но так и быть. – Он выдавил вежливую улыбку и встал на холодный мрамор.
– Мась, он опять надо мной издевается! – капризно заканючила Ксюша, и от ее скорбной мины маска отклеилась и безвольно повисла на щеке. – И коврик теперь сдавать в химчистку…
– Глебыч, братан, давай в другой раз, а? – Макс виновато сунул руки в карманы и приподнял плечи.
Со стороны казалось, что он пытается втянуть голову внутрь туловища. Если это и есть любовь, то ее явно изобрели в преисподней. Глеб бы и сам ушел с превеликим удовольствием, лишь бы не видеть страданий друга. Одна проблема – идти ему было некуда.
Из отеля пришлось сбежать – за номер папа заплатить забыл. Ключ от квартиры остался на брелоке от «ламбы». И что-то Глебу подсказывало: сейчас ехать к отцу с просьбами было не лучшей идеей.
Девица, которую Рудаков подцепил пару недель назад, встала в позу. Мол, не перезвонил, скотина, сначала заслужи прощение. Дура. И Глеб поехал к Максу. Рассчитывал, что после роскошного мальчишника тот хотя бы из благодарности приютит лучшего друга. Но, видно, просчитался.
Конечно, Глеб мог бы поехать еще к кому-нибудь из пацанов. Вот только тогда ему пришлось бы опять выйти на улицу, рискуя околеть насмерть на ближайшей обочине. И почему он не устроил Максу вечеринку в Майами? Или в Сочи, на худой конец? Ах да. Потому что Ксюша ни за что не отпустила бы Масю так далеко из-под своего каблука. Точнее – из-под белых носочков.
– Макс, у меня сейчас полный ахтунг. Отец отобрал вообще все бабло. Карту, «ламбу», ключи от хаты… Не, я могу свалить. Но если сдохну от холода, буду к тебе каждую ночь во сне приходить. И душить… – Глеб потянул к Максу окоченевшие пальцы, и тот отшатнулся.
– Ладно, – буркнул Макс. – Дай мне пять минут.
Он тряхнул плечами, будто боксер перед боем, натянул заискивающую улыбку и шагнул к невесте. Глеб стоял от них всего в паре метров, но все же не смог разобрать, о чем там мямлил Макс. Чревовещал что-то умоляюще, почти не раскрывая рта, и хлопал глазенками. Глеб чуть лоб себе не расшиб ладонью: чувство испанского стыда за друга прямо-таки зашкаливало. Нет бы стукнул кулаком по столу, мол, Глебыч мне как брат родной, и если тебя, швабра, что-то не устраивает, пакуй свое белое шмотье и чеши в закат.
– На одну ночь, – вынесла наконец вердикт Ксюша. – Сам ему постелишь. Только пусть моется в гостевой ванной.
Смерив незваного гостя брезгливым взглядом, она развернулась, мотнув кормой, и пошла обратно на второй этаж.
– Братан, если ты вдруг передумаешь жениться, только скажи, – шепнул Глеб Максу, когда снежная баба скрылась на вершине лестницы. – Я тебя увезу и спрячу.
– Да нормальная она. Просто злится, потому что я с мальчишника вчера поздно пришел. И пьяный был… – Макс вдруг замер и принюхался. – А чем от тебя воняет? Аж плакать хочется.
– Это метро, братан. – Глеб хлопнул друга по плечу. – Поверь, если б ты туда попал, ты бы реально разревелся.
Рудаков никогда не думал, что сможет радоваться таким простым вещам, как горячая вода и ароматические палочки. Вроде еще с утра он жил своей обычной жизнью и не задумывался о том, как хорошо быть богатым. Но всего полдня без денег и несколько поездок в общественном транспорте, а такое ощущение, что он нищенствует целую вечность. Если отец хотел преподать Глебу урок, то ему это удалось. Жестокий, правда, вышел урок, но Рудаков-младший усвоил его на «отлично». Ценить деньги и все такое. Скорее бы только папе это доказать… Миллион – это ведь не шибко много, если подумать. Так, скромные каникулы на Мальдивах. На мальчишник Макса, кажется, ушло меньше.
– Макс! – Глеб резко сел в ванне, расплескав пену. Его гениальной идее позавидовал бы сам Архимед.
– Только не говори, что ты слив засорил! – курчавая макушка показалась в дверном проеме.
– Спокуха, все с твоими сливами в порядке. – Глеб указал другу на унитаз. – Падай, есть у меня к тебе одно дельце.
Макс без особого энтузиазма покосился на Рудакова и островки его коленок над белой пеной, но потом все же присел на крышку.
– В общем, я знаю, как тебе помочь, – деловито начал Глеб.
– Вроде это тебе была нужна помощь…
– Это с какой стороны посмотреть. Женишься-то ты… Но спокойно. Я организую тебе свадьбу. В лучшем виде.
– Ты?! – Макс ошалело уставился на друга. – Ты что, где-то догнался после вчерашнего?
Глеб сдержал приступ раздражения. Многие гении казались современникам безумцами. Наверное, когда Билл Гейтс сидел в своем гараже и создавал будущее, к нему тоже приходили вот такие неверующие друзья, выпучивали глаза и интересовались, накидался старина Билл или его просто шарахнуло гаражной дверью.
– Я чист, как этот кафель, – терпеливо произнес Рудаков, растягивая слова. Надо быть снисходительнее и дать Максу время переварить предложение. – Мы оба знаем, что лучше меня вечеринки в этом городе не устраивает никто. Я – король вечеринок.
– Ну-у… – В голосе Макса прозвучала оскорбительная нотка сомнения.
Как коротка людская память! Будь Глеб в суде, он бы зал заседаний забил доказательствами под завязку, под самый потолок! И все участники процесса, от прокурора до присяжных, рыдали бы потому, что им ни разу еще не довелось побывать на Глебовой вечеринке. Считай, вся жизнь насмарку.
Вот взять лето две тысячи пятнадцатого. Кто устроил знаменитую битву шампанским? Или караоке-баржу на Москве-реке в две тысячи семнадцатом? А зомби-хеллоуин или вечеринка «обмен полами», когда девушки наряжались в парней и наоборот? Что ни праздник – то историческое событие! Да что там далеко ходить: только вчера состоялся роскошный похоронный мальчишник. Что конкретно там происходило, Глеб так до сих пор и не вспомнил, но плохую тусовку он физически не мог устроить. Если уж за что брался, то всегда делал на совесть.
– Скажешь, тебе вчера не понравилось? – Глеб стиснул зубы.
– Да не, все круто было, – поспешил заверить Макс. – Так ведь это… Мы с пацанами думали, тебя копы забрали…
– За что?
– А ты не помнишь? Да ты чего! «Охотники за привидениями»! – Макс коротко хохотнул. – Мы так ржали, когда ты въехал на той тележке в дверь…
Тележка… Глеб зажмурился, перебирая поврежденные файлы внутренней памяти. Мутные картинки всплывали друг за другом хаотично, но собрать их воедино не получалось. Тележка была, да. Кажется, из супермаркета, но строительного. Большая такая. Сначала они с Алиной привязывали ее к бамперу «ламбы». А потом вдруг – провал, и уже следующее воспоминание: Глеб мчит на ней, сжимая в руках какой-то шланг. Осколки, осколки… Да, они хотели въехать в дверь, но на льду тележку занесло… Так вот почему в фойе не было стеклянной стены!
– Слушай, ты умеешь развлекаться, я ж не спорю. – Макс замялся, и Глеб сразу понял, что дальше последует «но». – Но свадьба… Чувак, если б это была наша с тобой свадьба… Ну, не в этом смысле, а как братанов… Типа «братьба» или вроде того… Я ж только за! Но там ведь и мои родители будут, и Ксюшины… И куча маминых коллег из Минтранса…
– А что они, не люди, по-твоему? И не заслужили нормально оторваться на свадьбе? Без вот этих тупых ледяных скульптур и ведущего кавээнщика?
– Вообще-то Ксюша… То есть мы… – Макс отвел взгляд. – Мы хотели стендапера… Ну, Эрика Саакяна. Помнишь, он еще в КВН был?
Глеб закатил глаза и съехал по спинке ванны под воду. И этого человека он считал своим другом! «Мы». Так мог бы называться самый жуткий хоррор всех времен и народов про то, как безумный ученый взял отличного парня и девушку с замашками диктатора, а потом сшил из них одно большое чудище с двумя головами. Посередине была бы голова девушки, а то, что осталось от парня, торчало бы у чудища из-под мышки и разевало рот раз в год по большим праздникам.
– И потом, у нас уже вроде как есть организатор, – добил друга Макс. – До свадьбы-то всего два месяца… Но я точно не уверен, этим Ксюша занимается.
Глеб вынырнул, отплевываясь, и протер глаза. Да, перед ним сидел все тот же Макс Гороход. Старина Макс, с которым они учились в МГИМО, с которым ездили в летний швейцарский лагерь. Можно сказать, прошли огонь, воду и горнолыжные трассы. И вот сейчас, когда действительно понадобилась его помощь, и не какая-то там благотворительность, в конце концов, Глеба ведь не занесли пока в Красную книгу, а баш на баш, Гороход сидит тут и бормочет про армянских кавээнщиков.
– Ладно, ты домывайся тогда… – Макс встал и по стеночке выскользнул из ванной.
Глеб со всей злостью саданул по кафелю. Настроение скатилось в такую дыру, что по сравнению с ней Мариинская впадина показалась бы скромной ямкой в песочнице. Тысячу рублей на беляши он уже потратил, а других бизнес-планов пока не придумал. Может, натырить у Ксюши ароматических палочек и продавать их грустным людям из метро? Может, они и грустные такие всего лишь оттого, что не нюхали ничего приятнее друг друга?
Идея показалась Глебу печальной, но на всякий случай он несколько палочек все же припрятал в карман халата. Как знать? Если с сегодняшнего дня его жизнь покатилась под откос и от него по очереди отказались отец и лучший друг, то завтра и вовсе не стоит ждать ничего хорошего.
Впрочем, Макса, в отличие от Рудакова-старшего, явно мучило чувство вины. Из ванной он встречал Глеба как призера-олимпийца: накрыл стол, пивка подал в запотевших бокалах, повесил на спинку стула чистую одежду. Вообще-то Гороход был невысок и телосложением напоминал жука-водомерку, а потому его спортивные штаны едва доставали Глебу до середины икр, а задницу обтягивали как велосипедки, но пришлось довольствоваться тем, что дают. Ощущение тепла и сухости и сэндвич с копченой индейкой отчасти вернули Глебу благостное расположение духа, и он решил дать другу еще один шанс.
Устроившись поудобнее на гостевом диване, Рудаков подождал, пока Макс укроет его пушистым пледом, – белым, само собой, – положил щеку на ладонь и, разглядывая отсветы от торшера на потолке, задумчиво произнес:
– Знаешь, даже лучше, что твоя Ксюша сама контролирует свадьбу. Конечно, это будет нудное мероприятие, но девчонки такое обожают. Салфетки, открытки, цветочки… Пусть развлекается. Считай, это наш ей подарок.
– Ну… Спасибо, наверное. – Макс уже собрался уйти, но Глеб похлопал рядом с собой.
– Не благодари, братан! Это же выгодно нам обоим! Вот смотри: все придут на эту вашу свадьбу, и такие: «Господи, да тут же мухи дохнут! Нет, когда мы будем жениться…»
– Кто – мы? – Гороход наморщил лоб, как когда-то на экзамене по макроэкономике.
Глеб вздохнул. Макс всегда соображал туго. И если бы ректор не был его крестным отцом, то пять лет института встали бы семейству Гороходов в круглую сумму.
– Да кто угодно! На свадьбу все ходят парами, просто по определению! – Глеб стремительно терял терпение: как можно не видеть очевидного? Хоть в картинках изображай! – Если не притащить с собой плюс одного, тебя весь вечер будут жалеть как последнего лузера. А еще этот букет невесты… Свадебная цепная реакция, Макс! Как вирус герпеса. Кто-то в компании подхватил – переболеют все.
– Слушай, я понимаю, тебе хреново. Вся эта история с батей… Но при чем здесь свадьба? Может, тебе лучше выспаться?
– Это же отличный бизнес! – не выдержал Глеб.
– Тихо ты! – шикнул Макс и обернулся, словно в его квартире повсюду были натыканы «жучки» и шпионские камеры. – Ксюша медитирует.
– Но бизнес-то правда отличный! – Глеб послушно перешел на шепот и даже не стал шутить про медитации. – Ты, я, ивент-агентство. Будем партнерами, а? Кучу клиентов наберем у тебя на свадьбе!
Воображение Глеба заработало на всю катушку. Он явственно представлял себе, как на унылом торжестве Макса люди засыпают от скуки под бородатые репризы ведущего. Какие-нибудь звезды восьмидесятых, заезженная программа – тоска! И тут Глеб в божественном свечении софитов подруливает к измученным антрекотом гостям и протягивает свою визитку. Мол, если вам когда-нибудь захочется устроить себе или своим детям нормальную свадьбу, то обращайтесь в агентство Рудакова и Горохода. И все такие: «Рудаков? Подождите, а не тот ли вы Глеб Рудаков, который устроил легендарную битву шампанским в две тысячи пятнадцатом?» Глеб, конечно, снисходительно кивнет, и деньги хлынут на него лавиной. Сарафанное радио разнесет весть о небывалом устроителе вечеринок, отца замучает совесть, он позвонит и спросит, не заработал ли Глеб свой первый миллион. «А миллиард не хочешь?» – услышит Рудаков-старший в ответ, и следом короткие гудки.
– Глеб, ты вообще меня слушаешь? – Макс бесцеремонно лопнул мыльный пузырь волшебных фантазий. – У меня уже есть работа! В Минтрансе, меня мама устроила.
– Мама устроила, – передразнил Глеб. – И что, ты будешь вечно ставить штампики на дорожных развязках?
– Мы вообще-то сейчас планируем ТПУ…
– Это ты ТПУ на всю голову! Как можно упускать такую возможность? Сам посуди! Торчать под мамашиным крылом или начать уже свое дело? Повзрослей, Макс!
– Кто бы говорил! – возмутился Макс и вскочил. Первый раз Глеб видел друга таким сердитым. Не иначе попал в нужную точку! Так, глядишь, скоро и возмужает!
– Лично я как раз этим и занимаюсь. – Рудаков вальяжно закинул руки за голову.
– Тебя просто заело, потому что батя у тебя деньги отобрал! Еще и меня за собой решил потянуть. Нет уж, спасибо! – Макс фыркнул. – Весь этот твой бизнес – детский сад! Ни один дурак тебе не доверит свадьбу!
Глеб медленно приподнялся на локтях и прищурился. Вот она, человеческая зависть в чистом виде! Уж конечно, самого Макса-то никто бы в здравом уме королем вечеринок не назвал. Еще бы! Ни ума, ни фантазии! Да если бы не Глеб, Гороход бы вообще не узнал, что такое настоящие развлечения. Сидел бы, наверное, у мамы своей на работе, клеил машинки из бумажек и катал их туда-сюда по столу, изображая ртом шум мотора.
– Если ты не доверяешь, то это не значит, что все остальные такие же подкаблучники!
– Ни фига! Просто все твои вечеринки – самая настоящая катастрофа!
Это был уже удар ниже пояса.
– Да ладно! – Глеб швырнул плед на пол и тоже вскочил. – Ты же сам всегда на них веселился больше всех!
– Я приходил, чтоб тебя не обидеть! – парировал Макс.
– А битва шампанским? – Глеб встал напротив друга, не собираясь уступать ни на йоту в этой словесной дуэли.
– После нее у троих было воспаление легких! Ты же ее в апреле устроил! В открытом гольф-клубе! – набычился Гороход.
– А зомби-хеллоуин?
– Нас с Лахтиным копы завернули, потому что приняли за бомжей! – Макс отбивал каждый выпад, как будто заранее готовился, и Глеб даже растерялся слегка, но вовремя опомнился и вытащил из рукава козырного туза.
– Но обмен полами-то крутой был? А? Забыл, как тебя в том синем платье аж три девчонки пытались склеить! Ты же был звездой вечера!
– Ага, круче некуда! – Макс хмыкнул. – Если не считать того, что после вечеринки Вадьку какие-то гомофобы избили на заправке! И «Порш» его чуть не спалили!
Ах так?! Ну что ж. Ты сам напросился. Лови джокера, детка.
– Мальчишник. – Глеб скрестил руки на груди. После такого на рэп-баттлах положено говорить «раунд».
– Ну да, тут тебе повезло, – сдался Макс. – Мы успели свалить до копов, и никто не пострадал.
Глеб уже раскрыл рот, чтобы воскликнуть: «Съел!», но вдруг осознал, что пострадавшие на мальчишнике все же были. Та девушка, Алина. Ее ведь уволили, так она сказала? Да и видок у нее был скверный, сидела на остановке потерянная и несчастная, как собачонка из приюта на акции «Возьми себе друга». Глеб не помнил наверняка, давал ли он ей какую-нибудь запрещенку, зато отлично помнил, что там, в фойе отеля, при первой встрече, она произвела на него сильное впечатление. И вовсе не своей заурядной внешностью, а какой-то внутренней тоской. Глаза у нее были грустные, и этот взгляд накрепко въелся в память Глеба, как красное вино в мамин итальянский ковер. Работать в субботний вечер! Тот индус вообще слышал о том, что рабство отменили? Алина все бегала, суетилась, улаживала какие-то проблемы, и Глебу захотелось подарить ей немного легкости и веселья, всего-то навсего! Чего такого она могла натворить, чтобы ее уволили после этого? Глупости. Наверняка тот индус просто раздул из мухи слона, у них ведь в Индии вообще сплошные слоны, куда ни плюнь. Вот будь Глеб начальником Алины, уж он бы ее ценил.
– Мася! – послышалось сверху. – Иди спать, тебе завтра вставать рано!
Макс тут же рванул с места, и у Глеба пропало всякое желание что-то ему доказывать. Без балласта делать бизнес даже проще, а Гороход еще локти грызть будет. Бедолага не вылезает из-под юбок: на работе – маман, дома – невеста с замашками Муссолини.
Стараясь не слушать, как на втором этаже Ксюша обстреливает Макса командами, Глеб укутался в плед и уже было закемарил, как вдруг телефон заверещал пожарной сиреной. Точно! Они же вчера играли в «Охотников за привидениями», видно для пущей атмосферности Глеб сменил рингтон. На экране высветился незнакомый номер.
– Да? – зевнул в трубку Глеб, ожидая услышать про очередную невероятно выгодную акцию в центре красоты и здоровья или, на худой конец, про липовую службу безопасности банка из мест не столь отдаленных. Но голос из динамика лишил Рудакова остатков сна.
– Сынок, ты в порядке? – Мамин дрожащий шепот с трудом можно было разобрать сквозь шум воды.
– Да. А ты где?
– В ванной! Чтобы папа не слышал. Купила новый телефон, придется его потом выбросить… – В трубке что-то зашуршало. – Сейчас, продиктую тебе адрес, записывай…
– Какой адрес?! Зачем тебе выбрасывать телефон? – Глеб напрягся. Мама всегда была паникершей, но до паранойи пока не скатывалась.
– Папа в бешенстве, никогда его таким не видела. Запретил мне с тобой связываться и давать денег… А я как подумаю, что ты там совсем один, голодный… – Мама всхлипнула. – Но ничего. Поживешь пока у моей подруги. Помнишь тетю Илону?
Само собой, никаких теть Глеб не помнил. Рудаков-старший подруг жены не переваривал и домой просил не водить. От женской болтовни у него неизменно портилось настроение, начиналась мигрень и обострялась хроническая ворчливость. Поэтому мама всегда встречалась с «девочками», – так она называла своих ровесниц, – вне дома. То они устраивали себе выходные в СПА, то мотались по театральным премьерам и прочим операм с балетами. И всякий раз мама считала своим долгом доложить Глебу свежие сплетни: у тети Веры родился внук, сын тети Лены снялся в клипе Шнура… Глеб и обычные-то новости никогда не смотрел, а тут его внимания и вовсе хватало на «ой, я тебе сейчас такое расскажу…». Дальше – белый шум и пустота.
– Не очень, – уклончиво отозвался Глеб.
– Ну как же! Илона Веригина! Папа еще ее терпеть не может!
Уточнила так уточнила. Списком людей, которых Кирилл Андреевич Рудаков не выносил, можно было обмотать земной шар как минимум дважды. И мамины подруги от первой до последней стояли во главе этого списка.
– Мам, я у Макса сейчас, все нормально. Если хочешь помочь, сними мне лучше номер в гостинице! Или миллион подкинь, а папе скажи, что я его на беляшах заработал.
– Не могу! Он предупредил, что будет отслеживать мои траты и, если я хоть копейку на тебя потрачу, он и мне заблокирует карты. – Мама тяжко вздохнула. – Ты пойми, он волнуется за тебя…
– Странный способ это показать, – отрезал Глеб.
Больше всего в этой ситуации его бесило, что мама оправдывает отца. Ясно же, что человек с катушек слетел. Неужели нельзя было хоть раз в жизни пойти поперек его воли? Сама ведь возвела его на пьедестал, а Глебу теперь расхлебывать.
– Все утрясется, слышишь? – Мамин голос дрогнул, будто она сама в это слабо верила. – А пока поезжай к тете Илоне, вот прямо завтра утром. Она, конечно, своеобразная, но вы поладите, я уверена.
Настала очередь Глеба тяжко вздыхать. Если уж мама сама назвала эту мадам своеобразной, то у нее определенно не все дома. Впрочем, не зря ведь Макс сказал: «Ни один дурак тебе не доверит свадьбу». Дурак, может, и не доверит, а вот одинокая богатая дама с кучей тараканов – запросто. Если не свадьбу, то какое-нибудь другое мероприятие. Женщин ведь хлебом не корми, дай что-нибудь отметить. Глеб как следует присядет ей на уши, вытянет деньжат, а там уж и Алину наймет. Она еще Бога благодарить будет, что из-за Глеба лишилась своей унылой фармацевтической работы у этих индийских рабовладельцев. А благодарные девушки способны на такое, что аж мурашки по телу.
От этой мысли Рудаков-младший улыбнулся, потом повернулся на другой бок и уснул так сладко, как уже давненько не засыпал.
Глава 4
Алина честно собиралась рассказать родителям про увольнение. Сначала за ужином, но тогда отцу начала названивать пациентка. Очень боялась, что у нее швы после коронарного шунтирования разойдутся. Только Пал Семеныч ложку ко рту поднесет – звонок.
– А если я на бок лягу? А если сяду? А руки вверх поднимать можно? А вот у меня что-то покалывает, может, приедете посмотрите?
Пал Семеныч скрипел зубами и упражнялся в человеколюбии. Отключить телефон он не мог, заблокировать ипохондричку – тоже. Блатная.
– Достала эта потребительская психология, – ворчал он, шевеля усами и откупоривая подарочный армянский коньяк. – Сделали из нас обслуживающий персонал! Клиент всегда прав, только что сопли ему не подтирать. Вот сам бы Меламед ее и оперировал! Жена, видите ли, главного инфекциониста.
Беззвучно выругавшись, доктор Белкин крякнул, опрокинул в себя рюмку и поморщился.
– Опять сэкономили, – он повел плечами, словно у него по спине бегали назойливые насекомые. – К чертям собачьим такую благодарность.
Словом, хуже момента для признательных показаний было и не придумать. Нет, хорошо, конечно, что сегодня у отца на столе никто не умер, тогда Пал Семеныч ходил бы чернее тучи минимум неделю. И все же Алина решила не приправлять папин коктейль «плохой день» терпким разочарованием в дочери и отложила разговор до утра.
Однако народная истина «утро вечера мудренее» дала сбой. На сей раз Вселенная зашла через маму.
– Я ведь ей только вчера предложила проколоть пузырь! – донеслось с кухни в половине пятого утра. Потом загромыхали кастрюли, будто мама вдруг вспомнила об упущенной карьере повара и решила немедленно наверстать. – Паша, где кофе?
– А можно не орать?! Алинка спит! – Отцовская забота бы прозвучала куда трогательнее, не кричи Пал Семеныч вдвое громче супруги. – У меня операция утром!
– А у меня роды! Сейчас! С тазовым предлежанием! – От родительского консилиума Алину не спасала даже подушка, плотно прижатая к ушам.
– Матерь Божья, почему я должен все это терпеть?! – возопил отец. – Алина! А-ли-на! У тебя есть что-то от мигрени? У меня от твоей матери голова раскалывается!
– От коньяка у тебя голова раскалывается! – парировала Марина Олеговна. – Алина, дай своему отцу таблетку, должна же от тебя быть какая-то польза в хозяйстве! Или тебе уже и образцы не доверяют?
Вот как было после такого сообщить про увольнение? «Мне не только образцы, мне и работу ассистента теперь не доверяют!» – так, что ли? Алину и без того считали самым бесполезным членом семьи, рудиментом великой династии медиков. Шутка ли: дед был известным на весь союз профессором-пульмонологом и получил от властей не только кучу премий, но и квартиру в сталинском доме. Бабушка героически лечила от лучевой болезни ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, а прадед навеки вписал фамилию Белкиных в историю военно-полевой хирургии. Алине достался не просто набор генов, а настоящий джекпот, который она благополучно профукала. И единственным способом загладить свою вину после этого было выдать отцу таблетки из запаса бесплатных образцов.
– Не обращай на нее внимания. – Пригоршня анальгетиков сделала Павла Семеныча терпимее и благосклоннее, даже его усы выглядели уже не такими колючими. – Это все стресс. Надо было ей тоже в провизоры идти! Ну а что? Работка у тебя – не бей лежачего. Ни ответственности, ни пациентов. Смысла в ней, конечно, тоже особого нет, так хоть платят исправно. Знай себе таблетки впаривай. Да? – И отец, ласково втоптав остатки Алининого достоинства в паркет, повернулся на другой бок.
Алина вздохнула. Так было всегда. Фирменный стиль отца. Он то ли себя успокаивал, то ли утешал дочь, но получалось не слишком воодушевляюще. С тем же успехом он мог бы говорить смертельно больным пациентам: «Вам осталось два месяца. Зато представьте, сколько ваши родные на квартплате потом сэкономят! Да и жена больше пилить не будет – одно удовольствие!» И Алина вроде уже привыкла к этому, раньше она бы даже не обратила внимания на сомнительные комплименты отца, но сегодня… Сегодня она почувствовала себя полным ничтожеством.
Впрочем, Павлу Семенычу и этого показалось мало. Избавившись от головной боли и жены – что для него было явлениями одного порядка, – он впал в благостное расположение духа и, не успела Алина снова уснуть, весело забарабанил ей в дверь:
– Вставай, соня! – пробасил он из коридора. – Я подкину тебя на работу. Ты же не хочешь опоздать?
Алина застонала. Если уж отец твердо вознамерился причинить кому-то добро, сопротивляться было бесполезно. Она и в обычные рабочие дни предпочитала метро – слушать, как Пал Семеныч сорок семь минут к ряду ругает дорожные службы, водителей и городские власти, и вдобавок дышать дымом от его фирменных самокруток всегда было развлечением экстремальным. А уж терпеть это безо всякой цели, чтобы только лишний раз напомнить себе, что в «Викрам Фармасьютикалз» она теперь персона нон грата, – казалось и вовсе приглашением к суициду.
Она попыталась поначалу сопротивляться. Сослалась на изжогу и дурное самочувствие, но семья медиков не та публика, перед которой можно симулировать.
– Думаешь, гастрит или язва? – отец задумчиво закрутил кончики усов. – Ну, завезу тебя тогда к Виноградовой. Сделаешь ФГС, поглядим, чего там как…
Между глотанием кишки и бесцельным катанием по городу Алина, не колеблясь, выбрала последнее. Пару раз по дороге она порывалась сказать отцу правду, но чем ближе они подъезжали к ее бывшему офису, тем сильнее таяла всякая решимость.
В карме Белкиной будто разверзлась зияющая дыра: она чувствовала, что позорное выступление на форуме прицепилось к ноге как пушечное ядро и тянет ее вниз, а следом стремительно катится в пропасть вся жизнь. Мироздание ополчилось на Алину. Возможно, в той своей пьяной речи она умудрилась оскорбить каких-то древних богов? Иначе как объяснить, что отец припарковался аккурат возле машины господина Пуджари? Причем с самим Пуджари внутри?
Едва завидев знакомое лицо – этот смуглый лик совести, – Алина резко согнулась и вжала лицо в колени, мечтая целиком уместиться под бардачком.
– Ты чего? – раздался у нее над ухом голос отца. – Может, все-таки на гастроскопию?
– Я… Потеряла… – Она лихорадочно перебирала в памяти, что бы такое можно было уронить в колени. – Сережку!
– У-у-у, – протянул Пал Семеныч, – так ты ничего не найдешь! Давай вылезай, а я посвечу фонариком.
Алина осторожно приподняла голову: Пуджари, как назло, торчал у своей машины и суетливо шарил по карманам. Белкина зажмурилась. Опять потерял ключи! Это происходило настолько часто, что дальнейшее развитие событий она могла бы предсказать с точностью ясновидящей. Сначала он вывернет карманы штанов, потом – своей парки, которую словно специально под Вассермана шили. Минут двадцать будет, ругаясь на индийском, выкладывать на капот всякий мусор – миллион скомканных бумажек с каракулями, каждую из которых Пуджари оберегал как священную корову. Потом психанет, позвонит Алине… То есть уже не Алине, а, наверное, секретарше или какой-нибудь новой ассистентке, та придет и обнаружит ключи на водительском сиденье. А все потому, что ключи Пуджари неизменно клал в задний карман штанов, и те неизменно вываливались оттуда при каждой попытке сесть.
Ждать так долго Алина не могла, пришлось бы объясняться с отцом. Но и выйти тоже не могла: шеф бы напомнил про увольнение, устроил разнос, и тогда опять же пришлось бы объясняться с отцом. Это была даже не дилемма, а самый настоящий тупик.
– Ой, а там вон не твой босс? – Пал Семеныч вытянул шею и радостно заулыбался, заприметив господина Пуджари. – Надо пойти поздороваться.
Нет, ну надо же! А ведь только что Алине казалось, что хуже уже не будет!
– Это… Это не он… – проблеяла она, сосредоточенно копошась в сумке, чтобы спрятать лицо. – Слушай, я, кажется, пропуск забыла. У нас с этим строго…
– Да нет, точно он! – Пал Семеныч сдвинул брови на переносице. – Я же помню, что был индус…
– Это расизм, пап! Неужели для тебя все индусы на одно лицо?
– Нет, но… – Маститый кардиолог заметно смутился и разгладил усы. – Вообще-то было же исследование насчет идентификации лиц другой расы… Так что вполне себе научно доказано…
– Так и знала. Ты расист. – Алина выдохнула, словно перед ней высветилась спасительная зеленая табличка «выход». – Вместо того чтобы пялиться на этого совершенно незнакомого случайного индуса, ты бы лучше подбросил меня до метро. Сгоняю за пропуском и…
– Никакой я не расист! – завелся Пал Семеныч. – Чтоб ты знала, у нас на факультете учились трое студентов по обмену из Индии и двое из Пакистана! И я, между прочим, никогда их не путал!
– Как скажешь, но мой пропуск…
– Я вообще-то очень даже толерантный! – Отец уже не слышал Алину. Споры были его любимым видом спорта. – И чтобы тебе это доказать, я пойду и помогу ему. – Он положил руку на дверь машины.
– Что?! – опешила Алина. – Как?! Зачем?
– Не видишь, он что-то потерял. Может, его ограбили!
Алина хотела возразить, но, пока она выдумывала аргумент поувесистее, папа уже вышел из машины. Теперь Белкиной оставалось только одно: смириться и взглянуть в лицо своей погибели. Шумно втянув носом воздух – ведь недостаток кислорода снижает устойчивость к стрессу, – Алина вылезла следом. Несмотря на февральский холод, ей казалось, что под ногами у нее не снежная каша, а самая что ни на есть кипящая лава.
– Никто меня не грабил!.. – донесся до Белкиной возмущенный голос господина Пуджари. – Я потерял ключи. Но, может, их и украли… – В эту секунду индус запнулся, увидев Алину. – Ты? Ты же у нас больше не работаешь!
– Погоди, так ты его знаешь? – насторожился Пал Семеныч и повернулся к Пуджари: – Вы ее босс?
– Бывший! – мстительно уточнил тот.
– Алина, что происходит?! – Усы Павла Семеныча воинственно ощетинились.
Ну вот и все. Отец с детства учил ее: «Умей проигрывать». Нет, сам-то он, разумеется, не проигрывал никогда, но всякий раз, выигрывая у дочери в шахматы, затевал свои утешительные нотации о том, что, мол, если не дано тебе освоить умные стратегические игры и твой потолок – шашки, то будь добра, прими этот факт с достоинством. И вот сейчас Алина поняла: настал момент воспользоваться отцовским советом. Приподняла подбородок, будто готовилась уложить шею на гильотину, открыла рот и…
– Вот ты где! А я уже полчаса тут бегаю, ищу тебя!
Спасение пришло откуда не ждали. Глеб выскочил из-за соседней машины так внезапно, что Алина растерялась. Она не знала, чего хочет больше: поколотить его за разрушенную карьеру или обнять за то, что он предотвратил неприятные разборки.
– Прости, пап, мне надо бежать. – Она клюнула отца в щеку. – Это по работе.
Жалкие несколько метров отделяли ее от свободы. Вот столечко, пара секунд, – и больше никаких вопросов. Но нет. Глеб замер как вкопанный, игнорируя ее сигналы и подмигивания, и с интересом уставился на Павла Семеныча.
– Папа? – чертов мажор расплылся в улыбке и протянул руку. – А я Глеб Рудаков.
– Приятно, как говорится, Пал Семеныч. – Отец с энтузиазмом стиснул ладонь Глеба. – Вы с моей Алинкой коллеги, да? Давно вместе работаете?
Алина чуть не застонала. Сейчас Пуджари, конечно, скажет, что впервые видит этого чудика в коротких штанишках и уж точно не нанимал его в «Викрам Фармасьютикалз». И Глеб добавит что-то вроде: «Камон! Зачем ваще работать, надо чилить на вайбе!» Так ведь у этих богатых недоносков принято говорить? Ну и чтобы уж совсем добить ее, Глеб наверняка расскажет забавную историю, как они познакомились и вместе упились в дымину, как накидались неизвестно какой наркотой, и тогда отец поедет в свое родное кардиологическое отделение, но уже не врачом, а пациентом.
– Вообще-то нет, – беззаботно произнес Глеб, и у Алины что-то оборвалось внутри. – Я ее только вчера нанял.
– Что?! – выдали хором Пал Семеныч и господин Пуджари. Да еще так ладно, как будто много раз репетировали.
– Ты не говорила, что сменила работу, – нахмурился отец.
– Я… Это произошло спонтанно… – Алина никогда не была поборницей лжи, но прямо сейчас мысль подыграть Глебу в его фантазиях показалась единственным спасением. Пусть лучше папа думает, что она работает на какого-то сомнительного парня, чем узнает, кто со вчерашнего дня пополнил список безработных.
– Ты ушла к конкурентам? – Пуджари свирепо засопел. – И все это было… Заговор, да? Тебя перекупили?
– Никакой я не конку… – начал было Глеб, но Алина со всей силы вдавила каблук в его кроссовку. На сей раз намек был считан.
– Именно так, – надменно произнесла она и улыбнулась Глебу. – Пойдемте, покажете мой новый офис.
– Так я еще не… – машинально возразил он, впрочем, стоило Алине покоситься на его вторую кроссовку, Глеб резко отскочил в сторону. – Точно! Новый офис. И, кстати, он гораздо круче вашего.
– «Байзер»… – выдохнул Пуджари севшим голосом, и глаза его налились кровью.
Это слово в стенах «Викрам Фармасьютикалз» находилось под строжайшим запретом. Из всех своих конкурентов Пуджари больше всего ненавидел именно немцев. Считал, что они шпионят за ним, крадут его лучшие разработки. Он даже мат на рабочем месте готов был простить нерадивым сотрудникам, но только не упоминание «Байзера». И теперь эта паранойя сыграла Алине на руку. Конечно, репутация предателя ее не слишком радовала, но приятно ведь, когда тебя считают ценным кадром и верят, что крупнейшая немецкая фармкомпания не поскупилась переманить тебя в штат! Да и выбирать-то Алине было сейчас не из чего: либо предатель, либо профнепригодная пьянчужка.
Оставив удивленного отца и разъяренного Пуджари на парковке, она потащила Глеба прочь, пока он не успел наболтать еще каких-нибудь глупостей и все испортить. Признаться, еще вчера она думала, что их следующая встреча непременно закончится поножовщиной, но сегодня он умудрился отчасти исправить свою ошибку. И даже смотреть на его самодовольную физиономию было уже не так противно.
– Спасибо, – пробормотала она, когда отец и Пуджари исчезли из виду. – Считай, мы в расчете.
– Ты ведь в курсе, что я не из этого… Не из «Байзера»? – Глеб подозрительно прищурился.
– Я – да. Но им, – Алина кивнула в сторону парковки, – об этом знать необязательно.
– Понял. Значит, будешь работать на меня тайно. А что? В этом что-то есть. – Он улыбался так часто и профессионально, будто считал, что на него охотятся папарацци. Может, просто привык позировать перед камерами на светских раутах?
– Слушай, работать я на тебя не буду в любом случае. – Она заставила себя глядеть ему прямо в глаза и не обращать внимания на милые ямочки на щеках. – Ни ботинки тебе чистить, ни коктейли мешать, ни что там у тебя еще за вакансия…
– А как насчет топ-менеджера? – Глеб игриво подмигнул.
– Какого именно? – Алина замерла: на мгновение ей показалось, что он и вправду готов сделать ей достойное предложение.
– Это я еще не придумал. Ну, там, директор по маркетингу. Или по развитию. Хочешь, финдиректор… Да что угодно. – Он небрежно махнул рукой, словно перед девицей у шведского стола. Ни в чем, мол, себе не отказывай, крошка, банкет за мой счет. – Только чур не генеральный, им буду я.
– Ясно, – медленно произнесла она.
С такими психами ей еще не доводилось иметь дело. У Глеба была странная манера разговаривать: невозможно было понять, шутит он или серьезен как прокурор. То ли он действительно надумал делать бизнес на отцовские деньги, то ли это какой-то новый подкат. Прелюдия перед ролевой игрой или ролевая игра перед прелюдией – в сексуальных пристрастиях золотой молодежи Алина не разбиралась. И вникать в эту тему в ближайшее время не планировала.
– Давай так, – она похлопала Глеба по плечу, чтобы немного осадить и успокоить, – ты пока придумай, а я поеду домой. Дела поделаю, подготовлюсь к собеседованию… Раз уж должность такая важная, – и она осторожно попятилась к метро.
– Но ты мне даже номер телефона не оставила… – вдруг опомнился Глеб. – Постой, ты что, издеваешься?!
Заметил все-таки. Да что ж за день-то такой!
– Господи, ты же не думал, что я реально влезу в твою авантюру? – Алина хмыкнула и, мотнув головой, развернулась, чтобы уйти.
– А у тебя есть выбор? – Глеб лихо обежал вокруг нее, преградив дорогу. – Я видел в интернете твое выступление на конференции. Не, ты, конечно, отожгла, но тебя теперь никто в здравом уме не наймет. Сама же говорила!
– Есть еще аптеки! Им по фигу, где я отожгла!
– Воу, вот это карьера! – Он театрально развел руками. – Прям головокружительная! «Здрасте, у вас есть наша скидочная карта или социалка?» Да ты, наверное, с детства об этом мечтала!
– Представь себе, нет, – желание выбить из Глеба дурь вернулось с новой силой. – Но благодаря тебе это все, что мне остается! Пусти уже! – Алина попыталась отпихнуть его в сторону, но он схватил ее за руки.
– Не пущу! Слушай, я тут вообще-то пытаюсь все исправить! Я открываю свое ивент-агентство. Праздники, свадьбы, все такое. И мне нужен организатор вроде тебя. Ты ведь разбираешься в бронировании, бумажках и прочей скукотени? Ну вот! А развлекательная часть – на мне! Я даже платить тебе готов вдвое больше, чем этот индус. Правда, сначала мы должны выйти на прибыль…
– Ага, вот как выйдешь, так и поговорим. – Алина стиснула зубы и дернулась. Без толку. Руки у Глеба оказались неожиданно сильными.
– О’кей! Тогда иди к своему отцу и расскажи, почему ты больше не работаешь в «Викраме». – Он зловеще изогнул бровь. – Твой бывший шеф, думаю, здорово повеселится, когда узнает, что я не из «Байзера». – Он наконец разжал пальцы и победоносно ухмыльнулся. – Ну, вперед! Устраивайся в аптеку, на биржу труда, куда хочешь!
Алина отшатнулась, как от пощечины. Зря она недооценила этого мажора! Человек, который привык получать все, что только вздумается, – страшный человек. Сколько раз она видела в магазине избалованных детей, которые катались по полу, верещали, били ногами, лишь бы только получить желанную игрушку! Видимо, когда такие дети вырастают, то из них получается Глеб Рудаков.
– Вот ты… Урод… – выплюнула она.
– И ты мне тоже очень нравишься. – Глеб, казалось, ни капли не обиделся. Любил, наверное, БДСМ и грязные словечки, потому что вид у него был такой, будто весь этот спор его только раззадорил. – Выбирай, Алина. Крутая должность в моей новой фирме, и можешь сколько угодно врать родителям, что ты фармацевт, или…
– Во-первых, я провизор! А во-вторых… Пошел ты к черту! – Алина одернула пальто и гордо зашагала к метро. Потом остановилась и бросила через плечо: – Ну? Мы едем смотреть мой новый офис или как?
– Босс! – Глеб догнал ее.
– Что?
– Не забывай называть меня боссом, – и он сбежал вниз по лестнице прежде, чем Алина успела сказать, как еще она могла бы его называть.
Глава 5
По правде говоря, никакого офиса у Глеба не было. Да и откуда бы ему взяться за одну ночь? Зато был адрес Илоны Ивановны Веригиной, маминой подруги, и Глеб решил коварно использовать Алину в качестве штурмана.
Нет, в приложении маршрут выглядел простым: на метро до Киевского вокзала, оттуда – на электричке до Переделкина. И еще на маршрутке минут десять. Но Глеб уже побывал однажды в общественном транспорте и вновь оказаться в этом человеческом блендере без сопровождающих желанием не горел. Кроме того, эта тетушка Илона наверняка обрадуется, что он скрасит ее одинокое существование, и за это выделит в своем доме уголок под офис. То есть формально Глеб перед Алиной почти не лукавил.
Конечно, трезвой Алина нравилась ему куда меньше, чем на мальчишнике. Она дулась всю дорогу вместо того, чтобы благодарить его и судьбу за роскошный шанс. И все же польза от нее, определенно, была. В подземке она чувствовала себя легко и спокойно, будто родилась где-нибудь на эскалаторе. Уверенно перла через толпу, лавировала по гранитным переходам между бабульками с сумками на колесах, не поднимая взгляда на указатели. Глеб даже хотел сделать ей комплимент, но, во-первых, побоялся отвлечься и потерять из виду спасительное синее пальто, а во-вторых, старался лишний раз не дышать экстрактом депрессии и нищеты.